The Difference of Day and Night

Пялясь на тускло-белую стену напротив неудобного пластикового стула, он не может не чувствовать себя впечатлённым. Не то чтобы он ожидал радугу, блюющую в его глаза из каждого угла, он бы ушёл, если б так оно и было, но всё это настолько… скучно. Хотелось думать, что супергеройское агентство могло бы, по крайней мере, позволить себе растение или что-то в этом роде, но единственный примечательный предмет наряду с ним в этой маленькой приёмной – минималистичные аналоговые часы. Он знает, как их читать, но не утруждает себя и попыткой отличить мелкие серебряные линии от более длинных минутной и часовой стрелок. Если бы ему пришлось угадывать, то, вероятно, прошло около сорока минут с тех пор, как ему сказали ждать здесь, пока не позовут. Да, это скучно, но он, пожалуй, предпочтёт скуку, потому не так уж и плохо проводит время. Он просто листает фотографии с камеры, чтобы скоротать время, и когда он досматривает последние снимки с его боевым товарищем, то просто пялится в пустоту, погружаясь в мысли. Он назвал бы это одним из главных преимуществ скуки. Он позволяет блуждающим мыслям вернуться в его квартиру, воображая прогулку по единственной спальне, по скрипучему кафелю ванной, по кухне, а затем останавливаясь в небольшой гостиной у своей драгоценной морской свинки. Как только он выпускает её, вдвоём они отправляются в космос, где он проводит время, блаженно наблюдая за звёздами, безмолвно воспроизводя созвездия, которые к тому времени запечатлелись под его веками. Блаженство тишины овладевает им, когда он путешествует по просторам своего восприятия вселенной. Но всё заканчивается так скоро, как только бежевая дверь, ведущая в комнату, распахивается. Мужчина с привязанным к спине воздушным змеем входит в комнату, заставляя сознание вернуться к реальности. С неслышным вздохом он выпрямляется на стуле, медленно моргая, чтобы убедиться, что он в этот момент твёрдо стоит на ногах. Мужчина с впечатляющей копной кудрявых рыжих волос выводит его из комнаты в другое такое же унылое помещение. — Пожалуйста, присядьте, мистер Такер. — он внутренне съёживается, когда слышит свою фамилию. Конечно, фамилия его, но так обращаются только к его отцу, оттого странно и неприятно. — Крэйг. — коротко заявляет он, садясь на более удобный стул перед большим серым столом. На нём есть подушка, но слишком маленькая, чтобы почувствовать настоящий комфорт. — Конечно, Крэйг, — говорит рыжеволосый мужчина. Крэйг осматривает его: на нём обтягивающий бирюзовый костюм с капюшоном из едва ли не алюминиевой фольги, накинутым на голову. К груди приклеено изображение воздушного змея, закреплённого на спине. Крэйг хотел бы попробовать угадать имя этого парня, вероятно, оно какое-нибудь глупое, как «Человек-Змей» или «Великий Воздушный Змей». — Приятно познакомиться, я Человек-Воздушный Змей… — он так и знал, чёрт возьми, —… и сегодня я буду проводить с тобой собеседование. Человек-Воздушный Змей протягивает руку, и Крэйг одно мгновение пялится на неё. Он почти задаётся вопросом, не сделана ли кожа этого парня из чего-то вроде полотна, с его-то именем — Человек-Воздушный Змей. Он протягивает ладонь вперёд и сжимает, к сожалению, мясную и слегка влажную руку супергероя. Он внутренне хмурится, убеждаясь в том, что когда он прячет свою руку в тёмно-синюю толстовку с капюшоном, то тщательно вытирает всё, что на ней было. Змей садится, выпрямившись, кладёт перед собой несколько бумаг, размещая так, словно хочет показать мириады документов. Крэйг заглядывает, отмечая газетные вырезки с ним на фотографиях, а также некоторые юридические документы. Змей достаёт очки для чтения перед тем, как взять документ, лежащий прямо перед ним, и изучить его, как если бы он был преподавателем, оценивающим первый черновик сочинения ребёнка. Видя нахмуренные брови, Крэйг предпочитает думать, что оно было написано впопыхах за двадцать минут до того, как должно быть сдано. — Крэйг Томас Такер, правильно? — спрашивает герой, бросив взгляд на Крэйга, коротко кивнувшего в ответ, — Ладно, хорошо. Вижу, тебе двадцать четыре года и твои способности проявились на твой десятый день рождения, правильно? — Агась. — Крэйг произносит звук "сь" — привычка, от которой он так и не смог избавиться. — Хорошо, у нас есть "суперсила" и "суперпрочность", не мог бы ты рассказать поподробнее? Крэйг вновь испускает бесшумный выдох, удобнее устраиваясь на стуле. — У меня есть способность наносить очень сильные удары, и я могу выдержать атаку, если захочу. Просто старомодные силы, ничего особенного. Человек-Воздушный Змей усмехается, откладывая бумаги. — Они не были бы "суперсилами", не будь они особенными, Крэйг. Крэйг пожимает плечами. — Суперсила — это не то, над чем стоит смеяться. Даже в нашей организации редко встретишь кого-то твоего класса. Как правило, у тех, кто хочет быть "Героем", более яркие способности. Бруталисты обычно подрабатывают или залегают на дно. Хотя, некому их винить, я почти завидую. Иногда я тоже хочу быть нормальным. О Господи, вот опять. Когда другие люди с "яркими" суперспособностями слышат о его "суперсиле", они склонны впадать в уныние и состояние эмо. Не раз ему приходилось выслушивать их слезливые истории о том, как взросление с умением летать приводило к издевательствам и как им хотелось быть такими же нормальными, как он. Бессмыслица, да и ему, честно говоря, плевать. Какое им дело до того, что он может устроиться на обычную паршивую работу, будучи героем? Его с детства учили, что те, у кого есть сила, должны защищать тех, у кого её нет, потому, когда он получил свои способности, логично было следующим шагом стать героем и спасать тех, кто слабее. Всё так просто, но остальные думают, что у тебя просто обязана быть трагичная предыстория. Что ж, у него её нет. Его родители очень, мать вашу, замечательные, конечно, они не так эмоциональны, как обычные люди, но у них всегда получалось купать его и его сестру в любви и поддержке всю их жизнь. Они на ногах и по сей день, мама — кассир в банке, папа — бухгалтер. У Триши, его младшей сестры, нет никаких способностей, но она ходит в школу и хочет стать химиком, и Крэйг считает это чертовски потрясающим. У него нет бывших, желающих ему смерти, все его друзья спокойные и нормальные, он держится подальше от крупных неприятностей и выполняет скромную геройскую работу, как снятие котят с деревьев и спасение людей из горящих зданий. Он просто обычный парень, который, оказывается, способен поднять танк одной рукой. И вот он здесь, всё ещё обязанный выслушивать трагическую историю Воздушного парня о том, как он однажды зацепился за линию электропередач, потому что не учёл во время полёта грёбанный ветер. Не будь это его единственным шансом стать профессиональным героем, он послал бы этого парня к чёрту ещё несколько минут назад, но преимущества этой работы перевешивают его потребность в комфорте. Потому он пялится, считая веснушки, разбросанные по бежевому лицу мужчины. —…тогда отец сказал, что не может любить пришельца и выгнал меня. Мне повезло, что Борцы за Свободу нашли меня, кто знает, где бы я сейчас оказался. Остановившись, Змей тихо вздыхает, как только видит скучающее лицо Крэйга. Его щёки розовеют, когда он прокашливается, смущённый тем, что немного увлёкся. — В любом случае, здесь, в Борцах за Свободу, нет дискриминации по классу героя. Мы просмотрели твои записи и очень впечатлены твоей бдительностью. Не многие рискнули бы бежать в горящее здание спасать бабушку с третьего этажа, и ещё меньше бы нагло вмешались в переговоры об освобождении заложников и врезали нападавшему прямо по носу. Змей откладывает бумаги и снимает очки, подпирая подбородок сцепленными в замок пальцами. — Однако я хотел бы услышать твоё мнение, что делает человека «героем», Крэйг. — Героем? — спрашивает Крэйг. Это настолько скучный вопрос, он думал, что его скорее спросят о законе или о моральном кодексе, но лучше так, чем что-то такое, от чего он будет выглядеть глупо. — Да, мы находим это лучшим способом оценить характер потенциальных героев, — говорит Змей, без надобности уточняя ответ, — Итак, что делает человека «героем»? Крэйг на мгновение задумывается. Должен ли он пытаться угодить? Заставлять себя казаться «справедливым» и надменным, как другие героические козлы, каких он встречал? Нет, честность — лучшая политика, так всегда говорила его мама. Он смотрит Человеку-Воздушному Змею прямо в глаза. — Герой — тот, кто будет присматривать и стоять на страже тех, кто не может себя защитить. Они дают силу слабым и надежду отчаянным. Губы Человека-Воздушного Змея расплываются в искренней улыбке, расцветающей за сцепленными пальцами. Он встаёт со стула и протягивает руку. — Потрясающий ответ от потрясающего героя. Я бы хотел официально предложить тебе стать частью Борцов за Свободу. Крэйг чувствует слабое подрагивание губ, улыбаясь на долю секунды, прежде чем схватить руку Воздушного Змея и пожать её. С сияющей улыбкой Змей садится и начинает перебирать юридические документы. Крэйг почти дрожит на месте от радости. Он сделал это, он наконец-то станет настоящим героем, каким всегда мечтал быть. Какой чудесный день.

***

Тело шлёпается о стену с тошнотворным влажным стуком перед тем, как безвольно свалиться в тень мусорного бака. Он знает, лучше не пялиться, натягивая капюшон на глаза, чтобы избежать пристального взгляда психа, продолжавшего избивать беднягу. Он поднимает руку, регулируя положение наушника, сгибая под нужным углом так, чтобы музыка начала поступать в ухо. Глаза лихорадочно бегают слева направо, с подозрением присматриваясь к каждой сомнительной личности, бесцельно слоняющейся по тускло освещённой стороне улицы. Виден склад, и он вздыхает с облегчением, ускоряя шаг и поправляя рюкзак. Его тело бросает в жар от стресса, впрочем, а как иначе, когда дело доходит до собеседования? Он ощущает, как напрягается лицо, как беспорядочно подёргивается левое веко, когда до пункта назначения остаются дюймы. Не помогают даже глубокие вдохи, только усиливают беспокойство, срываясь с губ мелкими облачками пара. Он сжимает их крепче, сильнее натягивая капюшон. Только добравшись до входа, он на мгновение останавливается, пытаясь мысленно подготовить себя к тому, что может произойти дальше. Неудачный шаг с его стороны — его паранойя и страх выходят из-под контроля. После третьей по счёту воображаемой смерти от заряженного ружья, готового комично выстрелить после несуществующего дверного звонка, он бьёт себя по лбу и громко стучит в дверь. Она открывается сама по себе, встречая его стеной тьмы. Только он с остатками своей уверенности делает шаг внутрь, как дверь за ним захлопывается. Он не может контролировать поток ругательств, исходящих из самого сердца, однако проходит дальше. Он мысленно благодарит себя за то, что оставил своему соседу по комнате записку, чтобы тот вызвал подмогу, если он не вернётся через час, потому что одному богу известно о его смерти в этой темноте. — Так, так, так… — грохочет отовсюду голос, останавливая его на полпути. Кровь стынет в жилах, когда он лихорадочно моргает в тщетных попытках привыкнуть к темноте. Внезапно его ослепило люминесцентными лампами, горящими со всех сторон. Его тело реагирует раньше, чем мозг успевает понять. Он срывает с себя капюшон, вспышки фиолетового электричества искрят между непослушными золотистыми локонами и между пальцами. Челюсть сжата, когда он принимает стойку. Электричество пульсирует в его естестве, моля об освобождении, но он сдерживается, глаза продолжают метаться, пока к нему возвращается зрение. Неожиданно, он, наконец, может рассмотреть картину перед собой: мужчина в чёрном деловом костюме со шлемом из чего-то вроде алюминиевой фольги, обрамляющим лицо. На мгновение он замирает, неуверенный и озадаченный оглядываясь на все сто восемьдесят. Когда он осматривается по сторонам, то замечает ряды столов, уходящих за поле зрения, звуки щёлкающей вдали клавиатуры, возвращают его в реальность, и он расслабляет напряжённые мышцы. Разряд электричества в последний раз пробегает по его телу, вызывая у него сильное содрогание и вздох, сорвавшийся с губ. Мужчина перед ним невесело усмехается при его виде, поправляя галстук и выпрямляясь во весь рост.  Мужчина цепляет милую и невинную улыбку перед тем, как протянуть руку. — Что ж, привет, ты, должно быть, Твик? — спрашивает он, когда ему отвечают на рукопожатие дрожащими ладонями, — Большая честь встретить тебя лично. Я Профессор Виктор Хаос, но друзья зовут меня Баттерс. — П-приятно, нгх, познакомиться? — Твик не может удержать вопросительной нотки в голосе, всё ещё шокированный последними минутами. Хаос вновь усмехается, отпуская руку и молча проводя Твика вглубь помещения. — Итак, Твик, я должен поблагодарить тебя за своевременный ответ на мой запрос, не каждый день многообещающий супер омрачает наш порог. — Хаос ведёт Твика мимо рядов столов, половину которых, кажись, занимают люди, одетые во всё чёрное и с алюминием на лицах. Он направляет нервного блондина в соседнюю комнату. — Буду честен, я был поражён  твоим недавним появлением в городе. Ты в одиночку расправился с отрядом полиции одним порывом ветра, а потом устроил снегопад! В июле! Я весьма впечатлён. — С-спасибо. — Твик краснеет от внезапного комплимента. Обычно он сталкивается только с презрением, когда другие говорят о его способностях. Он осматривает причудливую комнату. Видит пару растений в горшках, доску почёта с сотрудниками месяца и выровненными  в  колонну под ними почётными упоминаниями, а также аккредитацию от Лучшего Бизнес-Бюро, что, если честно, сбивает блондина с толку, учитывая, на какую работу он собирается устраиваться — Что ж, перейдём к сути. — Хаос садится на большом кожаном офисном кресле рядом с удобным с виду креслом для отдыха, в котором тут же располагается Твик. — Я отчаянно нуждаюсь в ком-то с твоими особыми навыками. Здесь, в Стотч Эмпориум, мы сосредоточены на попытках  разрушить  коррумпированную систему, с которой эта страна работает вот уже несколько веков. Мы делаем это с помощью тайного проникновения в социальные сети, внешне действуя как компания по производству канцтоваров. Мы вообще-то довольно узнаваемый бренд, что очень затрудняет сокрытие сомнительного дерьма. — Вот почему мне нужны такие, как ты. Суперы, брошенные системой, которую я пытаюсь уничтожить. — Он суёт руку под стол, материализуя довольно толстый манильский конверт и открывая его одним движением запястья. Твик узнаёт свою фотографию под арестом в верхней части стопки бумаг, а также несколько «меток», которые он оставлял по всему городу. Он смотрит на бизнесмена с настороженным скептицизмом. — Твик Твик, двадцать пять лет, известный элементалист, — Начинает Хаос, не стесняясь глядя прямо в глаза Твика. — Способности проявились в двенадцать лет в ответ на близкую к чрезмерной дозу метамфетамина, которую твои родители дали тебе вместе с кофе. Они отправились в тюрьму, ты отправился на реабилитацию, где твои силы вышли из-под контроля и ранили десять человек, убив одного. Затем ты отправился в исправительную колонию строгого режима, пока тебе не исполнилось восемнадцать лет, где ты оттачивал свои способности, используя всё, что только мог. Тебя освободили условно-досрочно, но ты сбежал из города, как только они отвернулись, и попал в нашу тихую лесную глушь. — Мне не нужна, нгх, история моей ж-жизни. — холодно говорит Твик, пялясь в свои же испуганные глаза на фотографии, — Я жил ею. — Прости, прости, иногда я перегибаю палку со всей этой темой с «запугиванием», — с усмешкой говорит Хаос, закрывая конверт. — К чему я веду, у тебя более чем достаточно причин ненавидеть эту отсталую систему так же сильно, как я. Они видели не напуганного ребёнка, преданного людьми, которые должны были его защищать. Они видели монстра. Твик кусает щёку изнутри, сдерживаемая ярость вырывается наружу с каждым словом мужчины напротив. Он зол на систему. Он зол на так называемых «героев». Он не знал, чем занимались родители, не говоря уже о том, чем они заставляли его заниматься все эти годы. Он был просто напуганным ребёнком, оторванным от единственной семьи, которую он когда-либо знал, брошенным в учреждение, где они исследовали его, как в чём-то вроде научного эксперимента, пока он не взорвался… в буквальном смысле. И когда он осознал, что сделал, они не увидели, как он был напуган, как сожалел, они посмотрели на него, как на дикого зверя, а потом заперли в клетке. Когда пришли герои, он думал, что они обучат его, помогут преодолеть страх перед собой, но они просто попытались сломать его. Они думали, что из него получится полезный «инструмент», если раскрыть, что заставляет его силу проявляться. Шесть лет физического и психологического ада, конечно же, он летел как ветер, как только почувствовал вкус свежего воздуха. — З-зачем я тебе? — спрашивает Твик, продолжая прощупывать почву. Пусть он рискует, находясь здесь, но постоянная работа лучше тех тупых контрактов, которые в последнее пытались заключить с ним люди. Он уже убил человека и не хочет это повторять. — Спокойно, мне всего лишь нужна твоя помощь, чтобы посеять небольшой хаос. — Хаос? — вторит он. — Да. Видишь ли, я и моя правая рука, Генерал Бардак, пока единственные в специальной команде. Мы служим отвлечением внимания. — Твик подаётся вперёд, зачарованный каждым словом. — Пока процветает наш белый бизнес, теневой также стремительно набирает обороты. Достаточно, чтобы герои могли начать вникать в него, когда им станет слишком скучно. Вот тут-то и появляется «отвлечение внимания». Мы, суперы, выходим и строим из себя великих и могущественных суперзлодеев, так простые копы заняты попытками перехватить нас и защитить гражданских, пока герои стараются найти способ остановить нас. — Мы не делаем ничего такого, что разрушает мир, это бы свело на нет всю суть моего бизнеса. Не, мы устраиваем хаос. — Хаос откидывается назад, щёлкает пультом, включая проектор, осветивший пустую стену слева от Твика. — Два месяца назад Бардак нашёл способ полностью переделать электроподстанции по всему штату. Они до сих пор стараются починить их должным образом, — Он жмёт на кнопку, — Только на прошлой неделе мне удалось скупить все до единой коробки пюре быстрого приготовления по трём почтовым индексам. Это скорее было чем-то вроде страсти, глупый трюк, чтобы убедиться, что меня воспринимают серьёзно, но не слишком. С очередным щелчком проектор высвечивает фотографию Твика, полностью скрытого под маскировкой, швыряющего полицейские машины по улицам. — С твоими силами мы сможем вызвать намного больше хаоса, но нам всего лишь нужно сделать тебя немного более громким и менее незаметным. Твик смотрит на фотографию, на себя в целом, одетого во всё чёрное, чтобы скрыть особые приметы. Он качает головой, поворачиваясь, чтобы взглянуть на Хаоса. На лице бизнесмена ухмылка, та, угрожающая, на грани скользкой и знающей, от которой по рукам Твика бегут мурашки. Он вновь бросает взгляд на фотографию. — Мне не п-придётся никого, агх, у-убивать, верно? — спрашивает он, внезапно отказываясь встречаться взглядом с Хаосом. — Что? О, небеса, нет! Мы не убиваем, мы запутываем! — Говорит Хаос, выпрямляясь. Твик оглядывается, потрясённый появлению крайнего шока на лице мужчины. — Я хочу перестроить общество, чтобы оно помогало тем, кто больше всего в нём нуждается, но сперва мне нужно его разрушить. Я не хочу кровопролития. Я ненавижу систему, а не людей. Твик чувствует слабое подрагивание губ. Он не может не согласится. С, чёрт возьми, всем, что сказал этот парень. Не удивительно, что он великолепный бизнесмен. Идея остепениться больше не кажется такой пугающей. Твик преисполняется решимостью, наклоняясь вперёд с ухмылкой на лице. — Так, что подразумевается под «более громким»? Хаос сияет, в подробностях рассказывая идеи для нового образа Твика, а затем переходя к описанию преимуществ работы. Твик не может перестать улыбаться, пока его тревога утихает. Он ничего не может с собой поделать, почти дрожит на месте от волнения, наконец-то он поможет добиться перемен, каких всегда хотел видеть в мире. Какой чудесный день.