Loosing the screws in my brain, could be any day now They gon' put me in a madhouse Shove pills down my throat 'til I space out
Чонин никогда не мог назвать себя самым умным человеком. Еще в детстве, сравнивая себя со сверстниками, он быстро понял, что не обладает выдающимся интеллектом. Это было проблемой, потому что он хотел, чтобы мама была им довольна. Он замечал, как ей приятно, когда домой он приносит отличные оценки или похвалу учителей. На ее лице расцветала улыбка, которая сразу убирала лет пять жизни. Его мама не была с ним сильно строга, не кричала на него и не ругала по пустякам. Но Чонин все равно всегда понимал, когда она одобряет его поступки, а когда — нет. Это было так же легко читать по ее лицу, как и простые и понятные условия задач в школьных учебниках. Может, если бы она была строже, под стать своей профессии, все было бы иначе. У Чонина было бы больше бунтарства, потому что на него бы давила сила родительской агрессии. А на агрессию извне внутри всегда возникает собственная, которая подталкивает к активным действиям и непослушанию. Но это была не его история. Что было его историей, так это то, что он открыл в себе способность, которая, может, даже лучше высокого интеллекта — наблюдательность. У него было достаточно практики, чтобы из зернышка потенциала вырастить крепкий навык уже к средней школе. В каком настроении сегодня люди вокруг? Что они любят? Кто им не нравится? Что написано в тетради той умной и прилежной девочки спереди? Куда учительница положила листок с ответами и что там написано? То, на что другой не обратит внимание — Чонин запоминал, потому что потом это могло пригодиться. Не то чтобы он запоминал специально. Но его мозг мог вытащить важную деталь и проявить ее во весь экран памяти, когда она будет нужна. Жизнь с мамой, которая не может повысить голос на единственного родного человека, который у нее остался, но, как и любой другой, испытывает широкий спектр эмоций, научила Чонина понимать, что происходит в некотором радиусе вокруг него. И самое главное — что с этим можно сделать. Так он научился… Нет, не врать. Чонин никогда не назвал бы себя лжецом. Скорее подбирать правильные слова прямо на ходу. Более того, он заметил, что не только его мама не имеет внутренней защиты от его щенячьего взгляда и по-детски надутых губ. Сложить это все вместе и хорошие оценки в школе, и прочное место одного из любимчиков учителей было у него в кармане. Может, не совсем честно, но цель оправдывала средства. Никто ничего не узнает, если тебя не поймают. И его не поймали ни разу. Так он убеждал себя большую часть времени, особенно при свете дня. Но иногда, по ночам его совесть любила напоминать, что он — не более, чем пустышка. Самозванец, который пытается притвориться тем, до кого никогда не дорастет, потому что он не такой. Не такой умный, добрый, хороший, честный. Он старался не думать об этом. Если он все же пропустил те первые минуты, когда от назойливых мыслей можно было отмахнуться, то погружался в темную часть себя так глубоко, что начинал плакать, убежденный, что его мама заслуживает другого сына. Например, если бы вместо него у нее родился кто-то получше. Или магия и правда существовала, и он мог бы обменять свою коллекцию комиксов на то, чтобы в нем исправили его неправильные черты характера. Но феи существовали только в сказках. Мама объяснила ему это еще в раннем детстве. Поэтому Чонин надеялся только на то, что сможет хорошо жонглировать словами и мимикой лица, проезжаясь по тонкой веревке попыток казаться лучше, чем он есть на самом деле. Внизу его поджидала пропасть маминого разочарования, а он пытался не смотреть туда, чтобы не упасть. И теперь нет никакой разницы, потому что мамы тоже больше нет. Все равно. Уже ничего не случится. Он никогда не увидит ее лица в принципе. Не важно, какого. Если бы он мог, он бы согласился терпеть ее разочарование всю оставшуюся жизнь, только бы она снова была с ним. Поэтому… есть ли смысл в том, чтобы нарушить данное ей обещание? Могут ли мертвые наблюдать за живыми? Если честно, Чонин не знает. Он не знает, как правильно поступить. Но Сынмин, который вообще не должен был этого делать, за руку вывел его из беспросветного туннеля нежелания вставать со скрипучей кровати детского дома. И Чонин обязан отплатить ему чем-то в ответ. Все должно быть по-честному. Добрые поступки вознаграждаются, а плохие нет. Чонин до сих пор ждет наказания за все, что делал в школе. Когда-нибудь оно придет. Он уверен в этом так же, как и в том, что Сынмин, которого большинство называет «Мини» из-за худощавости и маленького роста, очень любит клубнику. Не самые частые гости на столе детдома. Обычно это яблоки, груши или бананы. Хоть и редко, но бывают дни, когда есть другие фрукты или ягоды. Например, сегодня. Когда он зашел в столовую, то не сразу понял, почему вокруг так шумно и оживленно. Чонин и так не любит это место, потому что надо заставлять себя есть в присутствии чужих людей, но в этот раз было хуже обычного. Покажи детям, которые растут на пресной и однообразной еде, что-то новое, а особенно что-то яркое и сладкое, как клубника, — и они готовы за нее чуть ли не убить. По крайней мере, именно такое впечатление сложилось у Чонина, когда один из ребят постарше отобрал его порцию ягод сразу же, когда он сел за стол. Чонин даже не пытался сопротивляться. Тело без синяков и день без конфликтов ему важнее. Как он увидел минутой позже, Сынмин был иного мнения. Обычно его не трогали, но сегодня было какое-то коллективное помутнение из-за обычной клубники. Чонин ел ее столько раз, что вполне мог прожить и без нее. Он не понимал, что тут такого. Почему парням постарше она так нужна, что они готовы отобрать ее у Сынмина, который тоже только что сел за стол со своей порцией? И почему его единственный знакомый в детдоме пытается влезть в перепалку из-за пяти ягод? Причем безуспешно, потому что еду у него в итоге отобрали, повалив на пол. И никому не было до этого дела. Может, это совпадение. Чонин не решился спрашивать, потому что плохое настроение Сынмина плотно осело в их комнате и не собиралось из нее выветриваться. И это было совсем не хорошо. Раз кому-то рядом плохо, и он знает из-за чего, то может это исправить. Чтобы все снова были довольны, и все было хорошо. Тем более, он в последние дни только и делал, что размышлял, как отблагодарить Сынмина. И вот, решение появилось само собой. Единственное, чего он не учел — что клубника мягкая и ее легко испортить, если у тебя нет какой-нибудь емкости, в которую ее можно положить. Пришлось запачкать свою толстовку, но, к счастью, она черная. Только будет потом липкой из-за ягод, которые он положил на ее край, сделав что-то вроде мешочка, чтобы донести все до комнаты. Чистой рукой он осторожно открывает дверь в их комнату и подходит к кровати Сынмина. Он склоняется над ним и аккуратно трясет его за плечи, пытаясь разбудить. На удивление, после первых несильных толчков его сосед просыпается, резко открывая глаза и принимая сидячее положение. Чонин даже отходит на шаг от него, чтобы они не стукнулись друг об друга. Глаза Сынмина прищурены больше обычного, но это из-за того, что он еще не до конца проснулся. Сейчас глубокая ночь. Он мутным взглядом проходится по всей комнате, пытаясь понять, что происходит, и в итоге останавливается на источнике, который его разбудил. — Держи, — тихо, чтобы не разбудить двух других мальчиков в их комнате, говорит Чонин и тянет за плотную ткань толстовки, чтобы раскрыть клубнику. — Это тебе. Если раньше Сынмин был настроен подозрительно, потому что происходит что-то непонятное, то сейчас его глаза расширились, а рот приоткрылись так, будто перед ним не Чонин, а инопланетянин, который говорит, что может забрать его отсюда на свой межгалактический корабль. По крайней мере, именно таким взглядом он рассматривает ягоды, которые кажутся светло-серыми из-за лунного света, который освещает их через окно. — Что это? — хриплым шепотом спрашивает Сынмин. — Клубника, — говорит Чонин таким тоном, будто все происходящее здесь никак не выходит за рамки обыденного. — Тебе же она нравится, да? Может, он ошибся. Поспешил, потому что последние дни только и делал, что думал, как ему отдать должное человеку, который воскресил в нем желание хоть на что-то в этой жизни. — Да, — после некоторой паузы отвечает Сынмин, все еще не понимая происходящего. Чонин внутренне поздравляет себя с тем, что не ошибся. Иначе все было бы зря. Он и так устал думать, как отплатить в равной степени, потому что это казалось непосильной задачей. И хотя чужая любимая еда не идет в сравнение с тем, что раскрыл ему сосед по комнате, но ничего лучше в голову не пришло. — Тогда вот, можешь съесть, — говорит он, делая шаг к кровати человека, который теперь сощурился, смотря на Чонина в упор. Это нервирует. — Если хочешь. Наверное, не стоило все же так делать. Сынмин точно хороший человек. Иначе бы он не помог ему, верно? Значит, он будет недоволен, что Чонин что-то украл. Конечно… как он мог об этом не подумать. Жар стыда проходится по телу, из-за чего лицо краснеет. Маленькое облегчение, что сейчас ночь и его реальных эмоций не будет видно. — Прости, не стоило мне. Чонин, немного ссутулившись, отводит ногу назад, чтобы отойти, но рука Сынмина берет его за запястье, которое держит толстовку, и притягивает обратно, усаживая на кровать. Второй рукой он молча берет ягоду и, не отрывая даже зеленый листик, так быстро сует ее себе в рот, будто боится, что кто-то отберет. Он все еще продолжает следить за Чонином, пока жует. Сынмин нахмурился. Его лицо выражает что-то среднее между недоверием и интересом. — Где ты это взял? — На кухне, — тонким голосом отвечает Чонин. — А я думал, у тебя собственная секретная плантация, — наигранно серьезно говорит Сынмин, продолжая смотреть на него в упор, пока рука берет вторую клубнику, но теперь гораздо медленнее. — Я спрашиваю, как ты это сделал. — Взял ключ, открыл дверь, набрал, сколько смог и закрыл дверь обратно. — Не держи меня за идиота, — немного громче говорит Сынмин. — Что, тебе просто так дали ключ за милую мордашку? — Нет, я… — Чонин останавливается, чтобы сглотнуть и на несколько секунд повернуть голову в сторону, обдумывая, как бы ему преподнести информацию. — Ты замечал, что наша главная повариха любит котов? — Что? — Сынмин сводит брови на переносице. Его рука, которая уже забрала две новые ягоды, на мгновение задержалась в воздухе. — Она их очень любит. Часто упоминает, когда говорит о чем-то, накладывая еду. Она даже как-то сравнивала меня с котенком от ее кошки, который тоже плохо ест. А еще у нее есть брелок с нарисованным котом на связке с ключами. Сынмин продолжает есть, но теперь с озадаченным лицом. Будто пытается разгадать головоломку, но понимает, что вводных данных все равно недостаточно. — Причем тут коты и то, как ты смог выкрасть ключи? — Я подождал того момента, когда она уже закрыла дверь, но еще не убрала их к себе в карман, — решает объяснить Чонин. Он надеется, что Сынмин его не сдаст. — Сделал вид, что не заметил ее, когда бежал. Ключи упали, я подобрал их и сделал вид, что засмотрелся на брелок. И придумал историю, что у меня был кот раньше и что я сильно по нему скучаю. Чонин даже заплакал для убедительности, но об этом он Сынмину не скажет. — Пока она смотрела на меня, я забрал тот ключ, которым она закрыла дверь, — продолжает он. — Потом вернул ей связку, но она была так увлечена, что не рассматривала ее и положила обратно в карман. Вот и все, — Чонин пожимает плечами. На самом деле, не все. Придется сегодня не только непривычно поздно лечь, но и рано встать, а может, вообще не спать, чтобы незаметно вернуть ключ. Чонин еще не решил. Либо он бросит его на то место, где они столкнулись, чтобы она подумала, что ключ выпал, что, конечно, нереально. Просто так ключ из связки не выпадет. Она бы не поверила, но быстро смирилась, потому что Чонин ничего не украл, чтобы было заметно. Это крайний вариант. Потому что пока он думает, что снова отвлечет ее. Пожалуется на бессонницу, будет упрашивать налить ему молока, и незаметно вернет ключ. План не самый надежный, но повариха его вроде как любит. Он замечал, как она пытается наложить ему больше остальных. Пару раз она даже отчитывала, что он такой худой и ничего не ест. В общем, что-то он придумает. Несложно, когда человек хорошо к тебе относится, а значит, не будет особо следить или подозревать. Главное, что получилось порадовать Сынмина, который съел уже половину принесенных ягод. — Это круто, — не скрывая восхищения говорит он. Чонин пару раз моргает. Ничего непонятно. — Что? — Что ты так смог ее обмануть, украсть все, да еще и не попасться ночью. Я знаю, некоторые пытаются украсть еду, но далеко не у всех получается. Похвала Сынмина теплом расходится по всей груди, но при этом Чонин не может насладиться ей в полной мере, потому что есть одно но. — Я не обманывал ее. — Ну да, — усмехается Сынмин, приподняв брови. — И ключи не крал. У тебя правда был кот? — Нет. — Значит, обманул, — утвердительность в его голосе начинает сеять раздражение внутри Чонина. — Нет, — резко говорит он. — Я просто выдумал историю, и все. Я же не сделал ничего плохого и никому не навредил. — Так я и не говорю, что ты сделал что-то плохое, — спокойно отвечает Сынмин, будто не слышит недовольства в его голосе. — Но это называется обман, дохлячок. Это нормально. Все люди врут, — он даже пожимает плечами, чтобы показать, что в этом нет ничего такого. — Особенно взрослые. Так что им врать даже нужно. Чонин не знает, что на это ответить. Он никогда не думал о своих вымышленных историях, как о вранье. Ложь — это плохо, и так делают только плохие люди. Если бы он подумал раньше о том, что придется еще и обманывать, то, может, не решился бы на свое первое воровство. На одно преступление еще можно уговорить совесть, а вот на два — уже задачка в разы тяжелее. — И часто ты так делаешь? — спрашивает Сынмин, когда съел очередную ягоду. Их осталось совсем немного. Чонин рад, что смог добежать, ни одну не потеряв, и не сильно их помял. — Ты о чем? — Воруешь что-нибудь. Расстрою, но у нас тут особо нечего красть. — Это в первый раз, — совсем тихо шепчет Чонин, нахмурено рассматривая клубнику, лежащую на краю ткани толстовки. Он уверен, что это не только первый раз, это но и последний. Больше ему незачем заниматься подобным. — Довольно успешно, — может, ему кажется, но он не слышал, чтобы раньше голос Сынмина был таким теплым. — Как ты тогда это сделал? — Не знаю. Просто… — Чонин смотрит на соседа и пожимает плечами. — Взял и сделал. И он даже не лукавит. Чонин много не думал о плане. Как увидел, что может помочь исполнить его цель, так и использовал все, что умел до этого. Все произошло спонтанно и, на удивление, естественно. Какое-то время они молчат. Слышно только, как Сынмин доедает последние ягоды. Мозг Чонина начинает понимать, что главная задача на сегодня успешно выполнена и замедляет свою работу, из-за чего тело постепенно, от головы до кончиков пальцев на ногах, заполняет усталость. — А это что, был какой-то подкуп? — голос Сынмина выдергивает Чонина из полудремы. Ягоды больше на лежат на его одежде, а он даже не заметил. — Что? Нет, — Чонин быстро мотает головой. — Ты же мне помог, вот и я решил в ответ что-то сделать. — Понятно. Клубника была вкусная. Спасибо, — Сынмин приподнимает уголки губ и несильно несколько раз хлопает себя по животу. — А тарелку еще украсть не мог? Больше бы поместилось. Ну нет, это было бы уже слишком. — Как-то не подумал, — Чонин улыбается в ответ. На следующий день за завтраком Сынмин впервые садится рядом с ним.***
Когда человек слышит слова вроде «синдикат» или «преступник» у него само собой возникает ясное понимание того, чем занимаются преступные группировки и как выглядит их типичный представитель. Превалирование насилия над милосердием, убийства людей, лица, запятнанные кровью, татуировки, пачки «грязных» денег, сломанные и вывихнутые части тела, суровый беспощадный взгляд, оружие и запрещенные вещества. Архетип, который возникнет даже у ребенка в голове. Всем понятно, с чем ассоциировать кланы. Мозг не построит никакого мостика между двумя несвязанными понятиями. Мозг — логичный и рациональный. А еще он до запятой предсказуемый, потому что ленивый и гоняет мысли по уже проторенным нейронным дорожкам. Именно поэтому невозможно связать воедино мафию и лечение психических расстройств. Только если подумать, что от преступных дел разовьются душевные заболевания. Конечно, человек столько поганых дел натворил, психика не выдерживает. Посттравматическое стрессовое расстройство есть у каждого, кто живет криминальной жизнью. И далеко не только оно в списке побочных эффектов. Но и это известно многим. Снова мозг ленится, чтобы подойти к вопросу иначе. И правда, не будет же преступник ходить к психологу? Это абсурд. Не говоря о том, что даже среднестатистический житель Кореи не пойдет к нему, потому что порицание общества — страшный фактор. Можно и перетерпеть. Только отчаянные люди пойдут на прием в психиатрическую клинику. Это все равно что назвать себя предателем семьи и не беспокоиться о социуме, о мнении которого заботится каждый. Чонин легко может наплевать на оба фактора. Во-первых, у него нет семьи. Во-вторых, он и так преступник и в любом случае будет порицаться обществом. Почему-то ему кажется, что если бы он кому-то рассказал о своей жизни, то за запись на прием к психиатру его осудили бы больше, чем за воровство и связь с кланами. В любом случае, он не испытывает моральных терзаний, когда проходит мимо поста охраны через ворота в психиатрическую частную клинику «Sweet Dreams». Чонин записался на первичный прием несколько дней назад. Перед ним стоит главный корпус — красивое четырехэтажное здание со светлой облицовкой. Здание выглядит внушительно, но при этом даже… приветливо. Может, потому что Чонин ожидал чего-то более страшного. Темы психических расстройств — не самая открытая и поддерживаемая тема, особенно в Южной Корее. И хотя он видел фото и сайт до того, как пришел сюда, в жизни все выглядит даже лучше. Клиника «Sweet Dreams» не самая популярная, но, как утверждает информация с сайта, она лучше всех работает с особо сложными пациентами, даря им новую жизнь. Если верить отзывам, они готовы взяться даже за самые тяжелые случаи, потому что персонал — высококвалифицированные врачи, которые знают свое дело. При поиске в интернете не найти ни одного негативного отзыва, все ставят отличные оценки и благодарят за то, что именно «Sweet Dreams» помогли там, где родственники пациента уже потеряли надежду. Как обещали на сайте, в первый раз не нужно делать чего-то сложного, потому что клиника заботится о своих клиентах и делает все, чтобы им было комфортно. Поэтому это будет просто дружеский разговор — понять, что беспокоит пациента и решить, как им быть дальше. Если понадобится, то врач в ходе беседы может провести неврологический осмотр. Проверить скорость рефлексов, реакцию зрачка на световое раздражение, выявить нарушения равновесия и работу мышечной мускулатуры. А также провести дополнительные психические тесты, но только по необходимости. Чонин знает, что все это ложь, но не то чтобы у него был большой выбор. На ресепшене, который, как и положено любой поликлинике, представляет собой длинный высокий стол, его встречает милая девушка не старше тридцати. Внутри все такое же светлое, как и снаружи. Яркий и теплый свет ламп отскакивает от белых стен и гладкого кафеля пола, создавая впечатление, что ты попал в место, где тебе рады и готовы помочь. Рядом с ресепшеном расположены мягкие диванчики и журнальные столики, на которых стоят вода, сок и вазочки с леденцами. Чонин опускает подбородок вниз, чтобы поприветствовать девушку. — Здравствуйте, — он растягивает губы в улыбке, подражая настроению происходящего. — Я записан на прием. — Ваше имя? — спрашивает она приветливым голосом. — Ли Сухек. Имя, которым Чонин раньше ни разу не представлялся. Конечно, у него есть свой поддельный паспорт, но его светить нельзя. Поэтому он решил, что Хенджин должен помочь, со своими-то ресурсами. Сделать ненастоящую личность со всеми документами и медицинской историей — дело, с которым могли бы справиться и они с Сынмином, но нет. Хватало другой работы в последние дни. Поэтому пусть крутой, как он сам о себе точно думает, глава клана тоже поднапряжется. Тем более, если он хочет, чтобы Чонин пробрался в три объекта Хянкум Па за месяц. Времени немного. — Вы записаны на два часа, — подает голос девушка, пробив его имя в базе. — А сейчас… двенадцать сорок пять, — она продолжает улыбаться, но теперь приподнимает брови в немом вопросе. — Да, пары раньше закончились, — Чонин продолжает улыбаться, пока говорит. — До дома не было смысла идти, мог в итоге опоздать, так что, — он неловко пожимает плечами, пытаясь выглядеть как наивный дурачок. Он прекрасно понимает, что любой другой на его месте провел бы время на улице, прогуливаясь и наслаждаясь привычно теплой погодой ноябрьских дней, или пошел бы скоротать время в кафе. Но у людей, которые записываются сюда на прием, должны быть свои странности, верно? Эта вполне безобидная. Наверное, эта девушка повидала и не такого, поэтому она не задает дополнительных вопросов и только говорит, как пройти в кабинет, в котором будет прием и указывает на зону ожидания позади себя. Это один из приятных плюсов — то, что кожаные диванчики не на виду у персонала ресепшен. Сама клиника высотой всего четыре этажа. Первый из которых занимает ресепшен и кабинеты врачей, которые общаются с новыми пациентами. Хенджин сказал, что нужно начать с психиатрической клиники, как с самого легкого из объектов. Наращивать сложность постепенно. Чонин чуть не съязвил ему ответным сообщением, где написал бы, что он не персонаж в его компьютерной игре. Но в стратегии Хенджина была разумность, с которой глупо спорить. Сначала они с Сынмином рассматривали вариант того, что Чонин проберется снаружи в необходимый кабинет. Классика. Тем более, кабинет всего лишь на втором этаже. Однако все эти мысли были быстро отброшены, когда они узнали, что здание окружает слишком обширный внутренний двор, за которым хорошо следят. Прогулки на свежем воздухе для пациентов, которые живут и лечатся в клинике. Ни у кого рука не поднимется отбирать пристанище у больных людей, сокращая площадь под свои нужды. Особенно, когда те, кто мог бы это сделать, не имеют столько же власти, сколько имеет синдикат. А те, кто имеют, все же стараются не лезть на территорию одного из главных кланов города. Всегда можно потеснить кого-то другого, кто менее важен. Тем более, клиника не в центре города. Из-за этого пробраться через крышу — совсем не вариант. Неоткуда прыгать. Да и для второго этажа это плохая идея. Поэтому было решено, что заходить он будет изнутри. Менять себя на одного из больных во время их прогулки — рисковая затея, особенно, когда подмену могут легко заметить. Не так уж и много людей лечится в главном здании, чтобы надзиратели не помнили примерно всех в лицо. Кого-то нового бы точно заметили. Оставался один неплохой вариант — записаться на первичный прием к психиатру. Не так рискованно, дает легкий доступ, всегда можно прикинуться заблудившимся, если с тебя спросят, почему ты оказался на втором этаже. Именно туда Чонину и нужно. А именно, в кабинет главврача. За годы работы он с удивлением обнаружил, как легко обмануть людей, если сделать самоуверенный вид. Будто ты на своем месте и так все должно быть. Мошенника или вора люди ассоциируют с кем-то, кто в темном капюшоне и маске, скрывающей лицо, ссутулившись, быстро пробирается в какое-нибудь место. И если ты так подозрительно себя ведёшь, то тебя заметит даже человек, который просто проходил мимо. Все, что выбивается из привычного, привлекает внимание. Многие, кто услышал бы про его деятельность, могли бы подумать, что главное в ней — ловкость, скорость и умение взламывать то, что заперто. Это необходимые факторы успеха, но не достаточные. Умение быть непризнанным актером, придумывать на ходу нужные фразы, чтобы обвести других вокруг пальца — так он тоже работает. Особенно, когда проводит разведку места перед тем, как в него пробраться. Удивительно, как не пропала даром его практика из актерской школьной мастерской. Чонин занимался в ней, потому что у него были определенные планы на жизнь, поэтому подобный творческий навык был бы отличным подспорьем ему в будущем. Если не углубляться в детали, можно сказать, что так и получилось. Поэтому самое важное нужно прятать на самом видном месте. Чтобы никто не догадался о твоих истинных намерениях. Чонин с неприятным щемлением в груди отмечает, что Хянкум Па пришли к такому же выводу. Поэтому они успешно занимают самую крупную часть ниши работорговли уже десятки лет. Это их главный источник дохода. Никому и в голову не придет, что преступная организация может владеть психиатрической клиникой. Два несовместимых понятия. И тем более ни у кого и мысль не пойдет в сторону того, что это может быть прикрытием для вещей пострашнее. Мало кому хочется думать о холодящих душу методах лечения психических заболеваний. Лоботомия, электрошоковая терапия, гипноз, психотропные вещества, тяжёлые наркотики, пытки. Все это — давнее страшное прошлое человеческой истории, так ведь? Но еще это хорошие методы превращения человека в то послушное нечто без собственной воли, которое нужно тебе и твоим клиентам. Можно поставлять человека буквально под ключ, если хорошо поработать с его психикой. Физическим насилием и угрозами немногого добьешься. Получится одно из двух. Запуганный, хлипкий и закрывшийся человек или тот, кто может сорваться и проявить дикую истерическую агрессию. Немного вариантов. Поэтому глупо не воспользоваться прекрасными методами, которые разработала психиатрия, чтобы подгонять людей под определенные нормы. А вот какие это нормы — решает тот, кто платит. Не говоря о том, что такими способами можно быстро перевоспитать людей, чтобы они смирились со своей участью. Если речь идет не о каких-то специальных условиях, которые попросил извращенный заказчик, то все просто: проституция или раб для безостановочной работы на чьи-либо нужды. Более того, собственная клиника — великолепный способ делать так, чтобы новые жертвы сами шли к тебе в руки. Без особых усилий со стороны, хотя и классические похищения никогда не выйдут из моды. Дополнительный источник ресурсов не повредит. Главное, чтобы человек записался и пришел на первичный прием. После этого ловушка захлопнется. Так быстро и незаметно, что и не сразу поймешь, куда на самом деле ты попал. А попадешь ты довольно скоро на третий и четвертый этажи главного здания, где происходят уже последующие приемы. Направленные якобы на лечение. Но лечение, которое было в ходу в прошлом веке, которое запретили на законодательном уровне десятки лет назад. После, мягко говоря, неэтичной терапии пациента распределяют в один из дополнительных корпусов на временное пребывание. Затем путь известный — у тебя теперь будет свой хозяин, прямо как у питомца. Только вряд ли любимого. Если кто-то случайно встретит пациентов с самых высоких этажей, то нетрудно будет убедить его в том, что это просто сложный пациент, которых на себя и берет клиника. То, что человек рассказывает, будто его похитили или как-то жестоко с ним обращаются — не отличить от душевнобольных и их бреда. Именно так будут себя вести те, кто пришел в психиатрическую клинику за помощью, а вместо нее получил билет в один конец в жизнь шкуры, которой будет торговать клан. Убедить уже сомневающегося в своей психике человека, что у него сильно запущенная ситуация, которую нужно лечить под постоянным присмотром врачей — дело несложное. Всегда можно прописать после первого приема препараты, которые выдадутся самим врачом, якобы от большой щедрости. Эти же вещества на деле с совсем небольшим побочными эффектами в виде ломки и последующей зависимости, не говоря об общем ухудшении состояния, не дадут человеку иного выбора, кроме как вернуться. Если с пациентом не получится, то можно забить тревогу его родственникам, которые сами принесут родного человека. Это же клеймо позора — иметь того, кто выбрал себя, а не семью, и пошел искать помощь психиатра. Тем более, если все так плохо, вдруг другие заметят, что в семье есть серьезные проблемы? А если на эти страхи еще правильно надавить, решение дастся легко. Так, убежденные, что близкому здесь помогут, они и не подозревают, что собственными руками подписывают для него смертный приговор и больше никогда его не увидят. Потому что всегда можно оправдаться тем, что им лучше его не видеть. Что ситуация такая страшная, что человек проведет в стенах психушки всю жизнь. На крайний случай, всегда можно сказать, что пациент сбежал или умер. Конечно, по собственной вине. Поэтому Чонин не пойдет на прием. Благодаря Джисону, которого он опросил перед проникновением, и Хенджину, который также дал ему сведения, у него достаточно знаний о неутешительных последствиях такой невинной записи к человеку, который должен тебе помочь. Он надеется, что сделает все достаточно быстро, чтобы уйти еще до того, как стрелка на часах остановится на двух. Время, когда у врачей заканчивается обеденный перерыв. А вот начнется он через десять минут. Чонин уже накинул на свои черные брюки и белую рубашку больничный халат в туалете, чтобы не вызвать подозрений у других. Он не будет пользоваться пожарной лестницей, а пройдет к лифту, рядом с которым прикреплена табличка, что пользоваться лифтом может только персонал клиники. Опять же, надо действовать самым наглым образом, и тогда никто и бровью не поведет в твою сторону. Его задание действительно не самое сложное из тех, что он делал. Конечно, бывало и полегче. Но в целом, пробраться на второй этаж, где нет даже особо сильной системы безопасности — не звучит так, будто ему нужно много времени. Вся охрана сосредоточена снаружи, а особое внимание уделяется корпусам, в которых уже лежат якобы больные. Поэтому он будет не в самой опасной зоне. Из-за того, что никому и в голову не придет искать в клинике следы мафии, сильные меры не нужны. Зачем тратить на них деньги? Это не оружие или наркотики, за которыми охотятся противники, выкрасть человека — дело сложное само по себе, так еще и не такое прибыльное, чтобы оно стоило того. Эта уязвимость и желание нажиться на своих ресурсах как можно больше сейчас может сыграть с Хянкум Па злую шутку. Или нет. Чонин не уверен, что найдет здесь что-то важное, но не проверить нельзя. Когда Хенджин сказал на их последней встрече в ресторане, что первым делом ему нужно проверить место, где происходит обработка людей для последующей работорговли, Чонин не сразу понял, как это вяжется с его заданием. Им же нужна лаборатория, где варят наркотики. Но он не возразил сразу, решив обдумать. Не хотелось перед Хенджином казаться глупее, чем он есть. Правда, тот потом все равно объяснил свое предложение тем, что в разработке нового вещества может быть задействован главврач. Хянкум Па нужны люди, на которых наркотик будет тестироваться. И наблюдать за побочными реакциями лучше всего будет тот, кто хорошо знает медицину и психологию. Именно таким человеком, вероятнее всего, выбран главврач их якобы психиатрической клиники. Шин Хагюн и правда имеет медицинское образование, годы практики, а главное, годы преданности клану. Такие люди ценятся особенно сильно. В его кабинет Чонин и собирается пробраться. Пока все идет гладко. Второй этаж — место для всех врачей клиники. Личные кабинеты тех, кто работает на третьем или четвертом этаже, столовая, зоны для совещаний. Как нейтральная прослойка, отделяющая наивный розовый мир первого этажа и темное сумасшествие двух последних. Чонин почувствовал облегчение, когда понял, что ему не придется сталкиваться с реальной жестокостью происходящего. Последнее, что нужно его хрупкому ментальному равновесию — чтобы его еще больше расшатали извне. Сынмин сейчас в режиме реального времени наблюдает, как Чонин оказывается на втором этаже и сразу берет направление к кабинету главврача. Как друг успел проанализировать по камерам за последние дни, Хагюн не так часто бывает у себя. Обычно это время — утро и вечер, поэтому записаться на прием днем, во время обеденного перерыва было лучшим решением. С одной стороны, легче смешаться с большим количеством работников, с другой — риск быть обнаруженным тоже выше. Но раз он пока не почувствовал вибрацию от уведомления на телефоне, то пока все чисто. Если бы главврач был рядом, Сынмин бы сразу предупредил. Чонин не знает, как принято взаимодействовать у врачей, которые нарушили клятву Гиппократа и сознательно вредят невинным людям. Поэтому он не пытается здороваться или улыбаться, приветственно кивая головой, а с пассивным, но сосредоточенным выражением лица идет к своей цели. Людей вокруг него не так уж много. Большая часть сейчас в столовой. А те, что еще не там, скорее хотят отдохнуть или поесть, чем разглядывать других. Сердце в груди Чонина стучит чаще обычного, но это привычная практика для любого дела. Тем более, когда он работает, заходя изнутри. Факт того, что ему приходится показывать лицо, что у него нет возможности надеть капюшон или закрыть хотя бы часть лица маской, Чонина нервирует. Он хотел перекраситься в синий для задания, но потом понял, что так врачи точно поймут, что среди них кто-то не тот. Мала вероятность, что среди них есть кто-то с цветными волосами. Даже по черно-белому изображению с камер первых этажей, которые смог взломать Сынмин, все были с классическими темными волосами. Чонин бы привлек только больше внимания. В любом случае, он слишком на виду, слишком уязвим и открыт. Но он этого не показывает. Минуя светлые коридоры и ряд чужих кабинетов, Чонин наконец доходит до нужного. Людей вокруг совсем не осталось. Его цифровой след, записанный на камеры, Сынмин подчистит. Пока он переодевался в туалете, друг написал, что дверь в кабинет Хагюна не заперта, а сам он сегодня, на удивление, присутствует на этаже. Это одновременно хорошо и плохо. И Чонин пока не знает, какого из двух качеств больше. Они планировали, что в это время главврача не будет, но сегодня он пришел аккурат под обед, перед этим зайдя в кабинет. У них не будет дня лучше, прием так просто не перенести, а выделенная на задание неделя почти заканчивается. Поэтому придется работать с тем, что есть. Чонина больше интересует, почему кабинет оставлен открытым. Скорее всего, Хагюн планирует скоро вернуться. И непонятно, как долго он будет внутри. Может, он засядет на весь день, и тогда их операция бессмысленна. Может, Хянкум Па и правда слишком надеются на себя и собственную неуязвимость. Кто в здравом уме пойдет в логово зверя, где тебя легко могут превратить в безвольное существо? Эта участь пострашнее смерти. Для Чонина уж точно. Сейчас же у него есть время, правда неизвестно, сколько его осталось, чтобы осмотреть все помещение на предмет зацепок, которые могли бы раскрыть хотя бы небольшие детали о новом наркотике и месте, где его варят. Если все это вообще правда. Джисон за последние дни прислал ему две свежие фотографии разложившейся плоти. Он явно был не особо рад тому, что Чонин договорился с Хенджином о сотрудничестве. Видимо, теперь Джи решил, что это его работа — напоминать о реальности, на которую согласился Чонин. Плевать. Настолько неважно, что сегодня ночью ему снилось, как с него живьем сдирает кожу один из членов Хянкум Па, пока другой рассекает ему лобные доли мозга, говоря, что теперь он будет совершенно здоров. Слегка тряся головой, потому что сейчас не время и не место для назойливых мыслей, Чонин проходит внутрь, тихо закрывая за собой дверь. Кабинет главврача психиатрической клиники, которая на самом деле пункт для подготовки рабов к продаже, выглядит все так же невинно, как и первый, и второй этаж главного корпуса. Ничем не отличается от дизайна, который он видел ранее. Чистый белый цвет стен, только вся мебель из темного дерева: большой стол и шкаф со стеклянными дверцами. Широкое окно с видом на внутренний двор и другие корпуса. Можно следить за своими владениями, которые раскрыты, как на ладони. Картина, что висит на стене, представляет собой лишь темную абстракцию. Никаких тебе изображений убийств или пыток. Похоже, повесили только для вида, или у такого странного человека, как главврач психушки, такой же странный вкус. Чисто, профессионально и спокойно. Как и должно быть. Ничего необычного. Бегло осмотрев кабинет, Чонин идет к письменному столу. Первым делом нужно вставить флэшку в ноутбук и по шагам следовать инструкции, которую выдал Сынмин. Чонин не общается с техникой на уровне друга, поэтому он просто давно заучил алгоритм действий, без особого понимания, что к чему ведет и почему. Единственное, что он знает, что его действия запускают программу по перебору комбинаций для пароля, и если все пройдет успешно, еще и скачает доступные данные с ноутбука. Особо скрытые, если будет время, придется искать отдельно. Честно говоря, он питает надежды, что информация с личного ноутбука главврача им и поможет. К счастью, смотреть ее будет Сынмин. Чонин совсем не горит желанием увидеть что-либо о работорговле. Кто знает, какие ужасы его там могут поджидать. Даже цифры, но с пониманием, к чему они относятся, скрутили бы его живот в тугой узел. У него не получается так же хорошо отстранятся, как у друга. Может, потому что он слишком близко взаимодействует с происходящим на физическом уровне, входит в сами места и видит людей, и что они делают. Пока флэшка мигает, а значит, программа работает, Чонин переходит к обыску, выдвигая ящики, расположенные под столом. У него нет времени изучать или даже сфотографировать все папки с бумагами, поэтому он, заблаговременно надев перчатки, пробегается взглядом и аккуратно перебирает все, чтобы не было потом заметно. Он надеется взглядом выцепить то, что могло бы относиться к лаборатории или наркотикам. Кажется, в этой папке что-то есть. Отчеты по поставкам, которые нужно закупить для пациентов. Морфин, метамфетамин, фентанил… и дальше все знакомые названия. Ничего нового. Он закрывает ящик. Чонин отходит на шаг назад и осматривает поверхность стола. Он заметил, что так бывает легче что-то найти, когда есть возможность посмотреть сразу на всю картинку, а не только на ее часть. Стол выглядит аккуратно и даже пусто. Настольная черная лампа, держатель для ручек, блок листочков-стикеров, календарь. Никаких лишних бумаг. Кроме ноутбука еще стоит большой монитор, к которому его можно подключить. К краю монитора прикреплены четыре стикера. Похоже, что их повесили, как напоминание, на самое видное место. Сосредоточенный на кипах бумаг, Чонин даже их не заметил. На трех из них — какие-то числа, о значении которых он даже не пытается догадаться. Ничего похожего на формулу или координаты здесь нет. Но на одном из них, кроме ряда цифр, есть хотя бы пара около понятных слов. «Др. Ли М. Super Bowl 1 x 2 кг» God's Menu 2 x 2 кг На столе больше ничего, что могло бы навести хоть на какие-то мысли, значит, пора перейти к шкафу у другой стены кабинета. Туда он еще не заглядывал. Сам шкаф разделен на две части. Нижние ящики из темного дерева и верхние из стекла, но они открываются только ключом. Внутри стопки папок. Хотя бы отмычки пригодятся. Вскрывая одну из дверей, Чонин берет сразу две папки и снова начинает их листать в ускоренном режиме. Мысль о том, что дверь была открыта, что Хагюн неизвестно когда окажется рядом, молоточком бьет по его височным долям, подталкивая работать еще быстрее. Зря он наивно подумал, что ему не придется наблюдать неприятные картинки того, что происходит в этой клинике. Если до этого были сухие цифры, которые можно было быстро просканировать, то сейчас перед ним дела о пациентах с более детальным описанием. К каждому делу прикреплены фотографии. Теперь это не просто безликие имена. Чонин даже не замечает, как потеют и одновременно холодеют его ладони в перчатках. Он пытается ментально и эмоционально отстраниться, но при этом ему нужно вникать, чтобы не пропустить возможную зацепку. «...все тесты показали, что объект полностью поддается гипнозу, когда сказано триггерное слово…» Следующая папка. «…больше не реагирует на упоминание имен родителей и брата, готова к транспортировке…» Следующая папка. «….кожа также облезла на месте, где был введен шприц...» Стоп. Это что-то знакомое. Чонин в волнении заставляет себя вчитаться внимательнее. «Побочные эффекты: испытуемый отрицательно отреагировал на вводимый препарат. Первые признаки синдрома отмены появились через восемь часов после того, как эйфория спала. Пациент вел себя неконтролируемо, проявляя резкие вспышки гнева, которые переходили на истерику. Когнитивные тесты, проведенные после спада первой дозы, не дали положительных результатов, у пациента наблюдалось торможение речи и…» Чонин читает описание, не дыша. Теперь более убежденный, что это то, что он искал, перебегает взглядом к тому, что зацепило его внимание изначально. «…Физические последствия: Кожа облезла на месте, где был введен шприц. Через сутки половина руки была поражена гангреной. Появились язвы на лице, груди и левом бедре…» От каждого следующего предложения руки будто немеют. Это звучит не как наркотик, а как биологическое оружие. Он достает из кармана телефон, чтобы сфотографировать все, что написано в отчете. Не может быть совпадением то, что он сейчас прочитал и то, что показывал ему на фото Джисон. Голова идет немного кругом от того, что, кажется, он наткнулся на что-то важное. Нужно посмотреть дальше. Именно в этот момент приходит сообщение от Сынмина: С: у тебя две минуты, заканчивай и уходи. Он знал, что будет такой текст, но часть него по-детски надеялась на другое. Хотя бы на пять минут, а не на жалкие две. Черт. Он же не может упустить эту зацепку. Надо посмотреть хотя бы еще немного. Может, она спасет его от участи лезть в другие объекты. Ему так везло все это время, и то, что он что-то нашел на первом же месте, тоже можно считать подарком фортуны. Чонин перелистывает страницу и, не вчитываясь, фотографирует ее. И так еще одну, и еще, и еще. Краем глаза он видит сверху новое уведомление. Даже не вчитываясь в сообщение, он знает, что Сынмин торопит его. Друг не любит, когда Чонин начинает рисковать и самовольничать, не следуя плану. Когда сделаны хотя бы два десятка снимков, Чонин, не думая о том, сколько ценной информации он упускает прямо сейчас, спешит поставить папки обратно также, как они располагались до этого. Отмычкой закрывая шкафчик обратно, он в два шага сокращает расстояние до ноутбука, выдергивает флешку, которая больше не светится синим. Значит, все, что могло, было скачено с ноутбука. Хоть какой-то успех. Теперь он проверяет второе сообщение от Сынмина и видит, что тот просто говорит ему выметаться из кабинета прямо сейчас. На часах еще даже не конец обеденного перерыва. Если бы рядом с кабинетом главврача был кто-то другой, друг бы его предупредил. Значит, все чисто. Выходя из кабинета и убирая медицинские перчатки в карман, Чонин с тихим щелчком закрывает за собой дверь и устремляется обратно к лифту, снова придавая лицу отстраненный вид. Всего пара минут, и он будет на месте. Как назло, лифт максимально удален от кабинета главврача. Нужно пройти весь коридор, чтобы добраться. Когда он шел первый раз, не казалось, что расстояние такое больше. Сейчас же его подгоняет тот факт, что главврач может появиться прямо перед ним в любой момент. Но пока его нет. Сейчас будет поворот налево, потом еще два и … И Шин Хагюн возникает прямо перед ним. Чонин успевает только в последний момент сделать шаг назад, чтобы не врезаться в мужчину. Чонин редко материться, но в голове набатом звенит колокол только одного слова. Блядство. Сам виноват. Задержался в кабинете дольше положенного, но прятаться внутри или заходить в другие кабинеты не спасло бы ситуацию. Даже окно не было подходящим вариантом, учитывая, что вылезти через него незаметно — дело небыстрое. Да и еще там могли быть люди, которые точно заметили бы его при свете дня. — Ох, простите, пожалуйста, — Чонин резко кланяется до пояса, чтобы скрыть лицо. Хотелось бы, чтобы Хагюн просто прошел мимо, но он тоже остановился. Чонин распрямляется обратно и сталкивается с цепким взглядом больших карих глаз. Они могли бы выглядеть добрыми, как у милого дедушки, не будь такими холодными. Будто у его обладателя не дрогнет и мускул на чистом выбритом лице, если тебя убьют перед ним прямо сейчас. На его лице расслабленность, но она напоминает ту, которая есть у хищника, который не хочет подавать вида, что сейчас нападет на жертву. Хочется развернуться и убежать. Чонин изо всех сил держит свою извиняющуюся улыбку, которая, впрочем, никак не действует на главврача. Но как только он отводит взгляд от сухих безжизненных глаз, чтобы неловко уйти, сделав вид, что ситуация разрешена, Хагюн чуть ли не заставляет его подпрыгнуть на месте своим тихим и глубоким голосом. — Что вы здесь делаете? Чонин понимает, что сейчас не время и не место, но в голове возникает образ Хенджина. Поведение главврача психушки Хянкум Па слишком похоже на поведение главы клана Осонг Па. Такой же интенсивный взгляд, но глаза при этом не выдают и единой эмоции на лице, мастерски пряча все внутри. С любой из эмоций было бы гораздо легче разобраться, потому что будешь реагировать хотя бы на что-то понимаемое и живое. Сейчас же Чонин не знает, что ему сказать. В голове предательски пусто. Он может полагаться только на опыт, который работал совсем с другим типажом людей. Высокопоставленные члены преступных группировок слишком сильно отличаются от того, к чему он привык. Но он же не знал об этом раньше. Думал, это просто Хенджин какой-то непонятный. А они все такие. Нечитаемые. Взаимодействовать с такими людьми — все равно что ходить по минному полю. Придется положиться на интуицию и верно подать придуманное алиби. Чонин решает, что будет действовать методом, который для него естественнее всего. Работает, даже если мозг отказался выполнять свои полномочия от зашкаливающего выброса адреналина в кровь. — Я просто шел мимо вас, — Чонин сглатывает, но продолжает неловко улыбаться, теперь нахмурив брови и расширив глаза, будто бы он совсем не понимает, почему ему задали такой вопрос. — Простите за недоразумение, — он кланяется еще раз. — И куда вы шли? — никак не изменившись в лице и голосе, спрашивает Хагюн. Чонин приподнимает брови и округляет рот, якобы не понимая. Если бы большинству из персонала здесь он мог наврать, что идет к пациентам на верхние этажи или в свой кабинет, или просто обедал и сейчас пойдет в другой корпус, то это могло бы сработать. На самом деле, никто бы и внимания не обратил на него, если бы они столкнулись в коридоре. Кому будет дело до безымянного коллеги? Опасаться стоило только того, через чьи руки прошел любой работающий здесь врач. Того, кто жизнью отвечает за весь центр. И поэтому тщательно изучает и проверяет каждого, даже если это человек уже из клана. Чонин не может сказать, куда идет. Его ложь мгновенно раскроют. Придется выкручиваться другим способом. У него есть и второе алиби, которое он придумал, если что-то совсем пойдет не по плану. — Не помню, чтобы у нас был врач, похожий на вас, — добавляет Хагюн, когда пауза явно затягивается. — Вы меня поймали, — Чонин звонко смеется, ссутуливший, чтобы показать, что он не представляет собой угрозы. Он надеется, что краснота его лица сработает на него в этот раз, показывая, как ему стыдно, а не страшно. — Я записался сюда на прием, но пришел немного раньше. А это, — он указывает на свой халат, — потому что я учусь в медицинском. Хочу помогать людям также, как и вы. Поэтому не смог сдержать любопытства, простите, — он делает щенячье лицо, которое всегда делал для мамы, когда она была чем-то крайне недовольна. — Было очень интересно посмотреть на людей, которые занимаются тем, о чем я пока могу только мечтать. Учеба такая сложная. Думаю, вы меня поймете, как никто другой. Чонин пытается воззвать к тому, что они с Хагюном похожи. Перевести разговор на нейтральную территорию, якобы хорошо и тепло знакомую им двоим. Это должно отвести подозрения. Непонятно, получилось ли у него задуманное. Лицо главврача впервые подало признаки жизни. Может, лучше бы оно так и оставалось расслабленным. Эта улыбка делает его еще более устрашающим, чем когда было без нее. Чонин адски хочет дать себе больше кислорода, но он не может. — Ах, любопытство, — все с той же снисходительной ухмылкой говорит Хагюн. — Важное качество для хорошего специалиста. Знаете, я очень люблю любопытных пациентов, — уголки его губ приподнимаются еще выше. — Работать с ними крайне занятно. У Чонина, кажется, скоро лицо онемеет от того, что он продолжает улыбаться, как дурак. Но без поднятых губ он сразу будет выглядеть слишком холодным. — Но все же, вам здесь находится нельзя, — продолжает Хагюн. — Я как раз собирался идти вниз, давайте отведу вас. А то вы не дай бог заблудитесь здесь и так и не попадете на прием, — добавляет он тем же размеренным тоном голоса, в котором только теперь можно услышать нотки веселья. — Только подождите минуту, мне нужно кое-что забрать из кабинета. Стойте тут. Как только Хагюн отходит от него на метр, Чонин медленно выдыхает сквозь слегка приоткрытый рот. Успокоить жучков, которые копошатся в его грудной клетке, это совсем не помогает. Руки слегка дрожат. Кажется, пронесло. Он не может пока расслабиться. Убегать он, естественно, теперь уже не будет. Надо подготовить себя еще к нескольким минутам в компании жуткого, как и это место, главврача. Светлый коридор теперь не кажется таким наивно приветливым. Чонин не понимает, как мог так думать, потому что теперь яркий свет и белизна стен кажутся такими фальшивыми, что не остается и сомнения, что в клинике происходит что-то, на что большинству не захочется смотреть даже через фото. Вынужденная неподвижность и ожидание изводят его. Чонину хочется что-то сделать. Хоть пойти в туалет и помыть руки или, еще лучше, блевануть от нервов. Но он вынужден стоять и ждать непонятно чего. Лишь бы его не повели на верхние этажи. Может, стоит рискнуть и прямо сейчас убежать? Хагюн же специально оставил ему эту возможность. Чонин уверен, если он ослушается, не пройдет эту проверку, то останется только надеяться, что Хенджину он нужен достаточно, чтобы тот помог ему выбраться отсюда. И быстро. Но вероятность этого исхода близка к нулю. Скорее, Хенджин подумает, что Чонин его предал и перешел на сторону другого клана. Если информация в итоге того не будет стоить, то Чонин обязательно пойдет в храм и там расплачется. Если выберется отсюда, конечно. Стук каблуков обуви об пол переводит его внимание на то, что Хагюн вернулся. В руке у того сумка для ноутбука, а на лице тот же оскал. Чонин в ответ снова растягивает свои губы. Они в абсолютном молчании идут по коридору. Маленькое облегчение, что теперь не нужно смотреть в ужасающие глаза главврача. Хагюн кивает каждому человеку в белом халате, который проходит мимо них. У Чонина не было шанса проскочить незаметно, даже если бы он на всем ходу не врезался в главврача, а просто прошел мимо: хоть вдалеке, хоть близко. Хагюн словно цербер, охраняющий выход из царства мертвых. Правда, скорее мертвых душой, а не телом. Не то чтобы Чонин не знал об этом до того, как пойти в клинику, но все равно что-то обрывается в груди. Чонин никогда так не радовался виду металлический серебристых дверей лифта, как сегодня. Осталось увидеть, что Хагюн действительно нажмет на кнопку, ведущую на первый этаж. Пока они ждут лифт, тот вдруг снова начинает говорить. — Иногда на наш этаж забегают такие, как вы, — поворачивается он к Чонину с той же острой ухмылкой и смотрит так, что, даже если захочешь, не сможешь увести взгляд в другую сторону. — Про себя я зову их Заблудшими Душами. Раз они потерялись и проигнорировали указание, что выше подниматься нельзя, значит, именно этим людям острее всего нужна наша помощь. Ведь никогда такие вещи не происходят случайно, не так ли? Двери лифта открываются, а Чонин решает, что лучше ему в этой ситуации промолчать, продолжая делать самое пристыженное лицо, которое он только умеет. Он уже понял, что никакие его слова не повлияют на то, что будет происходить дальше. Все его внимание приковано только к кнопкам с номерами этажей. Чонин уверен, его сердцебиение можно услышать на всю кабинку лифта, когда он наблюдает, как указательный палец Хагюна нажимает на кнопку с цифрой один. Тело окутывает странное ощущение полу-невесомости. И правда пронесло. Чонину хочется опереться руками о колени и согнутся, чтобы глубоко подышать. Но он только сглатывает, промаргивая сухие глаза. — Не переживайте так, — спокойно говорит главврач, а маленькое закрытое пространство делает его голос еще более глубоким. — Ошиблись, с кем не бывает. Главное, что вы попали в правильное место, которое всегда готово помочь людям. Чонину не нужна помощь. Ему нужно выйти отсюда, и как можно скорее. Он не знает, сколько сейчас времени, потому что боится достать телефон, а часы на руке, конечно же, не работают. Остается надеяться, что Хагюн его оставит на первом этаже, но Чонин сейчас не способен натянуть на себя фальшиво позитивные мысли. Что-то ему подсказывает, что придется воспользоваться своими маленькими заготовками о жизни Ли Сухека. Двери лифта открываются, и Хагюн проходит вперед, а Чонин безмолвно следует за ним, сжимая губы. Они идут противоположно выходу, вглубь коридора. Кажется, главврач ведет его в другой кабинет. Не тот, который указала ему та приветливая девушка с ресепшена. Чонин не знает многого про первый этаж. Вся информация, что у него есть — это то, что здесь обрабатывают ничего не подозревающих людей. И все. Ему хватило одного этого факта, потому что здесь все было очевидно. Гораздо важнее, как ему тогда казалось, узнать про следующие этажи, особенно второй, и внутренний двор клиники. Куда его ведут? Почему не к тому врачу, который должен его принять? Может, он зря так опрометчиво подумал, что больше ничего интересного и страшного на первом этаже нет. Может, легкодоступность этажей выше — уловка? Ловушка для наивных «заблудших душ», как он? Чонин не может раскрыть рот, чтобы сказать, что они идут куда-то не туда. Уверен, пискни он, и все станет еще хуже. Сейчас ему нужно только соглашаться и улыбаться на все, что скажет Шин Хагюн. Не третий или четвертый, не другие комплексы, значит, ситуация не критическая, верно? Только бы побыстрее избавиться от главврача, а любой другой работник не будет таким же жутко устрашающим. Белизна коридора теперь не нравится Чонину настолько, что скоро голова пойдет кругом. Она напоминает ему стерильную комнату, в которой живут душевнобольные. И как он не провел эту параллель раньше? Хагюн останавливается перед кабинетом в самом конце коридора. Сюда бы Чонин зашел, если бы решил пользоваться пожарной лестницей. Главврач аккуратно, но звонко стучит два раза в дверь, которая на вид ничем не отличается от других. На табличке есть имя, но должность такая же, как и у всех остальных врачей первого этажа: «психиатр». Дверь открывается, а за ней появляется щуплый мужчина пожилых лет в очках. В первую очередь он смотрит на Хагюна и вежливо улыбается ему, приветствуя, а затем переводит взгляд на Чонина, приподнимая брови. — Привел к тебе особо любопытного пациента, — не дожидаясь очевидного вопроса, говорит Хагюн. — Нашел его на втором этаже. Говорит, студент медицинского. Возьми-ка на прием. А мне уже пора идти. — он разворачивается лицом к Чонину и, улыбаясь, продолжает тем же ровным голосом. — Был рад познакомиться. Чонин готов поклясться, что слышит недосказанное: «Надеюсь, еще увидимся». Главврач уходит, а Чонин даже не успевает дать себе передышку от колющей все тело невидимыми иголками тревоги, когда нужно разбираться с новой проблемой в виде другого врача. Тот приветствует его и приоткрывает дверь, приглашая войти. Выбора нет. Кабинет выглядит так же, как и вся клиника. Бесячие светлые стены, темная мебель и обманчиво удобно выглядящие кресла. Чонин аккуратно садится в него и тихо и глубоко выдыхает. Пока непонятно, что за человек перед ним и что от него ждать. В кабинете он уже заметил камеру, а значит, Сынмин может наблюдать за ним прямо сейчас. Возможное незримое присутствие друга всегда придает ему сил на задании. Чонин встречается взглядом с врачом, имя которого уже забыл из-за паники. Но оценивающие цепкие глаза психиатра ему уже не нравятся. Тот сидит напротив него в таком же кресле. У него нет при себе никакого блокнота, чтобы делать пометки. Мужчина сидит прямо, положив локти на подлокотник кресла, а скрещенные ладони подпирают его подбородок. — И часто вы так делаете? — Извините? — спрашивает Чонин, не понимая, о чем речь. — Я имею ввиду, часто вы из любопытства заходите туда, куда не следует? И что ему ответить? Так и хочется сказать искренне: не твое дело. Но с людьми, которые умеют хорошо понимать других по косвенным признакам, наверное, лучшее правило — выдавать о себе вербально и невербально как можно меньше. — Это хорошее качество, — продолжает врач, решая не дожидаться ответа. Хагюн сказал то же самое. У них тут что, единая инструкция для всех? — Любопытство присуще детям и хорошо, что вы смогли сохранить его до взрослого возраста, — он берет небольшую паузу и улыбается, растягивая собирающуюся в складки у уголков губ и глаз кожу на лице. — Захотел тоже полюбопытствовать. Давайте перейдем к главному. Расскажите, что вас беспокоит? — У меня проблемы со сном. Чонин решил выбрать самую безобидную тему из всех, что он нашел по запросу: «C какими проблемами приходят к психиатру?». Тему, которая не заведет туда, куда не нужно. Он уже заполнял небольшую графу «о себе» на сайте, когда записывался на прием. При этом Чонин не уверен, что собирать информацию о пациенте таким образом правильно для клиник. Но это была меньшая из проблем. Тем более, когда он все равно бы пришел под чужим именем. По легенде он единственный сын, живет вместе с родителями, и только начал второй курс медицинского университета. Ничего, что выбивалось бы из обыденности. Тем более, проблемы со сном знакомы ему, но по другой причине. Здесь даже сильно придумывать не придется. — Не могу заснуть ночью, как бы ни пытался, — начинает он, уводя взгляд в сторону окна. — В итоге засыпаю только под утро и то ненадолго, надо рано вставать. Пробовал пить мелатонин, убирать телефон за час до сна, читать книжку, вставать раньше, чтобы и лечь пораньше. Знаете, мне кажется, я уже все, что мог перепробовал, — Чонин выдыхает, чтобы показать свое бессилие. — И в итоге подумал, что мне нужна помощь кого-то со стороны. — Я правильно понимаю, что, даже если физически ваше тело требует сна, вы все равно не можете заснуть? — Да, — Чонин несколько раз кивает головой. — Как вы сами думаете, почему так происходит? — спрашивает мужчина, немного прищурившись. Чонин берет небольшую паузу, чтобы обдумать ответ. Он старается успевать контролировать мимику лица и положение тела, чтобы оно оставалось обычным, не вызывающим подозрения. Но сейчас ему хочется только одного — лечь в свою кровать и закутаться в одеяло. Или принять горячий душ, который прогнал бы все мысли и липкое ощущение безжизненных глаз, которые будто хотят открыть его череп, чтобы посмотреть, что у него в голове. Теперь одновременно с этим нужно еще успевать подумать, что сказать, чтобы не выдать лишнего. Легче всего сказать правду, чтобы не запутаться в собственной лжи. Но правда должна быть неполной. Это правило часто срабатывало. — Мне кажется, мой мозг не может расслабиться и гоняет мысли по кругу, — негромко добавляет он, делая вид, что продолжает думать. — Какие мысли? Есть что-то конкретное? — Нет, — качает головой Чонин, не смотря на мужчину. — Просто случайные мысли. — Например? — Например, — Чонин хмурится и думает, что бы сказать безобидного, но убедительного. — Да просто мысли о прошедшем дне. Иногда о будущих планах на жизнь, беспокоюсь за учебу. — он пожимает плечами. — Учеба? Вы, как я услышал, студент медицинского, верно? На каком курсе учитесь? Эти вопросы заданы более живым тоном, чем предыдущие. Из-за этого Чонин поворачивает голову обратно в сторону врача. — На втором курсе, — он застенчиво улыбается. — Хочу помогать людям, также как и вы. Но учеба сложная. — Здесь могу вам только посочувствовать, — в голос мужчины просачивается все больше эмоций, и сейчас это правда похоже на сочувствие. — Действительно, не самая легкая ноша. Даже воспоминания, спустя столько лет, лично у меня не самые приятные. Надеюсь, вам повезет больше моего, — ухмыляется он. — Единственной отдушиной для меня был латинский. Как говорится, quid quid latine dictum sit, altum viditur, да? Что-то внутри Чонина резко холодеет. Он не понял, что сказал мужчина. Монолог шел обыденно, а последняя фраза застала его врасплох. Из-за этого возникает пауза. — Вы меня не поняли? — приподнимает брови врач, говоря с нотками снисходительности. — Не знаете латинского? — Я… — Чонин начинает говорить, но обрывает себя, потому что не может придумать ничего убедительного. — Как же вы тогда хотите в будущем помогать людям? — мужчина все сильнее хмурится, а тон его голоса все меньше нравится Чонину. — Если вы ко второму курсу не знаете даже базовые фразы на латинском, вас уже должны были выгнать. — Я знаю, но, возможно, не так хорошо, как нужно. — Это плохо, — цокает мужчина, смотря с нескрываемым осуждением. — Если вы не смогли разобраться с базой, с языком, то как вы надеетесь разобраться в сложном устройстве человека? Как вы будете ставить диагноз, если не выучили перевод одной жалкой фразы? — тон его голоса становится все выше, он говорит так искренне, будто не может поверить. — Тогда вы не сможете ничем помочь, скорее наоборот, сделаете только хуже. Так и до убийства недалеко, — последнюю фразу он добавляет так спокойно, будто это самая логичная и очевидная вещь в мире. — Что? — Чонин не сдерживает вопроса, который в обход его контроля сам вылетел изо рта. Он не понимает, как тема и настроение разговора так резко сменились. — Что-нибудь да перепутаете, раз не знаете латынь. Вот и смерть из-за медицинской ошибки, — мужчина непринужденно пожимает плечами. — Подумайте, вашей матери или отцу понравилось бы, если бы их сын был преступником? Это же все равно, что выходить на улицу и убивать самому. Чонин уверен, что его сердце в этот момент перестало биться в груди. Мозг от испуга совсем отключился, а любой контроль над собой, который он пытался держать, исчез так быстро, будто его и вовсе не было. — Я не преступник! — на весь кабинет заявляет он, и даже не замечает нотки истерики в собственном голоса. — Я не убиваю людей! — Разницы нет, ошибка или сознательно, когда результат один — смерть другого человека, — спокойно говорит психиатр. Он откинулся на спинку кресла, будто ничего страшного сейчас не происходит. — Это же не добро и зло, как в сказке. На кону главная ценность человека — жизнь. Может, ваши страхи из-за учебы не так уж и беспочвенны. Грудная клетка стала сильнее подниматься и опускаться из-за эмоций. Чонин не может понять, что происходит. Может, этот мужчина понял все с того момента, как Хагюн постучал в дверь и сказал, кого привел. На удивление, его не так сильно беспокоит, что его раскрыли и могут закрыть в психушке. Что правда заставляет сердце биться чаще, так это то, что в голове все смешивается, а ненужные воспоминания пытаются вылезти наружу и показать себя. Каждое его дело, каждый заказчик, их лица смешиваются вместе, но глаза почему-то остаются одними и теми же. Они будто живые, прямо сейчас смотрят на него. И они выглядят особенно знакомыми и родными. Чонин знает, кто на него смотрит. — Я же никому никогда не вредил, я только… — Но можете навредить в будущем, такими-то темпами, — не дает ему договорить мужчина. — Винили бы вы себя, если бы из-за вас кто-то погиб? — Что? — Это обычное дело для человека в такой ситуации — чувствовать вину. Каждая следующая фраза заставляет Чонина хотеть исчезнуть или хотя бы спрятаться за креслом, чтобы не быть объектом пробирающегося под кожу жестокого взгляда. Он не понимает, это взгляд мужчины такой? Это в его голосе презрение? Ему кажется, что да, но перед глазами все плывет. Он не ощущает себя в своем теле, он не понимает, где сидит и что происходит. Он помнит, что сейчас на задании, но все детали выветрились из головы. Кто он? Его имя? У него же какое-то другое имя сегодня, так? Но оно где-то далеко. Там, куда он не может протянуть руку, даже если бы хотел. Его обрубает стена холодного осуждения и отвращения, которое… он чувствует от самого себя? Это его чувства? Он не может отыскать источник, потому что ему так тошно, что хочется сказать хоть что-то честное, что, возможно, облегчит его внутренности. Сейчас он может думать только об этом. — Я… — он сглатывает подступающий комок в горле. — Да, я чувствую себя виноватым. — Правильно, — Чонин резко выдыхает. Хоть что-то он делает правильно. — Представьте, какого было бы семье убитого вами. Они могли бы подать на вас в суд. И вы бы отвечали перед законом, как преступник. — Я не преступник, — на автомате отрицает Чонин, но эти слова осыпаются пеплом на языке, который он не может сглотнуть. — Какого было бы еще и вашей семье, вы только подумайте, — вкрадчиво говорит мужчина, не поднимая тон голоса. — Клеймо позора на всю жизнь. Ваши родители бы прятали голову от стыда перед всеми. Все знакомые порвали бы с ними связи. Смогли бы вы жить с этим? Каждое слово — цепь, которая стягивает грудную клетку Чонина. Их становится так много, что они наслаиваются друг на друга, не давая ему полноценно дышать. Он чувствует, как скапливается влага на поверхности век. Чонин не думает ни о чем, точнее, усиленно старается. Он старается не представлять того, о чем говорит мужчина. Обычно у него всегда была возможность убежать от этих мыслей, от вопросов, которые он не хочет себе задавать, потому что ответ он знает, и он ему не нравится настолько, что он не знает, как с ним справиться. Впервые он уйти не может. Чонин потерял счет времени. Когда он сюда зашел и когда сможет выйти? Случится ли это вообще? Кажется, его жизнь сейчас растянулась на одно бесконечное мгновение, в котором он сидит в этом кабинете и пытается не подавиться всплывающими отголосками прошлого. — Если бы из-за вас страдали ваши мать и отец, вы бы смогли с этим жить дальше? — непоколебимо продолжает мужчина. — Они бы тоже получили клеймо, только незаслуженное. Никто не хотел бы иметь с ними дела. Они бы лишились работы. И все по вашей вине. Чонин закусывает губу так, что кожица скоро проткнется. Ему хочется закричать, что его мама не пострадала бы из-за его поступков. Но он не смог бы сейчас ничего сказать просто потому, что не способен физически. Горло сжато так сильно, что, попытайся он, и тогда истерики не миновать. А этого Чонин хочет в последнюю очередь. Он не будет плакать перед другими, нет. Надо только дождаться, когда он сможет выйти отсюда. Тогда он сможет зайти в любое место, где можно запереться на замок, и, сдерживая громкость всхлипов рукой, зарыдать. Врач встает с кресла и подходит к нему. Он присаживается перед ним, чтобы взглянуть на его лицо и попытаться поймать взгляд. Чонин продолжает смотреть в одну точку, хотя он даже и не смотрит. Все давно расплылось перед глазами. Вокруг будто ничего и не существует, кроме происходящего в его голове. Кроме взгляда, осуждения и нелюбви которого он боится больше всего. — И вот мой вопрос, — тихо и вкрадчиво говорит мужчина. — Как долго вы бы тогда думали над тем, чтобы покончить с собой? Лицо Чонина исказилось. Губы сжались в одну линию, брови нахмурились. Он судорожно всхлипывает, издавая надрывной звук, и начинает рыдать, сотрясаясь всем телом. Дорожки слез безостановочно бегут по щекам. Ему кажется, они никогда не закончатся. Он только и успевает, что смаргивать их, когда глаза заполняются влагой снова. — Сколько времени прошло бы до того момента, как вы решили бы все закончить? Забраться на крышу и спрыгнуть? Сколько бы вы их мучали? Каждый вопрос выстреливает в сердце, заставляя его кровоточить. Чонин не понимает, почему из глаз бегут не алые, а прозрачные слезы. Ощущается все так, будто он пытается вынырнуть из-под толщи воды, но с каждым движением уходит на дно все глубже, как бы ни старался противиться. Он вертит головой из стороны в сторону, как сумасшедший. Не может остановиться. Это все неправда. Это не по-настоящему. Нет, он бы скорее забрался на крышу, лишь бы не думать об этом больше никогда. — Ну что же вы, — без жалости и сочувствия говорит мужчина, или и это Чонину кажется. — Я задал простой вопрос. И этого не можете? — Я бы… — Чонин громко всхлипывает, изо всех сил зажмуривая глаза. Его голос даже для него самого звучит жалко. — Не хотел с этим жить. — Не очень много прошло бы времени, так ведь? Перед тем, как вы бы убили себя? — Да, — шепотом отвечает Чонин. Такое короткое и обычное слово, но оно ощущается, как самое большое облегчение и самый страшный грех одновременно. — Все-все, все хорошо, — мужчина встает и несильно хлопает его по спине. Он отходит, а Чонину даже все равно, куда. Мужчина возвращается через небольшой промежуток времени, берет его руку, раскрывая зажатую в кулак ладонь, и подносит к ней стакан. Чонин машинально берет его слабыми дрожащими пальцами, продолжая всхлипывать. Он пытается открыть глаза, свободной рукой убирая слезы с лица. Когда картинка перед ним стала хотя бы не настолько мутной, чтобы он не мог рассмотреть происходящее вокруг, Чонин видит, как мужчина держит перед его лицом красную таблетку. — Выпейте, — он протягивает руку ближе, и гладкая поверхность оболочки капсулы касается его опухших губ. — Вам полегчает. Не могу же я отпустить вас в таком состоянии. Чонин послушно открывает рот, и таблетка оказывается у него внутри. Он поднимает стакан и крупными глотками осушает его. Голова кажется чугунной. Все тело настолько тяжелое, что он не представляет, как сможет подняться с кресла, в котором уже давно осел, ссутулившись. Протяжно выдыхая, Чонин медленно моргает, пытаясь прийти в себя. — Боюсь, вам нужно будет прийти к нам снова, — теперь спокойный, голос мужчины все равно кажется Чонину излишне громким и жестким. — Сами понимаете, важно поработать с вашими суицидальными наклонностями. Давайте я запишу вас на следующую неделю, — мужчина садится за свой письменный стол и набирает что-то на клавиатуре, глядя в монитор. — Ровно через семь дней, также в субботу, вам подойдет? В ответ Чонин может только заторможено кивнуть. Внутри так больно и пусто одновременно, что ему все равно. Какую бы ересь сейчас ни сказал якобы врач, он согласится на все. Лишь бы уже уйти. — Отлично. Дверь кабинета хлопает позади него, и Чонин, не глядя по сторонам, идет к выходу. Он так выжат, что не чувствует никакой радости или хотя бы облегчения, когда переходит через двери главного входа и видит вокруг… Такое же голубое небо. Солнце светит так же, как когда он входил в психиатрическую клинику. Судя по времени на экране телефона, прошло не больше двух часов. Как это возможно? Ему до сих пор кажется, что он застрял в густом лимбе, в котором каждая секунда растягивается на часы. Может, так и было. И есть. Даже охранник у ворот не сменился. Ничего не поменялось снаружи. Солнце, пусть и осеннее, обычно приятно греет кожу, но сейчас ему так холодно, что даже оно кажется тусклым и фальшивым. Как будто Чонин в симуляции. Может, его в итоге отвели на третий этаж, а все происходящее вокруг — его галлюцинация? Чувствуя, как каждый шаг отдается где-то внутри, он выходит из клиники. Он стоит к ней спиной, и кажется, что у здания есть собственные мутно-белые глаза, которые на него смотрят хищным взглядом. Каждый шаг вперед ощущается так, будто он выдергивает из себя плотно присосавшихся пиявок. Но почему-то ему кажется, что многие уже успели забраться ему под кожу, прямо во внутренности. Чонин проходит еще чуть дальше. Когда клиника скрывается за поворотом улицы, он поднимает руку ко рту и выплевывает красную капсулу.***
Иногда Сынмин думает, что он не самый хороший друг. Обычно у него нет ярких сомнений в себе или в правильности своего поведения. Он делает так, как будет комфортнее всего в первую очередь ему. Сынмин не сильно думает о том, как последствия его действий влияют на остальных людей. Другие справятся как-то сами. Раз он может, то почему они нет? Если каждый будет отстаивать свои интересы, не будет ненужных жертв ради других. Главное — следить за тем, чтобы твои действия не вредили самым близким. Это единственное исключение, которое он допускает. Не хочется быть тем, кого он презирает. Может, поэтому он несильно заинтересован в том, чтобы с кем-то сближаться. Ему хватает и Чонина рядом, который стал незапланированным исключением. Наверное, потому что он не пытался намеренно к нему лезть, Сынмин и проникся. Может, еще сыграло роль то, что мало кто ради него мог пойти на уступки. Лицемерно, но еще в детском доме Сынмин понял, что его больше всего подкупила именно готовность сделать ради него то, что выходило за рамки привычного другого человека. И не жертвенность или компромисс, но умение, если нужно, поставить другого человека первым. Без того, чтобы потом за это ждать чего-то взамен. Из-за Чонина Сынмин когда-то с ужасом понял, что может поступить так же ради дорогих ему людей. Наверное, именно поэтому он в итоге согласился на безумный план друга убежать из детского дома и стать преступниками. Иногда Сынмина это необъяснимое чувство пугает так сильно, что он хочет куда-нибудь сбежать. Вчера он был напуган с той же силой. Одновременно из-за того, что происходило с Чонином с того момента, как его заметил Хагюн, и из-за того, что в теле возникло практически непреодолимое желание взять огромный кухонный нож и перерезать глотку тому недоврачу, который довел его друга до истерики. Но он не мог. На операциях Сынмин сидит дома или неподалеку от объекта, если нужна связь через наушник. Быть на связи сложнее, потому что нужно много места, чтобы незаметно протащить всю технику. На это они идут только для действительно важных и рисковых объектов, где по-другому никак. В любом случае, он бы не успел. Честно ли это по отношению к Чонину? Отсиживаться дома, когда друг выходит на задания один? Тот никогда не жаловался. Сынмин уверен, у друга и мыслей таких не было, иначе бы он за ним заметил. И от этого не легче. Да, Сынмин нужен ему как незаметный партнер, который может видеть больше, если будет сидеть в стороне, как наблюдатель. Он это прекрасно понимает. Но то, что физически его нет рядом, иногда заставляет задуматься, что если с Чонином что-то произойдет, ему только и останется что… смотреть. Как было вчера. И как происходит сегодня. До встречи с Хенджином несколько часов, поэтому они собрались на кухне, чтобы обсудить, что Чонин ему скажет. Опять же, пойдет только друг. Который сидит и упорно делает вид, что с ним все в порядке. Сынмин думает, что мог бы и сам сходить и рассказать, что они нашли. Но на самом деле, он бы не мог. Не из-за личных причин, а потому что все их заказчики видели только Чонина, а значит, доверять будут только ему. Приди Сынмин даже с железными доказательствами, что он от друга и они работают вместе, это могло разрушить многие отношения с их клиентами. А Хенджин, он уверен, если бы не убил на месте, не стал бы его долго слушать. Сказал бы что-нибудь про то, что, если им нужна сделка и его информация, то пусть Чонин приходит лично. В любом случае, друг бы не согласился, чтобы Сынмин светился. Поэтому остается только смотреть, как Чонин даже перед ним ведет себя так, будто ничего необычного вчера не произошло. Конечно, Сынмин не будет сам спрашивать и поднимать эту тему. Достаточно того, что он вообще был безмолвным и беспомощным свидетелем. Если Чонин не хочет говорить, значит, так будет лучше. Сынмин выдыхает. Он провел всю ночь, исследуя данные, которые они смогли получить с ноутбука Хагюна. И ничего. Ничего, что хоть как-то бы намекнуло на лабораторию или наркотики. Или хотя бы на тесты на людях нового вещества. Не то чтобы у него было много данных. Достать удалось явно небольшую часть. Или в кланах и правда слишком сильно любят хранить все на бумаге. Сынмин ожидал этого, но хотелось верить в лучший исход. Обычно Чонин следует их отработанной инструкции. Как и любой последовательный список действий, она не идеальна и не может подойти под любую ситуацию. Тогда, если есть возможность, они могут связаться по телефону, и Чонин будет снимать экран, а Сынмин будет говорить, что другу нужно сделать. Конечно, подобный подход занимает слишком много времени. Не говоря о том, что далеко не всегда приоритет в задании — потенциальная информация на ноутбуке. Поэтому пользуются они им совсем редко. Вчера времени было катастрофически мало, поэтому Сынмин даже не будет сокрушаться. Далеко не самое страшное, что могло произойти. Сынмин говорит себе, что мог что-то упустить. Но он не будет себе врать. Он знает свои способности. Если бы что-то более-менее явное было, он бы это заметил. Не то чтобы у него в руках были данные с ноутбука наркобарона. Нет, работорговлю было легко отличить от потенциальных зацепок. Это теперь надо как-то сказать Чонину, который не послушал его и остался в кабинете дольше положенного. Сынмин, конечно, злился на друга в моменте, но скоро это чувство испарилось, оставив после себя только сожаление. Он надеется, что хотя бы жертва Чонина ради фотографией не была напрасной. — Как в итоге успехи? — нарушает Сынмин повисшую тишину. Чонин сидит напротив с бесстрастным лицом и не смотрит ему в глаза. — Думаю, у меня есть доказательство того, что наркотик, как минимум, существует. Сынмин приподнимает брови. Он не ожидал этого услышать. Сказанное другом ему совсем не нравится. — Серьезно? — его голос выдает неверие. Он не то чтобы не доверяет другу, но такие вещи надо проверять собственными глазами. Чонин еще не показывал ему фотографии. Они решили разделить обязанности, чтобы успеть ко встрече с Хенджином. — Если кучу отчетов о физических и психологических последствиях явно наркотического вещества можно так назвать, то да, — тем же ровным голос говорит Чонин и протягивает ему телефон, чтобы Сынмин посмотрел сам. — После каждого описания стоит заключение о том, что они попытаются поменять. Явно похоже на эксперимент. Но хотя бы какого-то названия или указания на лабораторию нет, я перечитал все раз пять. Сынмин хмурится, глядя на снимки отчетов. Он пролистывает их, разглядывая прикрепленные фотографии, и быстро читает написанное. Подобное он бы сразу заметил, если бы оно было на данных, взятых с ноутбука Хагюна. У кланов действительно есть странная привычка доверять бумажному физическому варианту больше, чем цифровому. В какой-то степени держать все так действительно безопаснее. Все фотографии похожи на то, что недавно показывал ему Чонин, сказав, что это от Джисона. Некоторые последствия еще ужаснее, чем то, что он тогда увидел. На одном из снимков рука и вовсе ампутирована, видимо, потому что вещество разъело ее слишком сильно. Сынмин несильно трясет головой, чтобы избавиться от возникшего неприятного чувства внутри. Как бы ему хотелось не согласиться в этом вопросе с другом, но отчеты и правда выглядят как эксперимент. Похоже на то, что пока не сильно успешный. Хотя бы это радует. Но описания последствий заставляют Сынмина задуматься о нескольких вещах. И пока он выбирает держать в голове только самую безобидную из них. — Ты не думал, может, они тестируют все прям в этой психушке? — Да, наверное, — Чонин хмурится. — Но вряд ли проникнуть туда еще раз как-то бы нам помогло. Сынмин прикусывает язык, чтобы не выпалить: «Ты ни за что туда не пойдешь!». Он уверен, зайди в это страшное место друг снова, то на второй раз он бы уже не вышел. В какой-то момент Сынмин был уверен, что и в первый Чонина не отпустят. Он уже формировал в паникующей голове план, что тогда стоит делать, звонить ли сразу Хенджину, и как ему все объяснить, но друга отпустили. Может, Хагюн не посчитал его большой угрозой, а может, сыграло что-то еще. — Точно нет, — Сынмин даже мотает головой. — Впереди еще есть несколько объектов. Если с первым так… — он берет паузу, потому что пытается понять, какое слово подходит сюда лучше, потому что им не то чтобы повезло и не то чтобы миссия была полностью успешной. Он уверен, на спине Чонина теперь мишень, но непонятно, какого размера и важности. Поэтому он просто говорит, начиная заново. — Если с первым так сложилось, то другие два могут привести нас, куда нужно. И хотя Сынмин предпочитает ни на кого и ни на что не надеяться, тем более, на эфемерную удачу, иррационально ему хочется, чтобы на втором месте нашлось что-то явно указывающее на местоположение лаборатории. Ему не понравилось так трястись за Чонина во время вчерашнего проникновения в клинику. Хотел задания посложнее? Придется быть готовым к их неприятной стороне, где опасность жизни стала в разы серьезнее. Но только опасность при этом направлена не на него. Никогда раньше Сынмин не испытывал таких запутанных чувств из-за сомнений в себе. И не столько в своих способностях, сколько в своей… морали. О которой раньше он совсем не беспокоился. Это всегда было больше по части Чонина. Лучше бы распределение таким и оставалось. Если друг постоянно испытывает похожие терзания, то Сынмин не понимает, насколько сильно можно любить своих родителей — ладно, хотя бы одного из них, — чтобы терпеть подобные муки. Ради людей, которые его родили, Сынмин бы ничего не сделал. — Мне кажется, что Хенджин от меня скрыл важную часть информации, — внезапно говорит Чонин, а в его голосе сквозит недовольство, смешанное с сомнением. И он все еще не смотрит Сынмину в глаза. — Почему ты так думаешь? — спрашивает Сынмин. Не то чтобы они оба не понимали этого и раньше, но это что-то новое. — В двух отчетах, что я успел заснять, — Чонин пролистывает кадры на телефоне и останавливается на нужном, показывая его Сынмину. — Указано, что людей взяли не из самой клиники, а как пленников из Осонг Па. — Да, я заметил, — хмурится Сынмин. — Ты успел узнать что-то у Джисона? — Он сказал, что не знает этих имен. И раз времени на поиски у нас нет, может, стоит спросить напрямую у Хенджина? — Сынмину сразу же не нравится эта идея, и Чонин вторит. — Не знаю, хорошая ли это идея. И не уверен, что это то, о чем я думаю. Не показать именно эти отчеты было бы неправильно, а если показать их, то игнорировать очевидное было бы… странно. — Уверен, Хенджин бы с удовольствием принял твое игнорирование, — с сарказмом отвечает Сынмин. — И с чего вдруг убрать часть информации было бы неправильно? Она для него не важна. Достаточно того, что ты скажешь, что наркотик точно существует, а в доказательство покажешь отчеты о других. — Не знаю, — тянет Чонин, уводя один из уголков губ в сторону в задумчивости. — А если это не важно для нас, но будет чем-то важным для него? — С каких пор тебя это волнует? — аккуратно спрашивает Сынмин. Ему все меньше нравится то, куда заходит разговор. Но поспешных выводов о мотивах Чонина он делать не будет, потому что не хочет. — С тех самых, когда я попросил его найти для меня информацию о взрыве. Ах, вот оно что. Это лучше того, о чем на мгновение успел подумать Сынмин. — Йенни, твоя тяга к честности… — Не в ней дело! — громко перебивает Чонин. — Наоборот, это прагматичный подход. Я показываю ему все, что знаю, а он также выдаст мне все в ответ, — только Сынмин хочет возразить, что это не так работает, как следующие слова друга заставляют его приостановиться. — Вдруг он тоже что-то скроет, — говорит он тише, — какую-нибудь неважную для него деталь, а для меня она будет в итоге значимой. Здесь Сынмину нечего возразить, потому что это правда. Так всегда. Небольшая деталь, почти случайная, помогает распутать самые запутанные клубки и сделать самые невероятные открытия. И никогда не знаешь, чем это может быть. Из-за этого иногда Сынмину хочется убиться головой об стенку, потому что вся работа ощущается проделанной абсолютно зря. Но еще Сынмин понимает, почему друг так трясется. Почему полный обмен информацией, который редкость в их работе, настолько важен для него в этом деле. Почему Чонин так хочет, даже если сам он не признает, подобраться ближе к Хенджину, который единственный может помочь в самом важном деле его жизни. Сынмин бы на месте друга делал также, втирался бы в доверие. Только есть два момента. Во-первых, Сынмин уверен, что Хенджин не из тех, с кем сработают игры в доверие, на которое он вряд ли способен. Во-вторых, тогда Чонин будет доверять в ответ, потому что это Чонин. Если еще этого не делает. Друг слишком ценит и цепляется за тех, кто может ему помочь. Для него, как и для Сынмина, просить помощь — редкость, потому что они всегда справляются сами со всеми проблемами. — Если ты ему не покажешь эти отчеты, он и не узнает, что они у тебя есть, — он решает, что ему нужно, как и всегда, показать рациональную часть вопроса. — Скажешь, что это все, что успел сфотографировать. Сынмин уверен, если Чонин в итоге не расскажет все, что знает, то потом будет себя грызть и думать, что поступил плохо по отношению к человеку, у которого жизнь посвящена только тому, чтобы разрушать жизни других. Это вылитый Чонин — беспокоиться о благополучии даже того, у кого власти и ресурсов столько, что они не накопят за всю их криминальную карьеру. Сынмин перестал удивляться противоречиям друга после того, как понял, насколько действительно честный Чонин и насколько легко и уверенно он умеет врать на ходу. Но это дело — целиком и полностью дело Чонина, так что… — Но ты можешь быть и прав, — смягчается он. — Ты лучше знаешь его, так что окончательное решение за тобой. — Ладно, посмотрю по ситуации, — вздыхает Чонин, откидываясь на спинку стула. — А что у тебя?***
Шум прибоя мягко касается ушей Чонина, омывая не только песочный берег, но и его сознание. Он наблюдает за волнами как загипнотизированный. Это хорошее отвлечение, чтобы он не думал о том, что произошло вчера. Чонин будет пользоваться всем, что будет отвлекать его истерзанный ум. Может, так делать не совсем правильно, но не то чтобы у него есть вариант погрузиться в пучину своих внутренний терзаний и отдаться им. У него слишком много работы, чтобы сейчас отвлекаться на себя. Да и не то чтобы ему хочется думать о том, что было. Прошло и прошло. Небольшая истерика, ничего нового. Кроме того, что впервые другой человек, чужой человек, залез к нему в голову и вычленил оттуда все то, что он пытается скрыть даже от самого себя. Но ничего страшного. Если об этом не думать, как он и привык, все снова уйдет обратно, на глубину. Так всегда работало. Тем более, ему хватило той панической атаки, что была после похищения, больше он себе этого позволять не будет. По крайней мере, он усиленно постарается. Это же он управляет своим телом и сознанием. Захочет, будет так. Чонин всегда любил жить неподалеку от моря. Не то чтобы он часто купался. Наверное, любой, кто живет рядом с бескрайней соленой водой, редко доходит до нее из-за близкой доступности. Но ему всегда нравилось просто смотреть. Успокаивает. Он не понимает, хорошо это или плохо для их встречи с Хенджином. Чонину даже интересно, какая локация будет в следующий раз. А может, это их регулярное место. Вечернее побережье с видом на огни города. Чонин язвительно думает, что, не ровен час, очарование места может для него и разрушиться из-за новой компании. На телефоне ровно без пяти минут одиннадцатого. Хенджин должен скоро прийти. Чонин, не выдержав, пришел раньше запланированного, а машина с водителем уже была на месте. В этот раз он решил одеться настолько нейтрально, насколько возможно, чтобы подошло любому месту. Свободные черные штаны, белая футболка и кожаная куртка на пару размеров больше. Хотя теперь, из-за теплой погоды, он о куртке жалеет. Сегодня он какой-то… рассеянный. Странно ощущает себя даже в собственном теле, будто ощущения и чувства до него не доходят, будто он разделен с ними толщей воды. Но что он точно может нащупать, когда смотрит на экран телефона, так это раздражение. Хенджин опаздывает уже на минуту. Почему-то Чонин был уверен, что люди с большой властью умеют хорошо распоряжаться временем. Еще он когда-то читал, что если человек опаздывает, то он подсознательно вас не уважает и не ценит. Хенджин может поступать так очень даже сознательно. Джисон один раз так напился в одну из их чисто дружеских встреч, что рассказывал, как его воротит от всех игр разума и напускной вежливости высшего общества. Друг не любит элиту, в которой родился и вырос. Чонин тогда ему сказал, что они потеряли единственного человека, который мог привнести дозу веселья в их тухлые жизни. О своих словах он сразу пожалел, потому что отбиваться от поцелуев и объятий пьяного Джисона почему-то было сложнее, чем от трезвого. Чонин сначала слышит, а потом, когда оборачивается, уже видит идущего к нему Хенджина. Он одет, на удивление, впервые не в классический костюм. Чонин поверить не может. Он даже не подозревал, что у таких важных людей, как глава синдиката, в гардеробе могут быть темные спортивные штаны, белая футболка и черное худи на молнии. Хотя это логично. Конечно, у каждого человека в гардеробе будет спортивная одежда. Чонина скорее поражает то, что он впервые видит Хенджина таким… не то чтобы обычным, потому что это слово к нему он бы никогда не смог применить, а скорее, неофициальным. Только черная папка в руках выбивается из образа. Что с еще большим удивлением отмечает Чонин, так это то, что аура самоуверенности вокруг Хенджина никуда не делась. Одежда ее не скрывает, но немного притупляет. Тем более, он выглядит так, будто только что пробежал марафон. И Чонин себе в этом никогда не признается, но, может, так ему идет даже больше. У него сегодня нет сил еще и отрицать, что Хенджин выглядит всегда так красиво, что хочется протереть глаза, чтобы проверить, что перед ним не иллюзия. Галлюцинация, подброшенная измученным сознанием, чтобы Чонину было легче справляться с реальностью. Телохранителей рядом не видно. Чонин не знает, что это значит. Хенджин так уверен, что он не представляет угрозы? Больше доверяет? Хотя второй вариант точно наивно глуп. Скорее всего, скрылись где-то неподалеку. Самое смешное, что с этим, более простым и менее официальным вариантом Хенджина Чонин знаком лучше, чем с теми, что были в предыдущие две встречи. Сразу мысленно переносится на несколько месяцев назад. Когда все было проще. Когда Хенджин был обычным заказчиком, а не главой одного из крупнейших синдикатов. Тогда еще бонусом шло то, что он задел все правильные струны внутри Чонина, да и баллов по шкале Джисона было достаточно. Эти причины сподвигли его на второй встрече, когда он отдавал часы, позволить себе зайти дальше деловых отношений. Он думал, что легко считал парня перед ним, что это влечение, хоть и явно то, которое не уйдет дальше, взаимно. Идиот. Каждый раз, когда Чонин об этом вспоминает, то хочет ударить себя по лбу. Пару раз он так и сделал. Но какая-то предательская и слабая часть него хочет вернуться в тот короткий промежуток времени и прожить его снова. Наверное, поэтому он не испытывает благоговейного трепета, который должны испытывать другие. Чонин все еще не может разделить для себя эти две, или уже три, версии Хенджина, с которыми ему довелось встретиться. Если бы он сверху надел еще и кепку, то мозг Чонина точно бы закоротил и решил, что к нему чудесным образом вернулся тот самый заказчик. Но даже без нее, этот простой спортивный образ неожиданно успокаивает. Но он все еще поверить не может, что его в итоге так нагло и легко провели. — Ты опоздал, — первое, что говорит Чонин, когда Хенджин останавливается от него на расстоянии в пару широких шагов. — Сейчас ровно десять, — отвечает Хенджин. Он показательно закатывает рукав и смотрит на часы на руке, а затем переводит взгляд на Чонина, приподняв бровь. — Мои часы идеально работают, это твои время не показывают. Может, тебе стоит их поменять, — надменно добавляет он. Чонин одновременно хочет хлопнуть по лбу себя за то, что сам задал язвительный тон разговора, и одновременно хочет то же самое сделать с Хенджином. Какое ему дело до чужих часов? В следующий раз надо прийти в лохмотьях. Может, Хенджина воротит от бедности. Чонин бы не удивился. Ладно. Из них двоих, пусть лучше он будет вести себя профессионально. Чонин решает, что лучше сразу перейти к делу. Быстрее начнет, быстрее закончит. — Я вчера смог пробраться в кабинет главврача. Кое-что удалось найти. Он протягивает на максимальное возможно расстояние руку, которая держит папку со всем, что удалось найти. Распечатанные фото с телефона и флэшка с данными. Хенджин не делает шаг вперед. Вместо этого он со всей серьезностью, если судить по его лицу, очевидно наигранной, также протягивает руку вперед, кончиками пальцев поддевая папку, и даже не роняет ее, когда забирает. Чонин борется с желанием закатить глаза. Он был прав, когда подумал, что из них двоих профессионалом должен быть он. Наверное, не стоит удивляться тому, что глава синдиката и без года опыта на своей великой должности ведет себя, как те самые сложные заказчики, с которыми во второй раз не захочешь встречаться. — Думаю, ты и сам поймешь, на что это похоже, — говорит он, когда Хенджин уже какое-то время рассматривает содержимое. Пока тот погружен в беглое ознакомление с украденной информацией, Чонин задумывается о том, что в Осонг Па точно есть места, где так же держат рабов, где так же продают людей. Места, где человека лишают жизни в фигуральном смысле, отбирая у него свободу и будущее. Для Чонина такая жизнь хуже смерти. Он неосознанно презирает себя за это, но в душе рад, что не увидел происходящего в клинике. Из всего, что делают кланы, ему кажется, что работорговля — худшее из зол. Даже наркоторговля не так страшна, потому что с веществ можно слезть. Но быть лишенным всего и при этом продолжать существовать только как тело, как кто-то, кто внутри уже давно мертв — Чонин уверен, что быстро бы сошел с ума от этой «жизни». Тяжелее всего ему от мысли о том, что люди, проданные в рабство, не выбирали этот путь, в отличие от тех, кто убивает на заказ, покупает наркотики или оружие. Он презирает синдикаты, но даже сам не понимает насколько это потому, что случилось с его мамой, а насколько из-за того, чем они занимаются. У Чонина смешанные чувства по отношению к обществу. По его мнению, истинным злом являются не те, кто его творит, а те, кто видят это и ничего не делают. Есть те, кто подорвал здание. И те, кто знал о том, что действительно произошло и ничего не сделал. Чонин не уверен, что сделал бы с теми полицейскими, которые были причастны к расследованию. Их больше нет, но если бы они были… Хотя нет. В любом случае, к этому моменту они бы давно перестали ходить по этой бренной земле. Мама учила его, что существует справедливость, есть люди плохие и хорошие, и их легко различить по поступкам. Может, Чонин не понял ее урока, так как был еще недостаточно взрослым, потому что он чувствует себя чужим в обществе обычных людей. Они не ощущаются безопасно. Он подозревает таких, на вид обычных людей больше любого из преступников. От криминального мира хотя бы знаешь, чего ждать. Все пороки, вся темнота человека обнажена под желтоватым светом вечерних уличных ламп. За маской же среднестатистического клерка могут скрываться ужасы пострашнее отпетых психопатов. Самое страшное, что ты никогда не можешь знать наверняка, когда чеку из этой гранаты выдернут. И пугает Чонина это только потому, что он давно перестал верить тем, чьи плохие поступки не видел лично. Любой их совершал. И лучше бы о них знать. Только этим он себя немного и успокаивает. Что у тех людей в психушке тоже есть свои демоны. Но он не может соврать себе. Чонин знает, как много детей становятся жертвами синдикатов, как много крадут прямо на улице. Ему бы хотелось сжечь такие места, как та клиника, дотла. Но он не считает себя достойным борцом за справедливость. Ему уже хватило одного человека, у которого не получилось. Таких, как его мама — жалкое меньшинство, которое наивно пытается сделать мир лучше. Они искренне верят в то, что делают. В конце концов, таких людей объединяют еще и похожие друг на друга здания колумбария, где стоит керамическая ваза с их прахом, который появился раньше положенного срока. А может, этих безумцев сама судьба заставляет платить по счетам раньше. Получается, Чонин так же видит зло, но ничего с этим не делает. Буквально. Хоть и прекрасное для его глаз, но все же зло сейчас стоит перед ним и не скрывает тень изумления на свое лице. — Значит, все же есть, — сам себе говорит Хенджин, но Чонин слышит его даже с шумом волн рядом. — И как они умудрились… — И как они умудрились тестировать вещество на людях из Осонг Па? — спрашивает Чонин, вкладывая в голос всю уверенность в себе, на которую только способен в нынешнем состоянии. Мысли дали ему необходимое топливо агрессии, чтобы не ходить вокруг да около. Хенджин медленно поднимает взгляд с бумаг в руках на него, смотря исподлобья. Он наклоняет голову чуть в бок. — Глупо задавать вопрос, на который уже знаешь ответ, — вкрадчивым тоном говорит он. — Вдруг я на самом деле не знаю, — Чонин пожимает плечами. Он и правда не знает до конца. — Это же всего лишь мои догадки. — И что за догадки? — Хенджин приподнимает брови. — Моя догадка такая, — твердым голос отвечает Чонин, делая свое самое равнодушное выражение лица. — Думаю, я имею право знать полную правду того дела, на которое согласился. — Я думаю, иногда лучше меньше знать, чтобы меньше бояться и думать, что задание слишком сложное. Благодаря этому незнанию совершались многие великие открытия. С Чонина вмиг слетает маска спокойствия. Он приоткрывает рот и высоко поднимает брови. Хенджин что, учит его, как жить? Может, он еще расскажет ему, как делать его работу? — Что за привычка решать все за других? — возмущенно спрашивает он. — Это моя работа, — слишком спокойно отвечает Хенджин. Нет, Чонин понимает, что такого человека, как глава клана, с детства готовили к должности лидера, который несет ответственность за сотни, если не тысячи людей. Но господину Осонг Па также нужно понять, что в этот раз это не прокатит. — И я не твой подчиненный, — Чонин пытается делать голос ровным под стать собеседнику, но не получается до конца. — Ты мой исполнитель, а я твой заказчик. Для меня звучит так, что главный здесь я, — отвечает Хенджин так, будто поверить не может, что это нужно объяснять. — Нет-нет, — мотает головой Чонин. — Так не пойдет. В самое пекло лезть мне, а ты, значит, даже рассказать мне не можешь о потенциальных опасностях? — он не может не думать о том, а что если Хенджин скрыл что-то важное, что могло бы смягчить то падение, которое он, хоть и не буквально, испытал вчера. — Может, тогда лучше закончить наше соглашение здесь и сейчас, потому что если бы я мог знать больше об этой клинике… — Про объекты я тебе рассказываю все, что знаю, — обрывает его Хенджин более жестким тоном. — Ты же вышел живым и невредимым, тогда какие вопросы? Чонин только и может, что зло выдохнуть и отвернуть голову в сторону моря. Ему кажется, что он до сих пор не вышел из этого бездушного места. Может, он на самом деле там, и к его руке прикреплена игла, которая пускает ядовитое вещество по крови, и оно заставляет его видеть миражи вместо реальности. Сейчас все кажется ненастоящим. Он здесь, но одновременно и не здесь вовсе. Чонин не уверен в своей невредимости. Хотелось бы обвинить Хенджина, что это из-за него, но это был собственный выбор. Остаться и досмотреть документы. Если бы можно было обвинить кого-то другого, поддаться агрессии вместо этой полой пустоты внутри, было бы лучше. Но никто другой не виноват в том, что Чонин привык думать, что он всегда выйдет сухим из воды, в какое бы цунами он не попал. И он просто… не может завалить эту работу. Не может. Если в процессе придется обменять часть себя на успешное завершение сделки, то так тому и быть. Только чувства все равно дерьмовые, как бы он ни объяснял себе все логические причины, чтобы стало легче. Молчание растягивается как жвачка, случайно прилипшая к подошве кроссовка. Чонин чувствует, как половину лица прожигает взгляд Хенджина, но ему нечего сказать. В принципе, в этот момент действительно можно развернуться и уйти. Он отдал всю информацию. — Я посылал парочку из своих на разведку, но они не вернулись, — внезапно начинает Хенджин тем же раздражающе спокойным голосом, но в этот раз Чонин не слышит в нем осуждения или скрытого подтекста. Или не хочет слышать... запутался. — До сегодняшнего дня думал, они меня предали. Хотя, это все еще может быть правдой. — Чонин разворачивает голову обратно и видит, как слегка нахмурился Хенджин. Теперь подозрения Чонина подтвердились. Наверное, спокойнее бы спалось, если бы он думал, что это какие-то случайные пленники, что до него никто не пробовал найти сведения о наркотике. Ему хочется задать вопросы. Ему хочется сказать: «Может, все накрылось, потому что им ты тоже не все рассказывал, чтобы меньше боялись?». Но он понимает, что устал даже за эту короткую перепалку и, если про объекты ему говорят, ничего не утаивая, то пусть будет так. Воспоминания о клинике, которые все же ворвались в голову, отбили любое желание продолжать диалог. Он уже и так испугался тех фото и описаний достаточно, чтобы рыть ментальную яму в своей голове еще глубже. Так можно дойти до того, что он упадет в нее и больше не выберется. — Это все? — спрашивает Хенджин, поднимая руку, которая держит папку. — Больше ничего подозрительного не было? — Нет, — Чонин прокашливается, потому что вышло хрипло, и говорит снова. — Нет. Хенджин на мгновение прищуривается, но ничего не спрашивает. — Тогда теперь моя очередь. Эти слова выводят Чонина из затянувшегося ступора. — Ты о чем? — спрашивает он, но Хенджин уже протянул руку с другой папкой. Чонин пару раз моргает, но делает шаг вперед и берет ее в руки, все еще пытаясь разглядеть на лице стоящего напротив что-то, что поможет понять происходящее. Лицо Хенджина, как всегда, невозмутимое. Чонин теперь из-за встреч с ним думает, что надо бы научиться также. Он может играть мимикой, создавая нужные эмоции на лице, но сделать так, чтобы с него совсем нельзя было что-либо считать, никогда не получалось. Даже когда лицо полностью расслабленное, обычно люди воспринимают это по-разному. В детстве ему говорили, что его лицо без улыбки страшное и пугающее. С тех пор Чонин научился всегда что-то показывать другим, чтобы его не поняли неправильно. Он открывает папку и смотрит на ее содержимое, сглатывая. — Так быстро? — голос Чонина искрится неверием. — Там нет конкретного имени, — быстро заверяет Хенджин. Наверняка это кажется, что его взгляд смягчается. — Только общая информация. Ничего особенного, но может чем-то помочь. — Из полицейских архивов? Чонин знает ответ, но не хочет задавать другие вопросы. В какой-то момент он подумал, что реальных отчетов не существует, раз он не смог их найти. Может, их никогда и не было в архивах полиции, зато они были в архивах другой организации. А может, он и правда их не нашел. Второй вариант даже рассматривать не хочется. — Можно и так сказать, — усмехается Хенджин. — В общем, развлекайся. Хенджин отводит от него взгляд и поворачивается к морю. Теплый ветер треплет его светлые волосы, заставляя слегка прищурить глаза. Рассматривая будто из мрамора точеный профиль, Чонин в который раз хочет залезть к Хенджину в голову, чтобы получить ответы на все свои вопросы. Развлекайся. Да, для Чонина это забавная игра, не более. Настолько, что сердце сейчас готово выпрыгнуть из грудной клетки. Руки так горят от соприкосновения с гладким материалом папки, что он будет удивлен, если ладони не стали красными. Он пытается подавить в себе чувство приятного удивления и благодарности, потому что это глупо. Жаль, что его чувствам плевать на логику. Чонин ожидал, что ему полегчает. Но нет, все теперь только сложнее, хотя должно было быть наоборот. Внутренний гордиев узел затянулся еще жестче. Нервы стали словно оголенные электрические провода. Чонин тоже поворачивается к морю, и понимает что мир… изменился. Все вокруг казалось ему пустым и тусклым, как будто он был под колпаком, которого больше нет. А теперь кажется более интенсивным и ярким. Чонин пугается, когда понимает, что его психика выбрала самый неудобный и позорнейший момент, чтобы он разом ощутил самые противоречивые чувства, от которых бежал со вчерашнего дня. Все они делают его таким уязвимым, что челюсти сами собой с силой сжимаются. Нет-нет-нет. Нет. Если он сейчас расплачется, как ребенок, то, если его не убьет стыд, он сам пойдет и утопится в море. Глаза колюще болят, из-за чего Чонин запрокидывает голову вверх, делая вид, что смотрит на ночное беззвездное небо. Как же хочется сказать спасибо. Да, идиоту, который пять минут назад его бесил. Но идиоту, который еще и в который раз удивил его. Иногда это приятное удивление, как сейчас, а иногда... не очень. В любом случае, Чонин, несмотря на свои предубеждения, не может не испытывать благодарность. Мало людей, кто помог с главной целью его жизни. Он ожидал, что Хенджин приступит к своей части уговора гораздо позже. Теперь Чонину еще страшнее все провалить. Он и не понимал, что если раньше в голове всегда был план побега, где он отказывается от сделки и пытается пойти другим путем, сейчас ловушка схлопнулась, не оставив ему выбора. Он и правда полностью в этом деле. И как Чонин должен с этим справиться? — Хенджин, — зовет он аккуратно, не переставая смотреть вдаль. — Почему ты меня нанял? — Напрашиваешься на комплимент? — отвечает тот, но Чонин не слышит в голосе и капли язвительности. — Ты же мог снова отправить кого-то из своих. — Раз задача не решается старым способом, то нужно придумать новый. Ты уже сделал больше, чем мои люди. Значит, это может сработать. Может, дело в том, что Чонин всегда любил быть у моря. Может, теплый бриз и убаюкивающий шум волн притупили его привычные защитные механизмы. Может, дело в окружающей темноте, потому что ночью всегда легче признаться. — Я тоже могу не справиться, — эти слова тише всего, что Чонин сказал ранее. Часть него надеется, что собеседник его не расслышал. — И все же, — говорит Хенджин. — почему-то я думаю, что ты справишься. По щеке Чонина скатывается одинокая слеза. К вороху чувств, тяжелым весом покоящимся в груди, прибавилось еще одно. Он даже не понимал, как нужно было ему услышать эти слова. Даже если они от того, кого он… Чонин даже не понимает, что теперь чувствует к Хенджину. Наверное, если бы это сказал Сынмин или Джисон, он бы отмахнулся, подумав, что да, конечно, они же его друзья, поэтому они поддержат. Но от малознакомого человека, (ладно, если не считать физическую близость, которая была всего один раз) все звучит более реальным. Он на мгновение сжимает глаза, чтобы ни одна слеза больше не убежала от него. Стараясь не издавать и звука, чтобы не выдать себя, он медленно дышит через рот. Хорошо, что сейчас темно. Чонин не уйдет первым. Теперь он будет здесь стоять, пока Хенджин не решит наконец, что их маленькая встреча завершена. У него же есть определенное запланированное время, верно? И пусть господин клана лучше поторопится. Чонину неудобно разделять этот момент с ним. Слишком… непривычно. Да, только это чувство. Они оба смотрят на темное море, звук которого приятно ласкает уши, и ждут, когда другой первым нарушит непривычно хрупкую и мягкую тишину, которая незаметной нитью обвила их руки, каждая из которой держит папку, полученную от другого, соединив их вместе.