Поверенный смерти

      - Это ты виноват.       Драко нахмурился и, вскинув острый подбородок, зашагал быстрее, ведя за собой, оттягивая рукав и без того мятой рубашки. На его фоне Гарри чувствовал себя гадким утенком, который отчаянно пытается казаться если не лебедем, то хотя бы приличной птицей, на самом деле имея статус скромного селезня.       Как с иголочки одетый, друг выглядел безупречно: знакомый, но без перебора с гелем зачес ухоженных волос, блеск новеньких туфель и выглаженная вплоть до небольшой складки под плечами мантии школьная форма. Гарри же похвастаться внешним лоском не мог, прямо на ходу пользуясь бытовыми чарами.       Вообще, все это: и утренняя суматошная спешка, и бьющее сквозь ажур цветного окна солнце, и даже недовольные причитания Драко до одури напоминали такие же яркие и теплые минуты бега от остроконечной башни до неприметно укрытого кабинета Макгонагалл, когда Рон и Гарри – шебутные и нерасторопные, неосторожные, ругали себя, глупый ранний подъем и строгого преподавателя за проблему, которую сами и навлекли.       Смех сорвался с губ невольно, вызвав новый фыркающий возглас слева.       - Ему еще и весело, - кисть прошибло притупленной болью, Малфой засеменил быстрее, сводя брови и явно вспоминая куда дальше. – Отец бы меня убил и точно это сделает, если мы не найдем аудиторию в ближайшее время!       - Так вот же, - палец под презрительное: «Показывай ладонью, Поттер», ткнул в выглядывающего из-за резной двери Тео.       Завидев их, приятель усиленно замахал рукой, подгоняя к себе.       - Ну наконец-то! Профессора пока что нет, - из груди двоих одновременно вырвался выдох – будто камень упал с сердца, не иначе. – Пойдем скорее, я места занял, всё вас ждал. И чего так долго?       - Просто кто-то излишне много красовался перед зеркалом, будто собирался на прием к самому Министру.       - Просто кто-то излишне много ленился, проспав лишние тридцать минут, - Драко вернул колкость и, увидев, что ответа на нее не последует, довольно приосанился, занимая стул у окна, показательно высовывая кончик языка – знал, что друг всегда старается сесть ближе к стене, но из вредности в этот раз не уступил. Сам Гарри лишь хмыкнул, закатив глаза. Если тому нужно, то он позволит Малфою утолить жажду самолюбия, не забыв, однако, отомстить позже.       Класс галдел сойками, тот тут, то там раздавались восторженные шепотки, перетекающие в несколько раздражающие и слегка повизгивающие вскрики. Гарри поморщился, однако, злости при этом не испытывал, хотя и не любил шум. Ему было не чуждо то горячее, томящееся в сердце других пылкое юношеское любопытство, ведь как бы то ни было, испытывал он схожее.       Хмурый, как и вся крепость, этот, казалось, наполненный солнцем кабинет, не был вопреки внешней промозглости лишен своего уюта и шарма и чем-то (что было до ужаса смешно), напоминал Гарри школьный кабинет труда. Вдоль укрытых тенями стен тянулись узкие полки с инструментами, а прямо над преподавательским столом возвышался аккуратный шкафчик с маленькими квадратными брусками. Но большее внимание привлекали покоящиеся за кружевом голубого хрусталя прекрасные в искусности своей работы посохи – Гарри точно не видел подобных на чемпионате в прошлом, хотя и был уверен, что те по своей силе не уступали.       Только он хотел указать на это такому же заинтересованно смотрящему на витрины Драко, как входная крепкая дверь с оглушающем хлопком распахнулась: улыбчивый, раскрасневшийся молодой мужчина стремительно прошел внутрь.       - Прошу прощения за опоздания, но иногда господин Каркаров бывает весьма настойчив, я бы сказал настырен, - маг взмахнул рукой, заставляя аляпистые, кричаще – красные волны манжетов на рукавах взлететь. – Вы же у меня новый курс! – такой громкий, он, перестукивая-громыхая-шумя скрылся в кладовой, не переставая что-то двигать и шуршать.       Гомон в классе стих, сменяясь шаловливым любопытством. С соседних парт вытянулись головы нескольких учеников, пытающихся разглядеть что же такого происходит в скрытой за плотной шторой комнатке.       - Так давно не приходилось брать на себя ответственность самого-самого первого занятия у ребятишек, - мужчина собрал кудрявые медно-каштановые волосы в пучок, оставляя несколько прядок виться свободно – узкая, исписанная затейливыми узорами палочка с качающимся фонариком на конце крепко собрала высокую прическу. – Давайте познакомимся. Зовут меня Су Ионглианг, для вас всех профессор Су, чтобы было удобнее, - на долю секунды Гарри пересекся с преподавателем взглядом, но даже этого короткого мгновения хватило, чтобы увидеть полыхающий силой и трепетной несдержанностью огонь чужих глаз – живых, непокорных, поражающих. Перехватившее дыхание сдавило грудь, но делать с этим что-то Гарри даже не пытался, все еще пораженной тем, какой удивительной может быть энергия другого человека, какой она может быть неомрачённой и чистой. Волею случая получивший способность, он был несколько чувствительнее многих, а потому остро претерпевал подобное. Обычно незнакомая магия жглась, тут же…тут же она ластилась, как будто виляя хвостом.       Мистер Су между тем доброжелательно улыбался и не было в этой улыбке притворства или тяги показать себя в выгодном свете. Весь он: и забавная, нарочито небрежно уложенная прическа, и огненная блуза с пышным жабо, и сливающиеся с ботинками ядовито-зеленые брюки на подтяжках располагали к себе, создавая общую картину чудаковатого, но невообразимо умного человека – такого, которого смог бы взять в свою школу вопреки чопорности и строгости привычек вымуштрованный самим тёмным Лордом Игорь Каркаров.         Драко рядом фыркнул, словно читая мысли и одобрительно кивая, из-под прищуренных глаз рассматривая мага. Гарри не знал что видел и как оценивал он: по одежде ли, по положению рук, головы, осанке или еще невесть чему, однако, был уверен – воспитанный в семье потомственных аристократов, Малфой-младший свои выводы сделал.       - Как некоторые уже могли догадаться, я буду вести у вас уроки волшебного труда, но! – утяжеленный массивными перстнями, палец поднялся на удивленные возгласы вверх. – Не делайте поспешных выводов! Мой предмет – наука, и наука тонкая, требующая концентрации и определенных навыков, которых у вас, я в этом уверен, пока что нет. Но для начала, - раздался стрекочущий короткий щелчок – на стол перед каждым упала с глухим выдохом небольших размеров круглая коробка, доверху наполненная деревянными кособокими шариками. – Вы должны выбрать. Закройте глаза и доверьтесь чутью, самой сути магии, протекающей в ваших венах и ядре под сердцем.       - Основа для посоха!.. – восторженный полушепот одногруппника заставил Гарри обернуться – несколькими рядами позади веснушчатый мальчик, раскрыв в изумлении рот, рассматривал незатейливые кругляши.       - Верно – верно, - профессор одобрительно кивнул, поправляя очки; случайно задетая цепочка из малиновых бусин на их дужке затрещала перезвоном. – К концу первого курса каждый из вас самолично выточит свой посох, к концу второго покроет его рунами, а к концу третьего оживит. Этот артефакт не просто оружие, это – продолжение вашей души, но не как волшебная палочка, нет. Посох – думающий и своевольный, он характерный, ваш друг и верный помощник. Поэтому отнеситесь к своему заданию со всей ответственностью, позвольте ему выбрать вас, а вам выбрать его.       Все это было так путано и непривычно, совсем как рыболовные снасти старика-соседа Дурслей. Гарри зажмурился сильно-сильно, поджимая губы и сводя до морщин брови; вытянутая ладонь легла в коробку – пальцы обожгло. Подушечки коснулись покрытого бороздами и выбоинами бока, огладили шероховатые царапины и тут же решительно потянули наверх.       Гарри сомкнул ладони, поднося их к самому лицу, вдыхая с упоением нежный аромат топленого солнца и горьких дождевых туч, опоенных ленивым, тягучим мускусом.       - Интересный выбор. Молодой человек, последний раз подобный встречался мне у одного печально известного, но от того не менее талантливого и неповторимого волшебника. Чарующего, если можно так сказать человека…       Пояснять о ком речь нужды не было.       Еще в начале лета, случайно забредя в одну из множества комнат, Гарри с удивлением и стыдом признал в ней мастерскую. С удивлением, так как не рассчитывал, что столько важное для четы Геллерт-Грейвс место пропустит постороннего – отчетливо ощущалось чужое, нечеловеческое внимание, будто нечто, жившее в стенах, с внимательным любопытством осматривало Гарри, а не Гарри его; стыд же всколыхнул грудь и пронесся красным до самых ушей от нарушенной потаенности обители супруга опекуна – Криденс, будучи скромным и даже несколько зажатым, трепетно относился к тому, кого впускает в свое пространство, и совсем неважно: его ли это душа или рабочая студия. А посему, спотыкаясь на каждом шагу и неловко поправляя сдвинутые неосторожным поворотом плеч вещи, Гарри, прежде чем выбежать обратно, самым краем глаза заметил крепкий жезл, сияющий на конце впаянным в серебряную основу кристаллом.       - Рябина? Говорят злых духов отгоняет, - Тео задумчиво почесал затылок, рассматривая нежно-бежевый, располосованный зеброй шарик. Драко на его замечание тихо рассмеялся. – Что? Между прочим в учебнике написано, и ты бы знал, потрудись прочитать хотя бы первые три страницы, а не кидаться подушками до самой ночи.       Возможно, будь Малфой тем, которого так отчетливо хранила память прошлого, он бы несомненно разозлился, забурлил изнутри и выплеснул злость обидными, едкими замечаниями или принял защитную позицию, уповая на статус или образование, данное до школы, и, конечно, на то, что он и так все это знал. Однако нынешний Драко, пусть и недовольно засопев, не затеял ссору, беззлобно поддевая Нотта проказливым:       - Ты сам-то как раз три страницы всего и прочитал, потому что потом начал помогать, между прочим, Поттеру!       Гарри слушал перепалку вполуха, чувствуя, как перетекает в вены тонкий, совсем еще невидимый, но от того не менее обжигающий поток магии, исходящий от похожего на ягоду кусочка дерева. Словно разговаривая с ним, он нашептывал что-то совершенно непонятное, но ласкающее слух ударами беспокойных морских волн.  

***      

        В целом, можно было сказать, что Гарри даже утомился, хотя по сути своей ничего требующего концентрации и сил не сделал. Сказывалась общая усталость, а еще томящееся ожидание отбоя, до которого было еще целых семь часов.       В расписании занятий значилось всего одно, которое закончилось аккурат парами десятков минут назад, когда улыбчивый профессор Су похвалил каждого и попрощался, отдельно выделив неловкого застенчивого парнишку с самой дальней парты, который мало того, что смог одним из самых первых определить свою основу, так и невообразимы чудом и, как оказалось, талантом, уже на первом занятии без задней мысли случайно связать свою душу с душой будущего посоха. «У вас, молодой человек, родовой дар и для меня большая честь обучать такой самородок!» - одноклассник на слова учителя зарделся спелой вишней и торопливо спрятал смущенное лицо за волосами, лепеча тихое-тихое «спасибо».       Сейчас же, безбожно отставший от остальных и потерявший друзей, Гарри торопливо семенил по угрюмым коридорам, тонущим в дымной темноте. Одиноко колыхались огни факелов в кованных держателях, танцевали блики суетливых теней, казалось, тьма сгущалась все сильнее, оставляя тонкую, очерченную персиковым отсветом полосу.       Сердце упиралось в глотку, больно отбивая кадык, натягивая тетивой кожу. Было страшно. Ужас змеей полз по позвоночнику, кошкой оцарапывая спину и легкие, заходился канарейкой. Ускорившись, Гарри практически бежал в бесконечном лабиринте витиеватых коридоров, еще более запутанных чем в Хогвартсе – петляющих рождественским серпантином. Поворот влево – тупик, справа проход в больничное крыло, но где же лестница в главный холл?       «Вспоминай».       Досада и злость на самого себя соревновались. Что доведет быстрее? Что быстрее истончит самоконтроль? Темнота пыльного чердака с его зловонием щекотала нос, рябила сеткой паутины в глазах.       Руки сами собой потянулись к палочке, губы полушепотом выплюнули, вытолкнули хриплое «Люмос» - и тогда обезображенный, жуткий в осколках мерещащихся чудовищ закуток предстал обычной пыльной кладовой, куда привела жгучая паника и набатом стучащее желание выйти на свет. Света, однако, практически не оказалось, но и не было пустого взгляда монстров, таящихся в щелях настенной плитки и выемках между гобеленами.       - Нужна помощь? – тяжелая ладонь грузно опустилась на плечо, и Гарри вскрикнул, тут же закрывая рот вспотевшими, липкими ладонями.       - Что? – видимо, в глазах Гарри отразилось что-то, заставившееся обеспокоиться, потому как вздохнув, некто неловко пробормотал:       - Тебе нужно помочь? – наконец-то открывший лицо, озабоченно глядящий, Виктор Крам не выглядел самодовольным глуповатым спортсменом, коим казался в первые дни пребывания на турнире. Сейчас, облаченный в фирменную школьную форму, он, возвышающийся крепкой скалой, щурился умным и проницательным взглядом, незаметно осматривая задушено, сипло пыхтящего мальчишку перед собой.       - А? – растерянность все не отпускала, и Гарри, подавив тошноту, кивнул. – Да, да, было бы хорошо. Я не могу найти дорогу в главный зал.       - Идем, - Виктор круто развернулся, быстро направляясь вперед, практически исчезая и сливаясь в своей неприметной одежде с серостью укутанных в искрящуюся копоть стен.       Чтобы поспевать за его ровным, четким шагом, приходилось практически бежать. И оглядываться, ощущая, как сходятся в объятиях своды потолка, плавно перетекающего в кирпичную кладку.       Мор в черных лентах, обернутых браслетами вокруг запястий поскуливал, нежно кусая кожу и перетекая потоком магии до ключиц, под которыми спящим драконом горело высеченное оплавившейся кожей второе сердце. Гарри успокаивающе мурлыкнул под нос что-то невразумительное, оглаживая большим пальцем собственную ладонь, зная, что под ней, свернувшись бледной точкой, сгустилось сосредоточение всех его сил.       Конечно, за время жизни у Геллерта и время, проведенное с Драко, да даже те крохи, отпущенные Дурслям, Гарри научился со своими страхами справляться, терпеть их, хотя и не смог побороть до конца. Но чтобы так: внезапно, болезненно и горько – не было давно, ровно настолько, чтобы воцарившееся в душе спокойствие всколыхнулось, раскурочивая шаткую гармонию.       Винил Гарри и внезапное, приятно – ужасающее письмо-послание от Сириуса. Не самого его, нет! Винил тот шок и панику, которые оно вызвало. Неужели дорогой родитель теперь на свободе? Но как же, раз передал весточку так: на рваном клочке бумаги, явно написав второпях, укрываясь от глаз бдительной стражи? Или, может быть (мысли эти он отгонял, как отгонял и жгучие слезы, вызванные ими), то было предсмертное? Когда перед лицом Великой равны все, и уже даже ни на что не надеющийся человек, потерявший все, в конце концов потерял себя, решив вот так – жестоко, несправедливо – посмеяться над сыном, запертым в клетке своей беспомощности. Но то также не походило на правду. К чему тогда загадочная улыбка опекуна? Его спокойствие и озорной смех? Должно быть, все под контролем, ибо не смог бы Грин-де-вальд, которому Гарри (о, Магия Великая) доверял, так зло шутить? Верно?       Погруженный в тяготу своих мыслей, он совсем не заметил остановившейся мощной фигуры Крама, а потому врезался в его спину лицом, больно сминая нос и вдавливая мостик очков в переносицу.       - Осторожнее, - Виктор повернулся, поправляя ему очки. – Вот, - в грудь уперся тонкий, страниц на пять-семь буклет-книжка. – Странно, что вам такие не выдали, я доложу директору. Больше не теряйся.       Но Гарри потерялся, по крайней мере в водовороте событий, так как не успел даже поблагодарить, глупо всматриваясь в собственные руки и неожиданный презент в них.       - Вот ты где! – налетевший снежным вихрем, Драко обхватил его лицо своими ладонями, слегка похлопывая по щекам. – И где только носило? Мы с Тео оббежали почти два этажа.       - Я забрел в подвалы, извини, - растерянность в голосе немного смягчила буйный настрой друга. Драко раздраженно вскинул голову, стряхивая упавшую на глаза челку.       - Агх, - тонкие пальцы вцепились когтями в рукав. – Идем, - и вопреки внешней сердитости мягко повели следом.       Драко никогда не злился на Гарри по-настоящему, за что последний был сердечно признателен и благодарен. Возможно, дело было в еще не проснувшемся родовом малфоевском нарциссизме, может быть, в теплых чувствах, питаемых самим Драко к другу, а может (при все скромности, Гарри не мог отрицать этого) и в самом друге, сумевшем обуздать зарождающееся внутри доброго по сути своей ребенка чудовище и упокоить его, научив жить со своими эмоциями, не загоняя их в рамки скупого аристократического воспитания.       Время близилось к полднику, и привыкший к какому-никакому расписанию, Гарри практически хватался за живот, когда они наконец-то подошли к своему столику.       Дрожь все еще била барабанным перестуком по спине, опускаясь неровными разводами холодного пота до самой поясницы и застревая костью в горле. Стоит признать, что в первую очередь подобного Гарри не ожидал от самого себя, а теперь не знал как поступить лучше: умолчать или рассказать друзьям и семье, под которой с недавних пор подразумевал Геллерта с супругами и – Магия-мать – Волан-де-морта. Были ли то проделки стресса или, может быть, возвращающиеся приступы – знать не приходилось, от чего неприятно щемило в груди и свербело в висках.       А еще как можно скорее хотелось связаться с Томом. То, что тот укрыл информацию об отце обижало, однако, Гарри был уверен: узнай он раньше – случайно или нет - наворотил дел. И хотя уже сейчас явно замечалось чужое, ненавязчивое присутствие, Гарри от него стоически отмахивался. Реддл явно переживал, эмоции его – необычайно яркие и живые, обволакивали периной, глушили так, что от напряжения гудела голова, совсем как раньше, когда Том, прокаженный ненавистью и порабощенный тьмой, пытался его убить, навлекая каждодневно морок и буквально размалывая в крошево мозг.       - Ты в порядке? – Драко нахмурился, отвлекаясь от разговора с Тео. Гарри же с удивлением осознал, что пропустил момент, когда они сели и на вышитой гербовой скатерти появились блюда.       - Не совсем, - врать смысла не было, да и не хотелось. Наученный горьким опытом, он знал: лучше сказать правду, чем тяготить себя излишними, грызущими как труп черви, переживаниями. – В тех подвалах или катакомбах? Я не знаю как правильнее. Там было так темно, хотя вероятно мне показалось, но сам факт, - Гарри устало уронил голову на сложенные перед собой руки и взвыл, привлекая внимание нескольких старших учеников по соседству.       - У тебя снова был приступ? – Драко подобрался, с противным скрипом ножек стула пододвигаясь чуть ближе.       - Это не было похоже на приступ, но и не было чем-то вроде панической атаки, о которой рассказывал Персиваль. Я, честно, не знаю. Но напугало оно не меньше. Было похоже на состояние, будто я в кошмаре и пытаюсь из него выбраться, но никак не получается – чьи – то руки тянут, тянут и тянут назад. Возможно, я бы потерял сознание, не найди меня Виктор.       - Крам? Не ожидал от него такого альтруизма, - винить за предвзятость Драко не могли ни Гарри, ни Тео, ибо ни для кого не была секретом взращенная в нем отцом неприязнь и некое высокомерие в отношении других. Впрочем, настороженность к воспитаннику Каркарова объяснялась еще проще – он, собственно, был учеником Игори. Учеником любимым и нахваленным.       - Он не такой плохой, как может показаться на первый взгляд. Не суди книгу по обложке, - «Прямо как делал это со мной» осталось неозвученным.       - Отец называет Каркарова трусом и глупцом, а верить ему я привык. Да и сам Лорд спиной к такому человеку бы не повернулся никогда, тот слишком плохо прячет нож за рукавами.       Доля истины в словах была, Гарри сам не раз слышал полные гнева, шипящие, ядовитые замечания Тома. Чего только стоил инцидент с отравленным Драко или долгими поисками самого Гарри во время испытания.       - И всё же. Прошу, будь снисходительнее. Ты ведь не глупый и должен осознавать степень полезности выгодных знакомств, верно?       Верно. Поэтому Драко, нахохлившись воробьем кивнул, обиженно отворачиваясь. Принимать чужие замечания, особенно озвученные друзьями, он до сих пор не мог – неприятно ныло уколотое самолюбие и испорченная родителем самооценка.       Малфой прекрасно осознавал, что за защитой Гарри Крама кроется нечто более весомое, нежели случайное знакомство или трепетная мягкотелость, всепрощаемость приятеля. Гарри показался ему странным и необычным еще при первом знакомстве, продолжая плодить опасения и вопросы по сей день. Слишком умный для своих лет (и Драко точно не был глупее!), слишком скрытный, слишком хорошо находящий язык со взрослыми магами, слишком уставший для прожитых лет.       Разбросанные в сознании кусочки паззла не складывались пока что в общую картину, но даже так – порознь, битой мозаикой показывали отдельные ее части: то, как Гарри, будто вспоминая, зависал пустым, поддернутым молочной дымкой взглядом на простых, таких как палочка, метла или даже камин в Малфой-мэноре, вещах; как он болезненно заломил брови, когда первый раз в этом же мэноре вошел в главную гостевую залу, отупело рассматривая начищенный воском паркет, спрашивая сипло-сипло: «Ты не слышишь? Крики», чтобы потом встрепенуться и наигранно-весело позвать скорее на улицу и никогда более не задерживаться в этой комнате одному; как держал подрагивающими пальцами палочку Драко, словно та могла его укусить; как прижимался к боку гиены-Мора, думая, что никто не заметит как блестят слезами его глаза при виде крестного, размеренно перебирающего зелья или знакомо по-доброму ворчащего. И еще много подобных «как», смущающих, пугающих Драко. Создавалось впечатление, что Гарри, его близкий друг и первый человек, без боязни говорящий правду в лицо, открытый, поддерживающий и сопереживающий, что-то старательно скрывал, открыв тайну, казалось, всем, кроме самого Драко.  

***      

        Сириус пригнулся, прислоняясь ухом к холоду напольных плит. Грязные слипшиеся волосы упали на лицо, неприятно лезли в глаза. Он убрал их в небрежный пучок, заматывая неровной лентой-резинкой, оторванной от собственной робы. По коридору, хлюпая зловонными лужами, прошли несколько охранников, громко разговаривая.       Вдалеке, искаженный эхом и скулящей песней бьющихся волн, послышался горький, истеричный смех, сопровождающийся бессвязными бормотаниями. Один из стражников, вытянув из-за пояса короткую дубинку, со всей силы ударил по двери обезумевшего, пророкотав грозное:       - Завали! Или на корм дементору пойдешь, - сплюнул, чтобы потом прошипеть сквозь стиснутые зубы презренное: - Больной ублюдок.       «По себе людей не судят».       Когда шаги стихли, оставив после себя слезные завывания ветра и вторящие ему глухие рыдания обреченных, Сириус быстрым, точным движением вытолкнул под дверную щель тонкую пластину, поблескивающую кипельно-белым, чистым в грязи затхлой камеры, светом.       Несколько долгих, томящихся кипятком ожидания минут ничего не происходило, как вдруг, загудев, будто ожил, еле заметно затрясся пол. Мелкие камешки и сор запрыгали, затанцевали в бликах грустной Луны, пускающей серебряную тесьму сквозь пасть зубастого, в частоколах ржавых прутьев и мутного стекла крохотного окна. Дрожали испугом, казалось, даже стены.       Густой черный туман расползся змеей, укрывая попоной пол, колыхаясь воздушным войлоком. Сириус готов был поклясться, что видел плавающих в его озерах призрачных рыб, поедающих как приманку мертвые, но все еще сияющие звезды.       Дымка не жгла, не причиняла боли, подбираясь как к напуганному зверю, она по-матерински обняла исхудавшие плечи, накрыла капюшоном голову и спустя мгновение поглотила целиком.       Уже думая, что закончит свою жизнь так: уплывая в океане черной смоли, Сириус схватился за горло, понимая, что не может дышать, чтобы в следующую секунды, испытывая то ли потрясенную радость, то ли утопая в душащей ненависти, вскинуть голову и в калейдоскопе размазанного образа признать давнего знакомого.       Уперев руки в бога и сжав бледные губы, Снейп, смотря сверху вниз проскрипел:       - Если в тебе остались хотя бы отголоски гордости, поднимайся и иди за мной. Молча. Сделай это ради покойного мужа и живого, жаждущего встречи сына.