***
Джин вздрагивает буквально от каждого напряжённого вздоха Тэхёна. Омега, пусть вроде бы и решился несколько минут назад, но напряжение, витающее в комнате, не отпускает их обоих. Альфа смотрит перед собой, а он так и замер с завязками от блузки в руках. Не может дёрнуть за них, заканчивая эти странные метания. Они должны были быть готовы к консумации брака, ведь оба — взрослые люди и знают, что это обязательная процедура. Но их нарастающая дружба, беременность Сокджина и всё остальное вымели эти факты из голов, словно сор метёлкой. Кончики пальцев подрагивают, как только он пытается снова потянуть за шнурки и снять рубашку. Джин ведь должен был понимать, что брак несёт за собой определённые обязательства. Да, хорошее отношение Тэхёна сыграло с ними злую шутку. Они расслабились, предполагая, что из-за неимения негативных чувств друг к другу могли бы и не делать этого, особенно учитывая положение омеги. Однако судьба зла, как и зла Доюна. Она решила проучить их обоих. Если они подтвердят свой брак, это сыграет Червовой Даме на руку, и Намджун никогда не сможет признать ребёнка своим, потому что она объявит о беременности, произошедшей уже в браке, а аристократы и рта против бывшей королевы не смогут раскрыть. Если Джин и Тэ не сумеют пересилить себя, то это также сыграет в пользу леди: она объявит Сокджина распутником, а капитана — лжецом, и оба понесут суровое наказание за обман пред ликом Божества. В любом случае, выбора у них как такового нет. При любом раскладе Доюна останется победительницей и попирует на их несчастье. Но уж лучше переступить через себя, чем отправиться на суд Богам, а ребёнка у него навсегда отберут и отправят как можно подальше от Джина, чтобы тот рос, безымянным бастардом в сиротском приюте. Таковы правила и положения Квадрассы. Таково наказание за совершённый им с Намджуном грех. Сокджин снова вздрагивает, когда альфа едва заметно шевелится рядом с ним. Тяжело, очень тяжело смотреть на Тэ. Омега его подвёл и подставил. И теперь они расплачиваются по счетам, Джин тоже должен быть смирен, он должен хоть как-то отплатить капитану за защиту и ласковое отношения. Потому постарается быть… более спокойным сейчас. Хотя, если говорить на чистоту, получается откровенно плохо. Тэхён уже открывает рот и хочет что-то сказать, несомненно, что-то подбадривающее, но Джин выпрямляется, резко встаёт с кровати и всё-таки дёргает за злосчастные шнурки. Нервно путается во множестве лент, которыми перевязана рубашка, шипит, дёргает их, тогда Тэ осторожно поднимается следом и хватает его за кисти. — Эй, обезьянка, — слабо улыбается омеге капитан. — Не нервничай. Если ты не можешь, мы… — Могу, — сипит Джин, впиваясь ногтями в кожу на кистях Тэхёна и заглядывая прямо в его глубокие красивые глаза. — Могу, мы сделаем. И всё будет хорошо. Утрём ей нос, пусть и проиграем. Она порадуется немного, но на нашей улице тоже перевернётся карета с золотом. Альфа взволнованно растягивает губы снова, немного расслабив плечи. Он выпутывает пальцы Сокджина из шнурков и принимается сам осторожно развязывать их, не спешит, позволяя Джину выровнять дыхание. Это… ужасающе неловко. Они привыкли относиться друг к другу, как друзья, а тут приходится вспомнить, что они, вообще-то, мужья. Но ничего. Сокджин может доверять Тэхёну, альфа не сделает ему дурного. Он верит Киму. Даже в чём-то настолько… личном. Тэ заканчивает с завязками, но не решается двинуться дальше и распахнуть полы рубашки. Джин, опустив взгляд, сам медленно тянет ткань с плеч, оголяя острые выступающие косточки и виднеющиеся ключицы. Его кожа покрывается мурашками от прохладного воздуха и от взгляда альфы — скромного и скованного. Ему тоже неловко. Белая материя падает у их ног, сверкает в свете свечей золотистая вышивка по краям. Сокджин тянет подрагивающие руки к кителю Кима, подцепляет пуговицу за пуговицей, обнажает широкие плечи, затянутые в тёмную форменную рубашку. Тэхён даже через ткань тёплый, а чего ещё Джин ожидал, тот ведь живой человек. Следом за кителем идёт сама рубашка. Омега, судорожно вздохнув, медленно расстёгивает мелкие заклёпки, постепенно появляется возможность разглядеть смуглую кожу. Он уже видел альфу по пояс раздетым: когда обрабатывал ему рану на животе и совсем недавно, когда заявился в его покои без приглашения. Дышать при этом легче не становится. Омега поднимает глаза и тут же жалеет об этом — Тэхён наблюдает за ним. С любопытством, с неловкостью и извечной смешинкой во взгляде. Джин тут же снова прячет лицо за пышной чёлкой, смущаясь. Не стоит смотреть альфе в глаза, так будет легче им обоим. Зрительный контакт доставляет ещё больше дискомфорта. Он медленно распахивает полы рубашки, разглядывает уже заживший порез чуть выше пупка, несколько царапин на груди. Чувствует, как щёки заливаются краской. Он никого, кроме Намджуна, не видел, да и короля так пристально не разглядывал в порыве страсти. Пусть Тэ он уже имел удовольствие видеть полуголым, но тогда это не было настолько… Сокджин прокашливается, а Тэ, не выдержав напряжения, самостоятельно стаскивает с себя верх одежды, бросив также на пол, как и рубашку омеги. Джина от спешки начинает потряхивать, он мёрзнет и слишком сильно округляет глаза. Тэхён топчется на месте, словно сам впервые приблизился к омеге. Он касается прохладной кожи Джина тёплыми пальцами. Сперва неуверенно, а потом уже оставляет на талии обе ладони. И голос капитана кажется даже выше, чем обычно, от волнения: — Я не хочу тебе больно делать, нам надо найти что-то, чтобы… Ну, что-нибудь вроде… — Смазки? — пищит Сокджин, вцепляясь в предплечья альфы. — Мгм, — выдыхает Тэхён, а когда омега поднимает голову снова, то видит, как покраснели чужие скулы. Из-за этого у него вырывается нервный смешок. И ещё один сразу же после первого, пока Джин не начинает задыхаться от смеха при виде смущённого и поджавшего губы капитана. — Ну чего ты смеёшься, — пыхтит Тэхён, а Джин понимает, что видит его таким впервые. Не ухмыляющимся, не подшучивающим над омегой, а покрасневшим, словно четырнадцатилетний мальчишка перед первым поцелуем. Джин утыкается лбом в обнажённую грудь и продолжает тихо посмеиваться, пока Тэхён не вздыхает и не трёт его костяшками по макушке. — Несносная мартышка, — выдыхает с неким облегчением альфа, тут же обхватывает Сокджина своими горячими руками и крепко прижимает к себе. Приятно. Кожа Тэхёна тёплая, мягкая, руки немного шершавые от мозолей, заработанных из-за вечных тренировок и упражнений с мечом, но прикосновения осторожные. Джин понимает, что не чувствует… отвращения. Да, ему не противно. Страшно, неизвестно, непривычно, но не противно. — Нам надо продолжать, миледи ждёт, — язвит Сокджин, поднимая голову. Встретившись взглядом с Кимом, он чуть вздрагивает. Так он смотрит пронзительно, словно между ними действительно химия искрит, а не оба любят каждый своего несчастного и потерянного. Можно же притвориться на одну ночь, что друг друга, да? Джин чуть приподнимается и тянется, чтобы обхватить Тэхёна за шею. Мажет неуверенно губами по щеке, тут же чувствуя, как его пояс обвивают руками. Ещё раз прикасается к скуле, прямо к метке в виде крести, неумело сползает касаниями к подбородку, словно подготавливает себя и Тэ, что их губам надо бы встретиться. Тэхён терпелив, он будто бы понимает, насколько тяжело Джину настроиться, не торопит и не спешит сам, ждёт момента, когда омега робко и целомудренно его поцелует. Тепло. Мягко. Никто Сокджина не съедает, никто не нападает. Он повторяет движение, но не ожидает, что альфа приоткроет губы, и отодвигается. Тэхён внимательно за омегой наблюдает, лишь крепко держит его за талию, но так, чтобы Сокджин понимал: если захочет — отойдёт. Тот сглатывает, снова приникает с поцелуем, стараясь не пугаться момента, когда ему отвечают. Они словно впервые, а то и правда, ведь каждый знакомится с новой стороной другого. И пока всё идёт не так уж и плохо. Тэхён целует его, обхватывая губы и оттягивая их. По-прежнему не противно, но смешно и неловко, они то и дело смеются в поцелуй, пока альфа не тянет Сокджина к постели. Испугавшись, омега задевает рукой подсвечник и тот падает, а пламя потухает. В комнате становится немного темнее, а у Джина со всей силы в груди колотится сердце. Им просто нужно это сделать. Это не как с Намджуном: нет моря страсти и чувств. С Тэхёном неловко, но так будет безопасно. С Тэ уверенность есть в том, что всё будет хорошо. Сокджин старается, очень старается на эту ночь притвориться, что любит его. Не представляет на месте капитана Намджуна, а лишь хочет, чтобы всё прошло хорошо, и ничего после этого не испортило их только родившуюся дружбу. Ким садится на край кровати и тянет Джина за собой, позволяя опуститься на его колени. Тому по-прежнему неловко, поцелуй прекращается, и их взгляды снова пересекаются, вызывая волны тихого нервного смеха у обоих. Тэхён мнётся несколько секунд, прежде чем прикоснуться влажными губами к чужой шее, вырывая вздох. Неожиданно. Омега впивается пальцами в плечи капитана, склоняет голову, позволяя ему медленно прикасаться к коже. Поцелуи к ключицам становятся всё более откровенными и мокрыми, от этого у Джина мурашки ползут от копчика к шее, наэлектризованные, прохладные. Он думал, что никогда не сможет испытать этих мурашек ни с кем, кроме короля, но почему-то ласки капитана вызывают пока слабый, но отклик в теле омеги. Тэхён старается, а Джин испуганно млеет от его действий, особенно когда капитан стискивает его ягодицы, прижимая к себе покрепче. Он обхватывает пояс Тэ ногами, прижимается к нему, на несколько секунд останавливая любые действия. Даёт себе немного передышки, а потом, вздрогнув, ёрзает на чужих коленях, ощущая тихий отклик в теле молодого здорового альфы. Смущается ещё раз, сильно заливаясь краской, но видя такое же пунцовое лицо Тэ, успокаивается. — Мы не будем торопиться, пусть хоть всю ночь ждёт, — шепчет Тэхён, глядя Джину в глаза. — А ты можешь всю ночь? — шутливо изгибает бровь Джин и тут же затыкает себе рот рукой, понимая, что ляпнул. Тэхён немного обалдевши глядит на омегу, пошутившего впервые так развязно за всё время их знакомства, а потом, хитро сощурившись, хватает Джина сильнее за бёдра и заставляет пахом проехаться по его. — Вот и проверишь, — выдыхает он, заставляя Сокджина цветом щёк приблизиться к терпкому вишнёвому вину. Тот возмущённо пищит, щипает капитана за плечи, пока он низко смеётся над принцем. Для обоих это немного превращается в игру: заставь покраснеть сильнее. Тэхён, войдя во вкус от реакции Джина, больше не прикасается к шее, а обхватывает губами грудь, прикусывает сосок, заставив омегу прогнуться в спине, Сокджин в отместку упрямо ёрзает на его коленях, а потом и вовсе кладёт потеплевшую ладонь на пах альфе. Часто дыша и глядя друг другу в глаза, оба замирают. Джин не знает, что ему делать, округляет глаза, ведь их игра немного вышла за грани. Он не может просто неловко убрать руку, а что теперь делать дальше не знает. Нет, знает, но попробует ли? Омега неуверенно устраивается поудобнее, торопливо принимается развязывать шнуровку на чужих брюках, как вдруг Тэхён хватает его за запястья. — Мы же договорились не торопиться, — шепчет он, опустив голову. Его возбуждение заметно, он здоровый полный сил мужчина, естественно, реагирует на Сокджина, к которому прикасается, которого целует и который всё время чувствительно ёрзает на его бёдрах. Джин не может сказать этого вслух, но он тоже среагировал на прикосновения альфы. И пусть ему неловко, и вообще, это ужасный грех, омеге совсем не хочется сейчас рассуждать о том, что о нём подумает король, если узнает, но он берёт Тэ за руку и кладёт ту сначала на свою грудь. Сам ведёт ладонь ниже, не спеша заводя за свою спину, а потом заставляет Тэхёна скользнуть под пояс, уже расслабившийся от копошения, и прикоснуться к обнажённой коже ниже поясницы. Альфа замирает и пальцами ведёт дальше сам, видя, как Джин утыкается лбом ему в плечо, пока не достигает ложбинки между ягодиц. Скользит между ними, натыкается на приятную тёплую влагу, заставляя омегу сжаться всего, спрятать лицо в изгибе чужой шеи. — Обезьянка, — тихо произносит тот, а Джин отрицательно мычит и вдруг прикусывает кожу на плече Тэхёна, заставляя альфу зашипеть. Это уже не игра, не шутки, они приближаются к тому, что в этой комнате и должно произойти. Сейчас оба должны быть серьёзными, собранными, сделать всё правильно. Было бы приятно заставить ждать Доюну до самого утра под дверью, но Джин боится, что не то что не выдержит всего здесь происходящего, но потом не сможет смотреть в глаза ни Тэхёну, ни, тем более, Намджуну. Тэ кивает, ласково целует омегу в макушку и больше ничего не говорит. Свободной рукой ещё сильнее ослабляет пояс, позволяя себе свободнее двигать рукой в брюках Джина, а тот не поднимает от стыда головы. Альфа часто и тяжело вздыхает, а потом Сокджин чувствует, как в него немного проникает чужой палец. Не больно совсем, однако тот весь выпрямляется, почти соскакивает с него, но Тэ что-то шепчет в ухо, что-то бережное, успокаивающее, а сам кладёт спиной на кровать. Сокджин чувствует, как у него бешено от страха бьётся сердце, когда капитан осторожно стягивает с него брюки и тёплые чулки, оставляя полностью обнажённым. Джину от ужаса глаза застилает белой пеленой, он весь сжимается и закрывается, пока Тэхён не прижимается лбом к чужому, глядя прямо в зрачки. У него много что есть во взгляде, Сокджину всего не распознать, но от него всё равно омега расслабляется. Они теперь — одни друг у друга в этом проклятом дворце, он должен доверять альфе и быть благодарным за всё. Тот его за время знакомства ничем не обижает и только защищает. Оставаясь в таком положении и сохраняя зрительный контакт, Тэ продолжает начатое: Джин чувствует его пальцы внутри себя. Неловко, сумбурно, омега рвано выдыхает, потому что тело на ласки отвечает. В груди и в животе становится горячо, пальцы на ногах вздрагивают. Голова Джина пустая, он пропускает мысли прочь, позволяя пролетать незамеченными, потому что если начнёт их мусолить, то с ума сойдёт от стыда и вины. Тэхён жмурится и ёрзает, тогда Сокджин понимает, что ему сделать для него. Протягивает руки, освобождая альфу от брюк и с помощью Кима стягивает с сильных бёдер брюки, упирается пятками и отталкивает ткань, оставляя Тэ обнажённым. Альфа, моргнув, смазано целует Сокджина, влажно мажет по губам языком, заставляя всё тело омеги покрыться мурашками. Когда три пальца свободно двигаются внутри него, Джин шепчет Тэхёну что-то согласно-невнятное, потому что голова от волнения и стыда кружится, и тот переворачивает омегу на бок, ложась сзади. — Так будет проще, обезьянка, — шепчет в самое ухо, и Сокджин часто кивает. Лоб у альфы чуть влажный от пота, когда Джин оборачивается, тёмные прядки прилипают к коже, а зрачки расширены. Омега закусывает губу и возводит глаза к потолку, едва сдерживая испуганный вздох, стоит головке чужого члена упереться в его анус. Тэхён чуть приподнимает его ногу, сильно прижимается грудью к лопаткам Джина, прежде чем медленно войти наполовину. Тот закрывает лицо ладонями и часто, шумно дышит, выпуская воздух между тонких пальцев. Альфа придерживает его бедро, обеспокоенно спрашивает шёпотом на ухо, всё ли с Сокджином нормально, а он лишь нечленораздельно мычит ему в ответ. Тогда Тэхён входит до упора, вырывая задушенный всхлип. Он испуганно спрашивает, больно ли ему, а омега только молчит и всхлипывает от стыда, потому что нет, не больно. Приятно, до одури приятно. Джин ощущает себя порочным, грешным, испорченным. Ему не больно, не мучительно, его возбуждение стискивает и пленит с ног до головы, мокрая головка члена жмётся к плоскому животу, а бёдра сводит. Мотнув головой, омега до боли прикусывает губу и смаргивает стыдливые слёзы. Тэ, крепко обхватив его поперёк груди, прижимает к себе и позволяет привыкнуть. Дыхание у альфы частое, он утыкается в затылок Джина лбом и, кажется, сдерживает эмоции тоже. Джин хочет поскорее это закончить. Ему стыдно, ужасно стыдно, до боли в груди, он подаётся тазом назад, словно даёт Тэхёну зелёный свет. Тот скованно через ноздри выдыхает и толкается. Сокджина пробирает. С Намджуном по-другому: с ним горячо, страстно, нетерпеливо, будто давняя и вдруг исполнившаяся мечта. Тэхён аккуратен и терпелив, они смущены, поставлены в тупик, и ощущения, возникающие в процессе для них — постыдны. Они друг друга вроде бы хотеть не должны совсем. Почему оба просто сухо не исполнили свой долг? Почему вообще начали себя так вести? Дурачиться, целоваться, хотя обоим не стоило так поступать. И теперь, сгорая от противоречивости, словно на костре, Джин вздрагивает от каждого толчка, пока альфа медленно в него проникает, задевая что-то внутри. Затыкает себе рот рукой, чтобы ни звука не издать, пока не слышит тихое, вырвавшееся случайно между губ Тэхёна. Сдавленный стон. Джина это заставляет выпучить глаза и задохнуться. Он представляет на месте омеги того, кого любит? Видит его лицо? Потому что у Сокджина так не получается. Он сгорит заживо, если представит перед собой сейчас короля, опорочит его, чувства, которые испытывает к Намджуну. Он запрещает себе размышлять о нём. А способен ли Тэхён думать о желанном партнёре? Мысли, прокравшиеся случайно в распотрошённое стрессом сознание, испаряются, стоит Тэхёну задеть простату внутри Джина. Тот сдавленно мычит в ладонь, прикусывает кожу и зажмуривается. Альфа хватает его за запястье, заставляя убрать кисть, выдыхает в самое ухо, а у Джина кружится голова. Здравый смысл куда-то уплывает, губы широко распахиваются, и под веками пляшут мушки. Всё, что его составляет, вдруг сконцентрировалось где-то в ином месте, но только не в разуме. Омега теряется, прижимается лопатками к чужой груди, получая новые разряды тока по всему телу от проникновений. Вцепляется ногтями в смуглые предплечья, сжимающие его на уровне живота, откидывает назад голову. Тэхён удивлённо вздыхает, ощущая, как Джин двигается ему навстречу, чуть ускоряет толчки, заставляя того снова простонать — чуть громче на этот раз. По комнате разносятся характерные влажные звуки, смешивающиеся с двумя голосами. Джин мечется, но крепкая хватка не позволяет ёрзать слишком сильно, а Тэхён прекращает быть чрезмерно осторожным. Он входит резче, словно обо всём позабыв, несдержанно покрывает шею и плечо Джина поцелуями, даже, кажется, кусается и низко стонет. А Джин, не соотнеся реальность и безнравственную бездну, куда падает, поворачивает голову и вцепляется в волосы капитана пальцами. Они сталкиваются губами, зубами и языками, забывают обо всём, находящемся за пределами комнаты и этой постели, утопая только в происходящем в данный момент. Омега сильнее прогибается в спине, чувствуя, как Тэхён наращивает темп, а тот в свою очередь обхватывает омежий член ладонью, ещё больше заставляя Сокджина потерять связь с реальностью. Между рваными поцелуями Джин слышит невнятно имя и даже отчасти радуется, что не своё, потому что уж это омега пережить не смог бы, у него попросту разорвалось бы сердце, если бы Тэ к нему что-то чувствовал. Он затыкает ему рот новым касанием, а альфа срывается на совсем быстрые толчки, приподнимает ногу Сокджина, заставляя того тихо пискнуть. Омега от ласки быстро теряет понимание, где верх, а где низ, содрогается в оргазме, а потом мир замирает, когда Тэхён, войдя как можно глубже, тоже затихает и не двигается. Они лежат, не шевелясь и почти не дыша, пока приходят в себя. Капитан, не сумев сдержаться, ласково целует Джина в висок, чем приводит в себя, словно того окатывают ледяной водой. Это безумие пора заканчивать. У Тэхёна тёплые заботливые руки, сильное тело, но Сокджин отбрасывает всё это прочь и утирает брызнувшие снова слёзы. Соскальзывает с опадающей плоти, тут же закутываясь в простыню. Тэ садится на кровати и агрессивно трёт лицо. — Всё нормально? — спрашивает альфа, не глядя на Сокджина. — Да, — сипит тот, думая: «Да, что хуже всего». Тэ поднимается с постели и ищет брюки и рубашку, а омега накрывается простынёй с головой, пока тот, одевшись, спешит к двери, чтобы оповестить, что они закончили.***
Лекарь покидает комнату, и в ней остаются трое: Тэхён, спрятав кисти в карманы брюк, стоит у окна, Доюна у изножья постели наблюдает за омегой, а Сокджин кутается в простыню после осмотра. Хотя была ли в том нужда? Он уверен, что, когда Червовая Дама и лекарь вошли в помещение, он выглядел явно не как человек, который вёл беседу только что или пил чай. На шее багровый укус, лоб мокрый и волосы налипли на влажную кожу, он сидит на постели и ждёт непонятно чего, пока леди просто холодно их обоих оглядывает. — Что же, союз официально заключён, — хмыкает Доюна, оглядывая мрачного Тэ, который тянется за кубком с вином и залпом тут же выпивает. — Ребёнок родится в браке, и вы оба избежите позора на всю страну. Надеюсь, это станет для вас уроком на всю жизнь. Червовая Дама отворачивается и, постукивая каблуками, покидает покои. Стража тихо закрывает за ней дверь, а капитан и Джин остаются наедине снова. Тэхён на него не смотрит, лишь наблюдает за яркими огнями факелов внизу — во дворе замка. Они скомкано молчат, не глядя друг на друга. Джину страшно, что случившееся испортит отношения между ними постоянной неловкостью, а ведь Тэхён стал его отрадой в треклятом холодном замке. Единственным другом, с которым омега может быть собой, не бояться похихикать или сказать что-то дурашливое. Он вздыхает, поднимается с постели и тащится, обернувшись в простыню, к купальне. Тэхён его не останавливает, наливает ещё вина — сразу в два кубка, — чтобы пойти следом. — Тебе необязательно ходить за мной следом. Я не хрустальный, не развалюсь, — спокойно отвечает омега и хватается за кувшин с тёплой водой, которую несколько минут назад через служебные двери принесли слуги. Он наполняет чугунную ванну водой, а альфа ему помогает, поставив кубки на низкий табурет. Сокджин сбрасывает с себя хлопковую ткань и забирается в воду, сразу же морщится: успела остыть. Тэхён протягивает ему кубок с вином, но тот качает головой, отказываясь. Альфа настаивает, и Джин уступает. Ничего не будет ведь от бокала. Омега пригубливает напиток и сжимает губы. — Она не отстанет, продолжит строить козни, — скорее утверждает Ким, сидя рядом на табурете и опираясь спиной на край ванны. — Не отстанет, — вздыхает Сокджин и, зажмурившись, откидывает голову, устраивая её на плече Тэ. — Мы справимся с ней, — хмыкает альфа и отпивает крупный глоток из кубка. — Справимся. Она боится, ей уже много лет, она мудра и искушена подобными играми в престолы, однако никогда не знаешь, чем тебе обернётся та или иная партия, — отвечает Джин. — Как ты прожил с ней здесь столько лет? Омега замирает, вертит в руке кубок, разглядывая витиеватые узоры золочёного металла. Как? — Со мной рядом был король. Так или иначе Доюна не рисковала устраивать мне подлости, когда здесь был Намджун. Теперь, когда она, пусть и временно, но оказалась у власти, а во дворце ни одного короля, Червовая Дама решила испытать удовольствие от этих моментов. Джин ненадолго замолкает. — Недавно она сказала мне, что не хотела быть королевой. Я не верю ей, — хмыкает он и опустошает кубок, чтобы отдать его следом альфе. — Она такая жадная. Не перестаёт видеть во мне угрозу для её влияния на Джуна, даже когда загнала меня в ловушку, из которой я не выберусь. Тэхён отвечает не сразу. Он допивает вино и ставит кубки на холодную плитку, пока Джин спокойно лежит в почти остывшей воде, устроив голову у него на плече. — Мне кажется, она не ошибается, — тихо произносит он, а омега удивлённо вздёргивает брови. — Я к тому, что ты действительно можешь представлять для неё опасность. И дело не только в короле. Ты сильный. Умный. Хитрый. Таких стоит бояться. Просто не понимаю, почему до сих пор сдерживаешься и не даёшь ей отпор. Сокджин ненадолго зажмуривается, он не знает, что ответить на эти слова капитана. Омега приоткрывает глаза и долго смотрит на тени от свечей — дрожащие и неровные. Он жуёт губы, ощущая, что неловкости в груди не прибавляется. Тэхён говорит с ним как прежде, и это вселяет надежду, что отношения между ними не испортятся. Он решает не отвечать на реплику. Соскальзывает с плеча альфы и ненадолго погружается под воду с головой. Это помогает привести мысли хоть немного в порядок. Когда Джин выныривает, альфы в купальне уже нет, как и кубков. Это позволяет ему успокоиться, тщательно вымыться и только потом пришлёпать босыми ногами обратно в комнату. К тому моменту Тэхён уже лежит на боку и размеренно дышит. Свечи погашены, в комнате темно, нет даже слабого света луны. Омега забирается под одеяло, ползёт замёрзший ближе к Киму и прижимается спиной к его пояснице. Почему он до сих пор сдерживается? Здесь нет короля. Это значит не только, что у Сокджина нет защиты в его лице. Но и то, что никто не сможет его остановить, если омега задумает поиграть в жестокие игры Доюны во всю силу.***
Джун помнит, какое сегодня число. Он знает, что произошло, оттого плотно смыкает губы так, что те почти белеют от напряжения. Его немного покачивает, и королю приходится схватиться за перила на трапе, наблюдая за тёмным небом. Ветер усиливается, корабль сильно качает из стороны в сторону, но капитан уверил его ранее, что шторма не предвидится. Просто на материке бушует непогода, их плавание пройдёт хорошо. Намджун верит опытному моряку. Он не волнуется о шторме настолько сильно, насколько о том, что сегодня Сокджин принёс капитану Киму клятву перед алтарём Четырёхликого. Отдалился от него предельно, став чужим мужем, отцом будущих детей, которые понесут через всю жизнь знак Крести. Это раздражает. Ревность клокочет и бурлит внутри, словно кипящая вода, обжигая нутро Намджуна. Неужели единственное, что заслужил король, — это несколько часов в объятиях любимого человека? Через недели плавания его ждут дни в столице Сустана, где правитель познакомится с будущей женой, а потом привезёт в Велиас законную королеву. Стена между ним и Джином растет, они собственноручно выкладывают кирпичик за кирпичиком. Не нужно было слушать бабушку и приглашать Кима во дворец. Эти двое спелись сразу же, не успели пролететь дни, а Намджун сгорал от ревности и зависти. Но это поспособствовало тому, что альфа осознал чувства, которые испытывает к омеге. И всё равно оказалось тщетным. Им не быть вместе. Сокджин уже замужний омега, принц, его родственник. Намджун — король, связанный обязательствами, он плывет через залив, чтобы взять в жёны незнакомку. Альфа, едва не поскальзываясь на скользких ступеньках трапа, спускается обратно в каюту. Ему бы поспать. Хотя он, наверное, скоро начнёт сходить с ума от безделья. У входа в помещение его ждёт Рэм — один из тех стражников, которых король лично отобрал для сопровождения. Джун молча входит в каюту и запирается. Он в совершенно паршивом расположении духа, никого не хочет видеть и слышать. Падает на кровать и старается изо всех сил не думать о том, что последовало за церемонией бракосочетания. Не хочет думать, потому что это повлечёт за собой рисование образов в разуме, подло подкидывающего ему всё более тягостные темы для размышления. Намджун обхватывает подушку руками и старается поспать — путь до Синилла оказался более выматывающим, чем ему могло показаться изначально. Город-порт они почти не посмотрели, сразу же загрузились на корабль и собрались отплывать. Времени у них нет в излишке. Джун любит море, любит города и свою страну. Настолько ли сильно, чтобы отказаться от Джина? Потому что в груди теплится чувство, что не будь вокруг него толщи тёмной воды, альфа бы уже плюнул на всё и сбежал, не позволяя Сокджину выйти замуж за проклятого идеального Ким Тэхёна.***
Чонгук замирает, когда слышит вскрики. Это здание — ветхое и грязное снаружи (альфа не сомневался, что и внутри тоже) — выглядит ужасно. Они с парой людей вошли в селение, чтобы заглянуть к лекарю. У одного из их парней случилась лихорадка, и никому не нужно, чтобы слегли почти все. Холод позволяет заразе приблизиться, Чонгук не рассчитал количество настоек и лекарств для перехода в город гильдии. Лекарской это назвать трудно. Дряхлый домишко выглядит убого, как и, скорее всего, в большинстве таких маленьких деревнях. Чон и Сури ждут своей очереди, ведь врачеватель сейчас занят и не может им помочь. Крики становятся слышны снова, Гук зажмуривается и ведёт плечом. Сури рядом выглядит невозмутимым, он разглядывает чистые (несмотря на путешествия и условия) ногти, словно и не слышит. Дверь приоткрывается, показывая краешек происходящего. Боковым зрением Чонгук замечает движение и поворачивает голову, невольно наблюдая: на кровати роженник. Он мокрый от натуги, плачет и извивается, вскрикивает из последних сил и падает на подушки. Повитуха старается двигаться как можно скорее, она подхватывает маленькое дрожащее тельце в ткань, лекарь тут же отходит, чтобы вытереть руки. Младенец впервые кричит, а омега тут же слабо приподнимается, желая на него взглянуть. Повитуха мурлычет что-то ему, показывая новорождённого, он тихонько и устало плачет, прикасаясь к маленькому сморщенному лицу пальцами. Они говорят, но Чонгук не может расслышать, о чём. Повитуха позволяет омеге поцеловать младенца в крохотную ручку, а потом, закутав плотнее в ткань, уносит из комнаты. Она открывает соседнюю дверь, и Чонгук наблюдает за действиями пожилой женщины. В этом помещении стол и жаровня. В металлической чаше теплятся уже распаленные угли, видно, как над краем торчит тонкий прут. Повитуха читает, кажется, молитву Квадре, а потом, обтерев ребёнка полностью и осмотрев его со всех углов, чтобы убедиться — здоров, надевает на руку плотную перчатку. Обхватывает край прута, выуживая из углей кончик. Тот ярко-оранжевый, раскалённый до предела от жара. Чонгук глядит, не отводит взгляда ни на секунду. Он в теории знает, как это происходит, но не видел никогда в живую. Повитуха протирает крохотную щёчку, ребёнок что-то кряхтит и словно не чувствует надвигающегося. Альфа видит на конце прута форму раскалённого клейма — Крести. Она крайне быстро окунает клеймо в чёрную краску, так, чтобы металл не успел остыть, а потом рывком прикладывает к нежной младенческой коже. Раздаётся пронзительный непонимающий крик. Такой болезненный, что сердце рвётся на куски. Чонгук не отводит взгляда, он смотрит до конца, хотя ему очень хочется отвернуться. Он наблюдает, как клеймо навечно остаётся на коже ребёнка, определяя его судьбу. То, что малыш должен стать воином, пойти в стражу, полицию или гвардию, ему другой дороги нет. Повитуха, заметив, как Чон наблюдает за ней, резко захлопывает дверь. Крики малыша становятся более приглушенными, она с ним что-то делает, чтобы боль не была такой мучительной, но плач не затихает. Рядом, за стенкой, на кровати обессиленный после родов омега сворачивается в клубочек и приглушённо плачет в одну из серых подушек, как следует заглушая вскрики и всхлипы грязной тканью. Сереет даже вечно невозмутимый Сури. Он, уставившись в одну точку, просто сидит с восковым и недвижимым лицом. Чонгук зол. Очень зол. Дети не должны получать клейма, едва успев появиться на свет. Чон за это и борется: чтобы без всяких знаков отличия, без бреда в виде каст. Чтобы младенцам не было адски больно от ожога металлом и краской, а омеги не плакали, потому что их плоть и кровь разрывает сердце криком. Чонгук не позволит поставить клеймо на кожу своих детей. Выходит целитель, отвлекая альфу от тяжёлых размышлений. Чонгук поднимает на него глаза, и пожилой омега вздрагивает от тяжести взгляда, мямлит: — Простите, что вы хотели? Чонгук старается выглядеть менее злобно и агрессивно, выдыхает через нос, чтобы успокоиться, а после поднимается, уже старательно удерживая маску на лице. — Мне бы настоек от лихорадки. Супруг вот захворал, мы с его братом переживаем, чтобы не затянулась болезнь, — мягко проговаривает альфа, а лекарь часто кивает и исчезает в кладовке.***
Чимин не хотел идти сегодня в город. Они с Лу вымотались за время дороги до гильдии, и омеге просто нужно было отоспаться как следует, но вместо этого Юнги потащил его на рынок, чтобы купить Луисе одежду по размеру. Они бредут между рядами, а Пак флегматично рассматривает товар, разложенный кое-как на прилавках. Отовсюду раздаются выкрики торговцев, завлекающих покупателей. Здесь пахнет рыбой, сырым мясом и специями. Чимин давно не гулял на таких маленьких и очень шумных рынках. И, честно говоря, ещё столько же не был бы. Слишком много толкотни, запахов, криков и напряжения. Он не любит слишком людные места, предпочитая им спокойное уединение, но Юнги непреклонен: он хочет, чтобы Чимин ходил рядом с ним. Омеги останавливаются рядом с одним из закутков. Здесь разложены шерстяные чулки, исподнее и рубашки для омег и женщин, а Чимин ничего не разглядывает. Он непривередлив, носит то, что есть, лишь бы было сухое и чистое, а вот Юнги — та ещё сорока. Омега хватает с прилавка шёлковую рубашку с длинным рукавом и примеряет на себя. — Уже слишком холодно для такого, — бурчит Чимин, на что получает косой взгляд от Короля воров и цоканье языком. — Я просто смотрю, — фырчит в ответ. — Мы пришли купить одежду Лу, а не тебе. Юнги закатывает глаза, бубня: «Я знаю», и берёт с прилавка нижнее белье, приглядывается к нему — подойдёт ли по размеру, — а потом передаёт торговцу, рассказывающему какой-то молодой девушке, насколько качественная у него одежда: сносу не будет. Мин роется в вещах, отыскивает пару брюк, тёплые рубашки и носки, а ещё новенький утеплённый плащ с плотным капюшоном. Чимин с печалью оглядывает свои сапоги, которые уже знатно истёрлись и прохудились, а потом бросает взгляд на блестящие чёрные ботфорты. По виду сапоги крайне удобные, а кожа эластичная, так что Пак вздыхает и прикасается к пряжке на обуви пальцами. Юнги о чём-то беседует с торговцем, а Чимин видит его удивлённый взгляд, направленный на алые плащи, скрывающие их фигуры. Гильдия впервые за много лет позволяет себе в открытую носить красное одеяние — свой символ. Торговец настораживается, узнав в них профессиональных воров. — Не переживайте, мы не собираемся у вас красть, — растягивает губы в хитрой улыбке Юнги. — Заплатим. Чимин фыркает и стягивает с ноги сапог, чтобы примерить новый. Тот немного великоват, потому омега вздыхает и отбрасывает идею с покупкой обуви на потом. Успеет ещё. Юнги хохочет над продавцом, когда тот с сомнением пересчитывает монеты, отданные ему Мином, а Чимин просто скучающе оглядывает остальное пространство рынка. Они слышат крик, когда уже отходят от прилавка. Где-то за пределами рынка происходит нечто странное, и Пак, нахмурившись, ускоряет шаг, стараясь добраться в ту сторону, а Юнги следует за ним, удерживая мешок с вещами. Омеги останавливаются у столпотворения людей, скопившихся у выхода с рынка, и Чимин без зазрения совести расталкивает зевак, чтобы рассмотреть происходящее. Он натыкается взглядом на то, как сцепились в драке двое: стражник и ободранный молодой альфа. Мутузят друг друга кулаками, катаются по грязи, стараясь ударить побольнее. — Чёртовы ублюдки! Подлизываете узурпатору, который скидывает на нас своё дерьмо! — выкрикивает альфа, а кто-то из толпы его поддерживает выкриками. — Я служу правителю, а ты, сын шлюхи, только и можешь, что предавать! — хрипит стражник, из ноздри у него струится кровь. — Я пойду за истинным королём, а не за самозванцем! — срывает горло Пика, нарываясь на новую волну гнева стражника. Тот замахивается и впечатывает руку в тяжёлой латной перчатке прямо в лицо кричащего мужчины. Раздаётся неприятный хруст, кровь хлещет во все стороны, заставляя Чимина вздрогнуть. Люди начинают звереть, к толпе приближаются ещё стражники, и завязывается даже не драка, а настоящее побоище. Чимин видит блеск стали — кто-то в толпе вооружён, слышит крики озлобленных людей и ругань стражи. Юнги хочет оттянуть его назад, но омега вырывает руку и ныряет в самую гущу толпы. Он не желает бессмысленных смертей. Толкает и пинает в ответ, стараясь расцепить дерущихся, кто-то дёргает его за красный плащ и тянет назад, но Чимин как следует влепляет напавшему в живот ногой. Начинается бойня. Чимин с холодной головой понимает, что её нужно остановить. Люди не должны погибать просто так, это слишком ценно — жизнь, — чтобы вот так её терять. Омега расталкивает дерущихся, заряжает под рёбра, выдирает из рук острые ножи и отшвыривает подальше, пока не сталкивается нос к носу со стражником, с которого всё началось. Схватив альфу за шиворот, Пак вытаскивает его из толпы. — Вместо того, чтобы успокоить всех, развязал драку, какой ты воин после этого? — шипит Бубновая Дама в лицо, и стражник вздрагивает, с любопытством разглядывает красное одеяние Чимина. Он вздрагивает и резко вырывается из хватки, громко крича: — Прекратите! — остальные стражники отступают, некоторые из толпы стараются успокоить беснующих мужчин, а Чимин стоит посреди них и оглядывает всех с презрением. Он резко подходит к зачинщику, чьё лицо уже похоже на фарш. Хватает того за грудки, чтобы произнести: — Твоему королю будет хорошо, если ты позволишь его людям погибнуть в такой бесполезной драке? — альфа сплёвывает кровь и скалится. — Тебе какое дело, шавка гильдийская? — Такое, что это мой город, — громко произносит Юнги. Приставив клинок к горлу говорящего, омега не стесняется упавшего капюшона и обнажённой красной метки. — И я устанавливаю здесь правила, хочешь поспорить? — за спиной Юнги уже стоит пятеро людей в алом, наблюдая за происходящим из-под капюшонов. Многие знают о том, что гильдия — непревзойдённые воры и хитрые люди. Здесь же, в этом городе, жители так же хорошо осведомлены о том, что они ещё и превосходные бойцы. Альфа, отхаркивая кровь, отталкивает от себя Чимина, плюёт им под ноги и, расталкивая толпу зевак, уходит прочь. Юнги убирает меч в ножны. Он действительно негласно управляет населённым пунктом, даже дети знают об этом. Влияние короля Воров нигде так не сильно, как здесь, даже стража это осознаёт. Гильдийцев здесь человек двести-триста, когда гвардейцев и полицейский едва ли наберётся сотня. Это не противостояние, Юнги задавит их, если захочет. — Спасибо, — шепелявит тот самый стражник, положив руку на плечо Чимина, но омега брезгливо сбрасывает его ладонь. — Я не вам помогал, — хмыкает он, подходя ближе к Юнги, который, безразлично закинув мешок с вещами для Лу на плечо, уже уходит в сторону улицы. Он просто не хотел очередной бойни. Потому что видел пепелище. Слышал о буйствах Пик в разных частях страны, об их жестокости. Чимин старался сохранить обычным людям жизнь, ведь те пострадали бы больше всего в этой мясорубке. Они с Юнги уходят с рынка, не обернувшись, а гильдийцы тихо исчезают из поля зрения, продолжая скрытно сопровождать лидера и Бубновую Даму. — Зачем лезешь на рожон? — пыхтит Юнги, которому пришлось тоже так поступить из-за Чимина. — Для тебя было бы нормально, если бы это вышло из-под контроля? — изгибает бровь омега. — Мне-то что, — фыркает Мин. — Ты сказал, что присоединишься к нам, — указывает на него пальцем Пак, — значит, Пики теперь и твои люди тоже. Разве хороший командир позволит своим подчинённым умирать? Твоя семья теперь гораздо больше, Юнги, в неё входит не только гильдия. Мин на это только закатывает глаза и набрасывает капюшон обратно на голову. Они идут несколько минут в полном молчании, ёжатся от холодного ветра. — Откуда лента на шее? — решается задать вопрос Пак. — Не твоё дело. — Ты раньше ничего такого не носил. — Чимин, — останавливается Юнги, — я ведь не расспрашиваю тебя об отношениях с этим Пиковым тузом и почему ты так рьяно согласился ему помогать. Не лезу тебе в душу, не ковыряю там, где болит. Вот и ты не делай так, — Юнги прожигает Чимина ярким, горячим взглядом, а Пак впервые видит столько эмоций на его лице. — В том и твоя проблема, Юнги, — вздыхает омега. — Ты никогда не подпускаешь людей ближе, туда, где видно тебя настоящего. Закрываешься, отгораживаешься. Ты помешался на идее вернуть меня в гильдию, но никогда не рассказывал о причинах. Ты горевал о Донхёне также сильно, но не позволил пережить нам это горе вдвоём, оплакать его, хотя он был тебе как брат. Мин жжёт Чимина взглядом и молчит. — Ты выстроил стену из тысячи масок, не показываешь своих чувств и что-то требуешь от меня. Как я могу тебя звать братом, другом, товарищем по гильдии, если ты — сплошь враньё? — Чимин не отводит глаза, отвечая на гнев Юнги. — Я не могу тебе доверять, пока ты играешь со мной в кошки-мышки, потому что боишься показать свою боль. Король воров бледнеет, стискивает челюсти так, что на скулах играют желваки. Он толкает Чимина плечом и проходит мимо, ускоряя шаг. Омега на это может лишь хмыкнуть и не торопясь двинуться следом. Он задел Мин Юнги. Так сильно, что у Бубнового короля не получается скрыть это.***
По истечению двух недель в гильдию возвращается Хван. Он докладывает Юнги о том, что два отряда уже прибыли на приготовленное место с двумя сопровождающими командирами, которые уже находятся на пути в дом воров. Юнги спокойно отнёсся к прибытию части маленькой армии Чонгука, а вот Чимин искренне почему-то волнуется. Кто из командиров успел прибыть? На месте ли Хосок или же приедет только с самим Чоном? Омега не находит себе места. Дорога выдалась, скорее всего, довольно тяжёлая, потому что погода ухудшается с каждым днём и заморозки ночью становятся всё сильнее. Они могут не пережить поход, если нежданная метель настигнет один из отрядов прямо в пути. Он сидит в кабинете Юнги, разговаривая с лидером гильдийцев о снабжении воинов зимней одеждой, когда в дверь стучат. Хван открывает створку, пропуская двоих: невысокого, но коренастого мужчину с проседью в волосах и изящного немолодого омегу с шрамом через всё лицо, искажающим чёрную метку. — Добро пожаловать в дом Бубновой гильдии, — поднимается Король воров со своего места, а Чимин повторяет за ним, напряжённо разглядывая прибывших. — Ваши люди хорошо разместились? — Благодарю, милорд… — Я не милорд, — перебивает Юнги альфу, — просто Юнги. — Благодарю, Юнги, — прочищает недовольно тот горло. — Путь был тяжёлым и изматывающим. Вы очень щедры к нам, и люди разместились и накормлены. Я Уна — верный слуга Пикового туза и его последователь. Это — Мэрил, мой сослуживец. — Мы рады принять вас и ваших солдат в нашем городе и лагерях. Вы всегда можете обратиться ко мне или к Чимину за помощью, присядьте и отдохните, попрошу подать вина, — Бубновый король выходит из-за стола, не глядя за тем, как Пак подвигает два стула ближе к своему креслу. Мэрил и Уна присаживаются на стулья, по ним видно, насколько Пики напряжены и насторожены. И Чимин может их понять, потому что это для них — незнакомое и опасное место, где может подстерегать несчастье. Но сам Бубновый этого не допустит. Юнги возвращается на своё место, отдав просьбу принести вина со специями Хвану. Он поправляет чёрную ленту на шее, мельком оглядывает новые лица, а потом моргает Чимину, чтобы тот начинал говорить. Юнги думает, будто Пак имеет влияние и силу слова среди Пик, однако омега сам совсем недавно присоединился к движению Чонгука, ещё не успев познакомиться с другими его командирами, кроме Лу и Хосока. — Мы с Юнги обсуждали процесс поставки людям тёплой одежды. Близятся морозы, и для передвижения и сражений необходимы вещи, не позволяющие замёрзнуть, — тихо начинает говорить Чимин, обращая на себя внимание трех пар глаз. — Кузнецы прибыли с вашими отрядами или же явятся позже? — Братья в отряде Валета, — отвечает мелодично Мэрил, смерив Чимина любопытным взглядом, словно впервые видит Бубновую Даму. — Мы сообщали друг другу местоположение довольно редко, до сильных дождей. В последний раз послания от короля и Валета приходили, когда мы прошли возле развилки Тракта, где дорога поворачивает на Тарду. Чимин прикусывает губу. Давно. Что стало с двумя отрядами, не дошедшими до лагерей, неизвестно, но омега искренне надеется, что те вскоре появятся хотя бы без значительных потерь. Хван открывает дверь в кабинет Юнги и, тихо подойдя, ставит на стол четыре кубка с глинтвейном. Замёрзшие путники тут же принимаются греться о напиток, а Пак думает, прикусив кончик большого пальца. — Нам нужно будет достать металл для ковки дополнительных лат и щитов. Сколько близнецы успели изготовить до отбытия из Рилиума? Уна задумчиво дёргает себя за мочку уха, удерживая исходящий паром кубок в крупной широкой ладони. — Они работали денно и нощно, но процесс ковки Этлинской стали занимает больше времени, чем ковка обычного оружия, ей нужна более искусная заточка, так что ещё потрачено время на обучение людей, этим занимающихся. Доспехов было выковано на тридцать человек, а мечей лишь пятнадцать. Чимин хмурится. Слишком мало. Этого недостаточно, чтобы обмундировать армию Чонгука, а если к числу той прибавятся Пики из этого города, и подавно положение станет плачевным. Омега прикидывает, что можно сделать. — Найди мне учеников. Самых талантливых из всех, кого могут порекомендовать, или тех, кого ты посчитаешь подходящими. Можно наших, — поднимает Пак взгляд на Юнги, изогнувшего бровь от слегка командного тона. — Как только братья прибудут, нам в сжатые сроки нужно будет, чтобы они обучили новых кузнецов, и ускорить процесс создания оружия. — Обязательно ли заниматься изготовлением Этлинской стали? — вздыхает Мин, отпивая вина. — Это не просто сталь. Её непросто выкрасть или купить, а для этих людей он — символ. Нечто большее, чем простое оружие. Если солдаты получат клинки, выкованные специально для них, это может сильно поднять их дух. Юнги незаметно для командиров чуть закатывает глаза. Но всё же кивает, словно обещая исполнить просьбу Чимина. — Что по поводу планов Чонгука? — Мэрил удивлённо смотрит на омегу, запросто обратившегося к их королю по имени. — После прибытия они с Валетом обсуждали возможность пойти на Вороной удел. Мы особо не слышали эти планы, потому что нужно было выходить из Рилиума, не потеряв при этом много людей. Юнги весь выпрямляется, подбирается и прислушивается к каждому слову альфы, словно обращается в напряжённую струну. — Взятие удела поможет нам перекрыть доступ к северу, отрезать Эвалон от столицы. — Нам нужен север? — удивлённо переспрашивает Чимин. Он думал, что основной задачей Чонгука станут города-порты и столица. — Да, королю нужен север, он не говорил о союзниках? — отвечает ему Мэрил. — Нет, о союзниках с севера не говорил, — кашляет от неловкости Чимин. Всё произошло так быстро, что Чонгук мало о чём поведал омеге, касающегося планов. Мэрил ехидно усмехается, вызывая напряжение в лице Юнги, но их беседу снова прерывают. Хван приоткрывает дверь, просовывает голову в щель и смотрит пронзительно на Чимина. — Пиковый туз и Валет здесь, они оставили лагерь и уже подъезжают к Дому, — имеет Хван в виду дом гильдийцев. Мэрил облегчённо выдыхает, Уна трёт морщинистое лицо, а Юнги и Чимин снова поднимаются с места. Омега хочет было сдержаться, но всё равно следует за Хваном, готовым встретить новых гостей. Они с Юнги и командирами отрядов спускаются по винтовой лестнице. Красный плащ — уже не шёлковый, а утеплённый — вздрагивает от каждого шага Пака, когда он старается не лететь по ступенькам. В фойе холодно из-за распахнутых дверей. Чимин в раскрытый проём видит, что вместе с крупными каплями дождя с неба срываются первые мокрые хлопья снега. Он сходит с последней ступеньки, подходит к встречающим приехавших гильдийцам и протискивается между людьми. Юнги не успевает за ним, топчется сзади, раздавая команды подчинённым, чтобы поторапливались и готовили комнаты и ужин для уставших путников. Чимин замечает его сразу: тёмные волосы отросли, лицо немного в ссадинах. Плотный плащ промок и повис на плечах тяжёлой тряпкой, Хосок помогает Чонгуку стянуть его с плеч, а сам вдруг оглядывается на стоящих поблизости гильдийцев, на красное море вокруг Пик. Взгляд Пикового Валета застывает на Юнги, скинувшем капюшон и отчитывающего за что-то Мино. Хосок моргает и сглатывает, пока они с Мином не встречаются глазами, и лицо командующего не становится каменной глыбой, а Юнги лишь привычно в хитрой усмешке не растягивает губы. Чонгук выглядит донельзя уставшим. Чимин подходит к ним с Хо, кивает командующему, получая холодный взгляд в ответ, а альфа вдруг странно бледнеет, глядя на Пака. Гук молчит, плотно стиснув губы, он разглядывает лицо Бубновой Дамы, его тёмные волосы, заправленные за уши у лица. А ещё красный плащ на его плечах. Чонгук хочет было что-то сказать, но смыкает губы и с сожалением разглядывает омегу. Чимину вдруг кажется, что он видит вину в его взгляде, но старается не обращать внимания на это. Внутри бурлит что-то, нечто проснувшееся от приезда Чона, и Пак делает ещё шаг к нему. — Добро пожаловать, — голос вдруг подводит омегу, он прокашливается и прижимает кулак ко рту, а Чонгук слабо улыбается на эту реплику. — Ваше Величество, — добавляет Чимин так, чтобы присутствующие услышали его слова. Словно очерчивает границу перед членами гильдии: это не просто повстанец. Вступая на его сторону, они все должны понимать, кто Чонгук такой и как следует к альфе обращаться. Чимин опускает взгляд и присаживается в небольшом поклоне, тут же выпрямляясь. Чонгук вздыхает, касается края алого плаща пальцами. — Здравствуй, Бубновая Дама.