***
Чонгук чувствует себя просто невероятно уставшим. Он хочет вместо всего этого оказаться где-то в тёплом помещении, где можно свернуться на койке — на любой — и уснуть поскорее. У него от долгого времени без сна ломит всё тело, а голова кажется совершенно неподъёмной, и вес её невыносимо давит на плечи. Их маленькое то ли собрание, то ли знакомство с лидером Бубновой гильдии только что закончилось, и командиры отправились каждый по своим задачам: Мэрин и Уна — в лагерь для солдат, обустроенный Юнги, а Хосок и Чон остались в доме гильдии, чтобы отдохнуть и приступить к более подробному и чёткому планированию этапов подготовки. За время путешествия Чонгук убедился, что ему стоит начать с Вороного удела. Столица объята беспорядками, а Кимы находятся на её защите по приказу наместницы, так что Вороной удел сейчас — лакомый кусочек для повстанцев. Осталось только определиться, как достигнуть его и как ускорить сложную подготовку к походу, а ещё распланировать, каким именно образом преодолеть весь укреплённый город, чтобы добраться до Гнезда. Ещё Чонгук хочет поговорить с Чимином. Увидев на его плечах алый плащ, альфа был поистине поражён. Он знает, насколько болезненна до сих пор история, из-за которой омега покинул гильдию и отвернулся от Юнги. Он понимает, что решение помочь Гуку и просить того о помощи Паку далось довольно тяжело, и он всё же согласился на этот шаг. Но одеяние гильдии вызывает в альфе сильные подозрения. Не мог Чимин так просто снова вернуться в ряды гильдийцев. Когда он отправил своих командиров, в нём укрепилась уверенность, что отдых подождёт ещё немного, а вот разговор с омегой — нет. Он, остановившись у лестницы, ловит сестру и хватает за руку, чтобы вызнать, где комната Пака. Та с интересом смотрит на Чонгука, вызывая немного раздражение от усталости и напряжённости в организме. Лу объясняет, как добраться до комнаты, где они с Чимином остановились, и исчезает под руку с Хосоком, чтобы провести время с братом, по которому, вероятно, уже успела начать тосковать, а вот альфа, следуя её указаниям, поднимается по лестнице и сворачивает в нужный коридор. Он останавливается перед потёртой дверью и несколько минут стоит, не решаясь постучать, пока не оказывается способен взять себя в руки. Стук выходит довольно громким, и дверь через мгновение перед ним открывается. В просвет выглядывает Чимин, осматривает Чонгука, глядя снизу, а потом молча распахивает створку шире, чтобы пропустить его в комнату. — Я думал, что ты уже ушёл отдыхать, — тихо произносит Пак, закрывая за ним дверь. — Я почувствовал, что этот разговор не стоит откладывать, — прочищает горло Чон, стоя посреди комнаты и не зная, куда дальше ему двинуться. Здесь немного пусто, совсем мало мебели, словно в помещении нет никакого «лица», показывающего натуру хозяина. Альфа замирает, решив никуда не двигаться, а Чимин остаётся у двери и держится за ручку. На нём по-прежнему алое одеяние струится тяжёлыми складками по плечам и режет взгляд Гука. Один такой он уже сжёг, когда Чимин рассказал ему об истории гибели Донхёна, но проклятая атрибутика снова настигла их. — О чём? — размыто спрашивает Бубновая Дама, прячет ладони за спиной и не смотрит Чонгуку в глаза. — О твоих масштабных планах по поводу взятия замка Вороньего Гнезда, о которых ты решил мне даже не рассказывать? — спрашивает он, вдруг сжимая губы. — Этот план был ещё не готов на тот момент, он был лишь в теории, и частично разрабатывать его мы с Хо стали после твоего отъезда, надеясь на согласие Юнги. И вообще не об этом я хочу поговорить, — Чонгук начинает нервничать. Скопившая усталость делает его более раздражительным и менее сдержанным, чем обычно. — А о том, почему на тебе алый плащ. Чимин поджимает губы сильнее, молчит несколько секунд, отведя взгляд в сторону скудного серого света из окна. Он словно не хочет говорить правду Чонгуку, что-то укрывает, а альфе это совсем не нравится. — Чимин, — зовёт тот, привлекая внимание, и Пак наконец-то его на Чона обращает. — Так было необходимо. — Ты злишься на меня из-за плана? — склоняет он голову любопытно, рассматривает холодные черты лица, острые скулы, о которые можно, кажется, порезаться. — Я злюсь, потому что ты твердил мне о доверии и принятии друг друга, чтобы сработаться, но не познакомил с командирами и не поведал даже зачатки этого плана. Но хочешь, чтобы я доверял тебе. Так не делается, — тихо отвечает он, а Чон понимает, что омега сердится, потому и прячет кисти за спиной. Чонгук подходит ближе к нему, оказываясь буквально в шаге, нависает над Паком. — Я доверяю тебе будущее войны, на которую иду, — произносит он, а Чимин ему в глаза так и не смотрит. — Но не свои планы. Чонгуку хочется тяжело вздохнуть и закатить глаза. Раздражения в нём слишком много, скоро польётся через край, а Чимин упёртый, слишком… Просто слишком. Альфа устал думать о нём ночами, да и днями тоже, во время пути сюда, а мысли становятся всё более пагубными и туманными с каждым днём. Чимин вытесняет всё из разума, оставляя только горящие звёзды под веками, и кажется, будто Чон сходит из-за него с ума. — Чимин. — Чонгук, — наконец сталкивается взглядом со зрачками альфы он, вздёрнув гордо нос и всё ещё плотно стискивая зубы. — Я тебе доверяю, просто в тот момент у меня не получилось дать тебе абсолютно всю имеющуюся у меня информацию, — старается как можно спокойнее произнести Гук, приблизившись ещё на шаг. — Я выглядел дураком перед твоими командирами, — шипит Пак, упираясь ладонями в чужую грудь и стараясь отвоевать себе хоть немного личного пространства. — Прости меня, Чимин, — тихо, почти на грани шёпота говорит альфа, наоборот надвигаясь на Чимина ещё сильнее. — Я не хотел, чтобы так случилось. Но последние события в столице были похожи на мешанину, на кашу, из-за которой мы все словно крутились в водовороте. Я не мог рассказать тебе о плане насчет Гнезда, потому что он был непродуманным, и всё зависело от ответа Бубнового короля. Чимин буравит взглядом альфу, а после, фыркнув, отворачивается. — Почему ты в алом плаще? — снова пытается узнать Чонгук. — Это было условием Юнги. Если я соглашусь снова войти в гильдию, он окажет тебе помощь, — огорошивает его Пак, заставляя замереть. Юнги шантажировал Чимина, чтобы добиться желаемого? Хочется выплеснуть всю волну раздражения именно на этого гада, избавиться от бурлящих внутри чувств, но он не может. Помощь гильдии всё ещё необходима, да и Чонгук не должен поступать опрометчиво и бросать в пропасть все усилия Чимина. Он понимает, насколько тяжёлым для омеги было это решение. Осознаёт, на что ради его целей тот пошёл, чем поступился. Чон прикасается к краю алого плаща, ведёт по тесьме до ромбовидной застёжки, отчего Чимин чуть затаивает дыхание. Он искоса поглядывает за тем, что делает Гук, но ничего не говорит. — Ты мог отказаться, я бы понял. — Но не отказался, — хрипло отвечает Пак. — Как видишь. Теперь у тебя есть поддержка гильдии, Юнги выполняет свои обещания, каким бы мерзавцем ни был. Чонгуку хочется либо крушить всё, либо пойти схватить Бубнового короля за грудки и высказать, что он о том думает. Но вместе этого альфа подцепляет пальцами чужой подбородок и поворачивает голову Чимина к себе. — Ты мог наплевать и отказаться. Почему? Чимин жжёт его тёмными радужками, сощуривается, и Чонгук ощущает, как омега снова начинает выпускать свои иглы наружу. — Мог бы, но понимаю, насколько ты сейчас нуждаешься в поддержке гильдии. А после того, как твои командиры рассказали о планах с севером, убедился в верности своего решения. Чонгук не это хочет услышать. Не только причину, связанную с тактикой и войной, оттого мычит раздосадовано. Чимин всё ещё слишком далёк от него, недосягаем, словно вершина горы. Чонгук не может по нему понять, что именно омега испытывает, но даже от простой близости — стоя в нескольких сантиметрах друг от друга — у него ведёт сознание. Чимин взгляда не отводит теперь, наблюдает за альфой и считывает его эмоции, сам оставаясь с холодным выражением лица. — Спасибо, — выдыхает Чон, — без тебя бы мы не справились. — Знаю. Гук молчит несколько секунд, разглядывая расслабившиеся губы и вздрагивающие от дыхания ноздри Чимина. Он отпускает его подбородок. — Это очень важно… — Я знаю, Чонгук. Оставь свои благодарности, я и без того всё понимаю, — омега отводит взгляд и шагает в сторону, словно намекая, что альфе пора убраться прочь из его комнаты. Чон обводит красную материю взглядом в последний раз и, бросив короткое: «Отдыхай», шагает вперёд, чтобы схватиться за дверную ручку. Резко распахивает створку, оказываясь в коридоре. Уже хочет закрыть за собой, оставить Чимина одного, но что-то не позволяет ему этого сделать. Эти чувства копятся в альфе, не находят выхода, оттого превращаются в раздражение ко всему окружающему миру. Две недели в дороге, четырнадцать ночей, наполненных мыслями о том самом вечере, когда они лежали на проклятом соломенном тюфяке и просто разговаривали. Чонгуку тогда казалось, что Пак приоткрыл завесу своей таинственности и холодности, позволяя ему увидеть капельку настоящих эмоций. И эти воспоминания давят, дерут, не дают покоя. Дверь так и не клацает, закрывшись, Гук распахивает её снова, видя, как омега стоит на том же месте спиной к нему. Он влетает в комнату и закрывает за собой створку со стуком, а потом, подойдя к Чимину, разворачивает к себе лицом. Тот хочет было возмутиться, но Чонгук, не дав ему сказать и слова, шипит, призывает к молчанию. Он не просто благодарен, он готов шептать ему миллион раз спасибо прямо в ухо. Ведь Чимин не просто уступил в чём-то Юнги. Омега болезненно и горько относится к потере Донхёна, до сих пор не пережил, не переболел ту историю. И буквально переступил через себя, согласившись вернуться в гильдию, отобравшую у него любимого человека, из-за Чонгука и его целей. Это вызывает такую бурю эмоций внутри альфы, что хочется взорваться прямо сейчас. Рассыпаться пеплом, а потом родиться вновь, потому что так не делают просто ради чужой мечты, ради войны. Это глубже и сильнее, Чонгук ощущает, как угли превращаются в настоящий пожар в его груди. Обхватив Чимина за шею одной рукой, а за талию другой, альфа притягивает его как можно ближе. Он склоняется к Паку и впивается без спроса в его губы. Немного пересохшие, но пухлые и приятные на ощупь — он такими те запомнил с прошлого сумасшедшего раза, когда поддался чувствам и уговаривал Чимина остаться с ним. Чон сминает жадно его рот, слыша, как омега пытается возмущаться, но бессовестно все попытки отстраниться игнорирует. Он не в состоянии, по всей видимости, больше сопротивляться тому, что испытывает к Чимину. Ему интересно, ответит ли омега, отвергнет ли его. Это не любопытство, Хосок не прав. Так гореть в груди из-за него не может. Чимин упирается руками в грудь Чонгука, но уже гораздо слабее. Альфа давит на него, подталкивает к шкафу, ощущая слабую дрожь в чужих руках. — Ты ведь можешь прямо сейчас уложить меня на лопатки, если не хочешь этого, — выдыхает в губы ему Чон, прижимает спиной к деревянным дверцам. Чимин в глаза не смотрит, глядит куда угодно, только не на альфу. Они оба знают, что он прав. Чонгук не может удержаться, он снова впивается в его губы, прикусывая нижнюю. Крепко обхватывает за талию одной рукой, а свободной гладит по задней стороне шеи, большим пальцем проводит под ухом, спускаясь по выступившей вене. У него кружится голова от чужого запаха, от теплоты кожи и опасной близости того, от кого старался держаться подальше. Чонгук чувствует, как приоткрываются пухлые влажные от слюны губы, и Чимин начинает отвечать. Впивается пальцами в тёплую шерстяную кофту, которую дали альфе, чтобы переодеться, стискивает крепкие предплечья. Оказывается, он тоже может кусаться: омега больно впивается зубами в мягкие губы, обводит линию зубов кончиком языка, вызывая в Чоне горячие, несдержанные волны. Чёртов плащ мешается, Гук цепляется за застёжку с острыми углами и избавляется от алой ткани на чужих плечах. Та падает у их ног, а Чонгук, обхватив Чимина плотнее — обеими руками за талию, продолжает настойчиво целовать. Их выдохи смешиваются, дыхание кажется раскалённым, и альфа чувствует, как теряет контроль. Его тело живёт своей жизнью: губы сталкиваются с губами омеги, язык настойчиво скользит в рот, сплетаясь с чужим в горячем влажном танце, а Чимин от этого мычит. Ладони Чонгука с талии спускаются к бёдрам, крепко сжимая мягкую плоть, обтянутую плотными штанами. Сам Пак обвивает шею Чонгука руками, жмётся вдруг теснее, прогибаясь в пояснице, и тот едва ли не начинает мелко трястись от его близости. У альфы не было времени, чтобы думать о любви, так что она, похоже, решила из-за сдержанности свалиться Пиковому тузу на голову целой лавиной именно сейчас, в виде несносного, холодного и похожего на ежа омеги. Чонгук ощущает волну неистовой дрожи, поднимающейся всё выше — от живота к груди, и совсем перестаёт понимать, что делает. Подхватывает Чимина под бёдра, позволяя крепко обхватить себя, упирает лопатками в шкаф, часто прерывает поцелуй, тут же возвращаясь к чужим губам. Пак уже, словно перестав стесняться и войдя во вкус, мычит в рот Чонгуку, зарывается пальцами в его спутанные волосы и тянет у корней. — Подожди, постой, — шепчет он, когда альфа спускается к его подбородку, оставляет там поцелуй и стремится прикоснуться к изящной шее. — Почему? — выдыхает в светлую кожу Чон, зажмуривается, ожидая, что его вот-вот остановят. Он, боясь, что Чимин снова его оттолкнёт, торопливо усеивает его шею поцелуями, резко проводит до кадыка приоткрытым ртом, чтобы чуть прикусить. Чимин отвечает альфе тихим вздохом, дрожью в ногах и упирается ладонями в грудь, но тут же, словно забыв об этом, притягивает обратно. Омега словно не может понять, чего хочет больше: оттолкнуть Чонгука или наоборот притянуть поближе. Он пытается сползти, уйти от крепкой хватки, и ноги его вдруг оказываются на полу, пока альфа целует шею с другой стороны. Но тут же приникает к Гуку снова, прижимается всем телом и жмурится, принимая с тихими вздохами всю ласку. Не проходит и минуты, как Чимин снова упирается руками и сопротивляется, а потом — резко обхватывает Чонгука за талию и сам увлекает в поцелуй. — Неправильно… всё это, — шепчет Чимин, и у Чонгука от такого вида и голоса иссякают всякие запасы терпения. — Да плевать, — отвечает он, обхватывает таз Чимина и прижимается к нему так тесно, как это только возможно. Пак, стискивая дрожащие губы, запрокидывает голову назад, когда они сталкиваются пах к паху, и сдерживает любой звук, способный сорваться с его уст. А Чонгук ощущает чужое возбуждение собственным, бесстыдно трётся о него, чувствуя ногти омеги даже через ткань одежды. Чимин обхватывает щёки альфы руками, закрывает глаза и снова целует, позволяя тому тереться о него всем телом, а Чон, рвано выдыхая, снова стискивает талию омеги и проталкивает между его бёдер своё колено. Пак выдыхает в поцелуй, всё же несдержанно мычит, когда Чонгук давит коленом на чувствительную зону, но они оба не ожидают щелчка открываемой двери. Лу замирает, застукав их в недвусмысленном положении, её глаза округляются, и Чимин уже со всей силы отталкивает Чонгука, судорожно поднимая плащ с пола. Альфа, чувствуя невероятные кульбиты сердца в груди, бросает на пунцовое лицо Пака взгляд, а потом, кашлянув, вылетает из комнаты, не заметив хитрющей ухмылки на лице сестры.***
Намджун смело ступает по трапу, чтобы скорее оказаться на суше. Трёхнедельное путешествие его поистине утомило, измотало бездельем и однообразием во время наблюдения за командой судна, уносящего его на волнах в Сустан. Альфа вдыхает портовый воздух, игнорируя вонь, с наслаждением. Он мечтал скорее оказаться на земле и пройтись по городу восточной страны, осмотрев достопримечательности. Сустан — ранее великая Сустанская Империя — славится своими непередаваемыми красотами и неповторимым бытом, сильно отличающимся от привычного обихода Велиаса. Ранее южные города родины принадлежали Сустану и Эравану, но в ходе нескольких войн государство разрослось, а союз с соперниками усилился после разгромных поражений в битвах. Намджун превосходно знает историю своего государства, а также, конечно, и соседей на материке. Единственной неизведанной точкой на картах остаётся Хатрас. Одинокая северная страна, нелюдимая и негостеприимная, холодная, как и её земли, а ещё климат в Хатрасе настолько суровый, что даже людям, живущим в Велиасе, где совершенно отличная от южных и восточных соседей погода, пришлось бы нелегко (и это даже мягко сказано). Сустан — пристанище богатых восточных купцов. Они — единственная страна на материке, которая может себе позволить отправиться за Цветное море. Потому нередко в этом государстве можно увидеть, что даже простые люди живут хорошо и ни в чём себе не отказывают. Конечно, есть в Сустане и бедняки, без такого ни одно государство не оберётся. Намджун шагает по пристани, пока возле него с низким поклоном не останавливается человек. Его тёмные кудрявые волосы собраны в пучок на затылке, карие раскосые глаза опущены почтительно в пол, а на теле интересный наряд — что-то похожее на халат. — Ваше Величество! — проговаривает человек с шипением, отличающим сурие от всех остальных языков. — Мы рады принять вас, как почётного и дорогого гостя в порту Милири. Хамаль хочет выразить своё почтение королю Велиаса, потому послал экипаж к вашему прибытию, но из-за погодных условий он задерживается. И наш Хас с удовольствием и гордостью примет вас в качестве гостя в своём доме, чтобы вы и ваша охрана смогли передохнуть и подкрепиться, пока дожидаетесь экипаж, — заканчивает говорить человек и снова кланяется. Намджун вежливо чуть склоняет голову в ответ. Всё же, пусть он и король, никто не отменял правила приличия Сустана, которые Джун вызубрил под настоянием бабушки ещё лет в тринадцать. — Я рад и благодарен вам и вашей стране за тёплый визит, — отвечает он на сурие почти без акцента. Слишком долго не было практики. — И почту за честь посетить благородный дом вашего Хаса, пока дожидаюсь экипажа. Человек кланяется почти ему в ноги и предлагает проводить. Стража — напряжённые мужчины, уставшие после длительного путешествия по морю, — следуют за Джуном по пятам. Остальные же разгружают багаж короля из трюма корабля.***
Если дом Хаса — скромный, тогда дворец Хамаля вообще будет, наверное, размером с весь Рилиум. Именно так предполагает альфа, когда они спрыгивают с лошадей рядом с дворцом поистине внушающих размеров. Круглые купола башен слепят своей белоснежностью в свете осеннего солнца, золочёные шпили и рамы окон, прекрасный, даже сейчас цветущий сад благоухает, а повсюду раздаётся пение птиц. Климат и погода в Сустане разительно отличаются от Велиаса. В море было холодно, а сейчас одетый в три слоя вещей Джун понимает, что ему откровенно жарко. Если думать об Эраване, в котором вообще половина городов расположены в пустыне у оазисов, то там — вечное лето, а холода приходят лишь по ночам. Альфа, которого сопровождает охрана, входит в дом Хаса и с улыбкой склоняет голову перед согнувшимся в поклоне хозяином. — Ваше сиятельство! — произносит Хас Чихиль — управляющий городом и поверенный Хамаля. — Какая великая честь для меня принимать короля в своих скромных палатах! Проходите, прошу вас! Ваши добрые люди будут сытно накормлены, а вас я приглашаю к столу, чтобы вы тоже отдохнули и угостились нашими яствами! — Ваша щедрость не знает границ, Хас, — склоняет ещё раз голову Намджун, позволяя тому подхватить себя под руку и повести в сторону резных светлых дверей. Альфа откровенно потеет в трёх слоях одежды, но приветствия и еда — первостепенная задача жителей востока, они не выпустят из-за стола, пока у Джуна не начнут трещать все пуговицы на жилете от сытости. Стол ломится от угощений: тут тебе и пряное мясо ягнят, и перепела, запечённые с грушами и апельсинами. Много видов вина — красного и белого, сладости, фрукты, овощи, соусы. Намджун, привыкший к довольно скромному выбору на судне, понимает, что с удовольствием поест угощений, приготовленных Хасом к его прибытию. — Прошу вас, Сиятельство, присаживайтесь! — хлопочет над королём хозяин дома, подкладывая море шёлковых подушек к его месту. Тут и там мелькают слуги с закрытыми масками лицами, а после, когда они с Хасом усаживаются за низкий столик, в зал входят высокий омега с тремя маленькими мальчишками, прячущимися за штанинами отца. — Дорогой король, я не мог не представить тебе мою семью, — кланяется Чихиль, позволяя омеге подойти поближе. Тот прекрасен: длинные тёмные волосы тяжёлой волной спускаются по плечам и спине. Между прядей мелькает вставка драгоценных нитей и камушков. Руки омеги усеяны браслетами и кольцами, которым нет числа, а на шее — массивное ожерелье, кажется, изготовленное из целой золотой плиты — таким тяжёлым украшение кажется. — Это мой милый супруг Саиль, а также трое моих дорогих наследников: Суи, Сапса и малыш Ирис. — Ваши дети прекрасны, а ваш супруг, словно жаркое солнце, светит с небес, — отвечает, как и положено, Намджун, заставляя омегу, улыбнувшегося краешком губ и опустившего подведённые сурьмой глаза, склониться в почтительном поклоне. Детишки робко разглядывают чужака: вид чужеземца вызывает в них страх и интерес одновременно. Все смуглые, высокие, словно на подбор. В просторных качественных шароварах и блузах, одетые с иголочки, пусть и всё равно выглядящие очаровательно неряшливыми, какими способны быть только дети. Намджун ласково улыбается маленькому омеге, прячущемуся за папой и его широким шёлковым одеянием, прижимая куклу к груди. — Идите, милые, дайте гостю отдохнуть, — тихо просит Хас, а Саиль, вежливо поклонившись, тут же уводит детей. — Вы тоже приехали жениться, Сиятельство? — заинтересованно спрашивает Хас, подводя тему разговора к причине, по которой король Велиаса явился в чужую страну. — Да, я приехал просить руки Халисы у вашего правителя, наслышан о её красоте и обученности, — уклончиво отвечает Джун, но Чихиль и так доволен этим ответом. Ни к чему Хасу знать о союзе между странами и тем более нарастающих недовольствах в его родном государстве. — Наша Халиса — ясное светлое солнце народа. Умна, образована, воспитана. Настоящая принцесса по крови и духу, — кивает всё Чихиль, пока они обедают. Джун готов душу продать за такую пищу: пряная из-за специй, душистая от трав и сочная, свежая, видимо, совсем недавно приготовленная. Король с аппетитом ест перепёлку, прямо руками — в Сустане не принято есть приборами, ведь так можно обидеть хозяина дома — альфа ломает тонкие суставы птицы и впивается в прожаренное мясо зубами. Вино в доме Хаса льётся рекой, Джун даже не успевает понять, когда тот ему вновь и вновь подливает. Охрану он отпустил: в традициях Сустана хозяин не может навредить своему почтенному гостю, иначе навлечёт на себя Божий гнев. Это перечеркнёт всё, что так ценят сустанцы — их традиции и правила гостеприимства. Намджун, кажется объевшийся лет на десять вперёд, просто теперь ведёт беседы с Хасом о торговле и мореплавании. — Говорят, за Цветным морем неспокойно. — Да, Сиятельство, — кивает часто Чихиль. — Очень неспокойно. Жемчужные императоры всё не дают покоя нашим кораблям. Из порта уже не вернулось за этот сезон плаваний около пятидесяти судов. Нечистивые пираты грабят и захватывают корабли. И ладно бы, если бы пригребали к рукам. Ведь все поголовно топят! Чихиль возмущённо взмахивает руками, выражая негодование. — И что же Хамаль? Не предпринимает ничего? — удивлённо спрашивает король. — Ах если бы… — вздыхает Хас. — Наш добрый правитель пытается, но он уже стар и почти немощен. Многие решения легли на плечи его старшего сына и наследника, который… Хас прикусывает губу и замолкает. Видимо, будущий правитель Сустана не отличается тягой к правлению или что-то ещё серьёзное, вызывающее опасения у благородных людей. — Дорогой Хас, не говорите, если это грех, — успокаивает его Намджун, прикасаясь к пухлому плечу мужчины. — Нет-нет, Сиятельство, все в Сустане знают о пристрастиях Халива — по вашему принца, — тяжело проговаривает Чихиль. — Он развязен, совершенно не искушён правлением. Почти все дела за него ведёт Халиса, однако… Она — женщина, к решениям которой при дворе относятся с насмешками. Намджун хмурится. Он не понимает такого отношения наследника престола Сустана к своим обязанностям. — Последний раз, когда я был при дворце, обернулся ужасом. Халив напился вдрызг и притащил шлюх прямо через парадные двери! — выплёвывает Хас. — Халиса очень разгневалась и прогнала его взашей, но он ей пообещал отомстить. И обещание своё выполнил. Нашептал яду в уши престарелого отца, а тот и низверг Халису, запретив ей даже подходить или думать о каких-либо политических делах. Намджун удивлённо изгибает брови. При дворе Сустана тоже дела обстоят непросто, не легче, чем дома — в Солнечном замке. Везде эти дворцовые интриги. — Но вы не расстраивайтесь о нас. Главное, что Халиса станет отличной женой вам, верной спутницей и помощницей. Таковы они — наши половины в Сустане. Омеги и женщины здесь умны и очаровательны, — переводит тему Хас, избегая развития разговора о политических дрязгах внутри государства. — Не сомневаюсь, — улыбается Намджун, принимая из рук Чихиля ещё чашу вина.***
Экипаж подают почти вечером, когда солнце уже клонится к горизонту, а Джун откровенно разомлел, отдыхая. Он впервые с момента вступления на престол не думал о политике, о странах и союзах. Даже не думал о Джине. А разговор с Хасом о разных мелочах, о культуре и традициях тёк так же легко, как и вино вливалось в правителя. Он сердечно прощался с семьёй Хаса, с самим Чихилем, радуясь гостеприимности этой страны, а потом устало забрался в экипаж, отдав несколько указаний сопровождающим. Альфа быстро уснул под размеренный стук копыт. Путешествие должно продлиться три дня и четыре ночи, так что Намджун ещё успеет налюбоваться красочными пейзажами, мелькающими за окном экипажа. А теперь, когда альфа снова остался один, его голову целиком и полностью заполняет только Сокджин. Как омега живёт, став мужем капитана? Страдает ли он или же дружеские отношения скрашивают чужой быт и брак? Намджуна посещает ужасная мысль: а вдруг Джин влюбится в красивого, сильного альфу? Вдруг под натиском их симпатии друг к другу, как к людям, сердце Сокджина сдастся, и тот покорно отдаст его в руки Тэхёна? Намджун нервно ёрзает от дрянных мыслей. Он одёргивает себя. Его чувства к брату не могут стать такими собственническими, Джин — супруг Кима. И если... (Джуна передëргивает от с трудом сдерживаемой злости). Если Джин сможет полюбить своего мужа, главное, чтобы он был счастлив, а что там Джун... То уже другой вопрос. Незаметно для себя самого альфа засыпает с тяжёлой головой. Просыпается Намджун, когда уже рассветает. Он потягивается, разминая затёкшее тело, кряхтит от неудобной позы — в экипаже сильно не расслабишься и не выпрямишься.***
Дворец столицы Сустана — Эмала — встретил Намджуна прекрасной солнечной погодой, блеском круглых куполов и переливанием птичьих голосов. Король оказался прав, когда предположил, что Рихат — дворец — будет поистине огромен. Восточные правители — одни из самых великолепных архитекторов, и Рихат был спроектирован Хамалем Иссидом около двух тысяч лет назад. Замок стоит прекрасным сооружением, виднеющимся едва ли не с каждого угла столицы, по сей день. Лишь нужно вовремя здание обслуживать и реставрировать. Учитывая их лживую историю, Намджун задаётся вопросом, сколько же лет на самом деле Солнечному замку. Был ли разрушен прежний дворец королей Этлинии или же это он стоит, только переделанный под Велиасский замок. Он знает, что во дворцах есть потайные ходы, однако никогда в Солнечном не встречал таких. Ну, или же Червовые короли не имели понятия о потаённых переходах чужого дома. Намджун устал за время путешествия. Он замаялся в экипаже — там совершенно неудобно, и лучше бы альфа поехал верхом, но в Сустане традиции таковы, что правители передвигаются лишь в экипажах под пристальной охраной, пусть и страна считается безопасной. Намджун рад выйти из кареты и немного размяться. Ещё его неустанно мучили мысли и образы, связанные с Джином. Его тут же встречает визирь — это именно он, альфа понимает данный факт из-за длинной рясы и не менее длинной бороды главного советника Хамаля. Визирь вежливо и почтительно склоняется перед королём, приветствуя его: — Рихат благодарен посещению его такой великой особой, как король Велиаса, Ваша Светлость, — произносит визирь. — Я ваш проводник и спутник, покажу и расскажу обо всём, перед тем, как вы повстречаетесь с Хамалем и его наместниками. Меня зовут Савхи. — Спасибо за ваше гостеприимство, Савхи, — кланяется в ответ король, оглядывая только распустившиеся жасминовые цветы. — Прошу вас, будьте любезны, сопроводите меня везде, полагаюсь на вашу мудрость. Визирь пощипывает себя за бороду и приглашает правителя войти. Охрана следует за ним — вот тут уже речь не о гостях, стражники будут с Намджуном на каждом шагу. Рихат пусть и дворец Хамаля, однако он является потенциально опасным местом для короля. И Джун, признавая это, позволяет страже нарушать законы. Он не знает, что его ждёт в Рихате, учитывая то, что рассказал ему Хас в Милири. Савхи проводит ему экскурсию по части дворца, где его поселят, но пока не ведёт в крыло правящей семьи. Ещё слишком рано. Зная, что Хамаль престарел и болен, альфа не настаивает — ему пока интересно просто рассмотреть замок, поражающий своей красотой и изяществом. Повсюду золочение — его так много, что кажется, будто Намджун постоянно бродит по сокровищнице, однако это просто комнаты, отделанные позолотой. Большие кровати на низких ножках, купели со свежей водой, фонтанчики и объёмные, лёгкие занавески на окнах, развевающиеся от даже слабого дуновения ветра. Визирь показывает Намджуну ряд покоев, где он будет жить. Это место, наверное, вместило бы в себя несколько многодетных семей, ведь в распоряжение короля отдают семь комнат: две спальни, кабинет, приёмная для гостей и ещё три комнаты для отдыха. Зачем ему столько, альфа не понимает. Но не возражает — ведь такова добрая воля Хамаля и его наместников. Когда они, рассмотрев уже обустроенные комнаты, заканчивают с исследованием крыла, где селят Джуна, визирь оставляет его ненадолго, позволяя отдохнуть и привести себя в порядок после дороги. Джун заходит в просторную светлую купальню с бассейном. Из маленьких желобков льётся тёплая вода — им в Велиасе ещё далеко до водопровода, даже учитывая, что Джун несколько раз нанимал умельцев, чтобы попробовать сотворить что-то похожее на систему водоснабжения Сустана. Это остаётся для короля по-прежнему секретом — как сустанцы заставляют воду течь по трубам. Альфа сбрасывает одежду и блаженно выдыхает. Наконец-то он нормально вымоется за чёрт знает какой срок. Опускается со всплеском в бассейн и ныряет сразу же с головой. Его волосы неприлично отросли, прядки падают на лоб и раздражают вспотевшую кожу. Джун выныривает, зачёсывая их назад, а сам изучает баночки с мылом и отварами, бережливо расставленные на бортике купального бассейна. Джун с наслаждением моется, оттирая кожу и волосы до скрипа — король не может ударить в грязь лицом перед Халисой и её отцом. Он должен выглядеть прилично. Вычищает щёткой ногти и пальцы, бреет лицо, покрывшееся густой жёсткой щетиной. Теперь он похож на правителя, а не на бродяжку. Его вещи уже кто-то заботливо разложил и приготовил комплект лёгкой одежды в подарок — тоже дань королевской традиции. Намджун отказать не может, даже если до одури непривычно будет носить сустанскую одежду. Он натягивает полупрозрачные лёгкие белые шаровары, ткань ложится приятным шёлком на чистую кожу. Джун запахивает Сари́ — рубашку с просторными рукавами в три четверти и с завязками у горла. Король оставляет её не слишком туго затянутой, иначе будет ощущать себя дискомфортно. Хозяева даже оставили Намджуну его фамильный цвет, позволяя облачиться в белоснежное. Король готов к встрече. Ему немного волнительно, ведь последний раз он видел правителя Сустана, когда был ещё мальчишкой. Теперь Джун — взрослый мужчина, берущий в жёны его дочь, а Хамаль у страны всё тот же. Ему бы тоже хотелось нести венец до самой глубокой старости, но с надвигающейся войной он сомневается, что выдастся такая возможность. Отгоняя мрачные мысли прочь, Джун лишь поправляет тёмные волосы и покидает покои, чтобы встретиться с правящей семьёй. Его провожают к небольшой веранде, где уже накрыт стол. За полупрозрачной занавеской видны только силуэты сидящих за столом, так что Джун взволнованно подходит ближе к преграде и стража в жилетах и с копьями распахивает ту перед королём. Его личная охрана остаётся рядом со стражей Хамаля, отдавая дань уважения правящей семье. Намджун выходит в свет солнца, белая занавеска касается его ног, приподнявшись от очередного потока лёгкого и приятного ветра. За столом сидят двое и ведут тихую беседу: пожилой седовласый мужчина в кресле и молодая женщина. Они оба смуглые, у принцессы тёмные и очень длинные волосы. Она поднимает внимательный взгляд на прибывшего альфу и тут же поднимается на ноги. — Отец, Его Величество прибыл, — склоняется Халиса к уху Хамаля и проговаривает как можно громче, чтобы старик услышал. Хамаль переводит подслеповатый взгляд на короля и растягивает сухие губы в улыбке. — Ваше Величество! — приветствует его Хамаль. — Я так рад вас видеть, но к сожалению, мои старые ноги уже не держат меня. И я не могу поприветствовать вас как следует, уж простите старого человека. — Ну, чтобы вы, дорогой Хамаль, — склоняется в поклоне Намджун, подойдя чуть ближе. — Я и сам поклонюсь вашей мудрости и стати. — Какая там уж стать, — смеётся правитель, взмахивая худой рукой. — Старая палка — вот, что от меня осталось спустя столько лет. А вот вы возмужали и стали настоящим мужчиной, альфой. — Для меня честь быть гостем в вашем доме, — продолжает Намджун, склоняя голову. Хамаль Ивар кивает и мелко трясёт головой, разглядывая высокого Джуна. Халиса спокойно стоит рядом с креслом отца. — Ну же, познакомьтесь с моей милой дочкой. Жасмин, подойди поближе к королю, поздоровайся с ним, — просит Хамаль, и Халиса, названная по имени, приближается к королю. Множество красочных юбок её наряда следуют за ней шёлковым шлейфом, когда принцесса приближается. Она присаживается перед Джуном в реверансе, что не свойственно жителям Сустана, а вот Джун наоборот, кланяется Халисе, как положено по традициям её страны. — Я рад и горд познакомиться с вами, Халиса, — произносит Джун на сурие, а Жасмин, робко улыбнувшись, отвечает ему на чистом велиасском: — Я благодарна вам за проделанный трудный путь. Вы, наверное, устали с дороги? — король удивлённо рассматривает её, успешно говорящую на его родном языке. — Скорее, от безделья устал трястись в экипаже, Халиса, — усмехается король, вызывая более уверенную улыбку на лице женщины. — Я рада, что вы добрались благополучно, — кивает Жасмин и отходит в сторонку, указывая на стол. — Прошу вас, присоединяйтесь к обеду, мы вас заждались. — Простите, что заставил ждать, — отвечает король и проходит к предложенному месту. Жасмин присаживается рядом со своим отцом, помогает ему развернуть салфетку и уберечь красивый расшитый птицами жилет от того, чтобы испачкать его из-за дрожащих рук. Джун просто ждёт, ведь сначала еды должен отведать хозяин дома, а уж потом все остальные. Хамаль кряхтит, когда слуги двигают его кресло ближе к столу. — Расскажите мне, Сиятельство, — обращается к Намджуну Ивар. — Что стряслось в вашей стране? До меня доходят такие страшные известия, будто Велиас уже раздираем войной. Жасмин выглядит так, словно просто заботливо ухаживает за отцом, но альфа видит: её внимательный взгляд, напрягшиеся плечи и вытянувшуюся шею. — Отчасти известия не обманывают вас, Хамаль, — отвечает Джун. — В Велиасе неспокойно. Объявился некто, считающий себя настоящим королём страны. Он поднимает среди Пик недовольства из-за уровня жизни, а из-за этого образуются беспорядки. — Настоящим королём? — хмыкает Хамаль. — И что же вы решили делать в таком случае? — Мне одному не справиться с этими повстанцами. Нужна поддержка добрых друзей и соседей, да и пора давно укрепиться на троне, оставив наследников, — Жасмин сильнее напрягается, а альфа это замечает. — Помню, помню то письмо, где вы просили руки Халисы, — кивает Ивар. Принцесса лишь поджимает губы. Она явно недовольна тем, что её собираются отдать замуж за чужеземца и увезти после в другую, чуждую ей страну. Намджун понимает Халису. Они ужинают, обсуждая ситуацию в Велиасе, Хамаль устаёт довольно быстро, но беседу ловко подхватывает Жасмин. Она оказывается очень подвешенной на язык молодой особой, с ужасающе великолепным складом ума, так что некоторые советники Намджуна ей в подмётки не годятся. Жасмин приятна в общении, очень умна и учтива, беседа с нею доставляет удовольствие королю. — Ваше решение было верным, — кивает Халиса, отрывая от грозди виноградину. — Это мудро — начать строить корабли. И нам не дают покоя Жемчужные императоры. Они травят наши суда и являются основной угрозой для наших портов и торговли, — кивает Жасмин. — Если не усилить защиту с моря, нас с вами могут ждать нападки императоров, пираты безжалостны к судам, как я уже наслышан. — Ах уж тот болтливый Чихиль, — смеётся звонко Жасмин, привлекая внимание Намджуна. Смех её искристый и чистый. — Конечно же он выложил королю все секреты, которые есть в нашем государстве. — Что вы, Хас был добр и вежлив, он не переходил никаких границ, — улыбается Намджун, откусывая кусочек лимонного пирожного, оставшегося после обеда на десерт. Они за беседой совсем не замечают, как пожилой правитель уснул в своём кресле, лишь тогда, когда Ивар начинает сильно храпеть. Жасмин прикрывает рот ладонью и посмеивается. — Простите, Ваше Сиятельство. Отец уже стар и любит поспать в неожиданных местах, — принцесса поднимается с кресла и просит стражу увести Хамаля в его покои. — Вы не против прогуляться по саду в такую хорошую погоду? — предлагает Жасмин, и Джун тут же поднимается, подавая ей руку. Он совершенно забыл, что прикосновения к Халисе строго запрещены, стража тут же напрягается и собирается подойти поближе, но Жасмин взмахивает рукой, останавливая мужчин. — Всё нормально, король — наш гость, он не хотел обидеть меня, — отвечает Жасмин стражникам, а Джун смущённо прячет руку за спиной. — Прошу вас, Сиятельство. Они идут к дорожке в сад, а стража — как Намджуна, так и Жасмин — следует за ними по пятам, уберегая. Халиса ведёт Джуна между финиковых и апельсиновых деревьев, позволяя наслаждаться их благоуханием и прекрасным цветением. — Ваша страна солнечна и прекрасна, мне совестно, что придётся увезти вас отсюда, — начинает щекотливую тему Намджун. — Мне тоже не хочется уезжать, — тихо отвечает Жасмин и тут же ошарашенно прижимает руку ко рту. — Простите, Ваше Величество, я никак не хотела вас оскорбить. Намджун с болью в сердце понимает её чувства. Он тоже не хочет этого брака, он не желает видеть рядом никого, кроме Сокджина, но это — невозможно, пока он король, а Джин — его брат. То есть априори без шансов. — Не нужно, Халиса, — вздыхает Намджун. — Не нужно извиняться. Я понимаю ваши чувства. — Чувства мешают исполнять обязательства, возложенные на меня, как на Халису, — горько произносит Жасмин, не глядя на Джуна. — Я должна верить в свои силы, убеждать народ, что принесу только благо нашим союзом. Война с Эраваном истощает Сустан, нам нужна дружба с Велиасом. И я считаю честью объединения наших семей. Жасмин выглядит мужественной. Также выглядел Джин, идя под алтарь с Кимом? Так же самоотверженно, смело, непоколебимо? Плакал ли омега в тот день, когда его, укрыв полотном, вели в Квадрассу? — Для меня будет не меньшей честью стать мужем для такой прекрасной женщины, — отвечает Джун, вызывая слабую улыбку на губах Жасмин. — Какие сладкие речи, — раздаётся сбоку, заставив обоих гуляющих обернуться и заметить говорящего. Жасмин тут же напрягается, вцепляется пальцами в свою юбку, а Джун, ничего не понимая, лишь следит за тем, как стражники окружают Халису. Высокий молодой альфа подходит ближе, разглядывая сестру, а стража становится к Жасмин ещё ближе, хватаясь за копья. — Расслабьтесь, мальчики, — усмехается тот, хватаясь за живот. — Я лишь хочу поздороваться с любимой младшей сестрой и поприветствовать нашего уважаемого гостя. Внимательные янтарные глаза оказываются устремлены на Намджуна, и тот понимает, что человек, приблизившийся к ним, — Халив. Принц. Наследник. Старший брат Жасмин, о котором ему рассказал Чихиль, когда король гостил у него. — Как вы добрались? Уже взглянули на нашего немощного отца, который никак не может отказаться от поста Хамаля? — склоняет голову с совершенно невинным лицом Халив. — Моя сестрица снова, наверное, дёргала за ниточки, привязанные к его дряхлым конечностям, подсказывала, как ему разговаривать с вами. Вы вообще понимаете, что я говорю? Или сурие слишком сложный язык для Велиасского короля? Жасмин вся напрягается и хочет было ответить, но Джун делает это вместо неё, снова показывая свой уровень владения иностранным языком: — Что вы, Халив, Халиса была обходительна и не вмешивалась в нашу беседу. А сурие я знаю превосходно, боюсь, вы немного ошиблись, посчитав меня безграмотной свиньёй. Хорошо, не успели сказать ничего провокационного, верно? Было бы неловко, — спокойно произносит Намджун, а его стража, слыша тон, с которым говорит король, напрягается. — О, до безграмотной свиньи вам далеко. Вы — просто варвары, — смеётся Халив Илиа. — Даже жаль отпускать прекрасный цветок Сустана в вашу неотёсанную страну, которая ещё и людей делит на категории, как скот в загоне. Джун не выдаёт напряжения, он не лезет, когда Илиа протягивает руку и касается щеки сестры. Халиса опускает взгляд, но Намджун видит, как ходят ходуном желваки под кожей на лице. Жасмин… боится брата. И у них отнюдь не тёплые отношения. — Ладно уж, пойду, пока моя сестрица не взорвалась от злости. Имя ей дали, словно нежному цветку, но уж поверьте мне, король, она тот ещё ядовитый кактус, — тихо и насмешливо проговаривает Илиа, прежде чем удалиться, вальяжно переступая ногами и покачиваясь из стороны в сторону, словно пьян. — Простите, Ваше Сиятельство, — убито проговаривает Жасмин, не поднимая голову. — Ваш брат… экстравагантен, — строго и холодно произносит Намджун, глядя тому вслед. Жасмин, подобрав юбки, подходит ближе к королю. — Я не желала брака с вами, как и вы, вижу, не горите от любви ко мне, — тихо, чтобы не услышали стражники, произносит Халиса. — Но у меня чувство, что вы — хороший человек. Правитель внимательно смотрит в тёмные, почти чёрные глаза Халисы. Она, заглядывая в чужие зрачки, продолжает говорить. — Здесь у вас нет друзей, Ваше Величество, — шепчет Жасмин. — Здесь гораздо более опасно, чем вы можете подумать. Будьте бдительны и осторожны, не доверяйте никому, особенно мне. Джун хлопает глазами, разглядывая крайне серьёзное женское лицо. — Я думал, вы станете моим другом, — выдаёт он огорошено. — Я не могу стать вашим другом, у меня есть свои мотивы и интересы. Но мы можем стать союзниками. Рихат — змеиное логово, Сиятельство. И если мы вдруг найдём достойные цели, чтобы помогать друг другу, я стану союзником, но никак не другом, — отвечает Халиса, отходя от короля на шаг. Шёлк её одеяния тихонько шелестит, Жасмин внимательно разглядывает Намджуна, её глаза становятся настолько проницательными, что у альфы мурашки бегут по коже. — Подумайте о моих словах, Ваше Величество, — присаживается в реверансе принцесса и, развернувшись, покидает Намджуна, а следом за нею тихо двигаются стражники.***
Снег хрустит под ногами: вот и пришли первые зимние морозы. Изо рта вырывается клубок пара, тут же рассеиваясь в воздухе, когда Чимин, обогнув стойла, приближается к палаткам. Чонгук, пусть и поселился в доме гильдии, большую часть времени проводит в лагере для своих людей на пару с Хосоком. Но сегодня Чимину нужен он для важного вопроса. Повозки с провизией разбираются, а вот ученики… С них нужен спрос. Они не могут распланировать и назначить время, когда пойдут на Вороной удел, не то чтобы действительно начинать поход и осаду замка. Им не хватает людей, обмундирования и оружия. Даже спустя месяц упорной работы братьев-кузнецов, этого недостаточно. Омегу раздражает медлительность, однако он ничего не может с этим поделать: братья и без того работают на износ, при этом обучая новых специалистов. Изучения процесса ковки Этлинской стали заняло у них половину жизни, а теперь Чимин и Юнги требуют, чтобы подмастерья стали искусниками всего за месяц. Чимину совестливо подгонять альф и их прислужников, вот только время утекает между пальцев. Очаги восстания замирают, люди готовятся к зиме. И если повстанцы не начнут активных действий, Тэхён вернётся домой с молодым супругом, и взятие Удела осложнится троекратно под командованием альфы. Пак огибает палатки и кивает, увидев знакомые лица. За месяц, пока армия Чонгука здесь, они успели познакомиться со многими людьми. Юнги редко тут бывает, предпочитая оставаться в городе, который теперь полностью принадлежит Пикам, и стражники давно кукуют в подземной тюрьме. А вот Чимин в лагере — частый гость. Он распахивает полог, прикрывающий вход в палатку Чонгука, и без зазрения совести вваливается внутрь. Хосок что-то тихим и злым голосом доказывает альфе, сразу же этим привлекая внимание, Юнги, как ни странно, тоже возле стола, скучающе слушает возмущения Пикового Валета. — Что происходит? — довольно громко спрашивает Чимин, отряхнув с сапог снег, и подходит ближе к почти красному от гнева Валету, размахивающему руками перед спокойным Чонгуком. — Он хочет отложить поход до весны! — уже переходит на крик Хо, зло глядя на омегу. Чимин переводит взгляд на Чонгука, и тот кивает ему, при этом тяжело вздыхая. Они обсуждали этот вопрос прошлой ночью, когда совершали вылазку в город, чтобы прояснить настрой людей. Им слишком тяжело, зима — голодна и жестока. Альфа и омега пришли к решению, что самым лучшим исходом будет дождаться прекращения снегопадов и ветров, чем посылать людей в бой при таких условиях. — Я знаю, я его убедил, — взваливает тяжесть бремени на себя Бубновая Дама, на что Чон хватает его за запястье. Чимин ладонь выпутывает, бесстрашно глядя в багровеющее лицо Хосока. — Ты… — начинает закипать альфа. Чонгук напрягается, даже Юнги, до того безразлично разглядывающий комнату, переводит напряжённый взгляд на Валета. — Ты! Какого чёрта ты диктуешь королю, что ему делать! — выкрикивает Хо Чимину прямо в лицо обвинения. — На улице зима, Хосок, — спокойно выдаёт омега, не обращая внимания на полыхающий гнев альфы. — Мы потеряем больше людей, чем приобретём. Как ты будешь удерживать замок, если его возьмёшь, — продолжает Чимин, — ежели у тебя не будет солдат для этого? Хосок хватает Чимина за грудки. За последние недели их отношения ещё сильнее ухудшились, потому что Чонгук прислушивается почти к каждому совету и предложению Чимина. Омега этому не то чтобы рад, но и благодарен, ведь альфа считается с его мнением и взглядом со стороны. Пак — не стратег. Он смотрит и рассуждает с холодной точкой зрения и с позиции солдат тоже. А для Чона, как оказывается, это очень важно. Он правда заботится о своём народе. — Ты, блять, — вырывается гнев обжигающей волной из Хосока, — запудриваешь ему мозги всё больше. Того гляди — откажется от престола, станет фермером из-за тебя! — Он сам вершитель своей судьбы, — бесстрастно отвечает Чимин, вцепившись в запястья Валета. — Я ни к чему его не принуждаю. — Лишь вертишь своей задницей перед носом, — ядовито выплёвывает Хо, а Пак бледнеет. Никто не знает, что между ними искрит, стоит оказаться в одной комнате, кроме Лу. — Или ты думаешь, что я не замечаю, как ты на него смотришь? Вот тут начинает злиться сам омега. Он смущён, потому что Чонгук или он не делают определённых шагов друг к другу, не обсуждают произошедшее, а тут Хосок вываливает информацию, даже не стесняясь Юнги, делающего шаг к сцепившимся. — Тебе какое дело? — шипит вдруг Бубновая Дама, упираясь в грудь Хосока и ощущая, как приближается к ним Чонгук. — Хосок, успокойся! — строго говорит Туз, вцепляясь в плечо брата. — Он даёт мне верные советы, ещё ни один не подвёл меня или людей. — Или просто даёт, — язвит альфа, сильнее стискивая плащ Пака, в который вцепился. Валет встряхивает Пака, уже тянущегося за кинжалом в ножнах на бедре. Чонгук бледнеет от слов брата, зло сжимает губы. — Тебя не касается, что мы… Договорить Чон не успевает, Юнги оказывается быстрее. Король воров хватает Хосока за руку, сжимая её с такой силой, что пальцы отпускают Пака и тот отскакивает, всё же вытащив кинжал, но не успев Валета ранить. Юнги же, скептично оглядывая Хо, выворачивает его запястье, когда тот хочет ударить гильдийца. Тонкие хрупкие пальцы Мина с силой стискивают руку, пока он ловко сбивает ступнëй в тяжёлом сапоге Хосока с ног. Альфа грузно валится на пол, а Бубновый король, выхватив клинок из ножен, садится прямо на грудь ему, сильно прижимая острое лезвие к обнажённой шее. — Ещё раз тронешь моего человека, и я отрублю тебе руку, — ледяным тоном произносит Мин. Хосок на него снизу смотрит хищно, странно. Замирает, задерживая дыхание, оглядывает Юнги с головы до ног и облизывает вмиг пересохшие губы. Омега его одаривает лишь презрением, пока Валет, впервые на памяти Чимина, теряет контроль. Из него вырывается что-то помимо злости. Он глядит на Юнги с восхищением. С тех пор, как альфы прибыли в город, Пак часто замечал странные взгляды, которые Хо бросал на Юнги. Омега всё игнорирует по сей день, а вот Чимин замечает внимание Хосока, направленное на Юнги, всё чаще. Кажется, будто, напоровшись на Бубнового короля, Валет не в силах от него оторваться. И сейчас Хо хочет что-то сказать, но Мин крепче прижимает к его шее лезвие. — Ты меня понял? — грубо спрашивает он, а Валет зачарованно кивает, тут же приходя в себя, стоит Юнги его отпустить. Они расходятся по разным углам, но Пак всё равно замечает, как Хосок с жадностью оглядывает невысокую стройную фигуру Мина и его алый плащ. Чонгук устало трёт переносицу. В последнее время он почти не спит, из-за чего Бубновая Дама очень переживает. — Вы можете хоть день без перепалок? — раздражённо тянет Чонгук, строго глядя на своих близких советников. Юнги тоже вошёл в это число, даже не сомневаясь, что Чону придётся его слушать. Он фыркает, игнорируя настойчивый взгляд Хосока, а Чимин подходит к королю ближе. — Я думаю, на сегодня обсуждений хватит, — тихо произносит омега, разглядывая почти чёрные синяки под глазами альфы. Хосок хочет было открыть рот, но уничтожающий взгляд Мина заставляет его заткнуться. — У меня дела в гильдии, — хмыкает он, глядя на Чимина. — Уезжаю на заказ. Вернусь через несколько дней. Пак понимающе кивает, а потом Юнги на прощание касается его плеча и покидает палатку. Хосок хвостом выходит за омегой, что-то явно хочет сказать, но тот его полностью игнорирует, исчезая и оставляя после себя алый край плаща, мелькнувший перед тем, как полог снова опускается. Чимин подходит к опершемуся о край стола Чонгуку. Он выглядит неимоверно уставшим. — Когда ты спал последний раз? — настойчиво спрашивает омега, прикасаясь к напряжённому плечу. — Не помню. Спал вчера, наверное, — отвечает альфа, не глядя на Чимина. Тот искренне переживает о состоянии Пикового туза. Ему нужен отдых. Выглянув из палатки, подзывает одного из парней, несущих караул. — Проследи, чтобы никто не беспокоил короля, — настойчиво проговаривает омега. — Только если дело срочное. Альфа кивает, а Чимин снова скрывается в палатке. Чимин видит настороженный взгляд непонимающего Чонгука, но пока ничего ему не говорит. Омега гасит свечи в палатке, оставляя только растопленный очаг. Здесь теперь приятно темно, а Пак, подойдя сзади, обхватывает плечи Чона руками. Ему непривычна такая близость с ним, но омега уверен, что иначе убедить того отдыхать не выйдет. — Тебе нужно поспать, — почти шёпотом проговаривает он. Они очень сблизились за этот месяц. Неловкость после поцелуя в комнате Чимина никуда не исчезла, а времени обсудить произошедшее у них никак не получается найти до сих пор. Напряжение между ними двумя искрит и полыхает — Пак ощущает это так ярко и яростно, что дрожит что-то в животе. Это напряжение… слишком горячее. — Я не устал, — коротко отвечает Чонгук, а Бубновая Дама массирует каменные плечи ладонями. — Ты не устал, ты измотан. Чон фыркает, но всё же зажмуривается от приятных прикосновений. Чимин тянется к завязкам на плаще и снимает тот с плеч короля. Король… Так странно даже мысленно называть Чонгука этим титулом, но за месяц здесь омега понял, что он действительно носит это звание. Они сами наградили Гука им, последовав за ним. Сами вложили царский посох в его ладонь и надели на голову обсидиановую корону. Альфа жмурится, расслабляется от лёгкого массажа, а Пак хитро тянет его к просторному тюфяку в тёмном углу палатки. Чонгук вяло сопротивляется, выворачиваясь из ладоней омеги, но тот всё равно продолжает увлекать Гука за собой. Тот сдаётся, когда Бубновая Дама строго смотрит в глаза. — Тебе нужен отдых, Чонгук, — вкрадчиво произносит Чимин, держа альфу за руки. — Ты устал. Ничего не развалится, если ты поспишь несколько часов. — Ты сам когда спал-то? — шёпотом спрашивает тот, вдруг обхватывая Пака за талию, забравшись ладонями под алый плащ. Внутри у омеги начинает всё дрожать от такой близости. С поцелуя они впервые так откровенно близко друг к другу. — Не переживай обо мне. — Не могу, — вздыхает Туз, валится вместе с Чимином на соломенную подстилку, прижимая немаленьким весом к ней и заставляя омегу чуть ли не дрожать. — Хосок прав, я слишком тону в тебе. — Я не топлю тебя, — сердится Пак, позволяя Чонгуку уткнуться в изгиб своей шеи. — Я сам себя топлю в тебе, — шепчет в ухо Чимину он. Омега сдерживает вздох, когда Гук перекатывается с него на тюфяк, но не отпускает. Притягивает ближе, обжигая лицо дыханием. Чимин чуть краснеет — чувствует по жару в лице — и позволяет альфе это. Сильные руки стискивают талию, Гук прижимает Пака ближе, утыкаясь лбом в лоб. — Спите, Ваше Величество, — посмеивается он, затыкая рот альфы рукой, когда тот что-то хочет сказать. Чонгук же, шокируя омегу, начинает целовать его ладонь. Слишком откровенно, слишком много искр от их столкновений. В животе и груди зреет огромный, испепеляющий узел. Чимин ощущает, как напряжение снова трещит между ними, и отдых Чонгука может обернуться совсем не отдыхом. Потому омега выдёргивает ладонь, часто вздыхая, и бросает на альфу строгий взгляд. Чон посмеивается и, прижавшись к Чимину, смежает веки. А внутри Бубновой Дамы горит пожар. И ему кажется, что потушить его уже не получится. Они оба сгорят рано или поздно в этом пламени.