Я вам не психолог

      Как оказалось, старостой быть не так сложно. Во-первых, меня радовала мысль, что новая роль станет моей всего на неделю, может быть, на две, но потом я отдам бразды правления настоящему старосте. И несмотря на то, теперь мне нужно было приходить раньше в школу, брать классный журнал, проверять аудиторию перед уроком и заниматься различными организационными вопросами, я не могла не признать, что все это шло мне на пользу.       Когда от тебя требовали что-то «здесь и сейчас», включая конкретные, простые и понятные действия, становилось легче. Появлялось ощущение небольшого контроля над жизнью, чего мне как раз не хватало. И это мне помогало все больше отвлекаться от своих мыслей о прошлом, узнавать одноклассников и запоминать их имена, что было очень полезным. По крайней мере, учиться мне с этими людьми — до конца учебного года точно.       Конечно, почти каждую ночь я просыпалась в тревоге и много думала о том, что мне делать дальше. И мысли мои уходили от эгоистичных вопросов, направленных чисто на мое удовлетворение «Когда я вернусь обратно? Что с моей семьей и жизнью?» к более экзистенциальным «Зачем я здесь? Что мне делать? Если я могу вот так переместиться в новое тело и жить другой жизнью, значит, это обесценивает всю мою прошлую жизнь и, возможно, все мои прожитые жизни, если они были».       И уже эти вопросы становились для меня куда более серьезными, чем желание вернуться. Мне хотелось понять, зачем я тут, какова причина.       Много думать над такими вещами было вредно, потому что у меня пропадала мотивация жить дальше. Пока ты не нашел смысл, ты не сможешь жить, как нормальный человек.       Если у наших жизней есть все-таки высший замысел, есть Некто или Нечто, кто нас создал, и если предположить, что теория бесконечных перерождений верна, то становится понятно, почему каждый человек рождается в новом теле без памяти. Он бы просто не выдержал жить, зная, что до этого он прожил пять жизней, с которыми успел попрощаться.       Оказываемый на себя эффект от подобных размышлений я достаточно быстро распознала, поэтому ради своего же блага решила начать как-то отвлекаться. Бытовая деятельность, учеба и другие занятия особо меня не интересовали, но они заняли бы мое время, а значит думала бы над экзистенциальными вещами я уже меньше. Главная цель была — вернуться к обычной жизни человека, который не думал о перемещении своей души и занимался насущными делами.       «Что за насущные дела? — спросила я себя на перемене в школе, откинувшись спиной на стул. — Я школьница, мне четырнадцать лет. Наверное, для меня это должны быть мальчики, высокие баллы по тестам, хобби, общение и косметика».       И, к сожалению, ни на один пункт я не почувствовала внутри себя отклика. Все это не имело ровным счетом какого-то значимого смысла для меня. И в этом была главная проблема, которая меня пугала — я не понимала зачем жить.       Но вместе с этим я все еще этого хотела. Я была потеряна, чувствовала себя чужой и разрушенной, но это желание наполнить свое существование смыслом означало, что я не сдаюсь, и я намерена прожить годы, десятки лет в этом теле японской девчонки в непонятной мне аниме-реальности, какие бы трудности передо мной не возникали. И пока во мне было желание что-то менять и куда-то двигаться, я решила максимальным образом занимать свои дни и что-то делать.       И свалившиеся на меня обязанности старосты были как раз кстати. Во-первых, это было новое действие в моей жизни, а когда ты делаешь новые действия, ты больше вовлечен в процесс. Когда больше вовлечен в процесс — меньше думаешь. С другой стороны, я чувствовала зарождающий интерес. Он был почти неощутимым, но я чувствовала хрупкость момента, предшествующую тому, когда я соприкоснусь и лично поговорю с одним из персонажей, за которым наблюдала раньше, как зритель.       Что будет, если я заговорю с Хибари Кёей? Какой у него тип и характер?       К сожалению, о ГДК я мало что помнила. Помню, что Хибари Кёя любит драться, носить школьную форму, порядок. Еще у него есть форма и маленькая канарейка. Экранного времени на него было выделено совсем мало, поэтому как-то подготовиться к общению у меня бы не получилось.       Также мои мысли уносились иногда к разумному вопросу: «Не повлияет ли мое вторжение в развитие сюжетной линии?». Наверное, повлияет, если я начну говорить какие-то поворотные события главным героям, но, учитывая, что я помню только основные моменты, и у меня есть адекватность, и я в здравом уме ни о чем подобном не расскажу, то, скорее всего, нет.       В пятницу на последнем уроки я начала мысленно прокручивать в голове, как мне лучше вести себя, отдавая этот бланк Хибари Кёе. Забывать про его темную репутацию было нельзя, но с другой стороны, причин его бояться для себя я пока не видела. Пока лично в мою сторону не будет применено насилие, любой человек заслуживает того, чтобы его не очерняли в мыслях, и Великий и Ужасный Хибари Кёя тоже относится к их числу.       В школьно коридоре было тихо и спокойно. Основная масса учеников уже вышла из стен школы на улицу, и их голоса слышались только снаружи.       Достав из сумки бланк посещаемости, на котором красовалась подпись учителя, я поднялась на два этажа выше и оказалась недалеко от Дисциплинарного комитета.       Возможно, это было самовнушение, но рядом с этим кабинетом было как-то даже слишком тихо. И, самое главное, чем ближе я к нему приближалась, тем больше мне становилось не по себе. Не было страха, было лишь неприятное ощущение. Возможно, у Хибари Кёи и его подручных была тяжелая аура, которая таким тонко чувствующим людям, как я, противопоказана.       «Перестань, — подумала я, остановившись перед дверью и давая себе настройку: сколько ему лет и сколько тебе. Тебе просто нужно отдать бланк и попросить его расписаться. Твоя задача проста — прийти сегодня, прийти через неделю, и все. Не накручивай. Твои чувства вызваны чувством неизвестности и тем, что говорят о Хибари Кёе все остальные. Всегда есть шанс, что слухи человеку не соответствуют, поэтому делай выводы, исходя из фактов, а не чужого мнения».       Мысленный разговор с собой мне помог, поэтому, расхрабрившись, я почти подошла к двери, чтобы вежливо постучаться, но, к своему счастью, этого не сделала.       Дверь быстро распахнулась и чуть не ударила меня по ладони. Вовремя убрав руку, я резко отошла назад, удивленно встречая глазами высокого, стройного и серьезного мужчину. Он был в строгом черном костюме, белой рубашке с галстуком, и весь его вид производил впечатление элитарности. У него были черные волосы, красивое лицо и холодный вид. Взгляд без эмоций, словно ему ничего в этом мире не было интересно, а еще он был груб, потому что взглянул на меня всего на секунду, отвернулся и быстро вышел из кабинета, не извинившись.       Я странно посмотрела ему вслед, все еще будучи растерянной после такой ситуации. Этот мужчина был похож на Хибари Кёю внешне, но был значительно старше. Я была дала ему лет сорок пять. Может, отец? Решил приехать на родительское собрание и попутно навестить сына на рабочем месте?       Решив, не додумывать события, я все-таки постучалась в дверь и, так и ничего не услышав, аккуратно открыла ее и заглянула внутрь.       Хибари Кёя сидел в кабинете за своим рабочим столом. Что примечательно, аудитория была среднего размера, и несмотря на обилие места, здесь были только рабочее место ГДК, несколько шкафов у стены, красный диван с креслом и кофейный столик между ними. Стены были выкрашены в светло-серый цвет, на окне висели прозрачные занавески, а на потолке — кондиционер. Из-за кондиционера внутри было, кстати говоря, прохладно. И, что интересно, кондиционеры я видела только в актовом зале школы, медицинском кабинете и здесь. Хибари Кёя не любит жару?       ГДК сидел на стуле, откинувшись на его спинку и скрестив руки на груди. Лицо парня было напряженным, а тяжелый взгляд падал на бумаги на столе. На меня он внимание не обратил, видимо, о чем-то задумавшись, и только когда я вслух спросила:       — Хибари-сан, здравствуйте. Можно войти? — тогда он поднял на меня глаза.       — Входи, — коротко ответил.       Я послушно зашла в аудиторию, осторожно прикрыла за собой дверь и встала напротив его рабочего места, положив ему бланк на стол. Тот сразу же взял его и, оперев голову на кулак, быстро заскользил глазами по списку.       — Кто ты? — спросил он после чтения, посмотрев мне в глаза.       У него был пронзительный и прямой взгляд исподлобья, который мог бы испугать человека, патологически боявшегося ГДК. Все-таки многое в Хибари Кёе было отталкивающим. Во-первых, его внешность вызывала у меня те же впечатления, что и внешность его отца. Я чувствовала холод и надменность. Во-вторых, этот самый холод находился еще и в его голосе: он звучал требовательно, и его не хотелось ослушаться. Сложим внешние характеристики с поведением и его любовью к применению насилия, не забудем еще не самую хорошую репутацию, и можно действительно сильно испугаться, если ты впечатлительный человек. Но я все-таки была старше, с контролем эмоций более-менее справлялась, моя самонастройка сказалась позитивным образом, и кроме того, личность Хибари Кёи мне была хотя бы немного интересна, поэтому внутри меня ничего от страха не перевернулось.       По всем этим причинам я ответила спокойно, даже сохранив легкую улыбку на лице:       — Я Икеда Касуми, заменяю старосту и его заместителя на время их болезни. Будем знакомы?       Хибари Кёя косо на меня посмотрел. Его реакция, как бы я того не хотела, заставила меня думать, что я совершила перед ним что-то глупое и недостойное. Обычно на вежливость люди отвечают вежливостью, хотя бы формально и без энтузиазма, но отвечают. Хибари Кёя же молчал и не предал моим словам никакого значения. Абсолютно асоциальный тип, которого вежливость и нормы поведения в обществе не волнуют.       Тем не менее, за эти считанные минуты нашего практически одностороннего взаимодействия я сделала любопытное открытие: Великий и Ужасный ГДК не начинал драку, не угрожал мне и не применял силу, что означало — Хибари Кёя никогда не противоборствовал без причины. Возможно, это очевидная вещь, но судя по сплетням, которые доходили до меня, его в прямом смысле сравнивали с Демоном, который при одном косом взгляде готов был побить жертву. Это была ложь. Человек начинает применять силу, когда перестает чувствовать контроль над ситуацией и безопасность. Вероятно, тут имеет смысл допущение, что сейчас Хибари Кёя точно знает, что я — слабая ученица средней школы, на которую не стоит тратить силы, потому что я для него абсолютно безопасна и предсказуема. Но насколько остро он реагирует на непредсказуемость?       Эта мысль стала пиковой в моей голове. Все это время, пока Хибари Кёя смотрел на список, а он его не просто смотрел, он его читал, я строила теории про его характер. И это было интересно. Это был исследовательский интерес человека, который нашел для себя любопытный объект. Хибари Кёя — сложный персонаж, посмотреть хотя бы на наше взаимодействие. Но какие границы его восприятия? Что может стать причиной, что выведет его из спокойствия?       — Хибари-сан, как ваше настроение?       Серые глаза парня резко посмотрели на меня, и в первое мгновение, когда я их увидела, я считала в них одно чувство — подозрительность.       Так и думала. Хибари Кёя не привык, чтобы кто-то интересовался его настроением.       — Что тебе нужно, травоядное? — жестко спросил он.       Тут я даже подняла бровь от удивления. Такой прямой и простой вопрос ввел меня в секундную растерянность. Я ждала игнорирования или формального ответа, но натолкнулась на открытое недоверие.       — Ничего, — пожала плечами я. — Просто интересуюсь, потому что я неплохо чувствую других людей. Человек, который вышел из кабинета передо мной, испортил вам настроение?       — Нет, — жестко ответил ГДК, и я поняла, что мой вопрос попал в точку.       — Хотите, я поговорю с вами и вам станет лучше? — предложила я быстрее, прежде чем он смог бы договорить.       И это был контрольный выстрел, потому что Хибари Кёя посмотрел на меня сначала в замешательстве, а потом в его взгляде прибавилось гнева. Что интересно, мимика его лица почти не менялась, но негативные эмоции выражались через напряжение в теле и глаза. Похоже, я дошла до черты, за которую выходить значило принимать возможные неприятные последствия.       — Ты не с тем играешься, травоядное, — поставил меня на место он, но ощущалось это, как откровенная угроза.       — Я и не думала играться с вами, — спокойно сказала я, решив сделать вид, что не понимаю, о чем он, — просто предложила помощь. У меня от вашей тяжелой ауры мороз по коже, хотелось как-то разрядить обстановку, чтобы вы стали добрее ко мне, извините за правду. И извините, если заставила думать, что мне от вас что-то нужно. Хотя, нет, все-таки нужно, — закончила я, внимательно на него глядя.       — И что же? — жестче спросил Хибари Кёя, смотря на меня, как дикий зверь, готовый в любую минуту на меня напасть. Ему явно этот разговор был некомфортен. Похоже, я одна из себя такая умная и смелая решила поговорить с ним на отвлеченные темы. Хибари Кёя этого не оценил, и теперь ждал от меня выпада в свою сторону. А мне просто хотелось получше его изучить.       Улыбка появилась на моем лице. Указав пальцем, я ответила:       — Только вашу подпись, Хибари-сан.       Словами моими ГДК был абсолютно неудовлетворен, но они возымели успех, потому что он резким движением черкнул ручкой по бумажке и отправил ее на другую часть стола.       На этом можно было расходиться. Подписанный бланк я получила обратно. Миссия выполнена, но томящийся внутри интерес, что же может быть дальше, если я продолжу ходить по этой грани неизвестного характера Хибари Кёи, заставлял меня чувствовать легкое и приятное волнение. Нельзя было вот так прощаться, поэтому я взяла бланк в руки и сказала:       — Хотя, признаюсь, мне было бы очень интересно с вами побеседовать и узнать, как человека, — добавила я уже негромко, просто как окончание, но вновь вызвала необычную реакцию — оцепенение.       Великий и Ужасный глава Дисциплинарного комитета, слухи о котором просачивались в каждый класс сквозь стены и уста, именем которого можно было напугать, я уверена, даже рядового жителя нашего города, сейчас сидел передо мной, скрестив руки на груди, и не шевелясь.       И чем больше удивлялся сам ГДК, тем больше удивлялась я сама. Неужели ему никто не говорит о таких вещах? Не проявляет интереса? Ни обычного, ни романтического? У Хибари Кёи весьма яркая, характерная внешность. Не будь у него других приоритетов в жизни, он мог бы стать актером, потому что его лицо, волосы и тело были очень близко к стандартам красоты в Азии. Тяжелый характер и агрессивность, любовь к дракам — это другой момент, который, тем не менее, смог бы сыграть ему даже на руку. Это создало бы образ «плохого парня», о котором бы в тайне мечтала любая девчонка. Психически нездоровая, конечно же, но чем черт не шутит!       Выходит, что Хибари Кёя асоциален и внутренне одинок. Он реагирует абсолютно дико на обычные реплики, которые я проговариваю. Окей, возможно, я более смела и настойчива, чем принято быть азиатским девушкам, но не настолько, чтобы вводить человека в шоковое состояние.       Ответ я на свой вопрос так и не получила, поэтому решила сделать еще один контрольный выстрел:       — Не хотите прогуляться в парке в это воскресенье?       — Прекрати, травоядное, — осек меня он быстро, — иначе забью до смерти.       Все-таки он пошел в нападение, чтобы защитить себя. Я думала, что подобное предложение даст мне его более яркую палитру эмоций, но на деле Хибари Кёя понял абсурдность этого разговора и решил пресечь его сам.       — Жаль, что не получится, но не могу вас заставлять, — деланно вздохнула я, пожав плечами. — Что ж, мою первую просьбу вы выполнили, тогда, я пойду, если вы не возражаете.       Сжав рукой лямку сумки, я приоткрыла дверь и перед выходом негромко бросила:       — До свидания, Хибари-сан. Приятного вечера!       Прикрыв за собой дверь, я вышла в коридор и быстро зашагала к лестнице. После этого разговора легкое волнение, бывшее во мне раньше, трансформировалось в чувство окрыления и уверенности. Я только что поговорила с Хибари Кёей, которого все боялись, и мало того, что поговорила, так еще и узнала его ближе! Полученные наблюдения уже складывались пазлами в возможный тип Хибари Кёи. Эпилептойд. Не самый социально адаптированный тип, один из самых сложных во взаимодействии и один из самых интересных для изучения.       Размышления над Хибари Кёей так меня увлекли, что дорогу от кабинета Дисциплинарного комитета для школьных ворот, которую я проделала довольно быстро, я забыла. И это меня немного отрезвило. Я чувствовала сильный голод. Жажду размышлений и исследования личности человека. Мне нравилось размышлять, думать, изучать и строить теории о личности Хибари Кёи. Нравилось достраивать неизвестную картинку вокруг него, пытаться предугадать его реакции, делать выводы о его жизни. Это… было чертовски увлекательно. Похожие чувства, но в меньшей мере я испытывала, когда анализировала Саваду Тсунаёши, но реакция на Хибари была более яркой, по той причине, что Хибари Кёя всегда был закрытой книгой для меня. Если весь сюжет аниме вертелся вокруг Тсуны, то ГДК был сложным персонажем, которого я видела несколько раз. Мне хотелось его разгадать. И пока он остается для меня непонятным и удивительным, мой интерес будет крепнуть.       Я медленно набрала воздух в легкие, а потом выпустила через рот. Похоже, я нашла нечто, что представляет для меня устойчивую страсть в текущей сложной ситуации — мне нравится разгадывать людей, и пока это желание живет во мне, я отвлекаюсь от собственных проблем.

***

      На выходных меня постигло незапланированное чудо — семья моего нынешнего тела отправилась на отдых в Киото. Учитывая, что звали меня настойчиво, но все-таки свыклись с тем, что мне нужно сделать много домашнего задания и благоразумно оставили в одиночестве, я была счастлива.       Мне было крайне непривычно называть этих людей «мама» и «папа». Кроме того, я старательно избегала общения с ними. Их дочь — не я, и общаясь со мной больше, они могли увидеть слишком резкие изменения в моем характере, что могло привести к не самым приятным для меня последствиям. Почему-то я подумала о том, что меня могут начать водить к психологу или психиатору, пытаясь выявить причину амнезии на простейшие вещи. Например, кем работает мой отец? Я и впрямь не знала этого, а спрашивать на кухне, во время совместного ужина, который мне удавалось часто пропускать, было бы странным.       Если бы мне было лет семь-десять, мои заскоки в памяти еще можно было простить. Но мне в этом теле было уже четырнадцать, а это уже подросток, разумный человек, у которого все в порядке с памятью.       Складывая мои вполне обоснованные сомнения и страхи, я искренне порадовалась, когда поняла, что с вечера пятницы до вечера воскресенья весь наш дом будет в моем распоряжении.       — Пока, дорогая, — чмокнула меня в лоб мать.       Отец погладил меня по голове, а потом вместе с мамой они вышли на улицу и сели в машину. Спустя пару минут красный совершенно обычный автомобиль скрылся из поля моего зрения. В этот момент я расслабленно выдохнула все напряжение, которое скопилось у меня за все это время.       Уезд родителей был настоящим подарком, и я не планировала тратить это время зря. Пока я была одна, мне стоило обыскать весь дом и сложить все пазлы в единую картинку о моей семье и обо мне самой. Пока все, что я знала о ней, исходя из наблюдений: я единственный ребенок в семье, мама и папа работают, но непонятно где. По поводу остальных родственников я не была уверена.       Наш дом был средним по размеру с лужайкой на заднем дворе и террассой. Убранство внутри было минималистичным — лишние детали на глаза не попадались. Где-то висели картины и стояли по углам цветы, за которыми мне наказали следить, но их было немного. Весь дом был обустроен в светлых тонах. Здесь явно приложил руку дизайнер. Семьи, которые могут позволить себе дизайнера, имеют определенный уровень дохода. Плюс, учтем, что у нашей семьи есть собственный дом. Вероятно, с материальным благосостоянием у родителей все неплохо.       Свое исследование я начала с первого этажа. По классике, тут была кухня, гостиная и ванная комната. Мои глаза пытались зацепиться за гостиную, но я сомневалась, что найду здесь что-то интересное. В гостиной находился большой круговой диван, напротив которого — маленький журнальный столик. Впереди у стены — небольшой искусственный камин, телевизор и шкаф. У шкафа были внешние полки, на которых стояли фотографии. На всех них была наша семья лет десять назад. Мама и папа — еще молодые держали меня за руки. Себе бы я дала года три, не больше. Все трое мы улыбались и находились где-то в курортном городе, где позади виднелись море и пляж. Открыв шкаф, я обнаружила, что он забит книгами по праву и законодательству. Возможно, кто-то из моей семьи работает юристом?       На втором этаже находились уже жилые комнаты: моя отдельная от всех, спальня родителей и комната, отданная под рабочий кабинет. В своей комнате я уже успела обыскать все и какой-то важной информации про себя не нашла. Я знала, что меня зовут Икеда Касуми, что мне четырнадцать лет, и я учусь в школе Намимори, и этим информация ограничивалась. В такие моменты было бы прекрасно найти какие-нибудь дневники собственного авторства, чтобы понимать, чем жила прежняя Икеда Касуми, но пока ничего подобного мне не встречалось.       Спальню родителей я посетила в первый раз и сразу же заметила находку. На тумбочке лежали документы, где беглым взглядом я прочла имя отца — Икеда Акио. Судя по документу, отец относился к местной адвокатской коллегии и, собственно, работал адвокатом. Вот, значит, кому принадлежат те книги по юриспруденции.       В тумбочке мамы была косметика, и больше ничего интересного. Единственное, что могло приковать мой взгляд в этой комнате — это очередной шкаф. Теперь я знала, где лежит одежда моих родителей, но не более того. Благо, в самом нижнем ящике удалось найти что-то полезное. Это был фотоальбом в черном переплете. И мне действительно повезло, потому что все фотографии были подписаны. Здесь были свадебные фотографии моих родителей, мои бабушка и дедушка, путешествия моей семьи со мной и другие репортажные фотографии, которые не несли с собой особо информации. Так я узнала, что у меня есть родственники в городе со стороны отца: дедушка, бабушка и моя тетя. Все это выяснилось из совместного кадра, который был подписан «род Икеда». На фото был мой отец, который держал меня маленькую на руках, бабушка, дедушка, моя мама рядом и тетя тоже с маленьким, но уже светловолосым ребенком. Больше информации про свои корни я не нашла, но зато запомнила имена. Отец — Акио, мама — Ясу, бабушка — Любовь, дедушка — Джеро, тетя — Фумико. Не забыть бы.       Я перечитала еще раз. Стоп! Бабушка Любовь? Любовь — это русское имя. У меня тут есть русские корни? Даже здесь?       «Странно», — подумала я, нахмурив лоб.       Когда я вторглась в кабинет и включила свет, глаза разбежались от обилия книг и папок с бумагами. Здесь царил творческий беспорядок, и даже осталась на столе недопитая чашка чая. Я аккуратно обошла письменный стол, а потом села за него. Внутренние ящики, которые закрывались на замки, были все открыты, и я поочередно начала в них заглядывать. Кроме бесконечного количества бумаг и судебных постановлений, ничего интересного я не находила. Уже смирившись с поисками, я обнаружила на дне ящика стопку журналов «Укрась свой дом». На первой странице значилась фотография моей мамы, а под ней — вводные слова, которые являлись вступлением ко всему материалу далее. Моя мама — главный редактор журнала про дизайн интерьера. Все сходится.       К моему сожалению, ничего выдающегося, что дало бы мне хоть какую-то подробную информацию о семье, я не нашла. Компьютера ни у меня, ни у родителей пока еще не было, поэтому искать информацию нужно было в реальном мире. Кстати говоря, это приносило мне сильный дискомфорт. Привычка лезть в интернет при любом непонятном вопросе превратилась в проклятье, потому что теперь я добывала любой ответ большими усилиями.       Тяжело вздохнув, я встала из-за стола и вернулась к себе в комнату. Впрочем, хотя бы я знаю, кем работает моя семья, что неплохо.       Просидев минут десять за своим столом в комнате и анализируя всю текущую ситуацию, я подумала, что хорошо бы начать вести собственный дневник. Если Икеда Касуми в прошлом не догадалась об этом, то сейчас дневник мог бы помочь мне, во-первых, структурировать информацию, во-вторых, не забывать ее, в-третьих, как минимум, помогать мне терапевтически проживать сложные моменты. Идея показалась мне такой разумной, что я нашла в шкафу толстую неначатую тетрадь и сделала первую запись. Писала я в течение часа, выплескивая в тетрадь свои эмоции. Сначала это было похоже на крик души потерянного в жизни человека, потом — на попытки уйти в психоаналитику, когда я делала заметки по поводу личностей Тсунаёши и Хибари Кёи, потом — на больного амнезией, который писал факты о своей семье.       Когда я дописала последнее предложение, было уже девять вечера, и, к своему ужасу, я вдруг услышала железный скрип, а потом шаги. Меня резко забила нервная дрожь, но я приказала себе успокоиться. Кто мог вторгнуться в наш дом в такой час?       На носочках выйдя за дверь, я присела у лестницы, наблюдая сверху за гостиной. Свет оказался включен, а потом я увидела, как с порога вошла в комнату крупная пожилая женщина. У нее были длинные седые волосы, заплетенные в косу. В гостиную она зашла так, словно это была ее территория.       — Внучка, я дома! — сотрясла она своим голосом стены. Получилось это громко, и я от неожиданности вздрогнула. — Встречай бабушку Любу! Я принесла тебе гостинцы!       «Бабушка Люба», — в ужасе промелькнула в голове мысль. Только этого мне еще не хватало!       Резко поднявшись, я спустилась по лестнице и предстала перед ней. Эта женщина отличалась поистине богатырской внешностью: у нее был лишний вес, громкий голос и решительный взгляд. Замашки ее и манера поведения, хоть и были для меня резкими, оказались близки, и я испытала какое-то ностальгическое чувство.       — Господи, тебя мать совсем не кормит! — запричитала она, глядя на меня. — Говорила я Акио, чтобы он выбрал девушку из СНГ, но кто меня послушает! Ну ничего, сейчас бабушка что-нибудь быстро приготовит.       — Я не голодна, — возразила я, как возражала всегда, когда бабушка из прошлой жизни встречала меня в своей квартире и говорила, что пора толстеть.       — Надо-надо, — оборвала меня она, а потом всучила мне в руки три русские шоколадки. — Сейчас только руки помою и сварю суп.       — Сейчас девять вечера, — напомнила я. — Поздно уже для ужина, и я поела уже.       — Не сегодня поешь, так завтра утром, — уверенно сказала ба, и я поняла, что с ней бесполезно спорить.       — Бабушка, а ты чего здесь делаешь? — неуверенно спросила я. — Мама сказала, что оставляет меня дома одну.       — Следить за тобой, конечно же! — почти разозлилась бабушка. — Эта Ясу вообще ничего не понимает в воспитании ребенка! Как она могла оставить тебя, четырнадцати от роду лет дома одну?!       «Вот блин», — вздохнула я внутри себя, поджав губы.       — Иди на кухню, — сказала ба, — потолкуем немного. А то вишь, как ты поменялась, два месяца назад все молчала, а теперь даже бабушке перечишь.       Я проводила ее взглядом до ванной, а сама покорно присела на диван на кухне.       Поведение у нее уверенное, активное и общительное. Общается со мной по-свойски, спросить может что угодно. Тактичности от нее не дождешься, но искренна и с традиционными ценностями, меня, внучку, любит и не оставит даже под страхом смерти. Что-то вроде смеси гипертима, эпилептойда и истеройда.       Пока ба возвращалась, я дала себе обещание пообщаться с ней из вежливости и почтения минут тридцать, не больше. Но встала с дивана я только через два часа, когда она сама выгоняла меня спать в одиннадцать вечера. Как ни странно, разговор прошел спокойно — первые пять минут бабушка спрашивала у меня, как полагается, про женихов и учебу, а потом сама стала рассказывать про свою жизнь и рассуждать над обыденными вещами, попутно осуждая нынешнюю молодежь. Так я узнала, что неделю назад ба вернулась из поездки в Россию, где навещала могилы предков и дальних родственников. А до этого ездила в Америку, где обосновалась ее вторая дочь — моя тетя.       — Нечего делать на этом Западе, — в сердцах сокрушалась бабушка. — Ой, нечего делать. Душа за Фумико болит, а помочь с такого расстояния не могу!       После продолжительного разговора, я ушла к себе в комнату и очень скоро заснула. Выходные протянулись очень быстро, и, честно говоря, по приезду родителей я ощутила что-то похожее на желание, чтобы ба осталась. Все-таки родной менталитет был мне близок, и как оказалось, ба тоже отметила перемену в моем характере в лучшую сторону. Она просила меня заглядывать к ней каждые выходные, тем более, что жила она в паре кварталов от нашего дома.       В понедельник в школу я пришла раньше всех в классе, начав готовить аудиторию к занятию. Бланк посещаемости был мною почти заполнен, и оставалось занести в него новых пропускающих, о которых я еще не была в курсе. К слову, староста и его заместитель все еще отсутствовали и, связавшись с ними на выходных, я поняла, что к ГДК мне придется наведаться еще раз. И в этот раз я планировала задать какой-то новый вектор нашему разговору, чтобы узнать его с новой стороны.       Но, к моему сожалению, ГДК в кабинете не было, и его замещал один из его подчиненных — Кусакабэ Тетцуя. Если Хибари Кёя смотрелся в своем кабинете органично, то Тетцуя был явно не по размерам стола. Письменный стол для него был явно мал. Да и, сам Кусакабэ смотрелся сам по себе комично. На нем была форма Дисциплинарного комитета — черный пиджак с красным воротом. Выглядел парень строго, особенно со своим ростом и серьезным лицом, но вот прическа и травинка во рту создавали диссонанс. С одной стороны — попытка выглядеть также круто, как популярный певец, с другой — простой парень.       — Добрый день, — спокойно поздоровалась я. — Подскажите, где я могу найти Хибари-сана и подписать бланк о посещаемости моего класса?       — Он занят сегодня, — сказал Тетцуя, пожевывая травинку. — Я вместо него.       Я покорно отдала ему бланк и, заместитель, долго не думая, поставил роспись и вернул мне лист. Вчитываться также внимательно, как Хибари Кёя, он не стал. Видимо, столь четкое исполнение обязанностей его не волновало.       Коротко поблагодарив парня, я вернулась в класс и сложила бланк в отведенную для него папку.       Интересно, где Хибари Кёя и почему он не в школе? Наверное, устраняет очередную банду хулиганов в городе? Тогда неудивительно. Жаль, что не удалось с ним еще раз поговорить. Мне бы хотелось понаблюдать за ним еще раз.       Со следующего понедельника в класс вышел староста, и бразды правления я отдала ему, чему он особо не был рад. Как оказалось, никто старосту и заместителя не избивал. Эти двое были друзьями и вместе заболели гриппом. Выходит, слухи при избиения — это просто ложь. В очередной раз Хибари Кёю очернили.       «Не так страшен черт, как его малюют», — подумала я, когда на уроке математики прямо из своего окна увидела, как ГДК неспешно ходил по территории школы, патрулируя аллею с сакурой. Ходил он в одиночестве, и движения его были спокойными и расслабленными. Создавалось ощущение, что в этот час он и не должен учиться. Но почему? Разве он не должен быть на уроках? Сколько ему лет? Он же мой ровесник. Почему ему позволено не посещать занятия, но работать главой Дисциплинарного комитета?       Вопросов в моей голове было больше, чем ответов. Я наблюдала за тем, как Хибари Кёя вдруг остановился рядом с сакурой и с минуту на нее смотрел, а потом достал свой телефон и сделал фото. Почему-то именно это действие меня очень удивило. Такое ощущение, что созерцание природной красоты не подходило образу Хибари Кёе. А тут, удивительно! Он просто взял телефон и просто оставил навсегда этот момент в фотопленке.       В принципе, это все еще подходит под характеристику его типа. На мой взгляд, Хибари Кёя — яркий пример эпилептойда. Для людей-эпилептойдов крайне важны правила. Они выстраивают в своей голове систему иерархии и правил, подчиняя под них весь мир. Это люди, которые чтят традиции и установленные ритуалы, потому что это создает стабильность. Даже характерное для Хибари слово «травоядное» дает сразу понимание, что он определил тебя в своей голове под критерий. Отсюда и желание охранять школу, осуществлять над ней контроль и устанавливать свои правила.       Если кто-то ведет себя непредсказуемо, это вводит эпилептойдов в непонимание и стресс, и справляться они стараются сразу же с источником этого стресса. Они крайне упрямые, негибкие и тяжело адаптируются к новым условиям. Из еще важных минусов: больше других склонны к насилию, как в действиях, так и в общении, сильнее всех эмоций у них проявляется гнев. Если сразу не поставить их на место и не показать клыки — рискуешь попасть под их контроль и тогда эпилептойд тебя поглотит. Но это имеет смысл, когда вы с ним равны по силе или обстоятельствам. В случае с Хибари Кёей — это бесполезно, потому что он прекрасно знает, что он сильнее всех, и если даже не сможет победить в схватке словом, победит своими тонфа.       А еще эпилептойды — часто мизантропы.       Как ни посмотри, ГДК — фактически диктатор, которому нельзя перечить, но пока все идет по его правилам, ты можешь мирно учиться.       Из положительных моментов — они будут изо всех сил защищать свою территорию и тех, кто кто на ней находится. Обладают тонким чувством прекрасного — любовью к чему-то чистому, милому, к той же природе, например.       Конечно, в жизни редко встречаются чистые представители типов, уверена, в Хибари Кёе есть и другие черты. И было бы понятнее какие, если бы мы с ним еще не раз пересеклись. Все-таки наблюдать за ним со стороны не так интересно, как при непосредственном общении.       Тем не менее, после нашего единственного разговора, ГДК начал попадаться мне на глаза чаще обычного. То ли действительно он мелькал поблизости чаще, то ли я сама стала больше обращать на него внимание, но теперь я постоянно видела, как парень забирается на крышу здания старшей школы и остается надолго там. Возможно, он там лежит. Из окна сложно увидеть. Но то, что Хибари Кёя любит одиночество и спокойствие — подтвердилось еще ни один раз. Даже со своими подчиненными он общался, в основном, через Кусакабэ. Тот всегда выступал посредником, которому Хибари отдавал приказы.       То, что мой взгляд стал больше цепляться за Хибари, сыграло со мной злую шутку и распалило мой интерес больше. ГДК стал для меня загадочным объектом, над которым мне нравилось размышлять. Как-то раз проходя мимо своего кабинета, я увидела, как на заднем дворе он безжалостно избил старшеклассника. Старшеклассник ушел в нападение и был больше размером, чем Кёя, но это ему не помогло. Хибари ловко увернулся от атаки, потом ударил беднягу в живот коленом, и тот сразу же обмяк. В этот момент ГДК резко дал рукой по затылку парню, и тот, потеряв сознание, упал на траву. Хибари Кёе было достаточно десяти секунд, чтобы обезвредить противника, и от этого стало не по себе всем, кто следил за боем рядом со мной. Меня же подобное искренне восхитило.       У меня было много вопросов к Хибари Кёе, и мне хотелось с ним поговорить. Конечно же, это было чем-то на грани фантастики. Так просто ГДК со мной бы разговор не завел, а даже если бы я сделала это сама — он бы не ответил. Да и, не думаю, что его интересуют разговоры о природе его идеологии «травоядного» и «хищника». Меня — да, но он, уверена, совсем не человек философии и подобные беседы посчитает бесполезной тратой времени. Короче говоря, остается только наблюдать за ним со стороны и делать выводы. Может, и к лучшему.       В конце недели, правда, ко мне пришла удивительная идея, и мне захотелось провести эксперимент. Нынешний староста порадовался, что в эту пятницу обошелся малой кровью — его бланк о посещаемости подписал Кусакабэ, как было у меня, и объяснил это тем, что сегодня, у Хибари Кёи был день рождения и ему исполнялось пятнадцать лет. В день рождения ГДК в школу не явится, поэтому можно выдохнуть.       Идея подарить ГДК что-то анонимно показалась мне интересной, но времени у меня было крайне мало, поэтому пришлось соображать на ходу. После школы я зашла в магазин и купила подарочный пакет синего цвета с денег, которые мне давали родители на карманные расходы. Дома забросила туда русские шоколадки от бабушки, а потом решила написать ему что-нибудь на открытке.       Мной двигало желание вывести Хибари на эмоции. Сначала я думала над тем, чтобы просто написать ему что-нибудь приятное, что-то вроде «Хибари-сан, спасибо, что сохраняете безопасность в нашей школе. Эти сладости для вас», но подумала, что это будет слишком скучно. Мне нужны были эмоции Хибари, пусть я их и не увижу.       Спустя некоторое время, я написала: «Кёя, с днем рождения. Я давно за тобой наблюдаю и с каждым днем все больше мечтаю связать тебя и накормить этим шоколадом с рук. Надеюсь, тебе понравится. С любовью, от Травоядного. До встречи на крыше старшей школы».       Текст абсурдный, с веростностью сто процентов доведет Хибари Кёю до бешенства, даже жаль, что я этого не увижу. Только если не пойду сама на крышу, но мне интересно, купится ли ГДК на эту уловку.       Испытывая чувство легкого адреналина, я вернулась в школу, дошла до кабинета ГДК и, уверившись, что коридор абсолютно пустой, повесила пакет на ручку. Удалилась с места преступления я без приключений, рассчитывая, что Хибари Кёя посмотрит мое сообщение только в понедельник утром.       Так и случилось. Уже на следующей неделе, до начала первого урока, я увидела из окна, пока разбирала сумку, как ГДК стремительно идет к зданию старшей школы. Пиджак за его спиной развевался на ветру. Спустя минуту я уже видела, как он выглянул с крыши, осматривая школьный двор, видимо, пытался найти кого-то, кто старательно скрывался. По резким жестам Хибари было видно, что он зол.       «Это было даже слишком просто, — подумала про себя я, складывая учебники и тетради в стопку. — Неужели он не догадался, что это была уловка? Пока все предположения на счет Хибари оказываются верны. Может, стоит экспериментировать дальше?»