***
Она догнала Геральта и Лютика в Геммере после четырех долгих дней безостановочной езды на трех разных лошадях. Это была чистая удача, что она остановилась на ночь в том же самом дерьмовом городке, где и они, чтобы придумать план проникновения в Нильфгаард. Прогуливаясь по оживленным улицам, она случайно услышала, как женщины восторженно отзываются о каком-то барде, и это возбудило в ней любопытство. Конечно же, она последовала за ними в захудалую таверну, где, сидя на табурете, Лютик держал публику в плену песней, которую она не знала. Йеннифэр почувствовала присутствие Геральта еще до того, как увидела его. Он появился рядом с ней, волосы были скрыты темным плащом с капюшоном. Его желтые глаза были устремлены на поющего барда. — Не самая лучшая, — пробормотал Геральт достаточно громко, чтобы Йеннифэр услышала. — А у него есть лучшая? — невозмутимо спросила она. Уголок его рта на мгновение приподнялся, и он повернулся, чтобы встретиться с ней взглядом. — Привет, Йен. Иди за мной.***
Уединившись в спальне, Геральт снял свой плащ, пока Йеннифэр осматривалась по сторонам. Определенно, это было не лучшее место для ночевки, но она знавала жилье и похуже. Наконец ее взгляд остановился на ведьмаке, стоявшем перед ней со скрещенными на груди руками. — Почему ты здесь? — спросил он. Йеннифэр приподняла бровь. Он ведь мог догадаться? — Цири, — просто ответила она. — Получила известие, что она была на пути в Нильфгаард. — Ммм. Город неприступен. Магию использовать нельзя, иначе она поднимет все магические щиты, — он разочарованно вздохнул. — Мы застряли. — Значит, она уже там, — с горечью заключила Йеннифэр. — По-видимому, да. Прибыла вчера утром. С Вильгефорцем и другими магами, верными Эмгыру, было бы невозможно добраться до Цири незамеченными или живыми. Она напряглась, когда Геральт сделал шаг в ее сторону, и он замер, заметив это. — Что не так? Молясь, чтобы ее тело немедленно расслабилось, Йеннифэр покачала головой. — Ничего, — заверила она его. Это было похоже на ложь. Желтые глаза Геральта несколько секунд спокойно изучали ее, но он больше к ней не приближался. — Как Тиссая? — спросил он. Вопрос казался совершенно законным, и все же Йеннифэр не могла не задаться вопросом, не вызвано ли его внезапное беспокойство о чародейке тем, что он почувствовал мысли о ней у Йеннифэр. Она прочистила горло и отвела взгляд. — С ней все было в порядке, когда я уезжала из Аретузы. Все еще слаба, но уже лучше. Боги, атмосфера между ними была такой натянутой, что она была сбита с толку. Она любила Геральта, знала, что любила. Он был хорошим, сильным, и любил ее. Но все полетело к чертям в тот момент, когда она поцеловала Тиссаю. Теперь ей неловко было стоять здесь с Геральтом, и Йеннифэр видела, что он знает — с ней что-то не так. — Завтра во дворце состоится публичное выступление, — сообщил он ей, отворачиваясь, чтобы снять рубашку. Йеннифэр заметила, как он вздрогнул, и нахмурилась. — Тебе все еще больно? — Ммм, это ерунда. — Позволь мне, — попыталась она, желая исцелить все, что могла. — Нет, — немедленно отказался он. — Никакой магии так близко от Нильфгаарда. Нельзя рисковать. Она хотела возразить, что может сделать это быстро и что это, скорее всего, не вызовет тревоги, но его сжатые челюсти и решительный взгляд остановил ее. Из своего угла комнаты она наблюдала, как он использовал таз с водой, чтобы вымыть лицо и шею, наблюдала, как капли стекают по его подбородку, горлу и груди. Она сморгнула это зрелище, переключив внимание на свои ногти. — Публичное выступление — это потому, что Эмгыр хочет показать ее всем? Геральт хмыкнул в ответ. Хорошо. Они могли бы с этим поработать, подумала она. — Нам просто нужно, чтобы она увидела нас, — сказала Йеннифэр. — Если мы не сможем вытащить ее прямо сейчас, она все равно должна знать, что мы здесь ради нее, что мы ее не бросили. — Как? — Это Нильфгаард, — отметила она: — А значит, это, несомненно, будет помпезная церемония, которая соберет огромную толпу. С соответствующей одеждой… — Мы могли бы остаться незамеченными, — закончил он за нее. Геральт схватил полотенце, чтобы насухо вытереть лицо. — Хорошо. Когда его внимание снова переключилось на Йеннифэр, он мягко улыбнулся, и она поймала себя на том, что робко отвечает ему тем же. Когда он направился к ней, она позволила это. Когда он заключил ее в объятия, она позволила ему прикоснуться и прижалась к его мускулистой груди. Это был Геральт, напомнила она себе. Она могла спокойно любить его, в нем не было ничего сбивающего с толку. Она закрыла глаза, когда он поцеловал ее в макушку и вдохнул ее запах. Йеннифэр позволила его теплу и силе окутать ее. Объятия длились с минуту, прежде чем Геральт объявил, что ему придется спуститься вниз за Лютиком, чтобы тот не попал в беду. — Останься со мной на ночь, — попросил он ее. Тоска была очевидна в его глазах, и у Йеннифэр скрутило желудок. Ее первой мыслью было придумать оправдание, а второй мыслью было «почему?». Почему она просто не могла удовлетворить его просьбу? Но она знала. Тиссая. — Мне не стоит, — услышала она сама себя. — Я, эм… Несмотря на то, что она была хороша в искусстве манипулирования и умела врать сквозь зубы, как никто другой, в этот самый момент ей ничего не приходило в голову. Чистый лист. Геральт попытался скрыть свое разочарование, но потерпел неудачу, опустив глаза на пару секунд, прежде чем снова посмотреть на нее. Тень пробежала по его лицу, но он кивнул, как всегда, уважая ее выбор. — Очень хорошо. Отдохни немного. Увидимся утром. Он не стал дожидаться ее ответа и в три больших шага выскочил из комнаты, оставив Йеннифэр наедине со своим стыдом и замешательством.***
Позже, тем же вечером, купаясь в деревянной ванне сомнительной чистоты, Йеннифэр размышляла о природе своих чувств к Тиссае. Да, они изменились со времени их первой встречи много десятилетий назад. Однако то, что она поняла за последние несколько дней, было новым. И теперь, когда она по-настоящему задумалась об этом, ей показалось, что, возможно, какое-то время она питала эти странные чувства. Тиссая была… хороша. Она была привлекательной. Одно это слово не могло описать тот магнетизм, который она излучала. Йеннифэр всегда знала об этом. Тиссая также была умна, могущественна и уважаема. Сила, с которой нужно считаться. Она была всем, чем всегда мечтала быть Йеннифэр. И поэтому неудивительно, что она так долго думала, что завидует этой женщине, но теперь вырисовывалась другая картина, и ей стоило бы посмеяться над собой за то, что она была так слепа. Поцелуи приоткрыли то, о чем она и не подозревало, что было спрятано где-то внутри нее. Желание. Не просто какое-то желание, нет, потому что это она чувствовала снова и снова. Желание Тиссаи. Ее внимания, ее привязанности, ее любови. Ее разума, тела, души и сердца. Боги, но осознание всего это было ужасающим. Не менее ужасающим был тот факт, что Тиссае потребовалось почти умереть, чтобы Йеннифэр переосмыслила их отношения и, наконец, признала, что ее чувства определенно были не платоническими. И подумать только, она назвала Тиссаю своей матерью. Она не могла поверить, насколько фальшиво это прозвучало в ее голове сейчас, чуть больше недели спустя. Возможно, именно по этой причине она никогда не сравнивала их отношения с отношениями матери и дочери. Потому что это была наглая ложь, и когда она вернется в Аретузу, то обязательно исправит эту ошибку. Было бессмысленно гадать о позиции или чувствах Тиссаи. Эта женщина была закрытой книгой, настолько глубоко подавленной, что ей, скорее всего, даже в голову не приходило определить свои отношения с Йеннифэр, повесить на них ярлык. Только потому, что Йеннифэр невольно подтолкнула ее к этому, Тиссая относилась к ней как к дочери. То, чего она никогда раньше не делала. Нет, Тиссая всегда была помешана на косвенных признаниях в любви, таких как «я знаю тебя до глубины души, твоя боль — это моя боль» и «Я бы сделала все, что угодно», и даже прозвище, которое она ей дала. Свинка. Насколько Йеннифэр знала, ни одна другая ученица никогда не получала прозвище от великой Тиссаи де Врие. Имело смысл, что она была особенной для Тиссаи. Другой. Теперь Йеннифэр жаждала узнать, насколько другой. Она вздохнула, опуская руки под воду, но ванна уже остыла, и ей больше не доставляло удовольствия сидеть в ней. Она посмотрела на кровать и почувствовала усталость во всем теле. Вероятно, было уже очень поздно, и ей нужно было поспать. Завтрашний день будет опасным, и она должна быть готова к тому, что что-то пойдет не так. Вытершись полотенцем, она голышом скользнула под одеяло. Она постирала свою одежду ранее, и она будет мокрой еще пару часов. Она задула свечи у кровати, и комната погрузилась во тьму. Она боялась, что сон снова ускользнет от нее, но ощущения матраса и подушки было достаточно, чтобы она немедленно поддалась ему.***
В кои-то веки Йеннифэр и Геральт оценили шумную толпу по достоинству. Без сомнения, Лютику это нравилось, но ему всегда нравилось. Для двух его спутников толпа была чем-то таким, чего следовало избегать любой ценой. Для него это означало устроить шоу. Однако сегодня все было по-другому, потому что им нужно было слиться с толпой и не привлекать к себе внимания. Геральт неохотно согласился завязать свои седые волосы в пучок, хотя его желтые глаза выдавали его с головой. Его длинный черный плащ с капюшоном скрывал достаточно, чтобы он не привлек нежелательного внимания. Сама Йеннифэр была одета в свою дорожную одежду, которая высохла за ночь. Ее волосы были собраны сзади в высокий конский хвост, к чему она не привыкла, но сочла необходимым попытаться скрыть свою личность. Лютик, к его чести, купил наряд настолько серый и не вдохновляющий, по его собственной оценке, чтобы никто не узнал знаменитого барда. Йеннифэр закатила глаза, когда он купил брюки и рубашку, но ей пришлось признать, что он выглядел настолько непохожим на себя обычного, что никто даже не взглянул на него дважды. Они были здесь, на площади перед дворцом, прижавшись к толпе, слившись с ней настолько, насколько это было возможно. С того места, где они стояли, им был виден балкон, на котором вскоре должен был появиться император. Сердце Йеннифэр громко стучало у нее в ушах. Пальцы Геральта коснулись ее пальцев, возможно, в попытке схватить за руку, но она не позволила этого. Им нужно было сосредоточиться. Эмгыр появился первым, и гнев Йеннифэр сразу же усилился. Это был тот самый человек, который хотел украсть у нее дочь. Она бы этого не допустила. Однако какой бы гнев ни таился в ней, это было ничто по сравнению с ослепляющей яростью, которую она испытала, когда Вильгефорц появился на балконе рядом с ним. Мужчина был изуродован, это было заметно даже на расстоянии. На его лице появилась самодовольная ухмылка. Этот ублюдок заслужил самое плохое, что с ним случилось. Она должна подавить волну хаоса, которая нарастала внутри нее. Магия сейчас не помогла бы, им нужно было быть невидимыми всем, кроме Цири. Кстати говоря, сердце Йеннифэр учащенно забилось, когда Эмгыр заявил, что законная наследница Цинтры, Цирилла, была среди них и должна была помощь объединить королевства. Она схватила Геральта за руку, когда на балконе появились светлые волосы, сжала его пальцы, когда девушка гордо встала там, рядом с Эмгыром и Вильгефорцем. Затем она нахмурилась. — Это… — Не Цири, — закончил Геральт себе под нос. — Черт. Разум Йеннифэр заработал с перебоями. Кто была эта девушка? Зачем Эмгыру выдавать ее за Цири? Почему Вильгефорц все еще был жив? Боги, она ничего не хотела так сильно, как испепелить его на месте. С элементом неожиданности, она могла бы взять его, она бы поставила на это руку. — Кто она? — решила спросить она, надеясь, что у Геральта будет ответ. — Терин, — сказал он ей. — Одна из девушек, которую Вильгефорц пытался выдать за Цири. Я нашел ее… — В его замке, — перебила она. — Ее забрали из Аретузы. — Ммм. Первой мыслью Йеннифэр было, что ей нужно рассказать Тиссае. Если бы она знала, что одна из ее девочек все еще жива и находится в лапах Вильгефорца, возможно, к ней вернулось бы расположение духа. Возможно, она захочет подраться. Жить. — Она считает себя Цири, — сообщил ей Геральт. — Могущественная магия. — Этот ублюдок, — выплюнула она. Ох, чего бы она только не отдала за возможность свернуть ему шею. — Давай, пошли. Это не Цири, а значит, она все еще где-то там. Бросив последний, долгий, полный ненависти взгляд на Вильгефорца, чье лицо теперь напоминало лицо Риенса, Йеннифэр последовала за Геральтом и Лютиком, быстро уходящими с площади. Позади нее толпа приветствовала и аплодировала тому, что, по их мнению, было началом мира. Она насмехалась над тем, насколько они были доверчивы и неправы. Война только началась.