***
Еще через неделю жизнь, видимо, решила меня испытать. Основная масса тестов все еще шла, и впереди мой класс ожидала сдача нормативов на физкультуре. Сдача нормативов — это трудоемкая задача для не самых спортивных людей. В прошлой жизни я относила себя к ним с лихвой. Вспомнить хотя бы, как часто я ловила мяч лицом и как тяжело мне было быстро бежать после свистка. Раньше физкультура была моим нелюбимым уроком в школе, а тут я вдруг поняла, что у меня все хорошо получается. Поняла я это лишь по тому, как быстро пробежала стометровку, даже не устав к концу. Это был бег на длинную дистанцию, и я всегда его ненавидела. Здесь же мой результат вошел в тройку лучших среди девочек, что не могло не удивить. В качании пресса было то же самое, как и в прыжках в длину. И это меня поражало, потому что со сменой тела менялись и его возможности. Прошлая Икеда Касуми занималась спортом? Все нормативы я сдала достаточно хорошо, чем не могли похвастаться некоторые мои одноклассники. Сенсей по физкультуре был достаточно миролюбив, поэтому предложил на следующем занятии разделиться на четыре команды и сыграть в волейбол. Победившая команда получит зачет по всем нормативам, даже если кто-то не дотягивает. Так мы достаточно быстро разделились на четыре группы, и я обнаружила себя в команде с Савадой Тсунаёши. По нему было уже видно, что он очень переживает, держит руки за спиной и нервно оглядывается. Когда его вызвали в команду в уже сформировавшийся круг, он пришел к нам с заранее виноватой улыбкой и словами: «Ребята, я с вами, простите…». Эти слова членов моей команды нисколько не успокоили, но меня — поразили. Насколько же сильно нужно не верить в себя, чтобы с таким настроем идти в игру, которая даже не началась. Савада Тсунаёши был тревожным типом. Но кроме того, еще и сильно переживал из-за своей эмоциональной натуры, что доставит неудобство другим. — Вот черт, — недовольно прокомментировал коренастый парень из нашей команды. — Бесполезный Тсуна станет нашем слабым местом. Мы расположились по одну сторону зала, разойдясь по своим позициям. Так получилось, что Саваду отправили стоять сзади, а я стояла рядом, но слева. Справа от Тсуны — тот самый недовольный парень, кажется, его звали Инумаки. И, видимо, из-за этого, Савада совсем упал духом и стоял, вжав свою голову в плечи. Все было устроено так, чтобы слабое звено могли защитить с разных сторон. Я — слева, Инумаки — справа. Первый мяч был подан нами и вполне успешно, и так продолжалось несколько раз, пока нашу подачу не отбили, и мяч стремительно полетел на Тсунаёши, который вместо того, чтобы сделать два быстрых шага вперед и его отбить, положил руки на голову, стараясь защитить себя. Я добежать не успела, Инумаки и другие члены команды — тоже, и нам этом удача стала от нас отворачиваться. На этих моментах Инумаки стал ругаться на Саваду, чем пугал того сильнее. Тсуна виновато улыбался и говорил: «Простите меня, пожалуйста!», но его постоянные извинения, характерные выкрики страха «и-и!» и другие непонятные телодвижения, чуть не сделали нашу команду проигравшими в первом этапе. Мы закончили с отрывом в два балла, и все-таки прошли на дальнейшую игру. После объявления промежуточных результатов, Инумаки зыркнул на Саваду и дал тому понять, что бездействия от него не потерпит. Я видела, как неуютно было Тсуне, и мне было его искренне жаль. Клеймо «Бесполезный», абсолютно неспортивный, не успевающий по учебе, без веры в себя и свое будущее. Со всех сторон ему говорят «ты ничего не можешь». Разве это не грустно? Когда там уже появится Реборн и отправит в Тсунаёши пулю «Я-все-могу»? Следующий раунд мы с другой командой шли вровень, но они выбрали стратегически правильное решение, и старались изо всех сил направлять атаки на Саваду. В конце концов, у них это получилось, и мы проиграли. Для меня все было достаточно спокойно, но вот Инумаки и остальных членов команды это сильно задело. Соревновательный дух сильно их захватил, поэтому свою злость они предпочли сорвать на избранном козле отпущения. Догадаться кто им мог быть — труда не составило. — Ты был ужасен, — Инумаки толкнул Саваду в грудь ладонью. — Тебе надо было сказать, что ты болеешь, Савада, чтобы не мешать нашей команде. — По-простите, — нелепо проговорил тот, пятясь назад. — Я… я не хотел! Честно! Мне очень жаль, что так вышло! — А мне жаль, что такое бесполезное существо учится со мной в классе, — нажал Инумаки, и тут мне стало не по себе. Наша игра закончилась, и я стояла в стороне и пила воду. Инумаки с компанией стояли недалеко от меня, в их разговоре я не участвовала, но все слышала. Я знала, что это всего лишь аниме. Окей, возможно, это какой-то альтернативный мир, в котором это аниме существует, и я стала его частью, и подобные события нормальны для сюжета, нормальны для жизни Тсунаёши. Возможно, он к этому привык, и для него такое поведение не что-то новое. Но почему меня это так задевает? Почему я чувствую себя так плохо? Я закрыла свою бутылку воды, а потом опустила ее на лавку, повернувшись лицом к парням. Те были заняты словесными разбирательствами с Тсунаёши, поэтому на меня никто внимание не обращал. Я же боролась с мыслями помочь Саваде или не помочь. Что думал Раскольников? «Тварь я дрожащая или право имею?» Конечно, сложно сравнивать мое желание помочь с каким-то подвигом или наоборот преступлением. Для того, чтобы вступиться за одноклассника — не нужно столько храбрости, сколько для того, чтобы зарубить старушку топором. И за свое решение я максимум получу — неодобрение со стороны одноклассников. Когда ты идешь против толпы, тебя всегда ждет неприятная ноша и осуждение. Если, конечно, ты не Хибари Кёя. Может быть, Хибари поэтому не связывается с толпой, потому что не согласен с ее ценностями и поступками? Я не знаю, но я и не ГДК, чтобы быть сильной и не бояться осуждения. Я его все еще боюсь, несмотря на то, что эти люди ментально младше меня. Человек — социальное существо. Но что толку бесконечно рассуждать над этим, когда решать нужно сейчас? Помочь Саваде — это значит, вершить свою правду, но в то же время это значит — пойти против толпы. Серьезно, я не видела, чтобы кто-то еще хотел ему помочь. Я мельком глянула вокруг, и тут обнаружила для себя интересный факт. Интересный — потому что подобное казалось мне… удивительным. За разгорающимся хейтом в сторону Тсуны наблюдала и Киоко! Моя одноклассница, самая симпатичная девочка в классе, на которую пускал слюни не только Савада, но и остальные парни. Она всегда была со всеми мила и добра, и сейчас тревожно смотрела на Саваду и Инумаки, сидя подальше от них на лавке. В классе несколько раз я замечала на себе взгляд Сасагавы Киоко, в такие моменты я всегда оборачивалась и пыталась понять, что ей нужно, но всякий раз понимала, что смотрела она не на меня, а на Саваду. Ее теплые взгляды были адресованы Тсунаёши. Он ей нравился! И несмотря на это, она не предпринимала сейчас попыток как-то изменить ситуацию, потому что… А почему? Помочь Саваде — значило встать против толпы, вершить свою правду, но и значило — вклиниться в сюжет. Что если моя помощь будет, как взмах крыльев бабочки, который может привести к самым непредсказуемым последствиям? Может быть, эта ситуация дана Саваде специально, а сейчас ему помогу и испорчу какой-нибудь важную сюжетную линию? Я думала над этим еще секунду, а потом сама почувствовала, как злость просыпается внутри, но уже на саму себя. Я только и могу, что рассуждать, анализировать и сражаться внутри себя. Но чего я боюсь? Осуждения людей? Нет. Изменения сюжета? Скорее всего, тоже нет, я не главное действующее лицо. Тогда чего я хочу? Я хочу помочь. Почему? Потому что я считаю это правильным и потому что нет ни одного человека, кто это мог бы сейчас сделать это вместо меня. И почему я пытаюсь найти для подобного простого действия какую-то значимую причину? Достаточного того, что я просто это хочу. — Эй, Инумаки! — крикнула я звонко, и тот оторвался от Савады и глянул на меня. Инумаки выглядел разозленным и держал Саваду за ворот футболки, перед этим что-то внушая тому в лицо. Тсунаёши был бледным и испуганным, но он тоже повернул голову в мою сторону, и я увидела в его глазах смесь страха и удивления. — Хватит, — сказала я, не делая шага в их сторону. — Давайте сбавим градус агрессии? Может, побить грушу, Инумаки, а не вымещать злость на слабом? — А ты чего лезешь, Икеда? — раздраженно процедил он. — Думаешь, если побыла старостой, имеешь право теперь мне указывать? Вот это уже было интересно. — О, а ты точишь на меня зуб, потому что замещать старосту дали мне, а не тебе? — улыбнулась я. — Так вперед! Думаю, тебе будет интересно познакомиться лично с Хибари Кёей. Только если научишься контролировать свои эмоции, а то придется выносить тебя ногами вперед, — пошутила я. — Давай не будем выяснять отношения, и просто закончим это представление? Если ты думаешь, что запугивая Саваду, ты чего-то добьешься, то я спешу тебя разочаровать — после твоего воспитания, Савада вряд ли улучшит свои спортивные навыки. Не трать силы зря. — Не лезь не в свое дело, — фыркнул он, но Тсунаёши оттолкнул. Тот ударился спиной о стену, зажмурился от неожиданности, но не упал. Инумаки недовольно на меня обернулся. Я тоже была недовольна. Не люблю спорить и отстаивать свою позицию, как-то нажимать на людей и пытаться выступать миротворцем в подобных ситуациях. Конечно, у меня было ощущение, что я боролась за свою правду, и правда моя подтверждалась моральными нормами, но осадок остался. Вздохнув, я подошла к Тсуне и спросила: — Тсуна, как ты? Тот взволнованно проговорил: — И-Икеда-чан, не… не стоило! Спасибо, что ты вступилась за меня, но… я боюсь, что у тебя могут быть из-за этого проблемы. Его голос был неуверенным, но искренним. И смотрел на меня Савада своими большими и благодарными глазами. И в тот момент я поняла, что все сделала правильно. Мне хотелось помочь, и я помогла. Что ждать ответа от этой жизни? Важно, что сама жизнь ждет от меня. Отношение Тсунаёши подняло мое настроение, поэтому я отмахнулась. — Не переживай! Все в порядке. Думаю, Инумаки через неделю отойдет и забудет об этом. Но вот тебе точно нужно потренироваться хотя бы ловить мяч, потому что прятаться от него — явно не лучшая стратегия в волейболе. — Д-да, — смущенно улыбнулся тот, запустив руку в волосы. Я секунду на него посмотрела и на неожиданном порыве сказала: — Я хочу с тобой немного поговорить. Ты можешь задержаться на пятнадцать минут после урока? — Д-да, — повторил Тсуна, но уже удивленно. — Тогда продолжим после уроков, — сказала я, и вернулась на свое место. Тсуна смущенно потоптался у стены, а потом весь наш класс ушел в раздевалку со звонком. После переодевания я зашла в уборную и заперлась в кабинке, но потом в уборную зашло еще несколько человек и, судя по звукам, начали мыть руки в раковине. Послышался тяжелый вздох, и кто-то сказал: — Боже, я так устала от этой физкультуры. Такое ощущение, что учителям недостаточно всей учебной нагрузки, и они хотят нас уничтожить. — Да, — согласился чей-то милый голос, — ты права, Хана-чан. Я бесшумно вздохнула. Киоко и ее подруга — Курокава Хана. Думала уже выйти, но прежде чем открыла дверь кабинки, услышала: — Сегодня неприятный инцидент произошел на физкультуре, да? И где вообще был сенсей в это время? — сказала Хана, и на этом моменте моя рука застыла на ручке кабинки. — И чего этот Инумаки взбесился? И дураку понятно, что Савада бесполезен как спортсмен — Ну, — негромко протянула Киоко, — не будь так строга к Тсуне, Хана-чан. Я очень мне было очень жаль его в тот момент. «Почему же ты тогда не попыталась помочь, Киоко?» — с укором подумала я. — Нечего было жалеть, — хладнокровно прервала ее Хана. — Ты сама видела, что к Саваде пришла подмога. Икеда решила восстановить справедливость. Не замечала раньше, что они общаются с Савадой. — А ты думаешь, они общаются? — также тихо спросила Киоко. Я закатила глаза. Это была Япония, школа, аниме, совсем другая культура, но все было старо, как мир — сплетни можно было застать в туалете, причем, о себе. Не то что бы меня это обижало, но слышать что-то за своей спиной мне не хотелось. Можно было прервать их разговор, выйдя из кабинки, поразить их и увидеть удивленные глаза, но я решила дослушать. — Откуда я могу знать? — ответила вопросом на вопрос Курокава. — Разве я Икеда? Наверное, да, если она за него вступилась. И сидят они рядом. Раньше я не замечала за Икедой желания помочь Саваде, хотя его не раз так давили после уроков. Их разговоры закончились, но я не слышала, чтобы они выходили. Наверное, прошло секунд пятнадцать, и Хана сказала: — Эй, ты чего поникла, Киоко? — Да ничего! — торопливо проговорила девушка, начав, по моим предположениям, отмахиваться. — Ничего, Хана-чан! — Это из-за Савады? — задала вопрос Хана, а потом тяжело вздохнула. — Боже, Киоко, перестань. Бесполезный Тсуна тебя не достоин, выбери себе кого-нибудь получше. — Хана-чан! — с укором сказала девушка. — Я не!.. — Только не прикидывайся, — прервала ее Хана. — Из-за чего ты тогда так расстроилась? Киоко замолчала. — Лучше оглянись вокруг, — посоветовала Курокава. — В классе полно парней, которые смотрят на тебя. Например, Куробэ. — К-Куробэ-кун? — удивленно переспросила Киоко. — Боже, ты ничего не замечаешь, Киоко, — в очередной раз вздохнула Хана. — Выбери себе кого-нибудь получше, чем Савада. Он тебя не стоит. Может, и хорошо, что Неудачник Тсуна отойдет к кому-то другому — все, в конце концов, имеют право на счастье. И тут я услышала их шаги. В уборной воцарилась тишина и, выждав минуту, я вышла из кабинки, чтобы помыть руки. Вода хлынула из крана, а я посмотрела на себя в зеркало. Странно. Это все было очень странно. За весь их разговор я едва сдержалась, чтобы вслух не засмеяться, настолько теория по поводу моей симпатии к Тсуне была абсурдной. Абсурдной в романтическом контексте. Мне нравился Савада, как человек. Точнее, я чувствовала к нему жалость, сострадание и желание помочь. Это было, наверное, что-то схожее с материнскими чувствами. Тсунаёши казался настолько забитым, слабым, неловким, но хорошим, что в острые моменты мне хотелось защитить его от всех бед. Но на этом моя симпатия к нему заканчивалась. Зайдя в класс, я заметила, что некоторые одноклассники посмотрели на меня, когда я появилась на пороге. Это были мимолетные взгляды, которые обращались на тех, о ком только что говорили. И в этот момент пазл в моей голове сложился. Очевидно, какая-то часть класса была удивлена моим поступком, поэтому даже обсуждала это за пределами спортивного зала. Видимо, мое решение вызвало своеобразный резонанс и добавила мне звезду популярности на короткое время. Но неужели никто никогда не заступался за Саваду? Решив не обращать внимание, я опустилась на парту за Тсунаёши и разложила свои тетради и ручки. Так удивительно было слышать от Ханы и Киоко версию про мою симпатию к Тсунаёши, но, кажется, многие об этом так и подумали. Даже не знаю, радоваться мне или нет. Уроки прошли достаточно быстро, но находиться в аудитории мне было неуютно. Все-таки чужие взгляды кололи мне спину. «Это пройдет, — подумала я. — Это только сегодня, максимум — неделю, а потом все забудут». Но когда я залезла в сумку, чтобы достать линейку, то заметила на себе взгляд Киоко. Получилось даже так, что мы столкнулись с ней глазами: моим — удивленным, ее — взволнованным. Сасагава быстро отвернулась и покраснела. Почему-то все эти переглядки и социальные игры разозлили меня. Я могла понять интерес одноклассников, но поведение Киоко становилось мне непонятным. Немного подумав, я пришла к выводу, что меня раздражает не то, что Киоко на меня смотрит, а ее поведение в спортивном зале. Для меня было очевидным, что девушка нравится Тсуне, а Тсуна нравится Сасагаве. Но она испугалась и решила отсидеться в сторонке, пока человеку, которому она симпатизировала, готовы были надрать мягкое место. И, с одной стороны, я могла согласиться с тем, что для нее это могло быть небезопасно. Но никто Киоко бы и пальцем не тронул, потому что она была самой красивой и милой девочкой класса, но, допустим, такая вероятность есть и она мала. И все равно я не могла с этим согласиться. В моей системе ценностей такое поведение неправильно. И является ли это чувство любовью и симпатией, когда ты готов смотреть, как твоего человека унижают? Это хороший вопрос. Из-за этого бездействия я и осуждала Киоко, поэтому отнеслась к ее взглядам довольно пренебрежительно. Пусть смотрит, если ей того хочется. Сасагава Киоко казалась мне абсолютно понятной. Она тоже эмотив и тревожник. Она добрая, милая, красивая, эмпатичная, но слабая. Для девушки этот минус менее значим, чем для парня, но тем не менее. Ей не нужен Савада. Саваду самого нужно защищать и наставлять. Нужен кто-то, кто сможет заботиться и защитить Киоко, потому что сама себе помочь не сможет. И несмотря на это ей нравится Савада Тсунаёши. Почему? Может, потому что он такой же человек, как она, и Киоко считывает в нем родственную душу и поэтому испытывает к нему что-то? Но их союз обречен на провал, если кто-то из них не изменится. Сама Киоко ищет защиту во вне, как тревожный и эмотивный тип. Она держится рядом с Курокавой Ханой, а та своим присутствием ее будто оберегает от проблем. По Хане мне пока сложно понять, к какому именно типу она относится, но что-то среднее между эпилептоидом и паранойялом. У нее есть нечто общее с Хибари Кёей, они вдвоем не очень эмпатичны, достаточно жестки к людям и остры в выражениях. Только Хана, в отличие от Кёи, все-таки находится в обществе и умеет нормально коммуницировать с другими людьми. Она исполнительная, ответственная и хороша в учебе. Не видно, чтобы у нее было много друзей, но в классе она пользуется репутацией рационального и знающего человека. Хана избрала для себя Киоко — подругу, с которой дружит близко и крепко, и взяла ее «под крыло». Сасагаве повезло — Курокава и на путь истинный наставит, и «правду-матку» расскажет. Киоко такой друг полезен. Жаль, у Тсуны такого нет. После уроков я собрала сумку и выжидательно посмотрела на спину Тсунаёши. Он тоже сложил все свои учебники в рюкзак, прижал его к груди, а потом повернулся ко мне. — Посидим на заднем дворе? — предложила я, на что он нервно кивал. Волнуется, как бы я его не побила? Вдвоем мы вышли из здания, а потом завернули за угол. Школьный двор был примечателен тем, что здесь были лавочки и высаженные деревья сакуры. В конце дня тут обычно нет людей: достаточно тихо, спокойно и умиротворенно. Мы с Савадой шли рядом, но он позади, словно догонял меня, хотя с ним мы были одного роста. Когда я села на лавку, он приземлился рядом, но с краю, обнимая свой рюкзак. Выглядел он неуверенный и нервным, и, глянув на него, я убедилась полностью, что пугаю его. — Тсуна, ты чего такой встревоженный? — удивленно поинтересовалась я. — Я не собираюсь тебя мучить, хочу просто поговорить. — О… о чем? — неуверенно спросил он. — Ну… — протянула я, — я хочу просто поддержать тебя. Мне показалось несправедливым, что на тебя напал Инумаки. Савада удивленно посмотрел на меня. В его глазах плескалось искреннее изумление, и он, хлопнув ими, повторил: — Поддержать меня? — А кого же еще? — тяжело вздохнула я. — Я, конечно, не могу разом решить все твои проблемы, но у меня есть уверенность, что надо делиться своими трудностями и переживаниями. Поддержка, пусть словом, важна. Тсуна удивленно меня выслушал, а потом посмотрел на землю перед собой и грустно улыбнулся. — Я благодарен тебе, Икеда-чан, но… я не хочу зря тратить твое время и не знаю, что сказать… — Ты не тратишь мое время, — поправила его я. — И ты можешь рассказать о том, что чувствовал, когда на тебя начал давить Инумаки. — Ну я… — он вздохнул, — мне было страшно, у меня сильно билось сердце и заболел живот. Я не очень люблю, когда на меня кричат. — Никто не любит, — кивнула я. — Почему ты не попытался защитить себя? — Я не умею, — честно ответил Савада. — Почему? — Я боюсь, что от моей защиты станет только хуже, поэтому не пытаюсь. — Например? — поинтересовалась я. — Ну… меня побьют, например, — немного подумав, сказал он. — Инумаки сильнее меня… он спортсмен, у него всегда высокие оценки по тестам, он популярен. Он всегда побеждает. «Как странно», — пронеслось у меня в голове. — Он точно не всегда побеждает. И оценки наверняка, у него не всегда идеальные. Он не идол, у него тоже много своих недостатков. И пусть он более успешен по различным нормам, но это же не оправдывает того, что он совершил. — Но да, но… — Я думаю, что тобою движет страх осуждения, — прервала его я, посмотрев ему в глаза. — Ты постоянно получаешь его от других людей, что ты плох в спорте, в учебе и в чем-то еще. И ты получаешь это так часто, что, возможно, сам веришь, что заслуживаешь наказания, а если будешь ему противиться — получишь еще одну дозу осуждения? Савада непонимающе хлопнул глазами, а потом сказал: — Я не думал об этом так… много. «Ну конечно он не думал! — мысленно отругала себя я. — Касуми, ты сильно его загрузила. Он всего лишь подросток. Он никогда в жизни не думал о таких вещах!» — Окей, прости, — легко отмахнулась я. — Я просто хочу понять причину, почему ты не пытаешься защищать себя. — Я… я не знаю, — честно признался он мне. — Хорошо, — вздохнула я. — Что бы ни случилось, Тсуна, ты должен знать, что есть определенные нормы, и бить тебя, потому что ты кому-то не угодил, неправильно. Ты должен это понимать и сказать об этом. И вообще, что бы кто не говорил, но в сухом остатке, каждая жизнь стоит одинаково: будь кто-то хорош в спорте или нет. «Жаль, не все так думают», — тут же возник голос в моей голове. — Спасибо, Икеда-чан, — поблагодарил меня Савада. — Я… я очень ценю тебя за то, что ты решила со мной поговорить. — Обращайся, — кивнула я и улыбнулась. — Люблю иногда покопаться в чужой голове. Ты прости, если я тебя загрузила. Как ты вообще себя чувствуешь? — Н-нормально, — вдруг улыбнулся тот. — Я так удивился, когда ты решила мне помочь тогда… в спортзале. Я не ожидал. Можно я задам тебе вопрос? — Нужно. — Почему ты решила мне помочь, Икеда-чан? Не пойми меня неправильно, но… просто раньше я не думал, что ты хорошо ко мне относишься. — А раньше я делала тебе что-то плохое? — настороженно спросила я. — Нет! Нет! — тут же зажестикулировал Тсуна. — Я просто… посто был удивлен, что этим человеком оказалась именно ты. — Я просто поняла, что все это несправедливо, — сказала я. — Просто решила, что помогу. Думаю, многие тоже считают, как я, просто решают не вклиниваться в проблему. Таковы люди, мы все не хотим отделяться от толпы. Тсуна посмотрел на меня. Я чувствовала, что он был хорошо ко мне расположен, но все-таки волновался. Возможно, я говорю с ним о слишком сложных вещах. Он озабочен своими проблемами, а я пытаюсь выяснить, в чем может быть причина его бед. Очевидно, что тут проблема кроется еще и в его низкой самооценке. Он не верит в себя, и это плохо. Вера движет дело. — Тсуна, сколько ты уже играешь в волейбол? — спросила я, резко повернув к нему голову. Тот вздрогнул и удивленно пробормотал: — Н-ну, с начала младшей школы, как и все… — У тебя всегда были проблемы со спортом? — задала я второй вопрос. Он непонимающе посмотрел на меня и кивнул. — Почему ты не тренируешься? — Я… я в этом бесполезен. — Но ты же бесполезен, потому что не прикладываешь усилий, — подчеркнула я. — Если ты будешь стараться хоть немного, к тебе сразу же изменится отношение одноклассников. Человека, у которого не получается, но он старается, всегда видно. И я не верю, что если долго биться над задачей, прогресса не будет заметно. Он очевиден. Тсунаёши хлопнул глазами, потом посмотрел на землю и пожал плечами. — Наверное… — Ты пробовал заниматься с кем-то спортом? — продолжила я. — Нет. Я вздохнула, а потом сказала: — Попробуй. Ты увидишь, как постоянные действия приведут тебя к результату. Продолжать разговор казалось мне бессмысленным. Мне казалось, что Тсуне нужно было обдумать мои слова, чтобы что-то начать. Сначала всегда зарождается мысль, а потом уже влечет за собой действие. Надеюсь, в жизни Тсунаёши мои слова возымеют какое-то начало. Задавать ему вопросы дальше «почему?» пока не нужно. Он уже получил решение своего вопроса, посмотрим, что он сделает дальше. — По домам? — произнесла я, и Тсуна согласно закивал. Мы вышли за школьные ворота, а потом разошлись в разные стороны. Савада выглядел чуть смущенным, но довольным. Он еще раз поблагодарил меня за поддержку, и это было… правда ценно для меня. На следующий день Тсунаёши выглядел обычно, словно ничего ужасного с ним не случалось. Когда я зашла в класс, он тихо и смущенно со мной поздоровался. Я махнула ему в ответ, и приземлилась на свой стул. Кажется, сегодня, по моим ощущениям, нас обсуждали меньше, поэтому я надеялась, что к концу недели, о нас забудут и слухи про мою выходку перестанут использовать, как горячую новость. Уроки сегодня текли медленно, и мне было скучно. Я постоянно пыталась себя чем-то занять и внимательно слушать учителя, но не могла сосредоточиться. Кроме того, предмет моих исследований, Хибари Кёя, ни разу не появился в поле моего зрения сегодня, и я почувствовала что-то похожее на разочарование. Где он сегодня? Почему не патрулирует школу и не выходит из кабинета? Он занят или его вообще сегодня не будет? Жаль, что с ГДК мне не удалось толком поговорить. В первую встречу он был немногословен, а во вторую мы даже не увиделись. Мне остается только подкидывать ему подарки и надеяться, что когда-нибудь подвернется ситуация, чтобы с ним пообщаться. Я уверена, что у Хибари Кёи есть свои скелеты в шкафу. Он не особо дружелюбен, крайне асоциален и не настроен на контакт. Должно быть что-то, что сделало его таким. И в этом очень интересно покопаться. Когда этот скучный день заканчивался, я не чувствовала в себе сил. Мне было все равно, и я хотела завалиться на кровать и отключиться. Но уже дома я готова была забрать свои слова обратно. Причина крылась в незваном госте, который посетил мою комнату без разрешения через открытое окно. Стоило мне открыть дверь, как я из моего рта вырвался громкий крик. Мне стало страшно от неожиданности, и я выронила сумку из рук, подняв руки перед собой. Передо мной, на моей же кровати, сидел Реборн. Он был в черном костюме, в знакомой шляпе. Выглядел, как пятилетний ребенок, но с очень серьезным взглядом, который пронизывал меня насквозь, как рентген. В его руках был зеленый пистолет, и держал он его направленным на меня. — Милая, что случилось? — обеспокоенно крикнула мама с первого этажа. — Скажи ей, что все в порядке, иначе я запущу в тебя пулю, — сказал мне Реборн, но сказал это так спокойно, словно мы с ним вели светскую беседу о погоде. Сначала у меня задрожал голос, но потом я крикнула: — Все хорошо, мам! Я просто увидела страшный кадр из фильма! — изо рта вырвался нервный смех. — Как маленький мальчик убивает девушку. Такая невероятная аллегория! — Не увлекайся ужастиками, — назидательно кинула мне мама, но теперь ее голос звучал уже гневно. — Ты абсолютно права! — нервно согласилась я. — Выключу-ка я его прямо сейчас! — Зайди внутрь и закрой за собой дверь, — посоветовал мне Реборн, и я поняла, что лучше так и сделать. В такие моменты стресса часто отключается голова и разум. Разве выгодно Реборну убивать меня в моей же комнате, где внизу находится моя мама? Разве стоит меня убивать за то, что я ничего плохого в жизни ему не делала? Нет. Но когда тебя захлестывает адреналин, ты ведешься на подобные уловки. И пока в моей голове бурлил страх, я послушно зашла внутрь и закрыла дверь, прижавшись к ней спиной и во все глаза глядя на киллера. — К-кто ты и что тебе от меня нужно? — резким голосом спросила я. И несмотря на мой тон, в котором можно было прочесть и непонимание, и злость, руки я все еще держала перед собой, как человек, который сдается. Реборн опустил пистолет, и его черные глаза-оливки весело блеснули. Я не поняла его радости, и меня это только разозлило. — Меня зовут Реборн, я киллер и прилетел в Японию по важному делу. Скоро я начну воспитывать своего ученика, чтобы вырастить из него достойного босса мафии. Он замолчал и глянул на меня. Видимо, чтобы понять, как я переварю его слова. — Чудно, — прокомментировала я. — Если цель твоего визита состояла в разглашении мне своих планов, то я тебя благословляю и желаю от всего сердца удачи. Реборн хмыкнул. — Недавно я прилетел в Японию и начал наблюдать за своим учеником. Он абсолютно слаб и бесполезен. Он ужасен в спорте и в учебе, он не популярен и не собирается что-то делать со своей жизнью. И несмотря на все это, ты решила помочь Саваде Тсунаёши, защитив на уроке физкультуры. Я нахмурилась и спросила: — А мне надо было оставить его на растерзание Инумаки? — Необязательно, — ответил Реборн. — Ты могла бы поступить по-другому, но решила ему помочь. — И что ты хочешь этим сказать? — недовольно бросила я. — Ты не только его защитила, но и поговорила с ним. Умение поддержать отчаявшегося в нужное время и наставить на правильный путь — это ценное качество для последователя, который пойдет за своим боссом, что бы ни случилось. Мои глаза резко расширились. — О, нет! Нет! Нет! Нет! — Я замахала руками перед собой. — Я не хочу быть в мафии! Я не хочу проливать кровь и вести грязный бизнес! Я не умею драться, не хочу зарабатывать деньги нечестным путем. В конце концов, я девушка! Мне не место в мафии! Реборн склонил голову в сторону. — Я не планировал задействовать тебя в драках, торговле и убийствах, ты для этого не годишься. Я хочу, чтобы ты помогла мне в воспитании Савады Тсунаеши. На мгновение я замерла и уже удивленно посмотрела на Реборна, пытаясь найти шутливую улыбку, иронию в глазах, которая сигнализировала мне о том, что он шутит. И нет, он был абсолютно серьезен. — Что? — Я хочу, чтобы ты поддерживала Тсунаёши, когда ему будет тяжело, — рассказал Реборн. — Хочу, чтобы кто-то помогал мне в организации боев, в вербовке хранителей и других важных задачах. Мне будет проще обучить Тсунаёши, если кто-то возьмет на себя часть обязанностей. — Но почему я?! — Потому что ты помогла ему уже дважды и потому что у тебя подходящий склад характера для поддерживающей функции. — Он вдруг встал с кровати, подошел к моему столу и достал из внутреннего шкафа тетрадь, где я писала свои заметки о характерах моих одноклассников. — У тебя хорошо получается анализировать людей, с такими навыками проще находить общий язык. У тебя самой есть интерес к этому, и я дам тебе возможность его проявить, — сказал Реборн, и посмотрел на меня. — За твоими сюрпризами для Хибари Кёи я тоже наблюдал. Нестандартный подход может привести к интересным результатам, — закончил он, и тут меня уже накрыла волна возмущения. Я была зла и раздражена. Я не помню, когда так злилась в последнее время. Прошло много дней с момента моего перемещения в этот мир, и я забыла, что такое яркие эмоции. Я отчаивалась, плакала и страдала из-за любви к моему прошлому, но сейчас возникшая проблема так потрясла меня, что я забыла о своем философском отношении к жизни. Кто бы что ни говорил, как бы не ругал жизнь, когда на тебя направлен курок пистолета, ты хочешь жить. Страстно жить дальше и испытывать всю гамму эмоций, которая существует. — Кто тебе дал право рыться в моем столе? — фыркнула я. — Нужно было собрать о тебе больше информации, — объяснил мне Реборн. — Надо знать человека, с которым будешь работать вместе. — Я не собираюсь с тобой работать! — заявила я. — У тебя нет выбора, — сказал мне киллер, и я замолкла, глянув на его пистолет. — Шантажировать меня смертью — гнусно. — Это мафия. И мафия не будет никого щадить. Ты уже знаешь, что я — киллер, и я не могу отсюда уйти, пока не убью тебя или не заставлю встать на свою сторону. Я похолодела внутри и застыла. Чертов Реборн! Почему он так себя ведет? Почему говорит такие вещи? Это же абсурд! Каким образом я, четырнадцатилетняя девчонка, могу ему помочь? Окей, может быть, для подобного аниме это не аргумент, но почему я? Почему после того, как я просто решила помочь пару раз Саваде, на меня снизошел этот пятилетний дьявол? — Это плохой выбор, я не мыслю ничего в мафии, — сказала я уже спокойнее. Сил что-то доказывать не осталось, я хорошо осознала свою беспомощность. — Тебе не нужно особых знаний. Я дам тебе необходимую информацию. — Я не хочу ее знать. Я просто хочу жить мирно: ходить в школу, учить уроки и анализировать людей в своей голове. — Ты и будешь этим заниматься, — кивнул киллер. — Только поможешь мне с определенными задачами. У тебя будет много возможностей проанализировать разных людей и предоставить мне о них отчеты. Я поджала губы. Это была безвыходная ситуация. Впереди меня — опасный киллер, пусть и в теле ребенка. Я абсолютно бесполезна, и я ничего не могу сделать. Я могу только согласиться, и это ужасно. Я зажмурила глаза и сжала руки в кулаки — они все еще находились передо мной. Я испытывала сильнейшее чувство несправедливости. Я не хотела вмешиваться в эту историю. Я просто хотела жить спокойно и продолжать иногда страдать, но, в конце концов, найти свое место в этом мире. Я помогла Тсуне, потому что посчитала это нужным, но с каких пор рок преследует добрых людей? — После того, как Тсуна станет Десятым боссом Вонголы, я отпущу тебя, — пообещал мне Реборн. Я открыла глаза и грустно на него посмотрела. Это был взгляд человека, который сдался. — И когда Тсуна станет боссом? — Когда пройдет процедуру наследования, — пояснил он. — И когда это планируется? — Сложно сказать, — пожал плечами Реборн. — Все зависит от того, как быстро Тсуна будет учиться. Я закрыла руками лицо и застонала. — Это несправедливо. Почему это коснулось меня? Чем я это заслужила? — Если ты не скажешь «нет», я приму твое молчание за согласие, — прервал меня киллер. Видимо, ему надоело слушать меня. Я продолжала стоять с руками, закрывающими лицо. Мне хотелось провалиться под землю и потом проснуться. Пусть это окажется сном, от которого я вскочу и пойму, что это нереально. — Я тебя понял, — сказал спокойно Реборн. — Задача первая: придумать под каким предлогом я могу попасть в дом Савады Наны и остаться у нее жить. Я тяжело вздохнула, а потом отняла руки от лица и возмущенно посмотрела на Реборна. — А не многого ли ты хочешь? Сначала врываешься в дом ко мне и требуешь повиноваться, а потом планируешь поселиться у Наны? — Я могу пожить у тебя, — пожал плечами киллер, и его глаза вновь весело блеснули. Я вспыхнула. — О, нет! Спасибо, не стоит. Тебе тут не рады. И я не смогу объяснить родителям, что в нашем доме делает ребенок. — Скажи, что я твой любовник. — Ты с ума сошел! — изумленно воскликнула я, но шепотом. — Ты с какой Луны свалился? — Тогда придумай, как мне остаться у Савады Наны. Я схватилась за голову и в таком состоянии упала на кровать. Это было настоящее сумасшествие! — Скажи ей, что ты репетитор для ее сына, — бросила я, вспоминая аниме. — Напиши объявление и повесь рядом с ее домом, засунь в ее почтовый ящик, пришли на электронную почту… Куда угодно! — Хорошая мысль, — согласился киллер. — «Сделаю из вашего ребенка человека вне зависимости от его возраста. Репетитор Реборн». Напиши мне это на бумажке. — Сам напиши! — возмутилась я. — Я идею подала, дальше сам. — Я не умею писать по-японски. Я итальянец. — О, черт! — разозлилась я, и на этом зле вскочила с кровати. Я понеслась к столу, и Реборн резко отпрыгнул в сторону, чтобы я его не задела. Сама я выдвинула стул, достала из ящика белый лист и черный маркер и крупными буквами написала фразу киллера. — Диктуй номер, — приказала я. — У меня нет телефона, — сказал он, и я уставилась на него большими страшными глазами. — Нужно оставить контакт, — четко произнесла я. — Без контакта Нана Савада с тобой не свяжется. — У меня нет контакта, — пояснил еще раз Реборн. «Катись к черту!» — обругала я его в мыслях, и, прорычав, записала свой номер телефона. — Все. — Спасибо, — кивнул мне Реборн. — Завтра наклей у дома Савады перед школой, — и прежде чем я успела что либо сказать, вскочил на подоконник и скрылся за окном. Во мне горело негодование и праведный гнев. Чувство несправедливости захлестывало до краев. Я чувствовала себя в клетке, из которой не могу выбраться. Вот черт! Почему! Почему это происходит со мной? Схватившись за голову, я просидела в таком положении продолжительное время, прежде чем немного успокоилась и без сил упала на кровать. Благими намерениями вымощена дорога в Ад. И один из его приспешников нашел меня.2
4 ноября 2023 г. в 09:32
По ночам я часто уносилась в другую реальность, в которой существовала моя прошлая жизнь. Обычно после таких ночей я просыпалась в горьких слезах, потом шла умываться в ванную и проживать новый день. И проживала я дни вполне достойно: навязчивые идеи с плохим концом меня в течение учебного дня почти не посещали.
Сама я пришла к выводу, что являюсь холодным человеком. Да, когда я вижу кого-то в отчаянии, я хочу помочь ему и утешить, но когда сама сталкиваюсь с непреступаемыми обстоятельства, могу всплакнуть, впасть в уныние на короткое время и потом запереть эти чувства внутри, потому что жизнь, к сожалению, не останавливается, а идет дальше, и смысла как-то сильно драматизировать нет.
В последнее время мои отходы ко сну стали сопровождаться осознанными сновидениями. Я ложилась на кровать и представляла, как мама садится на мою постель и гладит меня по руке. Клянусь, я видела ее в точности, какой она была раньше, я чувствовала ее прикосновение.
Иногда, чтобы отвлечься, я придумывала себе различные фантазии. Например, представляла, что лежу в замке на кровати с балдахином, а через окно в комнату падают солнечные лучи. И я действительно видела их в реальности, и это меня пугало.
«Я определенно схожу с ума, — сказала себе я. — Если я не возьму себя в руки в ближайшее время, я не знаю, до чего возможно дойти. Что следующее меня ждет? Я начну придумывать себе мертвых? Ловить паранойю? Надо прекращать».
Конечно же, мою жажду ностальгировать нельзя было так просто остановить, но я понимала, что мне нужно внести себя в какое-то дело. И, честно говоря, такое дело появилось.
Во-первых, начались тесты, и хоть многое из того, что требовалось, я уже знала ввиду своего прохождения, все равно оставались незакрытые дыры в моем образовании. Например, японский язык, которым я писала, который я понимала на интуитивном уровне и которым я говорила прекрасно, но терялась в формулировании правил. Во-вторых, история и литературы — к которым я не могла приступиться.
В-третьих, ГДК все еще занимал мои мысли, когда я видела его на территории школы. У меня достаточно быстро сформировалась привычка следить за ним, и, должна признать, каждый раз за ним наблюдая, я отмечала в нем все новые детали.
Хибари Кёя всегда одет «с иголочки». На нем нет кричаще-дорогих вещей: рубашка обычная, пиджак и брюки тоже, обувь — как у всех. Но вся одежда всегда выглядела на нем опрятно. Она была выглажена без единой складки. Белая рубашка никогда не выглядела серой и застиранной. Красная повязка с принадлежностью к Дисциплинарному комитету средней школы Намимори всегда крепилась к рукаву парня и никогда не съезжала в сторону.
Должно быть, эпилептоидность Хибари Кёи ярко проявлялась в стремлении к аккуратности. Кроме того, когда я шла в школу, всегда видела, как парень патрулирует ее по одному и тому же маршруту в начале дня — он всегда был вовремя на рабочем месте и не опаздывал — педантичный и пунктуальный.
Еще у Дисциплинарного комитета был особый ритуал в начале дня: подчиненные Хибари в количестве двух человек стояли у входа в школу и проверяли, как выглядят ученики, насколько их форма соответствует уставу, и разворачивали тех, кто пришел, скажем, в яркой обуви, попутно вынося дисциплинарное наказание.
Периодически ГДК также мимоходом присоединялся к этим двум, но явлением это было не частым — максимум, раз в неделю. Но вчера Хибари Кёя также присоединился, и я заметила, невольно опустив на него взгляд, что под его глазами залегли синяки.
Скорее всего, никто кроме меня этого не заметил, потому что никто бы не стал смотреть на ГДК лишний раз, но раз он был для меня объектом изучения, оставить без внимания я это не могла.
Но, похоже, надо постепенно с подобным завязывать, потому что Хибари Кёя, видимо, почувствовав, что за ним наблюдают, повернул голову, и мы пересеклись с ним глазами. И если раньше я могла отреагировать в своей манере: дружелюбно улыбнуться и кивнуть, потому что поступала так со всеми, то теперь пришлось спокойно выдержать его взгляд, а потом отвернуться. Причина была в банальной осторожности — я боялась, что ГДК может узнать мою проказу с подарком на день рождение по моей реакции. Лишний раз вызывать подозрения не хотелось. И хоть со дня рождения Хибари Кёи прошел почти месяц, я была уверена, что он злопамятный и подобные ситуации очень хорошо помнит.
Впрочем, тень его меня не преследовала, все было спокойно, поэтому мои опасения не оправдались. Еще несколько раз, правда, когда я видела его из окна во время урока или перемены и смотрела на него, он стал часто поворачивать голову.
Я всегда успевала вовремя отворачиваться, но подобные повторения начинали меня побуждать к тому, чтобы приостановить свои наблюдения. Такое ощущение, что интуиция Хибари Кёи стала ему подсказывать, что за ним следят, а он, судя по всему, одинокий и независимый хищник, который не может позволить, чтобы кто-то смотрел за ним, тем самым возвышаясь на его личностью.
Но пока я соблюдаю осторожность, кажется, что ничего страшного. И продолжая анализировать Хибари, я начала замечать детали, которые сложно было уловить еще неделю назад. Я начала считывать эмоции ГДК. Возможно, себя я в этом плане превознесла, но я правда стала больше обращать внимание на то, какие у него жесты и когда они проявляются, как он стоит, как смотрит, как ходит.
Именно поэтому, когда я увидела ГДК с темнотой под глазами, я подумала: «Он что не спит?». Никогда раньше не замечала на его лице признаки усталости. Конечно, я близко общалась с ним всего один раз и не могу сделать вывод о том, как много часов он спит, но… все-таки это интересно. Если я правильно вспоминаю, в аниме был сюжет, когда ГДК мог легко проснуться от тихого звука. Получается, у него чуткий сон?
Эта мысль заняла мою голову на целый урок, и я вновь подумала о том, что было бы прикольно вновь что-то подарить ГДК. В этот раз я испытала к нему что-то вроде чувства сострадания, и пусть оно было столь малым, его было достаточно, чтобы после школы я пошла в знакомый магазин и купила себе тот же самый синий пакет. В этот раз, правда, пришлось пораскинуть мозгами над подарком. Мои мысли вертелись вокруг чего-то, связанного со сном, например, ночника, но найти удовлетворяющий меня было не так просто, поэтому я нашла самую обыкновенную маску для сна в черном цвете и взяла ее.
Мой порыв саму меня удивлял. С чего-то вдруг появилось желание подарить что-то ГДК, но уже не в силу интереса, а в силу желания помочь. Возможно, причина была в том, что он выглядел для меня, с одной стороны, сильным и независимым, с другой стороны — одиноким. И его одиночество окрашивало все его жесты, поведение и поступки для меня чувством жалости. Да, Хибари Кёя невероятно крут. Он асоциален, сложен характером, но от этого его можно в очередной раз пожалеть. Почему бы не сделать ему добро просто так? Главное — не попасться.
Свой подарок я принесла в школу на следующий день, уместив в сумке. Выбрав время, перед большой переменой, когда ГДК спасался от шума и суеты на крыше старшей школы, я выбралась из класса еще на уроке, пронеся с собой пакет. Во время урока все школьные коридоры пустовали, поэтому достаточно быстро добравшись до кабинета Дисциплинарного комитета, и повесив на его ручку подарок, я спокойно вернулась на свое место. Никто за мной не следил, и никто меня не заметил. Миссия в очередной раз была выполнена. В этот раз я обошлась подарком без дурацких посланий. Просто написала на бумажке, вырвав ее из тетради: «Высыпайтесь». Подписываться не стала, потому что, если Хибари Кёя не глуп, он поймет по цвету пакета, что отправитель не изменился.
Сидя в аудитории после этой маленькой махинации, я чувствовала себя крайне хорошо. Я чувствовала тепло внутри, которое как будто бы исцеляло мое разбитое сердце. Так странно осознавать, что тебе может стать лучше от того, что ты попытался сделать кому-то добро. Я была уверена, что ГДК подобного жеста не оценит. Не такой он человек. Его может задеть только какой-нибудь негатив, как в прошлый раз, но от чего-то хорошего он легко отмахнется. Ему это не нужно. Тем не менее, это меня нисколько не расстроило, и я сидела в классе с приподнятым настроением.
Возможно, творить добро для других мне стоило почаще. Хотя бы ради того, чтобы отвлечься от своих проблем.