***
Ближе к вечеру выяснилось, что их команда резко ополовинилась. Техники сцены, операторы и звуковики выехали на острова вместе со снаряжением и старшим администраторским составом. К сожалению, это означало и то, что ни Тома, ни Йонаса, ни других их ассистентов рядом не было, и Рихард ни у кого не мог узнать о том, где были остальные из их шестерки. Он примерно представлял, что Флаке все еще бродил по городу вместе с Йенни и Мимми. А остальные? Что было с остальными? Занятый утренними процедурами, Рихард не увидел никого из парней. Вернулись ли они после попойки? Все ли у них было хорошо? Часть Рихарда надеялась увидеть Пауля в номере отеля, дрыхнущим на кровати задницей кверху, но в спальне было пусто. Только вторая гитара, чужой ноутбук и рюкзак с вещами служили доказательством, что помимо него в номере был еще один человек. Открыв общий чат, Рихард закинул удочку, не особо надеясь: «Вы где?», а затем добавил: «Ужин?», но сам уже представил, как снова заказывает еду в номер. После этого он вернулся на диван в гостиной, и возобновил свою рутину. Гаммы, перебежки, нисходящие, восходящие, тонические, гармонические, мелодические…. Иногда Рихард и сам не был уверен, зачем ему знание о том, какой аккорд разрешается в какую ступень, но пальцы ложились на лады по отработанной годами привычке. Его часто интересовало, изменился бы стиль в игре, если бы он не знал, что за «До, Ми, Соль, Си бемоль» должно было следовать «Ля, Фа, Фа, Фа». В самом начале, когда они только собрались за инструментами в первом составе, Рихарда выводила из себя привычка остальных говорить: «Так просто лучше звучит», когда он знал наперед, что какие-то соло были неправильными с точки зрения музыкальной теории. И это при том, что он к тому времени сдавал джазовую импровизацию на отлично…. Погрузившись в музыку, Рихард не сразу услышал, что в коридоре шла какая-то потасовка. Сперва он не обратил на нее внимания, а потом различил знакомые голоса. — Я сказал: отвали! — это был Тилль. Боже. Рихард скинул гитару на пол и помчался к двери. Он не успел ее открыть, как что-то тяжело ударилось о нее. Какого, собственно, черта? Растерявшись, Рихард ударил по двери в ответ, напоминая, что на этаже были гости отеля, помимо них. Потасовка в коридоре тут же стихла. — Поднимайся, — снова заговорил Тилль, — хватит корчить из себя черт знает, что. — Ты не мог бы быть понежнее? Да что там у них происходило?! Рихард резко дернул дверь на себя, и его взгляду предстала довольно странная картина. Оливер сидел на полу, опершись спиной о дверной косяк. Он тяжело дышал через рот и прижимал обе ладони к лицу, запрокинув голову назад. Тилль был не в лучшем состоянии. По голосу было понятно, что он был взбешен, на щеке виднелись несколько глубоких порезов. Шнайдер удерживал его за плечи, не давая приблизиться к двери. Пауль стоял на коленях перед Оливером и пытался разглядеть его лицо. Рихард молча уставился на них. — О, привет, шатци, — Пауль поднял на него взгляд, а затем снова вернул внимание к Оливеру, а потом снова резко посмотрел наверх. — Хорошо выглядишь. — А вот ты — не очень, — выдавил Рихард. — Господи, да потом пофлиртуете, — голос Оливера звучал приглушенно. Он говорил, превозмогая боль. — Может, внутрь все-таки зайдем? — Я — к себе, — Тилль дернул руками, сбрасывая с себя Шнайдера, — я сказал: отвали! — повторил он. Рихард растерянно посмотрел на него. — Что произошло? — Пусть этот рассказывает, что произошло, — Тилль уже доставал из кармана ключ-карту. Рихард порывался его остановить, но Пауль поймал его за руку: — Пусть идет. Дверь за Тиллем закрылась плавно только из-за запирающего механизма. Пауль, Шнайдер и Рихард склонились над Оливером и подняли его на ноги. Тот все еще не отнимал ладоней от лица и, когда он опустил голову вниз, из носа сразу же потекла кровь. — Так, — мгновенно среагировал Шнайдер, — несите его в ванную, я сейчас приду, — он выскочил из номера. Рихард и Пауль помогли Оливеру устроиться над раковиной. Та мгновенно окрасилась в красный. — Вас, что, даже на день нельзя одних оставить? — Рихард задал вопрос, который с самого начала крутился у него на языке. — Я себя прилично вел, — Пауль выставил обе руки вперед. — А это что такое? Они оба посмотрели на Оливера, который мочил белое полотенце в ледяной воде и прикладывал его к носу. В те короткие моменты, когда его лицо показывалось целиком, было заметно, что у него начинал синеть фингал под глазом. Рихард раздраженно поджал губы. И это их с Паулем хотели отправить к психологу? — Я звоню Фрау Йегер, — Рихард захлопал себя по карманам в поисках телефона. Оливер и Пауль заговорили одновременно: — Никуда я с ним не пойду. — Да мы уже позвонили. В этот момент в дверь постучали. Вернулся Шнайдер, и у него в руках обнаружилась аптечка. — И что ты собрался этим делать? — спросил Оливер. — Давление мне мерять будем? — Помолчи, пожалуйста. Достаточно уже наговорил, — Шнайдер оставался спокойным. Оливер ничего ему не ответил. Из всей шестерки он был таким немногословным только рядом со Шнайдером. Тот подошел к раковине и начал копаться в аптечке в поиске мази. — Когда кровь остановится, надо обработать, чтобы синяка не было. — Все равно будет, — возразил Оливер, поморщившись. — Кто-нибудь может объяснить мне, что все-таки произошло? — Рихард недовольно скрестил руки на груди. — У Тилля спроси, — буркнул Оливер через плечо. Рихард собирался возмутиться, но вдруг Пауль осторожно коснулся его локтя. Они переглянулись. «Пойдем, выйдем», — сказал Пауль одними губами, и Рихард вслед за ним вернулся обратно в номер. — Ну, хоть ты поговори со мной? — попросил он, особо ни на что не надеясь. — Да нечего рассказывать, — Пауль устало плюхнулся на кровать. Он все еще был в той же одежде, в которой вышел со стадиона вчера вечером. — Все те же старые грабли. Один пытается работать, второй пытается отдыхать. Оба считают, что одному плевать на другого. Ты же знаешь, какие они. Услышав ответ, Рихард обреченно осел на углу кровати. Он опустил лицо на ладони. Легкость в теле после посещения спа, испарилась, как не бывало. — Я надеялся, что мы в этот раз дольше продержимся, — признался он, устало потирая лицо. — Ну… У нас с тобой все нормально? — Пауль скинул ботинки с ног и уперся ступнями в его бедро. Рихард по инерции накрыл его ноги ладонями и буркнул: — Сплюнь. Едва он произнес это слово вслух, то буквально услышал мысли Пауля. Их взгляды пересеклись, и в них промелькнуло одно общее воспоминание. Когда щеки Рихарда покраснели, румянец на них был заметен больше обычного. — О, молчи уже. Пауль поиграл бровями. «Я не сплевываю» так и осталось непроизнесенным. Рихард сжал его щиколотку пальцами и потянул носки вниз. Слишком тугая резинка всегда оставляла след на ногах Пауля, и он в который раз напомнил самому себе о том, чтобы купить ему медицинские носки. Они снова коротко переглянулись, и Рихард потянулся за долгожданным поцелуем, которого ему так не хватало прошлой ночью. Пауль улыбнулся, его ладонь легла на щеку, и они разделили легкое и привычное прикосновение губ. У них, и правда, все было нормально. Треть тура осталась позади, а они не просто не поругались — они шли на рекорд. Между ними не было ни одного неразрешенного конфликта. Спустя столько лет Рихард, наконец, научился проговаривать все, что творилось у него на душе, вслух. И… У них все работало, ведь так? — Так… Ладно. Полежали, и хватит, — Пауль опустил ладони себе на бедра, обозначая конец перерыва. — Я бы в душ сходил. Потом переоденусь и на ужин, сойдет? — Сойдет, — Рихард улыбнулся. Они поцеловались еще раз. Именно в этот момент Шнайдер и Оливер появились в дверях. — Вот, значит, чем они занимаются, пока их друг умирает, да? Рихард и Пауль повернулись к ним, не удосуживаясь отодвинуться друг от друга даже на сантиметр. — Чем они занимаются? — Оливер держал полотенце на переносице. Его голова все так же была задрана кверху. — Тебе лучше не видеть. Вдруг давление поднимется? А ты и так много крови потерял. — Я не лягу на их кровать, если они снова за старое, — предупредил Оливер. Рихард не выдержал и засмеялся: — Можешь быть спокоен. Я один здесь ночевал. Они втроем помогли Оливеру устроиться на кровати. Пауль, как и намеревался, сразу же направился в душ, а Рихард остался наедине со Шнайдером и Оливером. Он вдруг понял, что совершенно не знал, о чем с ними говорить. К счастью, они справлялись с социальными обязанностями куда лучше него. Шнайдер все порывался нанести мазь против отеков, по пути вспоминая все их предыдущие конфликты, которые заканчивались ударом в нос, в том числе и тот, когда Флаке пришлось перейти на контактные линзы на некоторое время. Оливер слушал его, не встревая в монолог. Потихоньку атмосфера в номере выровнялась и стала больше походить на дружелюбную. Рихард воспользовался перемирием, чтобы прибрать гитару и сложить провода обратно в сумки. Вдруг голова Пауля высунулась из ванной. Его волосы были вспенены и стояли торчком. Рихард замер только из-за того, что не знал, как реагировать. — Тут на углу есть донер-хаус. Может, по дурумчику? Рихард перевел взгляд со вспененного Пауля на Оливера, чье полотенце все еще продолжало наполняться красным. Шнайдер проделал тот же визуальный путь, и они встретились на середине. Уголки губ Рихарда дрогнули. Шнайдер засмеялся первым, но уже через секунду комната заполнилась их гоготом. Глядя на них, Пауль цокнул языком. Его голова пропала из проема. — «Может, по дурумчику»… — повторил Шнайдер, утирая глаза. — Будет, что вспомнить. Оливер тоже улыбался, но у него получалось хуже всего, потому что его периодически дергало от боли. Когда кровь все же перестала течь, и он убрал полотенце от лица, сразу стало понятно, что у Виктора — его гримера — точно прибавилось работы.***
Утром следующего дня они погрузили вещи в автобус. Ни Тома, ни Йонаса не было, так что в их расписании образовалось отставание на сорок пять минут. Тилль нервничал, и не слезал с телефона. Причем не было понятно, действительно ли он с кем-то разговаривал или прикрывал массивный синяк и порезы под глазом. Никто не торопился подходить к нему. Рихард был несказанно счастлив, что их переезд задерживался, потому что наступил день, которого он боялся больше всего. Тоннель. Их ждал переезд под Ла-Маншем. Чертов тоннель под землей, в железном катафалке, погруженном в другой железный катафалк, и, как будто этого было недостаточно, придавленный огромным количеством морской воды. Рихард вздрагивал каждую секунду при мысли о том, как крохотный тоннель разрывало… И… Он не хотел умирать от удушения. Он, в принципе, не хотел умирать, но если бы у него был выбор, удушение бы стояло последним в списке. Гребаный Ла-Манш бы стоял последним в списке. Рихард нервно докурил и погрузился в автобус. Они тоненькой струйкой вытекли с парковки. Вот и все. Пути назад не было. На въезде в Бельгию Пауль начал кидать на него обеспокоенные взгляды. В конце концов, он не выдержал: — Ты в порядке? — спросил он, повернувшись на бок. Рихард нервно почесал щеку. — Почему ты спрашиваешь? Он, что, и впрямь выглядел так плохо? — Ты какой-то тихий. Это из-за вчера? А вчера, после того, как они прикончили свои «дурумчики», и Шнайдер с Оливером, наконец, соизволили вернуться к себе в номер, Пауль прижал его грудью к матрацу, достал из сумки фиолетовую баночку со смазкой и долго и исступленно ласкал пальцами и языком. Рихард слегка порозовел от воспоминаний, и переживания по поводу тоннеля немного отошли на задний план. — Нет, вчера мне все понравилось, — он мягко улыбнулся. — А сегодня? Рихард повернулся к окну проверить обстановку. Они все еще мчались по трассе. — А сегодня… Будет какая-то глупая смерть, ты не думаешь? Лицо Пауля сменило сразу несколько выражений. Сперва оно был нейтральным, потом удивленным, потом напуганным, потом снова удивленным. В итоге он медленно сел на своей койке и осторожно спросил: — Про какую смерть ты говоришь? — его голос был тихим. — Нашу. Забавно. Рихард на самом деле не верил в то, что умрет под Ла-Маншем. Но ощущение было таким, словно все уже было решено. Тоннель наверняка уже начинал протекать. Из-за того, что они опаздывали, рабочие должны были остаться еще на несколько часов. Конечно, им было лень проверять системы безопасности, и никто не заметил тот самый клапан, который разорвет, когда они будут проезжать по тоннелю… И тогда они все задохнутся. Вот, как закончится история Раммштайн. Пауль смотрел на него так, как будто до сих пор не понимал. Рихард не хотел произносить все, что творилось у него в голове, вслух. Пока он не говорил об этом, это было ненастоящим, и он не хотел дразнить судьбу. — Ты дурак что ли? — спросил Пауль. Рихард уязвлено посмотрел на него. — Я, вообще-то, не обзывался. — Нет, ты просто опять сидишь и надумываешь какую-то ерунду. Тебя тоннель так беспокоит? — его голос звучал едва ли не устало. Рихард отвернулся от него. — Ничего меня не беспокоит. Тяжко вздохнув, Пауль оперся на колени и поднялся со своей койки. На секунду Рихарду показалось, что тот опустится рядом с ним, но тот добрался до кухни и зашуршал в коробке со снеками. Добыв два банана и бутылку с минералкой, он вернулся обратно и сел у Рихарда в ногах. — Мне нравится тоннель, — признался он, начав очищать банан от кожуры. — Я помню, как по телевизору начали рассказывать о том, что он строится. Ну, ты знаешь, что они там говорили, — отломив кусочек, Пауль протянул его Рихарду. Какого черта он все это рассказывал? Но, несмотря на раздражение, кусочек банана Рихард все-таки принял. — Говорили: «Да разве может Запад построить что-то, что продержится дольше пяти лет?» и всякое такое. И то, что первый немецкий космонавт был из ГДР, — Пауль замер и задумался на секунду. — Я иногда думаю: ну, почему они в каждые новости вставляли то, что первый космонавт был именно у нас? Это было безусловно круто, никто не спорит. Но какое отношение космонавты имели к открытию тоннеля или, пффф, не знаю, — его плечи возмущенно задергались, — неурожаю на полях? Хотя 26-ое августа мне даже нравилось. Как-то папа сделал мне такой шлем… — он надел воображаемую коробку на голову, и вдруг кусочек банана шлепнулся ему на штаны. — Ну, молодец, — Рихард фыркнул. — Пять секунд! — Пауль подхватил кусочек и, довольный, закинул его в рот. Рихард покачал головой. Ну, что за пятидесятилетний ребенок… — И что там со шлемом? — спросил он, пока Пауль жевал. — Со шлемом? Да, ничего. Просто было весело. Я был самым крутым во дворе. Как всегда, конечно. Но космос мне нравился по-особенному. Я мечтал о том, чтобы полететь высоко-высоко… — его мягкий взгляд вдруг ностальгически замер, как бывало всякий раз, когда они вспоминали о детстве. Рихард отвернулся, снова представив этот чертов клапан в тоннеле. Он ведь даже не был уверен, что в тоннеле, в принципе, были клапаны! Из чего они были сделаны? Из бетона? Из железа? Ржавело ли оно? Пауль, тем временем, продолжил: — В любом случае… Где сейчас та страна, которая смеялась над этим тоннелем? Нигде. Тоннелю уж точно больше пяти лет. Так что… Предсказания Востока не сбылись. Получилось немного… Наоборот. Получилось, что они сами развалили себя меньше чем за пять лет, — он снова надломил кусочек банана и протянул его Рихарду. — Хотя я любил мотаться по разваленным фабрикам… Можно было столько всего интересного найти. — Или потерять, — сказал Рихард с набитым ртом. Он тысячу раз уже слышал историю о том, как Пауль первый раз занялся сексом на заброшенной молочной фабрике. Взгляд Пауля игриво сверкнул, и он поиграл бровями. От знакомого жеста потеплело в груди. Рихард потянул к нему руку, требуя еще один кусочек банана. Пауль отдал ему последний и принялся чистить второй. — Знаешь, меня удивляет, как ты до сих пор не пошутил про минет, — Рихард кивнул взглядом на банан. Пауль посмотрел на него взглядом оскорбленной невинности. — Еда — это тебе не игрушки! — произнес он с умным видом, а потом откусил от банана прямо так, не отламывая. Рихард дернулся, почувствовав, как внизу все непроизвольно сжалось. — Ай. В качестве утешения, Пауль запихнул ему кусочек банана в рот. — Если ты так подумал успокоить меня, что тоннель выстоит, то у тебя не сработало, — через некоторое время сообщил Рихард. — Да я особо и не рассчитывал. Я же понимаю, что это не так работает. Вот взять, например, Флаке, — начал размышлять Пауль. — Ты думаешь, что он самолетов боится? Нет, не самолетов. На самом деле фобии — это не какие-то фобии. Вот что сами по себе предметы могут тебе сделать? Ничего. Самолёт и самолёт. Тоннель и тоннель. Обычные предметы. Как… Как вот шорты, — Пауль показал на свои, бежевые. — Никто же не боится шорт на самом деле, так? — Это все-таки немного другое, — возразил Рихард. — Шорты не могут обрушится в самый неподходящий момент, а тоннели — вполне. Пауль посмотрел на него с пресным выражением лица. Рихард все равно ничего не понял. Он даже не понимал, что должен был понять. Тогда Пауль пояснил: — Тоннели — просто способ передвижения, и ничего больше. У них нет цели обрушиться. — Да знаю я, — Рихард безразлично пожал плечами. — То есть… Ты на самом деле не веришь, что умрешь через… — Пауль проверил время на своих часах, — если повезет и мы приедем вовремя, через три часа? Рихард раздраженно вздохнул, уже сожалея о том, что, в принципе, начал разговор. — Слушай. Я, вообще, не хотел об этом разговаривать. Просто хочу уже приехать в отель и отключиться от реальности, — он уставился на свои руки, физически ощущая взгляд Пауля на себе. — Риш… — мягко позвал он. Рихард дернул плечом. — Нормально все, — заверил он, не поднимая головы. — Ну, Риш… Ну, что я такого сказал, что ты на меня рычишь? — Пауль надломил оставшуюся часть банана пополам и протянул одну Рихарду. Тот не хотел брать ее, хотя бы из вредности, но в итоге взял и просто держал в руке. — Ничего ты не сказал, — смиренно выдохнул он, — я просто весь на нервах. Там даже курить нельзя. — А вот если… — Пауль забрался на его койку с ногами и оперся спиной о стенку. — Если мы в самом деле сегодня?… — он не стал договаривать. Наверное, ему тоже было нелегко проговаривать такие вещи вслух. — О чем ты будешь сожалеть, что не сделал? Рихард посмотрел на него с нейтральным выражением лица, хотя сердце внутри зашлось в бешеном темпе. Он зло закинул банан в рот и зажевал, беря минутку на подумать. Внезапно вспомнился вчерашний вечер, когда Пауль сказал: «У нас с тобой все нормально». Рихард никак тогда не прокомментировал его слова, а в голове все вертелось: «Если у нас все хорошо, почему ты каждый день ночуешь непонятно где?». Отдаленно он понимал, что не имел права на такие вопросы. К сожалению, это не означало, что они пропадали у него из головы. О чем бы он сожалел?.. Боже… Было слишком много всего. Одно тянуло за собой другое и наслаивалось. Ошибка за ошибкой формировали его жизнь, и, наверное, именно поэтому нельзя было исправлять что-либо. Тогда бы он стал не самим собой. Тогда бы он превратился в кого-то другого. Кого-то, кем не был никогда в жизни. Но при этом… Как же было хорошо вчера вечером, когда они с Паулем заснули лицом к лицу! Рихард держал его ладонь в своей, и они тепло улыбались друг другу. Секс был интересен, да, но… Заснуть вместе, в одной кровати, почему-то вдруг стало интересней. Поцелуй перед сном был важнее любого другого, даже того, что происходил между ними на сцене перед тысячей незнакомцев. Рихард вдруг понял, что с нетерпением ждал именно поцелуя перед сном. До него вдруг дошло, что он никогда и не хотел какого-то другого. Поцелуй на сцене — просто для веселья. А Рихард никогда не умел правильно веселиться. Ему нужен был смысл. Ему нужно было, чтобы прикосновения к губам что-то значили. Ему нужно было, чтобы его л… Пауль все еще смотрел на него. Наверное, он думал, что задал какой-то легкий вопрос? Он совершенно не выглядел, как человек, который был готов к тому, что Рихард собирался сказать. Но он все равно произнес: — Я бы пожалел о том, что не поговорил с тобой вчера вечером, — его горло сдавило от страха. Выражение лица Пауля тут же сменилось. Рихард перестал смотреть на него и продолжил: — Я бы пожалел о том, как мало времени мы проводим вместе. Пауль нахмурился. — Но мы с тобой постоянно вместе? — уточнил он. Услышав это, Рихард понял, что не хотел продолжать разговор. Он не жалел, что произнес вслух то, что беспокоило. Но он уже примерно понимал, как Пауль относился к их ситуации, и не хотел получать еще и вербальное подтверждение. — Мы завтракаем вместе, на работе мы вместе, спим мы тоже вместе. Рихард согласно покивал. Наверное, с точки зрения Пауля все выходило именно так. Он несмело добавил: — Я бы все равно пожалел, — но его голос звучал твердо и упрямо. — О чем ты хотел поговорить со мной вчера вечером? — Пауль спросил мягко. Рихард нервно пожевал губу, пытаясь переформулировать слова так, чтобы не казаться капризным. — Ммм… Хотел предложить что-то сделать вместе после концерта. Пауль заулыбался. — Я же говорил, что тебе не помешает взбодриться! — он взял Рихарда за руку. — Мы с Флаке связались с парнями из Пласибо, они организуют посиделки у себя. Никого лишнего не будет. Только для своих, — Пауль с надеждой заглянул ему в глаза. Рихард поджал губы в попытке улыбнуться. Ну, конечно! Как будто он забыл, в какую страну они направлялись. Как будто он сам бы не позвонил первым делом Чаду, если бы они выступали в Лос-Анджелесе. Он сокрушенно вздохнул. — Ну, если только для своих… — ему не хватило духу отказать прямо. — Хотя я больше имел в виду только для нас с тобой. Чтобы только вдвоем. Пауль засиял, как отполированный чайник. Рихард тоже улыбнулся. Ему было трудно удержаться, когда Пауль был таким. — Все, я тогда скажу, что ты тоже в деле, — он потянулся к Рихарду в попытке обнять. Из-за тесного пространства автобуса, прикосновение показалось неполным. — Хорошо, — отпустив Пауля, Рихард неловко почесал в затылке. — Пауль… Послушай… Тот уже лез на свою полку за телефоном. — Пауль, — позвал Рихард, надеясь, что звучит достаточно серьезно. Пауль тут же отвлекся от телефона и внимательно посмотрел на него. — Что? — он все еще улыбался. — Мы же сходим с тобой куда-нибудь вместе? — уточнил Рихард. — После Бельгии. Улыбка Пауля стала еще более широкой, и от сердца отлегло. — Конечно, шатци. О чем, вообще, разговор? — он убрал телефон в карман своих бриджей. — Я с тобой — хоть куда, — и после этого Пауль беспардонно пихнул его в бедро. — Подвинься немного. А то я не помещусь. От такой наглости Рихард чуть сам не упал с койки. — Еще чего! — в его взгляде заплясали смешинки. Глаза Пауля сузились в тонкую полоску. — Ну, подвинься! Тебе, что, жалко? — он тщетно попытался уже двумя руками, но быстро бросил свои попытки. — А, я понял, — наконец-то, сказал Пауль и свалился ему прямо в руки, придавливая всем своим немалым весом. Рихард крепко обнял его, прижимая к себе, и помог улечься сверху. Он уткнулся носом в его макушку, вдыхая знакомый и успокаивающий запах. Пауль погладил его по груди и поцеловал в самый центр. От его прикосновения по телу разлилось приятное тепло. — А я бы жалел о том, что мы не сделали этого раньше, — сказал Пауль совсем тихо. Рихард задержал дыхание и крепче обвился вокруг него. Они снова были в пути.