***
«…Первое правило пидорского клуба: никому не рассказывать о пидорском клубе», — послышалось как-то от гопников в подворотне, когда мне пришлось выбраться из сычевальни, дабы затариться свеженькой порцией колы. Обрывки услышанных фраз сначала показались до смешного глупыми и нелепыми: гопники в «пидорском клубе» — как иронично. Но уже совсем скоро мне стало не до смеха. Ламбо, крохотный бесячий мальчуган, напуганный до жути и пускающий слёзы и сопли в три ручья, прилип к моим ногам по возвращении домой. — Тсу-у-уна-а-а, — завывал малыш. — Эти… Эт-ти… Гомосеки зовут меня в пидорский клуб… а я не хочу быть пидором. К тому моменту я уже чувствовал себя хотя бы немного, но настоящим мужчиной, поэтому не мог позволить оставить такое отношение к слабому и беззащитному ребёнку безнаказанным. Поиски информации длились на удивление недолго — Гокудера раскололся первым, когда я, в который раз переступив через себя, завалился к нему на съёмную квартиру. По существу Хаято сказал мало что — лишь время и место очередного сбора членов клуба, в подробности не вдавался. И чхать он хотел на «первое правило». Но этого было достаточно. Не медля ни секунды, я направился в задрипанный кинотеатр, в котором раньше любили тусоваться гомосеки из банды Кокуё, но почему-то весь былой настрой куда-то испарился: перед глазами стояла рожа Гокудеры, похожая на мордашки парней из яоя (не спрашивайте, откуда я знаю, как выглядят парни в яое) — и, что самое удивительное, далеко не тех, кто будет трахать главного героя. Тьма стояла вырвиглазная. Я шёл на шум, спускаясь вниз по ржавым лестницам, трижды чуть не сломав себе ногу, в носу свербило из-за клубов пыли, которые поднимались при очередных падениях не хуже, чем дым в кальянной. Наконец-то очутившись прямо перед входом в подвал, я отворил тяжёлые металлические двери и увидел… свет. Каждый сантиметр в помещении был залит светом, и складывалось ощущение, что собравшиеся здесь полуобнажённые ребята похожи на картофелины, обмазанные маслом и засунутые на противне в духовку с жёлтыми лампочками. — Пришёл, боец! — сквозь гул толпы прорезался громогласный рёв Рёхея. — Пришёл, чемпион, — и голос Ямамото тоже. — БО-О-О-СС, — кричал Гокудера. Складывалось такое ощущение, будто все присутствующие уже давно меня ждали, причём масла в костёр тревожности подливали именно названные титулы, нежели само ожидание — Хаято запросто мог распиздеть остальным о предстоящем визите, как распиздел подробности собрания. Видит бог, я уже давно не совался сюда ни ногой — ни одной, ни второй. На импровизированном ринге стоял Энма, глава семьи Шимон и по совместительству мой давний приятель. Парня слегка потряхивало, но глаза старшеклассника были полны решимости. Он тоже ждёт, подумалось мне. Стремительно преодолев разделяющее нас расстояние, я спросил шёпотом, чтобы избежать неадекватных реакций со стороны. — Что происходит, Энма? Я ничегошеньки не понимаю! — Дерись! — только и выпалил парень. Внезапно на ринге появился такой же импровизированный рефери — доктор Шамал. А он какого чёрта здесь забыл?! — Итак, встречайте: новоприбывший — Энма Козато, — послышались вялые хлопки в ладони. — И-и-и наш абсолютный чемпион! Тсунаёши Савада! Пятнадцать побед и ни одного поражения! — зал неистово зааплодировал. — Ещё раз объявляю правила, если кто вдруг забыл: соперники дерутся друг с другом за право быть НЕ пидором. Победитель ебёт в жопу проигравшего! По итогу серии турниров участнику, набравшему большее количество побед или каким-то чудом сумевшему сохранить анальную девственность, присуждается звание почётного альфы! Толпа заулюлюкала, а я стоял как вкопанный, не веря своим ушам. Я совершенно точно не был здесь ранее, совершенно точно не сражался ни с кем из присутствующих, совершенно точно не… Окинув взглядом друзей, стоявших в первых рядах, я внезапно понял причины их странного поведения. Я выебал их всех в жопу. Каждого из них, кто годами посягался на мою святую святых, я смачно отпердолил в сраку. Неприятный комок тошноты подступил к горлу, но на душе было тепло от осознания: карма всё-таки работает. Только вот почему я всего этого не помню?! — Дерись! — прорычал Энма. Столько горести, столько боли и отчаяния было в его голосе… Он ведь такой же, как и я: на него тоже повесили клеймо «укешки», он ведь тоже всё это время был смазливым и добреньким где-то в глубине души. И это был его единственный шанс обрести имя, обрести репутацию, избавиться от надоедливых приставаний и присвистываний на улицах. Я не смог сдержать слёз. — Да пошли вы все!***
После побега тем вечером я шугался от каждого шороха — боялся, что униженные и оскорблённые явятся на порог с намерением отвоевать утерянный титул. И чем усерднее я пытался разобраться в происходящем, тем чаще меня посещали мысли о взаимосвязи событий прошедшего месяца с одним-единственным человеком. И только этот человек мог дать ответы на все интересующие вопросы и даже больше. Но Тайлера здесь не было. Тайлер уехал. Тайлер исчез. Сжимая ключи в кулаке на всякий случай, я слонялся по улицам в надежде увидеть знакомый силуэт, но это не приносило никаких результатов. И тогда я вспомнил о дурацких условиях совместного проживания. «Не говори обо мне ни с кем: ни с домочадцами, ни с друзьями». Это правило изначально казалось странным и нелогичным — мы ведь жили на одной территории, ели за одним столом, спали в одной кровати… Либо он применил гипноз, заставить творить непотребства, либо… Я спросил у Реборна, знает ли он Тайлера Дёрдена, нарушив в этот раз уже чужое, а не собственное табу. Ни о каком Тайлере Дёрдене Реборн не слышал. Спросил у мамы. Ситуация аналогичная. Спросил у Ламбо, спросил у Бьянки, спросил у И-Пин. Мне казалось, что я схожу с ума. Ведь не мог я выдумать целого человека, казавшегося таким реальным, таким живым. А может, это Тайлер выдумал меня? Отец бросил меня. Тайлер бросил меня. В порыве отчаяния я позвонил Сасагаве. — Привет, Киоко-тян, давно не виделись, — уйма стараний ушла на то, чтобы не расплакаться, как ребёнок, в трубку. — Привет, Тсуна-кун, — с той стороны провода послышался радостный девичий голосок. — Да, и правда, давно, — хихикнула одноклассница. — Всего пару дней прошло, а я уже скучаю. Воздух выбило из лёгких. Не может этого быть. Киоко явно кокетничала, хотя я всегда был для неё не больше чем другом. И мы точно не виделись на этих выходных. На последнем издыхании я спросил, знает ли она Тайлера Дёрдена. — Ты шутишь? — повисла пауза. Видимо, Сасагава задумалась. — Это очередной прикол, да? Мне всегда говорили, что я плохо разбираюсь в юморе. Нет. Не шучу. Просто ответь. Ответь же. ОТВЕТЬ. — Это твой сценический псевдоним. Ты же сказал, что собираешься поступать в актёрское. Я сбросил звонок и упал на колени, догадываясь, что, помимо кучи латентных гомосеков-альфачей, Тайлер наверняка трахнул и любовь всей моей жизни. И превратил не только школу, но и ошмётки моего бренного существования в пепелище.***
Меня разбудил удар по лицу. Вокруг было пыльно, и сыро, и темно, и только по запаху пота и спермы я догадался, что нахожусь всё в том же загаженном подвале Кокуйского кинотеатра. Тайлер стоял передо мной, грациозный, красивый, как Аполлон, пышущий жаром, и злобно смотрел исподлобья. — Ты нарушил обещание, пидор, — процедил сквозь зубы Тайлер. — Ты всем распиздел про меня. Я попытался подняться на ноги, но получилось это далеко не с первой попытки — голова раскалывалась. Но анальных болей вроде бы не наблюдалось. — Тайлер, что за хуйня здесь происходит? — Я просил тебя только об одном, об одной простой вещи. — Почему меня принимают за тебя? Ответь мне! — Я думаю ты сам знаешь. — Нет, не знаю. — Нет, знаешь. С чего вдруг люди будут путать меня с тобой? — Потому что… — Скажи. — Мы один человек? — Правильно. — Ты хотел изменить свою жизнь, но не мог этого сделать сам. Я — то, кем ты хотел бы быть. Я выгляжу так, как ты мечтаешь выглядеть. Я трахаюсь так, как ты мечтаешь трахаться. Я умён, талантлив и, самое главное, свободен от всего, что сковывает тебя. И я не пассив. — Но ведь ты — это я. — Лишь отчасти. Хотелось кричать, хотелось выть от обиды и непонимания, хотелось биться кулаками о стену, но вместо этого я, сам того не понимая, почему-то… приблизился к губам Тайлера. И поцеловал его. Поражённый, он не сопротивлялся, а через какое-то время и сам начал подаваться навстречу моим поцелуям. Я нещадно кусал его, дёргал за волосы, пытаясь донести невербально масштаб всего пиздеца, который он сотворил с моей личностью. …Или который я сам сотворил с собой.***
Друзья нашли меня на следующее утро в этом же месте, голым, свернувшимся калачиком и с собственным членом в собственном же анусе. Их восхищению не было предела. Я трахнул сам себя, тем самым показав остальным, что стою как минимум на голову выше их. Я — главный мачо, я — альфа, я — гигачад. И больше никто не посмеет посягнуть на то самое святое и сокровенное, что скрывается промеж двух моих полупопий.