Тайна Петербуржского театра

      Чтобы никто не заметил следы побоев, Влад натянул капюшон как можно сильнее, скрывая под ним лицо. Прямо до театра доехать не получилось, так что вышел он метров за двести. Поджёг сигарету и до самого здания курил, пребывая снова где-то в своих мыслях. Из потока бесконечного сознания его вырвал чей-то голос, а затем и ладонь на плече. Актёр мгновенно сделал шаг в сторону и глянул из-под капюшона на подошедшего Костю. Сначала испуганно и загнанно, а затем холодно. Коноплёв, даже не здороваясь с тем, кто вчера его приютил и выслушал, пошёл прямо к театру, выкидывая бычок в мусорку.       Костя отшатнулся от этого взгляда. У нового знакомого явно были ссадины на лице… И когда только успел. Вчера ж не было. А было вообще это вчера? Может, Косте просто приснилось. Хотя запах вишнёвого дыма он уже ни с чем не спутает. Плотников очухался лишь тогда, когда ему на плечо руку Горшок положил. — Помнишь, ты мне говорил, что в театре в детдоме играл, — не здороваясь, начал Миха.       Уже через пять минут Костя сидел у режиссёра в кабинете и непонимающе смотрел во все глаза. — Дворник? — переспросила та. — Ольга Владимировна! Вы не понимаете, — начал оправдываться Горшок. — Неогранённый алмаз! Настоящий самородок, ё-моё. Да и вы сами сказали, что если Жиля не найдём, то всё! Пропало! А это какая музыка… Финансовые затраты, это самое… Горят! Во! Попробуйте его, зуб даю, не пожалеете. — Ну зубы, Миша, ты давать умеешь, — улыбнулась женщина. — Ты захрена его прям в спецовке приволок? — Ну как поймал, так и приволок, — улыбнулся Миха.       Для Кости как он в детдоме оказался, сцена стала настоящей отрадой. Спасением. Местом, где он мог забыть обо всем и почувствовать себя нужным и любимым. Притвориться другим человеком и пожить его жизнью какое-то время. Оказаться на ней снова было подобно волшебству. Костя уже и мечтать не смел. Но у Горшка, видимо, были свои планы. — А я говорил, что тебя возьмут, — подбежал тот после репетиции. — Вот твоё это! Ты только на полную старайся, авось тебя это… Потом на полную ставку возьмут.       Костя лишь отмахнулся, мол, какой мне. А сам улыбался до ушей. — Рада представить вам нового члена нашей труппы, — представила актёрам Костю Ольга Владимировна. — Плотников Константин. Коноплёв, лицо попроще сделай. Приступайте за работу, и я вас всех очень прошу. Отнеситесь к новому коллеге более лояльно, иначе мы никогда «Жанну» не доделаем. Работаем, работаем!       Влад встал с места, слыша какие-то шепотки за спиной и лишь снова сжимая правую руку в кулак. Ногти впились в нежную кожу на ладони, отрезвляя разум. Какой-то дворник вышел на сцену и зачитал отрывок, пока с листа, и Влад соврёт, если скажет, что прочитал плохо. — Коноплёв, да что с тобой сегодня? Соберись, не подставляй коллектив! — нахмурилась Ольга Владимировна.       Влад кинул взгляд на режиссера, шумно выдохнул через нос и действительно попытался собраться. Оставить всё за кулисами и на сцене выдавать только максимум. Оставить все за кулисами. Оставить все за кулисами.       Репетиция прошла относительно спокойно. Костя почти не лажал, будто привык к сцене, а не вернулся на неё спустя несколько лет. Наконец их отпустили, и актёры начали потихоньку разбредаться по гримёркам. — Влад, подожди, как ты вчера… Добрался? — раздался рядом голос Кости. — Нормально добрался, — бросил тот и быстрым шагом направился в сторону гримёрки, скрываясь в ней от постороннего шума и этих бесконечных разговоров за спиной. Он провёл ладонью по лицу, замечая, как тоналка не выдерживает и стирается, открывая вид на ссадины. Смотреть на самого себя в зеркале ему стало тошно, неприятно и даже жалко. А жалость Влад не любил.       Стянув футболку вместе с остатками тонального крема, он принялся вертеть в руках толстовку, чтобы нацепить её как надо, когда дверь внезапно распахнулась и на пороге показались Миша с Костей. Коноплёв обернулся, прижимая к себе толстовку и сверкая испуганными глазами. И многочисленными следами побоев. — Вы что, охренели? Вас стучаться вообще учили?! — А что стесняешься, ё-моё? Все тут мужики, — пожал плечами Миха — Да и гримёрка не твоя личная. На личные гримёрки бюджета нет. — Горшок явно тысячу раз слышал и повторял фразу про бюджет, когда приходил к режиссёрам со своими великолепными (по его мнению) идеями.       Костя молча и стыдливо протиснулся, устроился в уголке и начал переодеваться.       Миха тем временем подошёл к Владу в плотную, тыкнул пальцем тому в синяк и улыбнулся. — Круто, ё-моё. И с кем пиздился? — спросил он. — Я тоже вот недавно в баре с монархистами подрался. Они хотят царя вернуть, прикинь? — Не трогай, блять, мне больно. — Влад хлопнул Горшка по руке, отходя от него на шаг и быстро натягивая толстовку. Он сел обратно за стол, принимаясь оттирать тоналку от лица и игнорируя пытающегося выведать, с кем же у него была бойня, Горшка. Но когда тот снова ткнул в синяк, Влад сжал зубы, а затем резко развернулся к нему, хватаясь рукой за спинку сиденья. — Отец меня вчера отпиздил. Всё, узнал, доволен?       Миха замер. Он был совершенно не в курсе о проблемах Влада с отцом. Да и никто здесь этого не знал. Не знал, что переживал тот каждый вечер, что старался избежать и чего боялся больше всего на свете. Один раз ему удалось целых два дня не ночевать дома. Влад попросту катался по клубам, ночевал у тогдашних «друзей»… Первый раз попробовал наркоту, и потрахался за обе ночи раз пять. И все с разными людьми. Тогда Влад почувствовал себя самой настоящей шлюхой и напиздел бы, если бы сказал, что ему не понравилось. И пусть позже ему был предоставлен домашний арест, но это были лучшие выходные в жизни Коноплёва. Алкоголь, вишневый чапман и грубый секс.       Миха отошёл, думая о чём то своём. Сам из дома ушёл ещё в шестнадцать, и тоже из-за отца. В какой-то момент жизни стал ему отвечать, и потасовки были почти на равных. Но что для матери, что для младшего брата, это был дикий стресс, и Миха ушёл подальше с глаз долой, такой непутёвый.       Костя переоделся, достал из рюкзака мазь от ушибов, демонстративно оставил её на зеркале и пошёл на выход. — Мих, если ты поспешишь, то я тебя пивом угощу, — крикнул он уже из коридора.       Горшок подорвался и почти сразу побежал за ним.       Влад выдохнул, наконец понимая, что остался один и затем повернулся обратно к зеркалу, замечая что-то в углу. Переведя взгляд на тюбик, Коноплёв на несколько секунд засомневался, брать его или не брать. Намазать побои оказалось делом пары минут. А написать записку со словами благодарности вообще получилось секунд за двадцать. Оставив мазь обратно на столике, он поднялся на ноги и собрался окончательно, намереваясь уже наконец уехать домой. Забота от Кости была приятной, отдавалась где-то в душе, но Влад не понимал, с чего вдруг. Чем он это заслужил? По доброй воле ничего никогда не делается.       На следующий день Влад проснулся не от будильника, а от звонка Михи. Репетиция шла уже минут двадцать, а Коноплёва всё не было. Злорадствующие коллеги шептались, улыбались друг другу, а режиссёр не сводила взгляда с Горшка, который сейчас как раз и звонил. — Я не приеду сегодня, — ответил Влад. — Завтра — если получится. У отца вчера было дерьмовое настроение, а у меня дерьмовое умение держать язык за зубами. Вот он мне их и посчитал. Удачи вам там на репе.       Костя не сводил взгляда с фигуры Миши, надеясь, что тот наконец расскажет, почему Влада нет на репетиции.       Хотя сам Плотников уже начал догадываться. — На толчке сидит! — на ходу придумал Миха. — Траванулся жёстко, сами понимаете! — Надеюсь, он на премьеру так не отравится, — покачала головой режиссёр. — Да это я виноват, Ольга Владимировна! — улыбнулся Горшок. — Угостил его просроченным компотом. Мне-то ничего не сделалось, я панк мне… — Тебе зарплату урежут, если материться тут будешь! — Мне к грязи не привыкать! Никакая зараза не берет.       После репетиции Горшок пригласил Костю в свою будку и рассказал, что услышал от Влада. — А мне зачем говоришь? — удивился Костя. — Ну как? Может, человеку помощь нужна. Его тут эти змеи не любят совсем. Один одинёшенек, а присмотрись — и нормальный пацан! Как вернётся, поговорим с ним короче.       Костя лишь кивнул на слова Михи, не совсем, конечно, понимая, почему Влад нормальный пацан. Нет, безусловно, тогда в бытовке он явно был искренен с ним, но вот те изменения, происходящие с Коноплёвым уже в театре, заставляли пребывать в полном непонимании.       Влад вернулся на следующий день. Шёл непривычно радостный, держа в руке стаканчик с кофе. Снова поздоровался с охранницей и прямым рейсом направился в гримёрку. — А мы думали, ты уволился уже, — бросила какая-то из актрис. Влад хмыкнул и отпил кофе из стаканчика, кидая на неё взгляд. — Не дождетесь, змеи подколодные, — расплылся в широкой улыбке он, доходя наконец до гримерки и проходя внутрь. Заметив там Костю и Миху, Влад улыбнулся и им, садясь на стул перед зеркалом. — Доброе утро. Как прошёл ваш день вчера? Как репетиция?       Миха, как ни в чем не бывало, стал жаловаться, что вчера в баре местных панков по беспределу разогнали менты, и будь он там, то точно что-то бы устроил. — Люди отдыхают, ё-моё, а эти… Мусора — позор России. — Я прочёл записку, — улыбнулся Владу Костя. Но не сказал, что зачем-то её ещё и сохранил. И теперь она предательски тяжелила карман, будто весила не пару грамм, а как хороший такой кирпич. Владу об этом знать не обязательно.       Миша вдруг прервал свою тираду про несправедливых ментов, внимательно так посмотрел на Влада и сказал: — Если тебе помощь нужна, то ты к нам с Костей обращайся. Уже считай друзья, ё-моё. — И, не дожидаясь ответа, снова начал нести что-то про панк-культуру и государство. — Полчаса до репы. — Влад поднялся на ноги, стягивая толстовку и кидая её в сторону дивана. Спина была вся в мелких и средних рубцах, которые, похоже, только-только затянулись, но его самого уже не волновали.       Натянув футболку, переодев джинсы на штаны, он взял текст, снова закинул стандартный набор в рюкзак и взглянул на Костю и Миху. — Всё, ножками-ножками в зал. Тебе, Миха, особенно, я повторяю, что не дам тебе сидеть тут. — Он закрыл дверь гримёрки и направился в сторону основного зала театра.       Репетиция шла как обычно, но ровно до того момента, пока в зал не прошло двое полицейских. Один, сразу видно, ещё молодой совсем, младший лейтенант, а второй — старше лет на десять, по погонам видно — майор. — Ольга Владимировна, приносим извинения за вмешательство в репетиционный процесс, но нам поступила информация, что один из ваших актёров был убит вчера ночью.       Актёры на сцене замерли, смотря сначала друг на друга, а затем, как один, обернулись к Коноплёву, который копался в своем рюкзаке. Почувствовав на себе чужие взгляды, тот поднял голову, смотря на «коллег». — Что вы на меня смотрите? — Тебя вчера как раз на репетиции не было, — ответил один из актёров. — А из коллектива только ты ни с кем нормально не общаешься — Вы угораете? — лицо Влада вытянулось.       Костя, как новенький, ожидал, что первым подозреваемым будет он. Подобранный с улицы сирота. У детдомовских вообще проблем с законом много, и многие из тех, кто знал о его этом статусе, напоминали, что ему веры нет. А тут на Влада. На этого, пусть дерзкого, но по сути безобидного парнишу. «И почему безобидный? Ты его совершенно не знаешь!» — пронеслось в голове.       Миха вылез из-за микшерского пульта. — Уважаемые коллеги! Не будем спешить с обвинениями! Я ж сказал, что виноват в его отравлении, от своих слов не отказываюсь. Прости, Влад, за тот компот. Сильно просрался?       Кто-то из актёров прыснул от этой непосредственности Миши, но под грозными взглядами сотрудников полиции потупил взгляд в пол. — Мы ещё проверим, кто в чем виноват и кто как связан с убитым. Прошу прощения за прерывание репетиций, но у нас есть постановление на проведение допроса. Просим всех оставаться в зале, мы будем вызывать вас по одному.       Майор передал своему помощнику какие-то бумаги, а сам направился в сторону ближайшего из кабинетов. Им оказалась звукооператорская будка, которая закрывалась, а окно, выходящее в зал, зашторивалось. Идеально.       Младший лейтенант вызывал актёров и всех причастных по одному в будку, где его старший коллега уже проводил допросы.       Медленно, но верно очередь дошла до Горшка. — Михаил Горшенёв! — Произнёс сотрудник, оглядывая зал и замечая, как этот растрёпанный парниша уже поднимается на ноги и идет в его сторону.       Миша зашёл в собственную будку, думая «оккупировали, уроды». — Вы тут только не трогайте ничего! Техника она нежность любит! С ней как с женщиной, понимаешь, да? — Миха окинул ментов взглядом. Молодой парниша казался смутно-знакомым. Подтянутый, но худой, с этими невинными голубыми глазками, в которых чувствовалась некая свободная дерзость, будто запрятанная куда-то далеко под голубую форменную рубашку. Не шло ему быть ментом. И Миха, как искренний и честный человек, поспешил об этом сообщить. — По взгляду вижу, что не по своему плечу форму нацепил, друг! — Ухмыльнулся он, откидываясь на стуле. — Я попрошу с младшим лейтенантом Князевым панибратством не заниматься, — нахмурился майор. — Итак, что вам известно о погибшем и его отношениях с труппой?       Майор перевернул страницу в тетради, дабы начать записывать показания, пока Андрей стоял где-то в стороне. Смотрел на Миху и кидал взгляд обратно на бумагу, будто делал какую-то пометку, затем снова на Миху. К концу разговора звукооператора с майором, Князев закончил рисунок — портрет Горшенёва на листе А4. — Чего так светишься? — поинтересовался майор. А младший лейтенант, довольный тем, что портрет наконец-то получился похожим, повернул планшет к старшему коллеге, вызывая у того лишь закатанные глаза и бубнёж. — Лучше бы чем-то полезным занялся. Ты хоть что-нибудь записал? — Записал. — Свободны, Горшенёв, а ты позови следующего.       Бросив дежурное «Так точно», Князев развернулся к выходу.       Миша от будки особо быстро отлипать не хотел. Успел заглянуть Андрею в документы и, увидев собственный портрет, он поинтересовался, всех ли так рисуют или он такой особенный.       Под грозным, но мягким взглядом всё-таки потопал в зал, вспоминая, что где-то точно его видел. Убийство Миху не особо волновало. Он точно был не при чём. Весь бар, в который они с Костей пришли выпить пива, но Миха оккупировал там караоке на три часа, может подтвердить его непричастность. А к погибшему коллеге Горшок особых чувств не питал. Слишком правильный был человек, все время душнил и трясся над классикой, как над священной коровой, не давая продвигать новые интерпретации. Убивать за такое, конечно, слишком, но без него хуже театру не будет.       Через четыре человека очередь наконец дошла до Влада, и тот прошёл в будку под бормотание и шёпот коллег. Пройдя внутрь, он уселся на стул и скрепил руки в замок — Понимаете же, Владислав Сергеевич, что вы у нас первый в числе подозреваемых? — начал майор холодным тоном. — На репетиции вас не было, отношения с коллективом плохие, незадолго до убийства у вас с этим человеком произошел конфликт, в ходе которого вы не остались шибко довольны. — Мотива нет. — Почему же? Мотив есть. Конфликт и месть за очередное унижение перед остальными коллегами. Словам Горшенёва о вашем вчерашнем отравлении я не сильно верю. Так что и алиби у вас также нет. — Майор не сводил взгляда со спокойного Коноплёва, а тот лишь усмехнулся, разводя руками. — Ну так арестуйте меня. Ах да, у вас же доказательств моей причастности нет. И не будет, потому что я его не убивал.       Майор сделал какие-то пометки в своей папке. Влад вернулся обратно в зал, садясь на свое место и снова залипая в телефон. Всё это его порядком достало. — Плотников Константин!       Костя поднялся на ватных ногах. Его немного трясло. Миша же сказал уже, что они были вместе в баре. Там было много людей, много Мишиных знакомых, которым тот представлял Костю. Он даже не знал покойного, у него мотивов то нет. Так почему же всё трясло? Он не знал.       Знал.       Детдомовским не верят. Убить ради денег. Ради удовольствия, потому что брошенные дети всегда вырастают в психов. Косте так говорили. Ему так отказали в двух работах с жильём на вахте. Его так отпинывали "домашние" мальчишки. — Вы не переживайте так, Константин Андреевич, у вас алиби, — мягко улыбнулся Князев. — Говорите спокойно и всё, что можете знать по делу. Вас надолго не задержат. У меня, кстати, имя, как у вас отчество. — Андрей повёл Константина в сторону будки. Парень поднялся вместе с ним в комнату, затем закрыл дверь и принялся ждать, пока старший закончит допрос.       Майор взглянул на Плотникова, севшего напротив, а затем заглянул в записи и произнёс — Если ваше алиби подтвердится, то мы даже не будем заносить вас в список подозреваемых. Есть ли у вас мысли, кто мог это сделать? В театре вы буквально один день, поди уже познакомились со своими коллегами по сцене, да? — Совершенно никаких, — признался Костя. — Я не могу так быстро узнать всё об отношениях внутри театра. Я только пришёл и тут такое… Сами понимаете… — Костя сидел, заламывая пальцы.       Они же не поднимут, что он из детдома? Они же не будут на него копать? Алиби уже есть. Всё точно подтвердится.       Майор устало кивнул ему на выход.       Костя поднялся, осмотрелся нервно и постарался уйти как можно скорее.       Андрей повёл Плотникова обратно в зал, произнеся: — Ну вот. Алиби у вас есть, мы его подтвердим и всёз будет отлично. — Князев улыбнулся, а затем вызвал очередного актера на допрос.       После окончания допросов актёров отпустили на перерыв, а оба «мента» направились в курилку. — Андрей, ты полицейский или кто? Веди себя соответствующе. Ты же понимаешь, что здесь всё может быть куда запутаннее, чем мы видим, а ты с ними, как со старыми друзьями разговариваешь. Рисуешь ещё что-то. Ты так с поста младшего лейтенанта никогда не поднимешься. Да хватит рисовать, — майор схватил бумагу, на которой Князев что-то старательно выводил карандашом, смял её и выбросил в мусорку.       Бросив «Пошли в машину», майор направился в сторону ожидавшего их УАЗика, а Андрей хотел было пойти следом, но остановился. Обернулся к мусорке, поджимая губы и затем услышал, как его кто-то окликает. — Михаил Юрьевич, снова здравствуйте. Что-то хотели?       Миша достал помятый портрет из мусорки. С листа на него глядел улыбающийся он сам. Но это уже другой рисунок. Когда успел только. — Я его заберу? — ухмыльнулся Миха, расправляя лист. — Вы, когда в следующий раз будете здесь, то автопортрет оставьте. Только в цвете, на такие глаза надо в цвете любоваться. Это я что так, что так чёрно-белый. — Миша засмеялся, помахав полицейскому и складывая листок в карман.       У Андрея аж уши чуть покраснели, но тот мгновенно повернул голову к УАЗику, едва только раздался крик оттуда: — Князев! — Иду! До свидания, Михаил Юрьевич! — И Князев быстрым шагом направился к машине, сверкая как начищенный пятак.