All that he invested in goes Straight to hell Straight to hell
Первое воспоминание Хван Хенджина — о снеге. Наверное, если покопаться глубже, то первым воспоминанием будет что-то другое. Может, руки матери, ее голос. Хенджин не помнит этого даже смутно. Как и все до пятилетнего возраста. Даже если ему пели колыбель или крепко прижимали к груди, как любимого сына, это не оставило в его разуме и малейшего следа. А вот первая холодная зима, когда у отчима не было денег, чтобы одновременно платить за отопление, еду и теплые вещи для Хенджина, прочно застряла в памяти. Главное, что ему хватало на сигареты и выпивку, а одежда для нежеланного отпрыска — дело десятой важности. Кажется, это была первая настолько снежная зима в Пусане за долгие годы. Поначалу казалось, что это магия. Хенджин завороженно наблюдал за белыми хлопьями, летевшими прямо с неба. Подставляя ладони, он хотел собрать их, чтобы потом отнести в дом и как-то сохранить, но ничего не получалось. Хенджин успевал только на пару секунд рассмотреть причудливое строение снежинки, как она уже скоропостижно умирала на его руках, растворившись в небытие. Через пару дней он уже ненавидел снег. Он не дает свободно двигаться, делает одежду мокрой и еще более грязной, закрывает собой весь вид из окна. Его нужно чистить, причем без особых промедлений, потому что потом он может замерзнуть так, что дверь даже не сразу откроется. Руки колет от холода, а позже они будут даже кровоточить от мелких ранок. Все тело мерзнет, а одежда слишком тонкая, чтобы согреть. Улица, которая была для него лучше здания, в котором он ел и спал, стала теперь таким же отвратительным местом. Позже Хенджин узнает, что встретить первым снег с кем-то — одна из самых романтичных вещей, что может сделать пара. Кто-то верит, что это гарантия того, что следующий год ты и твоя половинка точно проведете вместе, не расставаясь. Чего только не выдумают люди, чтобы дать себе мнимое чувство стабильности и безопасности, при этом не прикладывая личных усилий. Хенджин не верит ни в какие суеверия, потому что то, что происходит в его жизни, определяет только он сам. Так было, так есть и так будет всегда. Это непоколебимая истина, суть которой въелась в него на уровне его личностного ядра той же слишком снежной зимой для обычно теплого города. Тогда же произошло то, что стало его вторым отчетливым воспоминанием, которое смогло не поблекнуть или превратиться в кашу из эмоций и звуков даже спустя годы жизни. Встреча с отцом. Только не с тем подобием, что мать оставила ему в наследство перед тем, как сторчаться окончательно, когда ему было всего три года. Ее избранник от нее недалеко ушел. Он мнил себя кем-то вроде великого спасителя, говоря, что мать Хенджина была шлюхой, но при этом он, такой прекрасный человек, не выкинул бесполезный рот на улицу, а кормит и одевает. Если остатки со стола и явно поношенные кем-то до него вещи на пару размеров больше можно так назвать. Но Хенджин не жаловался, потому что его бы все равно никто не выслушал. Наверное, многие дети в такой ситуации пошли бы по известной дорожке: отвлечь себя, убежав от реальности. Создать историю, где, на самом деле, у тебя есть любящие родители, которые скоро объявятся, падая на колени в извинениях, что заставили ждать и все это время страдать от издевательств жестокой реальности, где ты никому не нужен. Можно придумать много причин, почему они не могли прийти к тебе раньше. Благородных, конечно, чтобы можно было их оправдать. Родители в сказке, которую ты рассказываешь сам себе, обязательно должны быть добрыми. Например, ты мог быть наследным принцем великого королевства, и все это время тебя прятали от врагов, сделав обычным человеком, чтобы потом, когда ты повзрослеешь, отдать в руки корону и указать на трон, который по праву твой. И это самое главная часть истории, над которой можно провести часы ночью перед сном, чтобы история была поистине захватывающей. Главное, подождать еще чуть-чуть, и твои настоящие родители придут. Не может так быть, что в мире нет человека, который будет любить тебя просто потому, что ты есть. Хенджин такими бредом не занимался. Тешить себя несбыточными иллюзиями — удел слабаков. И каково было его удивление, когда эта сказка сбылась именно с ним. Правда, она больше была похожа на то, что написали бы братья Гримм. Он помнит, как подбежал к двери поздним вечером, как увидел в мутной линзе глазка несколько человек в костюмах и подумал: “надо бежать”. Он был уверен, что они пришли по душу отчима, который был членом какой-то крутой, если верить его словам, банды. Хенджин никогда бы не поверил ни единому слову из этого грязного рта, поэтому был убежден, что тупой идиот разозлил кого-то в разы влиятельнее него. И он не собирается разделять эту незавидную участь. Честно говоря, будет даже здорово, если отчим получит те же удары, которыми щедро награждает его. И получит также от того, кто сильнее, кому не составит труда оставить пурпурные подтеки на теле. Хенджин бы на это с удовольствием посмотрел. Но если это не сделают за него, еще какое-то время, и он научится сам. Увидев пистолет в руке одного из мужчин, он отбежал от двери, которая через пару секунд открылась с оглушающим для барабанных перепонок звуком. Прятаться в однокомнатной мелкой квартире особо некуда, поэтому его быстро схватил человек, который был даже крупнее отчима. Который, кстати, к тому моменту проснулся и, не вставая с дивана, орал, что убьет мелкую дрянь за такой шум. Видимо, с похмелья он не понимал, что происходит. Хенджин не воспринимал его крики, они были каким-то белым шумом. Во-первых, слишком привычные, ничего нового, чтобы обращать внимание. Во-вторых, все его внимание было занято одним из вошедших. Никогда еще в его жизни не было человека, который без слов, без особой мимики лица, просто стоя посередине грязной прихожей излучал непоколебимую уверенность и власть, будто ему принадлежит весь мир, и эта затхлая квартирка — в том числе. Хенджин впервые увидел того, кто без единого слова вызвал в нем уважение вместе со странным желанием выслужиться, чтобы получить похвалу. Ему казалось, что никто в мире не обладает способностью заставить его чувствовать себя мелким в сравнении не из-за оскорблений, а просто фактом своего присутствия рядом. Этот мужчина смог. На первый взгляд, в его внешности нет ничего особенного: ровный нос, тонкие губы, темные волосы. Но острый взгляд приковывал к себе внимание. Тогда невысокому из-за детских лет Хенджину казалось, что он возвышается над ним, как великан. Костюм на нем сидел идеально, отдавая лоском, который будто сиял даже в тусклом освещении комнаты. Тогда впервые Хенджину стало стыдно за свой внешний вид и потрепанные невзрачные вещи. Раньше он и не придавал одежде особого значения. Главное, что она есть. Мужчина не отрывал от него глаз. Он цепким взглядом осмотрел его с ног до головы, задерживаясь чуть дольше на синяках на скуле и подбородке, и остановился, смотря прямо в глаза. Хенджин тогда подумал, что ни за что нельзя уводить взгляд в другую сторону, иначе он проиграл. Почему-то было такое чувство. Поэтому он, хоть и в явно проигрывающем положении снизу, смотрел исподлобья, стараясь выглядеть настолько опасным и уверенным в себе, насколько это возможно. — Ты похож на мать, — слова его противника звучали далеко не как комплимент. Подобие человека в лице его отчима выбрало именно этот момент, чтобы, шатаясь, войти в прихожую. Это было ошибкой. Два человека в таких же черных костюмах сразу схватили его, силой опуская на колени. — Что тут у нас, — сказал, если Хенджин правильно понял, главарь этой группы людей, что ворвалась в их квартиру. Отчим резко наклонился вперед и, все еще стоя на коленях, прижал лицо к полу. — Господин, — заискивающе произнес он, приподнимаясь чуть выше, чтобы говорить не в деревянные доски. — Что вы…, — он осекся и тяжело сглотнул, — Чем я могу вам помочь? Телом Хенджина завладело удовлетворение от происходящего. Он и не надеялся, что когда-то увидит отчима в положении испуганного животного, которого вот-вот и съедят, и зверек при этом прекрасно знает свою судьбу. Но, как и у любого разумного существа, у него включается инстинкт самосохранения и отрицания того, что смерть может произойти прямо сейчас. Вместо ответа мужчина, которого только что назвали господин, присел, таким образом теперь находясь на одном зрительном уровне с Хенджином. — Что ты хочешь с ним сделать? — ровным голосом спросил он. Хенджин не может отделаться от ощущения, что проходит какой-то важный тест, о котором его забыли предупредить, потому что неожиданность — часть задачи. Он знал ответ на вопрос, но не был уверен в нем до конца. — Это же он тебя разукрасил, да? — мужчина взял его подбородок, сжимая пальцы, из-за чего один из синяков начал пульсировать болью. Хенджин только сжал челюсть. — Я не… это не я, клянусь! — Как бы ты на такое ответил, если бы вы были равны по силе? Можешь сделать все, что давно хотел. Мужчина посмотрел на того, кто все еще держал Хенджина на одном месте, и тот отпустил его. От такого шанса отказываться было нельзя. Поэтому, не колеблясь, Хенджин подошел максимально близко к отчиму, который теперь повернул голову в его сторону. Он смотрел на него еще более презрительным взглядом, чем обычно, как бы говоря: “только попробуй”. Хенджин попробовал. Он собрал в кулак всю силу, что была в его детском тельце, и ударил ненавистное лицо, проходясь по скуле и носу. Отчим хотел увернуться, но один из двух мужчин позади него успел зафиксировать голову руками. Вой заполнил маленькое помещение, а Хенджина в тот момент пронзила мысль, что звук какой-то жалкий. Но тело покрылось мурашками. Он не мог поверить, что только что сделал. Впервые это он из них двоих. Он — тот, кто ударил, а не наоборот. Приятное чувство, благодаря которому кровь в венах будто поет. Похоже на узел, развязавшийся внутри. Хенджин, подстегнутый этим ощущением, решил повторить и нанес удар ногой прямо в живот мужчины, извлекая из него еще один жалкий звук. Он знал, что это человеческое отребье сейчас бы, как обычно, тоже ударило его в живот, из-за чего весь воздух покинул бы тело. Но он не мог. И даже ничего против не сказал бы. Только шумнее дышал, раздувая ноздри, и напрягал скулы, сдерживая себя. Хенджину хотелось продолжить, но его остановил голос. — Молодец, — сказал господин, стоящий позади него. Хенджин о нем даже успел забыть. Он сделал глубокий выдох, кожей ощущая довольный взгляд в спину. Хенджин обернулся, и взгляд первым делом упал на пистолет, появившийся в руке мужчины. Чувство испуга не пришло. Даже если эти удары — последнее, что он сделал, то не так уж и страшно. Главное он уже сделал. Мужчина сократил расстояние между ними в два шага, но Хенджин не отошел, а в упор смотрел, как дуло упиралось в переносицу отчима. Его взгляд так сфокусировался, будто все остальное вокруг перестало существовать. Невозможно было оторваться. — Господин, — всхлипывал человек, который еще пытался вырваться из рук тех, кто сильнее него. — Пожалуйста, я… Выстрел. Хенджин вздрогнул от звука. Он со странным отрешением наблюдал, как в теле, сидящем перед ним, теперь зияет дыра во лбу. Болезненно-желтое в плохом свете коридора лицо дополнилось алым цветом. Хенджин отошел подальше, чтобы огромная туша не свалилась на него, хотя ее все еще держали чужие руки позади. Глаза, которые всегда смотрели на него с презрением, закатились, а потом и закрылись. Навсегда. Апатия окутала его тело, делая ноги ватными и закладывая уши, будто он под толщей воды. Не веря в происходящее, Хенджин, как в замедленной съемке, покадрово видел, как тело, с которого убрали руки, упало на пол с тяжелым звуком. Больше оно не сможет подняться. Больше он не сможет ничего сделать. Ударить, наорать, заставить. Хенджин тогда понял суть слова «свобода». Он до сих пор уверен, что в тот момент стал взрослым, самостоятельным. — Так ты должен поступать с теми, кто поступил с тобой плохо или сделал тебе больно, — вырывает его из мыслей глубокий голос мужчины, который только что исполнил его мечту. — Никогда не давай другим поступать с тобой так и оставаться безнаказанными. Они обязательно должны заплатить, пожалеть об этом позже. Иначе тебя никто никогда не будет уважать. Хенджин хотел спросить, убьет ли он сейчас и его. Он хотел сказать, что ничего не расскажет, ничего не попросит, если его оставят в живых. Пусть он просто останется один. Он был уверен, что справится. Но он не мог выдавить и слова, ошеломленный происходящим. Серьезные глаза теперь снова на одном уровне с ним. Если раньше в них была оценка, то теперь к ней добавилось что-то другое, похожее на решительность. — Как ты хочешь жить дальше? Хенджин прервал зрительный контакт, чтобы посмотреть в сторону и обдумать ответ. Он не привык доверять взрослым, а тем более, выкладывать им то, что у него на уме. — Представь, что я могу сейчас подарить тебе билет в новую жизнь, какой бы она была? Что бы ты хотел? Слишком много вопросов. Хенджин никогда о таком не думал. Он не думал о будущем, кроме того, где он становится достаточно сильным, чтобы отомстить отчиму. И желательно так, чтобы решить проблему раз и навсегда. Что после этого? В голове пустота. Поэтому он пожал плечами и повернул голову обратно, нагло смотря в глаза напротив. Как будто хотел без слов передать: «не твое дело». В ответ тишина. Мужчина буравил его взглядом. Хенджин понял, что от него все же ждут хоть какой-то ответ. И ладно, это не он здесь с пушкой и цепными псами за спиной, поэтому лучше ответить. — Что угодно, — вышло тише, чем он рассчитывал. Он действительно был согласен на все. Скорее всего, его отправят в детский дом. Он сможет там выжить. В теле в тот момент курсировала непоколебимая уверенность в себе. Может, она скоро бы испарилась, но тогда Хенджин знал, что справится с любыми обстоятельствами, которые бы выпали на его долю в будущем. — Что угодно, значит, — с лица мужчины немного ушла жесткость из-за усмешки. — Ты помнишь свою мать? Хенджин мотнул головой из стороны в сторону, а потом остановился, вспоминая о том, что мужчина ждёт от него словесных ответов. — Нет, — вышло громче и звонче предыдущих слов. — Я знал ее. Она была самой красивой женщиной, что я видел. По этой причине и появился ты. Мой сын. Рот Хенджина приоткрылся в изумлении. Не потому, что он был шокирован тем, что увидел отца. Ему вообще не было до этого дела. Бессмысленная трата времени. Он не собирался искать его, уверенный, что тот недалеко ушел от матери или отчима. Поэтому удивило Хенджина именно то, что этот мужчина — его отец. Тот, на кого ты смотришь и понимаешь, что да, человек достиг чего-то за жизнь. От него веяло такой властностью, что бессознательно хотелось поклониться. Отец Хенджина не какой-то сопляк. Именно это его удивило. И ни что иное. — Я уже вижу, что ты будешь похож на нее, — после короткой паузы продолжил он, не дожидаясь ответа. — Тоже вырастешь с хорошей мордашкой, только тебе это будет уже мешать. Но при этом в тебе есть и часть от меня, от моей крови. Поэтому, может, ты чего-то стоишь, — тише сказал он, будто сам себе. — Как минимум, потенциал точно есть. В голове Хенджина тогда кристаллизовалась единственная мысль: “я хочу быть похожим на него, а не на мать”. Она прошла сквозь все его тело, наполняя сердце решимостью, а мозг — целью. Еще секунду назад он хотел поклониться, но теперь понял, что хочет другого. Быть на равных. — Если хочешь, можешь остаться здесь. Я оставлю тебе дом и буду давать деньги на выживание. Но можешь пойти со мной. Что скажешь? Он не сказал, куда они пойдут и что тогда ждет Хенджина. Наверняка сделал это намеренно. Из того, что Хенджин увидел, сложить два и два не так уж и сложно. Это точно либо какая-то банда, либо более организованная преступная группировка. Не важно. Хенджин хотел пойти за отцом куда угодно. Увидеть, как он живет, что он делает. Научиться у него без слов вызывать в людях желание подчиниться. Если он будет рядом достаточно долго, он поймет, как это делается. Выбор, определяющий всю его дальнейшую жизнь, произошел за секунду. — Я хочу пойти с тобой, — сказал он, и это первые слова за сегодня, что звучали так четко и уверенно. Гораздо позже Хенджин поймет, что никакого выбора в тот день он не совершал. Что, если бы он сказал, что хочет остаться в этой маленькой квартирке, то это бы на самом деле никак не повлияло на его судьбу, которая была решена еще раньше. Когда он даже не пискнул, увидев убийство человека в одном шаге от себя.***
— Ты хотел испортить мне аппетит? — спрашивает Хенджин, поднимая глаза от экрана на обладателя телефона. — Слабая попытка. Чан не хотел испортить ему аппетит, но когда он минуту назад поднялся на верхний этаж, чтобы попасть в пентхаус Хенджина, то нашел его прямо на кухне, с тарелкой пибимпаба на гладком мраморном столе. Он уверен, друг ни разу не пользовался обеденной комнатой. В глубине души Чану нравится сюда приходить. Общий дизайн комнат в светло-серых тонах действует на него успокаивающе и при этом сосредотачивает. Единственное, ему непонятно, как Хенджин может не жаловаться, что ему слишком пусто одному в двухэтажных апартаментах. Они выросли в одном помещении подпольного спортивного клуба, где у каждого из своего было не больше матраса на пару квадратных метров. У Чана бы мозги взорвались от такого количества места, которое большую часть времени тебе еще и не нужно. Может, он поступил нетерпеливо, но фото разложившейся кожи на руке одного из их людей показалось ему достаточно важным, чтобы показать без особых прелюдий. Хенджин бы и сам спросил, к тому же, он не любит долгие, как он это называет, сюсюканья. Чан точно знает, что уж кому-кому, а его другу фото не испортило бы аппетит. — Ты же видишь, что это все объясняет? Вот из-за чего могли быть исчезновения. Хенджин все еще внимательно на него смотрит, активно пережевывая еду, и приподнимает одну бровь, всем своим видом выражая скепсис. Он ждет объяснений. Чан не знает, что ему тут еще нужно пояснять, когда все очевидно. — Они тестируют новое вещество, но пока без особых успехов. Скорее всего, у них не получается наладить дозировку и убрать самые стремные побочки. — И ты хочешь сказать, что моих людей использовали, как подопытных крыс? Чан в последний момент сдерживает себя от протяжного вздоха. Они уже вели этот разговор, но друг упирается в стену своих убеждений как упрямый баран. Хенджин уверен, что вокруг него сейчас только враги. А его собственные люди, с которыми у него пока натянутые отношения, чуть ли не хуже людей из других кланов. И если те несколько человек, которых они посылали на разведку и сбор информации в Хянкум Па о новом наркотике, не вернулись и будто исчезли с лица Земли, то, конечно, виноваты в этом они и их предательская натура. И ничто иное. Как, например, то, что они могли не справиться и попасться в руки конкурентов. Чан пытается влезть в шкуру Хенджина, потому что им нужно быть на одной стороне, но иногда, как сейчас, ему хочется вздохнуть и уйти, оставив его думать самостоятельно. Отчасти он понимает. Понимает, что подозревать всех и вся для Хенджина сейчас — единственный способ выжить в своем же клане. Учитывая то, как, мягко говоря, плохо его отец подготовил их организацию к новости о наследнике. Чан думает, что Минхек сделал это не специально. Просто жизнь внесла свои коррективы, сократив время и, соответственно, плавная, насколько это вообще возможно, смена власти не успела осуществиться. Также Чан уверен, что Хенджин иного, более пессимистичного мнения. — Кого еще им будет не жалко, как не людей конкурентов? Хенджин только пожимает плечами, возвращаясь к еде. — Может быть. Ладно. По крайней мере, Чан попытался и посадил зернышко сомнения. Он не может знать на сто процентов, но его уверенность в предательстве гораздо ниже уверенности Хенджина. — Можешь показать это сегодня своему воришке, — добавляет Чан, стараясь, чтобы в голос не попало недовольство. — Нет, — отрезает Хенджин. Тут уже Чан решает себя не сдерживать и шумно выдыхает через нос, взглядом буравя лицо напротив, которое на него сейчас даже не смотрит. Он не будет скрывать, что недоволен и не одобряет решение Хенджина взять кого-то чуть ли не с улицы. Может, это какая-то реверсивная психология? Возьми чужого, когда думаешь, что предают свои, и тогда минус на минус даст плюс. Чан в этом не разбирается. Это Хенджина обучали с детства не только борьбе, но и всем видам наук. От экономики, чтобы анализировать отчеты и понимать состояние финансов, до управления, без которого лидером большой организации, хоть и преступной, ему не быть. Управлять синдикатом — все равно что быть директором корпорации. Поэтому Хенджина отправили в бизнес-школу в США в пятнадцать лет, а Чан остался в Корее. Не то чтобы у него не было мозгов, но его грамотность скорее природная и часто интуитивная, чем выученная в душных залах академии. В такие моменты Чан иногда задумывается, а не стоило ли Хенджину выбрать кого-то другого на место правой руки? Кого-то поумнее, кто тоже посвятил хотя бы несколько лет, а лучше и несколько десятков лет обучению всем дисциплинам. На его должности гораздо важнее мозги, а не мускулы. Но он знает, что Хенджин не смог бы выбрать кого-то другого. Логично, что он взял Чана, которого знает с момента, как появился в клане еще ребенком. Ум важен, но годы бок о бок вместе, взрастившие связь и доверие — в разы важнее. Кто как не преданный годами человек скажет тебе неудобные вещи? В теории звучит разумно. Вот только с момента смерти отца у Хенджина проблемы с доверием даже к другу. Чан пытается не подавать вида, надеясь, что постепенно он делами — потому что словами здесь бессмысленно — докажет, что ничего не изменилось. Он также верен и готов пожертвовать жизнью ради своего господина. Но, опять же, это не значит, что он будет молчать, когда уверен, что Хенджин совершает глупейшую ошибку. Вторая мысль, после той, что их люди не предавали, была о том, что тогда вопрос с уличной находкой Хенджина отпадет. Чан бы хотел, чтобы воришка увидел, во что может вляпаться. В лучшем случае он откажется, и какие-то нервные клетки будут сохранены в будущем. В худшем, он поймет, что его ждет и будет вести себя осторожнее, что само по себе полезно. Если уж они нанимают его, то должны дать полные вводные данные. Чан не очень образован, но он уверен, что честность в таких вопросах — лучшая политика. Но Хенджин этого слышать, по всей видимости, не хочет. У него свое мнение на этот счет. Он относится к этому, как к личному проекту. Раз сам нашел его, значит, сам и решает, что будет с ним делать. И Чану не очень нравится думать о возможных причинах, почему друг себя так ведет. Это хотя бы значит, что он не доверяет мальчишке полностью. Уже хорошо. — Боишься, что откажет? — не удерживается от вопроса он. — Я бы его понял. — Ты же не успокоишься, да? — говорит Хенджин с нотками осуждения в голосе и снова смотрит на Чана. Что-то в том, что он увидел на его лице, подталкивает его к объяснению. — Повторю, на мой взгляд, очевидное. Я ничего не теряю, нанимая его. Своих людей уж точно. Не справится — придумаю что-то еще. Но если это произойдет, то я буду уверен, что это не из-за того, что он перебежал к тому, кого ненавидит всей душой. Шансы нулевые. Чан в ответ лишь медленно кивает. Нервозность несильно, но ослабевает после слов Хенджина. У него действительно есть неплохие причины. Они ничего не теряют, но он все равно будет следить за этим парнем. Если Хенджин стоит на своем и не поддается, то бессмысленно пытаться образумить его дальше. Значит, можно переходит к главному вопросу на сегодня. — С кем будем разбираться? Хенджин отправляет в рот последнюю порцию мяса и встает из-за стола, чтобы поставить тарелку в посудомойку. — С Аном. Брови Чана поднимаются вверх в недоумении. Это была не та фамилия, которую он ожидал услышать. Говоря откровенно, он вообще не думал, что услышит ее. Позавчера он дополнил составленный с Хенджином список тех, кого пора серьезно проверить на преданность и, может, в итоге от них избавиться. Это члены клана, которые либо не приносили достаточно прибыли, являясь финансовой обузой, либо те, кто подозрительно себя вел, чья преданность была под большим вопросом. Первых вычислить не сложно, но этим больше занимался сам Хенджин. У Чана от цифр только болела голова, и он не понимал, как друг может анализировать числа часами за компьютером. Он предлагал Хенджину отдать все в руки бухгалтера, но тот сказал, что в таких вопросах не будет ему доверять и проверит сам. Неудивительно. Остальных, тех кто мог сомневаться в Хенджине, Чан брал на себя. В основном, это члены клана уже слишком старые и амбициозные, чтобы принять юнца на самом высоком месте в иерархии. Большую часть жизни эти люди были верны отцу Хенджина, который по итогу слишком поздно раскрыл им главное — что у него, оказывается, есть наследник. Конечно, им это не понравилось. И поэтому они первые в списке на проверку. С большинством они уже разобрались. И Чан был уверен, что кто-то из оставшегося меньшинства будет сегодня. Но Ан Гильган сюда не вписывается. Он слишком мелок, чтобы пока что с ним разбираться. Они решают, что делать с высшим эшелоном наиболее приближенных к Хенджину людей, выстраивая прочные тылы. Ан же находится у них в подчинении. По сути, он — младший лейтенант, у которого есть своя зона власти, но отвечает он перед старшими лейтенантами — верхушкой Осонг Па, которая, в свою очередь, отчитывается господину. Хенджин больше ничего не говорит и уходит. Чан поднимается и следует за ним. Они минуют изумрудные кожаные диванчики гостиной и выходят на террасу. Легкий теплый ветер приятно обдувает тело и немного ерошит волосы. Хенджин заправляет длинные светлые пряди за ухо, чтобы не мешались, и достает из кармана строгих брюк пачку сигарет. Он берет одну и предлагает Чану, который без слов соглашается и вытягивает сигарету из упаковки. Хенджин щелкает зажигалкой и, когда появляется запах табачного дыма, передает ее другу. — От него серьезные убытки? — спрашивает Чан после первой затяжки. — Нет, он приносит достаточно прибыли, — Хенджин хмурится из-за неба затянутого светло-пепельными облаками. Он ставит локти на перила и, глядя на открывшийся как на ладони вид города, продолжает. — По крайней мере, выше среднего по остальным районам. Точнее, прибыль приносят его люди. — Значит, он хорошо ими управляет, — отвечает Чан, смотря немного в другую сторону, на море вдалеке. — Не проблема поставить кого-то другого. Ан слишком многое о себе возомнил,— смена тона на более холодный в голосе Хенджина заставляет Чана повернуть голову в его сторону. — Думает, раз прибыль есть, то можно позволить себе гораздо больше. Уверен, он еще и в карман себе отсыпает. Подает дурной пример. Другие посмотрят на него, увидят, что он остается безнаказанным, и решат, что им тоже можно. И в итоге я сразу потеряю их уважение, а значит и власть. Все быстро пойдет по пизде. — Ты о чем? — Чан пытается понять, что происходит, но пока безуспешно. Он даже не обращал раньше особого внимания на ранги ниже. — Мы можем разобраться с Паком, который за него отвечает… — Нет, — прерывает его Хенджин, выдыхая сигаретный дым. — Я понял, что начал не с того конца пищевой цепочки. Нужно было чистить с середины и с низов. Тогда у верхов не будет иного варианта, как подчиниться или показать свою истинную сущность. Что им останется? Они управляют не основной массой людей, а теми, кто занимается этим вместо них. Только пиздеть и могут, — едко добавляет он, делая еще одну затяжку. Чан задумывается, переводя взгляд обратно на вид бескрайней воды, сливающейся с горизонтом. Они начали с самых приближенных к Хенджину людей, чтобы избежать удара ножом не то что в спину, а прямо в грудь. Контролируешь высший эшелон, который контролирует всех остальных людей, значит, под твоим управлением и весь клан. Но… на самом деле, не совсем так просто. Он не смотрел с иного угла раньше, а теперь, когда Хенджин озвучил, это кажется очевидным и простым. Любой клан — симбиоз строгого порядка армии и иерархии семьи. Во главе стоит, конечно же, отец, он же господин, которого должен слушать каждый. Под ним — старшие лейтенанты, которые руководят крупнейшими отделениями и ветками власти. Наркотрафик, оружейная торговля, проституция, казино, вымогательство, операции по отмыванию денег. Все зависит только от того, насколько у клана хватает мощи, чтобы позволить себе множество веток сразу. Но обычно у каждого есть приоритетные, чтобы концентрироваться на одном и вытягивать оттуда больше прибыли. Распылишься на все — получишь ничего. За каждой веткой, которой управляют старшие лейтенанты, стоят еще несколько младших, у которых также есть некоторая власть, ограниченная определенным районом. В их обязанности как раз и входит управление основной массой группировки: рядовых или, так называемых, братьев. Которые как раз и не взаимодействуют с теми, кто наиболее приближен к Хенджину. Получается пропасть в одно звено. От нее нельзя избавиться, потому что иначе вся структура, взращенная больше века назад, распадется так же быстро, как карточный домик из-за дуновения легкого ветра. И с этой уязвимостью надо разобраться. Чан чувствует, как чувство гордости за друга приятно разливается в груди. У Хенджина не было опыта, кроме теории, которая всегда сильно отличается от практики. Не говоря о том, что в кабинет главы он сел гораздо раньше запланированного времени. Может, отец успел подсказать ему начать с установления связи с верхушкой, но у каждого господина всегда свой путь, свое видение и свои отношения с кланом. Хенджину предстоит выстроить уникальные собственные в рамках давних правил, хоть и цена этому — неотвратимые ошибки. Главное, он достаточно быстро смог заметить уже как минимум одну в своей стратегии и придумать, как ее исправить. — Это очень умно, Хенджин, — нотки довольства звучат в словах Чана, который даже не хочет их скрывать. — Меня натолкнуло на мысль то, что я больше месяца не мог поймать Айэна. Недавняя радость за друга приглушается и Чан кривит губы. Как же он надеялся, что парень будет достаточно умен, чтобы не попадаться им и дальше. Тогда Хенджин бы перестал бегать за ним и придумал бы что-то другое. В глубине души он верил, что воришка решится уехать в другую страну. Так часто делают те, кого начинает преследовать кто-то посильнее, особенно крупная преступная группировка. Но он, видимо, знал, что это может подарить им самый простой способ его поймать. Даже легче, чем выискивать по всему Пусану. Чан хотел верить, что у парня получится сделать это так, чтобы его не поймали. Хенджин не замечает его скривившегося лица и продолжает. — Тогда я и подумал. Если я не могу управлять кем-то из рядовых, то какой в этом смысл? — говорит он так, будто мыслями даже не на этом балконе, а в прошлом. — Но с ними мы еще отдельно разберемся. Не хочется быть тем, о ком потом на уроках истории будут рассказывать, как легко советники обманывали правителя, хотя ему нужно было всего лишь посмотреть дальше своего носа, став ближе к народу. — И ты уже что-то нашел? — Да, — усмехается Хенджин. — Решил их неожиданно навестить. Так просто, но при этом эффективно. Узнал, что Ан обо мне думает. — И? — Чан чувствует, как тело начинает покалывать от подступающего адреналина. Его тело и мозг уже знают, что будет дальше. — Поехали. — Хенджин вытягивает руку и бросает докуренную сигарету в пепельницу. — Услышишь все сам.***
Дребезжащий звон стальных цепей, поднимающих тело с пола, гулко разбивается о стены склада. Теперь мужчина, на котором нет одежды, висит вверх тормашками. Его связанные руки свисают, ноги обвиты веревкой, которую держит на весу крюк. Такой обычно можно увидеть на скотобойнях. Не то чтобы сейчас произойдет что-то отличающееся от разделки мяса. Только человеческого. Хенджин не считает себя человеком, у которого в глазах искрится радость от перспективы пыток или убийств. Тут как: либо ты, либо тебя. Это необходимость, которую нужно совершать, чтобы выжить. Все равно что еда, вода и воздух. Да, зачастую можно просто приказать сбросить тело в море, отдать поручение убить кому-то другому, потому что лично разбираться со всеми, кому он не нравится — времени не оберешься. Но иногда нужно разбираться лично. Преподать урок, выпустить пар. Сегодня он совмещает приятное с полезным. Полезное, потому что даже младшие братья клана, которые все еще на испытательном сроке, без сомнений поймут, почему вдруг один из лейтенантов, отвечающий за проституцию, как сквозь землю провалился, а на его месте теперь сидит кто-то другой. И почему ушедшего с довольно важного поста не почтили как следует. Приятное, потому что люди иногда бесят до невозможности. И затыкать таким рот — все равно что сделать первую затяжку после жалкой трехдневной попытки бросить. Сначала ты думаешь, что не надо себя травить, а потом — не такая уж и вредная эта привычка. Даже если и так, лучше прожить мало, но с удовольствием, нежели страдать долгие годы жизни, которые тогда тебе уже и нахрен не всрались. Вот и он так решил. Тихо убить можно, но дать этому жалкому отродью прочувствовать боль как следует, прежде чем он уйдет в забвение — нужно. Хенджин заебался слушать одно и то же всю жизнь. Сначала жалкий отчим, затем отбросы общества, которые захотели доказать, что могут быть полезны Осонг Па. Дальше блаженный перерыв на несколько лет заграницей, и вот, казалось бы, высшие круги клана, можно было бы понадеяться, что тут мозгов будет побольше. Но Хенджин о таком даже не помышлял. Люди в высших кругах о себе слишком высокого мнения, чтобы помнить, что им тоже нужно держать язык за зубами. Ничего, он им напомнит. И еще раз, и еще, пока до них не дойдет. Даже если для этого понадобится убрать всех консервативных стариков и заменить на молодёжь. Которую тоже, может, придется чистить. Отец предупреждал, что уйдет не один год на то, чтобы найти своих. У Хенджина терпения хватит. Еще отец говорил, что иногда чужой человек может оказаться преданнее и полезнее тех, на кого ты больше всего рассчитываешь. Хенджин подает сигнал Чану, который стоит рядом и держит в руках ведро воды. Эта мразь все еще без сознания. Спит, как младенец, у которого совесть априори чиста. И орет он также, как маленькие дети по ночам. Струи воды стекают с ребер, с пока еще чистой кожи, и льются ему прямо в рот, нос и глаза. Ан плюется и рефлекторно пытается поднять руки, но замечает, что они в жестокой хватке веревок. — Доброе утро, — язвительно тянет Хенджин, приподнимая уголки губ. Он присаживается на корточки, чтобы заглянуть прямо в глаза. — Хорошо спалось? — Сукин сын, — хрипит Ан, все еще щуря глаза от капель воды на лице. Его нахмуренное лицо выглядит комично в таком положении. — Давай без любезностей. Ты уже знаешь, что обосрался. Понял, за что? Ан сипло посмеивается. Хенджину не нравится этот звук. Сразу хочется отойти подальше, как будто завоняло. Хотя, от тела Ана и правда дерьмовый запах. Что еще ожидать от человека, который уже давно не занимается теми делами клана, в которых нужны мускулы, и потому успел нарастить пузо из-за алкоголя, сигарет и наркоты? Да, здоровый образ жизни — последнее, о чем будет думать человек в клане с положением важнее, чем быть пушечным мясом. — Я был прав, — говорит Ан с улыбкой вверх тормашками, которая еще и хорошо показывает желтые зубы в жестком свете люминесцентных ламп. — Только маленькие девочки обижаются на правду. Ты не можешь спрятаться теперь под юбкой папаши, сосунок. — Мне нравится твоя бравада. Хенджин поднимается, чтобы подойти к столу неподалеку, где обычно лежат инструменты. На поверхности поблескивает нержавеющая сталь ножа, а рядом лежат черные кожаные перчатки. Хенджин берет их, не спеша надевая каждую, а затем ладонь чувствует тяжесть рукоятки. Он начинает с простого, делая глубокий надрез на груди Ана, со стороны сердца. Там, где у каждого члена клана татуировка пятиконечной звезды. Этот уебок ее не достоин. Кровь сразу стекает вниз. Теперь она вместо воды струйками проходится по груди, шее и лицу. Недостаточно, чтобы захлебнуться как минутами раньше, но это дело времени. — Гори в аду, гандон, — презрительно говорит Ан, который пока еще достаточно сдерживается, чтобы не кричать во всю глотку. — Одни и те же фразы, — говорит Хенджин, наигранно добавляя в голос утомленность. — Я знаю все, что ты мне скажешь. Я знаю все, что вы обо мне думаете. Но вот в чем дело, Ан, — Хенджин снова присаживается и ладонью, которая не держит нож, слегка бьет мужчину по щеке, как провинившуюся собачку. — У кого-то хватает мозгов засунуть свое ненужное мнение себе в жопу и молчать. У тебя же мозгов не хватило. А тупость можно простить только рядовым. — Господин, на правду не обижаются, — насмешливым тоном отвечает он. — Как вы станете хорошим лидером, если не умеете слышать критику? Хенджину интересно, о какой критике идет речь. О той, где Ан трезвым голосом рассказывал своим парням, что новому господину нужно поработать у него красивой девочкой и тогда прибыль поднимется еще выше? Как он это называл: “ему нужно пойти по стопам матери, когда поймет, что по отцовским ему силенок не хватит”. Ан решил, что сможет ему помочь с реализацией плана “Б”. И даже парик для Хенджина не понадобится. Обещал, что даст лучших клиентов. Для красивой мордашки — все самое лучше. Хенджин знает, что под лучшими клиентами он подразумевал еще и себя. Это как неписаное правило, о котором все знают, но не говорят, потому что закон официально запрещает. И тут главное не попасться или быть достаточно сильным, чтобы заткнуть рот тому, кто может о тебе разболтать. Можно наивно думать, что несколько тысяч мужчин, завязанных на криминал ежедневно, по невероятным законам статистики будут желать заглянуть только под женскую юбку. А можно догадаться, ну, или узнать на собственном опыте, если не повезет родиться с более-менее приятным лицом. С Хенджином произошло второе. Чуть ли не сотня парней в период полового созревания, вынужденных жить в одном душном помещении бойцовского клуба, в какой-то момент дали ему дополнительную мотивацию тренироваться еще усерднее. Может, за это им даже нужно быть благодарным. Ничто не воодушевляет лучше нескольких попыток стащить с тебя штаны, чтобы трахнуть на сухую. Как удивились бы они и, в особенности, Ан, что Хенджин в этих делах на другой стороне. Почему-то ни один не догадывался, что, даже если его влажные мечты станут реальностью, в итоге нагнут его. Отец был чертовски прав, когда сказал, что его сходство с матерью будет помехой. Но Хенджину все равно нравится отражение в зеркале. По крайней мере, у него нет проблем с сексом по обоюдному согласию. А вот у Ана они точно есть. Хенджин спросил пару парней под руководством этой гниды, и узнал, что тот портит психику его людям, пользуясь положением, из-за которого ему не могут отказать. Хенджин, можно сказать, делает вклад еще и в психическое здоровье своих людей. Вот поэтому им давно пора снять плесень старых убеждений и дать людям выбирать дырку любого пола, который их привлекает. От замалчиваний все только хуже. Но это не та головная боль, с которой Хенджин готов работать в ближайшие годы. Он вздыхает и становится обратно в полный рост. Так близко к висящему телу, а значит, взгляд автоматически поднимается и смотрит на член. Хенджин брезгливо морщится. — Ты же не думаешь, что смог кого-то удовлетворить этой мелочью? Хенджин, конечно, не эксперт в делах снизу, но этот отросток не похож на то, что может принести хотя бы немного удовольствия. Не хочется портить нож из-за такого. Хотя, он уже будет загажен всем остальным… Придется выкинуть. Ан открывает рот, но крови уже скопилось прилично, чтобы сразу забиться ему в рот, из-за чего он кашляет. Черт, может долететь и до брюк. — Предлагаю тебе выгодную сделку, — Хенджин отходит на пару шагов и снисходительно смотрит на красное из-за положения и крови лицо. — Ты придумаешь что-то, что я еще ни разу не слышал, и за каждую фразу я буду сокращать время до твоей неминуемой кончины. Скажешь банальщину — получаешь вот этим ножом в какую-нибудь часть тела. Кроме члена, пожалуй. Маленькие объекты мне не интересны. Хотя… Одним быстрым движением Хенджин снова разрезает кожу на груди, делая глубокий порез, который пересекает второй. Вместе они бы образовали букву “x”, но кровь мешает увидеть четко. В какой-то момент Хенджин думает, что, продолжая так и дальше, мог бы изъять гнилое сердце Ана. Одновременно с этим до ушей доносится крик боли. — Шлюшье отродье. Банальщина. Обычно с этого они и начинают. По крайней мере, в мыслях это либо первое, либо второе. Сразу после того, что Хенджин больше подходит для того, чтобы его пускали по кругу, а не чтобы он делал вид, что может им приказывать. Хенджин иногда задумывается, а думали ли также про его брата, когда тот еще был жив? Говорили, что ему больше подойдет роль одной из шкур? Может, у его отца одинаковый вкус на женщин. Хенджин не знает, как выглядел родственник, уверен, тот даже не подозревал о его существовании. Собственно, как и он сам долгое время. И единственный раз, когда он решился что-то узнать от отца, тот ясно дал понять, что не потерпит никаких вопросов о прошлом наследнике, в которого Минхек за два десятка лет вложил кучу сил и родительских надежд. Хенджин наигранно разочарованно вздыхает и качает головой, будто собрался ругать непутевого ребенка. — Ты не расслышал? Напряги мозги. У тебя же раньше хорошо получалось. Может, Ану нужно чуть больше мотивации. Если бы ноги не висели так высоко над ним, Хенджин бы рассек ахилловы сухожилия, но они обвиты цепью, придется ее снять. Можно попросить парня, который стоит неподалеку, чтобы он это сделал. Он и еще несколько человек и привезли Ана сюда, подготовив ко встрече. Но это долго. Поэтому лучше… Нечеловеческий вой заполняет все помещение. Наверное, очень больно висеть связанным вверх тормашками с изуродованной грудью, так еще и ножом по середине члена. Если Ан сейчас скажет то, что Хенджин слышал сотни раз, то вдобавок еще и лишится своей, как он считает, прелести. Хенджин бегло смотрит на часы на запястье. У него осталось немного времени, нужно скоро заканчивать. Не стоило ожидать от лживого куска дерьма сотрудничества. — Гребаная сука! — визжит Ан. Хенджин наигранно разочарованно вздыхает и качает головой, будто собрался ругать непутевого ребенка. Пустая трата времени. Дети в песочнице, отбери ты у них лопаточку, и то лучше справятся. Хотя бы постараются. Ан же клал свой маленький член на его приказы. — Даже ради собственной шкуры не стараешься, — цокает Хенджин. — Подобные отбросы Осонг Па и даром не сдались. Естественно, Хенджин не будет больше прикасаться к оставленному в мягкой плоти гениталий ножу. Поворачивая голову в сторону Чана, он нетерпеливо поднимает согнутую в локте руку на уровень груди и разжимает ладонь. Чан подходит к нему, достает из кобуры на поясе свой глок и передает ему. Лучше бы нож, чтобы вставить его точно посередине отметки на груди, пробивая сердце. Но что Чан, что телохранители у выхода, все любят огнестрельное оружие больше холодного. Хенджин же считает, что и то, и то хорошо и служит своим целям. В следующий раз стоит привезти побольше инструментов. Из его клана никто еще не удостаивался чести быть повешенным за крюк как животное на убой. Обычно это стул и такие же веревки. Не потому что другие меньше накосячили, просто Ану не повезло его выбесить. Вот он и открыл Хенджину глаза на то, что с некоторыми ублюдками, которые точно не будут ему верны, надо разбираться иначе. Сейчас таких в клане много, а месяцы назад было еще больше. Разбираться лично с каждым — времени не хватит, да и желания даже нет. Хенджин знал, что ему нужно будет делать, еще подростком. Та часть, где он вылавливает крыс и разбирается с ними соответственно: шантажирует, если еще есть шансы, или решает убрать насовсем, — это не самое сложное. Действительно сложно: найти новых людей, преданных именно ему, а не светлой памяти Минхека, который в глазах Осонг Па остался отцом и сильным лидером. Даже новость о скрываемом сыне не нанесла большого ущерба его репутации. Зато все гнусные чувства теперь легли на самого Хенджина. Он иногда вспоминает, как стоял на похоронах, смотрел на поникшие лица жестоких гангстеров и не без сарказма думал, что им Минхек был больше отцом, чем собственному сыну. Интересно, это именно ему, как бастарду, так не повезло, или первенец тоже не получал отцовской любви? Не будь у него важной встречи так скоро, Хенджин провел бы на складе больше времени. Отсюда никто обычно не выходит живым, хотя в этом правиле уже есть одно исключение. Хенджин думал даже сделать из Ана пример, чтобы все знали, какие слова им точно нужно не говорить вслух, потому что даже у стен могут быть уши. Но факт того, что исчез не самый влиятельный человек в клане, все равно заставит задуматься. Или нет. Тогда он что-нибудь придумает. Нажимая на спусковой крючок пистолета, Хенджин засаживает пулю прямо в сердце. Туда же, где и должен был быть нож.***
Чонин начинает подозревать, что у Хенджина есть какое-то расстройство личности. Может, раздвоение? Он не особо разбирается в психологических типах и травмах, потому что, когда ты окружен психопатами ежедневно по воле службы, книжки читать не нужно, они здесь не помогут. Вся теория, обкатанная на людях под присмотром, ни в какое сравнение не идет с грязной практикой реального мира. Так что он не знает термин, но уверен, что у Хенджина что-то не так с головой посильнее всех предыдущих заказчиков. Одно дело — знать, чего ждать. Насилие, жестокость, обмен, попытки убить — все это в какой-то момент становится статичным шумом повседневности, на который и бровью не поведешь, пока не выйдет даже за твои рамки. Чонин знает, что не видел самые жестокие стороны их криминального мира, но все же за последние четыре года он видел больше, чем среднестатистический житель Пусана увидит за всю жизнь. Если так сравнить, то он будет где-то на уровне уже дальше слепого котенка, но при этом и не близко к уровню рядового из того же Осонг Па. Все же его вид деятельности сам по себе не предполагает видеть насилие или быть жестоким к кому-то. Если ты не попадешься, конечно. Ему пока везло, еще даже не понадобилось убивать. Постепенно Чонин становится все ближе к пониманию, что стекла очков, которыми он смотрит на мир, скоро потемнеют еще больше. Спасибо сотрудничеству с Хенджином. Но этого было бы не избежать. Чонин знал об этом и думал, что готов. Недавние события показали, что он заблуждался. Ему понадобилось за максимально короткий срок пересобрать себя, чтобы залатать все стены, которыми он защищается, потому что их серьезно повредили. Опять же, Чонин был уверен, что теперь-то он готов лучше. Вторая встреча с господином Осонг Па пройдет лучше первой. Сто процентов. Он ожидал всего. Снова грязный темный склад с подтеками крови на полу, угрозы, жгучие тугие веревки вокруг тела, да хоть дуло пистолета у лба. Чего Чонин не ожидал, так это простор, чистоту и приятный глазу вид ресторана, посетить который может себе позволить в лучшем случае один процент жителей их города. Может, у Хенджина и правда есть брат-близнец, и сегодня он общается с более добрым из них? Чонин бы уже ничему не удивился. Но вроде это все тот же Хван Хенджин. Тот же платиновый блонд, острый самоуверенный взгляд, классика брюк, идеально сидящий пиджак, только вместо белой рубашки сегодня черная. Чонин в черных джинсах и синем худи, накинутом на домашнюю футболку, чувствует себя ужасно непрезентабельно одетым. Было бы для кого стараться, но все же лощеная атмосфера места заставляет его пожалеть о своем сегодняшнем выборе одежды. Но он подумал, что в этот раз одежда должна быть одной из любимых, как одна из ниточек комфорта, которая поможет пережить эту встречу. Ответное сообщение ему пришло быстро. Утром Хенджин прислал время встречи и координаты, которые вели к одной из многоэтажек города. Как только Чонин пришел к назначенному часу, к нему подъехала машина и отвезла уже на реальное место встречи. Не то чтобы он ожидал, что Хенджин отправит ему правильную локацию. Хотя бы не поменял несколько раз за часы или минуты до назначенного времени, и на том спасибо. Сейчас же они, уже успев обменяться приветствиями и выбрать блюда из меню, молча сидят в приватной кабинке за пока что пустым столом, на котором только только чистая белая посуда на такой же скатерти. Чонин уверен, это снова какая-то пытка. Пытка тишиной. Ему очень хочется начать дергать ногой, чтобы убрать часть напряжения, собравшегося вокруг, но он себя сдерживает. Хенджин сидит неподвижно, его руки покоятся на на коленях, а глаза внимательно смотрят на Чонина. Он точно делает это специально. Из людей вокруг только телохранители. Один из них особенно нервирует Чонина, заставляя хмурить брови. Если все остальные стоят по периметру так, будто их здесь не существует и им неинтересно происходящее, то от этого волнами исходит враждебность. Ощущение, что именно он — тот, кому нужно доказать свою профпригодность, а не кому-либо еще. Чонин в который раз отводит глаза от Хенджина и сталкивается с тяжелым взглядом этого парня, стоящего у стены за господином. Наверное, он главный из всей охраны. Интересно, почему так пристально рассматривает? От Чонина исходит аура какой-то сильной опасности и угрозы? Как он понял, они с Хенджином примерно одного роста и не сильно отличаются по комплекции, только мышцы второго будут немного побольше. Их руки Чонина точно хорошо запомнили. В любом случае, он уверен: уроки боя в безопасной обстановке спортивного клуба и редкие стычки на улицах не идут ни в какое сравнение с тем, чему учили будущего главу клана. Даже думать смешно о попытке состязаться с ним в бою. — Уже положил глаз на одного из моих парней? Чонин мгновенно переводит взгляд обратно. Хенджин даже на сантиметр не сдвинулся, но во взгляде теперь есть доля насмешки. Как будто говорит: “С ним тоже переспишь?”. Поджимая губы, Чонин сдерживается, потому что не хочет отвечать. Нет желания об этом сейчас вспоминать, а то так можно и сказать чего-то лишнего. Обычно он не сильно разговорчивый. Душой компании или экстравертом его точно не назовешь. Но в присутствии Хенджина его рот имеет какую-то волшебную способность говорить то, о чем Чонин обычно промолчал бы при других. Вместо этого он решает, что пора перестать ждать официанта, и начать разговор. Если тему задаст он, то и вести в диалоге будет первым. То, что нужно. — Расскажи все, что мне нужно знать о деле, — он старается не делать тон голоса приказным, наоборот, чтобы звучало вежливо. Настолько, насколько возможно обращаться вежливо к такому человеку, как Хенджин. Который не изменился в лице. — Я думал, мы это обсудили в прошлый раз. Обсудили. Нет, они не обсуждали, Хенджин просто взял и вывалил на него все, держа связанным на складе. Чонин слабо может назвать это деловой беседой о сделке. — Я говорю о деталях, — тем же напряженно вежливым тоном продолжает он, чтобы эта встреча не перешла в стычку в самом начале. — Ты хочешь, чтобы я просто взял и выкрал бумажку с формулой? Может, ее вообще не существует. За последние три дня Чонин много думал об этом. Хенджин сказал, что ему нужно выкрасть формулу. Но… это звучит слишком сладко и странно одновременно. Он что, найдет потайное место Хянкум Па, выкрадет написанную каллиграфическим почерком формулу, над которой будет пояснение для тупых: “Господин, это формула нашего нового опасного наркотика”? Нет, это вряд ли. Тем более, Чонин в какой-то момент понял, что ничего не смыслит в химии, чтобы понять, где формула несуществовавшего ранее вещества. С таким же успехом он может выкрасть бумаги, химические соединения на которых не будут иметь никакого смысла. Хенджину об этом говорить он, конечно, не будет. Чонину слишком нужно это дело, чтобы показывать себя некомпетентным больше дозволенного его собственными внутренними нормами. Но при этом он нуждается в ответах на вопросы, возникшие за время с их последней встречи. Хенджин же наверняка знает больше. И действительно. — На их месте, я бы обязательно хранил где-то формулу, — говорит он, уводя взгляд в сторону, как бы доставая из памяти мысли, которые у него уже были. — Не может такого быть, чтобы Вонхен доверился своим подчиненным настолько, что не проконтролировал лично, — он останавливается на несколько секунд, обдумывая следующие слова. — Они могут синтезировать вещество, а после убить тех, кто работал над его созданием. Больше ученые будут им не нужны, слишком большой риск оставлять их живыми. Поэтому в каком-нибудь сейфе документы точно лежат. Черт. У Чонина возникла другая идея. В какой-то момент он с ужасом понял, что даже если перед ним лично Ли Вонхен, господин Хянкум Па, выложит три листа и скажет, что на одном из них — формула нового вещества, которое порушит жизни тысячам людей, Чонин бы тыкал наугад, надеясь, что удача будет на его стороне. Поэтому у него появился другой план. И теперь к нему надо подвести и Хенджина. Иначе все это звучит практически невыполнимо. Чтобы он открыл хотя бы один сейф людей из высшего эшелона Хянкум Па понадобятся недели на подготовку и реализацию. Не говоря о том, что наркотика может и не быть. Чонин в это уже слабо верит, но хочется отрицать до последнего. — Если все это вообще реально, — бурчит он. — Пока это твоя основная задача, — Хенджин снова смотрит на него. — Найти доказательства, существует он или нет. — И как я должен это сделать? Поискать в документах? — Именно. Вонхен слишком консервативен и стар, чтобы хранить все на компьютере. Он точно хранит важные бумаги за замком. Чонин сдерживает все внутренние порывы, которые орут, чтобы он спросил: “И ты тоже так делаешь?”. Не то чтобы это ему поможет хоть в чем-то, но с Хенджином в нем просыпается странное любопытство. Хочется знать больше и больше. И хотя он все еще считает, что синдикаты — королевская кобра Кореи, которая отравляет жизнь всей стране, но это же провоцирует в нем неутолимый интерес. — И если они действительно создали новое вещество, то дальше ты хочешь, чтобы я… — Чонин обрывает свои слова, приподнимая брови в ожидании ответа. — Чтобы ты нашел их лабораторию. — И что дальше? Что будет с наркотиком? — А дальше мы разойдемся, будто друг друга и не знали, — спокойно говорит Хенджин, разводя руки в стороны и приподнимая уголки губ. Понятно. Говорить о планах он не будет. Не то чтобы Чонин ожидал. Наоборот, он никогда не лезет к клиентам, чтобы узнать, каковы их личные цели. Конечно, никто ему не скажет. В тот первый раз Хенджина он тоже не спрашивал, зачем ему нужны часы, которые легче и дешевле купить в бутике. Люди, обращающиеся к нему, редко просят выкрасть что-то материальное, особенно, деньги или драгоценности. Только если за ними кроется что-то большее, чем хорошая продажа дилеру в будущем. Либо что-то личное, либо сама вещь — лишь обертка для чего-то большего, например, чипа с данными. Всем сейчас больше нужна информация, от которой налички на руках будет больше, если ей грамотно воспользоваться. Да и глупо давать вору деньги за то, чтобы он украл другие деньги, которые может забрать себе и испариться, убежав в другую страну. Те, кто хотят обогатиться, обычно сами воры, которые организуют себе команду. Они с Сынмином скорее уйдут из криминала, чем будут нанимать кого-то еще. А деньги Чонин бы никогда не украл. Не тогда, когда все, что он делает, имеет лицо человека, который бы это, мягко говоря, не одобрил. Он и сам от такой перспективы не в восторге. Но у него есть цель, а доставать документы, чтобы сталкивать преступников друг с другом… Это уже похоже на то, за что совесть съест не так сильно. Мысли Чонина прерывает подоспевший официант. И хотя эта встреча — небо и земля по сравнению с прошлой, ему все равно слишком волнительно, чтобы чувствовать аппетит при виде красиво сервированной еды. Он пропустил обед, время уже вечернее, и пора что-то поесть. Тем более, с Хенджином они, кажется, разговаривают как цивилизованные люди. Не хочется портить приятный тон происходящего, отказываясь от еды. Он начинает есть босам — свиное мясо с овощами и кимчи. Пережевывая первую порцию, он переводит взгляд на Хенджина, который смотрит на его руку, держащую палочки. На что он уставился? Чонин останавливается. — Могу выплатить аванс раньше, — говорит Хенджин, который теперь смотрит ему прямо в глаза, но в них невозможно прочитать эмоцию. — Купишь себе работающие часы. — Не твое дело, — вырывается раньше, чем Чонин даже думает о том, что стоит себя остановить. Хотя, теперь подумав, он уверен, что сделал все правильно. Это действительно не то, куда Хенджину стоит лезть даже мысленно. Но он, видимо, этого не понимает. — Могу тогда какие-то из своих отдать. Та модель, что ты выкрал — заслуженно вернется к тебе. Чонин кладет палочки обратно на стол, сжимая уголки губ в недовольстве. Удивился ли он, когда Хендждин попросил украсть часы, сильно похожие на те, что Чонин носит на правой руке уже четыре года? Да, но не сильно. Хочет ли он об этом думать и, тем более, обсуждать это с самим Хенджином, которому не нужно много знать? Нет. Часы бренда Сartier есть у огромного количества людей. То, что у них с главой клана совпали вкусы на определенные вещи — ничего не значит. И Чонин точно не думал, что у них могут совпасть вкусы на что-то еще. Как, например, на… Стоп. Не время и не место об этом снова думать. — Ты же не всерьез думаешь, что я приму от тебя хоть что-то, кроме информации и денег? Как будто Чонин настолько наивный, чтобы не понимать, что за каждым действием всегда кроется мотив. Особенно у таких людей, как глава мафии, хоть и новоиспеченный. — Почему нет? — голос Хенджина звучит так, будто он искренне не понимает. — Никакого жучка в них не будет, не переживай. Считай это благодарственным жестом в знак нашей прелестной договоренности. Как будто он взял и поверил. И даже если это правда, Чонин уверен, что Хенджин предложил это не просто так. Он не учился заграницей и не читал умных книжек о манипуляциях, потому что ему хватало тех приемов, которые он умел проворачивать с детства одной мимикой. Но даже без этого Чонин не настолько дурак, чтобы думать, что Хенджин предлагает часы по доброте душевной. Беспокоится, чтобы его исполнитель знал корректное время в любом месте в любое время дня и ночи. Ага, конечно. Наверняка что-то о том, чтобы Чонин потом был обязан или благодарен, ослабил бдительность. Пусть ищет другого простака. Всемогущий господин Осонг Па считает, если кто-то не такой же крутой, как он, то и мозгов нет? И как можно с него не беситься после этого? Кажется, эта миссия более невыполнима, чем та, что связана с наркотиком и Хянкум Па. — Это не твое дело, Хенджин, — с нажимом на последнее слово произносит Чонин, потому что не хочет конфликтовать. Лучше закрыть эту тему. Как и вообще любые темы, что не касаются их сделки. Кто-то в зале с шумом втянул воздух. И это не Хенджин, который ухмыляется, приподняв одну бровь. Ему весело. А вот тому парню, который раньше сверлил взглядом, совсем не весело. Если раньше Чонин думал, что тот выражает враждебность, то ошибался. То были ростки недовольства. Теперь же это полноценные бутоны презрения и шока. Ах, да. Как же он, простой криминальный работяга, мог так неуважительно обратиться к главе самого могущественного клана их города, который еще и точно где-то в топ пять по всей Южной Корее? Непозволительно. Но, может, хотя бы так до Хенджина дойдет, что он не может им командовать, как захочется, и думать, что только его мнение имеет вес. Чонин не вступил в его клан, не давал клятвы, а в обмен не получит защиту от Осонг Па. Он — не подчиненный Хенджина, а партнер в деле. Главное, чтобы это понимали они оба, а не только один из них. — Хотел предложить еще тогда, когда ты их мне принес, — продолжает Хенджин, несмотря на последние слова Чонина. — Сразу заметил, что разбитые на руке. Но, раз тебя все в них устраивает… — Устраивает, — уже мягче, но с той же уверенностью говорит Чонин, смотря прямо в глаза напротив, в которых все еще видны смешинки. — Как скажешь. Хенджин возвращается к своему прожаренному мясу на тарелке, но Чонин больше не может притворяться, что его интересует еда. Раздражение повысило уверенность в себе настолько, что он решается продвинуть свою идею. — Я подумал, что лучше будет начать с поиска их лаборатории, — взгляд Хенджина с еды сразу переходит обратно на него. — Там будет образец и, возможно, формула, и тебе все равно нужны координаты. Три в одном. Чонин на секунду зависает из-за мысли о том, знает ли Хенджин, какое поганое кофе “три в одном” продается в магазинах для обычных людей или и не подозревает, родившись с золотой ложкой во рту. Хван Минхек так оберегал своего сына, не показывая миру, что сложно представить, чтобы Хенджину когда-либо пришлось давиться дешевым растворителем. — Найти сейф займет какое-то время, даже если ты дашь мне чертежи их зданий, — продолжает Чонин после секундной заминки. Глаза Хенджина все еще сосредоточены на нем, пока рот занят едой, чтобы что-то сказать. Не выдерживая столько внимания на себе, Чонин поворачивает голову в сторону, смотря в одну воображаемую точку на стене напротив. — Подготовиться, чтобы добраться до него — еще дольше. Потом нужно вскрыть его, проверить все документы прямо на месте, чтобы никто не заметил регулярных пропаж и не усилил охрану, и так много раз. По крайней мере, пока я не найду то, что нужно. Чонин на секунду останавливает свой монолог. Самое главное — донести следующие слова так, чтобы Хенджин без проблем согласился с ним. Ему слишком волнительно и даже неловко при всех людях, что находятся с ними в одном помещении, чтобы пробовать свой щенячий взгляд. Он даже не уверен, что тот сработал бы на главе клана. Только бы опозорился, а потом еще и думал об этом минимум неделю. — Если ты говоришь, что урон от них уже достаточен, — на этих словах он все же смотрит на Хенджина, вкладывая в свой голос всю уверенность в себе, на которую способен и не способен. — Тогда, как я понял, действовать нужно быстро. Значит, поиск лаборатории — самый эффективный вариант. Лабораторий точно не может быть больше по количеству, чем сейфов, да и забраться будет в разы легче, чтобы все проверить. Хенджин уже давно отложил палочки и только внимательно слушал его. Теперь же он нахмурил брови. Сердце Чонина начинает биться быстрее, предчувствуя, что сейчас придется отстаивать свою точку зрения, но Хенджин в который раз за вечер поражает его. — Это имеет смысл. Странно, но сердечный ритм совсем не замедлился. Чонин все еще напряжен, ожидает подвоха, то самое “но”. Но… ничего. Все равно нельзя молчать, надо продолжить самому. — Насколько ты уверен, что наркотик существует? — Больше, чем на пятьдесят процентов, — Чонин не будет спрашивать о причинах такой уверенности, но Хенджин вдруг говорит сам. — Мои люди нашли некоторые зацепки пару дней назад. — Если намеки уже есть, то лучше начать с лаборатории. Самое прямое доказательство. — Раз так будет быстрее, значит, делай так, — утвердительно говорит Хенджин. — Я даже знаю, какие места лучше проверить первыми. Пришлю тебе потом. Чонин медленно выдыхает, а спина начинает немного сутулиться от расслабления. Даже не верится. Это был еще один важный пункт, который надо было обсудить так, чтобы не показаться человеком, который не понимает, что ему делать. Когда он отошел от эмоционального раздрая, которые испытал на складе, то понял, что Хенджин дал ему задачку в разы сложнее привычной. Что-то из разряда: пойди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что. Ни места, ни конкретного объекта. Обычно отсутствует информация только по одному пункту из двух. Иногда везет и есть все сразу. Но это впервые, когда он буквально не знал, с чего начать и за что вообще зацепиться. Сынмин был уверен, что Хенджин и так все скажет. Это логично. Вводные данные должен давать заказчик. Хотя бы какие-то. В остальном, часть их работы — быть ищейками. Но его друг не встречался и не разговаривал с главой клана, а вот Чонину пришлось. И появилось ощущение, будто Хенджин думает, что может просто приказать и этого будет достаточно. Наверное, так работает в его клане. Чонин не знает. Может, он ошибается. Только пока в этом деле столько нового, что у него стойкое ощущение, что его бросили посреди моря, чтобы научить плавать, а способные разом проглотить тебя акулы рядом — дополнительная мотивация. Голова начинает пульсировать, а это еще даже не все, что он хотел обсудить. С Хенджином постоянно кажется, что он ходит по обжигающим углям. В его присутствии сам воздух наэлектризован, а взгляд такой, будто может забраться тебе под кожу без особых усилий. Все ощущается острее и ярче, начинаешь следить за каждым вздохом. От этого быстро устаешь. Чонин перед встречей, заранее подготовив себя к худшему, решил, что на крайний вариант у них есть Джисон, который не раз выручал. Он может дать хоть какие-то зацепки, если Хенджин скажет, что все эти поиски от и до — работа Чонина. Джи не раз их выручал, хотя здесь задача для него тоже на несколько уровней выше привычного. Ощущая легкие позывы аппетита после того, как с одним из главных вопросов он успешно разобрался, Чонин снова берется за еду. Осталось еще кое-что, но для этого надо себя морально подготовить. Не все так сразу. К его одновременно облегчению и недовольству, теперь начинает говорить Хенджин. — Тогда как быстро ты все сделаешь? Оцени сроки. Это так не работает. У Чонина примерно ноль идей, в какое время он уложится. Фактор везения — то, с чем ему пришлось смириться в работе. Он действительно имеет значение. Ткнув наугад, выберет ли он то место, где в итоге будут нужные бумаги или нет? И хотя Чонин не любит мысль о том, что какие-то случайности определяют его жизнь больше, чем собственные воля и действия, но иногда происходит именно так. Ему это не особо нравится. Хотелось бы, чтобы все результаты в жизни были целиком и полностью заслуженными. А так возникает ощущение, что он не так хорош, как можно было бы подумать, смотря на его послужной список выполненных сделок. Но успешно давить в себе это чувство помогает Сынмин. Не будь ему так нужна информация, что может достать Хенджин, он бы отказался еще и из-за того, что попросту бы не верил, что справится. Но ему надо себе внушить, что он сможет. И поэтому он задвигает все страхи и картинки будущих неудач на задворки сознания. — Сколько объектов Хянкум Па у тебя на примете? — спрашивает он, чтобы дать Хенджину хотя бы приблизительный ответ. — Три. Два из которых вроде бы не особо сложные, но, возможно, с третьим придется повозиться. — Тогда около месяца. — Договорились, — кивает головой Хенджин. — В любом случае, встретимся через неделю. Хорошо, что Чонин в этот момент не успел поднести палочки ко рту, иначе бы мясо застряло в трахее, и пришлось бы пытаться выкашлять еду из себя. — Что? — поднимает он брови, не успевая скрыть удивления, опуская руку обратно на стол. — Промежуточный прогресс, — объясняет Хенджин так, будто это что-то само собой разумеющееся. — Ты что-то сделаешь за следующие семь дней, мы встретимся, и ты отчитаешься. Да, это логично. Чонину не стоит удивляться, но он почему-то об этом не подумал. Уже настроился, что с Хенджином они встретятся не скоро. Раньше он только обменивался зашифрованными сообщениями по телефону с заказчиком. С опытом Чонин пришел к контринтуитивному выводу, что чем крупнее заказчик — тем меньше хлопот он тебе будет доставлять. Никаких звонков в три часа ночи, никаких каждодневных вопросов и напоминаний. Поэтому он подумал, что с Хенджином будет так же. Может, то, что он не из его клана, не внушает большого доверия. И не должно. Не очень приятная ситуация, но он не в том положении, чтобы спорить из-за такой мелочи. Не то чтобы он сможет взять параллельные заказы или будет сильно занят. Тем более, судя по тому, как идет сегодняшняя встреча, встречаться с Хенджином всего раз в неделю — не такое уж и противное дело. Только ему не нравится то, что он должен отчитываться, будто он все еще ребенок. Чонин несколько раз моргает, чтобы выйти из ступора. Все и так шло слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Договорились, — говорит он с хрипотцой. Надо доесть остатки риса, что Чонин и начинает делать, сосредоточившись полностью на тарелке. Когда она станет пустой, ему придется спросить еще кое о чем. Умные люди, наверное, начали бы с самого неприятного, чтобы не терзать себя тревогой так долго, но это не его тема. Просить помощи — не то, к чему Чонин привык. Одна мысль об этом — и он уже хочет отказаться от неприятной затеи. Находясь в борьбе с самим собой, Чонин не замечает, как несколько раз выдыхает чуть громче. Зато это замечает Хенджин, который с весельем наблюдает, с каким воодушевлением взялся за поглощение еды Чонин. Так как они уже обсудили все, кроме той части, о которой обычно говорят в конце, может, настало время завершить обсуждение. Хенджин прочищает горло. — Насчет де… — Ты сказал, что можешь помочь, — выпаливает Чонин, обрывая его. — Тогда, на складе. Лицо краснеет, когда он понимает, что оборвал Хенджина. Мама учила, что перебивать некрасиво, но Чонин не специально. Судя по лицу его собеседника, которое не выражает никакого недовольства, все не так плохо. Мимика Хенджина показывает только то, что он ждет продолжения. Но Чонин не может заставить себя сказать что-то дальше. В голове пусто, а сердце, кажется, стучит так, что его слышат все телохранители. — Могу, если ты скажешь, с чем нужна помощь, — губы Хенджина изгибаются в подобии веселья, а тон такой снисходительный, каким не был за весь разговор. Вот это уже больше похоже на того, с кем Чонин встречался три дня назад. Пропадает всякое желание говорить дальше. Хочется только закатить глаза, встать и гордо уйти. Видимо, у Хенджина закончился внутренний лимит на поддержание вежливого диалога. Как только Чонин решил напомнить о его части уговора. Ладно, они не прям уж договаривались, но это именно Хенджин предложил помощь. Сейчас его поведение больше похоже на то, к чему Чонин готовился. Почему-то именно то, что Хенджин перестал строить из себя приятного собеседника помогает ему выдавить из себя слова, которые он не говорил никому, кроме двух других людей в его жизни. — Мне нужно узнать об одном происшествии. В Пусане семь лет назад был взрыв здания суда, — Чонин сглатывает и продолжает. — Каких-то важных людей из Осонг Па должны были судить тогда. Ты… может, помнишь что-то об этом? Чонин не знает, сколько лет Хенджину, но он не выглядит сильно старше его самого. Он бы ему дал не больше двадцати пяти. В любом случае, в то время Хенджин должен был быть достаточно взрослым, чтобы запомнить такое. Журналисты трубили о халатности сотрудников, а новости распространяясь далеко за пределы их города. — Да, — бросает Хенджин. — Что-то такое припоминаю. — И ты знаешь, что никакой утечки не было? Что это была атака на ваш клан со стороны Хянкум Па? Хенджин нехотя медленно кивает головой. Ленивый жест, но Чонин все равно чувствует себя так, будто с него сняли рюкзак, доверху заполненный кирпичами. Он был уверен все эти годы, что это не случайность, а подготовленная атака, которую решили скрыть от общественности. Но… какая-то чудом выжившая часть него, которая искренне верит, что честность и справедливость всегда восторжествуют, все это время сомневалась. Сынмин, когда разъяснил ему логическую цепочку, не был совсем маленьким, но все равно был ребенком. И он смог понять то, до чего не дошли взрослые? Все просто проглотили то, что им скормили через телевизор и газеты? Это было нелогично. И опустошающе. Чонин даже не знает, что было бы лучше. Если бы ошибался он, и вся грязь, что он взял на себя за последние годы, была ради пустышки. Собственного бреда, в который он поверил, когда не хотел мириться с реальностью. Или ошиблось общество, которому и не было особого дела до того, что его нагло обманули. Жизнь у всех остальных продолжается, особо не изменившись. Родственники других жертв тоже просто смирились? В голове Чонина это все не укладывается. Теперь, имея подтверждение от человека, который точно знает правду… Чонин даже не понимал, что червячок сомнения так тяготил его и подъедал изнутри, пока не почувствовал, что освободился от него. — Я хочу узнать, кто конкретно это был, — уверенно говорит он, смотря на Хенджина в упор. — Их имена, живы ли они еще. Все, кто там был. Но еще, — Чонин отводит взгляд в сторону, сводя брови на переносице, и понижает тон голоса, делая его более мрачным. — Может, ты сможешь узнать, кто был главным. Или отдал приказ, не знаю, — он устало вздыхает. — Или кто все это организовал. Основных виновных. Не тех, кто просто сделал то, что им приказали. Но и их тоже. Если…, — он прерывается, чтобы снова посмотреть на Хенджина, который нахмурил брови. — Если сможешь. Хенджин всем видом выражает, что хочет залезть к нему в голову и узнать, в чем причина такой просьбы. Чонин понимает, что он быстро сможет сложить два и два, если будет проводить свои поиски. Небольшой побочный эффект, к которому он готов. Скорее всего, даже настоящее имя сможет узнать, если правда постарается. Или уже постарался. — Это может быть как оплата за часть работы, — начинает тараторить Чонин. — Или за всю работу. В общем… — Посмотрю, что можно сделать, — прерывает его несмелое бурчание Хенджин, вернувшийся к тому же странному спокойствию в лице и голосе. — И скажу через неделю. Глаза Чонина начинает пощипывать.***
Хенджин стоит недалеко от входа в ресторан и смотрит вверх на темноту неба, выдыхая сигаретный дым. Пять минут, чтобы покурить, перевести мозги на другие рельсы, стряхнув с себя странные ощущения после встречи, и поехать домой. Работать дальше. Но параллельно он думает о том, с чего бы начать детально изучать информацию о взрыве. Если парень готов был отказаться от денег, это будет что-то интересное. Оплату они все равно потом обсудили, когда принесли шампанское и десерт, к которому оба даже не притронулись, и Хенджин предложил ту же сумму, которую и планировал. Надо использовать все рычаги, которые есть. На мудаков из Хянкум Па денег жалеть нельзя. Атмосфера за столом была неожиданно расслабляющая, особенно под конец. Обычно Хенджин, хоть и не подает виду, старается доказать людям, у которых криминального опыта больше, чем у него прожитых лет жизни, что он не просто так получил кресло главы клана. Произвести самое приятное и при этом властное впечатление, оставив след в памяти того, с кем собирается договариваться. Так он и делал на первой встрече с этим воришкой. Может, сегодня не было надобности, раз переговаривались они уже в четвертый раз. Но все равно странно. Будто он получил незапланированный и вряд ли заслуженный отдых. И сейчас дожигает его последние остатки. Вот только Чан, также отравляющий воздух выдыхаемым табаком рядом с ним, не разделяет его настроя на тихий перерыв. — Я не удивлюсь, если он тебя предаст, — снова зудит он. Как и ожидалось. — Ты был слишком мягок. Он тебе еще и приказывал. Очередную порцию яда, скрученного в цилиндр, Хенджин раздраженно выдыхает. — А что, по-твоему, я должен был делать? Орать и унижать? На склад я его уже привозил. Надо было тогда тебя с собой взять. Тогда Чан был занят, а Хенджин не собирался его ждать, к нескрываемому неудовольствию первого. Как будто он не может справится со связанным пацаном при своих людях вокруг. Смешно. Хенджина тогда бесило, что они не могут поймать одного человека, у которого не так много власти в их криминальном мире, чтобы просто взять и поговорить. Раз не хотел по-хорошему, значит, будет по-плохому. Только потом, когда он отошел от зудящего под кожей весь месяц раздражения, подумал, что, может быть, чуть-чуть перегнул. Но он ни о чем не жалеет. Сработало, значит, так и нужно было. Хенджин уверен, окажись он снова в прошлом, то поступил бы точно так же. Стоило сразу соглашаться поговорить, а не строить из себя недотрогу. Особенно после того, как первым полез целоваться. — Надо было осадить, когда он назвал тебя по имени, — недовольно говорит Чан. Хенджин только подносил сигарету к губам, как остановился, чтобы просмеяться. Он не понимает, как друг может беспокоиться о таких глупостях. Особенно после сегодняшней демонстрации. Какая разница, если важны не слова, а то, что за ними стоит. У каждой фразы есть подтекст. Правой стороной лица Хенджин чувствует, как друг прожигает его взглядом. — Это правила приличия, — поясняет Чан. Это правда. Все, даже люди не из клана, теперь обращаются к нему только как «господин». Кроме Чана, который может назвать его имя за закрытыми дверьми, когда рядом больше никого нет. И теперь, видимо, еще один человек. Интересно, обратится ли он к Хенджину когда-нибудь как к господину? Смешно от подобной мысли. Только чтобы съязвить, наверное, Айэн бы смог. — И он не обязан им следовать, раз не состоит в клане, — говорит Хенджин, поворачивая голову, чтобы взглядом передать, насколько ему все равно. — Но ты это и так знаешь. Его забавляет паранойя Чана на пустом месте. Хенджин хоть и сидел в ресторане к нему спиной, но прекрасно чувствовал позвоночником всю неприязнь от одного конкретного человека к другому. Когда Чан вздохнул на всю их приватную кабинку, Хенджин сдерживался как мог, чтобы не заржать. Представил, как у друга из ноздрей выходит огонь, как у дракона. Уверен, так бы оно и было, будь они в мультфильме. Нельзя этих двоих больше держать в одном закрытом помещении. Он понимает, что это в характере Чана — всегда следить за потенциальными опасностями. Но, если это все еще непонятно, другу придется смириться с тем, что Хенджин уже не тот хилый ребенок, которого остальные постоянно пытались задирать не самым мягким способом. Столько лет уже прошло. Хотя, если задуматься, суть не меняется, меняются только люди, их количество и статус. Что у простых рядовых, что у элиты клана, мысли и методы одни и те же. Скукота. — Я уже понял, что он тебе не нравится, и выслушал весь твой пессимизм. — Кто-то же из нас должен оставаться бдительным. Хенджин понимает, на что намекает Чан. Не перечить другу его останавливает только то, что он и правда совершил вольность, когда поехал один и без охраны. Но его тогда никто не знал. Правда, Чан намекает не только на это. Хенджин не будет говорить, что понимает, почему друг так взъелся. Может, он пока и сам не понял собственные причины и убеждает себя, что дело только в том, что Хенджин взял кого-то не из их клана. Когда Осонг Па, как и любой клан, всегда сотрудничает с людьми со стороны. — Ох, Чан-и. И такого мнения ты обо мне? — Хенджин наигранно высоко поднимает брови, расширяя глаза, и в драматичном жесте прикладывая руку к груди. — Мое сердце глубоко ранено. Друг угрюмо молчит и не смотрит на него. Не хочет говорить. Хенджин знает, что в его голове. Как будто он настолько глуп, чтобы чувства, в которых даже нет ничего глубокого, а только физическое влечение, могли мешать работе. — Лучше будь так бдителен с остальными, — понижает голос Хенджин. Самые опасные враги сейчас не снаружи, а внутри. Его собственный клан, который еще плохо понял, кто им теперь управляет. Те слова, что говорил Ан — не просто слова. Это мнение большинства. Как хорошо, что мнение людей можно менять. Как плохо, что нельзя сделать это по щелчку пальцев. — Нам нужно еще много вычистить, — говорит Хенджин, бросая сигарету в урну у входа. Закончился его перекур и относительно спокойный вечер. Даже удивительно, потому что он такого не ожидал. Может, убийство бесящего мудака сделало его таким. Хотя обычно после таких пыток ему нужно побольше времени, чтобы отойти, потому что в крови еще бегает что-то похожее на эйфорию, смешанную с адреналином. И желанием продолжить, которое требуется в себе подавлять несколько часов. Этого внутреннего зверя нужно большую часть времени держать на привязи, иначе он его проглотит, не оставив ничего рационального. Может, у его нового партнера было слишком занятное и очаровательное лицо, чтобы продолжать думать о всяких уебках. Хоть какая-то мыслительная передышка. Чан следом за ним бросает докуренную сигарету, и они идут к машине, чтобы продолжить свою неблагодарную работу, которая, как они надеются, в скором времени окупится. Не то чтобы у них были другие варианты.