cooking fever

— Тебя подвезти? Чанбин стоял у выхода, прозаично тыча пальцем себе за спину. Хенджин неловко кусал губу, пытаясь придумать что-то вразумительное, но гулко колотившее сердце будто на зло выбивало все мысли из головы. Бин не двигался. Продолжал все так же пилить его взглядом, будто это могло придать хоть каплю уверенности. Хотя могли бы остаться хоть какие-либо сомнения после их разговора? Хван понимал, что нет. Но, приученный к осторожности, он все же боялся. — Ты разве не с Минхо? — Хенджин неуверенно качнулся в сторону подсобки, планируя выключить свет. — Ну да, — Чанбин шагнул за ним следом, осторожно придерживая дверь. — Это что-то меняет? — Не совсем, — смущенно хмыкнув, он нервно почесал за ухом. — Просто он явно устал, а из-за меня вам придется делать круг. — Можешь остаться у нас, — мгновенно предложил парень, довольно ухмыляясь на резко вскинувшийся взгляд. — Никто из нас не будет против. — Не уверен, что пока готов к такому, — Хван сдержанно улыбнулся и схватил свою сумку, закидывая ее на плечо. — Это к чему еще такому, а? — лукаво прищурившись, Чанбин ненавязчиво обнял его за плечи одной рукой. Хенджин тут же скукожился и смущенно потупил голову в пол. — Чего ты там успел надумать? Я предлагал тебе переночевать на нашем потрясном кожаном диване, а ты… — В любом случае, — резко вскинулся Хван. — Я обещал завтра помочь маме с домашними делами. Она ждет меня домой. — Так говоришь, будто бы мы тебя потом не отпустили, — Чанбин надул губы, наигранно возмущаясь, однако буквально в следующее мгновение он вдруг успокоился и серьезно посмотрел ему прямо в глаза. Хенджин не вырывался из хватки. Хоть он и чувствовал себя неловко из-за каждой подобной близости между ними — ему было комфортно. Всегда было, если уж на то пошло. Чанбин был одним из немногих, кто мог читать его настроение и чувства так просто. И, наверное, единственный, кто знал, как правильно с ними справляться, точнее, как себя вести. Он не ломал свой внутренний стержень, не прогибался под его экспрессивностью. Он просто слушал и слышал. Поэтому даже сейчас, когда Хван прятал от него глаза, ему хватило лишь слабо проглядывающихся под кожей желваков, чтобы понять, что тот чувствовал. Что тот не высказал все, что хотел. — Знаешь, — слегка нахмурившись и откинув голову в бок, Чанбин отстранился, прижимаясь бедрами к холодильному ларю. — Чана я знаю очень давно. В несколько раз больше, чем тебя. Никогда не задумывался и не пытался вас сравнивать, потому что это глупо, и вы оба категорично разные, не считая упертости в своих убеждениях, хах. Я хотел сказать, — Бин осторожно протянул свою ладонь к чужой. — Вы никогда не смотрите в глаза, когда пытаетесь что-то скрыть, — Хенджин мягко переплел пальцы с его, чувствуя, как постепенно разгонялось в груди сердце. — И если с ним никакие подобные разговоры не действуют, то ты наоборот раскрываешься только тогда, когда тебе протягивают руку. Хван неуверенно поднял на него глаза. В самых уголках искрились невысказанные страхи и обиды, почти грозились стечь по скулам тонкими дорожками, но Чанбин вовремя ухватил его лицо в хватку теплых и немного шершавых ладоней. Прикрыв глаза, Хенджин чувствовал, как большие пальцы бережно оглаживают тонкую, темноватую кожу прямо под глазами, цепляясь будто узловатыми крючками. Он перехватил его запястья и зажмурился со всей силы. Но не отстранял от себя. Просто удерживал на месте, лишь бы не оказаться без этого иллюзорного румянца на своих щеках, хотя тот уже потихоньку начал ползти на лицо от во всю алевших ушей. — Я поступил ничем не лучше Чана, — Хенджин дрожаще выдохнул, сильнее стискивая руки Чанбина в своих. — Когда все это произошло, я же почти использовал тебя, хен… — Неправда, — тут же возразил Бин, притягивая в объятия. — Это совершенно не так. — Сейчас, когда стал видеть всю картину, я понимаю, что поступил с тобой так же, как это сделал он со мной. И… Сынмин, он сказал все это, а я… Я так долго морил его, в то время как ты совершенно спокойно отпустил все те глупости, которыми мы… баловались… Я вел себя так по-детски… — Никогда, слышишь меня? Никогда, — Чанбин пристально взглянул ему в глаза, прежде чем снова упрятать его в своих объятиях. — Не осуждай себя за эмоции, которые испытываешь. Они часть тебя, часть твоего внутреннего мира. Они неразделимы с твоими убеждениями и мыслями. Реагируя на что-либо, ты просто показываешь свою честную позицию, неприкрытую… Чувственную и до того очаровательную, что я просто запрещаю тебе стыдиться за все то, что чувствовал. В этом нет ничего плохого. У каждого из нас свой путь. Я ведь тоже обижался на него, и тоже долго переваривал случившееся. Это был его выбор, но это и не делает его плохим. Если его суждения расходятся с моими — это ничего страшного, правда. В мире гораздо больше ужасных поступков и вещей, так почему я должен уничтожать из своего сердца палисадник, который он сам во мне возвел? — Чанбин грустно хмыкнул. — Поэтому я перестал сердиться и отпустил. А сейчас, когда он созрел, я готов впустить его вновь и позволить вырвать каждый сорняк собственноручно. Теперь, когда он искренен, это единственное, что имеет для меня значение. Ты же сам знаешь, какой он человек, да? — Да, — тихо всхлипнув, проронил Хенджин. — Знаешь, я бы так не отреагировал, если бы не чувствовал себя… недостойным. Оно, знаешь, — стукнув себя по груди, Хван трепетно заморгал, мельтеша мокрыми ресничками. — Сидит вот здесь и никуда не уходит. Постоянно чувство неудовлетворенности. Знание, что я мог бы сделать лучше, поступить по-другому. Ощущение, будто я никогда не делаю достаточно, чтобы быть любимым и значимым. И когда он хотел убрать меня, словно какую-то ненужную вещь, я… Я так разозлился, — Хван вытер пару слез ладонью и глянул на Чанбина исподлобья. — Удивительно на самом деле, что не сломался. Это была моя попытка доказать ему и себе, что я выше этого. Что это не определяет меня как человека. Но даже спустя столько времени я до сих пор думаю об этом так, будто это я не смог, а не он. И даже когда он сам мне в этом признался, я не смог сдержать слез от осознания, что мучил всех столько времени, и себя в первую очередь. Я так зависим от чужих эмоций и чувств, что, кажется, не смогу вынести всего этого. Что, если в глазах кого-то из вас я буду таким же недостойным, каким выгляжу в отражении зеркала? — Ох, Джинни, — тяжело вздохнув, Чанбин с усилием пожевал губу, пытаясь переварить сказанное. — Каждое слово — ножом по сердцу. Если бы только можно было показать, каким ты выглядишь в одних лишь моих глазах, я бы отдал за это все деньги мира. Но знаешь, тебя не должны волновать мои мысли на этот счет. Все идет только от тебя, — он осторожно и ласково коснулся пальцами его прямо под сердцем, прошибая грудь невидимыми иглами. — Только ты можешь знать — достоин ли ты чего-либо. Именно твои мысли важны в этот момент. И до тех пор, пока ты не сможешь искренне полюбить свое огромное, просто потрясающе чувственное сердце, ты не сможешь увидеть то, как на самом деле все на тебя смотрят. А я вижу, как они смотрят. С какими восхищением и маниакальной завистью. Эта неуверенность лишь сковывает твой потенциал. Убивает твою возможность стать тем, кем ты хочешь. Ты боишься ошибиться и не оправдать чужих ожиданий, но подумай в первую очередь о своих ожиданиях. Чего хочешь ты? — Я… чертовски сильно хочу тебя сейчас поцеловать, — Хван медленно моргнул, завороженно опуская взгляд на чужие губы. — Так, — Чанбин сдержанно улыбнулся, слегка приподнимая брови. — Почему ты ничего не делаешь? — Боюсь, что ты меня оттолкнешь, — честно признался он. — А ты попробуй. Вдруг, нет? Выпрямившись в объятиях, Хенджин неуверенно провел рукой по его шее. Пальцы проскользили по теплой коже, задевая темные кудри у затылка. У него дрожали веки. Дрожало собственное сердце, будто пытавшееся пробиться сквозь его грудь в чужие руки. Чанбин лишь осторожно поглаживал спину, никак не подгоняя. Искренняя ласка в его глазах лучилась будто застывшая карамель — сладкая, приторная до того, что сводило челюсть. И Хван двигался будто по наитию, вслед за дыханием, рассекающим пару десятков сантиметров между ними. А стоило темным и густым ресницам Чанбина торжественно опуститься на порозовевшие щеки, Хенджин вздохнул поглубже, будто перед погружением в воду. Целовать Чанбина оказалось очень правильно. Задушенный вздох прошел будто сквозь него. Хенджин разнежено простонал упорхнувший из груди страх быть отвергнутым, когда Бин торопливо притянул ближе, сдавливая пальцы на пояснице. И все в одно мгновение показалось таким глупым и смешным. Все его опасения и искореженные мысли исчезли будто утренний туман, облепляя тонкой пленкой легкие. Исчезли с глаз, оставляя лишь горьковатое послевкусие упущенных возможностей. И Хван постепенно признавал правоту Чанбина, когда перед глазами мимолетно проскальзывало собственное спонтанное признание Феликсу, закончившееся чем-то особенным. И сейчас происходило нечто особенное. Гораздо более особенное, чем когда-либо. Оно сливалось не только с пестротой чувств, изматывающих сердце до предела, но и чистым сознанием, будто впервые сделавшим глоток морского бриза, оседающего на корне языка солью. Он начал новый путь. С губами Чанбина на своих, с его мыслями в своей голове и чем-то необъемным, но таким важным. Одухотворяющим. Чужое покашливание со стороны в одно мгновение схлопнуло все волшебство момента. Но Хенджин не был сильно расстроенным, потому что если бы это продлилось чуть дольше, его бы просто разорвало от мандража. Минхо стоял, упершись в стену, с очень наглой ухмылочкой. Его взгляд неторопливо гулял от одного к другому, иногда стреляя в сторону биновых ладоней, все еще сжимающих талию Хенджина. — Даже одного дня не продержались, — он показушно закатил глаза и подошел чуть ближе. — Ты вообще фальстарт устроил, — пожурил его Чанбин, притягивая голову Хенджина к себе на грудь. — Если бы ты видел его растерянную мордашку, ты бы меня понял, — Минхо запрыгнул на ларь и придвинулся к ним. — Мне надоело ждать в машине, и я решил посмотреть, чем вы тут занимаетесь. Как оказалось — времени зря не теряете, — Ли вновь ухмыльнулся, опуская голову на уровень с лицом Хенджина. — Ну что? Не обкусал тебе губки? — Не-а, — смущенно откликнулся Хван, пряча лицо за собственным сжатым на чужой груди кулаком. — А мне вот все грозился, что и живого места на тебе не оставит, только появится возможность, — захихикав пролепетал парень, тут же щелкнувший щелбаном завозмущавшемуся Чанбину в лоб. — Между прочим, — Бин показательно поднял один палец вверх. — Не я инициатор. — Скорее провокатор, — тут же вставил Хенджин и широко улыбнулся, услышав громкий смех Минхо. — Ну тут ничего нового я для себя не узнал, — честно поделился Ли, запуская руку в светлые волосы Хвана. — Но вообще, ради приличия, могли бы и меня позвать. — Извини, у нас до этого был сеанс психотерапии, — фыркнул Хенджин, подставляясь под чужие касания. — А ты не знал, что у меня тоже неплохо подвешен язык? — Правда? — Правда. — Покажешь? — Эй, — возмущенно встрепенулся Чанбин. — А я что? — Что? — Минхо игриво моргнул ему в ответ и скользнул ладонью Хвану на щеку. — Тебе можно, а мне нельзя? — Ты нас прервал, и мне не хватило! Знаешь же, что я мечтал прикоснуться к его губам с того самого дня, как увидел! — Ох, Бинни, — томно проворковал Ли, второй рукой почесав его под подбородком. — Конечно знаю. Но у меня завтра, как и у тебя, очередной рабочий день. Так что давайте закругляться. Никто же не отменял прощальные поцелуи? Забыл, как мы практиковали это с Нини? — Это всегда заканчивалось большим, чем поцелуи, — закатил глаза Чанбин, но лучезарно улыбнулся от теплых воспоминаний. — Могу побыть вашим голосом разума и остановить, когда нужно будет, — неуверенно пролепетал Хван и словил сразу два хищных взгляда. — А выдержишь ли ты? — тихо пробормотал Минхо, коршуном впиваясь в розовеющие щеки. — Вот и узнаем, — с робким интересом во взгляде ответил Хенджин.