INKTOBER: Spider-Verse

Пятно готов убить, рвать, метать, ненавидеть, он хочет, чтоб больно было не только ему. Он желает справедливости. Здесь и сейчас, перед Майлзом Моралезом. Этот парень. Как же он бесит, какая же он заноза в заднице, какая же он проблема. Надо признать, он хорошо справляется с этой ролью. Ролью проблемы. Ошибки. Ничтожества. И всё же. Всё же есть в этом мальчишке боль, которую Спот может понять, которую он сам себе причинил. Майлз Моралез — ребёнок. Он слишком молод, глуп, наивен, добродушен. И это притягивает к себе. Его хочется любить, целовать, признаваться в любви. Хочется, но он не может себе этого позволить. Всё же, как-никак, они враги. Самые что ни на есть, самые кровожадные, самые-самые. Они ненавидят друг друга, да так, что если представиться возможность, зацеловали б друг друга до смерти. Чтоб неповадно было. Майлз Моралез — уже давно не ребёнок. У него появляется первая подростковая щетина, и руки у него становятся сильнее. Ещё он больше не такой добрый, у него есть принципы, которые для него важнее жизни и которые он чуть ли не каждое утро читает себе под нос. Но это всё равно притягивает к себе. Его отросшие волосы, большие глаза полные дикой надежды и губы, которые Джонатан расцеловал бы, будь у него шанс. И они враги. Враги, которые знают друг о друге всё, которые готовы глотку друг другу разодрать, но если кто-то посмеет претендовать на одного из них, второй разорвёт трахею зубами обидчику. И это нормально, почти естественно, даже реально. Они ненавидят, ненавидят друг друга до мозга костей и до поцелуев на кончике языка, ненавидят так, что почти что любят. Но, увы, оба они дураки, которые никогда в этом не признаются. Майлз Моралез — он уже давно не подросток и глаза у юноши не светятся надеждой. Но у него всё ещё длинные сильные руки и губы, дарящие самые тёплые поцелуи, и волосы у него совсем отросли. Он теперь заплетает их в косы. Иногда. Позволяет Джонатану делать это за него. И ведь это совсем не странно, что враги смотрят друг на друга непростительно долго и что говорят слова любви, что нуждаются в друг друге. Это, конечно, не странно, что они спят на одной кровати, прижавшись друг к другу как если б нуждались в тепле. Они ненавидят друг друга до мозга костей, ненавидят так сильно, что готовы убить ради друг друга. Лишь бы у них было время. Майлз Моралез — уже давно не молод, руки его по-прежнему сильные, на них виднеются старые и новые шрамы, которые Джонатан целует каждую ночь. Он водит по ним тонкими белыми пальцами, проводя параллели и рассуждая о том, как они красивы. А Человек-Паук усмехается, касаясь пальцами головы своего ненавистного врага. И ведь оба знают — так быть не должно, не положено врагам так по-дружески говорить по утру, готовя завтрак на двоих. И не говорят заклятые враги ласковые слова, приветствуя после долго дня. И не занимаются они сексом, каждый раз удивляясь способностям Джонатана. Майлз Моралез — уже давно не молод. Его руки сильные, глаза — добрые и он продолжает болтать о пустяках и говорить с Гвендолин и Хоби по телефону, продолжает общаться, продолжает жить, прекрасно зная, что всё это скоро закончится. Он сейчас слишком счастлив, чтоб размышлять о чём-то печальном. О чём-то столь далёком. Но они всё никак не признаются друг другу, что они — самые ненормальные враги. Любящие, поддерживающие, слишком искренние, добродушные. Майлз Моралез — умер в понедельник, семнадцатого числа. Джонатан Онн долго-долго стоял, окутанный страхом и непониманием. В руке его были цветы — подсолнухи, которые Майлз так любил, а на щеках немыслимым образом образовывались слёзы. Больно не было, было страшно, хотелось рыдать, уничтожить мир, но какой смысл, если Майлз Моралез не придёт спасти вселенную? Нет смысла пытаться сокрушить этот мир, нет нужды пытаться притворяться, что всё будет как раньше. Вместе с цветами у Джонатана в руке был кинжал. Острый. Он до сих пор помнит, как Майлз со смехом подарил его ему, на их первую годовщину, говоря что-то о том, как Онн сможет прекратить свои мучения в случае чего. Это и правда был хороший подарок. В тот день Джонатан поклялся себе, что ни когда не воспользуется ножом, без особой надобности. — Майлз, — тихо позвал Пятно, своего злейшего врага. Могила не ответила, камень был холоден и пуст, Онн не мог поверить, что всего в четырёх метрах от него лежит разлагающийся труп его возлюбленного врага. — Майлз, — ещё раз позвал мужчина, прикладываясь головой к могиле. И даже если ему было холодно, Джонатан не посмел отпрянуть от надгробия. Горячая кровь каплями оросила почву под ногами. Джонатан не издал ни звука, даже не дрогнул, а кинжал, воткнутый в его грудь, был неким признанием. Признанием, что Майлз Моралез — не враг ему, уже столько десятилетий не враг, а лучшая первая любовь. Искренняя, с запахом орехов и карамели, с громким смехом и счастливыми улыбками. Всё это было слишком настоящим, слишком хорошим, чтобы быть правдой. Поэтому Пятно готов рвать и метать, лишь бы больше не чувствовал боли и страха.