Великий из бродячих псов: крыса, тигр и вундеркинд

— Походу, я сейчас от голоду помру, – прошептал юноша, обкусывая сухие губы. В желудке было пусто уже несколько дней. Да и вид у него был ужасающий: со стороны он казался едва переносящим ноги скелетом в потертых обносках. Что ж, это было почти похоже на правду. Серо-белые волосы с одной стороны свисали неаккуратной челкой. "Полный неудачник", – подумал Ацуши, вспоминая, что же случилось перед этим. Он не мог не осуждать собственный вид, не мог смириться с несправедливостью случившегося. Казалось бы, что могло произойти, чтобы ввести обычно аккуратного и доброжелательного Ацуши в такое состояние? Будучи сиротой, а потому жителем приюта, он ведь должен был находиться на иждивении. И тут даже стало немного обидно – государственное учреждение выгоняет своих же воспитанников. И ладно, если бы у Ацуши Накаджимы был паспорт, так нет! Его просто выставили за дверь, особо не объясняя причин. Чувства горечи, непонимания и тоски сменялись одно за другим, погружая юношу в пучину уныния. Конечно, ему хотелось знать, почему злой рок решил мстить именно ему, почему только его выгнали без суда и следствия, и почему именно он сейчас должен бороться за жизнь, из последних сил волоча ноги. Усталый мозг пытался продумывать причины, начиная от "указа свыше" и заканчивая нехваткой пропитания. На последнем, как на самом адекватном варианте, и остановился Накаджима. Поговаривали, что где-то поблизости орудует какой-то оборотень, а потому у Ацуши лишних вопросов не возникло. "Им не нужен лишний голодный рот. Вот и все причины," — заключил он. По крайней мере, Ацуши было проще считать именно так. К сожалению, привычка винить себя во всем, что происходило и с ним, и с другими, только закрепляла собственную ненужность, не давая юноше подумать более объективно. А тем временем голод нарастал, заслоняя собой все прочие чувства. Ацуши даже не заметил, как стремительно алел закат на небосводе Иокогамы. "К черту все моральные принципы", – подумал про себя Накаджима, вставая с берега. "Главная задача сейчас – выжить. Работы нет, денег тоже. Остаётся только грабить людей", — пытался он оправдываться, понимая, насколько нелепо звучит со стороны. "Хотя бы попытаюсь прокормиться, если не убьют при первой же попытке," — с горькой усмешкой решил он, оглядывая взглядом местность вокруг. Мост не подходит, лес — тем более. Значит, нужно приблизиться к более людным местам. Взглянув в надежде на дорогу, Ацуши тихо прошептал: — Обнесу первого попавшего- Его монолог прервался, когда с огромной скоростью по дороге пронесся рыжий мотоциклист. — Этот не в счёт! – воскликнул Ацуши сам себе, дрогнув от эха, что раздавалось здесь. Ещё минут десять гипнотизируя взглядом проезжую часть, он увидел того, кто ему подходит: наверняка высокий, но сутулящийся мужчина шёл, глядя в одну точку. Идеальная цель! Юноша немного пригнулся, отходя в сторону, чтобы не упустить свой шанс — если мужчина заметит его слишком рано, ничего не получится. Сердце гулко билось в груди, а рваное дыхание мешало сосредоточиться. Цель неспешно прогуливалась по набережной в полном одиночестве, даже не представляя (или же наоборот?), что случится через секунду. Собрав остатки мужества в руки, Накаджима решился. * Ацуши вздохнул и выдохнул. Казалось, сердце выпрыгнет из груди от волнения. Он прошёл чуть дальше в подворотню, следуя за мужчиной, который вдруг резко остановился. — Кто здесь? – он медленно развернулся на каблуках сапог и с неподдельным удивлением оглядел Накаджиму. — Ни с места, – неуверенно прошептал сирота, подойдя ближе, – э-это ограбление! – Ацуши набрался смелости завести руки незнакомцу за спину. Впрочем, тот вырвался и... — Нет-нет! Я всё отдам! Всё! Только не убивайте! У меня жена, дети! И вообще, я эмигрант! Руссо-туристо! – взвыл мужчина, опустившись на колени и схватившись за голову. Его руки задрожали, а голос сорвался на мольбы и тихое хрипенье. Акцент стал особо слышен. Ацуши попятился и сглотнул. Неужели такой как он, простой тощий неуверенный подросток мог напугать его? Вся мнимая уверенность в своих возможностях в момент покинула юношу, оставив его один на один с жутким осознанием собственного поступка. — Только не убивайте, умоляю.. – слышал тихое всхлипывание он. — И-извините, – тихо шептал Накаджима, виновато закусывая губу и прощупывая его карманы. Он не мог просто отпустить попавшегося в ловушку мужчину, поэтому целился забрать у того хоть что-то, чтобы утолить изъедающий голод. В одном из них явно что-то было, но, как только Ацуши понял, что там нож, мужчина резким движением руки перехватил кисть мальчика и развернул его к себе спиной, второй рукой достав нож и приставив его к горлу Ацуши. Всё было настолько быстро и чётко, что Накаджима даже поначалу не понял, что случилось. Казавшийся наивно-безопасным взрослый с акцентом моментально стал другим человеком. — Когда грабишь человека, надо иметь план "А" и "Б". На всякий случай. Ну, мало ли, тебя убьют одним касанием...– голос молодого человека стал образцом олимпийского спокойства, а русский акцент почти пропал. Невероятный контроль голоса потрясал Накаджиму. "Ну всё, попал я", – подумал про себя Ацуши, когда русский неожиданно отпустил его. Он пошатнулся, но не упал. Глаза расширялись от страха и интереса: почему мужчина не убил того, кто пытался его ограбить? — Дай угадаю, ты из приюта, – прищурившись, предположил незнакомец, вертя нож (который, кстати, был в футляре изначально) в руке. Ацуши согласно кивнул, будто завороженный глядя на него. — Прекра-кхм.. то есть, мне жаль. Это часом не тот приют, в который наведывался тигр-людоед? – как бы невзначай поинтересовался он, подбирая слетевшую с него при резком движении белую ушанку и отряхивая её. Ацуши этот вопрос напряг до невозможности: во-первых, откуда у него нож? А во-вторых, откуда ему известно так непозволительно много о нём? — А вам зачем? – слетел с губ Накаджимы явно неуместный вопрос. Мужчина непонимающе поморщился, а потом, будто вспомнил недостающий фрагмент пазла и усмехнулся, надевая шапку. — Вот в чем дело... Я детектив. И как раз расследую те нападения на приюты. Если окажешь содействие, то я могу попросить... – его прервали на полуслове, когда Ацуши решительно крикнул: — Нет! Детектив почему-то снисходительно улыбнулся, подходя ближе к Ацуши. Накаджима робко сделал шаг назад, часто дыша от испуга. На него смотрел совершенно другой человек. Вряд ли его можно назвать человеком. Скорее существо, тварь, создание. Как угодно, но это не человек. Ацуши был готов поклясться чем угодно, что на него смотрело нечто темное и нечеловечески злое, к тому же, к ужасу сироты, не дышащее. Два фиолетовых глаза сузились, и Ацуши на мгновение даже забыл перевести дыхание. — Советую не перебивать меня. Плохо кончится, хе-хе, – в полнейшей тишине произнес он. Теперь с ним говорил он, "настоящий" детектив, а не то, что видел Ацуши до этого. Накаджима прокашлялся, взглянув на выход из подворотни. — Ах да.. как раз неподалеку полицейский участок. Как думаешь, они слышали мои крики? – вопрос с подвохом: когда Ацуши шёл за ним, не заметил ничего похожего на участок, но понял: лучше подчиниться. Неизвестно, зачем, но лучше так, чем его обвинят в попытке ограбления детектива и упекут куда-нибудь в тюрьму. Впрочем, ему не впервой. — Так что, будем знакомиться, коллега? — Коллега? – непонимающе переспросил Ацуши, качнув головой. — А? – растерянно произнес он, – где же я мог ошибиться?.. 同僚 нет, не так, – он вынырнул из своих мыслей,–区 Ацуши взял мгновение на размышление, прежде чем понять простую истину: он перепутал слова, звучащие похожим образом. * Федор Достоевский, так звали этого интересного человека, оказался не таким уж жутким на самом деле, хотя Ацуши старался сохранить между ними дистанцию. Не хотелось вновь столкнуться с этим пронзающим взглядом. — И куда мы идём? – спросил он, шагая по мостовой вслед за Достоевским. На что Фёдор ответил просто, коротко и без намека на эмоции: — В агентство, друг мой, – и тут же дополнил, поразмыслив, – осталось пять последних штрихов в моём расследовании. — Но как я могу помочь вам довершить это расследование? – недоуменно спросил Накаджима, явно не понимая, какую роль ему предстоит играть. Достоевский неопределенно пожал плечами, в очередной раз оставив вопрос без ответа и прибавив Ацуши идей для размышлений. Откуда такая спокойная уверенность и расчёт? Прямо не человек, а сборник загадок для Шерлока Холмса. Впрочем, казалось, даже великий детектив Холмс не сможет разгадать подвоха в этом человеке. Ацуши мысленно осекся на слове "человек", вспомнив, что случилось там, в подворотне. Нет, таким взгляд у человека быть не может. В мысли закралось подозрение: "а не расчет ли их встреча?" Иначе зачем Достоевскому, излучающему превосходство и контроль, понадобился он — слабый мальчишка, который изначально собирался его обобрать? На улице уже смеркалось, когда Накаджима снова оказался в подворотнях, через которые лавировал Достоевский, который будто знал эти места с рождения. Ацуши то ли из-за усталости, то ли от темноты улицы, а может и от всего вместе решительно не мог понять, где они идут, теряя счет времени. Но наконец, Достоевский резко затормозил перед кирпичным зданием. Ацуши, чуть не врезавшись в Федора, внимательно оглядел место, где они оказались: в здании четыре этажа, на третьем из которого почему-то горел свет. Ацуши вдруг осенило: они заходят через черный ход. Взглянув туда, откуда они пришли, он понял ещё кое-что: они ходили кругами. Вот он, тот мост, там, по левую сторону–берег, где сидел Ацуши до этого. Зачем Достоевский сделал это, оставалось непонятным, да и в уставшую голову это не приходило. — Ты там долго стоять будешь, Ацуши-кун? – насмешливо спрашивает Федор, возвращая его к реальности. Накаждиму ввели в двери, проводили по извилистым коридорам и лестницам (Ацуши точно посчитал, что заводя его на этаж, Достоевский вел по всему этажу, а потом к лестнице), затем наконец оставили у двери в гудящий общий кабинет: — Я на пару минут. Не потеряйся тут, –снова усмехнулся Достоевский и юркнул в дверной проем, сливаясь с поутихшей какофонией офисной жизни. Достоевский тихо проскользнул в освещённый кабинет, кивая сидящим за работой сотрудникам. Несмотря на явную вымотанность, ведь, судя по всему, работа в агентстве требовала огромных физических и психологических сил, каждый из работников обратил внимание на вошедшего, дружелюбно кивая в ответ в знак приветствия. Казалось, что сейчас в коллективе царила уверенная, миротворчески-спокойная атмосфера, отличная от состояния обычного шума, шуточных перепалок и переговоров в утреннее и дневное время. Получив фокус внимания от коллег, Достоевский оперся рукой на стол, и, скрестив руки, сосредоточенно начал рассказ о случившихся с ним пару часов назад событиях. * Слегка (а может, даже сильно) нервничая, Ацуши считал секунды с момента, как его зловещий сопровождающий зашел в кабинет, гипнотизируя взглядом закрытую дверь, за которой, без преувеличения, решается его судьба. Он был убежден, что именно от Достоевского и решения коллектива зависело его будущее. Прикусывая губы, Накаджима прокручивал все возможные догадки о содержании разговора, начиная от позитивного и заканчивая самым катастрофическим исходом. Он и без лишних пояснений понимал, насколько некрасиво показал себя перед детективом, а теперь боялся его осуждения с двойной силой: вдруг Федор все же решит пожаловаться на неподобающее поведение юнца, ткнет его в собственную ошибку, в намерение обокрасть? Стыд и позор на всю оставшуюся короткую жизнь. Накаджима даже представил злобный смешок темного сгустка, по форме напоминающего детектива, а сам зажмурился, прогоняя этот образ из головы. В исступлении Ацуши сел на пол рядом с кабинетом, не обращая внимания на холод неотапливаемого коридора. Все, что он сейчас мог — молить судьбу даровать ему желанный шанс на новую работу, а главное, на новую жизнь. Хотелось доказать этому... надзирателю, по другому и не назвать директора приюта, что он хотя бы способен не умереть с голоду. И заткнуть эти чертовы упреки в голове раз и навсегда. Минуты казались неделями, а тихое тиканье часов, подвешенных над дверью ничуть не спасало ситуацию, лишь усугубляя тревогу от неопределенности исхода событий. Из кабинета явно слышался тихий разговор, голос молодой женщины с энтузиазмом спорил с едва различимым голосом Достоевского, который, видимо, стоял в другом конце комнаты. Подслушать диалог Ацуши явно не пришло в голову. С детства его учили, что можно делать, а что нельзя. Пусть он и не в приюте теперь, чувство, что его уличат даже в малейшем нарушении правил оставалось гулом в ребрах. Однако, в итоге, его "вечность" составила около десяти минут, после чего раздумья были резко прерваны открывшейся дверью. Ацуши ослепил пронзительный электрический свет, от которого он уже успел отвыкнуть, проведя с закрытыми глазами достаточно долгое время. В свете белых лампочек стоящая в дверном проеме фигура Достоевского казалась еще более устрашающей - темная тень возвеличивалась над сидящим парнем, вызывая необъяснимую тревогу, смешанную с уважением. Спустя долю секунды Ацуши сообразил, что все еще находился в сидячем положении, и поспешил встать, словив очередной приступ темноты в глазах - голод всё же давал о себе знать. Из темноты, медленно рассасывающейся в чужой образ, раздавался мерный знакомый голос: — Мои коллеги должны понять, что ты за человек, прежде чем принять решение, — констатировал факт Федор, сверкая своими аметистовыми глазами. Жуткое зрелище, Ацуши передернуло на мгновение, прежде чем он продолжил, — Сейчас ты должен пойти с ними.. то есть, с нами в одно заведение, заодно сможешь и перекусить. Тон Достоевского не терпел возражений, а потому Ацуши даже не постарался противодействовать или задавать вопросы, перейдя в режим полного подчинения и смирения. Наполняющая надежда грела душу (и желудок) Накаджимы, отражаясь в его мягкой улыбке. С чувством воодушевления он быстро кивнул, мысленно готовясь к собеседованию, готовя ответы на самые каверзные вопросы, которыми могут засыпать сотрудники. Образ среднестатистического работника детективного агентства постепенно вырисовывался в голове Ацуши, внушая тому одновременно как и животный страх перед очередным незнакомым человеком, так и молчаливое ликование, перемешанное с тихим восхищением. Работа детектива всегда казалась парню особенной, престижной – детективами становились лишь лучшие из лучших. Но вместе с тем она казалась и до невозможности ответственной: жизнь человека, а в исключительных случаях даже страны зависит именно от смекалки детектива. "А подойду ли я?" – звучал вопрос в сознании, когда он переступал порог кабинета, будто разделявший его жизнь на ужасное "до", наполненное страданиями, и неизвестным, может ещё даже более жутким "после". "Нет" – слышался гулкий ответ глубин разума, состоящий из голоса директора. И сам Ацуши на мгновение замер, будто каменное изваяние, пока не согласился с ним и не сделал неуверенный шаг. В конце концов, что может сделать едва достигший совершеннолетия подросток? Верно, ничего. Тогда зачем три пары любопытных глаз уставились на вошедшего? Вернее нет, две – глаза парня в коричневой кепке были закрыты, хотя его голова была повернута в сторону Ацуши. Вот та девушка в перчатках, чей голос он слышал. Темные волосы разметались по тонким плечам, пока она, сидя прямо на столе, карими глазами со скучающим, как показалось Ацуши, врачебным интересом изучала тощее тело подростка, будто бы видела его внутренности, как на рентгене. Даже неловко стало. И наконец, последним человеком в кабинете стал высокий, но чуть ниже Федора мужчина в очках. Он строгим взглядом смерил Ацуши, поправив наэлектризованные волосы, собранные в светлый хвост. На мгновение в кабинете воцарилась мертвая тишина, пока не лопнул пузырь жвачки у парня в кепке. — Ты что, серьезно? – сомневающимся тоном произнес он, обращаясь к стоявшему позади Достоевскому, что оперся на косяк. — А почему бы и нет, Рампо-сан? –парировал мужчина, дернув плечами и приподняв брови. "На вид ему не больше семнадцати, почему же он так говорит о нем?" – Накаджима нахмурился, вглядевшись в лицо Рампо. — А ну-ка... – детектив скинул свои ноги со стола, приняв сидячее положение, а затем взглянул на Ацуши через очки. Зеленые глаза Рампо прояснились, он понимающе кивнул Достоевскому. — Поступай, как хочешь, – серьезно вынес он вердикт, вставая со своего рабочего места. Достоевский довольно улыбнулся. — И куда это ты? – спросила девушка, закинув ногу на ногу и качнув головой. — Домой. Разве не видно? – усмехнулся Рампо, не обернувшись. — Но ведь.. – она попыталась возразить, но её прервал детектив. — Мне и так всё ясно. Только время здесь тратить, – сдержал зевок рукой Рампо, намекая на поздний час. — До завтра, – сухо, даже слишком для человека попрощался молчавший до этого человек в очках, кладя увесистую стопку бумаг на полку. — Ну, тогда и я пойду? – девушка соскочила со стола, тоже поторопившись удрать домой, пока никто не опомнился, но мужчина в очках отрицательно покачал головой и многозначительно кивнул на Достоевского. Она закатила глаза, фыркнув: — Вот вечно тебе приходят умные идеи по ночам, – по лицу Достоевского нельзя было даже сказать, что его тронули её слова. — Муза – натура переменчивая, что поделать, – снисходительно усмехнулся Фёдор. Только теперь детектив обратила внимание на Ацуши, приветственно кивнув ему и протянув руку для пожатия: — Йосано, врач детективного агентства, – представилась она, в ответ Ацуши чуть неуверенно пожал руку доктору. "Что же за детективное агентство такое? Со штатным врачом, жутким русским и подростком, к которому все обращаются на "Вы"?" – вопросов было много, а вот ответов – пока никаких.