Как тебя покорить?

Наверное, только неиссякаемый глупый оптимизм и глупая же вера в чудо не позволили опустить руки и сдаться после череды бесконечных отказов. Сергей Нечаев, застрявший в статусе начинающего актёра: регулярное посещение качалки для поддержания формы, бесконечные безрезультатные пробы и редкие проблески успехов – в основном в рекламных проектах. Не было серьёзных ролей, не было денег. Возможно, ему следовало выбрать более приземлённую профессию – но он не мог предать мечты того маленького Серёжи, у которого мать пила, отчим – бил, и единственное, что тогда спасало – недетские злые мысли «я вырасту, обязательно стану известным и выберусь из своего личного кошмара». Когда мать не прикладывалась к бутылке, она была даже нормальной. Гладила светло глядящего на неё голубоглазого сына по щеке и говорила серьёзно: «Твоё доброе сердце обязательно поможет тебе пробиться в жизни, Серёженька». Только вот, по опыту – нихуя не помогало. Сергей свалил из дома в четырнадцать, когда, защищая мать от побоев – третьего по счёту? – отчима, со всей силы ударил его сам. Тот тогда опешил настолько, что ещё пару минут тупо пялился в пустоту налитыми кровью и водкой глазами; этого времени хватило, чтобы поскидать свои немногочисленные вещи в рюкзак и сбежать куда-то в новую жизнь, которая в тот далёкий день ещё казалась полной возможностей и радушно распахивающей перед ним свои объятия. Ему пришлось научиться драться – в прямом и переносном смысле – чтобы добиваться своего. Проблема была в том, что иногда от него ничерта не зависело. Зависело – от неуловимой удачи, от связей, от мнения напыщенных высокомерных режиссёров. Один такой недавно не поленился ответить ему электронным письмом – хотя общался-то Нечаев вовсе не с ним, а с милой девушкой кастинг-директором – и от души смешать его с грязью. «Меня, безусловно, поистине впечатляют Ваша фигура и фактурная внешность в целом, но, поверьте, этого мало. Для участия в моём проекте необходим хотя бы грамм таланта и живые эмоции, но после Вашего сухого и неосмысленного зачитывания текста становится очевидным, что даже старое гнилое дерево справится лучше. Научитесь работать не только мышцами в спортзале, но и головой, чтобы, в первую очередь, осмысливать текст своего персонажа, а во вторую – здраво оценивать собственные силы и заранее понимать, какую роль Вы потянете, а какую – нет, чтобы не тратить своё и чужое время. Вынуждены Вам отказать. С Уважением, Захаров». — Ну и пошёл ты нахуй тогда, мудак старый, — с чувством ответил Сергей монитору, который уже полчаса сверлил мрачным напряжённым взглядом, вчитываясь в буквы. Нет, может быть, Захаров этот старым и не был, Сергей поленился гуглить, но тон письма ярко рисовал надменного, язвительного и неприятного человека, с которым даже в случае успеха совместная работа наверняка стала бы настоящим адом. Нужно было забить и забыть, но что-то непривычно задевало и жгло в груди, хотя, случалось, ему говорили вещи и пообиднее, причём даже не посредством переписки, а прямо в лицо. И какого хуя этот мудила вообще сделал акцент на его фигуре?! «С Уважением», блядь. Эта приписка особенно казалась издёвкой. Впрочем, жизнь пошла в гору, когда его пригласили на роль главного персонажа компьютерной игры Atomic Heart – безымянного майора П-3 или агента Плутония, которому предстояло в одиночку остановить неизвестный сбой роботов, грозящий вылиться в настоящий робоапокалипсис в сеттинге альтернативного Советского Союза. Не кино, конечно – но, может быть, что-то покруче. Да и пригласили-то не столько за талант, а по знакомству. В молодой и дружной команде разработчиков игры Виктор Петров числился программистом, а у Сергея Виктор Петров числился другом – или, точнее, типичным «сыном маминой подруги»: успешный, талантливый, всегда на хорошем счету у руководителей проекта, не ему чета. Виктор обладал удивительным даром делать так, чтобы к нему безропотно прислушивались абсолютно все – поэтому сначала без труда подтянул в проект на одну из игровых ролей свою девушку, симпатичную студентку Ларису Филатову, а через какое-то время, минуя выматывающие кастинги, предложил на главную роль кандидатуру Нечаева. И все согласились. Сергей, со своей искренней добротой и лёгким весёлым нравом, быстро стал для команды игроделов этаким талисманом, заражающим окружающих оптимизмом и бодростью духа. Нечаев не волновался, когда в специальном костюме, опутанный камерами и проводами, погружался в тайны технологии захвата движений; в конце концов, это походило на обычные съёмки, где он уже имел какой-никакой опыт. Они сдружились с молодой артисткой балета Екатериной Муравьёвой – ей предстояло выступить в роли сексуальных роботов-балерин, но помимо этого она со всей своей открытой душой и инициативностью координировала и боёвки, и самого Серёжу, который казался самому себе таким неповоротливым и неловким рядом с ней, грациозной и красивой. Его просто очаровывали её плавные движения рук и ног, изящные наклоны, изгиб спины… Но, сбрасывая с себя возвышенную лебединую горделивость, будущая звезда балета Екатерина Муравьёва становилась просто Катей: и время рядом с ней пролетало незаметно, пока они подшучивали друг над другом и смеялись так, что к концу дня у обоих болели мышцы лица, и жизнь казалась беззаботной и светлой, когда им разрешалось отдохнуть, повалявшись на разложенных на полу матах, и Сергей клал голову ей на колени, а её лёгкие пальцы порхали у него в волосах, задумчиво выплетая крохотные косички. Тогда Нечаев совершенно не волновался. Но теперь, когда оставался последний этап – озвучка его героя, а пиздеть его персонажу придётся много – почему-то голову стальным обручем сковало сомнениями, грудная клетка будто враз одеревенела, и в горле становилось сухо. Всплывали в памяти те самые строчки из того проклятого давнего Захаровского письма, сочились ядом, разрушали его уверенность: нет у него живых эмоций. все его живые эмоции заканчиваются там, где начинается микрофон. он будет сухо и неосмысленно зачитывать текст. даже старое гнилое дерево справится лучше. а он – не справится. Он мог бы, конечно, попросить, чтобы Плутония озвучивал другой человек, какой-нибудь профессиональный и талантливый актёр озвучки. Но в таком случае это означало бы проиграть собственным страхам. Да и Катя убеждала, что его голос – идеальный для этой роли. Пожалуй, никто не вселял в него такую уверенность, как самая замечательная балерина на свете Катенька Муравьёва. Этим утром Нечаев, как обычно, внёсся в филиал студии в приподнятом настроении под зажигательный рок в наушниках, через стеклянные двери и мимо логотипа студии в холле – рыболовного крючка во всю стилизованную под кирпич стену, когда на лестнице столкнулся с заспанным и помятым Петровым с бумажным стаканчиком кофе в руках. — Кого я вижу, — сонливость не помешала Виктору расплыться в фирменной ухмылке. — Того, кого и так сегодня лицезрел всю ночь, пока мы шлифовали кат-сцены, — показал ребром ладони на уровне своей шеи: — Вот где твоя рожа у меня сидит уже, Нечаев, псина ты сутулая! — Да ты на себя посмотри, сам ты псина сутулая, — Сергей, засмеявшись, поймал и встряхнул крепким рукопожатием его свободную руку – подобные беззлобные переругивания и подъёбы были для них привычны с самого момента знакомства. — Всё нормально? Выглядишь реально неважно. Что, в самом деле даже домой не уходил и всю ночь не спал? — Поспишь тут. В дедлайны не укладываемся, сам понимаешь, — пожав плечами, мрачно буркнул Виктор и уткнулся задумчивым взглядом в бурду в стаканчике, лишь отдалённо напоминавшую кофе. — Да ещё с Ларисой снова поцапались. — Чего она? — Как всегда: считает, что я уделяю ей слишком мало времени, — Петров драматично вздохнул. — Разозлилась, что я не ночевал дома. Как же она не понимает, что это всё исключительно ради нашего общего проекта, в который мы годами вкладываем всю нашу душу, время и силы! — возведя очи к потолку и сокрушённо взмахнув руками, он едва не расплескал кофейную жижу в стаканчике прямо на любимую клетчатую рубашку Сергея. — Это наше детище, которое однажды обязательно войдёт в историю игровой индустрии вместе с именем Виктора Петрова! Иногда Нечаеву казалось: кто уж тут точно выбрал в жизни не ту профессию – так это Петров. Ему бы в самом деле подошло стать актёром, причём не кино – по его экспрессии и странноватым драматичным жестам отчаянно плакали театральные подмостки. Ну, или дурка. — Дурак ты, Петров, — Сергей усмехнулся. — Может, женщинам вовсе не это твоё детище нужно, а обычные дети, которых она хотела бы с тобой завести. Ну или по крайней мере хотя бы внимание для начала?.. Виктор сразу насупился, вся экспрессия моментально ссыпалась с него театральным гримом. Хмуро буркнул: — Вот ты со своей Катей детей и заводи. — Да мы с Катей… — у Сергея в грудной клетке вдруг чуть сильнее толкнулось о рёбра сердце. Опустив голову, он тяжело проговорил низким голосом: — Друзья мы с ней просто. И больше ничего. Прозвучало так скомкано и неуверенно, будто он что-то скрывал от друга или неловко оправдывался. Неужели всем вокруг так заметно было, как он смотрит на неё – даже Петрову, который, казалось, и носа не высовывал из-за вечных своих мониторов и экранов? Нечаев смотрел на неё, как смотрят на красивейшую хрупкую статуэтку, как любуются изящно выписанной картиной под стеклом, как восхищённо наблюдают из зрительного зала за чарующей магией танца на сцене – но даже не думают прикоснуться к высокому искусству руками, чтобы не замарать и не разрушить ничего случайно. Даже совместное с Муравьёвой времяпрепровождение, общие шутки и милая переписка в мессенджере с тоннами обоюдных сердечек не могли породить в голове Нечаева надежды на что-то серьёзнее обычной дружбы. Это почему-то казалось по отношению к ней просто кощунственным. Петров, судя по всему, сегодня был не в настроении и не в состоянии спорить, хотя в иной ситуации точно не упустил бы случая начать горячо доказывать собственную правоту. Сейчас же он просто флегматично пожал плечами: — Ладно, друзья так друзья. Ты к Штоку? — Ага, — Нечаев был рад, что Виктор легко перевёл тему, хотя неприятные мысли насчёт Екатерины так и остались где-то глубоко в мозгу и даже успели за это мгновение прочно там обосноваться – с ними предстояло разобраться позже. — Сегодня записи не будет, он просто введёт в курс дела. — Ну иди, Лариса тоже туда ушла. Передай ей, что… — Блядь, а можно как-то без этого? — Сергею отчаянно не хотелось становиться совой-почтальоном между двумя незадачливыми влюблёнными: если и мириться с любимым человеком, то с глазу на глаз, а не через кого-то. — У тебя телефона, что ли, нет? Сам ей напиши, что хочешь сказать. — Да игнорит она меня! — Виктор опять взмахнул руками и вздохнул. — Если так и дальше пойдёт, моя задумка – сделать ей предложение и подарить кольцо прямо в день релиза Atomic Heart – обречена на провал, потому что наши отношения до этого релиза могут просто-напросто и не дожить, — его голос предательски дрогнул, что заставило Нечаева сразу же постараться разбавить его пугающий пессимизм собственным упрямым оптимизмом: — Да не унывай ты, все мы ещё погуляем на вашей свадьбе! Петров, впрочем, не оценил. Взглянул только мрачно своими большими печальными глазами. — Похуй, не надо ничего передавать. Сам сейчас постараюсь пробиться через игнор и запишу ей «щебетарь», — «щебетарями», в соответствии с лором игры, они теперь в шутку называли все голосовухи; их команду до ужаса забавляло, что какие-то игровые штуки и приколы легко и непринуждённо перебирались и в реальную жизнь, приживаясь в ней как влитые. Достав из кармана телефон, Виктор кивнул Нечаеву на прощание, поймав ответный ободряющий кивок, и побрёл было восвояси, но вдруг обернулся: — Кстати, там у нас серьёзные изменения в лоре намечаются, из-за которых сценаристы в последний момент обе концовки перелопачивают. Перчатку твою переделывают, теперь это не просто твой болтливый напарник до самого финала игры, а всё гораздо интереснее! — А кто, любовь моя что ли? — Сергей хохотнул. — Я заинтригован. — Короче, из-за этого и актёра озвучки тоже заменили. — То есть, это теперь не Гендин? С Гендиным они не встречались вживую, но Нечаев слышал черновые записи озвучки перчатки: по-генеральски суровый глуховатый и каркающий голос, идеально подходящая ИИ скупость эмоций, боевая надёжность и бравая уверенность в тоне – с таким «напарником» его П-3 точно не пропал бы ни в одной заварушке. И вот теперь – очередные изменения, которые в ходе работы над игрой происходили по сто раз на дню; удивительно, как они ещё позывной главного героя за это время не поменяли на какой-нибудь «Аргон», а события из альтернативного Советского Союза не перенесли резко в Америку будущего. — Насколько я знаю, какая-то звезда дубляжа. Долго не хотел соглашаться, но Сеченов уломал. Вот там и познакомишься, — бросил Виктор, уже сбегая в сторону комнат отдыха для сотрудников на первом этаже, напоследок отсалютовав ему кофейным стаканчиком, прежде чем уткнуться в телефон и действительно начать записывать голосовое сообщение, до Нечаева донеслось только: «Моя милая Эль…» «Моя милая Эль» – «Мой милый Ви»… Виктор с Ларисой всё-таки идеально подходили друг другу, молодые романтики-идеалисты с горящими глазами. Не хотелось бы, чтобы из-за постоянной занятости Петрова эта пара бесславно распалась. Нечаев задумчиво кивнул своим мыслям, которые текли вялой рекой и непроизвольно сбились опять на размышления о Кате, пока он поднимался по лестнице. Прежде чем зайти в помещение, где главный режиссёр русской игровой озвучки Михаэль Штокхаузен велел собраться сегодня актёрам, Сергей остановился, вытащил из кармана джинсов свой телефон, нашёл диалог с Катей и набрал короткое «Как ты?» – чтобы уже потом открыть дверь и войти внутрь. Лариса действительно была здесь – сидя за столом, склонилась над листами текста вместе с самим Штокхаузеном, чьи кудряшки почти соприкасались с её фиолетовыми прядями, пока он указывал ей на что-то в тексте карандашом. Они, казалось, были увлечены так, что даже не заметили, как открылась дверь и в помещении появилась довольно внушительная фигура Нечаева. Зато на него сразу обратили внимание из другого угла, где на диване тихо переговаривались двое мужчин. Одного из них он уже хорошо знал: Дмитрий Сергеевич Сеченов, известный актёр дубляжа и закадрового озвучивания, которому предстояло озвучить непосредственного начальника П-3, отдающего ему задания. Дмитрий Сергеевич удивительным образом был слишком похож на своего игрового героя – должно быть, поэтому с самого начала стал очень тепло относиться к Нечаеву и даже называть его «Сынок». Это грело душу, учитывая, что настоящего отца у Сергея никогда и не было, а каждый из трёх сальных материнских ухажёров, претендующих на гордое звание его отчима, вызывал только омерзение и душевную горечь. И Сергей быстро и легко потянулся к Сеченову – слушать его добрые слова мягким глубоким голосом, видеть отеческую заботу в медово-карих глазах, думать о том, каким кайфом будет их сотрудничество. А вот второй мужчина, с острыми чертами лица и внимательным взглядом из-под очков… Он был примерно одного возраста с Сеченовым, но являл собой будто полную противоположность Дмитрия Сергеевича – и если тот излучал какую-то внутреннюю теплоту, то этого словно бы окружала непрошибаемая ледяная аура. Казалось, он сам мёрз, скованный этим плотным арктическим холодом – если уж даже сейчас, посреди жаркого звенящего лета, был одет в тёплый рыжеватый свитер с высоким горлом и не менее тёплый пиджак поверх. Разве что неприглаженные волнисто-кудрявые волосы чуть выбивались из строгого образа. — Вот и ты, сынок, — оторвавшись от разговора с ним, Сеченов с присущим ему изяществом поднялся с дивана и пожал Сергею руку, одновременно приобняв и похлопав его по плечу, когда тот подошёл к ним. Но Нечаев, не отрываясь, смотрел на его собеседника, хотя и неприлично, наверное, было вот так зависнуть взглядом на незнакомом человеке – но что-то в нём цепляло… Наконец мужчина поднялся тоже – оказавшись совсем невысоким – и, чуть прищурившись и поправив очки, чопорно и с лёгким флёром механических интонаций проговорил: — Здравствуйте, товарищ майор. Перед вами уникальная новейшая разработка нейрополимерной перчатки с искусственным интеллектом «Чарльз», оснащённая голосовым модулем и призванная помогать вам в ходе миссий. Я полностью в вашем распоряжении, — и слегка поклонился учтиво, но с достоинством, скрывая этим кивком скользнувшую по тонким губам лукавую усмешку. В первую секунду Сергей отчего-то даже опешил. Смутился странно и не нашёлся, что ответить. Ощутил только, как от этого мягкого тембра дыхание перехватило и по спине промаршировали мурашки. Голос показался смутно знакомым. Ладно, может, не такой уж он и ледяной, как показалось вначале. По крайней мере, чувство юмора точно присутствует. Впрочем, когда после этого лёгкого поклона он снова приподнял подбородок и прямо взглянул сквозь стёкла очков, Нечаева заново обдало пробирающей до костей стужей в колком взгляде. — Се’ргей Алексеевич, ну что же вы опаздываете, мы не начинали без вас, — рядом материализовался и засуетился Штокхаузен, отмерив в свою реплику ровно столько укоризны, чтобы и не обидеть, но и напомнить о дисциплине. Вклинившись между ними двоими, как-то неловко замершими друг напротив друга, поспешил с важностью представить: — Познакомьтесь, это Ха’ритон ‘Радеонович Заха’ров, настоящая легенда озвучивания, а к тому же известный ‘режиссё’р кино и владелец собственной школы-масте’рской дубляжа. Как вы, наве’рное, уже догадались, он будет озвучивать Ча’рльза и… Дальше Нечаев уже не слушал. Захаров?! Так, стоп. Не может быть. Да мало ли на свете режиссёров с такой распространённой фамилией! Не может быть, чтобы судьба спустя почти год с издевательской насмешкой свела его с тем же самым, опустившим его в том грёбанном письме и поселившим в нём неуверенность в собственных силах! Таких совпадений просто не бывает! — Ну хватит меня захваливать, Миша, в самом-то деле, — строго оборвал распинающегося Михаэля Харитон Радеонович, не заметив, впрочем, что все эти восхваления Нечаев благополучно пропустил мимо ушей. Казалось, его раздражали слова восхищения в его адрес – то ли потому, что за свою долгую карьеру он явно всего этого с лихвой наслушался и теперь это его утомляло, то ли потому, что действительно смущался и не умел принимать комплименты. — Может быть, не будем терять время? — Да, ‘разумеется. П’рошу, — Штокхаузен кивнул и указал в сторону стола. Сергей прошёл к столу первым и сел рядом с Ларисой – пока все рассаживались, та попросила у него наушники, чтобы всё-таки прослушать исповедь Петрова в коротком голосовом сообщении, а когда дослушала, гневно выдернула наушники из ушей и поджала дрожащие губы. Сергею сразу же искренне захотелось успокоить её, сказать, что они с Виктором обязательно скоро помирятся, что Виктора в самом деле душат дедлайны, однако их любовь должна быть выше этого – но в этот момент Штокхаузен заговорил, начав вводить команду озвучки в курс дела. Пришлось поднять глаза на него – а потом случайно столкнуться взглядом с будто специально разместившимся прямо напротив Захаровым. Захаров скользнул по нему усталым рассеянным взором и снова скучающе воззрился на Михаэля. Конечно – в конце концов, весь этот инструктаж в основном проводился для молодняка в лице Нечаева и Филатовой, а не для них с Сеченовым, умудрённых опытом профессионалов. — Если вам что-то будет непонятно или сложно, вы всегда можете об’ратиться к ста’ршим това’рищам, — донеслась до Нечаева сквозь пелену его мыслей обращённая непосредственно к их стороне стола фраза, сдобренная картавостью. К такому, как этот Захаров – обратишься, как же. Спросишь что – а в ответ наткнёшься на уничтожающий холодный взгляд и насмешливо-язвительные речи, после которых не то что спрашивать больше – работать и жить не захочется. Интересно, он это вообще или не он? Режиссёр тот, помнится, в письме подписался только фамилией, без инициалов даже. А Сергей, пробуясь в тот давний проект, имя-отчество режиссёра узнать даже не удосужился, заинтересовавшись больше самой идеей да общением с обаятельной кастинг-директоршей, а после, сумев всё-таки забить хуй и отпустить ситуацию – и вовсе интересоваться не собирался, решив просто двигаться дальше. Вдруг и не он вовсе? Может, родственник его какой? Достав из кармана телефон и держа его незаметно под столом, Нечаев принялся гуглить. Проигнорировал даже уведомление об ответе от Кати – ну, потом посмотрит, что за фотографии она там ему прислала. Сейчас зуд любопытства не давал ему усидеть на месте, щекотно покалывал током кончики пальцев – и очень хотелось надеяться, что он всё же ошибся в своих предположениях. Ага, хуй там. Нихрена он не ошибся, ебучие пироги. Это тот самый, мать его, Захаров. Гугл выдал ему несколько десятков его фотографий – в том числе и в совсем молодые годы, когда очаровательно-юный, худющий и отчаянно-кудрявый Харитон смотрел на мир ещё более зло и обиженно, хмуря красивое лицо с будто выточенными из мрамора скулами. А очки в те времена он носил старомодно-круглые и дебильные. Как Нечаев и предполагал, Шток в желании заискивающе польстить «легенде дубляжа» слегка приукрасил действительность: Захаров не был таким уж известным режиссёром, на его счету было всего несколько выдающихся проектов, да и то в основном – на излёте девяностых. 49 лет, на три года младше Сеченова, зато в дубляже сумел достичь больших успехов и даже открыть собственную школу в этой сфере. Озвучил несчётное количество фильмов, мультфильмов и игр – наверняка Нечаев что-то из этого смотрел или во что-то играл, потому-то голос и показался знакомым. Не женат и никогда не был; Сергей машинально поднял взгляд от экрана телефона на его руки, покоящиеся на столешнице – тонкие пальцы всё же венчало несколько колец и перстней. На логотипе его школы-мастерской – большая белая кошка, что, казалось бы, совершенно не вязалось с самой тематикой дубляжа и озвучки, а больше подошло бы, ну например, какой-нибудь ветклинике… — Се’ргей Алексеевич! Не могли бы вы повто’рить то, что я сказал?! — резкий оклик, сопровождаемый не менее резким тычком в бок от Филатовой, заставил Нечаева поспешно оторваться от экрана и поднять голову, моментально почувствовав себя школьником, пинающим хуи на уроке. — Если вам неинте’ресно… — Мне интересно! Я даже конспектирую! — изловчившись открыть на телефоне заметки, Нечаев победно продемонстрировал экран с какими-то записями Штокхаузену. И совершенно неважно, что это было расписание его тренировок, – Михаэль Генрихович, судя по всему, вполне удовлетворился этим, важно кивнул и больше не дёргал его до самого конца своего инструктажа, плавно перешедшего в разбор сюжетки. Если он что и упустит – всегда может потом спросить у Филатовой, которая, кажется, совсем забыв о Викторе, внимала Штоку, не спуская с того взгляда. Ничего гуглить о Захарове больше не хотелось. Вместо этого – просто погрузиться в свои мысли и тревоги. Не заладится у них сотрудничество, Сергей такие вещи чуял сразу. Не произошло мгновенного мэтча, как с Катей или Дмитрием Сергеевичем, а прошлый неудачный опыт давил тяжким грузом. Существует в артистической среде такое понятие, как «актёрский зажим»: как будто возникает какой-то непреодолимый барьер, мешающий раскрепоститься и выдавать искренние эмоции. Отнимается резко отяжелевший язык. Впервые Сергея сковало так ещё в детстве, во время школьного спектакля, когда он, стоя за кулисами, волнуясь и с любопытством поглядывая в актовый зал, с ужасом увидел, что его мать припёрлась на концерт своего сына неопрятной и пьяной. Позорила его перед одноклассниками и преподавателями. И он тогда оттарабанил свои слова под нос и без выражения, глядя в пол, запинаясь и путаясь, совсем не так, как на репетиции с учительницей, и сбежал за сцену, осознавая, что это был первый в его жизни большой провал. Почему-то казалось, что под ледяным взглядом Захарова будет так же, стоит им обоим оказаться у микрофона. И совершенно неважно, что он больше не тот восьмилетний пиздюк, а методики Ли Страсберга ему хорошо знакомы. Особенно усугублял положение тот факт, что весь Atomic Heart – это по сути бесконечный пиздёж П-3 и Чарльза, неразлучных в буквальном смысле напарников, целые массивы диалогов, через которые постепенно раскрывается сюжет игры. Им с Захаровым придётся много работать вместе. Блядь, да почему эту грёбанную перчатку не мог озвучивать тот же Сеченов? Или ушедший Гендин? Или кто-нибудь ещё? Почему, во всём свете – он? Может быть, Захаров уже не помнит те позорные пробы в его проект годичной давности и не узнал его – мало ли, сколько тупых бесталанных качков пробовались на ту роль смазливого юноши-боксёра? Но главное-то, что сам Нечаев помнит. Помнит текст того письма, каждая буковка которого раскалённым железом выжглась в его подсознании. Они не сработаются. Между ними – пропасть возраста, таланта и жизненного опыта. Глубоко погрузившись в свои невесёлые думы, Сергей не сразу заметил, что брифинг окончен. Вынырнул в реальность, будто его игровой персонаж из Лимбо, причудливой галюциногенной локации, которую Петров с товарищами явно ваяли под грибочками, и тут же – обнаружил стоящего справа от него Захарова, который внимательно смотрел на него из-под очков, оперевшись одной рукой о стол. — Сергей Алексеевич, вы в порядке? — он немного склонился к нему с отстранённо-вежливым видом и, поймав осмысленный взгляд, серьёзно продолжил: — Просто хочу сказать вам, что, коль скоро нам с вами предстоит работать в одной связке, я жду от вас ответственности и исполнительности. Я привык выполнять свою работу профессионально и не хочу, чтобы из-за ошибок моего партнёра по диалогам весь мой труд пошёл прахом. Зануда. Нет, всё-таки идеально его подобрали на роль – такой же зануда, как и лезущая со своими советами под руку когда надо и не надо хренова перчатка. А ещё – всё он, сука, помнит и узнал его сразу. Иначе бы не подошёл сейчас, чтобы снова уколоть. Но то, как он произнёс слово «партнёр», зажгло что-то странное и непонятное в глубине души и во всём теле Сергея – будто высеченная искорка игриво отскочила, засияла кратко и тотчас погасла. — Так наоборот же: на фоне чужих ошибок ваше мастерство будет заметно ещё ярче, — ответ получился чуть более язвительным и грубым, чем задумывалось. Захаров выпрямился неестественно-ровно и смерил его снисходительным взглядом голубовато-серых глаз из-под полуприкрытых век: — Удачи вам, Сергей Алексеевич. Не опаздывайте завтра, — и ровным шагом направился к двери, по пути словно сбрасывая всю строгость и груз возраста, когда догнал Сеченова с почти юношеской грацией и молодецким озорным окликом: — Ди-има! Подожди, сегодня твоя очередь подвозить меня. «Ди-има». Как удивительно фамильярно и непринуждённо, с золотинкой кокетливости это прозвучало. Конечно, они же дружат и тесно работают в одной сфере, у них за спиной чуть ли не сотня общих проектов, где они хоть как-то пересекались, а Захаров, похоже, из тех, кто настороженно относится к малознакомым людям, соблюдает субординацию с коллегами и не впускает никого постороннего в свою жизнь, но тем счастливчикам, кому удалось стать для него «своими», может приоткрыться и совсем иная сторона его закрытой личности. Нечаев проводил его хмурым взглядом, с тяжёлым вздохом встал со своего места и подошёл к Штоку, который всё ещё возился с какими-то бумагами на столе: — Михаэль Генрихович… А мы с Захаровым вместе записываться будем? Не поодиночке? — заговорил уныло, особо уже ни на что не надеясь. — Ну конечно, вместе, Се’ргей Алексеевич, — не отрываясь от своего занятия и не глядя на него, спокойно и деловито ответил Штокхаузен тоном терпеливого воспитателя. Он вчитывался в листы, отводя каждый из них на некоторое расстояние от себя, будто у него дальнозоркость. — Ваши ге’рои должны слышать интонацию д’руг д’руга и вести диалог. Это п’роще, чем потом сводить ф’разы по отдельности… Между п’рочим, я гово’рил об этом буквально несколько минут назад! Так и знал, что вы не слушали. — Да слушал я… А может, всё-таки по отдельности? — Это невозможно. — Да ладно вам, нет ничего невозможного! — несмотря на откровенно херовое настроение, Нечаев нацепил на лицо широкую улыбку и пустил в ход всё своё обаяние, которое не раз его выручало. Правда, вряд ли оно будет работать в безнадёжном случае с Захаровым. — Давайте всё-таки поодиночке запишемся, а Петров наш потом сведёт-наведёт всё что нужно, он же у нас знаете какой! Упоминание Петрова почему-то необъяснимым образом подействовало на Штока точно красная тряпка на быка: резко вскинув голову от бумажных пустынь, он обжёг Сергея гневным взглядом: — Нечаев, вы кто, ‘режиссё’р озвучки или п’ростой актё’р?! Не вмешивайтесь в установленный ход ‘работы, в кото’рой вы не смыслите! Сергей больше не собирался унижаться. Посмотрел в ответ с праведной ненавистью, сжал руки в кулаки и, нарочно громко топая, твёрдым тяжёлым шагом вышел в коридор, напоследок от души херакнув дверью о косяк с такой силой, что мини-землетрясением взволнованно вздрогнули стены. А там, в пустоте коридора, где нет ни души, остановился, заёбанно провёл ладонями по лицу и в сердцах выпалил: — Ублюдок картавый!.. И кто его только режиссёром озвучки поставил с такими-то дефектами речи… Наверное, не нужно было произносить это вслух, да ещё и так громко. Потому что позади себя он практически сразу услышал мерзкий звук открываемой двери, а потом – по-немецки сдержанный и уравновешенный голос Штокхаузена: — Именно поэтому я руковожу п’роцессом, а не озвучиваю сам. Ебучие пироги. Нечаев сглотнул и до отвратительности медленно повернулся. Поднял голову. Михаэль стоял напротив него на пороге, держа ладонь на ручке двери, с пугающим спокойствием меланхоличной лесной совы взирая на него. В тысячный раз Сергей пожалел о том, что не хозяин собственному гневу, вырывающемуся из него, точно разъярённый медведь из клетки. Неконтролируемая агрессия, тяжёлое наследие детства; но отходил он так же быстро, как и воспламенялся. Проговорил тихо и сипло: — Простите, пожалуйста… — «Ну всё, пиздец». — Вспылил… — Ничего, — подойдя ближе, Штокхаузен ободряюще положил руку ему на плечо – правда, для этого немцу пришлось едва ли не подняться на носочки. — ‘Руководитель должен обладать некото’рой выде’ржкой, чтобы входить в положение своих подчинённых. Конфликты – это не решение воп’роса, — он определённо занимал раньше какую-то более высокую должность и явно не в этой сфере, и Сергей был благодарен, что со всем своим немецким педантизмом Шток так зацикливался на неукоснительном следовании корпоративной этике. — Между вами и герр Заха’ров что-то было? — Чего? — прежде чем Нечаев успел в полной мере осмыслить заданный вопрос, его бросило в жар от самой криво построенной формулировки. Блядь… Штокхаузен, кажется, на интуитивном уровне понял, что спросил что-то не то. Смущённо кашлянул: — П’ростите, ‘русский не мой ‘родной язык, Atomic Heart – междуна’родный п’роект, над которым т’рудятся специалисты из разных ст’ран, и я поставлен ку’ри’ровать… Кхм, так вот, я хотел сп’росить: между вами и Заха’ровым был какой-то личный конфликт, если тепе’рь вы не хотите с ним ‘работать? Лучше скажите с’разу, чтобы потом не возникало п’роблем в ‘рабочем п’роцессе. Сергей хотел соврать: да, был конфликт, пусть его заменят. Сергей хотел сказать: я не справлюсь со своей задачей и сам хочу уйти. …здраво оценивать собственные силы и заранее понимать, какую роль Вы потянете, а какую – нет, чтобы не тратить своё и чужое время… Сергей вымученно улыбнулся и сказал: — Да нет, Михаэль Генрихович, всё в порядке. Мы будем с ним работать. — Вот и отлично, — и Штокхаузен сразу же просветлел, слабо похлопал его по плечу и деланно бодрым голосом воскликнул: — Тогда на сегодня вы можете быть свободны и идти отдыхать, а завт’ра, с новыми силами – в бой, агент П-3! Ну да. В бой, обещающий стать для него одним из самых сложных в его жизни. В бой, в котором Чарльз станет для него не верным напарником и мудрым наставником, а самым строгим судьёй и бескомпромиссным противником. В бой, исход которого – блистательная победа или позорное поражение. Третьего не дано.