Бочка яда и ложка но-шпы

Единственное, что я понимаю, когда просыпаюсь, — это то, что мне уже совсем не двадцать, и надо бы дозировать продолжения вечеринки. Застонав от яркого света, который все-таки умудрился просочиться через шторы, я накрываюсь одеялом с головой и отворачиваюсь. Спустя пару секунд осознания, выглядываю обратно. Нет, я помню, что мы вчера вернулись в особняк Разумовского. А еще помню, что Олег собирался отнести меня в мою спальню, но вот это вот точно не она. Я сажусь и еще некоторое время рассматриваю Сережину комнату. Окей, вспомнила остатки вечера, с дивана мою сонную тушку забрал не Волков. Зевнув, ловлю новый приступ головокружения и пережидаю его, только потом аккуратно встаю и, не задаваясь особо лишними вопросами, выпиваю пару таблеток, заботливо оставленных на тумбочке, и стакан воды. Потоптавшись на месте, прихожу к выводу, что не так уж сильно мы перебрали, жить можно. После душа будет совсем хорошо. На первый этаж я спускаюсь почти нормальная, только голова побаливает и на поворотах слегка кружится. По пути судорожно перебираю все, что наговорила вчера Олегу, и в конце лестницы радуюсь, что это было именно он. Осталось только попросить его забыть это, как страшный сон. На кухне я нахожу только Разумовского, который пьет кофе и листает новости на телефоне. На всякий случай моргаю, вдруг глюки. Он ведь в последние дни из своей серверной не вылезает. — Доброе утро, — улыбается он и откладывает мобильник. Выглядит до омерзения бодрым. — Как спалось? — Как в сказке, — бормочу я, направляясь к шкафчику, где хранится чай и кофе, толком еще не уверенная, чего именно хочу. — Могу себе представить, — отзывается Разумовский и становится позади, приобняв меня за талию. — После вчерашнего-то. — Да не было вчера ничего такого глобального, просто выпили и футбол посмотрели, потом бокс… — А потом украли лошадь и явились на ней сюда, — любезно продолжает Сережа, пристроив подбородок на моем плече. — Лошадь? — уточняю я, похолодев, пальцы застывают на банке с кофе. Такого я точно не помню. Неужели все было не так легко, как мне казалось? — Шучу, — вздыхает Разумовский, за что получает локтем в бок. — Эй, я имею право немного поворчать, я вчера тебя весь вечер ждал. — Расскажи мне об этом, — чуть слышно бормочу, выворачиваясь из его рук, чтобы подойти к холодильнику, куда Олег с самого моего появления здесь заботливо сует миндальное молоко. — Ты случайно не знаешь, куда я телефон кинула? — Знаю. — Сережа мягко отстраняет меня от от холодильника и берет пачку сам, а мне сует выключенный мобильник. — Я его зарядил, если что. Посиди, я сам. Пожав плечами, устраиваюсь за островком и жду, когда включится телефон. Искоса наблюдаю за Разумовским, который расписывает, как мы сегодня проведем этот день. Не выдержав, спрашиваю, во сколько сегодня встреча с Лерой, но Сережа заявляет, что ее не будет, он ведь слишком соскучился по мне, а проект идет ровно, никаких проблем не доставляет. Прищурившись, смотрю на его спину, пока он варит мне кофе, не переставая трещать. Коротко сообщаю о том, что у нас с Олегом сегодня планы на вечер, и отменить их мы не можем. Разумовский дергается, но лишь говорит: — Вот как? Ну ладно, скажи, к какому времени мне надо быть готовым, я… — Ты не участвуешь, Серый, — заявляет Волков, заходя на кухню. Выглядит подозрительно хорошо для человека, который весь вчерашний вечер пил со мной. — Мы вечером идем в спортзал. — И спортзал внезапно перестал открывать передо мной двери? — весьма прохладно уточняет Разумовский. — Примерно так. Асе будет проще, если пока мы с ней там будет только вдвоем. Ты как? Последнее обращено уже ко мне, и я, оторвавшись от телефона, отвечаю: — Нормально. Но на пробежку с тобой сегодня не пойду, чуть-чуть штормит. — Вы собирались на пробежку? — спрашивает Разумовский и чересчур громко опускает передо мной чашку с кофе. — Почему вдруг решили? — Она все равно бегает почти каждый день, — пожимает плечами Волков. — Я просто хотел оценить ее выносливость. — Для чего? — Чтобы понять, с чего мы начнем тренировки. Ну, ничего не поделать, придется ориентироваться на месте. — Какие тренировки? — цедит Сережа, хлопнул ладонью по столу. — Ты опять, Олег? Мы же договорились… — Мы, Серый, не договорились. Мы только выслушивали твои возмущения, но я остаюсь при своем мнении, ей нужно научиться себя защищать. — Я могу ее защищать! Ты можешь! — От нас ее кто защитит? — Ты же не… — Блин, Гром звонил, — бормочу я, после чего на кухне резко виснет напряженная тишина. Глянув сначала на Олега, потом на Сережу, добавляю: — Из-за расследования, наверно. Сейчас. Я собираюсь выйти в столовую, чтобы не мешать, но Разумовский требует, чтобы я перезванивала майору прямо здесь. Да мне фиолетово, если честно, это не у меня шашни с проектами всякими. Я жду три гудка, после чего говорю: — Доброе утро, Игорь Константинович. Сережа кривится, будто съел лимон вместе с кожурой. — Телефон зарядить забыла на ночь. Вы что-то хотели? — Доброе, Ася. Хотел узнать, свободна ли ты сегодня. — Предположим, — осторожно отвечаю я. Разумовский откровенно нависает надо мной, из-за чего Олег многозначительно толкает его в плечо, чтобы отодвинулся. — Я хочу еще раз проехать по твоему маршруту в тот день. Если ты свободна, то составишь мне компанию? Хочу, чтобы все было точно. — Да, я… Да, конечно. Мне подъехать в участок? — Давай я тебя из дома через два часа заберу, ладно? С делами немного разберусь и заеду за тобой. — Хорошо, Игорь Константинович. Через два часа тогда. Нажимая на красную трубку на дисплее, я очень хочу продлить этот момент, но приходится все-таки сбросить вызов и столкнуться с негодованием Разумовского, который злится, что я разбазариваю наше с ним время, которое он буквально выдрал у своего графика, злится на то, что я продолжаю якшаться с Громом, который точно спит и видит, как ему отомстить, и если узнает, что я с Сережей, то все, не жить мне, злится на то, что даже не сможет отправить со мной Олега для безопасности, злится… Там много пунктов было. Пока он их крайне эмоционально высказывал, я прикидывала, как быстрее добраться до своего дома. Такси или метро? Метро или такси? Метро, наверно, сейчас точно минимум две пробки попадутся. — Я позвоню, когда закончу с Громом, — говорю после того, как Сережа делает перерыв в своем негодовании. — Если до вечера не освобожусь, то поеду в спортзал сразу, ладно? Потом уже сюда. — Хорошо, Ась, — произносит Олег, стоит только Разумовскому открыть рот. — Мы на связи, если что, сразу набирай. — Не вопрос, если подберу на дороге еще один труп, то сразу позвоню. *** — Это вот ни хрена не смешно, — бормочу я, глядя на труп. Не на дороге, и на том спасибо. Весь путь, проделанной мною «со жмуриком в машине» мы с Громом преодолели без проблем, если не считать кислой мины майора и просьбы не звать его по имени-отчеству. Потом, чистоты эксперимента ради, мы отправились в заброшенный лагерь, который, как я думала, охраняется. На практике его просто оцепили лентой. Мощно, ничего не скажешь. На мой скептицизм Гром лишь вздохнул и предложил сходить поискать достаточно количество полицейских для охраны такого периметра. Тут возразить было нечего. Но дело даже не в хилой охране, вернее, ее отсутствии. Дело в манекене, который валялся возле полуразвалившейся сцены, где когда-то наверняка проходили дискотеки и всякие мероприятия. И, да, проблема не в самом манекене, а в том, что при ближайшем рассмотрении это оказался вообще не манекен. Всего лишь мертвый парень с распоротым животом. Сейчас я могу говорить вот так спокойно, потому что скудный завтрак остался в ближайших кустах, а я сама принимаю звиздец в своей жизни уже как данность. Символично, что после появления в ней Разумовского, я имела возможность полюбоваться уже на два мертвых тела. — Сейчас оперативники приедут, — сообщает Гром, подходя ко мне. Я, сидящая на куске бревна, киваю. Ура. Просто отлично. Еще отличнее то, что с моего ракурса труп не видно. — Ты как? — спрашивает майор. — Радуюсь, что у меня с собой были стики с освежителем для полости рта, — мрачно отвечаю, глядя себе под ноги. — Да, неудачно получилось, — вздыхает майор. Я поднимаю голову и смотрю на него. Неудачно, ага. Со всех сторон. Неудачно подобрала парня на дороге, он неудачно умер в моей машине, неудачно обнаружили могильники в старом лагере, неудачно провожу время с Громом, который, если верить Разумовскому, меня неудачно убьет, если неудачно узнает, с кем я вполне удачно сплю. Надо купить лотерейный билет. Если судить по последним событиям, я им еще и денег должна останусь вместо выигрыша заветных пятидесяти девяти рублей. — Я вот думаю, — бормочет Гром, оглядываясь. Он чешет недельную щетину и продолжает рассуждать вслух: — Предположим, одного грохнули, потому что что-то там не поделили. Мы предполагали, что их было двое, но второго тогда кто выпотрошил? Значит, минимум трое. Ладно, но в чем причина размолвки? — Барышню не поделили? — предполагаю, просто тыкнув пальцем в небо. — Странный повод ругаться друг с другом, когда у вас за плечами гора трупов. — Любовь зла. Не знаю. — Знаешь, — бормочет майор, глядя в сторону, где лежит мертвый парень. — А не такой уж и странный повод, если чью-то девчонку убили. — Да там… Я хочу напомнить, что девушка там явно была не одна, но замолкаю, поняв, что именно Гром имеет в виду. Сгорбившись, смотрю на соседний куст. А ведь правда. Вдруг все началась с того, что подельники расправились с девушкой того Дениса, который не дотянул до больницы? Предположим, что тогда их было трое, и парень кинулся на товарищей с кулаками, но двое его легко одолели, еще и ножом пырнули. Денис убежал, но раны были слишком серьезными. И в итоге все в их преступной группе пошло по звезде, и самый неуравновешенный или главный на всякий случай избавился и от второго. После чего демонстративно бросил его здесь. Звучит? Звучит. Отвратительно, но звучит. Когда приезжает куча народу, я встаю с бревна и отхожу подальше, чтобы не мешать людям работать. Заодно проверяю телефон. Разумовский недоволен и угрожает вот-вот выдвинуться меня спасать. Я отписываюсь, что жива-здорова, просто задерживаюсь. Оглядевшись, захожу за какую-то постройку и звоню Олегу, коротко обрисовываю ситуацию. — Я понял, — бормочет он. — Тебя забрать? — Тут полиции на нас всех хватит. Сидите дома. Вернусь, когда отпустят. Главное, Сережу удержи от всякого. Не хватало тут только трагикомедии с возвращением международного мертвого преступника. Я сую мобильник в карман и выглядываю из-за постройки. Да уж, отпустят меня, видимо, не скоро, хотя тут я и являюсь всего лишь косвенным свидетелем. Или сюда даже это слово не подходит? Приваливаюсь плечом к стене и достаю электронку. Ладно, сейчас Гром освободится, и я спрошу у него, можно ли мне уже ехать. Блин, а на чем? Надо будет такси вызвать, не то майор опять вызовется подвезти. Тогда точно придется ждать еще дольше. Я оборачиваюсь, услышав шорох. Кусты здесь растут очень густо, и они колючие, так что вряд ли… Шорох повторяется. Я отхожу и выцепляю ближайшего полицейского, молодого паренька с жидкими усиками, будто только что из академии или что там они сейчас заканчивают. Я описываю ему проблему, но тот, бегло глянув в сторону кустов, бормочет что-то про ентов и спешит на зов кого-то постарше. Постучав пальцем по электронке, киваю. Ну, может, и правда дело в енотах. Я присматриваюсь к кустарнику. С другой стороны… Какие в задницу еноты, а? Сунув электронку обратно в рюкзак, я неспешно обхожу растительность, держа руку в большом отделении, где в отделе для мелочи лежит нож-бабочка, купленный Олегом. Я им пользоваться, конечно, не умею. С другой стороны, я знаю, что острым концом надо тыкать в человека, так что уже часть науки освоена. За кустами, никого нет, что ожидаемо. Вряд ли еноты, но какие-нибудь птицы — вполне. А вон там, за деревом, тоже птица? Я оглядываюсь, сжимаю нож крепче, потом и вовсе вытаскиваю его из рюкзака. Я не верю, что поблизости спрятался преступник, он вряд ли идиот, если так долго скрывался, но вдруг… Не знаю. — Ты чего тут? От голоса Грома позади я чуть ли не подпрыгиваю. Майор окидывает меня удивленным взглядом, останавливается на ноже. — Притворимся, что я не видел, — говорит он. — Так что случилось? — Там что-то есть? — заявляю, махнув рукой в сторону дерева. В ней как раз зажат нож, и майор настороженно следит за этим действием. Я прячу оружие обратно в рюкзак. — Вроде. — Стой тут, я посмотрю. Гром оттесняет меня в сторону и достает табельное, идет в указанную сторону. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу. А если там на него нападут? Или нападут на меня, пока он там? Закусив губу, осторожно шагаю за ним. Ну мало ли. Последний вариант прямо всерьез беспокоит. Разумовского же с катушек рванет. Впрочем, проект-то не пострадает. Блин. Ругая себя за мелкую мстительность, потихоньку двигаюсь дальше. За деревом пусто. Чувствую себя паникершей бесполезной. Я собираюсь что-то сказать, но Гром вскидывает руку в предупреждающем жесте. Захлопнув рот, смотрю ему в спину. Что он такое увидел и где? Вроде ж тихо все. Майор делает еще несколько шагов вперед, а потом срывается с места и бежит направо, я даже сориентироваться не успеваю. Какое-то время слышно только, как он продирается через какие-то кустовые заросли очередные, а потом раздается испуганный вопль, который явно не принадлежит Грому. Я пытаюсь понять, где именно это произошло, но звук будто рассеивается. Так и продолжаю в панике топтаться на одном месте и не решаюсь выбрать ни одну из сторон, но довольно скоро проблема исчерпывает сама себя. Майор появляется из-за кустов, ведя рядом с собой молодого светловолосого парня, уже скованного наручниками. Тот верещит, что он ни в чем не виновен, он тут просто, там вон дальше палатка, он же знает, что здесь неподалеку место преступления, посмотреть хотел. По мрачному лицу Грома ясно, что лучше этими словами парень не делает. — Реально турист? — уточняю, когда они проходят мимо меня. — Вот в участке и разберутся, — коротко бросает майор. Я семеню следом. То, что сюда поналетели зеваки, которые тащатся от свежих «трукраймов», не так уж странно. Удивительно, что только один. — К-какой еще т-труп?! — вопит парень, заикаясь. — Я не… Да вы что?! Вы что?! Я просто на место посмотреть, я ж даже не дошел до него! Полицию увидел и назад! Я не трогал никого! Гром передает его в руки оперативникам и объясняет ситуацию. — Енот, — сообщаю я недавнему курсанту, указав электронкой на пойманного парня. — Извините, — бормочет он и спешит скрыться от меня подальше. Махнув рукой, затягиваюсь. Я и не собиралась стучать. — Ася, я сейчас найду кого-нибудь, чтобы тебя домой отвезли, — говорит Гром, возвращаясь ко мне. — Я могу такси… — Жди здесь, — отрезает майор. Да блин. Впрочем, когда я вижу, как он цепляет недавнего курсанта, то жаловаться уже не так сильно хочется. Пораздражаю человека еще немного, чтобы впредь неповадно было. *** Олег, как выяснялось, ждал меня возле дома. Он звонит в дверь спустя минут пять, я даже переодеться не успеваю. Разумовский мелочиться не стал, его я обнаружила на своем диване, едва переступив порог гостиной. — Леру ждем? — деловито уточняю, пропуская Волкова внутрь. — Я же предупреждал тебя, Ася, — зло цедит Сережа, скрестив руки на груди. — Ничем хорошим это не закончится. Пока он не начал утреннюю истерику заново, я начинаю пересказывать события сегодняшнего дня, ведь в лесу камер нет. Разумовский несколько раз перебивает, чтобы напомнить о том, как он был прав, но и только Ничего глобального, по его мнению, не случилось, да и меня трясет не так сильно, если сравнивать с предыдущим разом. Тут я вынуждена согласиться, тогда страшнее было, сошлось сразу все: труп в моей машине, мысль о том, что этот парень вполне мог прирезать непутевую меня по дороге, да еще и те могильники, где обнаружили столько тел. Сегодня просто легкая прогулка. Пока я завариваю себе чай и думаю, что бы перекусить, Олег с Сережей обсуждают ситуацию и приходят к выводу, что Гром, скорее всего, был прав насчет размолвки между маньяками. Может, дело и не в девушке, но что-то явно случилось. Я робко предлагаю Сереже проверить всех убитых на какую-нибудь связь с покойным Денисом, на что Разумовский одаривает меня таким многозначительным взглядом, что ответ становится ясен без слов. Впрочем, тут Олег на моей стороне. Он говорит, что нам нужно присмотреться к этому делу внимательнее, ведь чем быстрее найдутся все звенья, тем скорее я буду вне опасности. На сей раз Сережа не спорит, говорит, что глянет. Что это, если не свет в конце тоннеля? Поезд, несущийся со скоростью света, знаю. — Перенесем? — предлагает Олег, когда речь заходит о тренировке. — Да нет, поехали, — отвечаю я и сталкиваюсь с угрюмым взглядом Сережи. Глубоко вздыхаю. Не помогает. Встав со стула, несу тарелки в раковину и прошу: — Хватит, а? — Хватит что? — надменно уточняет он. И правда, что хватит? У меня тут список. Что выберем? Попытки меня контролировать? Святая уверенность в том, что как он скажет, так я и должна сделать с этими тренировками? Влюбленные взгляды на Леру? Постоянная трескотня о ее успехах? Вероломное сокрытие информации, чем она вообще занимается для него? Неспособность определиться в отношениях со своей второй личностью, из-за чего мразью себя чувствую я? — Просто хватит, — наконец говорю и кладу тарелки в раковину, беру со столешницы ту, что утром не помыла. — Ma petite, я понимаю, что тебе сейчас может быть скучно, — произносит Разумовский. — Но это не повод получать синяки, я смогу тебя защитить. Я поднимаю взгляд, уставившись в серую панель гарнитура перед собой. — А если мне самой хочется? — Зачем? — разнесчастным голосом спрашивает Сережа. — Если хочется, то почему не согласилась, когда Олег предлагал тогда, когда Леру тренировал? — Может быть, чтобы… Я швыряю тарелку в раковину, из-за чего другая посуда жалобно звякает. Поворачиваюсь к Олегу. — Пойду переоденусь, суну форму в сумку и поедем.       — Ася, послушай. — Сережа преграждает мне путь, берет за руки. — Скоро основная часть проекта завершится, и мы снова сможем быть вместе так часто, как тебе хочется. — Звучит так, будто тебе не хочется. В чем смысл этого проекта? Что входит в Лерины обязанности? — Ты все узнаешь, ma petite souris, скоро уже, но пока… Это уже просто смешно. — Знаешь, что самое прикольное, Сережа? Ты не так давно упрекал меня в том, что я тебе не доверяю, но сейчас ты делаешь ровно то же самое. — Дело не в доверии, — упрямо говорит Разумовский. Мимо просачивается Олег, выходя в коридор. — Да, разумеется. Еще ты пел о том, что хочешь много внимания, странные прозвища, прикосновения и поцелуи. А что мы имеем в итоге? Я почувствовала себя виноватой, хотя виноватой-то, Сережа, толком и не была, потому что нельзя требовать от человека кучу всего в начале отношений, так же, как и нельзя считать, что наши отношения начались с того дня, когда ты вытащил меня из-под пули. Черт с ним, тебе нужно все и сразу, ладно, это решили. Я не против. Я вырываюсь из его рук и тыкаю в него пальцем. — Но было бы просто здорово, Сережа, если бы ты хоть немного обращал внимание на себя, и не думал при этом, какой ты классный. — Я не… — А понимал бы, что и когда ты делаешь, умел соизмерять, насколько некоторые твои действия могут обижать или заставлять человека чувствовать себя ненужным куском говна, потому что я таким куском быть не хочу! Хватит, была уже, все! — Ася, дорогая, послушай. Разумовский тянется взять меня за плечи, но я отскакиваю от него, будто от огня. — Может быть, Сережа, научись ты хоть иногда оценивать свои действия не с позиции «какой я клевый», то заметил бы гребаного слона, который навис над нами! И знаешь, я ведь зарекалась! Думала еще до встречи с тобой, что все, теперь-то я молодец, теперь-то я буду сразу разворачиваться и уходить, а не терпеть к себе скотское отношение. Но вот он ты, и твое отношение ко мне сейчас самое что ни на есть скотское! — Почему ты делаешь из мухи слона? — бормочет Разумовский. — Все из-за того, что я тебе не говорю о своем проекте? — Все из-за того, как ты на нее смотришь! — не выдерживаю я и выхожу в коридор, а оттуда следую в спальню. Олег, стоящий у двери, делает вид, что его очень интересуют обои в углу. — Все из-за того, Сережа, что твои рабочие отношения выглядят именно такими рабочими отношениями, в которые я, овца наивная, верила когда-то. Я швыряю форму, которую недавно постирала, в сумку и с визгом застегиваю молнию. — Ася, мне действительно жаль, что ты так думаешь, — говорит Разумовский, перехватывая меня в дверном проеме. Он заглядывает в мои глаза и гладит по щекам, тянется поцеловать, но я отворачиваюсь. — Это и правда лишь проект, ты ведь… — Я задолбалась, Сережа, — честно признаюсь, вешая сумку на плечо. — Задолбалась чувствовать себя вот так. Я никогда больше не хотела чувствовать себя так. И… Слушай, если все это между нами для тебя действительно оказалось менее значимым или разочаровывающим, то имей смелость сказать прямо и не устраивай эти качели. Извини, мне надо идти. Ключи у тебя есть. Я протискиваюсь мимо него и иду к двери, которая уже открыта. Волкова в квартире нет. — Ася, это все не так. Дело лишь в проекте, ты видишь… Разумовский осекается так внезапно, будто его по голове огрели. Я застываю, взявшись за ручку двери. Горько усмехаюсь. — Вижу то, чего нет, — тихо заканчиваю за него. — Да, знаю. До вечера, Сереж. — Ты придешь сегодня? — чуть слышно спрашивает он. — Ага. Обещала ведь. Я выхожу на лестничную площадку, не тратя время на то, чтобы зашнуровать кроссовки, и спускаюсь вниз, где меня ждет Волков. Он взглядом указывает на обувь, я бросаю короткое «потом», и мы вместе идем к его машине. — Это на самом деле лишь проект, Ася, — говорит Олег, когда я пристегиваюсь. — Поверь мне. Было бы иначе, я бы не стал его выгораживать. — Поехали, — прошу я, опуская солнцезащитную панель. *** Вернувшись в особняк, я никого не нахожу на пути к своей комнате. Черт с ним. Дверь открываю пинком, но не из-за того, что продолжаю злиться. У меня сейчас нет сил злиться, потому что Волков — чертов садист, и я не хочу лишний раз двигать руками. Швырнув сумку рядом с кроватью, стаскиваю с себя одежду и иду в ванную. Я уже была в душе после тренировке, но сейчас испытываю настойчивое желание помыться еще раз, будто до сих пор ощущаю, как к спине липнет мокрая майка. Зато в этот раз у меня даже получается заставить себя заняться и волосами тоже. В спортзале потом я бы их просто не расчесала. Ну, или расчесала бы, но осталась в итоге лысой. Выйдя из душа в свежей домашней одежде, я чуть было не роняю полотенце, которым вытираю волосы, потому что стоящий посреди комнаты Разумовский пугает меня до чертиков. Выдохнув, бормочу о том, что стучаться надо или хотя бы топать погромче, после чего иду к кровати и сажусь. В меню у нас сегодня бутылочка самокопаний, потому что я сказала то, что не хотела озвучивать, и сейчас ощущаю себя мнительной дурой. До чего ж знакомо все это. Кинув полотенце рядом, берусь за несмывашку и распределяю по не такой уж шикарной длине, чтобы расчесаться без глобальных потерь. Пока делаю это, Разумовский перемещается поближе. Украдкой смотрю на него. Да нет, не второй. Может, после того, как его друг два часа лишал меня способности двигаться без ходунков, я выгляжу теперь настолько потрясно, что Сережа дар речи потерял? Расческа летит следом за полотенцем, а я вспоминаю, где оставила фен. Разумовский неожиданно решительно подходит совсем близко и садится передо мной на пол. Вопрос так и застывает невысказанным, когда он обнимает мои колени, прижимается к ним щекой. — Ты чего? — интересуюсь в более мягкой форме. — Это не оказалось разочаровывающим, — говорит Разумовский, не поднимая головы. — Наоборот, дорогая Ася, это превзошло все самые смелые ожидания. — Окей, — бормочу я и только спустя пару секунд понимаю, о чем он. — Мне не в чем признаваться. Я понимаю, что веду себя… — Как придурок, — подсказываю во время заминки. — Неправильно и нечестно по отношению к тебе, — продолжает Разумовский. — И мне противно от самого себя из-за того, что заставил тебя так чувствовать. Это действительно лишь проект, ma petite. И смотрю я на нее с таким восторгом только потому что представляю, как мои идеи будут реализованы. Просто знай это, и говори со мной, ладно? — А писали, что гений, — замечаю, взъерошив его волосы. — На секунду, ma petite souris: это посложнее вышмата будет, — произносит Сережа, хмыкнув. — Я, знаешь ли, ничем подобным не занимался. Я говорил тебе, одна ночь, если вдруг захочется, и разбежались. Этого вполне хватало. — Ну, — выдыхаю я и тяну его за футболку. Разумовский послушно поднимается, садится рядом. — Может, так и стоило? — Нет, — говорит он так резко, вмиг помрачнев. — Мне не нужна была от тебя одна ночь, я хочу, чтобы ты была моей целиком и полностью. Я… Я бы сказал, что мне жаль, что мы не встретились до всего, но… — Разумовский качает головой. — Мне не жаль, Ася. Совсем. Тот, другой, посчитал бы мои чувства к тебе слабостью, и все бы закончилось плохо. Но сейчас… Сейчас я хочу всего этого, просто подсказывай мне иногда, ладно? Если еще хочешь. Если… Если вдруг сомневаешься, то я сделаю так, чтобы снова хотела быть со мной. Мы должны быть вместе, ma petite, не сомневайся, мы… Я тяну его к себе за ворот, чтобы остановить этот поток слов, потому что у Разумовского, который нервничает, есть две грани. Либо он говорит, не умолкая, либо печатает в зловещем молчании. Сережа с готовностью целует меня, прижимает к себе, но и этого ему мало, поэтому уже через пару мгновений я сижу на нем, не отрываясь от губ. Проект. Работа. Да, в тот раз меня криво и косо водили за нос, но это ведь не означает, что все должно повториться. Рядом со мной не Андрей, здесь все гораздо сложнее. Такой человек, как Разумовский, не станет разбрасываться подобными словами. Не станет ведь? Я хочу ему верить, я так отчаянно хочу ему верить и понимаю, что мы оба в этих отношениях тащим за собой прошлое. Он не умеет, меня отучили. И где-то по середине несчастный Олег, которому драма вокруг даром не сдалась. — Я отыщу его снова и сниму с него скальп, — угрюмо шепчет Сережа, чуть отстранившись. — Вчера внизу был не только Олег, — заключаю я, глядя в горящие жаждой мщения синие глаза. — Не только. — Слушай, то, как ты угрожаешь снять с кого-то скальп, конечно, очень заводит и все такое, но давай без этого все же. — Что, сильно заводит? — ухмыляется Разумовский, опуская ладони мне на задницу. — Средне. — Средне, — повторяет он, выгнув бровь. — На троечку. — На троечку, значит. Сережа двигается и опрокидывает меня на кровать, нависает сверху, втиснувшись между моих ног. Наклонившись, целует, а потом просто обнимает, уткнувшись в шею. — Верь мне, — просит он совсем тихо. — Я не стал бы удерживать тебя просто для того, чтобы эго почесать или еще что в таком же духе. Ты моя, ma petite, моя маленькая мышка, и я просто не знаю, как выразить, насколько для меня важно, что ты со мной, несмотря ни на что. — Ты себя в зеркало видел, Разумовский? Сволочь обаятельная, за тобой и в ад охотно спустишься. Сережа глухо смеется и ложится на бок, заглядывает в глаза. Очень целомудренно касается моих губ своими и шепчет: — Je t'aime, ma jolie souris. — А это как переводится? Я ж только английский знаю. И чуть-чуть китайский. — Ты знаешь китайский? — удивленно спрашивает Разумовский. — На курсы три раза ходила. Так как переводится? — Ты прекрасная, моя милая мышка, — говорит он, а я понимаю что про «обаятельную сволочь» было вот прям как раз. Сережа ведет ладонью по моему боку, цепляет резинку штанов. Усмехается. — А теперь, дорогая Ася, я хотел бы извиниться за свое поведение. Как умею.