На кортах

      Откровение первое — я, блядь, лукист. Все эти прыщавые, тощие и низкорослые вонючки, гладковыбритые хоумбои, что заливают спермой инстаграмные снимки хорошеньких девочек в сетчатых колготках, становятся причиной моих мигреней. Я не пожимаю рук людям, что забывают почистить зубы, всяким фрикам в шароварах с дредами, бритоголовым «гангстерам», коллекционерам реплик и зубрилам в колючих вязаных свитерах, ссущих в уши: «детка, не катышки, а винтаж».       Потом, конечно, эти идиоты называют меня бессердечным хуйлом. Но мне до лампочки. Я брезгую. Если совсем заебут, предпочитаю говорить, что у меня ипохондрия. Вообще-то, это второе моё откровение. Мало кто знает, и мало кто заметит. Я слишком часто мою руки в последнее время — рецидивирующая ипохондрия — так я её называю. Нормальный пацан поднимет с пола вилку, подует и продолжит жрать равиоли с креветками. А ещё нормальный пацан любит лизать киску, об этом каждый знает. Но я необычный случай.       — Дияр, — чмокает губами блонди, когда я отпускаю её плечи.       Мы сидим на кортах в кладовке, сныкавшись от лишних глаз за книжным шкафом. Это мой блядский фетиш. Антон говорит, что в этом я похож на кота, которому для полного счастья надо сложиться и забиться в самую узкую дырень. В общем-то, Антон отчасти прав. Мне крышу сносит, когда девочки сползают на корточки и утягивают меня за собой. Так разница в росте, даже если она и имеется, не особо заметна.       — Давай ещё? — шепчет девица и тянется ко мне, выклянчивая поцелуй.       Я отворачиваю её лицо в сторону. К сожалению, до моих стандартов она недотягивает: сиськи огромные, ноги кривые, а ещё эта щель между зубов… хотя каждый четвёртый в универе мечтает натянуть её на свой член.       Конкретно я, вместо пар по таможенным платежам, предпочитаю долгие слюнявые поцелуи с девчонками. Даже если они чуть ниже моих стандартов.       Сколько помад я успел сожрать в этом месяце — считать устану: клубничные блески, кокосовые бальзамы, ягодные тинты, масло со вкусом колы, но среди всего этого вкусового изобилия — гигиенички рулят.       — Дияр! — капризничает та, с кем минуту назад я сосался. Но мой интерес как ветром сдуло, стоило ей схватить меня за яйца.       Я не трахаюсь с девчонками. С парнями, вообще-то, тем более. Мы с Антоном много на эту тему беседовали. Он типа мой личный психотерапевт, только без лицензии. Некоторое время назад он предположил, что я пидор. Тогда я втащил ему. Мы попиздились, но это было необходимо. Я не хотел, чтобы между нами оставались недопонимания. Дело в том, что я до неприличия брезглив. Так что секс, и вся вот эта тема — табу. Ходить на свидания, держаться за руки, целоваться и одаривать лёгким петтингом симпатичных девиц я только за, но что-то посерьёзнее — ни за что. Ладно, не буду пиздеть, мне пару раз отсасывали. В презике. Но встал у меня скорее на саму идею, а не процесс. Правда, я потом блевал дальше, чем видел, но вспоминать об этом не хочу. Так что едем дальше.       — Дияр!       — Чё ты пристала, — реагирую я и достаю пачку. Сига сразу летит ко мне в пасть. Я подкуриваюсь, мельком глянув на пожарную сигналку. Лишь бы не завизжала, а то одна уже начала.       — Правду говорили девочки, — орёт куколка, поднимаясь на ноги с таким видом, будто я не всем известную давалку пожамкал, а монашку опорочил. — Ты импотент!       — Слышь, — я дёргаю башкой. — За базаром следи, а то окажешься на месте Рожкина.       Девочка тут же затыкается, быстро подавив истерику.       Конечно, ни один человек в здравом уме не захочет оказаться на месте Рожкина. Этот книжный червь с засаленными патлами уже третий месяц ходит как пришибленный. Наш новый мальчик для битья. Время от времени эта роль передаётся от одного неудачника к другому, но последние месяцы меня особо никто не выводил так же, как Рожкин.       Этот утырок перевёлся из другого вуза и какого-то хера решил, что может подбивать клинья к моей кошечке, с которой в тот момент у меня были шуры-муры. Выбесил он меня, короче. Пришлось подсуетиться и подрезать Рожкину рога. В итоге всё сложилось так, как сложилось.       — Иди, чё встала, — я прогоняю зашуганную цыпу взмахом руки. Девчонка тут же приходит в себя и торопливо сваливает из моего поля зрения.       Сигарету докуриваю в одиночестве, а бычок тушу в кружке какого-то профессора. Что касается профессоров… из них всех мне по душе только тот, что ведёт товароведение. Это третье моё откровение. Сергей Геннадьевич — единственный, в чьей кружке я ещё не утопил ни одного бычка. От остальных с раненным эго откупился деньгами. Деньги — лучшее, что придумало человечество.       Вообще-то, первые деньги на Руси появились только в девятом веке, и те привезли из Византии, то бишь из-за бугра. Официально начало экономики было положено лишь в десятом веке. Впрочем, я не самый достоверный источник информации. Из школы я вышел с отличием, хотя даже не явился ни на один экзамен. Бабки решают. Нет, правда, моя семья инвестировала в меня столько денег, что любому другому умнику станет стыдно. Я же считаю себя лучшим вложением предков, хоть мы и некровные родственники. Дело в том, что мои мама и папа типичные славяне, гордо несущие фамилию Рублёвы, хотя лучше бы Евровы. А я Дияр Кусаинов, мэйд ин Казахстан, с десяти лет столь же гордо живущий под знаменем Рублёвых. Хотя если меня переодеть в обноски и хорошенько растрепать, то от курьера яндекс лавки не отличить. В детстве это больно било по моему достоинству. Но теперь у меня имелось всё, о чём мечтали те утырки, что меня окружали.       Вырулив из кладовки, я одёргиваю полы пиджака и двигаю вдоль по коридору. До конца первой пары несколько минут.       По пути мне встречается препод английского. Кажется, именно в его кружке я оставил свой окурок. Как же его зовут-то?.. Неважно. Встретившись со мной взглядом, мужик в двубортном костюме широко улыбается. Я в ответ тоже ухмыляюсь. Только не вымученно, как препод. Проходя мимо, я наклоняюсь в его сторону и сую палец в рот, цепляю щёку, оттягиваю её и… чпок. Старый дед проносится мимо, а я начинаю громко ржать.       Он меня ненавидит, потому что в прошлом году я случайно нацарапал на его тачке пару неприятных слов.       От ностальгии меня отвлёк звонок.       Я перестаю угорать так же резко, как начал. Вытащив мобилу из кармана, я принимаю вызов и прижимаю сотовый к уху.       — Салют, рыжий уёбок, — говорю я.       Антон породистый гондон. Вот кто здесь настоящее бессердечное хуйло. Ни одной юбки не пропускает и, в отличие от моего, прибор у Антона всегда при деле. В метро этот тип никогда не ездил, у него типа личный шофёр, ибо не царское это дело — коней запрягать. Он старше меня на год, скоро выпустится, но к учёбе равнодушен. Свой срок отбывает на курсе информационных систем и технологий.       — Здорово, мелкий, — отвечают мне.       А ещё этот говнюк обожает давить на моё самое больное. Ведь рост — единственное, с чем мне не повезло. Ебучая генетика одарила меня неплохими данными, но за сто шестьдесят сантиметров наследства «спасибо» не говорят.       — В штанах у тебя мелкий, — парирую я и спускаюсь по лестнице вниз. Мне по пути встречаются первые ушедшие с пар бедолаги. — Где шляешься?       — А что, соскучился? — усмехается Антон, и отголосками слышен чей-то крик. Я сразу понимаю, в чём дело и спрашиваю:       — Кого прессуете?       — Да так, сынка зама начальника отдела кадров, что работает в фирме моего дяди.       — За дело?       — Просто так, — весело отвечает Антон, и я снова слышу жуткий крик. — Пригоняй в наше место.       Антон — мой кореш, хотя я не особо разделяю его методы. Этот тип часто остаётся безнаказанным за тяжкие телесные, но мы все не без греха. Я не душнила, просто во мне нет садизма, а в Антоне есть. Он — это восемьдесят девять килограмм подавленной агрессии и раздутого мачизма, хотя в обществе Антон предпочитает прикидываться ровным парнем. Именно на это клюнул я, а говно всплыло после, когда я уже привязался.       Отец Антона давно сотрудничает с моим собственным батей. У них там какой-то бизнес, который они подняли с колен в девяностых, и который несёт плоды до сих пор. Так что моя дружба с Антоном была предопределена.       — Я не в настроении для избиения людей, — запоздало отвечаю я, когда прохаживаюсь мимо кафе.       — Значит, заткну тебе ушки своим новым демо и плесну в бокал агушевый сок, — приглушённо смеётся Антон.       — Я скуплю акции твоего папаши и смою их в унитаз, — пригрозив ему, я хватаю какого-то тормознутого придурка за плечо и отталкиваю в сторону.       — Зря капризничаешь, — продолжает заливаться Антон. — Это яблоко-шиповник, — говорит он, а дальше я не слушаю.       Всё происходит за секунду. Когда я отталкиваю идиота, содержимое его подноса соскальзывает и оказывается у меня под ногами. Суп, чай и другие изыски местной кухни окропляют мои брюки. Я стою с телефоном у рожи и глазею на этого придурка, а этот придурок нелепо хлопает глазами и пялится на меня. Судя по его реакции, он прекрасно осознаёт, во что вляпался.       — Перезвоню, — бросаю в трубку и выключаю сотовый. Пряча его в один из карманов, я окидываю взглядом криворукого.       — Пожалуйста, прости меня, Дияр! — пыхтит этот фуфел. — Я оплачу химчистку.       — Зачем мне химчистка, чувак, — говорю и оттягиваю край своей штанины, — это шёлк. Ограниченная коллекция Прада.       — Дияр… мне очень жаль.       — Это косяк, — подчёркиваю.       Я не привык, чтобы меня столько раз называли по имени за такое короткое время. Я хочу сказать, чтобы он называл меня Рублёвым, как все остальные. Меня так звали, зовут и будут, блядь, звать.       Несколько любопытных зевак успевают заметить эту сцену. К последнему столику в зале начинают подтягиваться любители зрелищ. Но никто не вмешивается. Уж они-то знают, кто такой Рублёв, и знают, на что Рублёв способен.       — Бог свидетель, я не со зла, — снова заикается пацан, и я вскидываю руку, предчувствуя его паршивые отмазки.       — Понимаешь, — начинаю я. — Нужно, чтобы ты кое-что сделал. Такое, типа деликатное дело.       Он оглядывается. Собравшаяся толпа за его спиной делает шаг назад, некоторые из ребят достают мобилы. А этот придурок опять оглядывается.       — Что мне сделать? — угрюмо спрашивает он.       Выставив одну ногу вперёд, я прячу руки в карманах брюк.       — Оближи, — говорю и кидаю взгляд на свой кроссовок.       В этот момент я слышу, как несколько человек включают камеры. Кафе наполняют едкие смешки, шёпот девчонок, гудят голодные до наказаний уроды. Богатым мудакам нравится лицезреть расправы, а я здесь единственный, кто может позволить себе творить что угодно. Никто даже не пискнет.       Когда ушлёпок опускается на колени, холодное нечто окатывает меня с головы до ног. Я чувствую, как вода стекает по моему лбу, заползает под воротник, барабанит по полу. Все затихают, и я со скрипом поворачиваюсь назад.       — Бог свидетель, — говорит какой-то парень, что пересёк черту круга наблюдателей, — я не со зла.       Тощий, коротко стриженный пидор в пидорском колючем свитере с пустым стаканом. Он без тени страха глядит на меня в упор, тем самым обезоруживая, и взмахивает рукой. Снова говорит, только мне за спину:       — Вставай давай.       Затем он поднимает пепельно-бледное лицо и смотрит только на меня. Его глаза поблёскивают, как брюлики в ожерелье маман. Я пытаюсь найти в них что-нибудь странное — то, чего нет во взгляде остальных людей, которые, так или иначе, смотрят на меня. Но в его глазах ничего нет. Вообще ничего. Только брюлики. И непреодолимое желание отхватить пизды.       — Ты попутал? — рявкаю я, вытирая рукавом лицо.       — Нет, я же сказал, что не со зла, — отвечает этот чухан.       До боли я стискиваю кулак и делаю внезапный выпад вперёд, занося руку для удара. Пидор дёргается назад, и я промахиваюсь. Толпа разбегается в разные стороны.       — Так ты балабол, — говорит он ухмыляясь. И вдруг хмурится. — Тебе бы на борьбу походить. Удар поставить. А то твои запугивания смотрятся не очень эффективно.       — Закрой пасть, — выкрикиваю я и, вцепившись в его воротник, наконец-то чувствую утраченную власть. Правда, мимолётно. Он в самом деле затыкается, кладёт свою руку мне на спину, а другой залезает под мой пиджак и хватается за рубашку. Мгновение — и он катапультирует меня на пол через бедро. Я в ауте с произошедшего, даже девчонки взвизгивают. — А вот это, — его рожа мелькает в свете кольцевой люстры. — Было со зла, — добавляет он и уходит.       Я тут же подрываюсь. Мне хочется сделать очень много всяких жестов руками и ногами. Но я не могу, на моём пути вырастают свидетели, они мельтешат под ногами, и этот пидор легко ускользает из-под носа. Поэтому я стараюсь выразить всё только с помощью голоса:       — Я тебя запомнил, сука!       

***

      В бар «Спица» я прибываю в двенадцатом часу дня. С ноги открыв дверь в вип-комнату, я врываюсь на вечеринку своих парней, кипящий от гнева и злости.       Сперва замечаю какого-то урода, залившего пол своей кровью, а затем компанию известных мудаков, мошенников и рецидивистов. Что я забыл в их обществе? Мама, я его создал.       — Глядите, кто пожаловал, — присвистывает Антон, когда я громовой тучей проникаю в помещение. Перебросив кий из правой руки в левую, Антон припирает бильярдный стол бедром и внимательно следит за моим хаотичным перемещением.       — Да я его землю жрать заставлю, — выкрикиваю я, раздёргивая галстук. — Нет, земли будет мало. Он у меня слезами умоется! Слезами всей его семьи! — затем стряхиваю с себя пиджак и швыряю его на пол, туда же отправляю рубашку.       — Ого, — раздаётся низкий бархатный голос нашего будущего дизайнера. — У них, что ли, девочки на баре закончили? — Это Лев Марецкий. Мы зовём его просто Лёва, но ему не особо нравится это имя. Всем, с кем он знакомится, он представляется как Мэйсон. В общем, Мэйсон на втором курсе, как и я сам, его родители владеют крупной сетью модельных агентств и парочкой премиум-салонов. Мэйсона считают вторым Томом Фордом, но я считаю Мэйсона просто ёбнутым. Не может быть человек одарённым, адекватным и при этом фанатеть от собирания пазлов на сто тысяч элементов.       — Заткнись, Мэйс, — рявкнув на него, я хватаюсь за пряжку своего ремня. — Этот уёбок вылил на меня некое дерьмо, из-за которого всё, блядь, липкое и отвратительное. Где здесь душ?       — Вон там, — тычет пальцем в последнюю дверь слева Егор. Вот к Егору у меня никаких претензий. На него всегда можно положиться, он мало разговаривает и собирается стать дантистом где-нибудь в Америке. Хотя всё это можно сказать и про будущего маньяка.       — Так что стряслось, сладкий наш? — вновь в разговор влезает Антон, уже забивший на свой бильярд. Конечно, ведь наблюдать за моим бешенством ему реально в кайф.       — А вы зайдите, блядь, в подслушано. Там наверняка уже всё выложили, сукины дети, — рычу я и сбрасываю с себя брюки. — Я мыться нахуй, — предупреждаю остальных и скрываюсь за дверью.       Быстро ополоснувшись в душе, я трачу минуты три на мытьё и ещё десять на то, чтобы успокоиться. Знатно меня вывел тот чувак. У него же даже на воротнике дырка. Боже, фу. Стоит мне подумать о его внешнем виде, как тут же передёргивает. И лицо у него отвратительное, всё в родинках, и хаер как у придурка, пострижен под тройку, будто он в армию собирался.       Я дважды чищу зубы, чтобы избавиться от послевкусия поцелуев в кладовке. И только после того, как Егор приносит мне новые шмотки, выхожу из душа.       Парни успевают скрыть улики своих утренних разборок: на полу больше не виден кровавый след, и никаких лишних ушей с помятой рожей.       Я прохожу дальше в комнату и плюхаюсь на диван, не спрашивая подхватив стакан с каким-то пойлом. Принюхавшись, я распознаю виски. Только затем пью.       — Видео улёт, — очевидно, сдерживая смех изо всех сил, говорит Мэйсон. У него плечи дрожат и губы в одну сплошную линию сложились, вот как ему смешно. — Я фанат этого парня, без шуток.       — Я те щас, — замахнувшись, я угрожаю ему кулаком. Мэйсона спасает только то, что он на другом конце комнаты.       — Удалить видео? — спрашивает у меня Антон.       — Сперва покажи, — отвечаю я, и тогда Антон подходит ко мне вместе с ноутом. Он садится рядом, и остальные парни тут же зависают за спинкой дивана. Я чувствую руки Мэйсона у себя на плечах, которые начинают их разминать, и резко оборачиваюсь, всадив ему по лицу леща. Нехуй меня доёбывать. Затем сажусь обратно, но Мэйсон снова хватает меня за плечи. Этот говнюк не учится на своих ошибках.       Антон врубает видео. Сначала ничего не происходит, просто какие-то девчонки целятся объективом на охуенного меня. Но потом влетает этот наглый прыщ, и для начала обливает меня каким-то компотом, а после кидает на пол. Под этим видео больше сотни комментов, и все восхищаются смелостью и отвагой того пидора.       — Удаляй, — процедив, я делаю хороший глоток вискаря.       — Я уже всё выяснил, — снова докладывает Антон и откладывает ноут, отправив перед этим кому-то смс со ссылкой на видос. Он достаёт телефон и зачитывает: — Его зовут Мирон Маркевич, первый курс, маркетинг, неоднократно выигрывал кубок по вольной борьбе, бюджетник.       — Бюджетник, — смеётся Мэйсон, пока я оттесняю Антона и дальше пробегаюсь по досье глазами.       Мирон Маркевич учится на отлично, так ещё и в спорте преуспевает. У него тут целый перечень в два листа хороших заслуг, что бесит неимоверно. Но, несмотря на все свои плюсы, Мирон был, есть и будет обычным бедняком с неплохими мозгами. Когда я раздавлю его — лишь вопрос времени.       — Кстати, Рожкина… — вновь говорит Антон.       — Да забей ты на Рожкина, — выпалив, я перевожу взгляд на Антона и тычу пальцем в экран его айфона. — Вот новый Рожкин. Этот уёбок должен страдать. Все меня поняли? — я на всякий случай окидываю присутствующих убийственным взглядом. — Пусть его бесплатная жизнь превратится в ад, — подскочив на ноги, я приближаюсь к зеркалу. Пальцем тычу прямо в него. — Я покажу ему настоящий кошмар. Так и будет.       Мирон Маркевич, беги хоть со всех ног, но тебе всё равно пиздец.