Shipwreck

Двумя днями ранее Лагерь сотрясся от силы рёва пещерного медведя. Палатки дрожали, земля гудела от звуков праведной ярости и воплей о неудаче. Но Астарион, раздражающе бесстрастный на фоне бушующей стихии, смотрел на Хальсина непоколебимо-стальным взглядом. — Мы ДОЛЖНЫ найти её! Мы должны найти её СЕЙЧАС ЖЕ! — взревел друид. — Как ты можешь быть таким равнодушным перед лицом такого зла… такого ПРОИЗВОЛА! Как ты можешь быть таким безразличным?! Или ты только притворялся, что любишь её, чтобы… — Выбирай следующие слова очень осторожно, друг мой, — низко прошипел Астарион. — Иначе ты обнаружишь, что твоё обращение с дикими зверями не так уж хорошо, как тебе кажется. Хальсин сжал кулаки, стиснув зубы в угрожающем оскале, возвышаясь над головой вампира на целых полтора метра. — Тогда объяснись, — огрызнулся он. Менее часа потребовалось, чтобы начавшаяся паника после обнаружения внезапного исчезновения Лирики переросла в перепалку между Хальсином, убеждённым, что вампир каким-то образом виноват в её пропаже, Астарионом, который отказывался отвечать на прямые вопросы, хотя первым заметил её пропажу, и Шэдоухарт, которая при всех своих обычных социальных проблемах доблестно пыталась удержать двух мужчин от разрывания глоток друг другу. — Я перед тобой не отчитываюсь, — ответил прямо Астарион. — То, что касается меня и Лирики, останется между нами и только между нами. Но не думай, что я не знаю, почему ты так переживаешь, громила. Я слышал, что ты говорил с ней той ночью. О чём ты просил её, когда думал, что тебя не слышно. Хальсин нахмурился. — Я у неё ничего не просил, чего бы она не была готова дать. Мне просто нужно было знать, как дитя природы у дитя природы, что почувствовала она от нашей связи в диких землях. Тебе этого не понять. — Умоляю! — вмешалась Шэдоухарт, судорожно махая руками между ними. — Прекратите! Это ни к чему не приведёт и уж точно не поможет нам понять, что произошло. Я тоже хочу найти её, понимаете? Она дорога нам всем. Может быть, она мне даже ближе всех сестёр. Так что хватит! Вы оба! Гейл, всегда бдительный, воспользовался моментом, чтобы присоединиться к компании. — Я обследовал все окрестности этого лагеря и не вижу ничего, что могло бы заставить меня поверить, что на нас напали ночью. Здесь нет ни следов борьбы, ни даже отпечатков ног. Никаких следов магии, которые я обнаружил. Как будто… как будто она просто встала и улетела в никуда. Астарион вздохнул и постарался не слишком откровенно закатить глаза. — Боюсь, ты близок к истине. Только вот всё гораздо хуже, чем все вы думаете. Лицо Шэдоухарт зеркально повторило выражение лица Хальсина, сменившись на обеспокоенное. — Подожди. Астарион, Хальсин прав? Ты знаешь, где она? — Нет, не совсем, — ответил он, сделав ударение на первом слове с характерной интонацией и жестикулируя широко расставленными руками. — Но у меня есть особые подозрения. Слишком много удобно соединённых точек, чтобы их игнорировать, так сказать. Вот почему я провёл последний час в раздумьях. — Он сделал паузу. — Насчёт Капли. Собравшаяся компания выглядела так, словно могла бы ударить его, не испытывая при этом ни малейшего чувства вины. Поэтому, почувствовав растущую опасность для своей персоны, Астарион быстро продолжил. — Капля. Клоун. Ну, знаете, из того нелепого цирка в Ревингтоне? — Допельгангер, — добавила Лаэзель ровным низким тоном. — Тот, который устроил тебе засаду с собакой в качестве фокуса. Лирика сказала, что это своего рода оборотень. Они крадут облик кого-то другого, чтобы занять его место в обществе. — Да, именно так, — Астарион кивнул, пошевелив пальцами. — И как только мы расправились с этим существом — хотя я до сих пор считаю, что этот маленький трюк с собакой был лишним, — мы с неизбежностью обнаружили, что настоящий старый добрый Капля, по-видимому, уже разорван на куски. — Несомненно, это работа Орин, — Хальсин сложил руки и поджал челюсть. — В конце концов, она скрывалась там, как та дриада, предсказывающая судьбу. И как Избранная Баала, Владыки Убийств, подозреваю, что это именно она стоит за всей этой чередой серийных убийств, которые, по слухам, происходят в этом городе. После этих слов Астарион начал расхаживать взад-вперёд. — Да, а что если — выслушайте меня — что, если за всем этим стоит кто-то другой? Кто-то, кого никто из вас… не знает? Карлах, которая до этого момента молчала и наблюдала за происходящим, вздрогнула. — Точно! Касадор! Этот старый ублюдок наконец-то пришёл за тобой, да? Решено. Предлагаю отправиться к нему в особняк, что бы там ни было, забрать нашу девочку и отыметь его! Астарион снова напрягся и слегка отступил от толпы собравшихся. — Не Касадор. Ну, не совсем. Послушайте, я вообще-то умею хранить секреты, несмотря на всеобщее мнение, но мне кажется, что вам пора узнать кое-что про Лирику. У нас с ней довольно страшная история. У нас обоих в прошлом были свои монстры. Мой, как вы теперь знаете, — отвратительный повелитель вампиров, буквально помешанный на ритуалах вознесения в бессмертие на спинах своих отродий. В этом смысле он довольно демонстративен. Но её монстра гораздо труднее заметить. Вписанный в саму структуру города, эльфийский отпрыск владеет не только богатством и властью торгового флота, но и невежественно обожающими сердцами высшего общества Врат Балдура. И оба они несут прямую ответственность за те шрамы, которые носим мы с ней. Шэдоухарт опустила руки и заёрзала, не зная, как поступить дальше. — О чём ты говоришь, Астарион? Она что-то рассказала тебе о том, что происходит? Может быть, пока… — Она указала жестом в сторону его палатки и лежака. — Даже если это было что-то, о чём вы впервые обменялись в интимной обстановке, пожалуйста, расскажи нам, что ты знаешь. Правда, я понимаю, что секреты нужны и важны, ты это знаешь. Но если мы сможем спасти её… Он вздохнул и окинул жрицу взглядом. — Ты ведь искусна в лекарском искусстве, не так ли, дорогая? Наверняка ты заметила, что на теле Лирики есть внушительный безобразный шрам. И хотя сейчас он украшен некоторыми из традиционных татуировок, он так глубок, что клинок, которым он был нанесён, на своём пути, снёс ей половину груди и несколько рёбер. Шэдоухарт кивнула. — Конечно. Все мы видели. Такое невозможно не заметить. — Ты когда-нибудь спрашивала её, как она его получила? Все почти с укором покачали головами. Но, как ни странно, именно Лаэзель ответила. — Требовать от воина, чтобы он раскрыл тебе историю своих ран, — грубая наглость. Такие истории — дар, передаваемый между теми, кто связан кровью на поле боя. Ни я, ни кто-либо другой не вправе задавать столь дерзкие вопросы. Гейл опёрся на свой посох. — Мне показалось, что это больная тема, если честно. Я просто предположил, что она не хочет говорить об этом. Астарион язвительно улыбнулся. — Потому что она не хотела. Во всяком случае, не с тобой. Но прежде чем ответ вампира успел вылиться в новый раунд обмена оскорблениями, Уилл, наконец, нарушил молчание: — И именно этот монстр, как ты считаешь, забрал её? Кто он? Что он собой представляет? Где мы его найдём? Давайте не будем тратить время на пустую болтовню, если есть работа, которую нужно сделать. Недовольный охватившим его чувством клаустрофобии, когда вокруг него собралась такая толпа, Астарион молча отошёл в сторону и направился к догорающим остаткам бывшего ночного костра. — Я никогда не любил рассказывать, — начал он. — Но было время, довольно давно, когда я был в гуще политических событий этого города. В основном, признаюсь, скучной. Торговые споры, права на пользование землёй, мелкие преступления — всё это было очень обыденно. Но я узнал, насколько велико влияние благородных эльфийских домов из внешних королевств. Может показаться, что это не так, учитывая, с какими игроками мы имели дело в последнее время, но во Вратах Балдура есть три Дома, которые вершат суд. Дом Элестар, Дом Лхаритлин и Дом Аргентаамн. Когда его не прервали, несмотря на то, что Хальсин с каждой минутой проявлял всё большее нетерпение, Астарион продолжил: — К Элестарам часто обращаются из-за того, что они торгуют непонятными и древними знаниями и магией. Очень популярны среди чародеев и мастеров по изготовлению свитков во Вратах Балдура, как вы, думаю, понимаете. Впрочем, Лхаритлин довольно скромны. Они славятся сложными музыкальными инструментами, поэтому их поддерживают в основном Бардовские колледжи и тому подобное. Но есть ещё и Аргентаамн. И они были очень заняты в последние несколько столетий. Ещё до того, как я прожил сто лет в могиле, отпрыск Аргентаамна полностью монополизировал судоходство города, установил почти полный контроль над торговым флотом и снискал такую популярность среди элиты — за то, что буквально доставал им всё, что они хотели, в два раза быстрее, — а потому был прозван Хозяином Морского Меча. Ироничный титул, но он заслужил каждую букву. Лирика, к сожалению, знала его под другим именем — Оливет Инген Айлиль. К удивлению почти всех, откуда-то со стороны пристани неожиданно появилась Джахейра, их союзница и проводник по извилистым дорогам Фаэруна. Даже Хальсин, не услышавший её приближения, был поражён. — Я знаю это имя, — громко заявила она, со злостью произнося слова с тетирианским акцентом. — Все арфисты знают это имя. Оливет Инген Айлиль — не просто потомок Аргентаамна, но и ткач самых чёрных нитей, которые искажают жизни почти всех, кто когда-либо пересекал морские просторы. Он — кракен глубин! Молчаливый морской змей! Кошмар в прекрасном маскарадном костюме, который заставит вас задыхаться на горах шёлка ещё до того, как вы поймёте, что ваш кубок отравлен. Шэдоухарт покачала головой со смесью недоверия и растерянности. — Но какое отношение этот эльф имеет к Лирике? Она никогда не упоминала о Благородных домах и не носила их знаков. Она следопыт. Лесной странник. Какая связь может быть у неё с этим Оливетом? Все снова повернулись к Астариону. Конечно, никто не был доволен тем, что это напыщенное, раздражающее вампирское отродье стало ключом к разгадке, но такова уж судьба, что Лирика решила довериться ему, а не кому-то другому. Он весело вскинул голову, осознав это. — Ну, скажем так, моя дорогая Лирика не всегда занималась тем, что гладила кроликов. Или переписывалась с белками, если уж на то пошло, — пошутил он. — На самом деле, она была пиратом. И не просто пиратом. Сикс-Телл Темалир, Сирена Побережья Мечей. Это заявление застало всех врасплох. Это имя было известно большинству из них. Как и связанные с ним шокирующие легенды. Карлах озадаченно моргнула. Гейл так наклонил голову набок, что его шапка с кисточкой чуть не упала прямо в грязь. Уилл подавился собственной слюной. Лаэзель дёрнулась. Джахейра медленно вдохнула, приподняв бровь. Хальсин тщётно пытался ослабить воротник и отдышаться. А Шэдоухарт гневно сверкнула глазами. — Это невозможно. Абсурд! Ты лжёшь! Улыбка Астариона, однако, стала только ярче. Что, естественно, сделало его лицо ещё более жутким. — О? Неужели ты действительно так думаешь, Шэдоухарт? Неужели ты думаешь, что я стану придумывать такую замысловатую историю, чтобы объяснить, почему командир нашего маленького рейса вдруг испарилась? Нет, когда правда гораздо интереснее. И уж тем более, когда я знаю, что вполне вероятна определённая череда вполне вероятных событий? Джахейра предостерегающе подняла руку в сторону недружественной компании. — Пусть говорит. Впрочем, это не имело значения, поскольку Астарион в этот момент не собирался сдерживаться. — Мы прибыли во Врата Балдура, получив немалое признание: весть о нашей победе у Лунных Башен совпала с вторжением армии Абсолют в сам город, который теперь трещит по швам от наплыва напуганных беженцев. Город, в котором с давних пор живёт не только мой старый хозяин, но и противник-командир, едва не стоивший Лирике жизни, когда она, наконец, осмелилась бросить ему вызов. Человек, который наслаждается не только смертью, но и экстазом от убийств. Это его искусство, его пропитание, которое — прежде чем кто-то из вас произнесёт — в разы превосходит всё, что делал я. Но она пережила его, а для такого монстра нет ничего хуже, чем тот, кто может страдать от тебя и жить. И он знает, что она здесь. Он должен знать. Астарион продолжал, его тон становился всё более жёстким, поскольку эмоции начали окрашивать его голос и выдавать истину его страхов. — Затем мы узнаём, что Избранная Баала присоединилась к галерее злодеев, выстроившихся в очередь, чтобы отхватить от нас кусочек. Орин Красная, которая наслаждается медленной, издевательской смертью невинных. Забирает их лица, а остатки тел в расчленённом виде разбрасывает по улицам или засовывает под половицы, чтобы их нашли служанки. Не сомневаюсь, что она уже нашла приемлемую аудиенцию у некоего Оливета Ингена Айлиля. Шэдоухарт сглотнула и неожиданно обнаружила, что борется со слезами. — Ты… ты думаешь, она мертва? Лирика уже мертва? На этот раз первым ей ответил Хальсин, крепко прижав кулак к груди и пытаясь сквозь шёпот ветвей далёких деревьев разглядеть звёзды над головой и духов, говорящих через них. — Нет, — ответил он с невозмутимой уверенностью. — Она ещё жива. Её сердце всё ещё бьётся в такт с ритмом Дуба-Отца. Однако ответ Астариона был куда менее спокойным. — Конечно, она жива. Оливет ни за что не упустит шанс воплотить в жизнь все свои безумные фантазии о мести, которые он вынашивал все эти годы. Она будет нужна ему до тех пор, пока он сможет её удержать. До тех пор, пока она будет жить и мучиться. В этом наше преимущество. Возможно, я покажусь вам немного жестоким, но это действительно даёт нам шанс. Нам просто нужно выйти на след и выяснить, где он её держит. — Думаю, в этом я могу помочь, — Джахейра почесала подбородок, размышляя над этим вопросом. — Возможно, арфисты уже уничтожены, и в них проникли эти… допельгангеры. Но у нас в городе ещё осталось несколько надёжных шпионов. А это как раз специализация арфистов. Оливет — это не просто крыса из подворотни. Он бюрократический актёр. Сияющая звезда на вершине политической власти. Это означает, что есть, по крайней мере, несколько правил, которые он должен соблюдать, и положение, которое он должен поддерживать. Наши люди хорошо подготовлены, и я уверена, что мы можем многому научиться у оставшихся контактов. Шэдоухарт ухватилась за этот крошечный кусочек надежды. — Тогда сделай это. Отправляйся туда и найди всё, что сможешь, так быстро, как только сможешь. А пока остальные должны вернуться в Ревингтон или даже в Нижний город. Кто-то что-то знает, и я найду его, даже если мне придётся вытягивать информацию из мёртвых. Клянусь всем, что поддерживало нас в эти трудные времена, я задам пять вопросов отрубленной голове в судне, если понадобится. — Хорошая мысль, — согласился Хальсин. — Джахейра обсудит это с арфистами в тайне, но я думаю, нам лучше внести свою лепту более скоординированно. Карлах и Уилл, посетите лагеря тифлингов и гурцев и узнайте, не слышали ли они чего-нибудь в подземных ходах. Скорее всего, они также получат новости через постоялые дворы, если таковые имеются. Шэдоухарт, ты и Лаэзель должны исследовать храмы и лечебницы. Если они приняли убитых или свидетелей, то там вы сможете поговорить с ними более конфиденциально. Гейл, что насчёт «Волшебных принадлежностей»? Как думаешь, может, там знают какую-нибудь магию, с помощью которой мы могли бы её найти? Или освободить, когда придёт время? Гейл был несказанно рад тому, что его особые таланты снова пригодятся. — Конечно! Я сейчас же отправлюсь туда и поговорю с архивариусом. Находить потерянные важные вещи — это то, что мы умеем делать лучше всего! Пока остальные пристёгивали доспехи и собирали оружие для отбытия, Хальсин обратился к Астариону. — Мы с тобой вернёмся в Цирк. Это последнее место, где вы были вместе перед возвращением в лагерь, верно? Астарион замялся. — Да, но не понимаю, почему это имеет значение, и, кроме того, мне не очень интересно участвовать в карнавальном представлении с танцующим медведем. Хотя, по иронии судьбы, их различие в возрасте было не так уж и сильно, Хальсину пришлось применить всё своё медитативное спокойствие, приобретённое за 350 лет пребывания в этом мире, чтобы удержаться от попытки переделать скелет вампира в форму, более подходящую для странствующего вертепа. А может быть, и для чьей-то витрины с диковинками. — Из всех… Я действительно никогда не пойму, что она в тебе нашла, Астарион. Объект насмешки лишь сделал скромный реверанс. — Очевидно, это всё моё безупречное обаяние. Не считая, конечно, потрясающей внешности. Верховный друид прижал большой палец к виску и усилием воли заставил свой пульс замедлиться. День предстоял быть очень, очень долгим.