***
Раскинувшись, Чайльд глубоко спал, даже не заметив, что Чжун Ли уже давно рядом нет. Последняя фраза убила всё желание заснуть, оставив лишь тревогу и вопросы. Но одно было ясно как белый день - Чайльд явно не тот, за кого себя выдает. Где же он мог ему наврать? В какой момент начал ложь и закончил правду? Или всё с самого начала было ложью? Умел же, падла, говорить так, что его "открытому" и "веселому" настроению поверил бы кто угодно. В какой момент Чжун Ли забил и не стал следить за его правдой и ложью? В какой момент так доверился ему, что и не заметил кучи несостыковок? Теперь хотелось непрерывно следить за его лживыми, нечестными глазами, ждать, когда хоть на секунду он ослабит бдительность и узреть его настоящего. Такого жестоко и мерзкого. Быстро собрав какие-то вещи, пару доз, документы и деньги, он уже начал собираться, в надежде как можно скорее улететь из страны. Пусть Чайльд и дальше развлекается со своим пиздецом. Уже почти собравшись выходить, Чжун Ли вспомнил про Мэри. Так звали девочку, которая до сих пор не давала ему покоя своими словами и состоянием. Неужели Чайльд и правда мог сотворить что-то столь ужасное? Неужели он и правда настолько жесток и неадекватен? Он осел на стену, не зная, что далее делать. Может, Тарталья имел ввиду не то?.. Но додумать мысль Чжун Ли не успел. Из комнаты раздался шум, будто что-то большое упало на пол. Парень задышал резче, не представляя, что скажет Тарталье, если тот проснется. Тут же из комнаты раздался оглушающий, пробирающий до самых капилляров сердца крик. От страха Чжун Ли просто осел на пол и закрыл рот руками. Он боялся, и не знал, чего больше: гнева Чайльда или его сумасшествия. Он сидел в прихожей у стены, и, казалось, даже не дышал. Крик становился все громче, все невыносимей и причинял огромное количество боли. Но всё это так же породило в Чжун Ли настоящий гнев на Чайльда. - Да хули ты орешь, ебаный чмошник?! - закричал громче воплей Чайльда Чжун Ли. Тот сразу же заткнулся, но всего на мгновение, после чего он начал что-то быстро тараторить. Из комнаты вновь послышался шум, словно Тарталья катался по полу. Переполняли его разные эмоции, будь то гнев и страх. Всецелая растерянность не позволяла взять себя в руки и наконец решиться. Либо остаться, либо уйти. И больше всего Чжун Ли боялся принимать решение. Чжун Ли не мог разобрать его, Тартальи, бормотания из-за собственного сбитого дыхания. Но, всё же, успокоившись, он прислушался и смог разобрать лишь обрывки фраз: "я так хотел извиниться", "это был не я", "не бросали, не бросали". Казалось, Тарталья хватался за начало мысли, но тут же её сменяла другая, и, не успевая разобраться во всем сразу, Чайльд произносил все. Чжун Ли же, просидев на полу в прихожей уже около получаса, отчего-то осмелел и поднялся с пола, продолжая слушать бред Тартальи и приближаясь к своей собственной спальной комнате. Когда он заглянул туда, в полную тьму, Чайльд резко посмотрел на него и замер, ничего не говоря. В следующее мгновение он улыбнулся и, поднимаясь с пола, отряхнулся и произнес дрожащим голосом: - How could i know that the wells of my house would be blown away by a light breeze from the sea? Чжун Ли изначально не понял. На английском он говорил свободно, но из-за резкого переключения не успел сообразить. Глаза у Тартальи горели ярко красным, словно были налиты кровью. Был он растрепанный, как всегда красивый, но такой страшный. В следующее же мгновение Тарталья прижал его к полу. Придавил всем своим весом, и, не медля ни секунды, начал его душить. Лицо у него было злое, бездушное, а в глазах смешинки. - Тут ты и сдохнешь, сраный выблядок. Я убью тебя ещё раз. You will become as ugly as your father. Я обошелся с тобой слишком милосердно в ночь твоей первой смерти. Из-за психоза он мало соображал, потому говорил на разных языках, говорил грубо, несдержанно и до того страшно, что Чжун Ли только и мог, что задрожать всем телом. Он ощущал большие руки того, что с огромной силой придавливали его к полу за горло, и сам он ничего не мог сделать, лишь попытаться вырваться. - Ч-чайльд.. - только и смог позвать Чжун Ли. Кислорода уже катастрофически не хватало. Он не мог выдернуть руки из железной хватки Тартальи. Он хотел закашляться и оттолкнуть его, но не мог. Тот вцепился в него как бешеная змея в мышь. — Остановись... Но вдруг глаза Тартальи в неверии распахнулись. Стало ему дурно, нехорошо, голова закружилась. Он не мог поверить в то, что перед ним не его страшный братик-даун, а Чжун Ли. Человек, которого он с самой первой их встречи поклялся и пальцем не трогать, защищать и любить. Слабостей у Чайльда было мало. Но главной за некоторое время стал Чжун Ли. Этот человек мог принести ему спокойствие одним лишь взглядом. Чайльд ненавидел людей и презирал их, обожал делать из детей-аутистов кукол забавы ради. Был жесток и неадекватен, двуличен и гнил, казалось бы, из самого нутра. Со своей собственной грязью Чайльд не мог смириться, пытался доказать, что он ещё человечен и не умер ещё где-то давным-давно на землях Сомали. Старался как можно больше вводить людей и самого себя в заблуждение. Слыл веселым парнем, тогда как каждому в своей жизни желал скорейшей смерти. Но с Чжун Ли было что-то не так. Этого парня ему хотелось расцеловать, словно котенка, прижаться и сказать своим хриплым, усталым голосом: "Всего секунду. Последи за всеми, кто смотрит на меня, всего секунду, чтобы они не увидели, какой я на самом деле. Уже через секунду я снова стану сильным." Неосознанно Чайльд начал доверять Чжун Ли. Начал желать его теплого взгляда, улыбки, смешинок в глазах, голоса, волос, губ, всего. Безвозвратно и полностью. Изначальная идея быть просто клиентом и торговцем с крахом провалилась еще неделю назад. Его отсутствие расстраивало больше, чем смерть собственной матери. А разочарование в его глазах тем самым утром было нестерпимо. Целую неделю Тарталья пытался оставить всё, как есть, но не смог. Отчего-то он начал жаждать разговоров с этим человеком. Желать его улыбки и красивых, теплых глаз. И в тот день, когда Чайльд решил перед ним извиниться и восстановить их общение, он твёрдо поклялся себе, что не тронет его и пальцем. А то принятие всего несколько часов назад крепко привязало Чайльда к Чжун Ли, пусть и за такое короткое время. Как жаль, что Чайльд забыл, что с ним настоящим общаться нельзя. Никому нельзя. Руки его ослабли, а из глаз покатились слезы. Он сидел и не понимал, как же на месте его уродливого братца мог оказаться самый дорогой ему человек? Чайльд быстро поднялся и начал пятиться назад, в другой угол комнаты. Голова резко начала кружиться, он не воспринимал картину мира и не мог свыкнуться с тем, что хотел убить Чжун Ли. Споткнувшись об стоящую рядом тумбочку, он сильно приложился головой об пол и лег, схватившись за неё. Действия наркоты медленно спадали, отчего ему и было плохо. Но Чайльду не привыкать. Он сидел на тяжелых антидепрессантах всё своё детство, а всю остальную жизнь на игле и различных наркотиках, которые сильно давили на мозг. Чжун Ли резко поднялся и огляделся, сильно кашляя. Он видел Чайльда, видел, как тот рыдал, вцепившись в собственные волосы и отчего-то пришло к нему острое чувство стыда. Ведь Чайльд предупреждал, что с ним тяжело, признался, что психически болен, доверился ему. Не может же Чжун Ли уйти после того как принял его и бросил при первой же появившейся трудности. Прокашлявшись, он медленно, как можно более осторожно подошел к Чайльду и опустился на пол рядом с ним. - Чайльд.. - Молю тебя, уйди и не возвращайся, - сказал тот. Чжун Ли покачал головой и постарался заглянуть Чайльду в лицо. - Успокойся, - говорил Чжун Ли, ложась напротив Тартальи. Тот безостановочно рыдал, глотая слезы. Чжун Ли протянул руку к его щеке, вытирая с них влагу. - Ты просто был не в себе. - Не нужно меня оправдывать, Ли, - Чайльд заплакал ещё больше, но улыбнулся и добавил совсем шепотом, - я едва ли не задушил тебя, я не достоин даже твоего общества... - Чайльд... - Я так ужасен, что не могу уберечь даже тебя от собственных рук. Словно и не я им владелец, - он зажмурился и затрясся, но продолжил говорить, - Всю свою жизнь я был палачом в овечьей шкуре. Выдавал себя за того, кем не являюсь. Но я хочу быть искренним с тобой после такого... - он замолчал. Молчал долго, гнетуще, и только когда Чжун Ли уже собирался его окликнуть, он продолжил. - Ещё в раннем детстве я начал бояться собственного отражения. Оно казалось мне омерзительным, я ненавидел себя за то, что притворяюсь тем, кем на самом деле никогда не буду. Прислуга в нашем богатом доме начала меня бояться. Я мог проснуться посреди ночи и долгими часами рассматривать себя в зеркале, в тени огромной луны. Я не узнавал себя в отражении... Это был не я... Но моему папаше и матери дела до этого не было, они просто забили на меня. Я пытался сказать матери, что боюсь собственного отражения, что боюсь самого себя, но она никогда не слушала. А потом родился он. Тевкр, мой младший брат. Знаешь, каким он родился? Он родился самым уродливым дауном, какого ты можешь себе представить. Он не умел говорить, мочиться как следует, не умел вообще ничего. И они любили его, Чжун Ли. Они любили его, а не меня! Я так старался в той сраной школе для умников в Лондоне, закончил её наилучшим образом... А они даже не задали мне ни единого вопроса про моё состояние и учебу, когда я вернулся домой. Они жили так, словно меня в этой семье никогда и не было. Словно у них нет старшего сына. Словно сын у них был один - Тевкр. Тот самый даун, который бы и при всем желании не смог добиться тех же успехов, что и я. Они любили его, целовали, носили на руках, обожали. Я пытался привлечь к себе внимание любыми способами. Ломал ногу, достигал лучших результатов, истерил на ровном месте. И они каждый раз закрывали на меня глаза. Тарталья замолчал. Слезы на его глазах застыли, а выражение лица выражало ностальгию по чему-то. Посмотрев прямо в глаза Чжун Ли, он продолжил: - Я убил его. Своего брата. Свернул ему шею ночью, пока они все спали. Но когда я пытался вытащить его мертвое тело во двор и закопать, чтобы они точно про него не вспомнили, меня заметил садовник. Сраный дед рассказал всё родителям и они поняли, что Тевкра убил я. Долгое время родители не разговаривали со мной. Мать отвела меня к мозгоправу, и там наконец-то выяснилось, что шизофрения досталась мне по наследству от матери. И зачем, Чжун Ли? Зачем она родила больного на голову меня и дауна Тевкра? Тогда я и возненавидел её. А вскоре мой отец решил отомстить мне за Тевкра. Он отправил меня в армию, на два года, в Сомали. Знаешь, если ад и рай на самом деле существуют, то ад - это именно то самое место. Там, больных разными болезнями людей, я и другие солдаты в роте отстреливали поголовно. Ты не представляешь, Ли, как там ценят жизнь. Совсем не так, как в нашем мире, далеко от туда... - Чайльд вновь задумчиво замолчал. Вспомнились ему больные дети, командир, который каждый день пытался его прикончить. И то, что отправил его туда никто иной, как собственный отец. И, конечно же... - Там я познакомился с одним стариком. Его звали Фрэнк. Он был каннибалом. Он многому научил меня, начиная с самого элементарного — перекроя человеческого тела, до таких страшных махинаций, что обычный человек не смог бы о существовании этого и подумать... А когда отцу, видимо, стало меня жаль, он забрал меня. По сей день мне кажется, что половину себя я похоронил далеко в землях Африки. - И что было потом? - дрогнувшим голосом спросил Чжун Ли и нахмурился. Взгляд его постоянно падал на открытую из комнаты дверь и Тарталью это дико забавляло. - Что было потом? Я вернулся домой и убил собственных отца и мать. Мама знала. Знала, что я так поступлю, но так же как и я хотела умереть. Я не люблю своих родителей сейчас, но я любил их раньше. И я виноват перед ними. Виноват, потому что убил Тевкра, а никакой поступок и в жизнь не сравнится с братоубийством. Она знала, что я убью его, но простила меня за это. И поэтому... я не могу не любить её. Но даже после их смерти я ощущаю жгучее желание придушить весь белый свет. И очень часто у меня не получалось сдержаться. Я воровал чужих детей из детдомов, детских садов и школ, я делал из них уродов, делал из них мячи для вышибал, игрушек и... - пауза, - Знаешь, была одна девчонка. Кажется, Мэри.. Впервые я увидел её на могиле Тевкра. Она, будучи из бедной семьи, собирала с разных могил еду для покойников по наставлению матери, грубо наступала на его могилу, вырывала из неё цветы и забрала все сладости. Когда я прикинулся, что просто прохожу мимо и спросил, зачем она это делает, она ответила: «Потому что мне грустно и я хочу выместить хоть на чем-то свою злость». До чего отвратительный ребенок. Я изуродовал её так, что теперь на лице её вечная улыбка, а если попытается она встать, то тут же упадет лицом прямо в землю. Можешь считать меня кем угодно, Ли, но я считаю, что поступил правильно. Но девчонка жива. Каждую неделю я езжу к ней, чтобы вновь оставить на её теле отвратительную надпись обычными нитями. Её родители уже месяцы ищут её. И я обязательно верну им её. Как только наиграюсь с ней вдоволь. И не смотри на меня так. Я поступил правильно, и она получила по заслугам. Чжун Ли тяжело вдохнул и прикрыл глаза. Голова разрывалась от слов Чайльда, а сердце металось. Хотелось его ударить и уйти от него, а хотелось прижать к себе, словно несмышлёного ребенка и сказать: Всё будет хорошо. Всё обязательно будет хорошо. Мокрыми глазами Чайльд смотрел на него и гадал, какие же эмоции в этот момент испытывает Чжун ли. Хотел ли он убежать от него сию же секунду? Конечно. И Чайльд именно этого и хотел. Чтобы Чжун Ли самолично от него ушел и понял, какая же Чайльд Тарталья на самом деле грязь. Чжун Ли слова подбирал долго, мучительно для самого себя прокручивал возможные события: хорошие и не очень. Но, взяв себя руки, он всё же решился. — Родителям не всегда есть дело до собственных детей, Чайльд.. Да, возможно, у тебя особый случай, но не тебе решать, кого им любить, — грустно ответил Чжун Ли и погладил Тарталью по плечу. Тот шмыгнул носом и обнял его. - И уж тем более не стоит вымешать на других детях свою злость. — Я больше не хочу о них вспоминать... — Я думаю, что тебе в любом случае придётся... Чжун Ли замолчал, обдумывая слова Чайльда. Страх мерзкой змеёй обвивал его горло ещё с того момента, когда Тарталья рассказал про то, как свернул шею собственному брату. Он считал, что такой судьбы больной ребенок определенно не заслужил, но ничего не мог с этим сделать. Он мог лишь принять внутренних демонов Тартальи, успокоить их и увести с собой в могилу. И всё же чутье не подвело его при их первой встрече. Тарталья и правда был очень жестоким палачом, которого не заметить в толпе было невозможно. И сейчас Чжун Ли представлял, как на улицах Чайльд видел детей с родителями, или без, и безжалостно воровал их, издевался над ними просто за то, что они есть. За то, что они напомнили ему что-то ужасное из собственной жизни. Но так же Чжун Ли Тарталью понимал. Была бы у него возможность, своего отца он бы тоже убил с огромным удовольствием, мстя за все избиения в детстве. Понимал как никто другой, потому что его заслуг никто никогда не ценил. В тот самый момент он любил Тарталью больше всего в этом мире и точно так же ненавидел.***
Я почти всю оставшуюся ночь уговаривал Чайльда перестать плакать, пока сам боролся с острым приступом страха. Как бы я не убеждал себя в том, что мне все равно, скольких убил Чайльд, так как сам этим я тоже грешил, мерзкий, до такой тоски скрипучий голос в моей голове продолжал шептать о том, что развернуться и уйти может быть ещё не поздно. Но нет, я уже всё решил. Теперь точно - поздно. И до этого каждую минуту, проведенную в компании Тартальи, я всё больше начинал понимать, что плавлюсь напротив его синих, безжалостных глаз. Смотрели они всегда с хитрецой, немного смешинками, но больше всего, когда его взгляд сталкивался с моим, он был наполнен восхищением. Невольно я каждый раз любовался его глазами и неосознанно начал желать этого человека. Его нежный, влюбленный взгляд подкупал, и только сейчас я понимаю, что с самого начала не смог бы. Не смог бы устоять перед этим человеком. Страх и адреналин, которые так приятно, но липко оседают когда Чайльд рядом, притягивают меня к нему. Душат, но до того мне приятно это чувство... Когда я решил заняться продажей наркотиков, я искал экстрима, страха, того чувства, которое разбавило бы мои скучные, одинокие дни. И экстрима мне хватало в полной мере с головой, пока в моей жизни не появился Чайльд Тарталья. "Твоя жизнь и так до безумия скучная", сказал он как-то. И теперь я могу сказать, что он прав. Моя жизнь действительно очень скучна и однообразна. Продажа наркотиков - ничто, по сравнению с жизнью с Чайльдом. Я знаю это, потому и готов с полной отдачей сигануть в эти дикие, но такие искренние, безумные чувства. Тарталья - псих, и я, видимо, тоже, раз мне так сильно нравится чувство страха, которое мерзко опутывает меня, словно змея, когда я рядом с ним. Хочу. Дико хочу привязать этого ненормального психа к себе, потому что он - палач, самый настоящий демон в овечьей шкуре. А я - жертва, которая с радостью принимает свою роль и со всей страстью отдает вольную над своей жизнью в руки палачу. Палачу, который, несмотря на свою роль, любит свою жертву так же сильно, как она его. Но я не хочу, чтобы от рук моего палача страдал кто-то ещё. Поэтому и жертве в этот момент нужно иметь козыри в руках, чтобы палач не чувствовал себя Богом.***
За городом вновь начался шторм. Высокий особняк, имеющий две башни, доставал, казалось, почти до самых темных облаков, а молния била в самую верхушку, пока он сам, Чжун Ли, курил, опираясь боком на машину Чайльда. Тот, стараясь не смотреть в лицо Чжун Ли, достал из багажника одну большую дорожную сумку, в которой находились вещи наркоторговца. Решили, что некоторое время Чжун Ли поживет у него. "Стесняется", подумал Чжун Ли, когда Тарталья вновь отвел от него взгляд, ведь наверняка за всю свою жизнь он впервые честно высказал всё, что копилось у него на сердце годами. Но Чжун Ли был готов сказать, что это чувство, - что Чайльд ему открылся, - оно подкупало ещё больше, чем его влюбленный взгляд. Они зашли в особняк и Тарталья тут же пошел на кухню, заварить чай. Чжун Ли, продолжая мыслить обо всём, что было этой ночью, содрогнулся при мыслях о Мэри. Сколько же детей умерло от его рук... Но он уже ничего не мог поделать с тем, что простил Чайльда. Простил ему всё: и даже то, что ещё не случилось. И ничего он уже не мог поделать с тем, что на протяжении трех минут пялился в спину Чайльда с мечтательно-влюбленным взглядом. Всё же они ещё ничего не решили. Встречаются ли они? Наверное, ещё слишком рано? Значит, они друзья? Додумать мысль Чжун Ли не успел, как услышал звук разбившихся об пол чашек, выпавших из рук Тартальи. Тот удивленно подскочил и тут же приложил ладонь к горящему от смущения затылку. Чжун Ли всё понял без слов. Подошел сзади и осторожно, так нежно, как только мог, обхватил талию Чайльда, прислоняясь к его плечу головой. - Не плачь...- пытался он успокоить Чайльда, пока гладил его подрагивающие от чувств плечи. - Иначе я подумаю, что ты плакса. Тот совсем тихо, невесело засмеялся. - Прости меня, - сказал он, и когда Чжун Ли уже хотел спросить, за что, тот добавил: - За то, что влюбился в тебя. - Я тоже влюбился в тебя, Чайльд, твоей вины тут нет, я люблю тебя, - сказал он и мягко прикусил мочку его уха. Тот ничего не ответил, лишь сильнее начал плакать. Плакал он тихо, бесшумно, и выдавало его только мокрое от слез лицо и дрожащие от бесшумных всхлипов плечи. Но, через пару минут он, отдышавшись, спросил: - Ты веришь в Бога? - Чжун Ли призадумался, а после недолгой паузы ответил: - Знаешь, мои бабка и дед каждое воскресенье ходят, или уже ходили, в церковь. Утром и вечером они читали молитвы. Но, знаешь, однажды у моего деда отказали ноги. Он не мог ходить и двигать ногами. Бабушка день и ночь читала над ним молитвы, и маленького меня заставляла. Когда я спросил, почему бы не обратиться к врачу, она сказала, что Боженька сам справится и поможет моему деду. - И твой дед?.. - Не знаю, после этого меня сразу же забрала мачеха от туда. Я думаю, что иногда вера слепит. Если и веришь - то и верить нужно со всем уважением, грамотно, а верить спустя рукава - это не вера. И перебарщивать с верой тоже не стоит. Потому я и не верю. - Наверно, ты прав, - задумался Тарталья. - Чайльд, - позвал Чжун Ли и ухватил парня за затылок, разворачивая его зарёванное лицо к себе. - Я люблю тебя. - Я... - замялся тот, но, сухо сглотнув, ответил: - Я тебя тоже, Ли. Чжун Ли нежно улыбнулся и сам прильнул губами к искусанным в кровь губам Тартальи.