Meet me at the coffee shop

       Адски скучный с намёком на веселье под конец — так бы описал Том ужин. Он отвык от нудных, показательных светских бесед, где спрашивают без интереса, отвечают без намерения поделиться, улыбаются без настроения, кивают, слушая вполуха; где ротация тем не прекращается, начиная с самой что ни на есть банальной — погоды — и заканчивая автоспортом. Когда подобное — часть рутины, то вырабатывается привычка, с которой он расстался уже давно. Последнее похожее мероприятие он посещал лет пять назад и сделал это лишь потому, что главной фигурой вечера был его почивший дед. Мать решила устроить спектакль с собой в главной роли в качестве безутешной дочери, чего Том не собирался ей позволять — о нет, блядь.       Тогда же он и узнал о себе много чего интересного: все те теории о том, что Том — пилот, астронавт, капитан дальнего плавания… Или, что ещё лучше, он приобрёл судоходную компанию, чьи размеры — ну надо же! — застряли где-то посередине между MSC и Maersk line. Разумеется, располагая более чем семьюдесятью тысячами операторов, Том никак не мог растрачивать своё внимание на разного рода званые ужины и обеды — он очень-очень занят. Отчего отец ставит большой палец вверх, а мать безумно грустит, что видит сына раз в год — если повезёт. Такие сплетни гуляли по залу. Поэтому было удивительно слышать, как его спустили с пьедестала, сделав простым владельцем небольшой кофейни в глазах дражайших друзей отца.       Тому была причина, и заключалась она в письме, полученном им на днях. Слишком много совпадений: где есть намерение — есть и интерес. Письмо было от представителя Mazewater — частной компании, работающей в сфере гостиничного бизнеса на территории не только Великобритании, но и по всей Европе. К таким предложениям приходилось относиться аккуратно: каждый уважающий себя делец ищет, как кого правильно нагнуть, а таких, как Том, — тем более. А если имеешь дело с тем, для кого ты точно муравей, то нужно быть вдвойне осторожным. Однако Том понимал, что отец, скорее всего, проинформирован об интересах Mazewater: компании, что владела Black Gardens Coffee — сетью кофеен, проданных Coca-Cola впоследствии. Сейчас в их руках было три сети ресторанов: The Nomad, Glasshouse и Intermezzo.       Как видел это Том? Видел попыткой вырастить собственную сеть кофеен после отказа от известной Black Gardens. Рисковое дело, безусловно, и легче было снова приобрести нечто вроде того же Pret a Manger — может, поскромнее. Его «Марволо» являлся феноменом локальным, оттого и странным выглядел столь раздутый интерес — если только дело не в том, что отец искал, кому сможет подороже продать Тома вместе с его кафе. Возможно, он даже сам слил информацию про то, что за одно скромное заведение собираются бороться два короля: Джоан Крокс с его разносортными сетями общепита и Янус Тики, председатель Emerald Arc — транснациональной компании отелей и ресторанов.       Такой интерес должен был льстить, если бы Том не знал, что большой размах — большие проблемы.       Он сомневался.       О чём, естественно, догадался отец.       — Такие возможности на дороге не валяются, — заметил тот, когда подошёл черед десертов.       — Я бы был полным идиотом, если бы бежал навстречу непонятно чему, роняя тапки.       — Непонятно чему?       — Ты знаешь, что я имею в виду, — едва ли не закатил глаза Том.       — Мне кажется, это ты переоцениваешь значимость: сеть кофеен — это всего лишь сеть.       — Пока меня не начнут использовать для, допустим, легализации денежных средств, — покосился на него Том. — Я не вчера родился и не в другой семье, папа.       Отец внезапно улыбнулся.       — Что?       — Сто лет не слышал этого обращения.       Том хмыкнул.       — Не преувеличивай.       — И что же ты будешь делать? — вопрос не без намёка.       В переводе: думаешь, сможешь своими усилиями превратить Марволо в сеть? И изогнутая бровь добавляла то самое: «Серьёзно, Том?»       Том не знал, сможет ли, но всё возможно — если захотеть. Для кого-то и открыть ресторан или кофейню выглядело непосильным трудом.       — Не люблю этот пример, — начал Том, скривившись, — но… как же твой дед?       Всё началось с основания пивоварни Riddle Craft Ales ещё прапрадедом Тома. Позже унаследованная компания сменила имя на Riddle Craft и вошла в гостиничный сектор с приобретением череды пабов, продающих лишь их продукцию. А через десятилетия была запущена сеть отелей Moss. Когда правительство ограничило количество пабов, которыми могли напрямую владеть пивовары, уже прадед инвестировал в расширение гостиничного бизнеса, купив у акционеров «Rosewood Hotel» — сеть поглотила часть отелей Moss, но большинство были проданы. Не просто так. Последнее, что дед сделал, — это расширение бизнеса: он приобрёл шикарную сеть гостиниц Golden Dawn Resort. Позже подразделение было переименовано в Riddle Hotels & Resorts, а дед Тома — Томас Риддл — продал все пивоваренные активы, вложившись в новую сеть. Безусловно, он тоже расширил бизнес, но путь от одной пивоварни до целой сети проделал именно прадед. И всё это Том заучивал с детства как стишок, потому что должен был знать историю своих «великих» предков наизусть. Теперь же он использовал её, чтобы доказать что-то отцу. В очередной раз.       — Сейчас другие времена, — усмехнулся тот. — Но это похвально, что ты захотел вернуться к истокам, — и он будто бы задумался.        — Меня или выкупят как собственность, или «Марволо» будет находиться под их управлением, что почти то же самое. Странно, что ты ничего не имеешь против такого поворота событий. Если только не надеешься… — помедлил Том, — что после их предложений твоё будет выглядеть подарком судьбы.        Отец пожал плечами.       — Небольшая потеря.       — Вот что для тебя моё… — Том едва не сказал «детище».       — Ты унаследуешь куда больше, — спокойно заметил отец.       — «Больше» — не синоним «лучше».       Послышался вздох, а затем совет:       — Согласись на предложение и выжми из предприятия всё, Том.       — А потом ты его у них выкупишь, — подытожил он и лишь тогда до него дошло.        — Какое любопытное умозаключение.        — Любопытное? — Том начинал злиться.       До банальности обыденное, блядь. А он чуть не дал обвести себя вокруг пальца.        — Я не хотел делать это агрессивно, — мягко ответили ему. — Но, что бы ты ни делал, «Марволо» всё равно станет частью истории нашей семьи…        — Ты не интересовался кафе ранее, — перебил его Том. — Почему сейчас?        — Не вмешиваться — не значит не интересоваться, — в тон парировал отец. — Я лишь наблюдал за твоим развитием и ждал. Ты верно припомнил моего деда и, — перевёл он взгляд на Тома, — своего прадеда, чтобы понимать, что это у нас в крови. В отличие от Меропы, — усмехнулся он, — и семейки Гонтов, только и умеющих, что тратить и терять, мы умеем зарабатывать, приобретать и расти.       Возможно, Том неправильно интерпретировал его выражение ранее. Теперь это выглядело вызовом: раз не хочешь сделать по-простому, карабкайся сам и дальше.        — И ты пошёл по тому же пути, пусть и мог закончить обучение и остаться под моим крылом: в тепле и спокойствии, — заключил отец.        — Если ты сейчас скажешь, что гордишься мной, боюсь, мир схлопнется, — буркнул Том.        Ответом стал смешок.        — Пока что ты лишь открыл свою пивоварню, — провёл отец аналогию с прапрадедом. — А дальше… можешь остаться на месте, а можешь — последовать по пути того, кого привёл мне в пример.       Капитан очевидность.       Разговор был прерван тем самым весёлым моментом: дочкой Крокса — Офелией.       — Что же вы от меня бегаете, Том? — улыбнулась та задорно.       Отец кивнул Офелии и пошёл дальше — дела делать.       А Том выдохнул, отпуская напряжение. Ничего не попишешь — этого стоило ожидать.       — Сегодня выдался на удивление жаркий денёк, не находите? — протянула она.       В руке был зажат бокал. Пустой. Который уже — Том сбился со счёта. А Офелия словно оказалась женской копией Драко, поэтому отец отчасти ошибался: такие были в его вкусе. Будь она мужчиной. Женщин Том предпочитал другого типа.       — Безусловно, — дежурно улыбнулся он.       Адски жаркий, стоило только вспомнить его визит к Гарри.       Сложно было не покуситься на него во всех смыслах: хотелось прям сожрать. На звоночки совести стало наплевать, как и на предусмотрительность: с больными лучше не целоваться в засос в течение часа… или сколько они там вылизывали друг другу глотки?       Гарри нервничал, что Злей вернётся, но Том его жест оценил: бунт на корабле. Пусть о нём и не узнают. То, что тот пустил Тома на свою территорию, было важно. Он рисковал — вдруг у Злея нюх на чужаков?       И всё же этого оказалось мало — капля в океане.       Когда они окажутся наедине и не нужно будет считать минуты, страшно было представить, как у Тома крыша-то протечёт — всемирный потоп начнётся.       — Меня весьма заинтриговал, — вернул его в реальность голос Офелии, — ваш поступок.       — Какой из? — уточнил Том.       Если бы он мог, то зевнул бы.       — Отказаться от родительской поддержки, чтобы подняться самостоятельно.       Том даже не знал, что лучше: то, как они обернули его поступок в свою пользу, или же все те многочисленные выдумки, лишённые всякой фантазии.       — Я ничего особенного не сделал, Офелия.       — Я слышала о «Марволо» — это уже о многом говорит. В вашу пользу, — повела она рукой.       Он едва удержался от саркастического комментария.        — О ваших заслугах я, тем не менее, не расслышал, — всё же не сдержался Том.        — А вы ведь не ангелок, каким вас позиционируют, — понизила она голос, глянув на него исподлобья. — Золотой мальчик, который во всём преуспел…       — И что же меня выдало?       Её взгляд опустился на шею. Том понял, что ворот водолазки чуть сполз — татуировка видна или же засос? — но не стал с этим ничего делать.       — Будем откровенны, Том, — хмыкнула она. — Отец хочет меня пристроить… Гм, словно я кресло, которое не вписывается в обстановку дома: оставить нельзя, выбросить — жалко, — она помедлила. — Что бы вы на себя ни надели и как бы прекрасно на вас это ни сидело, я вижу, что у вас внутри.       — Сильно сомневаюсь.       — Проверим?       Она оставила пустой бокал, прихватив новый, и Том заметил взгляд её отца, направленный сюда. Не осуждающий, но на грани — такие взгляды чувствуют только их адресаты, даже если для всех остальных это просто взгляд.       — Вы, Том, бунтарь, — начала она загибать пальцы свободной руки, — свободолюбивый, прямолинейный и поэтому грубый… Временами, — Офелия улыбнулась. — Вы перфекционист в том, что касается ваших увлечений. Во всём остальном же беспорядочны.       Том приподнял брови.       — А ещё вы влюблены, — загнула она пятый палец. — Я ошиблась в чём-нибудь?       — Абстрактное описание того, что можно найти в каждом втором.       Офелия лишь улыбнулась.       А Том понял, что немного поспешил с выводами. Что она и озвучила:       — Вы спешите делать некоторые умозаключения. Это касается и вашего возлюбленного.       Том невольно напрягся.       — Навели справки, — качнул он головой.       — Зачем? — пожала Офелия плечами. — Я чаще гадаю… И всегда попадаю в точку. Ну или почти всегда.       — Ах вот в чём заключается проблематика, — не сдержал Том усмешки. — Вы — колдунья, мисс…       Он собирался сказать Крокс, но та опередила его:       — Ваблатски. Не люблю фамилию отца.       — Это я тоже заметил: вы каждый раз хмуритесь, когда слышите её — что ж, я тоже немного колдун.       — Думаю, вы можете понять, что это такое — сложные отношения в семье.       — Как никто другой, — не стал отрицать Том.       Офелия замерла, будто раздумывая над чем-то. Её взгляд мазнул по стенам, задержался на одной из картин, которые Тому никогда не нравились, и вернулся внезапно к нему.       — Вы ведь давно не были в доме своего деда, Том. Он ждёт вас.       Это прекращало быть занимательным, чтобы стать раздражающим.       — Мой дед погиб.       — Это не отменяет того, что он ждёт вас.       — Я не верю в подобного рода… вещи, Офелия.       Вещи, которые хотелось назвать чепухой.       — Скептик-реалист, — кивнула она с улыбкой.       — Просто реалист.       — И всё же вам ничего не стоит навестить его. Возможно, вы приведёте ваши мысли в порядок.       Том сцепил зубы.       — Простите, если лезу не в свои дела, — вздохнула она, отпив. — Не самый лучший способ наладить отношения, но такова уж моя натура. И натура моей матери: у меня это от неё — если вам интересно.       — Абсолютно нет, — склонил Том голову.       — Я знала, что вы так ответите, поэтому и сказала, — запила она смешок. — В любом случае мы оба выиграем…       — Я не собираюсь притворяться, что мы с вами встречаемся, — перебил её Том.       — Знаю, — вновь склонила голову Офелия и выдала: — Мы можем сразу пожениться…       Том не успел слова вставить, как она рассмеялась.       — Шучу-шучу, Том. Но вы весь вечер смотрели на меня так, будто только и ждали, когда я брошусь на вас. К сожалению отца, брак меня не интересует. Вы ведь нечасто здесь бываете? — обвела она взглядом помещение, но явно имела в виду дом.       — Я здесь живу, — соврал Том не моргнув и глазом.       — Позвольте усомниться.       — Позволяю.       — Скажу больше: сомневаюсь, что вы вообще тут бываете. Хотя бы раз в год.       Хотелось вздохнуть.       — Вам нравится угадывать — я понял, но к чему всё это?       — К тому, что нам стоит создать видимость оживлённой беседы, Том. Беседы, во время которой вы будете временами не очень довольны, а я — очаровательна, как и всегда. В конце концов, мы найдём общий язык и, возможно, уйдём отсюда под ручку, чтобы продолжить разговор в более приватной обстановке.       — Теперь вы предлагаете мне переспать? — усмехнулся Том.       — Я предлагаю вам сводить меня в «Марволо» и угостить чашкой своего лучшего кофе.       — У меня весь кофе лучший.       — Боюсь, в меня не поместится столько, — с притворной грустью вздохнула она. — Придётся всё-таки выбрать, какой вам ближе к сердцу.       Том смотрел на неё с минуту, вновь заметив взгляд её отца, направленный на них. Теперь уже довольный.       — Я вас не убедила? — Офелия склонила голову.       — Вы пока не сказали мне конкретной цели этого спектакля.       — И правда. Я не против с вами переспать, Том, — заявила Офелия. — Что-то мне подсказывает, что мне бы понравилось. Не будь вы заняты, конечно. А это святое, — приложила она ладонь к груди, коснувшись неброского, но, безусловно, дорогого кулона.       Том помедлил, прежде чем ответить: сам ощутил затылком пристальное внимание. Он сделал вид, что берёт бокал, содержимое которого пить не собирался, и встретился глазами с мамой.       Та едва заметно поджала губы.       Он знал этот жест с детства: неодобрение, которое нельзя выказывать публично. Его общение с Офелией ей не нравилось. Почему же, интересно? По той же причине, что и отцу? Потому что она «проблемная»?       Характеристика весьма странная, учитывая, что единственный её заскок, видимый сейчас, — это страсть к мистификации всего и вся.        А так… действительно, не будь он занят, то, быть может, обратил бы внимание.       — Но, увы, это невозможно, Том, — раздался её голос.       — Что? — поднял Том взгляд.       — Наши с вами отношения невозможны: потому что вы заняты, а я предпочитаю особ собственного пола.       Кажется, на его лице застыло изумление, потому что она тут же добавила:       — Не ожидала, что это вас так потрясёт.       Том тут же смахнул с себя все эмоции, прочистив горло и — теперь уже да — сделав глоток.       — Прошу прощения. Ваши слова о том, что вы бы хотели переспать и что вам бы понравилось, ввели меня в заблуждение.       — Разумеется, я говорила гипотетически: если бы меня влекло к мужчинам, вы бы стали тем самым — я уверена.       Улыбка растянула губы, и была она естественной. Впервые за вечер.       — Вот так всегда: встретишь великолепную женщину, а ей не до тебя, — протянул он с такой же демонстративной печалью в голосе.       — Постоянно одно и то же — прекрасно вас понимаю, — рассмеялась она, явно играя на публику.       — Полагаю, — Том склонил голову набок, делая заинтересованный вид, — это тоже часть «проблемы».       — И столкнулась с ней не я одна. В каком бы веке мы ни жили, а нравы определённых слоёв общества не меняются.        — Что поделать, если мы помешаны на классовости.       — Главное, чтобы вас не услышали, Том, — сделала она страшные глаза.       Том развёл руками:       — Я ведь совершенно не серьёзен.       — Как и я. Желаете сладкого?       — Пудинг вы имеете в виду? — хмыкнул Том.       — Десерт, — улыбнулась Офелия.       — Ценю нейтралитет, — кивнул он и вновь ощутил едва ли не на расстоянии недовольство мамы. — Слышал, что завтра ожидаются осадки.       — Возможно, даже снег?       — В том числе, — улыбнулся Том. — Простите мне отлучку?       — Только если после вы вернётесь.       Том кивнул и направился к матери, как раз расставшейся на время с Сельмой Тики — супругой Януса.       Ощущение, что ему предстоит поединок не на жизнь, а на смерть, грузиком потянуло вниз настроение.       — Как тебе ужин? — тут же уточнила мама.       — Как и всегда — помпезно, — ответил Том, сделав вид, что задумался. — Ты ведь не меня старалась впечатлить?       — Тебя этим не впечатлишь.       — И то верно.       — Как тебе дочь Крокса? Вижу, что понравилась.       — Что, вижу, не понравилось тебе.       — С ней что-то неладно, и не только потому, что Крокс активно её продвигает в наших кругах, — тихо заявили ему.       После паузы мама сморщилась и добавила:       — Не потерплю, если мои внуки будут себе на уме.       — Внуки, — Том едва не присвистнул. — Как далеко ты заглядываешь. Спешу тебя разочаровать: с ней всё в полном порядке — просто её предпочтения, скажем, слегка отличаются от ваших.       Что бы он ни думал, а мать дурой не была: сразу смекнула, что конкретно он имеет в виду.       На её губах заиграла скупая улыбка.       — О чём и речь, Том: нормальным это явно не назовёшь.       Том склонился над её плечом, делая вид, что ставит бокал:       — Тебе не следует забывать, что и твой сын просто обожает, — сделал он небольшую паузу, — сосать члены.       Волну её гнева, тут же сошедшую на нет — подавленную, — Том ощутил остро. Но, кроме него, больше никто не заметил на секунду испортившейся атмосферы: мама коротко и естественно рассмеялась — годы практики.       — Как забавно, Том, — протянула она, словно он ей рассказал о каком-то случившемся недавно казусе.       И всё потому, что они были не одни.       Сплетничать — пожалуйста, но чем дальше объект сплетен, тем лучше. А вот обсуждать себя — не стоило. Как и их.       Том тоже растянул губы в улыбке.       — Она тебе действительно нравится, раз ты её защищаешь… гм, подобным образом, Том.       — Я никого не защищаю — констатирую факты, которые ты и так знаешь. Верно?       — О некоторых вещах лучше не знать вовсе.       Том едва удержался, чтобы не намекнуть на то, на что она всю жизнь закрывала глаза: на ветреность отца. Может, она была слепа? Не мог же он один видеть отца в компании очередной красотки и понимать, что меньше всего друг в друге их интересует деловая жилка? Нет… Нет-нет, она всё прекрасно понимала, но или действительно эти мысли со временем научилась пропускать через шредер, или же считала, что это в порядке вещей.       Конечно, так, блядь, крепче спится.       Том же не любил бегать от проблем — догонят рано или поздно. И с раздражением, в отличие от матери, привык делать что-то динамичное — пускать погулять на волю.       — Куда ты? — легла ему на предплечье ладонь.       На хуй.       — В уборную, — что было крепчайшей, как кофе, ложью.       — Том, — терпеливо улыбнулись ему, — может…       — Нужда не ждёт. Ты ж не хочешь, чтоб с твоим сыном при всех случился не достойный его возраста казус? — высвободил Том руку и направился к боковым дверям, чувствуя спиной недовольный взгляд.       Спешить он не собирался.       Вышел в холл, поднялся по размашистым ступеням, слушая эхо — «Не бегай по лестницам, Том!» — и пытаясь не смотреть на обилие раритетов, порождающих в нём желание взять большой мусорный пакет и освободить пространство от лишних элементов.        Его спальня была самой дальней, куда он и направился, оставляя позади отзвук шагов, отскакивающее от мраморного пола. Дверь тихо открылась — ничего внутри не изменилось.       Что удивительно.       Последний раз он сюда заглядывал лет эдак пять назад… и то мимоходом — когда дед помер. И покинул дом шумно, конечно, — по-другому он и не умел теперь. После того дня думал, что родители утилизируют пространство, превратив комнату в очередную гостевую спальню. Однако его вещи были на месте… Вещи.       Том усмехнулся.       Книги — сраная куча книг, которые он читал, потому что должен был прочесть: «Вдали от обезумевшей толпы», «Мидлмарч», «Улисс», «Кентерберийские рассказы», «Большие надежды», «Повесть о двух городах»… Том дотронулся до тома, извлекая тот и открывая. Между страниц должен был лежать… Да, вот он — лист с таблицами статусов персонажей. Кажется, список укрытий был в томе «Чёрный карлик», который он нашёл взглядом на полке чуть выше, но брать не стал.       Том многое прятал в книги, создавая видимость непрерывного чтения. Единственный бунт с его стороны с самого детства, и наверное, единственное увлечение, переросшее в нечто большее, когда он позволил признаться себе в этом: что любит он фэнтези и всё с этим связанное.        Вернув книгу на место, Том провёл пальцами по корешкам, усмехаясь, и остановился глазами на «Острове сокровищ» — его подарил дед. Точнее, не подарил — кинул в него ею снарядом со словами: «Желаю тебе жизни Джима».        Что бы он сказал сейчас о его жизни?       Мысли невольно вернулись к отцу и его фокусам. Чего себе лгать? Помимо злости было ещё и отголоски удовлетворения. Паршивого такого… из-за какой-то похвалы. Опасной к тому же.       Том мог остаться на месте в отношении стороннего участия в его деле. Однако не всё было так просто… Что отец умел, так это давить и задавливать — находить рычаги давления, которых, могло показаться, нет и в помине. За Тома он не брался, потому что, как ему казалось ранее, «Марволо», как и он сам, отца не интересовали достаточно, чтобы затрачивать на это ресурсы. Однако его откровение всё меняло: он наблюдал, как Том, по его мнению, делает свои первые шажки, а дальше — хотел взять его за руку и вести за собой.       Гадство.       Запустив ладонь в волосы, Том помассировал затылок и вздохнул.       Одна кофейня — пусть и его — и уже столько шума.       Он отвернулся от стеллажей и подошёл к столу. На свободном месте стоял некогда компьютер — единственное, что родители забрали отсюда. Ничего интересного он там не оставил: никаких папок с жестким поревом.       Даже жаль, что не подумал об этом.       Отодвинув ящик, Том заглянул внутрь: стопка бумаги, целый ассортимент ручек, испорченные наушники — четыре штуки в наличии, — брелоки… Один даже в форме чашки с кофе — из университетского кафетерия. Его Том забрал, сунув в карман.       В другом ящике был с десяток мячей для гольфа и столько же — для тенниса. У отца таскал — мелко пакостил таким образом, а у кого-то вечно не было запасного набора с собой.       Том откатил их в сторону, подхватил несколько старых выпусков «The Economist», «Forbes» и «Marketing», который больше не издают, и поднял второе дно ящика, не ожидая найти другие сокровища, но они всё ещё были на месте: кольцо, медальон и диадема — всё это прямиком из маминой шкатулки. Она так и не обнаружила точного виновника пропажи, даже не заподозрив, что её вымуштрованный сын мог прикарманить ценности, и уволила всю обслугу. Том не ощущал за собой вины из-за этого: она долго не могла смириться с их исчезновением — дольше, чем с его уходом из дома. Забрал их Том не столько из-за стоимости, хотя мог бы заложить, когда уходил, чтобы иметь средства на первое время, сколько из-за желания уязвить её.       Сколько ему было? Семнадцать?       Вроде того.       Он вернул дно ящика, а затем замер — в прошлый раз не успел, — поднял то снова и забрал перстень. Мать его не носила — просто хранила как очередную реликвию: напоминание, из какой семьи она происходит. Да и сама она стащила его у деда. Том мог бы вернуть ему, но не вернул — подумал тогда, что не хочет их ещё больше ссорить, объясняя, откуда он его достал. Потом стало поздно.       Кольцо закончило там же, где и брелок. А он сам подошёл к двери, ведущей в небольшую гардеробную, постоял и нажал на ручку.       Свет тут же вспыхнул.       Одежда тоже как висела, так и висит.       Ни пылинки — провёл он пальцем по полке. Будто он только вчера покинул это место, оставляя всё здесь: костюмы в чехлах, стопки футболок, свитеров, водолазок, поло… Том выдвинул стеллаж с галстуками; затем открыл витрину с запонками. Парочки не хватало — тех, что он носил чаще всего просто потому, что лень было менять.       Кто, интересно, стащил?       Закрыв дверцу, Том остановился взглядом на стопке джинсов. Из всего этого он вырос: и фигурально, и буквально. Размер был не тот — даже пижамных рубашек. Он подхватил первую попавшуюся футболку, развернул её и приложил к себе, вставая напротив зеркала в полный рост. На секунду ему показалось, что отражение вернуло его прошлое «я» к жизни.       — Больше подошла бы кудряшке…       Стиснул он ткань в руке.       Странная мысля.       Когда, интересно, они снова увидятся? Через неделю? Месяц?       Идея с залом была любопытной, но провальной. Пока Гарри до него дойдёт, пока запишется, месяц точно ускачет — если вообще запишется. Рег также пичкал их с Сириусом обещаниями каждые полгода:       — Скоро с вами буду ходить.       Скоро никогда не наступало, а они — не спрашивали. Регулус даже оплатил как-то абонемент и сходил разок, а потом наступила эпоха отговорок: устал после работы, надо дизайнить новую татушку — не получается, — матушка нервы потрепала, и настроение ни к чёрту…       Конечно, может, он будет для кудряшки хорошей мотивацией: хочешь меня видеть — живо в зал дуй.       Неплохой лозунг.       Взгляд опустился на футболку. Том сложил её и вернул на место, задержавшись взглядом на обуви.       Может, забрать всё и продать? А вырученные деньги отдать на благотворительность? Сделал доброе дело — плюсик в карму за грехи из прошлых жизней. Идея хороша, а с реализацией могли быть проблемы в виде: «Ты ведь говорил, что ничего от нас не хочешь, а эта одежда, между прочим, куплена на наши деньги, бла-бла-бла». Такие вот проблемы.       Оставалось только одно: ограбить собственный дом.       Том хмыкнул и покинул комнату, остановившись около кровати. Под ней он ничего никогда не прятал — находил это место самым очевидным из всех. Что можно было скрывать под матрасом? Сигареты? Наркотики? Не порножурналы уж точно — это тоже раритет для ценителей. Всё в телефоне, если нужно. А Тому тогда не было: поздно в нём проснулся интерес к взаимодействию с кем-то. Наверное, в то же самое время, как проснулся он сам, вырвавшись из этой клетки.       Стук отвлёк — Том обернулся с тихим:       — Войдите.       Если это снова мама — сраное дежавю не заставит себя ждать. Однако дверь открылась едва ли не со скрипом и на пороге оказалась Офелия.       — Отсюда исходили такие ностальгически-трагические эмоции, что найти вас оказалось несложной загадкой, — тут же ответила она на вопрос, который он толком не успел задать.       — И для чего же вы меня искали?       — Возвращаться вы явно не собирались, а обещали ведь. Если сбежите в одиночку — вряд ли это понравится вашим родителям…       — На что мне насрать, — кивнул Том.       — Безусловно, но если мы сбежим вдвоём, проблем у обоих будет меньше.       Весь их разговор до этого воспринимался им несерьёзно.       — Вы вроде бы не хотели идти на поводу у отца, — пришлось напомнить.       — Но создать видимость на вечер не помешает — дружба со мной вам не повредит, Том. Напротив — поможет.       — Гм, — приподнял Том брови, улыбнувшись. — Это вы про свои фокусы-покусы?       — Я просто человек тонкой душевной организации, — вернула ему улыбку Ваблатски.       Том отделился от кровати и направился к ней.       — В кафе? — спросил он, остановившись напротив неё, и предложил ладонь.       — В кафе, — согласилась Офелия и сжала её.       Время у него было.       Может, она развлечёт его на вечер бессвязной болтовнёй — как знать.                     

***

             — Пришлёт-пришлёт, — уверенно заявила Ваблатски.       Том пожал плечами.       — Нет никакой разницы: твой отец или Тики — исход один.       — Почему тебя это так гнетёт?       — Наследование? — уточнил Том, криво усмехнувшись.       — Угу.       Офелия сделала глоток кофе.       — На то много причин, и первая — это ответственность. Я едва со своим заведением справляюсь. Ладно, хрен с ним — могу предположить наличие нескольких… двух или трёх? Но взвалить на себя отцовский гроб?       Ваблатски рассмеялась.       — Ты что, считаешь, что сам будешь этим управлять? Один?       — Нет конечно. Но это мало что меняет в восприятии ответственности, — скривился Том. — Мне это не нужно…       Сказал он и подумал, как недавно заливал отцу про то, что сам построит свою кофейную «империю». Проблема заключалась и в том, что ему было лень крутиться в теневой части бизнеса отца — мутить воду постоянно, иными словами.       — Перемены пугают, — кивнула Офелия, глядя на него тем самым взглядом — дотошным.       Искушённым.       — И это касается не только компании твоего отца, но и отношений, — добавила она.       За час их беседы Том уже даже как-то привык к её загонам и карусели тем: раз — они говорят об одном, два — о другом. Но чувство комфорта стоило того, а с ней Тому было, как ни странно, спокойно.       — А с отношениями что не так?       — Ты мне скажи, — постучала она ногтем по краю чашки.       — У него опекун долбоёб, — ответил Том спустя недолгую паузу. — Это всё портит — вот и всё.       — Ты ситуацию тоже не упрощаешь, — заметила Офелия, будто всё это время свечку держала.       Офигеть.       — Я пытаюсь вести себя сдержанно, — возразил Том.       Да он вообще проявлял чудеса терпения: когда в него тыкают палкой, то он обычно больно жалит. А тут слегка покусал.       — Ситуация, тем не менее, усложнилась из-за тебя.       — Что же мне теперь — бросить его? самовыпилиться?       — Я имела в виду случай на кладбище, — сузились глаза Ваблатски. — Ты открыл для него ящик Пандоры.       Том даже замер.       Откуда она?..       — Всё же ты сталкерша, — констатировал он тихо.       Офелия смотрела на него с минуту тяжелым взглядом, будто готовя какое-то признание, а затем звонко рассмеялась.       — Ты очень забавный — тебе говорили? — махнула она рукой.       — Да что-то в последнее время я то добрый, то забавный…       Переоценка ценностей у людей идёт на его счёт.       Ваблатски тем временем взяла телефон, что-то потыкала и повернула экран.       «Давай поговорим?» — сразу бросалось в глаза.       — Поговорим о твоём будущем, о твоём прошлом, о твоём настоящем? О страхах и надеждах?.. — прочитал он вслух, усмехнувшись. — Так ты у нас мадам Офелия.       — Давай без «мадам», — хохотнула Ваблатски.       — Провидица и таролог, — прочитал он лаконичную подпись в самом конце.       Плюсом было, что обошлось без всей этой мишуры в виде: «Раскройте тайны завтрашнего дня!» или «Шагните в мистическое царство карт Таро!».       — Но как ты всё-таки узнала? — отнял он взгляд от экрана.       — Если тебе легче верить в то, что я наблюдала за тобой — да будет так, — кивнула Ваблатски.       Том помолчал.       Он жил в двадцать первом веке в эпоху технологий, где большую часть информации о человеке можно было взять из сети. Всё остальное — психологические фишки. Нужно лишь заполнить пробелы обобщающей информацией. Вот только о кладбище знал он, Гарри да сам Злей.       — И что там в этом ящике? — всё же спросил Том.       Гарри просил ждать и ничего толком ему не рассказывал. А что знать не мог он — не могла и она. Если, конечно, не ходила по пятам с биноклем и за кудряшкой.       — Ответ, почему он оказался в таком положении, — ответила Ваблатски.       Опа. То, чего он и ждал: обобщающих ответов.       — Как всё туманно, — шутливо протянул Том.       — Не знаю, имею ли право говорить о том, что меня не касается, — одарила она его понимающей улыбкой.       — Разве гадалки не только это и делают? Раскрывают чужие секреты клиентам. Изменила ли мне жена, мисс Ваблатски? — плаксиво произнёс Том. — Где спрятал нычку мой муж?       — Как ты узнал? — широко распахнулись её глаза в притворном удивлении.       Том рассмеялся и положил ладонь на грудь.       — Обещаю, что эта информация умрёт вместе со мной.       Ваблатски отодвинула от себя чашку и склонилась над столом:       — Не верю: ты хотел воспользоваться ею, чтобы удивить его.       — Даже в мыслях не было.       — Лгунишка, — пожурила она.       — Ну так? Есть что мне рассказать?       Офелия помедлила пару секунд.       — Все его близкие связаны трагичной историей, Том. И, как все трагедии, эта оставила след в сердце его опекуна: он не смирился, что превратилось в отторжение всякого намёка на возможное повторение судьбы и для себя, и для дорогих ему людей. В тебе, — сделала она паузу, — он увидел своё прошлое, и оно его испугало. Страх породил злость, а злость ослепила его: никакие доводы не помогут, кроме как столкнуть его лицом к лицу с тем, от чего он столько времени бегает. Теперь туман немного развеялся?       Хотел бы Том сказать, что да, но…       — Не-а. То же может относиться и ко мне: мы с семьёй связаны трагедией; трагедия всегда оставляет отпечаток и, как и от любых травматических опытов, мы бегаем и отвергаем всё связанное с ними. Так что не прокатило.       — Если бы ты бегал от своего травматического опыта, то не ввязывался бы в отношения раз за разом, — оспорила Офелия. — Или же ты это делаешь, потому что знаешь: они долго не продлятся?       — Не туда мы свернули, — покачал головой Том. — Вернёмся к кудряшке. Я хочу конкретики, госпожа провидица. Что за трагедия — можешь сказать точно?       Офелия тихо выдохнула. Ладонь легла на ладонь; пальцы потёрли костяшки, словно она внезапно занервничала.       Нечего сказать?       Лить воду все умеют.       Том хмыкнул, подперев щёку кулаком.       Её взгляд скользнул куда-то за спину, задержался там на секунду и вновь сфокусировался на нём.       — Его опекун имел чувства к его отцу, — тихо произнесла она, — и они были взаимными. Первый поцелуй… первое свидание. Поначалу прекрасным всё было. Но затем… места в сердце стало мало: пришлось то делить с другим человеком. И не посторонним: дорогим обоим. Выбор был сделан не в его пользу. Слова ему не дали вставить, да и нечего было сказать — лишь отступить. Непонимание причины, боль от предательства, осознание необходимости смирения с их счастьем — со всем этим он столкнулся и с этим он живёт по сей день, закрывшись от всего мира, — заключила Офелия едва слышным шёпотом.        Пиздец.       — Но не смей, — внезапно вцепилась она в его руку, — говорить ему. Дай распутать клубок самому, Том. Это нужно им обоим… обоим, — эхом прошелестела она и сморгнула.       Казалось, будто всё это было сказано в трансе.       — Трансовые техники? — спросил Том с улыбкой, по ощущениям напряжённой. — Образы в состоянии изменённого сознания?       Ну а что?       — Какой же ты скептик, Том, — хмыкнула Ваблатски. — Чтобы удостовериться, тебе только и нужно, что подождать и сопоставить обе истории. Если не совпадут, можешь попросить возврат средств.       — Ах, так я тебе ещё и должен? Сколько? — подался он вперёд, опираясь на локти.       — Как минимум ещё один чудесный кофе, — подняла она опустевшую чашку.       Том оглянулся на Нотта и дёрнул подбородком в сторону чашек.       Повторить обоим.