Ямочки

      Бенджамин взял из рук Рей листок отрывного календаря, не понимая причину её безудержного веселья, но разглядев, что написано на его пожелтевшей от времени странице, ударил себя по лбу:       – Вот я олух, историк называется.       – Ну кто же мог знать, что это тебя коснется, – прокомментировала она выплеск его досады.       – Теперь в суде даже без адвоката можно оспорить результат пари, главное не пропустить нужный день, чтобы явить себя в килте клана МакЛеодов.       Чак, заинтересованный их находкой, встал на задние лапы ткнулся в листок носом и обнюхав гавкнул, поддев листок носом, который от собачьих стараний, завернулся, показав изнанку.       – Ох, тут кровь.       Рей забрала бумажку из рук профессора, на обороте действительно было пятно, но не однородное, а словно в нём были белесые пузырьки.       – Похоже, Армитаж кашляет кровью, и, он, не сбежал из городка, а, находится где-то недалеко, раз сам принес листок в почтовый ящик, – поделилась выводами Рей.       – Господи, где он, это может быть опасно для его здоровья? – Бенджамин уже простил рыжему облауму, время проведенное в тюрьме и в яме, и теперь искренне переживал за него.       Рей указала на дырочки в бумаге:       – Похоже, страничка календаря была на что-то наколота.       Бенджамин присмотрелся, и хлопнув себя по лбу, развернулся и фактически побежал в сторону рощи.       – Что случилась? – догнав его спросила Рей.       – Он в моей хижине, а эти дырки от вязязальных спиц.       Чак, сообразив куда они направляются, радостно виляя хвостом побежал впереди, а Рей, едва поспевая за семимильными шагами профессора, позади. Они так спешили, что им некогда было обращать внимание на изумлённых прохожих, некоторые из которых даже начали их фотографировать на свои мобильники, из-за свалившейся непрошеной популярности. Но, перед глазами Рей была лишь статная спина, потом сменивший асфальт гравий дорожки под ногами, белки пустившиеся в рассыпную, из-за их резкого появления, хруст веток и шорох листьев возле хижины. В итоге она уткнулись в Бенджамина, остановившегося возле двери, сбитой из широких, потемневших от времени, морёных досок, скреплённых полосами кованого металла, составляющих одно целое с тяжёлыми петлями.       Вынырнув из-за его спины, она поняла на что он смотрит. Замок был цел, и заперт, так же как тогда, когда он заходил в хижину в последний раз. За хижиной залаял Чак, обежав вокруг, они наткнулись на лестницу ведущую на крытую по-старинке соломой крышу.       – Всё ясно, он разворошил солому и влез внутрь, – сказал профессор, и, прокричал наверх, предупреждая, – Армитаж, это мы, не пугайся, с нами больше никого нет.       Ответа не последовало, Бенджамин залез по лестнице на крышу, и исчез в дыре, затем высунулся, и скинул ключ.       – Открой дверь пожалуйста, – попросил он.       Отперев, Рей вошла внутрь, положив замок снятый с проушин, из которого торчал ключ, в нишу рядом с дверью, и, увидела лежащего на самодельном топчане, заменяющем хозяину кровать, рыжего виновника свалившихся на них бед.       В нетопленной хижине было промозгло, Армитаж видимо боялся привлечь внимание, и потому не зажигал огонь в очаге. Рей подошла поближе, рыжий студент лежал укрывшись овечьей шкурой, его лицо, в свете маленького оконца, отдавало нездоровым румянцем. Положив ладонь на его лоб, она ощутила сильный жар, его дыхание было скрипучим и сухим. Отреагировав на её прикосновение, Армитаж, затрепетав ресницами, с трудом открыл глаза, а затем, выпростав руку из под одеяла, слабо потянулся к прядям её волос, выбившимся из пучка.       – Как я мечтал в детстве, – услышала она его свистящий шёпот, и едва не расплакалась вспомнив картинку, выцарапаную на засохшем суглинке ямы детской рукой.       – Всё будет хорошо, Армитаж, – сказала она, сжимая его горящую ладонь, ощущая ответное пожатие.       С получердака посыпалось сено, и, сверху, повиснув на руках, спустился профессор. Быстро оценив обстановку, он, вынув из пальто ключи от машины, протянул их Рей:       – Подгони пожалуйста машину, а я пока донесу его вниз по тропе к выходу из рощи.       Чтобы не тратить время, он откинул тяжелую шкуру с больного, под которой обнаружился прижатый к груди клубок пряжи, пронзённый пятёркой круговых спиц, на которых крепилось вязание.       – Простите, я это взял чтобы представлять, что обо мне кто-то заботится, – Армитаж, протянул дрожащей рукой рукоделие, – и, ваш килт я вернул на место.       Рей приняла клубок, на спицах была в работе рыжая шапочка, на которой, несмотря на то, что на макушке она была не закончена, вырисовывалась мордочка белочки, а, по бокам оставлены петли, нанизанные на спички, очевидно задел под ушки.       – Я вязал её для тебя, после того, как мы пили кофе на поляне, но не успел закончить, – пояснил Бенджамин.       Сдерживаемые слезы всё же брызнули из её глаз, она, то, обнимала Бенджамина, то, гладила по голове Армитажа, желая защитить от всего на свете. Затем, из-за того, что овчина была слишком тяжела, она помогла развернуть возвращённый килт [включает в себя накидку через плечо, и может достигать 7-8 метров шерстяной ткани], и замотать в него, рыжего студента, который вяло сопротивлялся, настаивая, чтобы профессор облачился в него сам и не снимал, и, лишь затем бросилась за машиной.       Она преодолевала это расстояние не только физически, но её дух словно снова пробегал путь из джунглей Индии, призывая деда спасти её и тех детей, ставших ей родными, которые согревали её теплом своих тел, по очереди за ней начиная болеть, подхватывая друг от друга лихорадку, в то время, когда её родители были заняты медитациями, вместо того чтобы заботится о них. Все были тогда, маленькими и хорошими, ещё не испорченными грёзами о материальном успехе, достойными спасения...       Что означали эти её мысли, не то ли, что теперь настал её черёд отзываться на чей-то зов о помощи, ведь она, давно уже выросла, и, имеет рычаги, чтобы влиять на действительность?       Она подогнала машину, и как во сне они долетели до больницы, и лишь там, уже по просьбе врачей, Бенджамин забрал килт клана МакЛеодов, в который был закутан его заблудший больной студент.       Оформив в стационар Армитажа, они стояли обнявшись на больничном крыльце, тихонько обсуждая свои дальнейшие действия. Звонок адвоката опередил намерение Рей самой с ним связаться. Теперь, к делам по защите Бенджамина, прибавилась задача вызволить Армитажа из сложившейся ситуации с наименьшими потерями, по возможности избежав заключения его в тюрьму. Передав адвокату все вводные, они оставили его для объяснений с полицией.       Звонок из полиции не заставил себя долго ждать, они даже не успели толком перекусить в кафе, беготня по пересечённой местности, по осеннему холоду отняла много сил, и Рей, несмотря на переживания, всё же в спешке запихала в себя кусок рыбного пирога, едва прихлебнув кофе, который не успел остудиться до приемлемой для питья температуры.       У здания полиции их пасли журналисты с ожидаемым набором вопросов:       – Правда ли Армитаж Хакс скрывался в вашей лесной хижине?       – Правда ли вы простили, студента, покушавшегося на ваше доброе имя, столкнувшего вас с невестой в яму?       – Собираетесь ли вы, опротестовать в суде результаты пари, или, планы жениться на внучке, недавно почившего, миллиардера, делают эти планы несущественными?       Камеры переместились с Бенджамина Соло на ее скромную персону, и Рей спряталась за его спиной, оглушённая, опережающим события, вниманием прессы.       Профессор, взяв инициативу в свои руки, сообщил, что не строит далеко идущих планов, и не выдвигает против Армитажа Хакса никаких обвинений, так как считает, что он пострадавшая сторона, и, произошедшее, лишь способ привлечь внимание к проблеме. После чего, он, без дальнейших разъяснений, утянул Рей за двери полицейского отделения.       – Я надеюсь, ты не считаешь, что я охмуряю тебя, по-тому что ты богата? – несколько встревоженно и пытливо поинтересовался он.       Она сжала его руку, и, проглотив волнение, ответила:       – Тебя, я подозреваю меньше всех, поверь. Я видела много брачных аферистов с тех самых пор как вошла в брачный возраст.       Он обнял её, затормозив перед кабинетом следователя, Рей почувствовала, что слишком много объятий и поцелуев с этим человеком не бывает.

***

      В понедельник утром, их возвращение в колледж было воспринято как явление национальных героев. На крыльце, завидев их, загудели карниксы [разновидность бронзовой трубы, вертикально направленной, с раструбом в виде головы животного], словно подданные встречали своих Лордов, затем заиграли висты [свирели] и торжественно вступили волынки. На лестнице разместился весь фольклорный оркестр учебного заведения.       Профессор, по обыкновению явившийся на занятия в деловом костюме, был несколько обескуражен, но его коллеги предвидевшие подобное затруднение, прикололи к его костюму полосу, расцветки клана МакЛеодов, с напутствиями не снимать, и вообще приходить на занятия в килте, пока не выйдет срок пари, и в дальнейшем подавать пример национальной гордости.       Весть о том, что в условия четырёхсотлетнего спора вмешалась смена юлианского календаря на григорианский [Шотландия приняла григорианский календарь 02.10.1752г., под влиянием протестантизма Британии, в отличии от большинства католических стран, принявших реформу ещё в XVI веке], и у него в запасе, до истечения фактического отрезка 400 лет, ещё оставалось девять дней, уже разнеслась с подачи чего-то лёгкого языка, и коллеги со студентами желали ему победы.