ID работы: 13939406

Black Crown

Слэш
NC-17
Завершён
1069
автор
mihoutao бета
Omaliya гамма
Размер:
763 страницы, 40 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1069 Нравится 896 Отзывы 617 В сборник Скачать

Глава 35. Последний отчаянный шанс для утопающего

Настройки текста
Примечания:
      Нервно перебирая пальцы, он стоит на балконе, откуда хорошо видно не только пространство внутреннего дворика — небольшого и огороженного невысоким забором, — но и большого двора замка, где сейчас кипит работа. Рассматривает, как солдаты снуют туда-сюда, исполняя выданные им задания. У них есть всего несколько дней, чтобы основательно подготовиться к исполнению плана, придуманного Сокджином. И тут и там раздаётся звон металла, доносящийся из кузниц, где обдаваемые обжигающим воздухом из жаровен мужчины усиленно изготавливают дополнительную броню для солдат.        Надо всеми осязаемо нависает ощущение предстоящей битвы, даже над теми, кто в ней не участвует. Сокджин и сам, стоя на балконе, ощущает её: чёрной вуалью та струится с небес, обещая накрыть всё, что их окружает. Давно не секрет, что они основательно сдали позиции в боях, и только несколько несчастных городов близ столицы, сам Рилиум да Синилл неподалёку остаются в их власти. Пики на севере и в Эдериасе затихли, словно готовятся к финальному ожесточённому броску. Последнему. Но Сокджин ещё посмотрит, как может перевернуться карточная колода их борьбы, потому что не просто так собирает войско.        Он готов рискнуть людьми в последний, отчаянный раз. Он готов поставить их жизни на кон рад единственной, кажется, возможности опрокинуть чашу весов и вынудить склониться в его пользу. Быть может, это будет последним его принятым решением, однако, даже несмотря на усталость, он продолжает вести войну. Хочется уже отказаться. Джин бы многое отдал, чтобы душа его успокоилась, чтобы обрела свой неповторимый штиль, но внутри него не осталось ничего, кроме земли, сожжённой дотла.        Омега прикрывает веки и вдыхает дымный воздух. Запах костров доносится даже сюда, и Сокджин ощущает себя хоть немного живым, видя кипящую активность солдат. Кажется, ему эта война давно не сдалась, но именно она не позволяет окончательно упасть духом и рассыпаться прахом на белом мраморе Солнечного замка. Только ярость, движущая им, толкает вперёд. Сокджин продолжит бороться, он обещал Тэхёну встретиться с ним, обещал, что будет битва. Не только между войсками. Не просто между королями. Между ними тоже. И воспринимать Кима врагом всё равно не получается.        В груди свербит и ноет, Джин прикладывает к сердцу ладонь. Сможет ли он поднять на альфу клинок? Даже если не сам, сможет ли отдать приказ оборвать дорогую прежде для него жизнь? Сокджин уверенно обещал ему жестокую встречу, а окажутся ли его слова правдивыми на самом деле? Омега хмыкает, ощущая, как от этих мыслей ноет сердце. Ему больно. Ему тоскливо. От предательства стало хуже, и не только потому, что омега ощутил боль потери доверия к Тэхёну, а ещё потому, что осознаёт: сердце дрожать не перестало. Он не может ни толком любить, ни толком ненавидеть его. Бросаясь из крайности в крайность, мечется и сгорает ещё больше. Пепел тлеет и причиняет изувеченному сердцу боль.        Рядом кто-то становится, Сокджину нет нужды в том, чтобы оборачиваться. Джун ходит за ним молчаливой тенью с момента, как омега вывалил перед ним всю уродливую правду, происходящую за кулисами войны, которую они ведут. Дворцовые соажения более жестоки, нежели потрошение чужих тел на поле битвы. Если там ты умираешь раз и навсегда, то в стенах, наполненных интригами, ранят именно душу. Искажают разум, калечат сознание. И ничего с этим не попишешь. Кости срастутся, раны зашьют, а кто будет штопать нутро? Там шрамы не заживают.        Омега даже не поворачивается к брату. Им не о чем говорить. Больно это, да, но у Джина не получается переступить обиду. Он зол на Намджуна, гневается заслуженно, потому что альфа оказался слабым. Возможно, у него бы получилось в какой-то другой сфере, получилось что-то иное, только не правление. Намджун проходил обучение годами, но в течение такого же срока ему в голову вдалбливали и иные понятия. Доюна плотно, долго и старательно пришивала ниточки к конечностям своей марионетки. И когда кукла захотела вырваться, то, оставшись без каркаса и поддержки, бессильная, мягкая и набитая ватой, она ослабше упала и поломала прекрасный кукольный дом. С Сокджином в нём.        Альфа чувствует вину. Этого Джин и добивался. Он эгоистично и подло хотел, чтобы брат ощущал ту же сжигающую эмоцию, тот же пожар внутри, что и он сам. И пусть. Сгорит Джин — сгорят и все, кто рядом с ним.        Глядит на солдат, кажущихся такими маленькими с высоты балкона, упирается ладонями в чёрных перчатках, сжимает белое ограждение. На Намджуна внимания не обращает — ни к чему. Брат и сам не может с ним заговорить о чём-то помимо планов на будущее. Они оба приняли молчаливое решение не пересекаться где-либо кроме зала советов.        Син, безмолвно стоящий в тени огромной вазы, только наблюдает из-за забрала шлема за ними, а Сокджин хочет ощутить тёплый воздух на своей коже. Дыхания весны почувствовать так и не удалось, да и воздух летнего зноя, плавно приближающегося к столице, до тела омеги не доходит. Он его не ощущает. Нет никаких касаний. Сокджин застыл истуканом, фарфоровой статуей. Его двигают насильно необъяснимые силы и данное обещание, сердце принуждают биться, а мозг соображать. В самом омеге воли нет и капли.        Открывает глаза, вновь разглядывая жар открытых горниц: то, с какой мощью кузнецы выковывают оружие и латы, как потеют, как закаляют металл. Наверное, всё пережитое в какой-то степени тоже было закалкой для Джина, вот только от неё слабый омега сломался и треснул.        — Ты уверен в своём плане? — выдыхает Джун, впервые за два дня подав голос рядом с ним.        Между ними больше не проходят беседы, нет совместных завтраков. Джун просто ходит мрачной большой тучей рядом с ним, когда в этом есть необходимость, но поговорить оба не решаются.        — Другого выхода нет, — горько усмехается Джин, сжимая сильнее край балконного ограждения.        Они продолжают в молчании стоять и глядеть вниз — на дворы, а между альфой и омегой витает густое, тяжёлое напряжение. Сокджин уж было хочет уйти, как Намджун хватает его за запястье. Это впервые за две недели с его возвращения, когда брат прикасается к нему. Оглядев здоровые пальцы, омега медленно поднимает глаза на лицо — напряжённое, повзрослевшее — и вопросительно изгибает бровь.        — Можем поговорить? Наедине, — тихо, на выдохе спрашивает он, давит своей аурой, но пробить Джина оказывается не так просто.        — Для чего?        — Джин, — вздыхает устало Джун, закрывая глаза.        Король взмахивает рукой и этим движением просит Сина оставить их одних. Стражник кланяется и покидает балкон, тяжело лязгают его доспехи от каждого шага. Сокджину даже становится интересно, что же такое хочет сказать ему брат, раз впервые за недели просит о разговоре. Он видит в глазах альфы неисчерпаемый океан вины, как только они настраивают зрительный контакт. Тёмные радужки выглядят тусклыми, словно огонёк в них померк. Омега стряхивает с себя ладонь Джуна и опирается спиной о вазу, ожидает, пока тот начнёт то, за чем попросил его остаться.        — Если у нас не выйдет…        — Мы погибнем, — кивает Сокджин, скрещивая руки на груди.        — Нет, — выдыхает альфа. — Ты не должен. У меня есть единственная просьба к тебе, Джин-ни.        Уменьшительно-ласкательная форма его имени, которой давно никто короля не зовёт, одновременно заставляет судорожно вздрогнуть и брезгливо поморщиться.        — Излагай, — холодно бросает он, продолжая стоять на расстоянии от Намджуна.        Альфа мнётся, вздыхает, прежде чем поднять на Сокджина взгляд. Он выглядит то ли взволнованным, то ли неуверенным, не удаётся понять сиюминутно, и омега продолжает буравить брата взглядом, ждёт, пока тот подберёт нужные слова.        — План может оказаться провальным. Я… выкупил судно в Синилле, оно будет ждать не в самом порту, а чуть дальше Жедель — на скалистой местности. Там спрятана лодка, с её помощью можно будет добраться до корабля и уплыть из страны.        — К чему ты клонишь? — нахмуривается Джин.        — Если Пиковый туз начнёт побеждать, — голос альфы срывается на хриплый шёпот, — я хочу, чтобы ты ушёл из дворца. Уехал из Рилиума, сел в лодку и добрался до корабля. Он отвезёт тебя в Эраван, к нашему брату — Исаю. Император примет тебя у себя в доме и обеспечит безопасность.        Сокджин вдруг резко выпрямляется и расцепляет принимающиеся дрожать кисти. Резво подходит к альфе и хватает его за грудки, встряхивая. Пусть Джун и отличается силой, но Джину не сопротивляется, позволяет себя трясти, как огородное пугало, состоящее их холщовой ткани и соломы.        — Ты, — цедит омега, не в силах сдерживать бушующий гнев, — хочешь, чтобы я бросил нашу страну в войне, сбежал и трусливо уплыл в Эраван, к твоей шлюхе-Императору?        Намджун несчастно глядит на брата и даже не дышит от опасной близости его ярости. Он сначала касается чужого запястья уцелевшей рукой, ведёт по предплечью, а Джин за движениями наблюдает. Пальцы альфы тянутся ко впалой щеке Сокджина, прикасаются к белой, словно бумаге, коже, мягко поглаживая. Джин не знает, чего хочет больше: выхватить из ножен Намджуна меч и лишить его второй конечности, или схватиться за его пальцы, потому что он чувствует прикосновение.        Не ощущал почти ни ночь в чёртовом борделе, ни жар воды, когда купался, ни дуновение ветра, а прикосновение Намджун колкими мурашками проходится по его коже, пробуждая ещё больше ненависти. И вместе с тем… тоски. Джун — отражение прошлого Джина. Доказательство того, что когда-то у него было нечто большее, нежели кислотный гнев. Он умел любить. Любил. И любит его до сих пор. Ровно настолько же, насколько ненавидит. Противное чувство обволакивает омегу, но тот отчего-то не может пошевелиться.        — Джин-ни, — шепчет тот, глядя с горечью и отчаянием в глаза. — Ты достаточно пережил. Исай защитит тебя, слышишь? Будь моя воля, я бы отправил тебя туда немедля. И знаю, ты ненавидишь его, презираешь меня за всё, что случилось. Я не хочу оправдываться, не хочу обелять себя в твоих глазах, но так… поначалу было необходимо.        — А ты попробуй, — выплёвывает Сокджин, крепче стискивая воротник кителя брата. — Попробуй оправдаться.        Намджун отрицательно мотает головой и вымученно улыбается.        — Пожалуйста, — снова просит он, глядя на брата. — Выполни мою последнюю просьбу, — продолжает давить он, вдруг делая шаг навстречу омеге и соприкасаясь с ним грудью.        Всё нутро Сокджина скручивает от боли и мучения: близость Намджуна вынуждает его глаза бегать по пространству балкона, руки трястись, а ноги становиться ватными. Его едва ощутимое дыхание заставляет ресницы вздрогнуть, и Джин от греха подальше отшатывается от альфы, брезгливо вытирает руки в перчатках о штанины.        — С чего бы мне бежать? — рявкает он, явно теряя самообладание.        — Потому что мы оба знаем, что твой шаг — отчаянный, — отвечает тихо Намджун. — Я уже не вижу просветов, Джин-ни. Не вижу других исходов войны. Мы…        — Не смей этого говорить, — взмахивает рукой тот. — Мы не проиграли, пока держим столицу. И я не намерен убегать от битвы, от врага. Хотят получить корону и Рилиум — пусть возьмут из моих окостеневших рук.        Джун уставше выдыхает, понимая, что брат не сдастся. Не отступит. Отворачивается, видимо, не собираясь продолжать этот разговор, и покидает балкон широкими шагами. Но у Джина ощущение, что альфа так просто не отступит. Он, дрожаще выходя следом за Джуном, натыкается взглядом на внимательно оглядывающего его Сина.        — Он не знает, что вы задумали на самом деле, — предполагает стражник, держа руки сцепленными перед собой на уровне низа живота.        Джин окидывает латы мужчины взглядом — диким, перепуганным и донельзя потерянным. А после качает головой. Трёт лицо руками, стараясь отогнать незримое присутствие Намджуна, а после несколько раз выдыхает и вдыхает через рот, силясь успокоиться.        — Как только войско будет готово, ты тоже поезжай. Но только чтобы тебя никто не заметил. Делай всё, следуя плану, если будет опасность — спасай себя.        — Я доведу его до конца, — упрямо отвечает Син, глядя Сокджину в глаза. И тот понимает — альфа сдержит своё слово.        Не будет спасать свою жизнь в случае провала плана, а сделает всё, что потребуется, лишь бы выполнить задание короля. Омега подходит ближе и хватает гвардейца за руку. Приподнимается на носочки. Хочет было поцеловать Сина на удачу, как уже делал с Тэхёном, но вдруг боится, а что если его удача проклята? Божество ненавидит его, не собирается беречь любимых мужчин, оттого Сокджин опасается — не убьёт ли собственными руками Сина? Единственного альфу, пока ещё беззаветно любящего его.        Он вместо поцелуя обхватывает гвардейца руками, плевать хочет, увидит ли их кто, и прижимается лбом к чужому, пока тот снял шлем, глядя прямо в глаза.        — Вернись, — отдаёт приказ король, и Син, обхватив его за талию, коротко кивает. Тогда Джин ненадолго зажмуривается, выдыхает и только потом отпускает гвардейца.        Делает шаг назад, понимая, что тому нужно подготовиться к пути. Покидает Сина, в последний раз перед его отъездом прикасаясь к длинным пальцам лишь вскользь.

***

       Почти месяц пролетает совершенно незаметно. Ничего пока не двигается, так как ни Чонгук, ни Хосок с Кристофером так и не приходят к единому мнению по поводу взятия столицы. Они тянут время, а пока вокруг них погода расцветает тёплым северным летом. Чимин сам знатно удивляется тому, что они не двигаются так долго: нет даже навскидку составленного плана действий, предположений или рассчитанных будущих шагов. И враг, как назло, молчит. Ни весточки, ни попытки напасть.        Чимин помнит: загнанный в угол зверь может быть опаснее хищника, потому и считает отсутствие спешки правильным решением. Им пока некуда торопиться, ведь не они находятся в ловушке.        Прошедшие дни приносят не только тепло, но и кое-что ещё. Чимин и подумать не мог, что после пересечения отметки середины срока, данного на вынашивание ребёнка, живот начнёт расти, словно на дрожжах. То по омеге совершенно было незаметно, что он в положении, то теперь, когда настало тепло и ему нет необходимости носить плащ и другую верхнюю одежду, с лёгкостью любой зевака или солдат способен заметить начинающий выступать признак. Омега передвигается по Вороньему гнезду свободно, однако по пятам за ним постоянно следует Юнги — он тенью преследует Чимина, даже когда тот просит побыть его поодаль. А ещё — пятеро стражников, охраняющих короля денно и нощно. И Мин уходит только на собрания, оставляя Чимина на стражей.        Пак с таким положением вещей смирился, согласен, не пререкается. Во-первых, после случившегося при прибытии в удел, он и сам понимает, что защита оправдана. Во-вторых, ощущает, как становится всё менее юрким и быстрым. Растущий живот не позволяет сильно нагружаться, уже не поскачешь с клинком, как раньше. Омега выглядит округлившимся, неповоротливым и уязвимым. А он совершенно точно не хочет становиться лёгкой добычей.        Конечно, прежде самостоятельному, смелому и сильному Бубновой Даме тяжело привыкнуть к тому, что его жизнь зависит от других. Солдаты, сменяющиеся рядом с ним, чтобы всегда были отдохнувшими и свежими, бдят за сохранностью жизни омеги, Юнги следит за ним и его самочувствием, и Чонгук чувствует себя тоже спокойно, когда стражи достаточно.        Сам Чон почти не появляется на глазах мужа: он постоянно занят либо планированием и спором с братом и другом, либо проверкой того, как снаряжено войско. Близится финальная часть войны, им осталось совсем чуть-чуть для достижения желанной цели. И поговорить удаётся только глубокой ночью, когда уставший альфа заявляется в их покои и падает без сил на кровать.        Чимин останавливается вдруг возле одной из стен, задирает весело голову и хитро щурится, высматривая признаки присутствия друга.        — Я хочу пообедать, пойдём уже, — громко проговаривает он, и тут же из смотровой выемки появляется улыбающееся лицо Юнги.        Они оба — искусные воры, и беззвучное проникновение — их конёк. Однако в силу опыта, приобретённого за годы, и знания своих партнёров по делам омеги могут найти один другого с лёгкостью. Юнги ловко выбирается из смотровой и быстро спрыгивает на выступ каменной стены. Не пошатнувшись, словно дикая кошка, он делает шаг и пружинисто опускается на козырёк кузни. Следом скользит подошвой по деревянному навесу и вот — он стоит рядом с Чимином, сцепив руки за спиной.        Наблюдает за другом, медленно шагая в сторону небольшого внешнего двора. Чимину скучно просто бродить по территории замка, однако такова сейчас его участь. Переваливаясь с ноги на ногу, омега потихоньку шагает, пытаясь казаться по-прежнему бодрым и быстрым. Но уже проступивший округлый живот вынуждает сдерживаться, ведь одышка беременного омегу настигает даже быстрее желания передохнуть, и Чимин не пытается больше летать по Гнезду.        — Что говорит лекарь? — спрашивает невзначай Юнги, пока они гуляют по двору, стараясь растянуть мгновение перед обедом.        — Всё течёт, как задумано природой, — улыбается Чимин. Лёгкая рубашка с просторными рукавами делает привыкшего к другому Чимина непохожим на себя.        Юнги рассматривает друга, и даже на его лице проскальзывает довольная улыбка от вида Пака. Тот умиротворённо наслаждается всё возрастающим теплом летних деньков. Запоздало пришедший сезон явно будет коротким, пролетит быстро, вновь принося за собой холод осени.        Солдаты приветствуют короля и главнокомандующего, а омеги продолжают идти к открытой веранде на заднем дворике, где уже привычно за последние недели накрывают стол. Чимин думает о том, присоединятся ли к ним альфы сегодня, как всегда занятые по самые уши. Ему казалось ранее, что будет не по себе во время того, как муж отстранит его от дел. Поначалу так и было, и Чимину до сих пор скучно просто слоняться по зданию, но и тут он находит для себя дела: Воронье Гнездо всё ещё нуждается в восстановлении после битв, потому омега, воспользовавшись помощью Мина, занимается присмотром за отстройкой повреждённой во время взятия стены и реконструкцией пострадавших помещений. Довольно просто можно назвать это всё тягомотиной, но Чимин радуется и такой деятельности. Совсем скоро ему даже просто ходить будет тяжело, пока есть возможность, омега хочет двигаться и наслаждаться делами.        — Вестей от Тэ не было? — спрашивает Чимин, и Юнги положительно кивает.        — Он писал, что шпионы из столицы молчат. Это всех напрягает, — отвечает Юнги. — Последнее же послание гласит, что Крести приходят в движение. Думаю, скоро нас ждёт заварушка. Бывший муженёк обещал ему встретиться на поле битвы, и я не удивлюсь, что, если он знает о том, как Тэ и Хо взяли Эдериас, то пошлёт туда армию в попытке отомстить.        — У них не хватит людей, — вздыхает Пак. — Он разделил своё войско на две части и потерял половину солдат. Это, по всей видимости, будет отчаянным рывком.        Чимин, как только они оказываются возле уже накрытого стола, устало присаживается на стул и тянет руки к графину с водой, наливая ту в прозрачный стеклянный кубок.        — Конечно будет, — усмехается недружелюбно Мин. Чимин, заметив выражение лица друга, предполагает, что тот испытывает неприязнь к нынешнему королю Черв, потому что ревность затапливает его душу.        Немудрено, ведь Тэхён был женат на том омеге, делил с ним постель, принёс клятву в Квадрассе. Теперь, конечно, судьба поворачивается в совершенно другом направлении, однако ревность и непринятие Юнги можно понять.        — Ты ненавидишь его? — спрашивает резко Чимин, а Юнги, уже наваливающий в тарелку тушёную ягнятину, поднимает на друга голову.        — Бывшего Тэхёна? — изгибает бровь он, останавливаясь. — Наверное, ненавижу. А с другой стороны, мне его жаль даже. Он проигрывает, любимый мужчина его оставил. Я не могу бороться со злорадством, что мой альфа предпочёл ему меня, — хмурится Мин, вертя ложку в руке. Подумав ещё несколько мгновений, накладывает пару картофелин в свою тарелку.        — Ты любишь его, оттого, конечно, и испытываешь все эти чувства, — поясняет Чимин, намазывая на кусочек поджаренного хлеба тонким слоем масло.        — Он, наверное, заслуживает жалости и прощения, — вздыхает Юнги. — Но я — явно не тот человек, который сможет так думать.        — О да, — усмехается Пак. — Ты уж точно не тот, кто будет жалеть чувства соперника.        Юнги недолго молчит, катая картофель по своей тарелке вилкой.        — Мне плевать на чувства этого омеги, — отвечает он, — но не плевать на Тэхёна.        — Он всё ещё любит его? — удивлённо вскидывает брови Чимин, глядя на друга.        — Не в том смысле, что и меня, — брезгливо искривляется Юнги. — В ином. Он ощущает острую необходимость его защищать, вину, ответственность. Он предал мужа, предал корону, оставил его одного. Это душит Тэ. Он не успокоится, пока не сможет дать тому хоть чего-то, — продолжает Мин. — Я не удивлюсь, если он попросит у нашего короля помилования для омеги.        Чимин удивлённо прокашливается. Такого он явно не ждал. И даже предположить не может, какой будет реакция супруга на такой выпад. Они с Чонгуком как-то обсуждали Тэхёна. Альфа капитану не доверяет, относится с подозрением и призывает Влада в Эдериасе тщательно за Кимом следить. По Юнги остаётся непонятным, задевает ли друга такое отношение. Любовь не застилает ему глаза, омега понимает мысли короля, принимает его недоверие. Единственное, что остаётся самому Мину — верить, что Тэ останется преданным Чонгуку.        Чимин тоже на это надеется. А пока то, что им всем уготовано, это ждать и готовиться к будущим событиям, которые ощутимым облаком дыма нависают всё сильнее.        Нежданно рядом с Чимином падает Кристофер и вздыхает.        — Добрый обед, — энергично заявляет альфа на ирте, и Юнги напрягается.        Не то чтобы Крис ему не нравится, просто Мин не знает ирт, и его напрягает, когда он не может понять, о чём идёт речь.        — И тебе доброго обеда, — улыбается краем губ Чимин ему. — Постарайся при Юнги говорить на велиасском, он бесится, когда ничего не понимает.        Король хохочет, словив на себе мрачный взгляд омеги исподлобья. Чимин и сам долго не знал, что тот говорит почти на всех языках, да и неудивительно — короли проходят тотальное изучение не только истории и культуры своей страны, но и соседей по материку.        — Алый воин раздражителен и подозрителен, — выдыхает уже на понятном для Мина наречии Крис, рассматривая омегу, снявшего плащ. У Криса пока не было возможности добраться до главы гильдии и предводителя возродившегося Алого воинства, но Чимин чувствует, что это случится совсем скоро. И прыскает, представляя, как альфа будет ходить следом за другом, требуя информацию.        Пак не удивится, если в Кристофера, несмотря на титул правителя, при этом полетят ножи-звёздочки.        — Что обсуждаете? — приземляется рядом Чонгук. Оба мужчины в поту, скорее всего, упражнялись в бою на мечах, чтобы не терять хватку.        — То, как твой главнокомандующий раздражается от чужих языков, — смеётся Крис. Улыбка пусть и кажется яркой, но боль от потери в глазах короля то и дело проскальзывает во взгляде.        — Я не раздражаюсь, — нервно пилит ножом Мин картошку, не глядя на светловолосого альфу. — Просто мало ли что вы там говорите, Ваше Величество. Быть может, вы обсуждаете что-то нелицеприятное, а я даже не заподозрю.        — Поверьте, я не смею обсуждать нелицеприятности в присутствии таких обворожительных созданий, — шутливо подмигивает Крис, принимаясь накладывать в тарелку тушёные овощи.        — Это прекрасное создание при любой имеющейся возможности любому яйца отрежет, — усмехается присаживающийся рядом с Мином Хо.        Омега кидает на него насмешливый взгляд, пока альфа принимается тоже накладывать обед. Он выглядит нормально, в отличие от двух королей, поспешно и почти без всяких манер поглощающих приготовленное, видимо, занимался иными делами.        — Думаю, скоро мы выдвинемся в Рилиум, — прожевав мясо, выдаёт Чонгук, вынуждая шутливую атмосферу за столом мигом смениться на более серьёзную. — От капитана Кима нет новых сведений?        — Нет, Ваше Величество, — отвечает Юнги, откладывая приборы и наливая себе воды. — Он всё так же ждёт, как и мы. В столице что-то происходит, но всё настолько скрытно, что даже наши люди не могут пронюхать будущие планы узурпаторов.        Чонгук мрачно кивает. Они все готовятся к последнему броску. Стоит взять Рилиум, и война окажется оконченной. Чимин вяло жуёт свою порцию, понимая, что не будет рядом с мужем в тот момент, когда он сменит флаги в виде пламенного сердца на белоснежную горлицу. Но и тот факт, что альфа вскоре добьётся того, к чему они шли так долго и упорно, немного греет душу. Омега не может дождаться мига окончательного переворота.        Они ещё немного беседуют во время еды, перескакивая с военных тем на то, что предстоит ещё сделать, как вдруг разговор их прерывает стражник, подошедший к Чонгуку и что-то шепнувший ему на ухо. Альфа тут же сереет, взгляд его становится жёстким, когда король обращает внимание на всех присутствующих за столом.        — К нам прибыли гости, — хрипло выдаёт Чонгук, стискивая в руках столовые приборы. Все неимоверно напрягаются.

***

       Чимину не нравится этот человек. Достаточно одного взгляда на Хамаля, чтобы понять — он хитёр, изворотлив, жесток. Этот альфа сделает всё, чтобы заполучить желаемое. Хитрая улыбка пересекает его губы, когда правитель Сустана вальяжно входит в их зал, а следом за ним — целый отряд из стражи. Он высок, его смуглая кожа отливает бронзой, напоминая о том, как зацеловывает жителей его страны солнце. Походка кажется развязной, расслабленной, лицо — хитрым и улыбчивым, но Чимин видит всю ту жестокость, что живёт в Хамале, плещется на дне его зрачков.        Альфа подходит ближе, и Пак неосознанно прикрывает рукой живот, виднеющийся из-за облегающей его белой рубашки. Чонгук выглядит грозно, внушительно. Рядом с мужем стоит широкоплечий Кристофер. Незримой охраной маячит близко Юнги, сокрытый под традиционным алым плащом, и Хосок блуждает рядом с королями, напряжённо всматриваясь в раскосые глаза незваного гостя.        Процессия останавливается, замирает Хамаль, и один из стражников выходит вперёд, стукнув посохом с острой пикой на конце. Замершие солдаты Пик и Хатраса напрягаются, рассредоточенные по всему периметру зала. На территорию удела пустили только эту небольшую группу, не позволив остальному войску Хамаля даже на несколько метров приблизиться к оборонным стенам города.        — Его Величество Илиа, законный правитель Сустанской Империи, последний из рода, Хамаль, поцелованный луной, — выговаривает на ломанном велиасском страж, вынуждая Чимина ещё больше напрячься. Снова иноречие, снова непонятки.        Илиа выходит вперёд и склоняется в почтительном поклоне перед тремя королями, стоящими на возвышении зала.        — Да будете вы здравствовать долго, править справедливо, Правители Этлинии, — губы альфы изгибаются в мерзкой улыбочке, и Чимин вздрагивает. Чон и Крис даже усом не ведут. — Я прибыл к вам с благими намерениями и предложением о союзе.        — Ваши союзы долго не держатся, — спокойно проговаривает Чонгук. Он выглядит сдержанно, но омега буквально ощущает обуреваемую мужем волну настороженности, витающую в воздухе.        — Те союзы заключены были не мной и расторгнуты самим Божеством, покаравшим неверных, — отвечает Илиа, выпрямившись. — Я буду умнее и встану на сторону победителя.        — Для чего нам заключать с вами союз? — вдруг, неожиданно даже для самого себя, выпаливает ровным, холодным голосом Чимин. Чонгук не вздрагивает, супруга не одёргивает, лишь смотрит на гостя. — У нас достаточное число воинов, чтобы одержать победу. Почему мы должны слушать вас после того, что было устроено с гостями в вашем доме?        Всем им прекрасно известно, что произошло на кровавой свадьбе. И не было и грамма сомнения в том, что Илиа мог быть причастен к случившемуся. Чимин думает, что такой союзник им не нужен, что нет необходимости принимать никакие предложения этого человека.        — Ваша Светлость, — улыбается альфа, обратив внимание на шагнувшего вперёд омегу. Юнги незримо остаётся по правую руку от Чимина, горделиво выпрямившего спину.        — Он такой же король, как и находящиеся здесь, — поправляет довольно грубо Илиа Хосок, стоя по левую руку от Пака.        — Прошу простить, наши традиции отличаются от ваших, — склоняет по-птичьи голову тот, разглядывая невысокого Чимина, довольно круглого и выглядящего слабым из-за положения. Но два коршуна — алый и чёрный — нависают рядом с ним, буравят Хамаля взглядом. — У нас омегам, особенно в таком положении, не позволяют говорить за их альф.        — Оставьте свои дикарские замашки у себя дома, Хамаль, — ровно проговаривает Чонгук, явно злясь на то, что Илиа пытается принизить положение Чимина тем, что тот — омега. — Вы находитесь не на территории вашей страны, чтобы указывать моему мужу, говорить ему или же нет.        Илиа старается держать натянутую на лицо ухмылку, окидывая взглядом явно не предрасположенную компанию к беседе. Никто не собирается заниматься попустительством в отношении его поведения.        — Прошу простить меня, Ваше Величество, — изящно кланяется в сторону Чимина он, но омега с трудом сдерживает себя от брезгливой гримасы. Юнги напряжённо держит руки на оружии. — Из-за незнания ваших традиций я совершенно не хотел вас оскорбить.        Чимин моргает, а Хосок становится ещё ближе к нему, чуть прикрывая собой. Они с Чоном так и не говорили с его прибытия, не контактировали почти, но то, что альфа готов защищать его, несмотря на нетерпение к омеге брата и горечи от потери сестры, слегка теплит душу.        — Так ответьте на вопрос, заданный вам королём, — взмахивает рукой Кристофер, — для чего правителям Этлинии заключать с вами союз?        — Мои солдаты с радостью помогут вам с ещё большей лёгкостью захватить принадлежащий вам трон, — спокойно проговаривает Илиа, буравит Чонгука тёмными раскосыми глазами. — К тому же, я бы хотел быть в дружественных отношениях с возродившимся государством, особенно в такое тёмное время. Пионовый король лишил меня семьи, — более жёстко проговаривает Илиа, заставляя присутствующих нахмуриться. — Из-за него погибли моя сестра и отец, он оставил Сустан без его правителя. Я хочу отмщения. За кровь на его… руке, — усмехается Хамаль, сцепляя ладони перед собой. — Потому и пришёл, чтобы просить о союзе. В Сустане уже много лет ведётся война с Эраваном, а те ещё и руку к гибели членов династии приложили.        — Нас не касаются ваши распри с Эраваном, — отвечает Чонгук. — У нас своя война.        — Понимаю, Ваше Величество, — всё так же терпеливо говорит Илиа. — Но королям нужны друзья явно больше, чем враги, — губы альфы растягиваются в хитрой улыбке. Чимин слышит неприкрытую угрозу из его уст и сильнее нахмуривается. — Вы подумайте над моим предложением, пока оно дружественное. В будущем это может пригодиться.        Илиа кланяется и, дождавшись стражей своего отряда, покидает зал. Чонгук выглядит сердитым — альфа тоже уловил открытое предупреждение в словах Хамаля.        — Он мне не нравится, — хрипит Хосок, и Юнги кивает, соглашаясь со словами главнокомандующего. — Скользкий тип.        — Мы не должны бояться и соглашаться, — вздыхает Чимин, чувствуя, как напряжение отпускает его тело, и появляется возможность выдохнуть. — Он блефует. Не пойдёт Илиа против нас просто из-за отказа в союзе.        Чон же погружается в размышления — очень глубоко. Он расставляет приоритеты, и Чимин не верит, что супруг согласится на союз с Сустаном. Не из страха перед угрозой его правителя. Омега подходит к нему, заглядывая в глаза.        — Они нам не нужны, Чонгук, — шепчет Пак, с надеждой заглядывая в зрачки мужа. — Мы справимся сами. Хамаль принесёт нам беды, как принёс их узурпатору.        Чон медленно переводит взгляд на омегу. И Чимин видит в его взгляде противоречия: сейчас они действуют вопреки попыткам убедить в словах Чимина. Это огорчает и вынуждает вздохнуть испуганно. Их точно ждёт беда, если Чон согласится на предложение Илиа.

***

       Вечером, когда Чимин и Чонгук снова остаются наедине и готовятся ко сну, омега решается завести разговор.        — Мы не должны вступать с Сустаном в союз, — уверенно говорит он, глядя на мужа, расшнуровывающего высокий сапог на его ноге.        — Mel aroena, — устало тянет тот, поднимая голову на омегу и глядя прямо в глаза. — Нам дороги любые союзники.        — Илиа не станет нашим другом, он способен только погубить нас, — упирается Чимин, не собираясь сдавать позиций. — Он — разрушитель по природе своей. Я вижу его насквозь. Захочет за наш счёт справиться с Эраваном, когда мы сами ещё объяты войной. Он хочет восстановить Сустанскую Империю, заполучить территории, не принадлежащие ему.        — Чимин, — уже строже произносит Чонгук. — Мы ведём бои. Наши солдаты страдают. Быть может, с помощью Илиа мы сможем быстрее захватить столицу. С малой кровью. Червы не пойдут против нас, обладай мы ещё и мощью Сустана в своих рядах.        — Они безумцы, — шипит Пак, вставая и отходя от мужа только в одном сапоге. — Я не верю Илиа, Чонугк, не верю ни на грамм. Он опасен!        Чон смотрит на мужа испытывающе, строго, но сдержанно. Появление Хамаля резко подкосило их всех, и теперь каждый не может прекратить думать о том, что за собой способно повлечь присутствие правителя ещё одного государства. У самого Пака голова кипит от концентрации королей на один квадратный метр государства. Это выматывает, нервирует, а подверженный тревоге омега не может принять того, что супруг, по всей видимости, собирается принять неожиданное предложение.        — Любовь моя, — подходит резко к альфе он, обхватывает его за щёки руками, — он правда опасен. Это чувствуется на расстоянии.        — Разве не лучше бы держать такого человека поближе? — вздыхает Чонгук, хватая супруга за пояс.        Руки короля перемещаются на выпуклый живот, мягко поглаживают, обласкивая своим теплом.        — Мол, держи врага ещё ближе? — изгибает бровь Чимин, спускаясь прикосновениями к шее альфы. В последнее время он стал ужасно чувствительным и в эмоциональном плане, и в физическом, потому близость Чонгука постоянно его волнует.        — Лучше змею держать в поле зрения, как можно чаще сталкиваться, чтобы иметь возможность заметить момент броска, — шепчет Чон, и Пак напрягается, но вздыхает. Тут он отчасти согласен с мужем, однако в груди всё ещё теплится надежда, что удастся альфу переубедить.        С одной стороны Чимину всегда льстит то, что муж к нему прислушивается, с другой же… Омега радуется тому, насколько тот становится решительным, и решимость в собственных шагах кажется всё твёрже и серьёзнее. Быть может Чонгук прав в этом отношении? Лучше подпустить Илиа и Сустан поближе, но держать, так сказать, на расстоянии вытянутой руки? Может, альфа видит дальше сейчас, чем его супруг? Чимин вздыхает и позволяет ему утянуть себя в объятия. Руки Чонгука соблазнительно горячие, и омега хочет расслабиться впервые за наполненный волнением день.        Чон отводит его к кровати, сажает уставшего Чимина на край постели и всё же стягивает с его ноги второй сапог. Стаскивает брюки, оставляя только в белой рубашке. Чимин любуется тем, как король мягко проводит ладонями по его икрам. Блаженно морщится, стоит тому начать слегка мять их пальцами — ноги гудят после долгой ходьбы, они начинают отекать и ныть, и омега ничего не может с этим поделать. Таковы жертвы, которые приносят люди, способные создать новую жизнь. Откинув голову назад и опершись о кровать позади ладонями, Пак морщится и выдыхает, пока Чонгук разминает его ступни. Прыскает от щекотки и дёргает пальцами, стоит только альфе задеть чувствительное место.        Приоткрыв один глаз, наблюдает за тем, как Чон прикасается губами к коленке, ведёт прикосновениями дальше, массажируя уставшие конечности.        — Ты становишься только красивее, знаешь об этом? — тихо произносит он, не глядя на супруга. — Такой мягкий и соблазнительный, не могу насмотреться.        Чимин смущённо фыркает, поглаживая одной ладонью живот.        — Значит, тебе нравятся маленькие, медленные и круглые? — вздёргивает бровь, пока альфа прикусывает кожу на внутренней стороне бедра, близко к коленной чашечке.        — Мне нравится один сильный, — одаривает его ногу поцелуем Чонгук, продолжая шептать, — волевой, резкий порой омега. Он такой красивый, такой соблазнительный. Особенно, когда злится.        Чимин вздрагивает, пока муж поднимается поцелуями всё выше по бёдрам, раздвигая ноги. Вздыхает, ощущая, как его тело отвечает на ласку. Муж давно не прикасался к нему. Сказывается стресс, горе, постоянная занятость. Состояние Чимина только выровнялось после угрозы, а теперь, когда он чувствует себя лучше, внимание альфы не остаётся без ответа. Хочется свести колени, но Чонгук властно удерживает бёдра ладонями, продолжая, приподнимаясь, целовать мягкую кожу.        — Тот, кто способен драться даже в середине беременности, мой прекрасный, самый желанный король, — сверкает глазами Чонгук, а Чимину хочется треснуть его за смущающую лесть.        Они только серьёзно спорили по поводу Илиа, но вот мужу удаётся сместить внимание Чимина на что-то более приятное, нежели появление Хамаля рядом с ними. Чимин пытается противостоять альфе, упирается, но стоит только тому достичь кромки нижнего белья, как вздрагивает и тихо всхлипывает. Он скучал по ласкам супруга, но омегу так же смущает выросший живот. Он кажется ему непривлекательным.        А вот Чонгук, наоборот, блаженно вздыхает, почти мурчит, покрывая тот поцелуями и дразня омегу.        — Гук, — шепчет Пак, отстраняя мужа. — Нельзя рисковать, помнишь?        — Помню, mel aroena, — кивает тот, поглаживает упругие, но уже становящиеся более мягкими и воздушными бёдра. — Мы не будем.        Чимин прикусывает губу, понимая, что завёлся от незатейливой ласки альфы. Он послушно падает на кровать, раскрасневшись, наблюдает, как Чонгук устраивается рядом и обхватывает пересохшие от частых выдохов омежьи губы. Сминает их, обласкивает и смачивает слюной, пока Чимин чувствует, как дрожат его ноги и становится влажно между ягодиц. Стонет, стоит только Гуку забраться руками под резинку белья и освободить супруга от назойливой ткани. Его рот охватывает кожу на шее, ласкает ключицы, пока альфа незаметно оставляет Пака без последнего элемента одежды.        Чимин плавится в его ладонях, нежится в руках, забывая и о войне, и о Сустане и Илиа, обо всём. Есть только влажные поцелуи, ласковые руки супруга, его тяжёлое дыхание и тёмный от возбуждения взгляд. Позволяет Чону ловко перевернуть себя и поставить в коленно-локтевую, ухмыляясь.        — Говорят, омегам полезно так стоять, — хихикает альфа, поглаживая поясницу Чимина, тут же прогибающуюся от прикосновений, — для спины. Чтобы не болела.        Чимин недовольно на него оборачивается, но вздыхает, стоит Чонгуку только развести его ягодицы и провести по анусу большим пальцем.        — Гук! — вскидывается он, но альфа шипит и вынуждает расслабиться коротким поцелуем в мягкую половинку.       — Я ничего не сделаю, что бы могло навредить вам. Просто жутко соскучился, хочу расслабиться и расслабить тебя, душа моя.        Чимин предвкушающе вздрагивает. В этом положении и правда меньше болит спина, ну или же Чонгук, нагоняющий на него возбуждение, избавляет от лишних ощущений. Омега вздрагивает, как только мягкие поцелуи дотрагиваются до его ягодиц, тихо стонет, ощущая, что они спускаются всё ближе к дрожащему от желания месту. Он действительно стал дико чувствительным — достаточно одного поцелуя прямо в центр, чтобы собственная твёрдая плоть вздрогнула.        — Гук, — тянет Чимин, а потом протяжно вскрикивает, как только муж бесцеремонно вталкивается языком в его нутро.        Кончик — горячий и мокрый — очерчивает анус, вынуждая колени трястись вместе с бёдрами. Чимин всхлипывает, зажмуривается и упирается лбом в сложенные руки, постанывая. Каждый толчок языка вынуждает скулить, напряжение внизу живота скапливается тугим комом, и Чимин вскидывает голову снова, прогибаясь сильнее. Чонгук ласкает его дальше: толкается языком глубже, пачкает губы в смазке, то целует сжимающийся и пульсирующий вход, прикусывая плоть ягодиц. Он выдыхает, обхватывая возбуждение омеги и стискивает в кулаке, отчего Чимин натурально скулит.        Омеге много не нужно: ещё несколько наглых движений языка и толчков в сжатый кулак, и Чимин изливается, вскрикнув. Валится набок, пытаясь отдышаться — сердце заходится, как ненормальное, стучит в груди, а омега никак не может его успокоить. Муж ложится рядом и целует его в губы. Чимин знает — тому тоже нужна разрядка, потому смело, но совсем вялыми после оргазма пальцами лезет к шнуровке на его брюках.        Твёрдость члена приятно ложится в ладони, Чимин утягивает альфу в новую ласку, позволяя их языкам горячо сплетаться, а сам нежно проводит по всей длине возбуждения, концентрируя внимание на головке. Давит на уретру большим пальцем, обласкивает прикосновением уздечку, пока Чон нетерпеливо и возбуждённо выдыхает ему в губы.        Плотно сжав ладонь, Чимин спускается второй к мошонке и массирует мягкую плоть, вынуждая Чонгука низко простонать и зажмуриться. Они действительно давно не прикасались друг к другу, теперь омега ощущает дикую тоску по ласке и горячим ночам в Хатрасе, когда они принадлежали лишь себе. Часто дыша, Чон обхватывает ладонь Чимина с небольшими пальцами, направляет в более быстром ритме, чтобы муж прекратил его уже мучить. Тот подчиняется. Массируя мошонку, ускоряет движение кулака на плоти. Гук откидывает голову назад, позволяя супругу покрыть его шею поцелуями, укусами и горячими мазками языка.        Альфа весь напрягается, когда его плоть твердеет ещё сильнее, глубоко целует Чимина, вырывая из его губ ещё больше родных выдохов, а потом пачкает ладонь семенем. Часто дышит, приходя в себя, а после уже поднимается с места, чтобы подать Чимину полотенце — вытереть руки.        Они вяло, разнежено устраиваются на постели боком — Чимин снова ластится, уже успокоившийся, нераздражённый, позволяет мужу обнимать его со спины и целовать за ухом.        — Всё будет хорошо, душа моя, — хрипит альфа, наглаживая обнажённую грудь и живот омеги. — Мы справимся.        — Ладно, — так же тихо отвечает Пак, наслаждаясь тесным контактом кожи с кожей и греясь о тепло мужа. — Я верю в тебя. Раз ты так решил и точно уверен в своём решении, я не буду стоять на своём. Но если что не посмотрю, что беременный — Илиа получит нож в горло, ты — тапок в лицо.        Чонгук тихо и низко смеётся, оставляя поцелуй на коже плеча Чимина, слыша прысканье в подушку с его стороны.

***

       Им троим потребовалось всего несколько дней, чтобы добраться до удела и проникнуть в него незамеченными. Всего-то стоило зайти со стороны разрушенной стены ночью и проникнуть на территорию замка. Гораздо труднее оказалось достать здешние доспехи, но малочисленная группа и с этим справилась, пусть и пришлось убить и скрыть трупы троих солдат. Все понимали, что так необходимо для выполнения плана, нужно для его успешного завершения, потому трое воинов смиренно терпели боль от перекрытых родных меток, становясь рядовыми Пиками.        Труднее гораздо было влиться в число бойцов, допущенных к объекту, им необходимому. Пиковый туз коршуном следил за сохранностью мужа, государь был прав: тот оберегает мужа, словно зеницу ока. Омега оказался беременным, что делало план ещё более изощрённым и возможным на успех. Будущий наследник Пик рос в небольшом мужчине, заставляя живот казаться всё больше из-за миниатюрного телосложения.        Ему было жаль, что приходится идти на такие жёсткие меры, что они вынуждены даже к такому приступать, чтобы была вероятность победить, изменить ход истории. Но потраченные усилия и данное обещание в верности делали своё дело.        Почти две недели понадобилось, чтобы добраться до него всем троим. Они продолжали послушно сторожить короля, всё чаще бродящего бесцельно по территории замка. Было видно, как ему скучно, и из развлечений ничего не осталось. Больше всего солдаты опасались именно его извечного спутника — Бубнового короля. Тот тенью всегда следовал за беременным королём, усложняя задачу. Но они не остановятся. Выполнят поручение так, как получится, желательно, без лишней крови.        Появление сустанцев, несомненно, играло им на руку. Чёрный король, как и вся его свита, отвлекаются на прибывшего правителя страны, и остаётся всё меньше времени на слонение за омегой. Тот кажется напряжённым, задумчивым, всё чаще сидит на веранде, опасно граничащей с садом, из которого так просто будет добраться до разрушенной части стены.        Подорванное пространство велико, его едва успевают латать, но камень сильно пострадал, а зимой материалами пользоваться труднее, потому работа начинает кипеть только сейчас, и им, опять же, на руку это. Неделя тянется, внимания на омегу падает всё меньше. Как он понял, Чёрный король запретил своему мужу появляться на собраниях. Конечно же, в целях того, чтобы сберечь его нервы, ведь срок всё рос и живот вместе с ним. Они все беспокоились за состояние омеги и оберегали от лишних переживаний.        Сегодня должно случиться. Он ждёт, пока остатки повстанцев по команде его настоящего короля нападут на город. Бесполезная, самоубийственная попытка, но она, наравне с Хамалем, привлечёт внимание Чёрного короля, отводя его чуткий взор от супруга. И тогда они смогут провернуть задуманное. Сегодня у них едва получилось заступить в караул рядом с омегой всем троим, значит, у них только одна возможность исполнить план. Больше не будет. Либо у них получится, либо сегодня же их головы займут почётные места у ворот замка на пиках. Вздохнув, он смеживает веки, что не остаётся незамеченным королём.        Омега поднимает взгляд на него — глаза умные, проницательные. Наверное, если он взглянет, то сразу всё поймёт, потому солдат старается не поднимать в присутствии беременного мужчины забрало. Тот кажется сильным, но одновременно с этим маленьким и беззащитным. Наверное, это из-за положения. Вызывает не самые приятные воспоминания о том, как его государь был в том же состоянии. Только этот омега — круглый, приятный и нежный на вид, когда как государь был измучен и нервозен от переживаний.        В этом короле их тоже теплится немало, но между ними много сходства, или же это солдату так кажется. Син вздыхает, и омега снова оборачивается. Печёт солнце нещадно, и в доспехах ещё мучительнее истекать потом. Пережжённую кожу метки колит от боли, когда солёные капли касаются её. Несмотря на всю маскировку, она по-прежнему болит, да только на что не пойдёшь ради верности Короне.        — Ты зажарился? — спрашивает своим глубоким голосом король, откладывая какую-то книгу на неизвестном Сину языке.        — Нет, мой король, всё в полном порядке, — отвечает глухо из-за шлема он, держа руки на поясе — на ножнах, словно в любую минуту готов сорваться его защищать, а не является прямой опасностью для этого человека.        Король поднимается с места. Видно, что ему уже тяжело это делать — живот за эту неделю, пока Син за ним наблюдает, вырос ещё больше. Придерживая его слегка, омега хватает хрустальный кубок и наливает воды с листиками мяты, плавающими в графине. Солдаты стоят вокруг него неподвижно, Син вторит им, не двигается, только терпит жару. Но омега, обхватив кубок руками, приближается. Добрый. Как и когда-то был его король. Больно замечать между ними схожесть, но Син не показывает даже виду.        Король, подойдя поближе, протягивает воду ему. Не хочется принимать чужую доброту, потому что Сину будет стыдно после, когда придётся сделать задуманное. Он не может, душа рвётся, глядя в тёплые карие глаза, виднеющиеся из-за забрала. Взгляд спокойный, внимательный, просторная длинная блуза от порыва ветра очерчивает чётче фигуру омеги, показывая его положение. Син отрывисто выдыхает и кланяется ему, хотя спина от преданности другому противно не гнётся, но альфа её переламывает.        — Спасибо, мой король, — тихо проговаривает он, когда выпрямляется.        Пухлые красивые губы легко позволяют мелькнуть мимолётной улыбке, когда мужчина принимает кубок руками, спрятанными в латных перчатках. Он сразу же отходит, медленно возвращаясь к столу и садясь за него. Син же, находясь под внимательным взглядом собственных солдат приподнимает едва забрало и жадно выпивает свежую на вкус из-за мяты воду. Он ощущает, как она — прохладная из-за льда, плавающего в графине, — стекает по горлу, улучшая его состояние.        Он осторожно подходит к столу и под мельком брошенным вниманием короля ставит кубок обратно, а после молчаливо возвращается на своё место. Ещё немного. Ещё совсем чуть-чуть, и их план будет приведён в действие. Син вздыхает, ожидая, в нём нарастает нетерпение и волнение, потому что, если что-то пойдёт не по плану, — им всем конец. Конечно, как и любой другой живой человек, он хочет жить. И рискует всем, что имеет, ради целей его правителя. Но доведёт до конца задумку, чего бы ему это ни стоило.        Сначала омега не замечает шума, а вот подосланные стражники его слышат, потому что ждут. Следом напрягаются и двое охранников, которые здесь по своему праву и назначению. Син весь подбирается, готовится к броску. Король поднимает голову, отрываясь от чтения на чужом языке, его тонкие изящные брови нахмуриваются, и он откладывает толстый фолиант. Двое настоящих Пик напрягаются и уже кладут руки на мечи, собираясь оберегать правителя.        Син знает, что сейчас творится за пределами города: повстанцы, собравшись для последнего рывка, нападают на Вороной удел. Они прекрасно знают, что это будет глупо и смертельно, но следуют приказу, начиная атаковать стены и погибать.        Шум усиливается, кажется, за пределами веранды — во внутренних дворах и у ворот замка — начинают приходить в движение остальные солдаты. Син понимает — пора. Он свистит едва слышно, но этого достаточно, чтобы дать сигнал своим помощникам. Омега свист тоже замечает, он только собирается обернуться, как тут двое подставных солдат вынимают тонкие кинжалы. Одно движение — и двое Пик, обязанных охранять короля, оказываются в ловушке. Его парни точным рывком перерезают обоим глотки, и земля вместе с травой обагривается кровью.        Син замечает, как омега хватается за нож на столе, но успевает тяжёлой ладонью прижать его руку к скатерти, а второй с силой зажать рот. Омега вздыхает, вперваясь в него разочарованным, даже немного испуганным взглядом, но Син не смотрит в ответ. Он знал, что будет непросто. Его король тоже глядел на своих врагов так же уставше и напуганно?..        Альфа рывком выбивает из ладони короля нож, а сам вынуждает подняться со стула, пока его солдаты поспешно оборачиваются, следя, чтобы никто не приблизился. Все сосредоточены на переговорах с Сустаном и внезапном нападении на город, и это удачное стечение обстоятельств. Син взволнован. Он, закрывая омеге доступ к тому, чтобы вскрикнуть и позвать на помощь, проговаривает:        — Простите, Ваше Величество, но в моём сердце есть место только для одного короля, — выдыхает гвардеец и, резко достав клинок из ножен, тяжёлой рукоятью бьёт по затылку омеги, как раз попадая в точку, нужную для потери сознания.        Так ничего и не успевший сделать король обмякает в руках Сина, и тот подхватывает его миниатюрное тело на руки, не позволяя упасть. Двое его парней прикрывают альфу, пока тот, пробираясь через дебри сада, добирается к части стены, до которой ещё не добралась починка. Там, за пределами замка, они сохранили своих лошадей.        — Отвлекайте их, как можете, пока не выберемся из города, — отдаёт команду Син, туго связывая руки короля за спиной, предварительно спрятав те в плотный кожаный мешок.        Он-то предупреждён о том, что этот омега даже беременный может быть опасен. Передав короля солдату, взбирается в седло и принимает его, устраивая связанного перед собой, хватается за поводья и срывается с места, чтобы поскорее покинуть территорию Вороного удела. Лишь бы выжить и успеть добраться до столицы, пока его не поймали. Кивает на прощание солдатам, готовым пожертвовать жизнью, чтобы прикрыть его с похищенным ценным мужчиной. Син вздыхает и ещё пришпоривает лошадь, вылетая за пределы городских стен и пускаясь галопом в обход Тракта. Сердце бешено колотится в груди как раз в том месте, где, вздрагивая, болтается голова бессознательного омеги.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.