«Нарисуй мне снова сказки»

             Борис сидел и старался не отсвечивать. Это было бесполезно ровно по двум причинам: первая — Светлые не могли не отсвечивать ни по одному из определений, будь оно насмешливым, Тёмным, иль будь оно объективным, а вторая — сложно не привлекать к себе внимание начальства, когда в комнате только ты и сам начальник.       Антон Сергеевич — он же начальство, он же глава Ночного Дозора Москвы, он же Пресветлый Немезис, он же Богиня Немезида в Древней Греции, прости Господи — даже не старался что-то сказать — просто сидел с выражением полного страдания на лице, смешанного с лёгким флером экзистенциального кризиса, подперев рукой щеку, и не пытаясь с этим что-то сделать.        Он смотрел сквозь ученика, куда-то в пустоту замыленным взглядом. И почему-то Боря знал, что он точно не смотрит линии вероятности…       — Ладно нацисты… — начал Антон Сергеевич неожидано и очень медленно, чуть ли не шепотом, будто всё ещё находясь в крайнем шоке. — Но ты-то?!       Борис промолчал. Ну а что говорить?       — И я сейчас даже не про то, что Артур еврей, — в сердцах добавил Антон Сергеевич, всплескивая руками. Вздохнул тяжело, потер рукой лицо.       Разочаровывать наставника было неприятно… но что тут уж поделать — это каждый проходит. Вот Борис и старался не принимать это все близко к сердцу, хотя душа хотела иного.        — Почему у вас с ним вечно какие-то проблемы? У меня с Инквизицией столько терок нет, сколько у вас!       Борис и рад был бы промолчать, но нельзя. Тут — нельзя. Он почувствовал это затылком, третьим глазом и внутренностями, что сжались под требовательным взглядом начальника Ночного Дозора Москвы. Кто сказал, что быть его учеником это привилегия? Как раз наоборот…       — Он — Тёмный, — пробурчал Борис тихо, будто и сам не был в том до конца уверен.       Он и сам, на самом деле, не знал, почему так цеплялся к Артуру: тот был младше, неопытнее, но это не мешало ему быть наглее. Борис вообще удивился, как этот выскочка служил в Дневном Дозоре: все ему надо было… без мыла в одно место… Вот и невзлюбил Борис Артура с первого взгляда: было в нем что-то такое… чего Светлый не мог объяснить.       — А ты — нацист. Что удивительно, учитывая, что ты монгол, — стукнул по столу Городецкий, впрочем, вряд ли злясь на ученика по-настоящему. Этого, слава богу, удавалось пока что избегать — все-таки жить хотелось.       — Я вас понял, Антон Сергеевич, — тихо и печально отозвался Борис, надеясь, что над ним сжалятся.       Ну подумаешь драку развязал… на дежурстве… с сотрудником Дневного Дозора… Он разве оправдывался?       — Не понял ты ничего! — рявкнул Городецкий, сверкнув глазами. Постучал пальцами по столу с минуту, обдумывая ситуацию и, очевидно, сущность исправительных работ для ученика. Буркнул в никуда: — С вами к Киру не находишься! Бестолочи…       Боря промолчал: всем было известно, что шеф в кабинет психолога отнюдь не за психологической помощью ходил. Только вот упрекнуть его в этом никто не мог: начальство все-таки!       Пресветлый продолжил причитать:       — Это ещё хорошо, что Костя-я… — Немезис заткнулся на полуслове, не дотянув последнюю «Н», поправился: — Э-э-э…точнее, Константин Геннадьевич был в хорошем расположении духа и мы всё замяли полюбовно! Хотя мне за это «полюбовно» ещё и… — та жестикуляция руками, которая пронеслась перед лицом Бори, наверное предполагала что-то вроде «И в хвост, и в гриву». — Ладно, короче, не суть, — подобрался начальник. — Суть в том, чтобы ты со своими триггерами разобрался наконец. Че тебя туда так тянет, не пойму? Ты же женат вообще!       Борис поперхнулся воздухом, возмущенно посмотрел на начальника. Он в Советском союзе родился!       Взгляд начальства слегка повеселел, тон стал мягче:       — Ну ладно, допустим. Но вопрос тот же: в чем дело?       — Он провоцирует, — буркнул Борис, понимая, насколько глупо это звучит — будто есть Темные в Москве, которые не провоцируют!       — А ты с радостью ведешься! — отрезал начальник.       — Оставь сотрудника, Антон, — хмыкнули сбоку.       Борис вздрогнул, оборачиваясь на вышедшею из потайной двери Светлану. Стало слегка грустно: не из-за того, что трепку теперь будут проводить перед женщиной, нет, просто Борис не сумел её заметить. Даже с его уровнем — не смог.       Да, заметить Великую, конечно, трудно, но ему сказали, что когда-то и он достигнет такой же мощи, если повезет… а значит надо было работать над этим.       Борис неловко кивнул белокурой красавице, которую за глаза звали Первой Богиней. Богиней, потому что она и правда была на неё похожа — будто сошла с полотен древнегреческих мифов (Светлана всегда хитро щурилась, когда ей говорили это), а Первой, потому что была женой начальства. Тут было как с Первой Леди, только немного модернизировано под Иные реалии.       Светлана приветливо улыбнулась, а потом ехидно обратилась к мужу:        — Как будто ты в его возрасте был лучше, ага.       — Когда я был в его возрасте, ни Договора, ни Дозоров не было, — буркнул начальник, как-то сразу теряя спесь перед женой.       Даже если Светлана была Богиней, она так или иначе все-равно была ведьмой… и даже мужу было не в силу ей противостоять. Точнее, нет, Антон Сергеевич явно был и опытнее, и умелее — все-таки, Пресветлый, но даже со всей его Силой, он не мог устоять перед ласковым словом женщины.       Борис его прекрасно понимал… в дежурке его ждала такая же женщина…       — А доставучие Тёмные были. Вспомни, как ты Костю в своё время провоцировал — вы столетие по Европе шлялись, пока он не понял, что ты из городов на карте сердечко вырисовываешь, — фыркнула Светлана, присаживаясь прямо на стол, двигая бедрами какие-то бумаги.       Антон Сергеевич еле заметно улыбнулся, предаваясь воспоминаниям.       — Хорошие были времена.       — Очень, — иронически подтвердила Светлана, закидывая ногу на ногу. Рука начальства сама собой игриво погладила чужую щиколотку. — Чума в Европе, а вы там в догонялки играете. Тогда уже, кстати, Договор был!       — Да какой там Договор, — слабо махнул рукой Антон, пробегаясь пальцами до колен, а потом и вовсе притягивая к себе и целуя свою Светлую.       Борис пытался стать креслом.       — Так что случилось? — спросила Света, отрываясь от мужа и цепким взглядом впиваясь в лицо молодого Светлого.       Борис сглотнул — мимикрия под мебель ему явно не удалась…       — Ничего особенного, кроме самого факта драки на рабочем месте по причине: «ты дурак» — «нет, ты дурак»! — вздохнул Немезис, поднимая тяжёлый взгляд на ученика.       Тот, если уж не полностью слился со стулом, то хотя бы явно стал на него походить, по крайней мере цветом. А стулья в кабинете Немезиса были белые.       — Ладно, не боись, — махнул начальник рукой. — И слушай сюда: следующую неделю будешь только в паре с Артуром и работать, ты понял?       — Чего?! — не удержался Борис.       — Того! — передразнил его начальник. — Тёмные и Светлые настолько же разные, насколько одинаковые. Ты Договор читал? Читал? Помнишь, что там написано? «Наша война может уничтожить мир» и бла-бла-бла, — странно было слышать со стороны Великого формулировку «бла-бла-бла», когда говорили про Договор, но, наверное, на то они и Великие, чтобы только так к нему и относиться… — А поэтому наша задача — сохранять равновесие не только в мире, но и в самих себе, в отношении и отношениях, понял? Вот и займёшься… последним, — Антон Сергеевич оторвался от жены, откинувшись на кресле, впился цепким взглядом в Борю.       — Константин Геннадьевич на это согласится? — без энтузиазма поинтересовался Боря, чисто для очистки совести. Спрашивать это, на самом деле, было не нужно: если Антон Сергеевич что-то решил, то хоть об стенку разбейся, а все равно выполнишь все так, как он скажет.       — Уж я упрошу, не беспокойся. И чтобы никаких драк! Удумали! Ему под двадцать, ладно, он молодой, а тебе под сорок скоро, и вы морду друг другу бьете. В шахматы, что ли, поиграли бы… — буркнул Немезис. — Всё! Иди, сил моих нет уже с вашими молодыми заморочками. Темные — зло, видите ли!       Голос начальника нагнал Бориса уже у самой двери кабинета:       — И шоколадку ему купи! Извинись за разбитый нос.       — Но, Антон Сергее..! — начал было возмущаться Борис, как его холодно перебили:       — И слышать не хочу! Ты в ответе за тех, кого отпиздил — Светлая мудрость. Иди давай. — Уже выходя из кабинета, до него донеслось: — Артур, насколько мне известно, предпочитает шоколад с орехами.       Борис не стал уточнять, откуда начальству были известны гастрономические пристрастия Тёмных — наверное, в мире в принципе не было такой вещи, про которую бы Немезису не было бы известно…       — Эх, молодняк… — вздохнул Пресветлый Антон Сергеич Городецкий, лёгким движениям сажая жену — практически такую же Пресветлую, как и он сам, себе на колени.       — Не бурчи, — усмехнулась белокурая красавица, обхватывая чужие плечи. — Ты был хуже в его возрасте.       — А вот и не правда! — возмутился Городецкий, игриво щипая Светлую на собственных коленях.       — Правда, — шикнула Светлана. — Я старше, я лучше помню.       — Удивительно, как тебя ещё склероз не замучал.       Пусть Светлана и была с виду хрупка и представляла собой Божество (укроем, что доля правды в шутках Московских Светлых была: Светлана практически была именно той, кем её считали. Аполлон действительно существовал, но греки не слишком разбирались к гендерах, поэтому все с длинными волосами были Богинями (привет, Немезида-Немезис), а с короткими — Богами — привет от Аполлона-Аполлинарии. Хорошо хоть сейчас стало меньше вопросов про Сумеречное имя — молодняк отчаянно считал, что начальника зовут в честь монстра из «Резидента». Так, возможно, было даже лучше…), но подзатыльник дала весьма внушительный. У неё всегда рука была тяжелее, чем у мужа…       — Как ты собираешься договариваться с Костей? — спросила Светлана, позволяя мужу гладить её в уже более… откровенных местах.       — Да ну тебя, — хохотнул Антон. Глаза его засветились смесью веселья и злорадства: — Наши внуки в нас — знаешь как Костя воет от Артура? Он только будет рад его сбагрить на Светлых. А я может ещё и какую безделушку от него получу за такую помощь, — промурлыкал Антон, покрывая нежными поцелуями тонкую шею Богини.       — Ты сволочь, ты знаешь? — улыбнулась Аполлинария, поддаваясь ближе.       — Знаю. Но не тебе мне лекцию читать, Свет мой, — улыбнулся Глава Ночного Дозора Москвы, собираясь в ближайшие полчаса напрочь позабыть о своих прямых обязанностях.       А зачем, если Договор тут если и нарушался, то крайне редко, Иные — Темные и Светлые жили тут в мире под страхом перед мирными, но тем не менее устрашающими главами обоих Дозоров, а лекции умудрялись читать тут не так часто и много?       Хороший учитель сможет и за одну лекцию донести смысл науки, а опыт в педагогике у Антона Сергеевича Городецкого был очень объемен. Поэтому он и не переживал, предаваясь любви — именно той науке, которой обучали ныне в Ночном Дозоре Москвы.