Сердце поёт мимо нот

      Прогулка вдоль ущелья Мусодзин была хорошей идеей — так думал Кадзуха, возвращаясь обратно в отель. Его легко захватывало рабочее торнадо, что ему нравилось, но за подъёмом сил неизменно следовало опустошение. И только природа, особенно в родной Инадзуме, всегда возвращала взволнованной душе Кадзухи покой и дарила умиротворение, так необходимые в бесконечной гонке жизни.       Стоя на самом краю, так, что из-под носков срывалась вниз земля, Кадзуха чувствовал гуляющий по телу мягкий ветер, играющий то с волосами, то с одеждой, пока сам с живым любопытством разглядывал светящееся дно ущелья. Об острове Ясиори ходили легенды, как одним ударом божественного меча Архонт убила гигантского змея-бога, разрезав его вместе с островом, так и появилось ущелье — вечный шрам в напоминание. Выстланное флуоресцентным илом дно ночью походило на бушующие разряды тока, словно оставшаяся энергия от того самого невероятного удара.       Кадзуха любил легенды и мифы, и если вдохновение покидало его, а голова не работала, достаточно было погрузиться в подобную историю, чтобы воспрять. Вот и сейчас он летел обратно в отель, окрылённый идеями, которые записывал на ходу в заметки телефона.       И всё же, несмотря на увлечённость мыслями, замер в холле, когда краем глаза зацепился за знакомую фигуру, видневшуюся в баре ресторана. Озадаченный, Кадзуха шагнул назад и всмотрелся получше, признавая в чёрно-фиолетовом балахоне Скарамуччу. Только теперь в абстракции рисунка на его толстовке Кадзуха разглядел росчерк молнии, полосующей спину, как ущелье делило Ясиори пополам.       Он мог пройти мимо, подняться в номер и скользнуть бесшумно в постель, чтобы не разбудить наверняка давно спящего Хэйдзо, но разве сам он сможет спать спокойно?       — Не спится? — спросил Скарамучча ещё до того, как Кадзуха показался в поле зрения.       — Как и тебе, — с улыбкой он сел рядом на пустующий стул.       Сняв капюшон, который должен был прятать от любопытных глаз на улице, Кадзуха бросил взгляд на вспыхнувший экран телефона, где цифры показывали два часа ночи, посмотрел на чистую барную стойку без каких-либо напитков и задал единственный интересующий вопрос:       — Что ты тут делаешь?       — Просто интересно… — Скарамучча хмыкнул, всё-таки оборачиваясь на Кадзуху, — …какие у тебя варианты?       Вид у него был измождённый: бледное лицо стало совсем прозрачным, под глазами залегли синяки в цвет глаз, хотя ещё пару часов назад браво огрызался на всю группу в гримёрке клуба.       — Прячешься от госпожи Яэ?       — Зачем, — он закатил глаза, — всё, что хотела, она уже мне сказала. Хоть на ночь отстала. Что за глупое предположение, думаешь, я бы правда стал прятаться в баре того же отеля? Ещё варианты есть?       Кадзуха усмехнулся, сел вполоборота к Скарамучче и, закинув локоть на стойку, подпёр голову ладонью. В ночном ресторане не было ни души, бармен и тот прятался в подсобке за ненадобностью, а может, и вовсе уснул, иначе вышел бы на голос нового гостя. Хорошо, что госпожа Яэ обеспечивала их хорошей охраной и к ним в отель не пробирались безумные фанатки, хотя Кадзуха и рисковал, выбравшись ночью наружу в одиночку.       — Так и знал… — собирался было съязвить Скарамучча, но замолчал, прерванный Кадзухой.       — Думаю, что после сегодняшнего ты просто не можешь уснуть от избытка чувств.       — Пф, каких ещё чувств? — нахмурился Скарамучча, чувствуя, как всё тело сковывает от одного проницательного взгляда напротив.       — Хочешь, чтобы я перечислил?       Их взгляды встретились, и Скарамучча понял, что Кадзуха смог бы сейчас без ошибок легко пройтись по всем его болевым точкам. Но он ведь не мог знать наверняка?       — Нет.       — Хорошо, — Кадзуха отвёл взгляд первым, пробежался им по блестящему ряду полупустых бутылок с алкоголем на баре. Сказал спокойно: — Чтобы уснуть, надо расслабиться.       — Мне не нужны советы, — буркнул Скарамучча, избегая смотреть на профиль Кадзухи. Он мысленно проклял своё решение выйти из номера, потому что, жуя нижнюю губу, уже догадался, что ему собирались предложить. Мог ли он отказаться? Если Кадзуха не остановится…       — Это я уже давно выучил, — в его голосе сквозила улыбка, которую Скарамучча видеть не хотел, потому продолжал равнодушно пялиться на свои сцепленные пальцы. — Может, тебе не нужны советы, но тебе точно нужен отдых. Всем нам нужен.       — И что ты предлагаешь? — Скарамучча решил перенять инициативу: вскинул голову, задирая подбородок, и снова встретился с любопытным блеском агатовых глаз.       — Как минимум, уйти отсюда, где ты не сможешь спать, даже если расслабишься, — улыбнулся Кадзуха и призывно встал с барного стула.       Фыркнув, Скарамучча тоже поднялся, тут же сложил руки на груди.       — Может, я только и мечтаю, чтобы спать лицом в стойку.       Кадзуха только покачал головой, пряча ладони в карманы толстовки.       — Прояви к Мико милосердие, она не выдержит ещё один твой перформанс за столь короткий срок. Идём?       Вместо ответа Скарамучча кивнул и позволил Кадзухе пройти вперёд, чтобы тот не видел, как к его бледным щекам прилип румянец. Вовсе не из-за фантазий о реакции сучки Мико, а от разогнавшегося сердца, которое забилось в предвкушении, хотя ничего не было сказано вслух.       Уже через минуту за ними закрылись двери лифта, унёсшегося вверх.       — Твой оленёнок не обидится, что ты номера перепутал? — едко спросил Скарамучча, когда номер Кадзухи и Хэйдзо остался далеко позади по коридору.       Резко остановившись, Кадзуха посмотрел на него и Скарамучче показалось, что он одним взглядом призвал ледяной ветер из самой Снежной, который забрался за шиворот, от чего захотелось дёрнуть плечами.       — Никогда больше не называй его так, — строго проговорил Кадзуха и сразу пошёл дальше, но Скарамучча завис на мгновение, глядя ему в спину.       Если Кадзуха думал, что этот взгляд должен был напугать… то ему не понравится, что Скарамучче захотелось напротив придумать ещё тысячу вариаций слова олень для надоедливого Хэйдзо.       В его номере было прохладно из-за раскрытого перед уходом окна. Мико настояла, чтобы он жил вместе со всеми, но комната оказалась на другом конце от остальных участников из-за загруженности отеля, а сама она жила и вовсе на этаж выше. Здесь было стерильно чисто, пусто, и Скарамучча стремился выйти под любым предлогом, ошиваясь то в тренировочном зале, то в общем холле, то, как сегодня ночью, в баре ресторана. Повезло, что перед концертом занятость была такая, что в номере приходилось только спать, да и то недолго.       Обычно комната казалась огромной и давящей, когда же в неё прошёл Кадзуха — вдруг стало тесно. Скарамучча поймал себя на мысли, что сам не понял, как они остались вдвоём в его номере посреди ночи, потому что он-то планировал после такого непростого дня страдать в одиночестве и довольно успешно следовал своему плану. Видимо, Кадзуха околдовал его своими бесовскими глазами в баре, других объяснений не находилось.       Закрыв окно, Скарамучча обернулся на Кадзуху, который уже сел на край постели и определённо не испытывал неловкости в чужих апартаментах. Его светлые волосы были единственным заметным пятном в неосвещённой комнате, привлекая взгляд как маяк.       — Ну и что ты хотел предложить?       — Травку, — просто ответил Кадзуха. Брови Скарамуччи медленно поползли вверх, а рот наполнился слюной от одного слова. Он ведь знал. Знал и всё равно привёл Кадзуху в свой номер.       — Не интересуюсь, — неубедительно оскалился Скарамучча, оставаясь стоять у окна, чтобы не нырнуть в чужие карманы своими руками.       — Да? Прости, наверное я не так понял, — Кадзуха говорил самым извиняющимся тоном, пока доставал из кармана штанов портсигар с самокрутками, бережно скрученными во время прогулки вдоль ущелья.       — Что не так понял? — взгляд Скарамуччи был прикован к серой бумаге, кончик которой задорно вспыхнул под огоньком зажигалки. Ему бы подойти, потушить и выкинуть, выгнать Кадзуху и запереться, но если он приблизится хотя бы на шаг…       Кадзуха же упёрся одной рукой в постель, второй придержал косяк, делая затяжку, и выдохнул дым в противоположную сторону, чтобы не дразнить. Хотя дразнил Скарамуччу один весь его безмятежный вид.       — Твой интерес.       — Интерес? — Скарамучча нахмурился. Нос уже учуял знакомый запах, от которого будто электрилизовался воздух, поднимая волоски на руках дыбом.       — Так и будешь стоять в углу? — усмехнувшись, Кадзуха похлопал ладонью по постели.       — Мне здесь удобнее, — немедленно огрызнулся Скарамучча, на что Кадзуха только смиренно пожал плечами. — Что за интерес ты там понял, м?       — К этому, — пальцы провернули косяк в одну сторону, потом в другую. — Ещё раз прости, если ошибся, обычно я с одного взгляда угадываю тех, кто в теме, или был в ней. Ты так несчастно сидел в баре, мне показалось, что трава наку расслабит твои натянутые нервы.       — Наку?.. — Скарамучча не заметил, как подошёл ближе, заворожённый курящим Кадзухой. Трава наку была лучшей во всём Тейвате, высший сорт, дороже остальных вариантов, зато меньше проблем и последствий, кроме удара по кошельку.       — Прямиком с Татарасуны, всегда беру её, когда бываю на Ясиори, — голос Кадзухи в поднимающемся кумаре становился всё тягучее и лился в уши Скарамуччи мёдом. — Хотел предложить, вдруг ты не можешь достать сам…       — Да чтоб тебя, — Скарамучча упал на место рядом, протянул руку выхватить косяк, но Кадзуха увёл её, не давшись. — Ещё будешь издеваться?!       — Так я не ошибся?       Поджав губы, Скарамучча сверлил его взглядом, готовым метать молнии, что вновь напомнило Кадзухе легенду о разрубленном змее. То была богиня Электро и в тёмно-фиолетовых глазах перед ним словно было отражение её силы. А может, его мозг уже затуманился. Не разрывая их зрительного контакта, Кадзуха вновь затянулся в ожидании ответа.       — Ты хренов искуситель, — прошипел Скарамучча, предприняв ещё одну попытку отнять косяк.       — Виновен, — рассмеялся Кадзуха и больше не стал сопротивляться, послушно отдав заветную самокрутку. Ему ничего не стоило поджечь себе ещё одну.       Блаженно выдохнув, Скарамучча задрал голову и прикрыл глаза, проговорил менее раздражённо:       — Если Мико узнает, она тебя убьёт.       — Меня? Хочешь сказать, тебя она оставит в живых? — с улыбкой Кадзуха наблюдал, как разглаживаются ожесточённые и всегда напряжённые черты лица Скарамуччи от одной затяжки.       — Меня она сначала будет страшно пытать, а потом убьёт. Я обещал ей, что стану легендой без наркоты.       — Травка в Инадзуме легализована и…       — Пф, — Скарамучча сделал паузу на очередную затяжку, борясь с желанием сжечь косяк одним сильным вдохом, — расскажи это тем, кто заканчивает свою жизнь в притоне потом, начав с этого баловства.       — Да ты знаток… — мягко подначил Кадзуха, но стоило поднять взгляд, как он ошпарился о промелькнувшую ярость в глазах Скарамуччи.       — Не надейся на сопливую историю. Я же не спрашиваю, почему ты в шмотки прячешься и правую руку скрываешь.       — Ну, — ничуть не смутившись, Кадзуха подтянул рукав толстовки и вытянул правую кисть в чёрной облегающей перчатке, поведя пальцами, — если бы ты спросил, я бы рассказал, что однажды мне пришлось спасать своего друга, когда он нечаянно поджёг квартиру. Огонь оставил мне вечное напоминание о моей неудаче, — усмехнувшись, он поднял взгляд на застывшего Скарамуччу. — Ожоги выглядят не слишком привлекательно, не хочу пугать фанатов или заставлять их переживать о моём здоровье, я-то уже привык. Иногда даже забываю, что она на мне, хах. Зато перчатка дополняет мой образ, как же сказал Венти… ах да, мой образ романтичного джентельмена.       Они недолго помолчали, пока Скарамучча переваривал услышанное. На сонной ноте Кадзуха позволил себе лечь на спину и закрыть глаза, переплетя пальцы на животе. Сколько вообще времени? Кажется, скоро должно начать светать. Он давно не рассказывал свою историю, забыв, как от болезненных воспоминаний начинало колоть где-то в районе сердца.       — Джентельмен из тебя никудышный, — подал голос Скарамучча, разрезая тишину номера, — они травку каждому встречному не предлагают.       Кадзуха улыбнулся сквозь наплывающий сон.       — Ты единственный, кому я предложил. Делает ли это меня джентельменом?       Вместо ответа Скарамучча лёг рядом на расстоянии вытянутой руки, затянулся уже почти истлевшим косяком и упёрся затуманенным взглядом в потолок. Он слушал умиротворённое дыхание Кадзухи и чувствовал, как и к нему подползал сон, из-за которого потолок вдруг закружился. Пришлось тоже закрыть глаза.       — Я не буду ничего рассказывать только потому, что тебе приспичило пооткровенничать, — пробормотал тихо, на что раздался глубокий вздох.       — Я не прошу. Могу лишь предполагать, что в твоём прошлом, вероятно, будет много схожести с моим, — Кадзуха повернул голову и непроизвольно вдохнул слабый дым от последней затяжки Скарамуччи, который смотрел в его сторону. — Наверное поэтому мне не всё равно.       — А я думал, ты просто душа сердобольная, — Скарамучча уже не вдумывался в свои слова, так как взгляд его был прикован к мутным красным глазам в опасной близости. Сначала кружился потолок, теперь кружилось лицо Кадзухи или кружился мир вокруг него.       Кадзуха улыбнулся этой своей загадочной улыбкой, от которой вечно бежали мурашки по коже, и ничего не сказал.       — Если кто-то узнает, что я сорвался…       — Я никому не скажу, — взгляд Кадзухи с интересом изучал лицо Скарамуччи напротив. Оказывается, оно бывает миловидным, когда не кривится всеми оттенками неприязни к окружающим: — Это будет наш секрет.       — Для секретов нужно доверие… Эй, что смешного?!       — Прости-прости, просто сразу видно, что шоу-бизнес для тебя в новинку. Мы же группа, — Кадзуха повернулся на бок и его травмированная ладонь легла между ними, — мы должны доверять друг другу и хранить чужие секреты как свои. Иначе ничего не получится.       — Ты не похож на человека, которому нужна слава, — прищурился Скарамучча, вертя в пальцах погасший окурок, как вертелись вопросы на языке.       — У самурая нет цели, — тихо рассмеялся Кадзуха, — только путь.       От его смеха даже мрачная отельная комната становилась светлее, или то были первые предрассветные лучи, пробивающиеся сквозь незашторенные окна. Больше говорить у обоих не было сил, поэтому какое-то время они молча лежали, в полудрёме сквозь туман травки разглядывая друг друга и перебрасываясь глупостями, пока совсем не рассвело и Кадзуха, пошатываясь, не ушёл к себе.       Оставшись один, Скарамучча улёгся на постель полностью и крепко зажмурился, пряча глаза от солнца и заодно пытаясь спрятаться от реальности. Он не только с лёгкостью сорвался на грёбанную травку, но ещё и доверился едва знакомому человеку только потому, что тот... Что? Повёл себя с ним по-человечески? Нет же, всё должно было быть не так, он должен был быть чист, держать дистанцию, избегать любых привязанностей и зависимостей, теперь же Скарамучча, противясь всей душой (если она у него была), чувствовал, как стремительно развивается очередная зависимость.       Зависимость от внимания Кадзухи.