Shipwreck

Астарион крутанулся на месте, его клинки были готовы убить ещё до того, как прозвучала последняя фраза. Хоть его и застали врасплох, но его рефлексы были натренированы именно для таких моментов. Две сотни лет тренировок давно выработали в нём инстинкт, что даже если кто-то и способен подкрасться к нему, он не выживет, чтобы потом рассказать об этом. И когда он повернулся, от обоих не ускользнуло, что один короткий меч оказался направлен прямо в живот Оливету, а другой занесён над его шеей. Но хоть плут и держал его на мушке, Астариону потребовалась секунда, чтобы понять, что ладонь Оливета лежит у него на груди, прямо над сердцем. А ещё от прикосновения исходил странный жар… словно сияющая святая магия уже была готова к взрыву. Лирика предупреждала его об этом. Оливет почти наверняка был каким-нибудь жрецом, возможно, даже боевым заклинателем, если он верно распознал знаки. Этакий пресловутый жрец с осиновым колом, как он однажды выразился. Теперь они оказались в тупике. Астарион мог в мгновение ока пронзить плоть своими клинками, но сила, которая сейчас гудела в ней, была дарована богом и наверняка так же быстро обратит вампира в пепел. Или, что ещё хуже, обратит его и подставит спину под неизбежный святой удар. — Должен сказать, — непринуждённо заметил Оливет. — Выбирать она и правда умеет, да? — Лихих злодеев с острым умом и ещё более острым языком? Дорогой, умоляю. Мы оба знаем, что она имеет в виду только меня. Оливет даже улыбнулся, отчасти веселясь, а отчасти в силу дипломатической привычки. — А вот и он. Знаменитый Астарион. Знаешь, я не спускал с тебя глаз. С тех пор, как стало ясно, что Касадор сильно недооценил изменения, произошедшие с тобой после твоего недавнего исчезновения. Как видишь, это высокомерие. Оно всегда в конце концов их добивает. Но уверяю тебя, я не допущу подобной ошибки. Его рука переместилась, большой палец провёл по грудине Астариона почти чувственным движением, проследив от стыка рёбер до впадины у ключиц. Но закончилось оно округлым жестом, который вампир распознал как знак, предшедствующий лучистому удару. Оливет был вынужден слегка вздохнуть, когда клинок у его шеи провёл тонкую красную предупреждающую линию. В ответ Астарион улыбнулся. — Оливет Инген Айлиль. Если б я этого не знал, я бы сказал, что ты приглашаешь меня на танец. Черноволосый мужчина задумчиво склонил голову, ненадолго вспомнив сцену в бальном зале Касадора и как эльфийка снова оказалась в его объятиях. Мысль о том, что её любовник, её недостойный любовник, находится в таком же положении, заинтересовала его. Не настолько, чтобы изменить свои планы, но он должен был признать, что Астарион был именно тем мужчиной, которого при других обстоятельствах он бы с радостью пустил в свою постель. Оливет поднял другую руку, сгибая два пальца во вторичный соматический элемент. В ответ на это кончик основного меча Астариона пробился сквозь многослойную одежду и пронзил нежную кожу над его бедром. — Ты ведёшь, — прошептал Астарион, сузив глаза. Оливет слегка отступил назад, и Астарион сделал ответный шаг в его направлении. Оливет опустил левую руку и растопырил пальцы, чтобы разорвать нити магии, оплетающие его руку; Астарион опустил остриё своего короткого меча и заметил небольшое пятно крови, просочившееся на дорогую ткань. Оливет пробормотал какое-то священное слово; Астарион полоснул лезвием своего клинка прямо по гортани мужчины, прежде чем тот успел закончить. Оливет повернул голову в сторону, чтобы задержать лезвие более толстыми сухожилиями; Астарион обнажил клыки. Это был их танец. Медленное болерó в разгар неподтверждённой связи с танго. Нос к носу, окутанные благословенным сиянием, осквернённые сталью, которая следовала по следам, отмеченными красными лепестками капель. Ставка, конечно же, жизнь или смерть. Точнее, жизнь мёртвым и смерть живым. Оливет почувствовал, как по телу пробежала дрожь, когда он сделал ложный выпад влево и зацепил Астариона лучом священного возмездия. За это он поплатился раной на правом боку, которая едва не прошла по внутренней стороне локтя. Он скривил губы в гримасе. Лишиться руки он сейчас не мог. Он откинулся назад и жестом указал на выход. — Ну же, Астарион, — с озабоченным видом произнёс Оливет. — Будь благоразумен. Посмотри на нас. Это глупость. Драка из-за женщины. Как-то нелепо, не находишь? Астариона это явно не убедило и, к раздражению Оливета, слегка повеселило. — О, я согласен, лорд Айлиль. Орин вряд ли относится к тому типу леди, которую привозят домой к матери. Если, конечно, вы не хотите, чтобы ваша мать сама стала украшением праздника, а не бесконечно твердила о своём безупречном вкусе. Старший эльф зашипел. — Я ненавижу эту баальскую ведьму, как и ты. Просто не вижу смысла становиться её очередным «костюмом». — О, а мне кажется, что дело не только в этом. Возможно, тебе и удалось одурачить Горташа, Оливет, но я знаю тебя лучше, чем ты думаешь. — Неужели? Тогда скажи мне, Астарион, что же такое ты, по твоему мнению, знаешь? Они снова задвигались в унисон: Оливет — спиной к полкам с банками, Астарион — спиной к порогу из богато украшенных половиц, которые служили ему входом и выходом. — Всё просто, — ответило вампирское отродье. — Лучшие планы всегда таковы: трём амбициозным аватарам Мёртвой Тройки удаётся извлечь корону Карсуса из хранилищ Мефистофеля. И пока они сцепляют пальцы и злорадно хохочут над своими планами вторжения с извивающимися паразитами в Старшем Мозге, Преисподняя обращает на это внимание. Рафаил прилетает в город с кучей контрактов, а Зариэль начинает дёргать за ниточки свой собственный зверинец марионеток. Но при этом все почему-то забывают, что пострадавшей стороной здесь является Мефистофель: на его владения посягнули, а приз из его собственных хранилищ украден. Почему же все об этом так легко забывают? Потому что Маска позаботился об этом. Оливет повернулся на месте; Астарион перенёс свой вес на правую сторону. — Продолжай. — Видишь ли, Мефистофель уже проник во Врата Балдура. На самом деле, он планировал свой захват веками, благодаря контракту, вырезанному на спинах семи вампирских отродий из Дома Зарр. Чёрная месса Вознесённого вампира и семь тысяч и семь душ, которых она поглотит, отправятся прямо в ледяные глубины Кании. Но холодный и расчётливый Владыка Холода — это ещё и вспыльчивый Владыка Адского Пламени. Ходячее противоречие дьявольскому чародею, известному своими мёртвенно-белыми глазами, длинными, прямыми, чёрными волосами и эффектной, струящейся накидкой, тёмной, как самая глубокая бездна. Воистину, тот ещё тип. Оливет усмехнулся. — То есть ты считаешь, что я на самом деле замаскированный Мефистофель? Я польщён. — Не обольщайся, — продолжил Астарион. — Ты не он. Сходство с ним — лишь ещё одно доказательство дьявольского высокомерия. А что ты говорил о высокомерии? Это то, что их в конце концов добивает? — Смысл ты уловил, отродье. — О, да. Так на чём я остановился? Точно, противоречие. Что ж, мы знаем только одно мерзкое существо, которое тяготеет к такому специфическому виду хаоса. И вот появляется Маска, обещая Мефистофелю то, чего жаждет каждый повелитель. — Власти? — Возможности никогда не быть обнаруженным, — Астарион снова шагнул вперёд. Оливет отступил назад. — Власть у него есть. Либо он может получить её в свое время. Но чего у него нет, так это способности оставаться незамеченным. Он всегда уязвим к тому, что его обнаружит кто-то похуже. — Так вот, кто ты для меня, Астарион? Кто-то похуже? Астарион проигнорировал колкость и продолжил. — Даже в древнем храме Баала уже есть сыщик и Кулаки, идущие по его следу. И вот Маска обращается к тебе. К жрецу, которого он уже переманил на сторону Касадора, чтобы тот не обнаружил исчезновения всех тех, кто был заключён в подземельях. Тот, кто научил его инфернальным заклинаниям и помог довести до совершенства текст, который он вырезал в плоти собственных детей. И сделал это так, что ни один дьявол не зашевелился в доме летучих мышей, чтобы раскрыть план. Оливет усмехнулся. — Разумеется. Как скажешь. Возможно, это объясняет твои проблемы, о, малыш-отродье. Но ты не сказал ничего, что объяснило бы, какое отношение всё это имеет к чему-либо. — Ну, — ответил Астарион, прокрутив запястьем, чтобы вновь направить клинок к бедру Оливета. — В этом-то всё и дело. Видишь ли, меня долгое время ставило в тупик то, почему план вдруг начал рушиться, когда меня похитил «Наутилоид». Конечно, это означало, что Касадор не сможет закончить свою чёрную мессу, пока меня не вернут, но к тому времени мне стало очевидно, что с точки зрения Мефистофеля Вознесение было лишь побочным эффектом. Превращение Касадора в некое подобие Высшего Повелителя вампиров было лишь его платой за сделку, а не самой сделкой. — Знаешь… — довольно беспечно заявил Оливет. — Ты гораздо умнее, чем люди о тебе думают. Я даже несколько удивлён. Честно говоря, я принимал тебя за лощёного идиота. — Я в курсе. Это часть моего обаяния. Тогда-то мне и пришло в голову, что, как бы отчаянно я это ни признавал, дело не во мне. — Трагедия. — Ещё какая. В любом случае, моё похищение и заражение личинкой Пожирателей разума было просто нелепым совпадением. То, что я пропал в дикой пустоши, не сильно изменило планы Касадора. Вселенская задержка, не более. Нет. Всё дело в ней. Она была той, кого Маска не смог предсказать. Она была той, кто расстроил все твои планы. Но долгое время я не мог понять, почему. — А теперь, когда ты познакомился с Темалир, всё раскрылось? К ужасу Оливета, Астарион выпустил из рук свой короткий меч, и тот со звоном упал на пол. При этом он поднял руку вверх и обхватил ладонью шею собеседника, неловко притянув его ближе. — У меня к тебе только один вопрос, Айлиль. Один вопрос, и тогда мы с тобой будем в расчёте. — Его губы приблизились к уху собеседника, и Оливет почувствовал тёплое дыхание Астариона на своей коже. Он зарычал, неосознанно извиваясь в его властной хватке. — И что же это за вопрос? — Восьмиконечная звезда, которую ты вырезал на её груди. Увечье, которое ты нанёс на её тело с такой точностью и умыслом. Для чего это? Ты забрал её из моих рук, прямо из моей постели, чтобы довершить дело. Зачем? Оливет рассмеялся, хотя Астарион всё ещё чувствовал борьбу в его движениях. — Я знал, что ты никогда этого не поймёшь. Никто не поймёт. Но, как ты сказал, всё очень просто. Видишь ли, я — его жрец. Но она должна была стать его Избранной. Идеальной Избранной. Та, которая была бы создана так, что её никогда нельзя было бы переделать. Она могла бы стать кем и чем угодно, как бы он захотел и пожелал. Совершенная, божественно изменчивая. И самое главное, что она даже не узнала бы об этом. Она видела бы себя пешкой в руках могущественных людей, и всё же контролировала бы их судьбы каждым своим шагом. Рабыня повелителей, которых бы она обвела вокруг своего мизинца. Она никогда бы не прекратила сопротивляться тем самым силам, которыми обладала бы сама, и, таким образом, никогда бы не победила и никогда бы не проиграла. Именно поэтому он сделал бы из неё мою лучшую соперницу и мою идеальную супругу. Королеву пиратов, чьё коварство необходимо для поддержания верховенства закона. — Но в итоге она стала жертвой Абсолют, — возразил Астарион. — Паразитом, преследующим Великий Замысел империи иллитидов. Оливет хмыкнул. — Только не так, как видишь ты. Плетение ужесточило контроль над судьбой и соединило все нити, чтобы этого не произошло. Недошаритка, которую послали за Астральной призмой; дочь гит, которая узнает о её значимости и будет защищать её ради будущего своего народа; волшебник из Глубоководья, чьи знания и неповиновение Мистре воплотят эту историю в нетерийских рунах и сделают её реальностью; сын Рейвенгарда, который откроет доступ к высшей знати Врат Балдура; боевая гончая Зариэль, несущая в себе око Преисподни и отвечающая на её приказы; и вампирское отродье Касадора Зарра, который приведёт их всех к своему хозяину, а значит, и ко мне, в назначенное время. А потом, вливаясь, как океан, заполняющий трещины в скале, она связала вас всех вместе. Четвёртый Избранный, о котором никто даже не подозревал. Как ещё она могла претендовать на нетерийские камни? Как ещё она могла прикоснуться к ним? Зачем, если не из-за этой правды, Баал потребовал, чтобы Орин захватила именно её? Астарион убрал оружие от горла боевого жреца, но не убрал руку с его шеи. — И всё же… — Теперь он говорил прямо в щёку Оливета, хоть всё ещё и опасался магии у своего сердца. — Всё прошло не так, как пожелал твой бог, не так ли? Что-то продолжает тебя терзать. Иначе ты бы вмешался, чтобы убедиться, что переход Касадора на сторону Мефистофеля был успешным. Ты бы проследил, чтобы он не пытался завершить её жертвоприношение только для того, чтобы насолить мне. Астарион почувствовал, как по телу собеседника пробежала странная дрожь. Как будто он слушал более чем одного человека одновременно, но не мог полностью различить, чей это голос. Его глаза выглядели почти потерянными, а взгляд был устремлён вдаль. Когда он ответил, его тон был ровным. Растерянным. — «В песнях мёртвых — слова наших страхов, с волн они смеются, маня за собой…» — пропел он тихо слова, с акцентом, не свойственным его обычной речи. — «В душе жажду слиться с ними, жажду свободы. Помню многих, кто не помнит меня.» — Затем он сделал медленный, болезненный вдох. — Я слышал эту песню, снова и снова прокручивая её в голове. И когда я слышал её, я знал, что она рядом со мной. Я всегда мог её найти, просто по рифмам. Но потом всё прекратилось. Ты это понимаешь? Это просто… прекратилось. Я зову её по имени. Я зову её днём и ночью, но ничего не слышу. Темалир. Моя прекрасная Темалир, моя Песнь моря. Мой Творец Песен, столь же незабываемая, как и само её имя. Я пою, «На глубине моря найдём мы покой. Станет команда едина со мной». Но она мне не отвечает. С ледяным рычанием Астарион приблизил губы к уху собеседника и прошипел: — Потому что, безмозглый ты молокосос, это не её имя! Лишь позже Астарион вспомнил истошный вопль, оглушивший его, и ощущение обжигающего кожу праведного огня. А ещё — звук разбитого стекла вокруг, запах алкоголя, крепких духов и ощущение падения. Он бросился в темноту, но получил в ответ то, что мог описать только как холодную ярость. Затем кто-то схватил его за руку, пальцы впились в броню, словно были из адамантина. Тогда-то и началась настоящая битва.

***

Орин беспокойно расхаживала по центральному помосту под величественным черепом Баала в глубине своего храма в Подземном городе. Вокруг неё собрались посвящённые и преданные культисты, но никто не осмеливался подойти настолько близко, чтобы предложить хоть какую-то помощь. Всё равно это было бы нежелательно, да и умирать ради того, чтобы выслужиться перед Избранной, никому не хотелось. — Почему он не приходит? — спросила она, ни к кому не обращаясь. — Он обещал, он обещал! Но тут она заметила знакомую фигуру, осторожно переступившую порог ворот и вышедшую на лестницу. Орин чуть было не окликнула его в оправданном гневе, но увидела, что он несёт что-то большое, перекинутое через плечо. Пока Избранная Баала наблюдала за происходящим с безумным блеском в белых глазах, Оливет Инген Айлиль спустился по кривой лестнице, миновал часовых из числа Нечестивых Убийц и Чёрных Стражей и вышел на помост, где стоял пустой жертвенный алтарь. Орин пронеслась вперёд, заглядывая вверх ногами и хлопая в ладоши в злобном возбуждении. — Что это? Что это? — начала она спрашивать, но Оливет счёл этот вопрос риторическим. Вместо того, чтобы сказать очевидное, он просто снял бессознательное тело Астариона со своего плеча и положил его на большую серую каменную глыбу, которую окружали почитатели Баала. Затем он отвесил Орин отрывистый поклон и жестом указал на приз, который он для неё принёс. Протопав к столу босыми окровавленными ногами, Орин Красная вскочила на камень и опустилась на колени над неподвижной фигурой. — Ох, ох, ох… — проворковала она. — Не правда ли это идеальный час для идеального дня?! Оливет принёс мне вампирёныша, сына осквернённого отца! Астарион, горячо любимый мною из обещанных даров! Да-да, она придёт, и я устрою пир из твоей плоти на её глазах! Я буду резать тебя так, как не смог бы вообразить даже твой создатель, пока твоя кровь не омоет мою верную душу. И тогда, ох тогда, я позабочусь о том, чтобы она присоединилась к тебе здесь, на глазах у моего Отца. Я устрою для него сцену влюблённых! Да! ДА! Навеки вы оба будете сплетены перед ним. Ваша плоть станет единой! Оливет ничего не сказал, наблюдая, как Орин высунула язык и провела им линию от подбородка Астариона до воротника его порванной рубашки. Затем она разорвала её на груди, чтобы прощупать его плечи и живот, выискивая лучшие места для уколов и порезов. Через мгновение она подняла голову, нахмурившись. — Что ты наделал, потомок Найтстар? Это бледная плоть, бледное мясо. В его венах багровой крови едва ли с напёрсток. И как мне омыть его возлюбленную всем жаром его тела? — А чего ещё ты ожидала от вампирского отродья? — быстро ответил он, всё ещё частично прикрывая лицо капюшоном и выставляя руки, как бы намекая на сарказм. Отродье Баала лишь нахмурилось, и складки вокруг её рта стали ещё глубже, когда она задумалась, не стоит ли добавить в жертву ещё и багровый цвет Оливета. В конце концов, он был таким румяным, что его крови у него должно быть предостаточно. Нет, — наконец решила она. Оливет Инген Айлиль станет последней жертвой на её алтаре. Она хотела, чтобы он увидел конец всех их усилий, а затем умер, зная, что никогда не сможет насладиться ими. Кроме того, первый ягнёнок в новом году ещё не был принесён. Самый жирный, отборный. Баал требовал, чтобы её принесли в жертву раньше других. А она была уже так близко. Орин почти ощущала её запах.