DJANGO

Веки медленно разлепляются. Свет бьёт в глаза Сонхва словно прожектор, от чего тот морщится и сдавленно стонет. Солнечный свет из окна был не единственной проблемой — голова болела так, будто по ней только что хорошенько стукнули молотом. Неприятные ощущения слились в одно сплошное, и Пак даже не понимал, где он находится, стараясь оглядеться, насколько позволяли прищуренные глаза. На нём вчерашняя одежда, и она, вместе с телом, была даже не под одеялом. Но вот постельное белье и серые скучные стены вносили больше ясности — это точно была его собственная комната в дневное время суток. Сонхва сквозь зубы втягивает воздух и спешит встать с кровати, чтобы избавиться от боли с помощью какой-нибудь спасительной таблетки. — На тумбочке вместе с водой, — слышит Сонхва сонный голос откуда-то сбоку и замирает. Немного разворачивается, прижимая руку к одной половине лица, замечает знакомую фигуру на кресле, сидящую неподвижно. Это был Ёсан, что, по-видимому, тоже только что проснулся и приходил в себя после неприятных ощущений от сна сидя. Перестав удивленно пялиться, Пак протянул руку к тумбочке. Выпил таблетку вместе с водой, жадно собирая даже остатки её капель с дна. Стакан со звоном оказался на поверхности крохотного стеклянного столика и Сонхва громко выдохнул. — Что ты здесь делаешь? — хрипло, но спокойно интересуется хозяин квартиры, пытаясь отдышаться от своей жадности. — Охраняю твой сон, видимо. Или тебя от необдуманных поступков, — ровно отвечает Ёсан и медленно встает, разминая свои плечи. — Скажи, почему я за своим хёном должен носиться, как за маленьким ребенком? Несколько шагов, и Сонхва видит, как Ёсан стоит уже над кроватью, прямо над ним. Друг так возвышался, что Пак в таком состоянии был готов даже спрятаться под одеяло — до того уставший Ёсан давил на него своим видом. — О чём ты? — тихо спрашивает Сонхва, потирая лицо холодными пальцами. Голос Ёсана стал таким громким, звучащий из самой гортани, что Пак от боли ненароком сморщился, и его лицо точно больше походило на изюм. — У нас действительно сложная ситуация. Но раньше было и хуже, не помнишь? Что с тобой сейчас? Почему мне под утро звонит Ким Хонджун и говорит о том, что ты уснул в баре? Когда он, мать его, уже закрыт несколько часов. Сонхва перестает хмуриться, и его глаза округляются за считанные секунды. Даже не успев задать ответный вопрос, потому что сознание наполнилось разными картинками. От тёмных стен бара до уставшей улыбки Хонджуна. До его приятного апельсинового аромата с горечью папирос. Именно за последнюю мысль Хва ухватился — он вспомнил, как приставал к несчастному, уставшему владельцу, как тот тащил Пака до дивана. Байкер почти скулит от воспоминаний, потирая раздраженно лицо. Ёсан этим пользуется, наклоняясь немного к его макушке. — Или мне напомнить, как ты пару дней назад чуть не умер из-за своей глупости? — произносит Кан, проведя рвано пальцем по пластырю на лбу, что сам клеил боссу и который давно следовало поменять. — Я тебя не узнаю, Хва. — Ёсан, я понимаю, к чему ты клонишь, — тут же отвечает вымученно Сонхва, убирая чужой палец от раны резким движением. Кан послушно отодвигает руку, сжимая ее в кулак и разворачивается к выходу. В этот момент на его лице была уже не расчётливая серьезность, а настоящее раздражение. Губы кривились, да и в глазах поблескивало что-то незнакомое даже Паку. Дверь комнаты открывается со свистом сдавленного воздуха. — Если понимаешь, то собирайся и поезжай в офис, — слышится на пороге двери хриплым басом перед тем, как дверь вернулась в закрытое положение с хлопком. Стало тихо. Сонхва упал обратно в кровать, глядя в белый пустой потолок. Только что его отсчитал младший, словно нашкодившего ребёнка. Пришлось даже отметить, что Ёсан сдерживался в выражениях — по лицу помощника было заметно, что сказать он хотел совсем другое. Или, хотя бы, совсем иначе. Однако, что и как не говорил бы Кан, Сонхва был вынужден признать, что тот прав. Его слова несли истину от начала и до конца. Молодой предприниматель, вовлечённый в оборот наркотиков города, никогда бы не стоял на том месте, на котором сейчас возвышался, если бы хоть разок позволял себе такую слабину. Буквально срывая с себя одежду, которая прилипла к телу от пота, Сонхва тяжело дышал, и, честно, желал бы задохнуться от сдавленности чувств и боли в затылке. Брюки, куртка, майка превратились в клубок ткани на полу, пока их обладатель, словно после настойчивой борьбы, пытался отдышаться в объятии белого постельного белья. Но лежать долго было сомнительной затеей, к тому же, тело всё еще было неприятно мокрым, а Сонхва не любил чувство грязи. Перебирая длинные ноги, будто уча их заново ходить, Пак забегает в ванную. Стопы липнут к холодной плитке, горло в сдавленном мычании, похожий скорее на скулёж из-за острой боли где-то в висках. Наконец, Сонхва был в состоянии открыть глаза, чтобы осмотреть свое бледное и опухшее лицо. Пальцами впиваясь в щеку, Пак срывает с побелевшего лба грязный пластырь. В отражении только надутая гематома, да и лицо, которое сейчас байкеру было просто неузнаваемо. «Я тебя не узнаю, Хва» — отдаётся почти шёпотом в сознании. Глаза тёмные, без единого блика. Совсем не такие пестрящие, как пару лет назад. Тогда, когда всё только начиналось. Сначала Сонхва боролся совсем один, потом появились байки, Ёсан, гонки на улицах, когда позади тебя синим и красным мигают настойчивые автомобили. На самом деле, осознавая, сколько всего они пережили вместе с Каном, Сонхва точно мог сказать — они, как братья. Старший и младший, которые, к настоящему времени, будто поменялись ролями. Но помимо важного влияния Ёсана было что-то ещё. Борьба. Несправедливые обстоятельства, перестрелки, предательства. Пак зубами вырывал себе место самых низов, чтобы стоять на дорогой, чистой плитке, переминаясь с ноги на ногу, чтобы в ванной пахло не сточной канализацией, а лавандовым ароматизатором. По раковине больше не ползали крошечные, только выродившиеся из утробы, тараканы. И это всё было не так далеко: буквально за окном многоэтажки можно было наблюдать эти крысиные квартирки, в одной из которых когда-то жил и Пак, давясь желчными слюнями на вид престижного района. Лицо окунулось в ладони с холодной водой, которая заставляла жадно глотнуть воздух и всхлипнуть. Раннее Хва и не помнил, чтобы сталкивался с подобным беспомощным состоянием, поступая необдуманно и опасно. В нём была строгость, которую он строил годами. Была стойкость. Но сейчас директор PARK SEON больше походил на рухлядь из покинувших его надежд. Торчащие чёрные пряди, крупная шишка над бровью, глаза, не способные даже полностью открыться. — Надо прийти в себя, — вторили губы Сонхва словам близкого друга. Сейчас бороться страшнее, чем раньше. Тогда было нечего терять, ведь ни семьи, ни дома у Сонхва никогда не было. А теперь, являясь счастливым обладателем благ, о которых многие в этом месте даже не позволяют себе грезить — Пак просто терялся. У него есть близкие: Ёсан, работники, байк, в конце концов. Его дом — квартира в высотке центра города, двухэтажная с дорогим ремонтом и квалифицированной охраной. Имея работу, а уж тем более — высокие чувства к одному человеку, Сонхва не мог представить, что ему придётся все это потерять. Душу буквально рвало от ковбоев и полицейских по одной несчастной причине — глупом страхе, мешающим размышлять адекватно и принимать правильные решения. В таком состоянии, как и в любом другом, первый, кто приходил в голову Сонхва — незаменимо являлся владелец бара с синей макушкой. Пока по ногам били холодные струи воды от душа, Пак без радости вспоминал ночь, проведенную в стенах бара. Слова Хонджуна, перед тем как пьяный байкер погрузился в сон. Его руку на талии, заботливые пальцы на лбу. Порой Сонхва казалось, что с каждой их встречей, он становится лишь зависимее от любого проявления в его сторону, как от дозы перца. Жаль, тогда он не мог сказать лишь одно своим пьяным, вялым ртом, беспомощно лёжа на любимом чёрном диване бара. Пак бьётся о холодный мокрый кафель и втягивает воздух сквозь зубы. «Я перестану быть тряпкой, Ким Хонджун».

***

Головы, уткнувшиеся в столы и мрачные лица. Главный офис никогда не пылал какой-то радостью от работы, но сегодня побивался рекорд по тяжести воздуха. Да и сам Сонхва, если говорить откровенно, не отличался какой-то приветливостью в выражении губ или хотя бы глаз. На лбу сиял новенький пластырь, а волосы были как обычно уложены назад, но это было всё, что сохраняло в его виде хоть какой-то порядок. — Какие новости насчет слухов? Начиная с главного и скорее всего с того, что служило причиной работящему без остановки виду офисных планктонов, Сонхва заходит в свой кабинет. И вопрос, который он задал, был адресован именно Ёсану. Тот крутился, без веселья в кресле главного директора из стороны в сторону, разглядывая какие-то документы. И какова была бы, на самом деле, не миловидна внешность замдиректора, выглядел он, можно сказать, паршиво. Так бы оценил Сонхва хмурые брови Кана и заметные круги под глазами, которые, пару часов назад в своей квартире почему-то не наблюдал. Завидев хозяина кабинета, Ёсан поднимается со стула и проходит мимо, шелестя бумагами. — Ты присядь, — кивает он на кресло, с которого встал. Пак послушно садиться, тяжело вздыхая от настроения друга, видимо соответствующее прискорбному выражению лица. В кабинет заходит работник, без стука, Сонхва не вспомнит даже его имени. Кан забирает из его рук какие-то сцепленные бумаги. Молчание сохранялось ещё какое-то время, пока фигура юноши не пропала в дверном проёме. Было заметно, что Кан ожидал именно уход секретаря, потому что лицо его из усталого и задумчивого преобразилось во что-то совершенно иное. — Тебе отчёт нужен? — вопрос был риторическим, потому что Ёсан просто кинул документы на стол, хлопнув ими по рукам Сонхва. От такого выпада вечно спокойного друга Сонхва вскидывает бровь, но этот жест остается проигнорированным Каном. Тёмные глаза выжидающе давят на Пака и он, часто моргая от удивления, собирает листы в руки. — У нас некачественная поставка на несколько клиентов, — наконец поясняет Ёсан, видя, как глаза коллеги бегают по первому листу. — И, если бы ты после того, как очнулся, не начал бы сразу пить, а направился в офис — узнал бы этом раньше. Бумаги в руках Сонхва теперь не просто лежали, а мялись под спешащим осмотром. Он хватался за каждую букву, все громче выдыхая. Глаза округлились, еще немного — на лбу выступит холодный пот. Проведенные исследования товара, от которой по слухам умерло восемь человек, сейчас было в руках Сонхва. Пока он читал каждое предложение, схемы и процентные соотношения, его руки тряслись вместе со смятыми бумагами. Огромное количество несоблюдения норм в дозировках, не ясно откуда взявшиеся намешанные препараты. Таких ошибок не совершил бы даже новичок-фармацевт, ни то, что компания, чьей заглавное фразой было «качество». — Что это? — испуганно глядит Сонхва на бумаги, перелистывая одну за другой ещё раз, но не находя ответа на свой вопрос. — Ты не понимаешь? Нас подставили, — Ёсан наклоняет голову, вскидывая брови на непонимающий взгляд босса. — Кто-то подменил или испортил поставку. Взгляд снова устремляется на бумаги и Сонхва доходит до нужной, за которую до этого зацепился взгляд. Определенно в голове, как и в отчёте, стоило разложить всё по порядку. Слова Ёсана вносили ясность в коробивший сердце документ, но всё еще нуждались в доказательной базе. — В перец намешали превышающие норму лидокаина и нитроглицерин? Какого чёрта? Мы даже не используем нитроглицерин! — чуть ли не плюёт Сонхва раздраженно, пиная стол, от чего кресло со скрипом отъехало в сторону. — Скажи это семьям умерших, думаю, им важно это услышать, — спокойно с выдохом проговаривает Ёсан, наблюдая чужую злость. Но Пак пропускает мимо ушей язвительный ответ, потому что настроение друга сейчас не имело никакое значение. Перед ним — дело. Проблема, которая буквально могла выжечь весь бизнес не хуже пожара на поле. — Откуда? Откуда эта поставка? Я вижу, что их было несколько. Все из одного склада? Или сразу с рабочей части? Задавая быстро вопросы, Сонхва кидает измученные листы на стол и поднимается с отъехавшего от стола кресла. Пальцы нервно потирали свежий пластырь, а глаза бегали по стене, к которой он отвернулся от Ёсана. Но это не помогает избавиться от ощущения надвигающийся паники. А Сонхва обещал себе, обещал Хонджуну в своей голове совсем другое. Поэтому в какой-то момент взгляд байкера резко яснеет, будто от осознания чего-то будоражащего. Рука на лбу замирает, дыхание становится размеренным, пока не останавливается вовсе. — Думаю, ты уже догадался, — усмехается Ёсан, следящий за директором. Но быстро сменяется на серьезность, повернув стопку бумаг к себе. — Улица Ёнхиро и склад, которого больше не существует. Только от одного проясняющего ситуацию предложения Кана, Сонхва будто вновь погружается в эту картину. Запах бензина, гари и крови знакомый до отупения и нескольких бессонных ночей. Новенький склад, раздавший всего пару поставок и сгоревший дотла через несколько дней после его первой загрузки. С губ срывается нервный смешок, и Сонхва облизывается, будто теряя связь с собственным ртом, пока рука тянется за пачкой сигарет, заботливо оставленной Ёсаном на его рабочем столе. — Хочешь сказать, ковбои знали о чёрной поставке? — шепчет Сонхва и сжимает толстую сигарету между пальцев. — Я ничего не хочу сказать. Это вообще не то, о чём сейчас следует думать, — мотает головой Ёсан и складывает на груди руки. — Если власти займутся слухами, то от нас откажутся дохренище клиентов, Сонхва. И вот тогда мы будем в заднице. Если даже Ёсан позволял себе выражаться так грубо, то Пак точно не мог сомневаться в глобальности их ситуации. Но если что-то потерялось, то это можно найти? Сонхва сел в кресло и придвинулся к столу. Кратко выдохнул, сдвигая стопку бумаг, ручек и всего скопившегося хлама в сторону. Компьютер одобряюще тихо загудел, и Пак сжал сигарету губами, кратко глянув на Ёсана. Тот понял всё без слов и протянул к его лицу зажигалку, выпуская заветный огонёк под белый кончик. Смиренно ожидая и жадно вдыхая вредные пары, Пак убирает сигарету от губ, чтобы с вниманием уставится в экран и всплывающие уведомления на нём. — Надо предложить выплатить компенсацию и принять вину как можно скорее, даже, если нас подставили, — говорит он, подняв взгляд на Ёсана, но ненадолго, снова присасываясь к сигарете. Лицо Кана будто начинает озарятся мягким светом. Он выдыхает с улыбкой — у него с его плеч упал огромный груз. — Здесь я узнаю Сонхва. Какие будут распоряжения, босс?

***

Всего лишь рабочий день подошёл к концу, но Ёсану казалось, что конец — пришёл ему. Насколько бы не было выносливо и терпимо его тело и разум, невозможно вообразить то, как много он работал эти два дня. Пока Сонхва не вернулся в своё офисное кресло, Кан крутился как белка в колесе. Ему приходилось разбираться с кризисом в одиночку и, наверное, за это время он впервые полноценно принял душ прямо в стенах офисного здания — привилегия высших работников. Вторая бессонная ночь и снова из-за Пака. Спина всё еще болела от дрёмы в кресле, которую, на самом деле, он позволил себе случайно: просто присев на пару минут, как только занёс сонного друга в комнату, Ёсан провалился в сон сам. Вытирая волосы полотенцем и проходя по коридору к кабинету в крайнем крыле здания, Кан даже не удосужился полностью одеться. На нём были лишь длинные штаны, которые он оставлял когда-то в раздевалке душа и тапки. Бывало такое, что Ёсану уже приходилось ночевать на работе — для него это скорее было нормой, чем привычкой. Порой информационный завал выбивал воздух из груди и сил не хватало даже сесть в байк и умчать домой. Именно для подобных случаев в его просторном кабинете стоял удобный диван. Но, на самом деле, Кан не мог отказать себе ещё немного поразмышлять насчёт участия ковбоев в активной деятельности PARK SEON. Хоть он и сказал Сонхва, что всё это не важно и не должно их интересовать, в данный момент — сам сходил с ума. В голове томился ворох вопросов, но Тэнки снова стоял в центре. Совсем не собирался уходить, да и Ёсан также тратил время на тщательные походы по его следам, состоящих из рёва вездехода и гулкого звука пуль. Проводя карточкой по датчику, Кан услышал, как он оповестил об открытой двери. За окном была глубокая ночь, поэтому в кабинете было достаточно темно, его не спасали даже тонкие полоски света уличного фонаря от прикрытых жалюзи. Но отсутствие света было не единственной проблемой, точнее, Ёсан понимал, что не может себе позволить его включить. Рука даже не потянулась к включателю, потому что Кан замер на доли секунды. Он был не один в кабинете — понимание пришло сразу. Но прежде, чем размышлять об этом, Кан с хлопком закрыл дверь за своей спиной и развернулся. Даже не собираясь всматриваться в фигуру около стены и дверного проёма, Кан с практически животными рефлексами дёргается в сторону незваного гостя, хватаясь цепкими пальцами за широкую шею и прижимая с грохотом того головой и телом к стене. Правое колено Ёсана крепко прижимало незнакомца, фиксируя на месте и лишая возможности сбежать. Со стороны тёмного силуэта послышался сдавленный выдох от резкого выбившегося из горла воздуха. А затем — смешок. — А ты не церемонишься, — хрипит басом незнакомый для слуха Кана голос. Только сейчас он понимает, как высок проникший в его кабинет человек и насколько широки его плечи. Но у Ёсана всегда выученные рефлексы работали быстрее головы и осознания происходящего. Пальцы сильнее сжались на горле, но Кан понимал — сейчас он тоже в уязвимом положении. На нём были лишь штаны и те без карманов, домашние тапки и ни одного острого и пуле-извергающего предмета. Быстрые руки и ловкие ноги — всё, чем он располагал в данной ситуации. — Кто ты? — строго и безэмоционально спрашивает Кан, вжимая незнакомца в стену. Но вместо ответа почти ощутил, как что-то холодной аккуратно прижимается его животу. Настолько холодное, что разгорячённое после душа тело начало бить тревогу, состоящую из неприятных ощущений. Дуло пистолета настойчиво промяло тонкую кожу пресса, заставляя Кана лишь выше поднять острый подбородок к лицу угрожающего оружием. — А что, не догадался? Я думал, ты в шпионы нанялся, — в сдавленном хриплом голосе слышалась улыбка, а глаза Ёсана наконец-то начали привыкать к темноте. — Так настойчиво выслеживашь меня… Хвостик. Под ладонью раздался гул кашля, оклики которого, собеседник, видимо держал до последнего. А глаза всё яснели, погружая Кана в тяжёлый адреналин, подскочивший до отметки выше среднего. Плащ, шляпа, голая шея и не скрытые ничем ключицы. Кан даже удивился, что не сразу ощутил этот стойкий запах пыли и пороха. — Что тебе нужно? — спокойно произносит Ёсан, держа руку крепко, но больше не сжимая стремительно пальцы. Теперь они оба в состоянии особой опасности, хотя положение Кана падало с каждой секундой — Тэнки не обязан церемониться, но почему-то ещё ничего не сделал, кроме жалкой угрозы оружием. Кан понимал по телосложению и, даже походке — ковбой явно мог похвастаться не только владением всех видов стрелковых мастей. — Давай мы просто договоримся: ты меня отпускаешь, а я всё еще держу тебя на мушке, но не так настойчиво, — уже совершенно хрипит чужой голос, явно теряющий контроль — заканчивался кислород. Последнее, чего хотелось — это верить самому разыскиваемому преступнику города и играть по его правилам, но Ёсан не зря считался стратегом команды и понимал, что выбора было немного. Даже, несмотря на свои сильные стороны — он всё еще не может быть крепче и шустрее человека, у которого хотя бы были силы наставлять оружие и периодически двигать им, как бы напоминания о его присутствии. У Кана же уже тяжелело в мышцах — он изначально не был готов к бою и собирался спрятаться в удобном диване. — Медлишь, — совсем тихо напоминает Тэнки, резко двинув стволом по его животу, создавая неприятный стянутое чувство на коже. Кто действительно медлил по мнению Ёсана, так это — Тэнки. За это время Кан выявил примерно пять способов, как можно было убрать его собственную руку от шеи, но задача ковбоя видимо состояла в совершенно другом. Он хотел, чтобы Кан ему доверился? Позволяя себе выпустить раздраженное шипение, Ёсан медленно разъединяет пальцы на шее ковбоя и слышит, как тот жадно делает первый вдох. Крупная фигура ещё немного стоит, приходя в себя — явно кружилась голова. Байкер осторожно делает шаг назад, глядя, как поблёскивает в темноте серебро револьвера, наставленного в его сторону. Отдышавшись, ковбой наконец-то встаёт ровно — это Ёсан заметил из-за скошенной, совсем тёмной шляпы, вставшей перед ним во всей красе прямо, как на портрете позади. — Я не ожидал, что ты будешь внимательнее, чем твой хозяин, — честно говорит Тэнки и отталкивается от стены. Ёсан наблюдал за тем, как тот двигался вдоль широко стола, рукой проводя по многочисленным бумагам на поверхности и явно осматривался, будто только вошёл. И, если ковбой уже отвернулся, оставив Кана стоять ближе к выходу, то его пистолет все еще представал перед хозяином кабинета только дулом. — Крутой кабинет для собачки Сонхва. Продолжая стоять около противоположной стороны стола от ковбоя, Ёсан не смел шелохнуться. Даже если он схватит какой-нибудь канцелярский инструмент, то шансов против этого парня у него все равно ближе к нулю. Но и картина пока складывалась не совсем угрожающей — Тэнки и правда не собирался нападать. Он осматривал тёмный кабинет, пытаясь задеть Кана какими-то фразами, но у того ни одна мышца на лице не дрогнула. — Ты стой дальше, не двигайся. Я знаю, на что ты способен, — кивает Тэнки и встаёт около доски. Пара полосок света упала на его лицо и оно, хоть и отличалось от кривого портрета, всё еще было очень узнаваемо. Только сейчас Кан немного дрогнул одними глазами, раскрывая их широко и рассматривая преступника. — Копал под меня? — спрашивает Ёсан тихо, видя, как ковбой отворачивается к доске и срывает опознавательный лист, сминая его в грубой перчатке. — Это взаимно, я смотрю, — смеется сухо и отбрасывает лист в сторону ковбой, продолжая медленным движением головы осматривать доску и держать револьвер. — Какого быть сыном обанкротившегося бизнесмена? Наверное, детство у тебя прошло шикарно. Телевизор дома был? А курица по праздникам? Кан делает шаг в сторону, но Тэнки быстро реагирует и заряжает оружие, которое до этого, видимо, было не в состоянии стрелять. Ёсан снова замирает, перестав удивляться глазами и сжав одну руку в кулак. — Если пришёл поговорить по душам, то необязательно наставлять на меня пушку, — с лёгким раздражением замечает Ёсан, потому что страх так и не ушёл из подкорки его мозга. Он просто не мог не бояться этого отбитого преступника, о котором узнал не так много за это время. Опыт ему подсказывал, что бояться было чего, и беспечным быть не стоит, но и выслушивать ковбоя подробности о собственной жизни хотелось не очень. Тэнки молчал, продолжая держать револьвер. Повисла тяжёлая тишина, грузного дыхания и сопровождающееся только шумом машин за пределами кабинета. Они следили за движениями друг друга и, в какой-то момент, Кан медленно проглотил слюну, с каждой секундой теряя самообладание. Усталость и отсутствие нормального сна сказывалось на нём сейчас особенно отвратительно. — Тебе нравится стоять за спиной Пака и выполнять грязную работу? — спрашивает, наконец, Тэнки и одной рукой лезет в свой плащ. Оттуда он достал крупный конверт и кинул на стол. — Вот, передай ему. Ковбой будто видел, что байкер уже не мог стоять неподвижно. Его плечи мелко дрожали, а веки тяжелели с каждой секундой, но Ёсан продолжал стоять и глядеть ровно на человека с противоположной стороны стола. Проследив за действиями ковбоя, с губ Кана невольно сорвался выдох облегчения, который он уже не мог контролировать. Правда потом ему пришлось с новой силой напрячься, когда Тэнки двинулся с места и направился в его сторону. — Собираешься меня вырубить, как и его? — осторожно интересуется Ёсан, а преступник приближался и стоял уже достаточно близко, но не вплотную приставлял оружие. С чужих губ слетела усмешка, пока Ёсан широко раскрытыми глазами пытался разглядеть лицо над собой. Но видел только очертание пухлых губ и скос шляпы. Как и всегда. — Это ты мне скажи, — басит Тэнки, поднимая револьвер и убирая его дулом пару высохших прядей со лба байкера. Кан резко отворачивается от этого движения в сторону окна и громко выдыхает через нос. Ногти уже впились в ладони, а сам он дёрнул подбородком туда, куда и смотрел. — Как зашёл, так и выходи, — шепчет с ноткой злости Кан, мгновенно поджимая губы от нервов. — Я не сомневался в правой руке байкеров, — говорит Тэнки скорее себе, чем уставшему хозяину кабинета и тут же разворачивается в сторону окна. — Ещё встретимся, Кан Ёсан. Ковбой отошёл в сторону, ловко открыл жалюзи и пропал за их скрежетом. Прижав руку к лицу, когда в кабинете стало тихо, Ёсан медленно спустился на пол и нервно выпустил воздух изо рта, пытаясь придти в себя. Ноги не держали и Кан не ощущал себя в безопасности, но понимал, что если он сейчас не доберется до дивана и не провалиться в сон — быть беде.