Гарри Поттер и внутренний голос

Дверь в покои Ужаса Подземелий очень стара и настолько напитана магией, что кружится голова. Створка плавно открывается, я застываю, готовый отступить, сбежать, сообразив, что разбудил учителя глубокой ночью. Вздрагиваю от недовольного возгласа «Что вы там топчетесь, Поттер». И вхожу. Профессор Снейп — без мантии, в длинном и широком домашнем халате. Зелёном с чёрными продольными полосами. Он трёт лицо, указывает мне на кресло и сам садится напротив. Небрежно бросает взгляд в камин, и в нем вспыхивает пламя. Ух ты! Без палочки и без слов! — Это называется «невербальная магия», мистер Поттер. Он словно и не смотрит, но на плечи будто опускается невидимое одеяло, становится тепло и уютно. Согревающие чары? Я подозрительно кошусь на него. Зельевар сидит в кресле так же прямо и невозмутимо, словно в классе за собственным столом. Только вот на уроках на нём не бывает тёплых туфель-шлёпанцев на меху и… Что это белое виднеется из-под халата? Ночная рубашка? Охренеть! Снейп спит в ночушке! — Куда это вы уставились, мистер Поттер? — Красивый халат, сэр. Вам идёт. Снейп задирает тёмную бровь: — Совсем страх потеряли? Мне вдруг становится трудно дышать. Страх. Я здесь, чтобы избавиться от страха. — Я… Простите, что разбудил. Можно попросить зелье? Снейп неподвижен, словно статуя. Он разглядывает меня, будто решает, как лучше нашинковать — вдоль или поперек. Но вмешательства в мозги не чувствуется. Зельевар пока просто наблюдает. — Поттер. Сейчас вы должны быть в больничном крыле. Я лично снабдил лазарет всем необходимым. Почему вы не обратились к миссис Помфри? Кстати, какое зелье вам так срочно понадобилось, что вы осмелились побеспокоить меня в… Темпус… В полтретьего ночи? — У меня… Я не могу спать. Очень хочу, но… Снейп резко подался вперёд, внимательно, но совсем не агрессивно рассматривая меня. — Что происходит? — Мне нужно успокоительное. Сильное. Чтобы не видеть снов. — Кошмары? — уточняет Снейп. Я киваю. Он деловито закидывает ногу на ногу, расправляет на остром колене халат и требует: — Подробности. Только теперь до меня доходит, какую глупость я совершил! Я не могу признаться, что считал Снейпа убийцей. Что тайно предложил Квирреллу стать моим опекуном… Хотя какое дело, по идее, Снейпу, он-то отказался, и я выбрал другого... Ради него пошёл на кражу философского камня. Наврал директору, будто у меня отшибло память. И как мне рассказать, что за кошмары вижу во сне? — Н-ничего особенного, — мямлю, безуспешно пытаясь что-то придумать. — П-просто... Снейп резко отстраняется: — Вон, Поттер. Врать себе я не позволю. Я сжимаюсь в кресле, только теперь поняв, как попал. Снейп не простит мне сегодняшней выходки. С чего я взял, будто у нас уже нормальные отношения? — Простите, сэр, — встаю и плетусь на выход. Так злюсь на свою глупость, что не могу даже как следует рассердиться на Снейпа. А ещё я в отчаянии. Оказывается, я очень надеялся на него, и теперь уже никто мне не поможет... Зельевар молчит, мои руки уже шарят по двери в поисках дверной ручки. Вот и всё. — Поттер, — раздаётся вдруг совсем рядом, и я с невольным всхлипом дёрнулся, заехав рукой о стену, невольно шипя, потирая ушибленный локоть. Снейп навис надо мной, такой странный в своём ярком полосатом халате. Он недовольно скривился, опустил в карман руку и протянул мне маленький флакончик: — Зелье Сна-без-сновидений. Возьмите и выпейте один глоток, когда придёте в спальню. Один, не больше! Иначе проспите сутки или больше. И я никогда не стану помогать вам. Я кивнул. Снейп не бросил меня! В носу защипало. — Эльф, — негромко произнёс зельевар, и раздался тихий хлопок. — Проводите мистера Поттера в лазарет. * * * Остаток ночи и всё утро я сладко проспал, не видел ни кошмаров, ни снов, отлично выспался и, похоже, был готов вернуться в башню Гриффиндора. Миссис Помфри невозмутимо вручила мне пару флаконов, тарелку остывшей каши и поспешно удалилась. Зелья я выпил, кашу согрел заклинанием и только зачерпнул было полную ложку, как по мою душу явился директор. — Гарри, теперь, когда ты отдохнул, мне нужны ответы. Гермиона говорит, что ты шёл за философским камнем, а вовсе не к собаке Хагрида. Это так? Сегодня Дамблдор вел себя иначе. Ни отеческих взглядов, ни увещеваний — только настойчивость, напор и жёсткость. — А Гермиона сказала, что там делала она сама? Синие глаза попытались заглянуть мне в лицо. — Гарри, я удивлён. Неужели сын такой отважной волшебницы, какой была Лили Поттер, будет оправдывать свои проступки, прячась за спиной у девочки? Вот это да! Я разозлился. Сколько можно попрекать меня давно покойными родителями? — Профессор, я не помню моих родителей. Я их не знал. — Но их знал я! Лили бы никогда... — А тетю Петунью, сестру моей мамы, вы знали тоже? — Взгляд директора был непроницаем. Я настаивал: — Вы же говорили, что опекали меня? Присматривали? — Мы с Петуньей встречались, да, — осторожно ответил он. — И с дядей Верноном тоже! Они оба — смелые люди? Профессор терпеливо, как несмышленому, повторил: — Причем тут тётя и дядя? Очень смелыми были именно твои родители. Они не побоялись бросить вызов Темному лорду. Ты должен стараться походить на них. — Меня воспитывали не мама и не папа. Меня отдали тёте и дяде. Вы знали, какие они? Дамблдор нахмурился. — Гарри, они твоя семья. Родная кровь. У нас не было выбора... — Сэр, при всем уважении ... Разве храбрость передается по наследству? Почему все считают, будто я должен быть смелым, как мама, и высокомерным, как папа? Уточнять, кто именно считает меня высокомерным в отца, не стал. Директору, похоже, надоела моя пламенная речь. Он откинулся на спинку стула и достал палочку. — Гарри. Посмотри на меня. Ой. — Не могу. Я боюсь. Когда в голове шарят, это очень больно. — Мне необходимо посмотреть твои воспоминания. — Нет! Тут Дамблдор взмахнул палочкой, и я застыл, не в силах пошевелиться. Он повернул мое лицо, приподнял пальцем веки... — Легилименс. «Сейчас мне будет больно». Директор глядел в упор, я видел голубые честные глаза совсем близко. Голова тупо болела, текли минуты, я смаргивал слёзы, пытаясь не думать и не вспоминать, чувствуя, будто что-то застряло в мозгах и никак не могло протолкнуться глубже. — Ты видел философский камень? Где он, Гарри? Отвечай! Я скрежетал зубами от боли и злости. Затем в памяти вдруг замелькали незнакомые картины: какая-то деревня, невысокие коттеджи, церковь и позади неё — кладбище, густо заросшее и ощетинившееся, точно гнилыми зубами, потемневшими могильными плитами... Мелькали неизвестные мне лица и даже звучала иностранная речь... И вот навстречу шагнула высокая худая фигура рыжебородого мужчины, смутно чем-то знакомого, пробиравшегося вдоль надгробий. Дамблдор вдруг удивленно поднял брови и поспешно покинул мою голову. — Что это было, Гарри? — Не знаю! Я такого не помню! Это не моё! — Гарри, — Дамблдор сжал в ладони моё запястье, — камень у тебя? — Нет! — Но ты его видел? — Да. Когда Хагрид вёз меня в Хогвартс, мы заходили в банк, и он взял там камень. Чистая правда! Не вся, но я не обязан откровенничать. Директор резко встал и быстро зашагал прочь. Шагов через пять он будто опомнился и бросил через плечо: — Поправляйся, Гарри. Поговорим позже. * * * Тем же вечером меня выписали. Мадам Помфри помахала палочкой и разрешила идти в спальню Гриффиндора. Я пришел, когда все были на ужине в Большом зале, разложил пергаменты, собрал сумку, снял и бросил в корзину грязную одежду, влез на постель. Натягивая пижаму, вспомнил рубашку Снейпа и хихикнул. Но затем, повертевшись под одеялом, решил: рубашка, по-видимому, для сна удобнее пижамы. Во всяком случае стоит попробовать купить такую и себе. Школьный эльф принес мне ужин. Каша с тыквенным маслом, стакан сока. Скоро я возненавижу тыкву! Стоило опустошить тарелку, как вернулись наши. Невилл заулыбался и присел на край моей кровати, Симус помахал мне. Рон отвернулся. Оказалось, новостей почти не было. Всё та же школьная рутина, и говорили мы только о предстоящих экзаменах. Я внутренне охнул, поняв, что нужно срочно засесть за учебники лондонской школы, если я хочу поддерживать свою «легенду» в мире маглов. Времени почти не оставалось. Наконец ребята угомонились. Я задернул полог. Удобная штука, как не крути! Когда у меня будет свой дом, заведу светлую спальню и повешу такой же широкий плотный полог. С балдахином, ага. Стоило выяснить, что заставило директора отпустить меня. Я отхлебнул глоток из флакона, что дал мне Снейп, удобно устроился на подушке, напрягся и попытался припомнить, что успел увидеть. Но картинка ускользала, и я уснул. Спалось мне спокойно: зелье работало, Снейп своё дело знал. Наутро эльф Дадли разбудил меня пораньше, отыскал мне в сундуке чистую одежду, пока я мылся, подал сумку и аппарировал нас в библиотеку. К этому времени проснулся только Симус. Рон и Невилл сладко сопели. До завтрака оставался час или около того. Я взялся за книги и успел прочесть две главы вслух, стараясь говорить шёпотом: мало ли кто решит наведаться в библиотеку. Читал я куда лучше, чем в сентябре, но пока недостаточно бегло. Не удавалось выделить главное, кинув пару взглядов на страницу, как виртуозно умела Гермиона. Следовало стараться больше. В столовую я вошел одним из первых и уселся как можно дальше того места, которое обычно занимали Рон и Гермиона. Из чувства противоречия взял вилку и нож, расправил плечи и, вспоминая наставления тёти Петуньи, принялся неторопливо нарезать ровными ломтиками кусочек ветчины. Ни за что не хочу быть неряшливым, как Уизли. Не хочу и не буду. Зал наполнялся. Парни здоровались, а девчонки встретили меня радостными улыбками и тут же обсели. Рон и Гермиона пришли почти последними и, судя по недовольным лицам, чем-то весьма раздосадованными. Справа и слева от меня места были уже заняты Лавандой и одной из близняшек Патил. Увидели меня мирно завтракающим, мои бывшие «друзья» переглянулись. Ну и ладно. Я ничем им не обязан. За преподавательским столом два человека тоже сверлили меня взглядами: Дамблдор и Снейп. Я скромно опустил глаза и продолжил неторопливо есть, между делом развлекая девчонок справа и слева. После сухой больничной каши стол Хогвартса казался роскошным. Директор встал. — Друзья мои! — усиленный Сонорусом голос заставил всех заткнуться. — Хочу сделать важное объявление. Профессор Квиррелл плохо себя чувствует, поэтому уроки Защиты от темных искусств временно будет вести профессор Синистра. Зал загудел. Я изо всех сил всматривался, но никаких особенных эмоций на лицах ни директора, ни зельевара не разглядел. Даже в очках видел очень неважно. Хотя мне показалось, будто Снейп разочарован: нечасто он позволял себе так резко отшвырнуть салфетку. Стало быть, Квиррелла объявили больным. Если же он на самом деле погиб, его никто в школе больше не увидит. Если жив... Нужно будет выяснить, как поживает внутри его тюрбана тот ужасный монстр без носа. Но подходить к нему я не собирался, как бы снова кошмары не привиделись! В любом случае, спрашивать о профессоре у меня оснований не было. Придется молчать и быть очень-очень внимательным. Я мог бы написать в Гринготтс, есть ли у меня опекун и как его имя, но делать этого не хотелось. Оставлю на крайний случай. Зато спросить у домовика Дадли могу без всякого опасения. Гермиона перехватила меня у выхода из Большого зала. — Гарри! Стой, нам надо поговорить! Я как раз шёл в компании Лаванды, обеих сестер Патил (вторая из близняшек, рейвенкловка, подошла к сестре) и Невилла. Объяснений с Грэйнджер я не боялся, но мне вдруг стало жаль расставаться с нашей маленькой группой. Было так непривычно беседовать с кем-то кроме моих обычных спутников, когда никто не перебивает, не орёт и не навязывается. — Пора на урок, Гермиона. Увидимся в классе. — Гарри Поттер! Вернись немедленно! Гермиона оглянулась на Уизли, но тот не собирался подниматься и помогать ей: пришли они поздно, и Рон ещё не наелся. Уроки шли своей чередой. Неуспешный в учёбе с семилетнего возраста, я воспринимал их, словно неизбежное зло. В Хогвартсе, благодаря новым дисциплинам, уроки стали злом полезным; но теперь — иногда, если был готов к уроку, если практика превосходила теорию, — уроки приносили удовлетворение. Не всегда и не все. Иногда. Но такое случалось. Пальцы болели сильнее. К полудню стали опухать запястья, а к ужину ныли кости до самого локтя. Меня тревожило, что ухудшение такое быстрое. Однако лекции теперь были аккуратно записаны самопишущим пером, — Снейп зачаровал его для меня на чужой, безликий, но чёткий и разборчивый почерк. Проблемы настигали меня на контрольных; здесь я безнадёжно отставал. Зельеварение перестало доставлять мне проблемы, а я — ему. Я прочёл учебник до конца, получил несколько консультаций от Снейпа и больше не сидел на его уроке, словно пенёк с глазами. На своё «удовлетворительно» я как-нибудь экзамен сдам. Представляю, как должен был бесить зельевара на первом нашем занятии! Хотя, уверен, его способ преподавания — очень высокие требования, минимум помощи учителя, — не наш метод. То есть, не для полукровок и маглорождённых. Им нужна вводная часть, хотя бы какая-нибудь. Меня беспокоило, кто поможет мне с обучением в школе Лондона. Квиррелл отлично начал, он держал связь с учебной частью, снабжал меня книгами и привозил задания. Я терялся в догадках, кто сможет его заменить. В голову ничего не приходило. Покуда я пил зелья, читал учебники и справочную литературу, выполнял (самопишущим пером) задания и надеялся. На что-нибудь. * * * Гермиона выловила-таки меня одного. Я знал, что разговора не избежать, поэтому специально замешкался в кабинете после истории Магии. Уизли стал в дверях, а Грэйнджер вцепилась в ремень моей сумки. Мы были одни; профессор Биннз впитался в стену, и стало очень тихо. — Гарри, объясни, почему ты нас избегаешь! — потребовала девчонка. — И ещё извинись. — Да! — крикнул от двери Рон. Я сел обратно за парту. Если я сохраню видимость дружбы, эти двое всё равно будут доносить на меня директору, затягивать в сомнительные приключения и мешать учиться. Если я разругаюсь, получу то же самое, но против меня встанут близнецы Уизли. С Роном я живу в одной комнате, он в состоянии доставить массу проблем. Но и тратить свое время них не хотелось. Стало быть, придётся выворачиваться… — За что я должен извиняться? Ты, Гермиона, сумасшедшая! Потащила нас на третий этаж, в запретный коридор, и что? И Рон, и я оказались в больничном крыле! Девчонка от возмущения даже ногой притопнула: — Да как ты можешь такое!.. Да я собиралась за камнем, и скажите спасибо, что позвала с собой. Вы же мои друзья! — Рон, — тут же позвал парня я, — хочешь навестить трёхголового пса? — Ни за что! — крикнул он и подошёл ближе. — Надо рехнуться, чтоб туда соваться! Я удовлетворённо кивнул девчонке: — Слышала? Твои идеи опасны для жизни. Мы с Роном могли пострадать! А если бы чудище сбежало и пошло гулять по школе? Короче. Я больше с тобой никуда и никогда не пойду. Ищи другого дурака на свои приключения. — Ты взял философский камень? — прямо спросила Гермиона. — Это кого ты дураком назвал? — рявкнул Рон. — Не тебя, успокойся. Ты же больше с ней никуда не пойдёшь? А камень я не брал! Там такая мощная магия. Вы ушли, а я в отключке валялся! Я вообще чуть не умер! Вы что, нарочно? Покончить со мной хотели? Рон и Гермиона выглядели настолько поражёнными, что я едва не расхохотался. — Я все поняла! — закричала Гермиона. — Гарри, давай всё будет иначе. Теперь… — Пока мне от вас слишком много проблем. Я иду писать эссе — потому что делаю это очень медленно. Руки болят, помните? И я ушёл. Меня не удерживали. Настроение было мерзким. Похоже, разорялся я зря. Где-то из недр памяти всплыло ёмкое выражение «метать бисер перед свиньями». Ничего-то не поняли ни Рон, ни Гермиона. Но, по крайней мере, мы не поругались. Недолгая передышка. Зато Дамблдор получит отчет, в котором нет ни слова лжи. * * * Вечером, когда я готовился ко сну, прямо на моей постели, за пологом, чтобы остаться невидимым для ребят, появился мой домовик. — Хозяин, — едва слышно проговорил он. — Опекун зовёт хозяина Гарри.