DJANGO

Уже третий раз Ёсан залазил пальцами под ремешок наручных часов, расчесывая руку до покраснений. Кожаный браслет имел достаточно жесткую текстуру, натирал непривыкшую кожу. Раньше смотреть в смартфон было куда комфортнее — на нем сразу все, помимо времени: погода, виджет с пробками и новостями. Телефон, у Ёсана, конечно, был. Кнопочный, из задрипанного ларька перекупщиков, но таскать с собой этот «пульт» не хотелось. Стрелочка на маленьком циферблате наклонилась за полночь. Засмотревшись, как завороженный на красную секундную палочку, Кан отсчитывал время. Два часа до выезда из склада, а сна так и не было ни в одном глазу. Сонхва как-то тревожно сопел на всю темную комнату, но Кан не решался его будить — съездит один. Сидеть в крошечной холодной комнатушке на напольном матраце было уже невыносимо. Поднявшись, Ёсан аккуратно вышел наружу, пройдя вдоль темного коридора. Где-то еще слышались разговоры, но Кан точно не хотел их тревожить — ковбои не располагали к нему дружелюбием. Атмосфера была давящей, но Ёсан бы соврал, если бы сказал, что в этом месте нет абсолютно ничего хорошего. В самой правой части системы складов была одна комната. Ночью в ней никогда не было ни души, да и разговоры или шумы не проникали сквозь ее стены. Только Кан тревожил ее включением желтой блеклой лампы где-то в углу глухим щелчком. Открывал холодильник, в поисках запотевшей бутылки воды. Вытягивался на протертых матах, несколько минут тупо смотрел в потолок. После боя с Тэнки, все, что понял Ёсан — нельзя терять форму, удар теперь может ждать откуда угодно. Мягкие и старые подстилки на полу, конечно, долго не служили для байкера чем-то вроде лежбище — он тренировался, пока испарина на лбу не стекала по переносице. Потом поднимался, делал несколько глотков воды и подходил к главному трофею этой комнатушки — к боксерской груше. Эта ночь не отличалась от предыдущих, разве что, Ёсан снял наручные часы и уместил их около отпитой на половину бутылки с водой. Хрустнул шеей и встал в подготовленное положение, нанося несколько прямых ударов кулаками. Костяшки приятно гудели, и тканевая туша отшатывалась в разные стороны. Через несколько точных ударов, Кан промахнулся. Половица на пороге заскрипела, и он так широко распахнул глаза, что кулак пролетел мимо груши, а лицо чуть утонуло в объятиях вонючего противника. Резко развернувшись через плечо, Ёсан заметил в темной части импровизированного спортивного зала высокую фигуру. Без разглядываний было ясно, кто стоял в противоположной стороне. Только вот, шляпы на нем не было, как и плаща. Сон Минги стоял в белой футболке и свободных брюках, совсем, как Ёсан — обычно, даже отдаленно по-домашнему. Тело под черной майкой окончательно взмокло, и Кан сдул с лба прилипшую темную прядь, восстанавливая дыхание. — Тебе помочь? — спросил Минги и медленно вышел из тени ближе к желтоватому свету. Лицо его было расслабленным, не хищным или азартным, какое Ёсан видел несколько дней назад. Никакой враждебности или злобы не наблюдалось, опасности, как таковой, Кан тоже совсем не улавливал. Лишь вскинул бровь и, не разобравшись с влажной прядью, убрал ее назад к остальным волосам. — И чем ты мне поможешь? — уточнил байкер, развернувшись обратно к спокойно покачивающейся груше и готовясь снова нанести удар. — Ну, например, тебе бы стоило надеть резинку, — скрипящие половицы слышались уже прямо со спиной. — Мешают же, да? Не ожидая такой внимательности, Ёсан остановил себя от удара и замер, медленно повернув голову в сторону шума. Прямо перед лицом его ожидала тонкая офисная резинка. — Тут только такие, — пожал плечами Сон, когда Ёсан забрал из его рук не самое удобное закрепление для волос. Происходящее было странным — Ёсан старался усерднее прислушаться к тону чужого голоса, отмерять ровность дыхания. Не почуяв снова ничего опасного, поддался и закрутил пряди в маленький хвостик на затылке. Он не решался задать волнующие его вопросы по поводу такой резкой смены Тэнки — совсем недавно Кан сам вжимал его в землю и был непривычно агрессивен. Может, с какой-то стороны, они оба были тем еще вопросом для друг друга — в это хотелось верить. Развернувшись обратно и слегка встряхивая головой от лишних мыслей, Кан сделал еще один успешный замах, и груша отлетела в сторону. — Грушу подержать? Проглотив слюну, Ёсан уже в который раз обратил внимание на ковбоя и заметил серьезную позу: сложенные на груди руки, вопрошающий и ожидающий взгляд Минги, вроде как, не сулил ничего хорошего. Но и чем-то плохим не веяло. — Тебе что-то нужно? — решил спросить Кан напрямую и уже всем телом развернулся к навязчивому ковбою, потирая кулаки. Отводя взгляд, Тэнки задумчиво переступил с одной ноги на другую и прикусил щеку. Выглядел даже слегка неловко, но уже не так напыщенно, как тогда, возле грузовика. Ёсана это лишь больше насторожило, и он хмуро прищурился. — Чтобы говорить, надо открывать рот, — напомнил Кан, настойчиво сверля взглядом снова потревожившего покой. — Ты мне нравишься, — выпалил Минги и быстро выдохнул, глядя уже прямо в глаза. Приподняв верхнюю губу, Кан сильнее нахмурил брови и незаметно для себя скорчил лицо в причудливой гримасе. Причудливой, потому что услышать подобное «чудо» из чужих уст было настолько неожиданно, что Ёсан возжелал переспросить. Только вот, три странных слова четко были произнесены друг за другом — уточнять было бессмысленно. Слышать подобное еще раз хотелось не очень, потому что ясности бы не прибавило. — Круто, — кивнул почти безразлично Ёсан. — Когда ты это решил? Отвернувшись в сторону, Минги нахмурил брови подобно Кану и задумчиво вздохнул. — Минуту назад. — Оперативно, — Кан заинтересованно наклонил голову в бок. — Нравится, когда тебя сначала выслеживают, потом душат, затем бьют по морде? Сморщившись от сказанного, Сон помассировал переносицу и надул губы. Ёсан не отрывал взгляда, пытаясь уловить хитросплетенный план: может, он пытается перевести его внимание от чего-то важного? Оглядевшись вокруг, Кан ничего не заметил и сунул липкие руки в карманы. — Что тебе нравится, если не это? — настойчиво уточнял Кан, делая шаг ближе и наклоняясь, чтобы высмотреть лицо под скрывшей нос ладонью. — То, что ты не такой как он. Как вы вообще спелись с Сонхва? Вскинув брови, Ёсан сдержал себя от удивлённого вздоха и просто облизнул сухие губы. — Так, может, тебе Сонхва нравится? Всегда на него с таким удовольствием переключаешься, — улыбается Кан, видя, как кривятся чужие губы. — Ты один из его тайных фанатов-обожателей? Убрав руку от лица, Минги уже не хмурился в переживающей ноте, а скорее нескрываемо гневался. Кан аккуратно поднялся прямо и выпрямился, готовый к удару. Сон напрягся всем телом, сжал кулаки, только вот замахиваться не собирался. — Я его, блять, ненавижу, — почти рычал Минги сквозь сомкнутые зубы. Перестав заинтересованно улыбаться, Кан слегка прищурился. Его давно интересовали все эти инциденты, связанные с близким другом и озлобленным ковбоем. Должно быть, Ёсану стоило петь от победного выведение разговора в нужную для него сторону с помощью простой манипуляции, но радости отчего-то не было. — Почему? — спокойно спросил Ёсан, не дрогнув в лице. Тишина упала на плечи грузом. Кан наблюдал за тем, как Минги хмуро прикрывает глаза и, явно в попытках себя успокоить, глубоко вздыхает. Не решаясь разорвать молчание своим любопытством, Ёсан выжидал, пока Тэнки решит заговорить — может, приоткроет какуй-то завесу тайны. — Эта мразь забрала кое-что очень важное у меня, — наконец-то процедил Сон сквозь зубы. — Полегчало? Сильнее щурясь, Кан смотрел в ответ на чужой выжидающий взгляд. Лишь больше задумываясь, он, в какой-то момент, отвернул лицо в сторону и закусил губы. Слова Тэнки заставляли строить новые теории и догадки, усердно размышлять. Однако сейчас это могло разорвать тот уровень доверия, который Минги выстроил своим внезапным признанием. Мысли стало терзать совершенно иное — Минги снова его провел. Уже в который раз показал себя со стороны, к которой байкер не успел приготовиться. Не было того хаоса, ожидаемый с самого начала. Вопросы стали приобретать конкретную форму, завязанную не просто на его деятельности — на личности. А личность эта стояла перед ним, ожидая ответа и грузя тяжелыми глазами и громким злостным дыханием. — Полегчало, — ответил Ёсан и затем широко улыбнулся. — А ты не такой, каким казался мне изначально. Как только слова были произнесены, а рука расположилась на чужом широком плече, Ёсан понял, что допустил осечку. Неизвестно, когда он решил, что делиться своими мыслями или чувствами перед этим не совсем адекватным парнем — лучшая идея. Потому что Минги, такой же ошарашенный от подобного выпада, как и Ёсан внутренне, вскинул брови и слегка приблизился к носу байкера. Кан поспешно убрал руку с его плеча, а губы снова вернул в холодное выражение. — Даже не думай, — кратко предостерегает байкер чужие действия и кидает взгляд на уже покоящуюся боксёрскую грушу. — Будешь не держать ее, а станешь ею. Давай, шуруй, помощник. Двинув шею в сторону, Ёсан потер костяшки. Минги не сразу двинулся к груше — еще стоял удивленный и считал ворон перед глазами. А когда задержал пальцами тканевую тушу, быстро получил первый удар. Затем второй, третий, четвертый… Кан позволял наблюдать за собой и помогать в обычной тренировке. Выстраивал верную линию доверия, чтобы держать эту единицу маленького безумия при себе — так он думал. Однако чувство, когда тебя пожирают глазами — странное. Кан не относил его ни к разделу хорошего, ни плохого. Что-то серое, вязкое — почти, как мурашки по спине и от тревоги вставшие на руках волосы. Когда Минги ушел, Ёсан еще смотрел ему вслед, вслушивался в тихие отдаляющиеся шаги и медленно прикрывал глаза. Отношения между людьми всегда были загадкой для байкера. С каждым он выстраивал определенную линию, даже подбирал правильную модель поведения. Как вести себя в этой ситуации — понятие не имел и, должно быть, именно поэтому совершал столько ошибок в построении диалога. Подняв ремешок с часами с пола, Кан сжал его в кулаке. Время не щадило — пора было выезжать.

***

Последние ночи проходили неспокойно, но Сонхва ощущал себя привыкшим. Его не тревожили нервные взгляды, не тревожило всеобщее молчание в его присутствии. Днями он сидел за работой в кабинете Кима по его назначению: разбирался с бумагами. В просторной комнате всегда был один, потому что Хонджун пропадал в баре или в других делах — Сонхва особо не интересовался, лишь догадывался. Да и видеть это наглое, но чертовски красивое лицо, ему не хотелось. Не хотелось до страха и сжатых зубов. Несмотря на то, что Пак уверил себя в собственном спокойствии, были некоторые звоночки, оповещающие его об обратном. Например, он почти не разговаривал с Ёсаном: перед сном не произносил и слова, утром молча забирал что-то на кухне и сразу пропадал в кабинете. Много курил на диване Хонджуна, повторял ту его позу со сложенной ногой и ощущал в голове беспросветную пустоту. Казалось, что мозг был заточен только на документах и газетах, которые ему выдал Капитан. Было кое-что серьезнее всеобщей заторможенности Сонхва на происходящее. Сон в эту ночь пришел быстрее обычного — усталость давала о себе знать. Спать на напольном жестком матраце Пак тоже привык как-то слишком скоро, хотя спина на утро, бывало, беспомощно давала о себе знать тяжестью и покалыванием. Засыпая, Сонхва крутил в голове мысль, что Ёсан обязан разбудить его на поездку, поэтому был подготовлен, что его резко вытащат из сна. Проблема возникла лишь тогда, когда байкер начал просыпаться не от легкого трепета по плечу, а от того, что ему катастрофически не хватало воздуха. Нос был так плотно закрыт, что ноздри не могли машинально втянуть воздух, а рот приоткрывался в крошечную щелочку в попытках найти желанный кислород. Но его не было. Когда и веки не могли открыться под мягким натиском, Сонхва понял, что его душат подушкой. Плотная, словно камень, она не давала даже двинуть головой — кто-то очень настойчиво прижимал его затылок к матрацу. Руки почему-то не поднимались для защиты, как бы Сонхва не пытался оторвать их от тела. На нём сидели, прижимали и все что он мог сделать — это беспомощно мычать и задыхаться. «Отлично, как закончишь — выброси его под мост. Крысы доедят» — отчетливо послышался давно знакомы голос Ким Хонджуна, но даже не над головой, где-то сбоку. Сонхва почти взвыл от раздавшегося смешка, пока сознание туманилось с каждой секундой все больше. Страх за жизнь. Отчаяние от услышанного. Пак сходил с ума от кислородного голодания и своих чувств, уже готовый принять свою смерть, лишь бы все быстрее закончилось. Открыл глаза и глубоко втянул в себя воздух. На лбу выступил холодный пот, а сердце отбивало ритм паники в ушах. Тёмная тихая комната и очередной кошмар. Распахнутые в страхе глаза быстро расслабились, и Сонхва посмотрел в сторону, проводя рукой по соседней жесткой постели. Ёсана не было. Кошмары всегда были разными: то Пак наблюдал какие-то искаженные страхом сцены из прошлого, то видел гибель кого-то близкого. Только вот, частый герой его снов, Хонджун, не появлялся все это время. Его голос еще несколько раз бил по ушам, заставляя кровь застыть в жилах. Как жестко и цинично звучал звонкий баритон. Сминая пальцами лицо, Сонхва медленно вздохнул, пытаясь выбросить вставший образ из головы. Не помогало. Поднявшись с постели, Пак прошел по комнате и, пользуясь привыкшему к темноте зрению, открыл один из ящиков в столе. Достал небольшой полупустой пакетик и потряс его в руке. Сигареты уже особо не помогали, а Пак, не то, чтобы считал себя наркоманом. После плохих снов сон не шел, а тут и Ёсан в очередной раз отсутствовал в комнате. Возможно, напарник уже уехал без него, а, может, снова пропадал в известном ему одному месте. Чтобы проверить одну из своих теорий, Сонхва приоткрыл широкое окно и выбрался на свежий воздух. Свободная потрепанная футболка продувалась ветром, как и штаны. Грязные волосы перестали стоять неподвижно. В целом, было спокойно от прохлады, да и на улице — тишина. Даже шелеста листьев быть не могло, ведь рядом не было ни одного задрипанного кустика, не то, что деревьев. Только короткая трава, высокий забор и хлам. Старая мебель, какие-то обломки железа, просто строительный мусор. Пак не смотрел на время, но все равно прекрасно понимал, что оно настолько позднее, что ни одного ковбоя снаружи видно не было, а им явно нравился этот мусор. Сигаретные бычки и пустые бутылки облюбовали это место вдоль и поперек. Пройдя несколько шагов и ощущая сухую траву пальцами ног, Сонхва не заметил серого пикапа на прежнем месте. Это означало только одно: верный донсэн выехал выполнять поручение Капитана в одиночку. Несмотря на то, что Пак был босой, ему повезло не наткнуться ни на одно стекло, которого наверняка под ногами было много. Не то, чтобы его это волновало сейчас — вытащит пинцетом сам или подождет Ёсана. Сжав в руке прозрачный пакетик, Пак приблизился к еле освещенному фонарем забору и присел на сложенные друг на друга шины. Упер стопы в пыльную резину и слегка покачался, проверяя надежность сооружения. Когда место было успешно осмотрено, Пак и не заметил, как порошок желтоватого оттенка оказался на подушечке указательного пальца и был вяло протолкнут в рот. Сделав несколько рванных движений по десне, кончику языка, Сонхва расслабленно прикрыл веки и тихо вздохнул. Все было спокойно. Байкер ощущал себя невесомо — всему виной черный шум в голове. Ни один шелест, ни один ковбой — ничего не волновало. Ему хотелось только побыстрее покончить с высокой идеей Капитана и смотаться куда-то подальше — отчаяние не позволяло верить даже в возвращение наркоторговли, которой он успешно занимался какое-то время назад. По ощущениям, это будто было в какой-то из его прошлой жизни, так далеко и несущественно. Желание быть подальше и от разборок, пятого сектора, нищеты и грязи, в которой Сонхва прибывал, находясь здесь. Мерзко, но знакомо. До стиснутых зубов знакомо. Тишина в голове нравилась Паку куда больше размышлений о своих чувствах, страхах и состояниях. Уперев затылок в холодный металлический забор, Пак приоткрыл глаза на темное небо. На нем даже виднелось парочка звезд, но слишком блеклых, чтобы обращать на них внимание. Не чувствуя языка, Сонхва и не замечал, как водил им по губам, создавая излишнюю влажность. Зато, отчетливо слышал приближающийся шум, но слышать — не значит быть настороже. Когда свет от фонаря слегка загородился, и Пак ощутил себя в какой-то излишней темноте, взгляд с неба пришлось опустить. И тут же поднять его обратно, сохраняя комфорт. — Губы потрескаются, — улыбчивый голос Хонджуна разбивал полюбившуюся пустоту в голове. Сонхва приблизил густые брови к переносице и закрыл глаза. Необязательно было смотреть в ответ, чтобы понимать — Капитан внимательно его оглядывал, может и наблюдал все это время издалека. Тревога, злость и горькая обида снова вернулись вместе с ковбоем, которого Сонхва не видел давно и больно ударили по голове, словно ведром. — Не замерз еще? На улице не лето, — приблизился Хонджун и сел рядом, на такой же хлам, как и сам Сонхва. — Тебя ебет? — не выдерживает Пак и поворачивает медленно голову, так и не оторвав ее от забора. Открывает шире глаза, насколько может, и, в расслабленном состоянии всего тела, видит улыбчивого Хонджуна с искренне любопытным видом. В горле сжался неприятный осадок или ком — явно уже не от перца или чего-либо еще. — Даже забыл, что ты бываешь острым на язык, — смеется Ким, доставая из коробочки папиросу. — Или это от перца? — А ты давишь тупую улыбку только, когда пьян? — язвительно мычит Сонхва, стараясь повторить чужое выражение лица. — Точно, ты пьян почти всегда. Ким охает и замолкает на момент уже знакомых махинаций с поджиганием толстой самокрутки. Медленно выдыхал дым, и Сонхва раздражался от любого звука, который совершал сосед. Кожа почти зудела, Пак вяло отвлекался на перекатывание внутренней стороны щеки зубами. — Думаю, мы друг друга стоим, Сонхва, — улыбается все шире Капитан, смотря уже куда-то вдаль. — Я вот не знал, что ты настолько усердный. Ты облегчил мне работу. Я, признаться, терпеть не могу возиться с бумагами. Щека медленно вышла из-под натиска зубов, и Пак оглядел ковбоя. Проглотил собирающуюся в горле слюну. Чуть снова не поддался на приятные и желанные речи. Ким рассказывал что-то о себе, приятно располагал своим звонким голосом так, что весь тот страх, мучающий его от недавнего кошмара — улетучился и забылся. Выдыхая со стоном усталости, Сонхва снова теребит маленький пакет и тянет один палец в рот, придерживая подбородок остальными. Ему было ясно, что тишина снова не придет в его сознание — ее нагло сдул Ким Хонджун с приятной, почти обворожительной улыбкой и хитрым взглядом. — Руки же грязные, — замечает Хонджун, все это время наблюдающий за его действиями и слегка дрогнувший одними ресницами. — Не боишься подцепить заразу? Освободив рот, Сонхва вяло усмехнулся и слегка выпрямился по забору, хотя так от него и не оторвался. Теперь любое действия, слова Хонджуна ощущались, как сплошная ложь и Сонхва, честно, не хотел дальше заглатывать эту наживку. — Уже подцепил. Показать? — с вызовом шепчет Пак, проводя кончиком бесчувственного языка по краю губы. — Не лезь с притворством к кому уже не стоит, Ким. От Хонджуна явно не ускользнуло дерзкое действие, и он слегка приподнял подбородок, не дрогнув в лице. Снова втянул все пары папиросы, молча обдумывая что-то в своей синей голове. Не отрывая взгляда, Пак без стеснения разглядывал слегка растрепанную прическу, помятую рубашку и легкий румянец от алкоголя на щеках. Благо, фонарь как раз светил на ковбоя, и все эти мелочи плохо ускользали от возбужденного наркотиком сознания. — Я думал, за неделю моего отсутствия ты придёшь в себя, — тянул Хонджун задумчиво, только заметив, как его беспардонно осматривали. — Упертый. Давай заключим сделку. — Что на этот раз? — мычит злостно Сонхва, хотя и довольно вяло. — Я не буду выполнять за тебя грязную работу. Своих шляпнутых зови полы языком отмывать. На хую вертел это твое превосходство надо мной. Чуть прикусив себя за язык, Сонхва тут же взмок от сказанного. Как грубо его понесло от собственных смешанных чувств — совесть зажала в жесткие тиски. Слегка щипая себя за тонкую кожу на запястье, Пак аккуратно поднял взгляд на удивленного Кима со снисходительной улыбкой на губах. От этого уже бросило в холод, а не жар. — Ох, извини, — выдыхает дым Ким и прикрывает довольно глаза. — Кажется, кому-то следует выплеснуть агрессию. Еле сдержавшись, чтобы не простонать в полном недовольстве, Сонхва ощутил на шее слегка прохладные пальцы с «побрякушками». Хонджун вдавил его кожу шеи почти прямой ладонью, дальше дошел до ключицы. Воздух быстро набрался в легкие, брови собрали вокруг себя морщинки. Сонхва всем телом запаниковал от ощущений. — Не трогай, — замедленно дёргается байкер, чуть шипя. — Извини, хотел посмотреть, как это ты напряжен в таком состоянии, — деликатно намекал Ким на действия наркотика и медленно убрал руку. — И правда напряжен. Вот поэтому тебе надо расслабиться. Оторвавшись от забора, Сонхва крепко закрыл глаза от нахлынувшего сильного головокружения. Он слышал, как сосед по сидению медленно поднялся и встал напротив него. Старался прийти в себя, не вопить, не злиться, чтобы настойчивая совесть снова не огрела по сознанию. Хонджун видел его насквозь. Может, всегда? Может, ему всегда было все известно, и Сонхва зря так старался все это время держать лицо вместе со своими чувствами под строгим контролем? Мысли совсем разбили весь черный шум, что он так старался сохранить в голове. С опаской открыв глаза, Пак видел лишь довольного Хонджуна над собой. В его лице не было никаких хитрых прищуров, чистое удовольствие моментом. В руке — потушенная папироса, на плечах светлая рубашка, светящаяся от синего света фонаря. — Давай сходим на стрельбище. Послезавтра. Ты уже умеешь стрелять, верно? Если нет, я тебя научу, — почти соблазняющим тоном продолжает гнуть свою линию Ким, не убирая с лица широкой улыбки. — Меня стрельба приводит в чувства. Тебе бы тоже стоило. Мне уже не так выгодно тебя ломать, знаешь ли. — Какой, сука, благородный, — шепчет Сонхва и громко вздыхает. — А что тебе выгодно? — Приобщить тебя к командной работе, — с ноткой очевидности подмечает ковбой. — Я не буду работать с твоим сборищем анархистов, — отрезает Пак и старается медленно встать с грязных шин. — А со мной? Когда уже ноющая задница отлипла от жестких колес, Пак упер руку в забор, чтобы слегка спастись от головокружения. Ноги все еще были вялыми, как и сознание. Понимать то, что говорил Ким становилось все сложнее. — А я не уже? Может, в секретарши заделаться еще и приносить тебе кофе в кабинет? — злится Сонхва, кусая губу от тревожных ощущений. Ему было сложно снова не попадаться на сладкую наживку — то, что говорил Ким, как требовательно выглядел. Сонхва никогда не умел ему отказывать, но так старался отстоять свою гордость грубыми и бессмысленными фразами. Излишняя язвительность — так бы сказал Ёсан, услышав это. Пак это понимал, только вот, поделать ничего с собой уже не мог. — Это уже чересчур, — мягко смеется он. — Просто перестань на меня злиться и включайся в работу. В идею. Ясно? Как только тон Кима переключился на более жесткий и холодный, головокружение быстро испарилось. Сонхва облизнул губы и слегка забегал глазами, остановив их на своих босых ногах. — Ясно, — сухо ответил байкер и помялся с одной ноги на другую. Прохлада этой ночи как-то неожиданно резко окатила его и мурашки застыли на спине. — Послезавтра днем, — обозначил Хонджун и оставил Сонхва одного, пропадая из поля зрения за углом здания. Ударив себя по лбу, Пак крепко закусил щеку. Как ему ослушаться? Как отвергать? Ничего не выходило, как бы он не пытался — в груди сжимался огромный комок, грозящийся просто взорваться и разлиться по всему телу. Как бы он не давил из себя злость и обиду — выходило жалко. Да и вот он, стоявший босой, с приходящей в себя воспаленной наркотиком слизистой и жутко продрогший, остался совершенно один. Помощь можно было искать только внутри себя, однако ничего, кроме утопления в противоречивых чувствах, Сонхва в ответ не получал.