Этого не будет

Соби снимал комнату на втором этаже крошечного дома у неразговорчивой старушки — с отдельной лестницей, смешным кухонным уголком, скромная, холодная зимой, но с полноценной ванной. После окончания университета и пройденного испытательного срока на новой работе, Соби мог позволить себе помещение побольше или район получше, мог воспользоваться наследством, чтобы приобрести какое-нибудь жильё, но он оставался здесь. Ему нравился район: рабочий квартал, близкий от железнодорожных путей, складов и рынков, здесь жилые дома встречались реже, чем автомастерские и магазинчики, а баров и кафе было и того меньше, потому после окончания рабочих часов улицы казались совсем пустыми. Люди, что жили далеко отсюда, никогда в эти места не захаживали в праздном любопытстве, а после наступления темноты тут можно было и вовсе никого не встретить на улице. Соби это нравилось, иногда он выходил гулять ночью и бродил у моста, где постройки врезались в заросшие травой пустыри, на которых вместо деревьев возвышались металлические скелеты электороопор. С другой стороны моста, уже через четыре квартала начинались совсем другие места, с парками и детскими площадками, где отступало странное ощущение заброшенности, поглотившей мир и оставившей Соби единственным выжившим на тёмных улицах. Сеймей приходил к нему время от времени, но эти визиты были лишены их игровых взаимодействий, и вовсе не потому, что Соби не готов был делать это в своём доме или его волновало соседство с пожилой хозяйкой, которая, в общем-то, на глаза попадалась только в дни выплат. Просто так повелось. Однажды Соби привёл Сеймея к себе, потому что на прогулке в парке они замёрзли и были недалеко. С тех пор Сеймей иногда приходил без приглашения. Это был странный в своей обыденности ритуал, не привычный для их отношений. Словно они дружили со старшей школы, близко и откровенно, доверительно, и больше ничего. Они порой проводили время вне своих сессий так, что были похожи на самую обычную парочку: гуляли в парке, сидели в кафе, засиживались в квартире Сеймея за чашкой кофе. Разговаривали на отвлечённые темы, делились мнениями и личным, но никогда Соби не было так спокойно, как в эти незапланированные визиты. Тогда они почти не разговаривали — Сеймей играл в онлайн игры на его компьютере, а Соби заваривал чай и читал, лежа на кровати, иногда смотрел, как Сеймей играет. В такие моменты тот казался удивительно нормальным, юным и весёлым. С ним было комфортно. Соби не знал, какое определение можно было дать их отношениям, они никогда не обсуждали подобного, но если Нисею и стоило ревновать, то вовсе не к тем моментам, когда Соби оказывался в руках Сеймея обнажённым и покорным. Откровенности и обнажённости никогда не было в Сеймее в их условленных рамках, но здесь они существовали. Даже если и это всё было иллюзией и игрой, Соби не мог в ней усомниться. Уже темнело рано, к ночи холодало всё сильнее, и стук в дверь казался глухим, будто ветер уносил его, стоило звуку коснуться двери. Час не был бессовестно поздним для визитов, но в такое время могли заявиться только Сеймей или Кио, но яростную долбёжку приятеля в дверь не смог бы утащить прочь и ураганный порыв, а значит вариантов не оставалось. Подходя к двери, Соби вдруг понял, что как будто бы ждал этой встречи, несмотря на то, что они с Сеймеем виделись пару дней назад. Несмотря на то, что в противоположность человечной манере Сеймея, что оттаивал в этих стенах, чувства самого Соби будто исчезали. Он становился чистым, прозрачным сосудом, непоколебимым, терпеливым, просто принимающим гостя, будто призрака. Сеймей вошёл, кивнув вместо приветствия, снял куртку, привычно вешая её у входа, и улыбнулся, мельком скользнув взглядом по шее Соби. Даже дома Соби не снимал бинты, что скрывали синяки и ссадины, которые иногда оставались от ошейника или верёвки. Он не носил настоящего ошейника за пределами их игр, но повязки, скрывающие раны, по сути ничем не отличались от него. Соби не носил на себе других символов принадлежности, Сеймей не дарил ему их и не требовал, но кольцевание произошло само собой. Что могло лучше символизировать власть Сеймея над ним, чем следы причинённой им боли? И с Рицу было так. Часы отсчитывали первый час ночи, но спать не хотелось, Соби смотрел в потолок, вытянувшись на кровати, и слушал редкие клацанья мышкой и быстрые щелчки клавиатуры. — Я уезжаю на стажировку, — сообщил Сеймей, не отрываясь от игры, — на четыре месяца, может, задержусь чуть дольше. Соби ничего не ответил. Вряд ли Сеймей пришёл этим вечером, чтобы сообщить об этом. Он мог вообще уехать, не сказав ни слова, а мог придумать Соби какое-то задание, чтобы даже своё отсутствие превратить в изощрённую затянутую пытку. Его ход мыслей был непостижим, и Соби давно привык не загадывать и не размышлять в их отношениях. — Хочу, чтобы ты присмотрел за моим младшим братом, — добавил Сеймей. — В этом есть необходимость? — удивлённо спросил Соби. — Рицка-кун взрослый и самостоятельный. У него есть друзья, вряд ли он будет сильно скучать без тебя несколько месяцев. Иногда Соби казалось, что он знал Рицку, как собственного младшего братишку, хотя они ни разу не виделись, — Сеймей рассказывал о нём слишком часто. Он не стеснялся делиться тем, как много брат значил для него и какой он был выдающийся и замечательный. Рицке исполнилось уже семнадцать, но Сеймей до сих пор оберегал его и баловал, словно ребёнка. Если Сеймей и умел испытывать живые чувства на самом деле, то они были только для младшего брата. — Ты будешь любить его вместо меня, — сказал Сеймей. Прозвучало странно. Но любовь Сеймея к брату и правда была странной. Сеймей рассказывал, что когда Рицка родился и он впервые взял его на руки, то сразу понял, что этот малыш принадлежит только ему. Он был прекрасным старшим братом — терпеливым, добрым, нежным, он отвечал на все вопросы, защищал от хулиганов, помогал с учёбой. Он купал маленького Рицку сам и укладывал его спать, они часто ходили гулять и проводили время вместе, засиживаясь допоздна, засыпали в одной постели. Рицка доверял ему свои секреты и даже не догадывался о том, что Сеймей не любил чужие прикосновения. Чужие и правда не любил, но Рицка для него не был чужим. И в этом признании его своим Соби мерещилась безграничная жажда обладания. Похожая на ту, что Сеймей испытывал к нему, но всё же иная. Сеймей знал, что Соби готов был отдать ему всё, но не давал ему свободы. От Рицки он хотел похожего — любви, преданности, принятия, несмотря ни на что, несмотря ни на кого — но только путём свободного выбора. Но свободы выбора рядом с Сеймеем быть не может. — Почему не попросишь Нисея? — спросил Соби. — Он же… Соби не договорил, не сумев подобрать нужного слова. Сеймей мягко улыбнулся, бросая задумчивый взгляд за окно. — Нисей ревнует. Боюсь, он захочет обидеть Рицку. Звучало чудовищно, но Сеймей улыбался так, будто злая ревность Нисея его умиляла. Соби не знал, что шокировало больше: то, что Нисей мог сделать что-то мальчишке, не боясь гнева Сеймея, или то, что Сеймей действительно мог никак не отреагировать на подобное. Отношения этих двоих на самом деле немного пугали. — Ладно, но… На самом деле Соби вовсе не было сложно приглядеть за младшим братом Сеймея, его не напрягала перспектива возиться с подростком, по большому счёту ему было безразлично поручение, раз Сеймей так хотел. Но Рицка учился в той же школе, где когда-то учились они оба, это вызывало неприятные мысли. Сеймей развернулся к нему, ловя его взгляд, цепляя и удерживая. — Считай, что это мой приказ, — произнёс он вкрадчиво. — Ты должен слушаться Рицку так же, как меня. И любить его так же, как люблю его я. Ты всё понял? Соби молча кивнул. — Хорошо, — улыбнулся Сеймей. Он потянулся, расправляя затёкшие плечи, выдохнул протяжно и спросил: — Не против, если я останусь на ночь? — У меня одна кровать и нет футона. Сеймей задумчиво изучал смятое покрывало пару минут, будто решая, хочет ли спать с Соби в одной постели или нет, а потом согласно закивал. — Ты прав, — сказал он. — Я пойду домой. Провожая его до двери, Соби никак не мог отпустить мысль: как это, проснуться с Сеймеем в одной постели? Пусть даже в одежде, не деля на двоих одеяло и подушку, не обнимаясь и не касаясь друг друга. Просто смотреть в его сонные глаза и дышать одним воздухом, желая несбыточного утреннего поцелуя. Чудовищно неправильно.