***
- Какова задача? - Мы должны поменяться местами его пальцы, ноги и руки. А ещё раскроить желудок. - Ты хотел сказать, ты так захотел? - Ха-а, можно и так сказать. - Что сподвигнет тебя перестать это делать?***
На утро у Чжун Ли уже хоть немного было представление о незнакомце. Чайльд Тарталья был родом из богатой семьи, что вела собственный наемный преступный бизнес. В детстве на него было оказано большое влияние, он учился в лучшей школе Лондона до седьмого класса. С этого момента и до двадцати лет история была словно стерта. После двадцати следует информация о том, что он был в армии и долго пробыл во Франции, видимо, что-то там замышляя. В двадцать шесть он вернулся в Японию, но отказался вести семейный бизнес, открыв свой собственный. Какой бизнес, увы, история умалчивает. Интересно, что этому человеку от него нужно? Чжун Ли, пытаемый интересом, даже расслабился. Значит, ему нужно что-то в его положении наркоторговца. Что же, увидимся сегодня, Чайльд Тарталья. Но до назначенной встречи вечером у него ещё были дела. Добираться предстояло чуть ли не до конца города, но Чжун Ли, к счастью или нет, был любителем пеших прогулок. Поэтому, неторопливым шагом он прогуливался по дневному жаркому Токио. На улицах вновь было полно народу. Был понедельник, но улицы все равно были заполнены прохожими. Чжун Ли медленно прошел до станции метро, разглядывая людей. Многие из них были такие интересные. Трансгендеры, мужики переодетые в женщин ходили по улицам. Такая уж страна Япония. На станции он задержался, вслушиваясь в скрип и наслаждаясь прохладой подземного ветра. Но, всё же, поезд прибыл. В метро он почти засыпал, если бы не резкие толчки поезда, от которых он то и дело открывал сонные глаза. Метро уже тут было не лучшим, а после пересадки на другой путь и вовсе древним. Через два часа он вышел на последней станции, теперь стоило прогуляться по окраинным улочкам. Много маленьких домов и пару суши-баров на улицах. Людей почти не было. Автобусная остановка была пустая, повсюду воняло мусором, а мусорные баки были переполнены или забросаны лежачим рядом мусором. Поморщившись от запаха, он пошел дальше. Ему предстояло пройти еще пару кварталов. Завернув в небольшой туннель, он сначала не заметил, откуда капает вода. С потолка протекла труба и вода медленно капала на землю, образуя под собой лужу. Противные звуки капель громко раздавались по всему туннелю и, будто отскакивали от стен. Чжун Ли не сразу заметил, что он тут не один. Возле черной стены туннеля на деревянном стуле сидела девочка. На вид ей было, может, лет двенадцать-четырнадцать. Она склонила голову вниз, и снежно-белые кудри закрывали ее лицо. Она была в белом летнем платье, с черными туфлями и белыми гольфами на ногах. Чжун Ли не сразу разглядел ее в темноте туннеля, но когда увидел, озадачился, приподняв бровь. Подойдя к ней, он увидел рядом табличку с надписью "хватит грустить, улыбайся вечно". Что это могло значить? - Эй, тебе помочь? - спросил он, останавливаясь около девочки со спокойным, строгим взглядом. Ровно до тех пор, пока она не подняла лицо. Её глаза были цвета спелой вишни, и она не постеснялась показать их. Они были и вправду красивые. Её лицо было изломленно в уродской ухмылке. Части лица были оторваны, а губы сшиты в огромную, уродливую, нечеловеческую улыбку. У неё не было зубов. А швы на лице красовались простыми красными нитками. Её глаза цвета крови смотрели прямо на него. И в них красовался лишь один вопрос. Зачем он это сделал? Чжун Ли отшатнулся, испугавшись. И в тот же момент из её глаз потекли слезы обиды. Чжун Ли подумал, почему она не встает. Но присмотревшись он понял. Ноги и руки девочки были поменяны местами. К её правому плечу была пришита левая нога, а к левой ноге рука. Швы той же обыкновенной красной ниткой свидетельствовали о том, что это было дело рук человека. Если после этого его вообще можно было так назвать. Девочка начала что-то кричать, но ее было не разобрать из-за отсутствия языка. Из её глаз потекли слезы, и Чжун Ли не сумел больше находиться возле неё. Он пулей вылетел из туннеля, но не останавливался. Он пробежал так еще примерно два квартала, только после чего смог остановиться. Отдышка не давала выпрямиться, а после увиденной картины его тошнило. Он сел на лавочку возле какого-то подъезда и глубоко задышал ртом. После увиденного ему было плохо и неприятные чувства раздирали грудную клетку. Примерно через полчаса он успокоился и подумал, что стоит извиниться перед девочкой на обратном пути. До назначенной встречи было ещё десять минут. Картина так и не отпускала его. Ему казалось несправедливым такое отношение к человеку, особенно к девочке, которая ничего не сделала. В одно мгновенье мир словно потерял краски и начал казаться нечеловечным. Бездушным. Чтобы мы не говорили про то, что человек более развит, чем любое другое существо, человек, по своей сути, всё равно самое уродливое существо в моральных качествах.***
Иногда, я думаю, даже часто, я разговаривал с одним человеком. Я не знал, как его зовут. Не знал его имени. Но я знал, что он псих. Я знал, что у него яркие синие глаза и рыжие волосы. Я не помню, как мы с ним познакомились и как он меня нашел. Не помню, кто он такой и почему я его слушал. Но я помню, что он говорил страшные вещи. Он говорил, что любил изучать людей. Любил убивать их морально. Говорил, что все люди живут в своем мире и не хотят от туда вылезать, но стоит только разрушить их мир, их решения, выборы и личность, как мир перед ними начинает разваливаться. Им уже ничего не надо, ты же разрушил их розовые очки, - говорил он. А после из человека можно сделать всё, что тебе только захочется. Захочешь одноглазого человека, что играл бы в цирке клоуна - он найден, осталось лишь довести его внешний вид до идеального шута. Не хочешь смотреть на родившегося обычного дауна или инвалида у одинокой матери, что только лжет о том, что любит его? Сделай его красивше. Сделай так, чтобы он всегда улыбался. И тогда подари его матери, быть может, тогда она тоже будет всегда улыбаться. Сделай развлечение из уже несуществующего человека для себя, - говорил он. Заставь их всех плакать или смеяться только потому, что ты этого захотел. То, что он говорил было лишено здравого смысла и человечности. Тем не менее, я никогда не поддавался его тирадам и не слушал, и вскоре он уходил. Вот только... Стоило мне посмотреть в зеркало, я вновь видел его.***
Передав пару пакетов дерьма, Чжун Ли направился вновь к туннелю. Страх сковал его. Ему было стыдно вновь смотреть в глаза девочки, но он понимал, что если не извинится, это его так и не отпустит. Он вновь за последние два дня закурил. Ужас, - хотелось сказать ему, вспоминая изуродованное лицо девочки. И ужас не во внешнем виде девочки. Ужас от понимания того, что это сделал человек. Выкинув сигарету, он втянул ноздрями запах раскаленного под солнечными лучами асфальта. Этот день уже был до чудовищного долгим. Прохлада подземного туннеля встретила его той же сыростью. На стульчике рядом красовалось красное пятно. Рядом никого не было.***
Такаши Мураками, Чойи Бенико, Михо Хирано, Тихо Асима и их картины были красиво выставлены вдоль сада с уже нецветущей сакурой. Рядом были те же скульптуры Такаши и остальных. Алый закат ярко отражал свет на картинах. Все они были восхитительны. Хотя, если бы спросили Чжун Ли, он бы выбрал картины Чойи. Девушки на её картинах были сильные, будто в глазах это что ли читалось. Уставшие, но красивые и сильные. А Чжун Ли, как известно, питал восхищение к сильным девушкам. Её картины были пропитаны верой в себя, что ли? В суматохе рассматривающих картины, а может быть и из-за бокала вина, которое он утащил у раздачи, он не заметил, как к нему подошли. - Чойи Бенико, хм, неплохо. Они тебе нравятся? - Да, а что бы предпочел ты? - Ох, я бы всё же выбрал Хирано, - улыбнулся Чайльд. - Оу. Я не видел в её картинах чего-то цепляющего, но и сказать, что мне не понравилось, не могу. - Картины Бенико обыкновенны, но красивы. Как и следует правилам, её картины красивые, но скучные, я бы сказал. Хирано же показывает полноту фантазии и прелести слития с природой женского тела. - Или же ты просто развратник, - посмеялся Чжун Ли. Картины Хирано не то, чтобы не нравились ему. Они его скорее удивляли своей необыкновенностью. - Как грубо. Заметь, Чойи тоже рисовала лишь девушек. Они посмеялись. - Я так понимаю, смысла мне скрывать, что я не знаю твоего имени, нет? - оскалился Тарталья. - Правильно понимаешь, - хмыкнул Чжун Ли. - Что же, тогда, почему бы нам не прогуляться? Такой дивный сад. Вечер медленно перетекал в ночь. Рассмотрев по нескольку раз все картины, они просто устроились у столиков, где продавали алкоголь. Чжун Ли цедил понравившееся недорогое вино, а Чайльд пил коньяк. Видимо, ценитель. Найти любителя виски было не то, что трудно, это было почти невозможно. Но вскоре он сказал, что вкус отвратен и не стал допивать стакан. Он просто курил. И за пару часов, что они тут просидели, Чжун Ли так и не понял, что нужно от него Тарталье. Тот на прямые вопросы об этом отвечал загадками, но и не говорил прямо, что ему ничего не нужно. Но вскоре Чжун Ли расслабился. Чайльд своим присутствием одновременно создавал и жуткую, но надежную атмосферу. Просидев уже пару часов в его компании, он так и не понял, что это за человек. А такого раньше не было. Чжун Ли мог после первого же разговора с людьми сказать о них то, что даже они сами не знали. Но с Чайльдом это не работало. Он, вроде, был вежливым, но в то же время порой красноречиво, и даже грязно выражался. Он не подлизывался к нему, не умасливал его, был открытым, но и открытым в это же время не был. Он был словно книга на каком-то древнем, непонятном языке. И, вроде бы, вот тебе и буквы и текст и по смыслу где-то догадаться можно, а все равно непонятно. Чайльд говорил о картинах, говорил о том, что знает, чем занимается Чжун Ли, говорил о том, какой любит алкоголь, говорил что-то о картинах в Италии. И ни слова не говорил о какой-то услуге или продаже наркоты. Так же Чайльд явно не сводил концы с концами. Он говорил про то, что у него есть машина и из упоминания было понятно, что не дешевая, но названия он так и не сказал. Одежда на нем явно шилась на заказ и явно дорогим парфюмом веяло чуть ли не за версту. И из всего этого у Чжун Ли был только один вывод. Он в душе не ебет, что Чайльду от него надо. Время пролетело незаметно, сотни людей приходили и уходили с выставки, но они вдвоем все так же неизменно сидели, ведя светскую беседу посреди бара с не самым лучшим и богатым содержимым. Голова после выпитого уже начала кружить и Чжун Ли не ожидал резкого прилива крови к щекам. Он вообще никогда не краснел. Никогда не потел, ни когда пил вино, но, видимо, это было исключением. Так и просидели они до самого закрытия. Группа людей уже убирали картины, когда они еще только выходили за ворота дорого сада. — Тебя подвезти? — спросил хриплый, обкуренный и в то же время высокий голос Чайльда. - А поведешь пьяный ты? Спасибо, воздержусь. - Эй, ну, - Тарталья шлепнул его по плечу. Даже будучи не сильно ниже его ростом он создавал жуткую атмосферу неизвестности своим голосом. А чувство, что за спиной стоит палач упорно не отпускало. - Ты говоришь с профессионалом. Погнали. Тут начала сигналить рядом стоящая bmw 8 черного цвета. Ну твою мать. Какой же ты выпендрёжник, Чайльд. Смех Чайльд говорил о том, что Чжун Ли фактически сказал это вслух. Ну да ладно. Салон машины пропитался запахом солнца и ветра. Это чувствовалось. Чайльд, не сомневаясь в себе ни секунды, крутанул ключ и машина с рыком завелась. Какой чудный звук. Так же не колеблясь ни секунды, Чайльд с чувствами надавил на педаль и машина бросилась вперед. Их обоих откинуло назад под звонкий смех Чайльда и рев машины, что с каждой секундой ускорялась. Чжун Ли даже схватился за сиденье на повороте. Это всю поездку его так колбасить будет? - Не очкуй, на трассе еще круче будет. Чжун Ли было собирался что-то ответить, но скрип шин и рев мотора заглушил все его гневные тирады в адрес Чайльда. Вот подонок, даже ускорился. Но как-никак он был прав. На трассе все возмущения сменились чувствами восхищения. Резинка благополучно улетела с волос, давая им вольность мотаться из стороны в сторону из-за ветра из окон. Чайльд мчал далеко за дозволенной цифрой, обгоняя весь поток машин в одно мгновение и ни разу не уменьшая скорость. Сам он походил на безумца в своей широкой улыбке, пока продолжал гнать. И это чувство... Тоски? Надежды? Оно пропитывало ветром все легкие, оно жарило изнутри внутренности, не давая дышать. Казалось, прямо с этой дороги они сейчас улетят куда-то на луну, оставляя такую скучную жизнь позади. Волосы у обоих растрепало, было нихрена не слышно из-за ветра, который залетал в раскрытые полностью окна машины. Все, кого они обгоняли, принимались сигналить им в след, но Тарталья и бровью не повел, продолжая хрипло, высоко смеяться. С блядкой ухмылочкой он гнал, обгоняя всех на трассе. Остановился Чайльд примерно через 10 минут на конце города. Здесь стоял огромный особняк, с красивыми башнями из черного и белого кирпича. Стоял одиноко. На небе были темные тучи в и так не особо светлую токийскую ночь. Мелкий дождь противно капал на лицо, звук рассекающей молнии грома стал куда отчетливей за городом. Картина со всеми вытекающими была жуткая.***
- Он следит за мной. Он всюду ходит за мной, мам. Он говорит страшные вещи, он сует в мои руки скальпель. Я не знаю, откуда он его взял, клянусь! - Это всё твоя бурная фантазия, милый, погрузись в учебу, тебе полегчает сразу же.***
- Как можно жить, ни разу не улыбнувшись? - Вот и я об этом! Человеку жизненно необходимо улыбаться хотя бы пару раз в сутки. Ты думаешь, что я плохо поступил? - Ха-ха, есть ли смысл спрашивать об этом самого себя?***
Чайльд спал как отрубленный на своем огромном белом диване, так как кровать освободил для Чжун Ли. А тот бодрствовал уже как целых десять минут. Спал он плохо, проснулся рано. А ещё появилось чувство голода. Блин. С громким храпом Тарталья перевернулся на правый бок, засыпая ещё на полчаса. Чжун Ли же тем временем прошел на первый этаж с кухней. А кухня была размером с бальный зал. Вот только.. Выглядело это все дорого, красиво, но не обжито. Будто только что сделали ремонт. Если сковородка была на плите, то лопатку или хотя бы вилку он искал с полчаса, и найдены они были в упаковке за холодильником. Хрен знает, сколько ему теперь ждать Чайльда. Обрадовавшись найденной кофемашине, он даже воспрял духом. Надо же было вчера не то, что нажраться, а просто отключить мозг и прийти спать в стремный особняк к явно не самому ангельскому человеку. - Можешь оставить попытки, холодильник все равно пустой. Я заказал нам пожевать. Вилка полетела прямо в Чайльда под его смех. Утром Чайльд уже не был таким сговорчивым. У него были темные круги под глазами, усталый вид, будто он и вовсе не спал. Ещё он постоянно молчал, будто о чем-то думая. А ещё через некоторое время серьезно посмотрел на Чжун Ли. Тот и не думал, что у рыжего клоуна бывает другое выражение лица кроме полуулыбки. Он смотрел так на него с полминуты, пока Чжун Ли не выдержал: - Чего? - Мне нужен товар, которым ты торгуешь по всей Японии. Мой последний адекватный источник недавно загребли, из адекватных остался только ты, но ты скоро уезжаешь? Все нарки только об этом и говорят. - На сейчас могу дать тебе, у меня осталось пару ящиков. - на самом деле больше, но он Чайльду еще не настолько доверял, чтобы всучить ему десяток ящиков с кокаином. - Нет, я хочу поговорить с тобой. - Чайльд потер переносицу, - Можешь ли ты остаться, если я буду покупать у тебя ящик за девяносто? По глазам вижу, заинтересован, - невесело хмыкнул Тарталья, показывая клыки. - Подумай об этом. Я никуда не денусь, мне дальше Японии идти некуда из-за ареста. Ну, Чжун Ли, выгодное же предложение. - тараторил он. - Хорошо, - спокойно ответил Чжун Ли. Переезжал он только из-за туристов, которые бы могли предложить ему намного больше, но Чайльд явно всех переплюнул. - Когда арест успел заработать? - Ха, шел ночью за девушкой в черном, она не то подумала, мы жили в одном доме, заканчивали работать в одно время и хер ты теперь что докажи полиции, я же в той квартире не снимал, ни хера она не моя, просто к другу. А он ебанутый принимал, его пришли допрашивать, он меня не узнал. И пиздец, потом поругались, он вообще начал ментам говорить, что я за бабой этой следил, под окнами караулил. Чжун Ли поднял брови. Так себе воспоминание. - У меня тоже был арест, только меня тогда подруга отмазала. - Ну-ка? - Вбухал одной шлюхе наркоты, сколько тебе и не снилось, но она за все заплатила. И сразу из-за угла менты. Я думал все, заметут, а потом пришла подруга, начала говорить, что, мол, я с той девушкой встречался, просил ее бросить, поругались и она так много за раз мне на зло заказала. А та и не помнит ни хера оказывается, даже соглашалась с версией которую моя подруга доказывала. - Тебе повезло с подругой. - Чайльд улыбнулся. Да уж, менты из-за угла - он бы тоже сразу обосрался. - Ладно, о деле. Ты правда согласен? - Да, но только после того, как услышу, зачем тебе столько наркоты. - Жрать. - Ты не сожрешь столько за месяц. - Чайльд нахмурился. - Ладно, с друзьями, проверенными, буду делиться. - Да нереально даже десятером сожрать по ящику наркоты. В ящике килограмм 30. - Мы справимся. - Я не верю тебе, Чайльд. - рыжий вздохнул. - Чжун Ли. Лапочка, мне пиздец как нужно десять ящиков ЛСД в месяц... - Но я торгую только кокаином, - заметил Чжун Ли, выгнув бровь. Чайльд посмотрел на него испуганно, а потом сложил голову на руки и скомканно произнес "пиздец, приплыли". - Слушай, - Чжун Ли прикусил губу, рассматривая Чайльда, - вообще если ЛСД много принимать, крыша еще сильней поедет. - Да не принимаю я! У меня бы уже ломка была. - Тогда для чего он тебе? Чайльд замолчал. - Тарталья... - Я болею. Нет, не скажу чем! - И причем тут ЛСД? - Уже не твое дело. И правда, не его дело. Но Чжун Ли только начинал рассматривать реальную личность Чайльда. Только хотел приоткрыть этот занавес, как его тут же с треском задвинули. Ну и ладно, подумал он. Быть может, на этом их маленькое знакомство закончится. Пока из динамиков доносился безвкусный, но, в прицепе, приятный рэп, Чжун Ли медленно тянул портвейн. Теперь его и точно ничего в Японии не держало. Да и надоело, хотелось съездить отдохнуть, посмотреть на Европу, Америку. Из-за Чайльда, испортившего неделю назад настроение, оно было плохим даже сейчас. Он думал, что ему и правда нужно от него что-то кроме наркоты и его положения, так как на кануне вечером он приятно отдавался в общение, был интересным и даже забавным. Не то, когда проснулся и стал мрачным как собственный особняк. Райден хмуро смотрела на него. - Может, нам начать встречаться? - расплывчато спросил он. - Что случилось? Каждый раз, когда тебе грустно, ты предлагаешь мне встречаться. - Прости.. Грустно - не совсем то слово, которым бы описал Чжун Ли свое состояние. Скорее досадно если уж на то пошло. В этот вечер он много выпил, не был разговорчивым и всё время думал о том дне неделю назад. Ему даже начало думаться, что никакой девочки на стуле не было и он сам выдумал ее себе из-за неизвестности с рыжим. Райден вскоре ушла. Они договорились вместе уехать в Европу, немного отдохнуть там, а после рвануть в Нью-Йорк. Рядом с ней чувство досады притуплялось. Раздался рингтон. - Слушаю. - Привет, Чжун, слушай, - в своей привычной манере поздоровался его информатор, - я тут о том Чайльде еще кое-что наковырял. В общем, младший брат - Тевкр - у него был, с большой разницей. Но последние четыре года о жизни мальчишки ничего нету, скорее всего мертв. - Спасибо, Сайли, но мне больше это не нужно. - Как скажешь. Ну вот. Опять Тарталья в голову пришел. И... заговори о дьяволе. - Я уж думал не найду тебя, - хлопнул его по плечу вновь радостный Чайльд и сел рядом возле бара. - Давай поговорим? - Говори. - вот только Чжун Ли мириться не планировал. Прощение еще нужно заслужить. - Прости за утро, пожалуйста. Давай забудем обо всей этой херне, дорогой мой. Больше никакой наркоты, обещаю. Пошли завтра со мной в одно место? - Куда же? - Отрабатывать мое прощение, - улыбнулся Чайльд очень близко у его лица. Падла знал, что его так просто не простят. - Я подумаю. Тарталья лишь посмотрел на него стыдливым взглядом.***
- У вашего ребенка наследственное заболевание.***
- Кто же знал, что оба ребенка больны. И если младший просто был дауном, то старший... - Мам, почему они так смотрят на меня?***
Почему гости считают меня странным? Почему брат боится меня? Почему родители ненавидят меня? Почему он живет в моем зеркале? Почему мне никто не верит?***
Так Чайльд не наряжался даже на свидание с первой девушкой, - вот что пришло в голову Чжун Ли, пока он рассматривал, как Тарталья в темно-синем костюме-тройке, портупее, с растрепанными волосами, галстуком и в военных берцах переходил дорогу навстречу самому Чжун Ли. Спросите его и он смутится, они же выглядят как педики. Один в костюме, другой с плащом на плечах, в таком же костюме-тройке черного цвета и распущенными волосами. Пиздец картина. - День еще только начался, мы только встретились, а у тебя уже по лицу видно, что ты хочешь убить меня. - Мечтаю познакомить тебя с асфальтом. - Ох, не стоит, раньше надобности не было, сейчас тоже. - Ты хоть в курсе, как ты выглядишь? - А что? Все так плохо? - спросил Чайльд, рассматривая себя со всех сторон. - Ты как петух. Во всех смыслах, чувырла. И я рядом с тобой заражаюсь этой аурой. - прошипел Чжун Ли. Чайльд отмахнулся. - Да ладно тебе, пошли уже, опоздаем. Стоило отдать Чайльду должное, места для примирения он находил отменно. Недолго проехав по метро, они почти сразу вышли к зданию с выставкой почти всех птиц этого света. Сначала Чжун Ли отдал предпочтение журавлю, затем колибри, но в итоге и вовсе выбрал красного павлина. До чего красивая птица. Всего лишь взглянул на переливы золотого, красного и розового на его хвосте, а уже такое чувство, будто побывал где-то в Бразилии и сходил посмотреть на их народные танцы. А вот Тарталья отдал предпочтение африканскому серому попугаю и вопрос напрашивался сам. Чайльд был громким, несдержанным, возможно злым и эмоциональным. По крайней мере так казалось. И выбрать такую, казалось бы, непримечательную птицу было странно. Чжун Ли спросил об этом, Тарталья лишь как-то грустно улыбнулся и ответил: - Они долго живут и умеют разговаривать. Одного из них учила человеческой речи Айрин Пепперберг и назвала попугая Алекс. Он прожил 31 год, и на момент смерти у Алекса было развитие речи на уровне пятилетнего ребенка и на уровне двухлетнего эмоциональное развитие. Этим Айрин обогнала других ученых, экспериментирующих на обезьянах и дельфинах. Он умер очень рано, обычно такие попугаи живут больше 50 лет. За день до смерти он был полностью здоров. Последними словами, которые Алекс сказал хозяйке были "You be good. See you tomorrow. I love you." На следующий день Алекса нашли мертвым. Чжун Ли опустил взгляд в пол, испытывая огромную тяжесть на груди. И правда. После этого рассказа он уже тоже не мог выбрать другую птицу. - Только через месяц после его смерти выяснилось, что он умер из-за фатальной аритмии. Всего мгновение и он умер. После Чайльд замолчал, всматриваясь в маленькие глазки попугая по другую сторону стекла. Паршиво стало настолько, что стало трудно дышать, но Чжун Ли не мог не думать об этом. Почему именно у него случилась фатальная аритмия? У того, кто любил так искренне, как не полюбит, наверное, ни единственный человек. "Нужно обязательно найти девочку и извиниться перед ней" - подумал он.***
Остальную часть дня, не смотря на этот момент, мы провели хорошо. Оба мы завороженно смотрели на чистящего перья лебедя. И день этот запомнился мне больше всех за последнее время. Даже картины не давали столько впечатления, как те же лебеди, фламинго и павлины. После Тарталье приглянулся орел и я назвал его тупым качком, но он лишь фыркнул, рассматривая огромный орлиный клюв. А вот мне особенно приглянулся филин. Забавный, особенно когда когтями пытался почесать голову. Простояли мы у каждой клетки и стекла как минимум двадцать минут, дважды обойдя всех. В итоге вышли мы от туда, дай Бог, часа через три. И то обманываю, мы были там куда дольше. - Мы знакомы всего-ничего, а ты меня уже дважды на выставки берешь. Я на них вообще почти не хожу, - сказал я. - Я тоже не часто. Но так уж даты совпали, - пожал широкими плечами Тарталья. Что ж, изначально я ошибся. Заднеприводных мы напоминали только косвенно, сейчас мы с ним больше походили на каких-то ученых в важных костюмах. - А я заслужил прощение? - Почти, - честно ответил я. Чайльд улыбнулся. С этой присущей ему грустинкой, но искренне, по-доброму.