Этого не будет

Соби не пошёл на официальную церемонию, не желая встретить Сеймея или его родителей, он просто гулял по опустевшему школьному двору, рассматривая крошечные розовые лепестки, сметённые в сторону с дорожек, и дожидался Рицку. Он мог, конечно, и не приходить, но показалось правильным решение поздравить Рицку с окончанием школы, к тому же, они давно не виделись. Соби ждал за основным корпусом возле безлюдной спортивной площадки, чтобы не попадаться на глаза покидающим здание бывшим школьникам и их семьям. Приветливое весеннее солнце разрисовывало спортивное покрытие сетчатой тенью ограждения и беговые дорожки казались тёмными и горячими на контрасте с нежными лепестками сакуры, что долетали с главной аллеи даже сюда. Соби провёл пальцами по сетке, волнуя её тень под баскетбольным кольцом. В школьные годы он никогда не был особо упорен в спорте, и дело было не в лени или слабости — его физическая форма оставалась достойной, но Соби не хотел рисковать, снимая одежду в раздевалке перед одноклассниками, чтобы не показать случайно следы на своей спине, а потому решил, что прогуливать уроки физкультуры время от времени, было проще всего. Это стало единственной вольностью, которую Рицу ему позволял, прикрывая перед учителями. Рицка выскочил из-за угла, встрёпанный и пылающий, будто нёсся к Соби со всех ног. Он быстро нашёл его суетливым взглядом и рванул навстречу. — Привет! — выдохнул Рицка, смущённо улыбаясь, и Соби показалось, что парень едва сдержался, чтобы не броситься ему на шею. Соби улыбнулся в ответ. — Привет. — Ты без очков! — Линзы, — объяснил Соби. — А, — понимающе протянул Рицка и замолк. Разговор заглох, едва начавшись, как будто за то время, что они не виделись, Рицка разучился вести беседы со своим взрослым другом. Или так много хотел ему сказать, что было неловко теперь начинать, словно они расстались только вчера. Они общались эти месяцы исключительно скупыми сообщениями, один раз Рицка позвонил, но тот разговор он тоже оборвал быстро, почувствовал, что Соби нужно было время разобраться со своими мыслями и прошлым. А теперь он боялся, что времени Соби хватило, чтобы решить, будто и Рицка тоже лишь его прошлое. — Давай мы присядем и ты мне расскажешь про церемонию, — предложил Соби, Рицка кивнул. — У тебя есть с собой камера? Мы просто обязаны сделать фото в этот знаменательный день. Показалось, что в один момент солнце вышло из-за зыбкой тучки, раздвигая лучами буйную листву высоких деревьев, коснулось макушки Рицки, и тот улыбнулся счастливо и заразительно. Он вытащил небольшую камеру из сумки и, схватив Соби за руку, потащил его за собой туда, где, по его мнению, освещение было более подходящим. Неловкость забылась мгновенно, Рицка болтал, рассказывая про ужасные выпускные экзамены, про неугомонную Юико-тян, которая измочалила его, таская по торговым центрам на прошлой неделе, чтобы выбрать лучший наряд для выпускной церемонии, про поездку в университеты. Рицка хотел стать врачом, он давно выбрал эту специальность, и Соби не сомневался, что его примут в лучшую медицинскую школу. После нескольких совместных фото Соби отобрал у Рицки камеру и заставил того позировать одного, подшучивая над его смущённым выражением лица. Когда они наконец добрались до скамейки в тени деревьев и сели передохнуть, Соби ощущал непривычное счастье от того, что кто-то ждал его здесь, хотя ещё неделю назад он всерьёз решал, стоило ли вообще возвращаться в город. — Где ты был всё это время? — поинтересовался Рицка, лениво болтая ногами под скамейкой. — Ездил в отпуск с Кио, я же говорил. Рицка знал Кио, имел честь с ним познакомиться, когда однажды побывал в гостях у Соби. Поначалу они оба с недоверием отнеслись друг к другу, а когда Кио узнал, что Рицка брат Сеймея, закатил Соби истерику, пытаясь тысячный раз вдолбить тому в голову мысль, что связываться с семейством Аояги было очень дурной идеей. После того случая Кио даже начал шпионить за ними с Рицкой, постоянно пытаясь вертеться поблизости, и наверное, именно благодаря этому переменился в своём мнении. Всё-таки сложно было недолюбливать Рицку за компанию с его братом, потому что они были совершенно разными, как день и ночь, как солнце и тьма. Да и Кио очень уж любил заводить друзей. Поэтому когда Соби неожиданно принял предложение друга отправиться в поездку за художественным вдохновением, он рассказал об этом и Рицке. — И что вы делали? — уточнил тот. — Неужели существует столько музеев, что их не посетить за целых два месяца? Музеев, выставок и художественных галерей на любой вкус и правда в Японии было достаточно, пускай они с Кио и не собирались посещать их все. А ещё храмов, древних святилищ, архитектурных достопримечательностей и природных красот, которыми можно любоваться каждый день, с утра до вечера. По грандиозному замыслу Кио они должны были так и поступить — менять места и окружение, вливаться в новый стиль жизни, изучать искусство и вдохновляться древностью, рисовать, фотографировать. Но большую часть поездки они провели в родном городе матери Соби. У него не осталось там никаких родственников, он не знал, в каком доме она жила и где училась, когда была девочкой, знал только город, но Кио потащил его туда, когда уверился в том, что скучная меланхолия Соби задавит в зародыше весь их артистический отдых. Там они посетили старый храм на горе и кучу ресторанчиков. Вообще, наверное, все заведения питания в городе обошли, от уличных торговцев лапшой и семейных ресторанов с многолетней историей до пивнушек всех мастей и ночной дискотеки. — Существует, — ответил Соби. — Но похоже, Кио гораздо больше интересуется японской кухней, чем японским искусством. Удивительно, но именно это стремление Кио не оставлять его наедине с собой и всегда таскать следом, как на привязи, помогло Соби обрести понимание, что даже если изменить свою жизнь резко и бесповоротно, обрубить все те канаты, что волоклись за ним, привязанные, тяжёлым грузом, останутся нити, связывающие его с теми, кому он небезразличен. И с теми, кто небезразличен ему. — Я рад, что ты вернулся, — Рицка посмотрел на него, и в его взгляде просвечивали крупинки тоски, но всё же больше он выглядел довольным. — Я скучал. — Я тоже, — признался Соби, ласково потрепав его по волосам. — Ты поругался с Сеймеем? — аккуратно спросил Рицка, спустя минуту молчания. — Он совсем о тебе не говорит. — Мы расстались. — Понятно. Похоже, Рицку совсем не удивило и не шокировало завуалированное известие о том, что Соби с Сеймеем были не просто друзьями. Оно, скорее, расстроило его. — Мы с тобой всё ещё можем быть друзьями? — Я навсегда останусь твоим другом, Рицка. Но я не хочу, чтобы тебе приходилось выбирать между мной и Сеймеем, поэтому если тебе будет сложно или неловко общаться со мной, я не стану обижаться или настаивать. — Нет, что ты! — откликнулся Рицка. — Сеймей не запрещает мне видеться с тобой. К тому же, он всё равно скоро уедет и мы с ним будем меньше общаться. Его пригласили на работу в ту компанию, где он проходил стажировку. Сеймей уедет, как только получит диплом. — Вот как. В словах Рицки сквозила грусть. Всё навалилось на него будто сразу: окончание школы и потеря привычного круга общения. Теперь он не сможет встречаться со школьными друзьями так часто, как привык, возможно, переедет из дома от родителей, и Сеймей уедет в другой город. Все словно оставляли его одного, а он оставлял их. Наверняка, Рицке было страшно вступать на этот новый путь в одиночестве, оттого возвращение Соби домой так радовало его и успокаивало. Не хотелось говорить ему банальных вещей о том, что семья его останется семьёй, что в университете Рицка найдет новых друзей, а старые не испарятся в никуда бесследно. Всё это было понятно, но всё равно не облегчало этой мягкой грусти перевёрнутой страницы жизни. Соби притянул его к себе за плечи, обнимая, и чмокнул в макушку. — Прекрати, — завозился Рицка, недовольно сопя, — я не ребёнок, Соби. Соби улыбнулся, отпуская его. — Я люблю тебя, Рицка. — Никакого стыда! — возмутился тот. — Если ты больше не встречаешься с моим братом, это не значит, что можно безнаказанно говорить другим такие вещи. Соби засмеялся. Они расстались с Рицкой у ворот, Соби закурил, глядя на ещё гулявших по территории учеников, делающих фотографии на память и проводящих последний день в стенах школы, будто просто задержались после уроков. Солнце начало катиться к закату, окрашивая окна золотом, а лёгкий ветерок по-весеннему игриво раздувал волосы, разгоняя сигаретный дым. Соби затушил сигарету и побрёл навстречу пустующим закатным окнам. Он постучал лишь формально, очень тихо, не стук даже , а так — скользнул костяшками по двери — и вошёл без приветствий. Прошёл в кабинет, сел на диван и встретил взгляд Рицу всего на мгновение, отвернулся к окну, рассматривая вечерние краски неба с профессиональной задумчивостью, как привык за последние недели. Рицу молчал тоже, рассматривал его, отложив свои бумаги. — Я хочу тебя, Рицу, — сказал Соби, так и не взглянув на него в ответ. — Хочу быть с тобой. Рицу вздохнул и откинулся на спинку кресла, складывая руки на груди. — Похоже, ты совсем не слушаешь то, что я тебе говорю, — покачал он головой. В каком-то смысле Соби и правда не воспринимал его слова, пропуская их через решето того, чего он сам желал или не желал. Последний их разговор не стал исключением. Соби уловил тогда смысл его слов, уложил у себя в голове, но сами слова не запомнил, а посыл будто и вовсе отверг. В память сильнее врезался взгляд Рицу, его дыхание, отзывчивость, его «мы не станем делать этого прямо в прихожей». Насчёт спальни он не возражал. Его руки были гораздо более спокойными, чем нетерпеливые, требовательные руки Соби, холодными, неласковыми, но те руки не отталкивали. — В следующий раз, когда будешь рассказывать, что нам нельзя быть вместе, — отозвался Соби, — не стоит потом раздеваться. Это смазывает результат. Рицу хмыкнул. — Я не дам тебе той любви, что ты желаешь, — произнёс он, кажется, соглашаясь наконец на разговор. — Никогда. — Это неважно, пусть будет без любви, — ответил Соби, его не пугал и не обижал более такой расклад, теперь он впервые был в согласии с собственными чувствами, теперь он слышал за чужими словами что-то большее, чем просто холод. — Но так, как раньше, тоже не будет. Я готов удовлетворять твои желания, но хочу кое-что взамен: нормальные отношения. Настолько нормальные, насколько ты можешь дать, без притворства, без подачек, без пренебрежения. Хочу, чтобы мы были на равных, чтобы ты принадлежал мне так же, как и я тебе, целиком, всегда, а не только по твоему расписанию. Чтобы ты оставался на ночь хоть иногда и приходил на мои чёртовы выставки. Мне это важно. — Сколько требований, Соби, — усмехнулся Рицу. — Добавишь что-то ещё? — Никого, кроме меня. — О, ну это самое простое. Рицу поднялся со своего места, подошёл к окну, сцепляя руки в замок за спиной, закрывая от Соби размазанный по небу огненный сумрак и заменяя его на свой тёмный, монументальный силуэт. Размышлял ли он над словами Соби или давно решил для себя эту задачку — сложно было сказать по застывшему молчанию. В честь выпускной церемонии сегодня Рицу выглядел чуть более изыскано, чем обычно: строгий костюм из тонкой шерсти, брюки, подчёркивающие стройные ноги, галстук с мелким золотым узором, волосы уложены идеально. Блестящие ровные пряди так нежно касались шеи над жёстким воротничком рубашки, будто были созданы из настоящего шёлка, хотелось подойти и прикоснуться к ним, вдохнуть элегантный парфюм и выдохнуть в шею горячий трепет. Но Соби просто сидел, не двигаясь, потому что перед ним лежала бескрайняя возможность исполнять теперь такие свои мелкие желания тогда, когда захочется, а не украдкой, поймав момент у задремавшего с учебником Рицу. Эту возможность он мог получить одним словом, а мог этим словом лишиться её, и независимо от результата он всё равно оказался бы удовлетворён, потому что сделал выбор, которого прежде его лишали. — Мне не нравится твоя квартира, — объявил вдруг Рицу. — Ночевать там на узкой койке у меня нет никакого желания. — Ты живешь в общежитии Академии, тебе ли придираться? Рицу недовольно покусал губу. — Ладно, я буду оставаться на ночь, но не у тебя, — ответил он. — В моём доме. — У тебя есть дом? — удивился Соби. — Конечно. Ты, что же, думал, что у меня, кроме этой школы, ничего нет? Разумеется, у меня есть дом, просто он далеко от города и слишком большой для меня одного, от этого сплошные проблемы. Лучше уж терпеть Нагису за стенкой, чем добираться в город в час пик. — Я и не знал. — Мы проводили там каникулы, когда ты был в младшей школе. Ты разве не помнишь? Соби припоминал что-то такое. Солнечные лучи, рассеянные сёдзи, татами, пахнущие рисовой соломой, стрекотание цикад, не замолкающее ни днём, ни ночью. Он играл во дворе весь день, Рицу запирался в своём тёмном пыльном кабинете, а после захода солнца по стихшей, но всё ещё не уступившей место ночи духоте летнего вечера они шли в лавку за готовой едой. Однажды Рицу даже сводил его в онсэн неподалёку и всё время ворчал о том, какой Соби беспомощный и безнадёжный ребёнок. Они перестали уезжать в отпуск вместе, когда Соби исполнилось двенадцать, и воспоминания о доме Рицу стёрлись из его памяти совершенно, но отчего-то от мыслей об этом месте сердце вдруг начало ненормально ускоряться. — Возьми ключ, — сказал Рицу, роясь в нижнем ящике стола, — я напишу адрес. — Хорошо, — растерянно пробормотал Соби. — Сегодня вечером? — Не сегодня, — поморщился Рицу и потёр лоб, соображая. — Утром мне на работу. Я приеду послезавтра, останусь на выходные. Этого достаточно? Соби кивнул и улыбнулся, глядя на недовольное лицо Рицу. Его покладистость вызывала приятное чувство отмщения за бесконечные отказы в прошлом, хотелось придумать что-то ещё, чтобы просто позлить, но Соби не стал. Мелочность была неважна на фоне того, что Рицу собирался отдать ему на самом деле, протягивая ключи от дома. — И Соби, — строгий голос остановил его, когда он уже собирался уходить, — купи смазку. В прошлый раз было так себе, а я всё-таки не мазохист. — Боже, и это единственное, что ты скажешь мне на прощание? — Повторяю последний раз: если ты надеешься на романтическую чушь, забудь. Этого не будет. С остальным я согласен. — Люблю тебя, Рицу, — ядовито улыбнулся ему Соби. Рицу закатил глаза. — Подойди-ка сюда, — велел он вдруг, и Соби послушно вернулся к окну. Рицу грубо схватил его за подбородок, заставляя замереть и не отводить взгляд. В его глазах клубилась тёмная угроза и душная жажда. То, что Соби носил в себе несколько лет, выплёскивая, выдирая, пытаясь заменить и выжечь, Рицу просто держал внутри. Так же жестоко, как он поступал с Соби когда-то, он поступал с собственными желаниями, сковывая и не давая им воли. Трудно было представить, насколько сильный голод съедал теперь его изнутри. Соби понял вдруг, что не один будет ждать этих выходных с трепетом и страхом, понял, что не один получит в итоге то, чего желает, и что это будет по-настоящему больно и по-настоящему сладко. Позволят ли ему кричать в этот раз? — Тебе всё ещё нужно поучиться уважать старших, — тихий голос Рицу обретал жар и тяжесть, несмотря на прохладу весеннего вечера, юрким ветерком пробирающуюся через приоткрытое окно. Ненормальная дрожь охватила Соби, заставив вздрогнуть всем телом. Лицо Рицу было совсем близко, их губы едва не соприкасались, и дыхание таяло на них, но Рицу так и не поцеловал, лишь завязал в узлы всё нутро своим взглядом настолько туго, что Соби казалось, он не сможет ждать ещё два дня. А потом он отпустил и отстранился. Соби едва смог сглотнуть тяжёлый ком, застрявший в горле, прикрывая глаза от накатившей слабости. — Кстати, я хожу на твои чёртовы выставки, — небрежно бросил Рицу, возвращаясь в своё кресло. — Ты слишком хорош, чтобы пропускать их. С чего ты вообще взял, что может быть иначе?