◄►
Связь возобновляется, как только Дилюк возвращается домой и берет в руки телефон. Попутно скрывается от расспросов Хоффмана, отбивается от миссис Фарузан, которую неожиданно заботит то, что она не видела, как он уходил утром, а после «о, у тебя футболка, прямо как у Кэйи», приходится ретироваться вдвое быстрее. И в самом деле, тяжело сдержать улыбку, когда в шкафу, возле костюма на вешалке теперь можно сложить не только шорты Кэйи, но и его джинсы с футболкой. Последние первым делом отправляются в стирку, но если не вернуть их в скором времени, то можно будет возводить алтарь. Вместе с Кэйей время летит быстро даже на расстоянии. Собеседование в четверг проходит налегке, поиск новых вакансий кажется совсем не утомляющим, пока на телефон продолжают приходить новые сообщения, а свободная от дел пятница превращается в еще один поход в больницу и день, наполненный Кэйей. Вот только в субботу он говорит не приезжать. Но не успевает Дилюк загрустить (физически не получается, пока Кэйа в пятый раз за день пишет, что это очень крутой секрет и «Дилюк, тебе очень понравится»), как ближе к вечеру кто-то шумит у входной двери, а тайна становится явной еще до того, как этот «кто-то» переступает порог дома. Первым делом, он на пару с Хоффманом затягивает вещи в комнату. Потом — моет руки. И сразу же после — бросается на Дилюка. — Приве-е-ет! — Кэйа застает его на кухне за ужином, — Ну что, не ждал меня? — Привет. Ждал, но не так быстро, — признается Дилюк. Хоффман, по недовольному лицу которого ясно, что ему опять ничего не рассказали, принимается хозяйничать у плиты. Кэйа же плюхается в соседнее от Дилюка кресло, утаскивает у него с тарелки ломтик сыра и закидывает в рот. — О, вкусно. — Тебе разве уже можно? — запоздало интересуется Дилюк. — Ой, да не душни хоть ты, — Кэйа забирается на стул с ногами, упираясь коленями в стол, и обнимает их руками. — Я и так всю неделю сижу на воде с сухарями. — И еще неделю будешь, — вставляет пять копеек Хоффман. Кэйа устало роняет голову на стол и начинает смотреть, как ест Дилюк. Дилюк вопросительно вскидывает бровь, перестав жевать. — Ешь-ешь, — машет рукой Кэйа. — Это у меня терапия. Мукбанг. — Почему тебя выписали так рано? — интересуется Дилюк. Кэйа тут же оживляется. — Во-первых, мне уже легче, — он загибает палец за пальцем, — во-вторых, у меня с собой все равно гора таблеток, в-третьих, хорошего пациента жаль не отпустить. — Ага-ага, — фыркает Хоффман. — Знаешь, что он врачу сказал? — Хоффман, блин, у тебя не спрашивали! — Кэйа тут же шипит как кошка. — Либо вы меня выпускаете… — Хоффман сдает его без зазрения совести. — ХОФФМАН! — …либо селите рядом моего соседа. — Что, так и сказал? — улыбается Дилюк. — Не было такого! — отнекивается Кэйа, закрывая лицо руками. — Он все выдумал! — Ага, — продолжает Хоффман, — а когда доктор вышел, так громко рассказывал медсестре, какой ты душечка, что половина коридора такого соседа захотела. — Хоффман, ты задница, — Кэйа посылает ему приглушенный ладонями укор. — Не за что, — беззаботно отвечает он. — За картошкой присмотришь сам, — и уходит. Кэйа окончательно растекается по столу, тяжело вздыхая. — Душечка, — задумчиво повторяет Дилюк, скрывая улыбку из последних сил. — Это, кстати, твоя вина, — обиженно ворчит Кэйа. — М? В чем? — В том, что Хоффман все это время пытается разузнать, как ты тогда оказался у меня в палате. — Оу. — А я даже сам не знаю, как, — он, наконец, убирает руки от лица и начинает укоризненно буравить Дилюка взглядом. Дилюк продолжает есть, пытаясь не выдавать, как от одного воспоминания забилось сердце. Он ведь обещал Кэйе рассказать все, когда тот вернется домой. И вот, теперь пришел этот день. Остается лишь сделать вдох. Обуздать свой нервяк. Сказать: — Перед сном, ближе к десяти, приходи ко мне. Кэйа чуть его не душит. От счастья, разумеется.◄►
И даже стучит он так непривычно. Куда только делся вот этот полный уверенности живчик «я тебе с ноги дверь, если не откроешь»? Что это за осторожный «тук-тук, можно войти»? — Привет. Дилюк застывает в пороге, напрочь забыв о том, что на приветствие надо отвечать. У него в голове уже строится тысяча и один вариант самых мягких в мире отказов. Просто потому что Кэйа в домашней одежде выглядит таким бледным и исхудалым, как будто в гробу неделю полежал, а не в больнице. Куда ему эти секреты и заговоры, ударяющие по неокрепшей психике нежных натур? — еще, гляди, приступ хватит, и опять в больницу упекут. А Дилюк ведь только-только настроился (на самом деле нет) на откровенности. — Ты как будто приведение увидел, — довольно щурится Кэйа. Радоваться такой реакции — это еще надо уметь. Но, справедливости ради, такой не пропадет, даже скажи ему, что завтра конец света. — Похож, — Дилюк, наконец, отмирает и находится на ответ. — Готовишься к Хэллоуину? — Круглосуточно готов, — Кэйа и бровью не ведет. Просто заглядывает ему за плечо в поисках чего-то необычного. — Так что, пустишь меня? — Конечно, — Дилюк отмирает, отступает с порога и дает ему пройти. Ох, только Кэйа умеет так злоупотреблять чужим гостеприимством — не спрашивает скромненько, куда ему сесть, а щемит прямо на кровать — спасибо, что садится, а не ложится. Еще и рукой по постели хлопает приглашающее, чтобы Дилюк рядом сел. Дилюк же хочет на свой любимый стул, но Кэйа, кажется, читает его мысли, потому что уже за секунду буквально ловит за запястье, когда он подходит. — Поближе ко мне. Ладно, Дилюк должен признать: помимо потери пары килограммов, и без того худой Кэйа не изменился совсем. Все та же беззаботность и ребячество. — Так, — он выжидающе смотрит на Дилюка. — Зачем мы, собственно, тут собрались? И почему Сова не с нами? — и вертит головой туда-сюда, разглядывая комнату. Дилюк чувствует себя вовлеченным в странную церемонию. Происходит какой-то ритуал доведения Кэйи до безумия, если он очень критично воспримет его секрет. Или операция по уничтожению их дружбы, если разозлится на то, сколько от него скрывали. — В общем, я позвал тебя раньше, чтобы осталось время на объяснения, — неловко начинает Дилюк. Кэйа все еще не перебивает — ого, он, оказывается, так умеет. Только смотрит широкими-широкими глазами в ожидании продолжения. — До тебя об этом знали только двое человек, так что это очень важно, — Кэйа сразу согласно мотает головой и делает жест «рот на замок, ключ в море». — Независимо от твоего решения, пообещай мне, что никто больше не узнает. — Я могила, — заверяет он. — Даже если ты решишь, что я ужасен, и не захочешь со мной общаться. Прошу, можешь наплести про меня любых гадостей, но не говори никому правды. — Дилюк, ты? — Кэйа хмурится. — Ужасен? Что ты собрался такого рассказывать? Я думал, мы про Сову… — Это очень важно, понимаешь? Я буквально отдаю свою жизнь в твои руки. На его лицо сходит прозрение. — А-а-а! Ты решил рассказать мне, почему раздеваешься и убегаешь по ночам, да? — и заигрывающее двигает бровями. Ну да, точно. Это же Кэйа — чего еще ждать? Хихоньки да хахоньки. И даже так этот балбес частично прав. — Вроде того, — смиренно соглашается Дилюк. — О-о-о, ну тогда я тем более весь внимание, — он резко садится ровно и складывает руки на груди, как школьник за партой, случайно задевая Дилюка коленкой. — Давай. — Кэйа, обещай. Кэйа скользит взглядом по его лицу, решает что-то про себя и, наконец, улавливает витающую в воздухе серьезность. — Хорошо, — кивает он. — Обещаю, что не расскажу твой секрет никому и никогда. Если ты только сам об этом не попросишь. Дилюк кивает в ответ, удовлетворенный ответом. Набирает воздух в легкие, готовится отпаивать его валерьянкой. — Тогда… Ты готов? — Как никогда, — кивает Кэйа. — Хорошо. Три. Два. Один. — Я — Сова. Кэйа моргает. Раз пять-шесть. — Ну, а встаешь так рано, как жаворонки, — и задумчиво хмыкает. — А в чем тут секрет? Он, блин, хмыкает! Так, надо объяснить более прозрачно… — Не та сова, Кэйа, — Дилюк многозначительно смотрит на него. — Сова, которого ты считаешь моим котом. Кэйа все равно не понимает. — Так ты все-таки его хозяин? — Нет. — А как понять, что ты Сова? — В прямом смысле. Я — это он. Кэйа смотрит куда-то в сторону, что-то взвешивает и кивает как-будто сам себе. — Ага, — и с легкостью соглашается. — Ты Сова. Ладно, Дилюк, извини за бестактность, но ты нигде не ударялся головой, пока я был в больнице? — и пытается осмотреть его голову на предмет ушибов. — Я не бился головой, Кэйа, — немного раздраженно отвечает Дилюк. — Я оборотень. Кэйа делает глубокий вдох. Задерживает дыхание. А потом его прорывает. — Ты не бился головой, точно! — он пытается договорить сквозь смех. — Ты просто читал «Сумерки», пока меня не было. Я вампир, Белла! Я оборотень, Кэйа! Ха-ха-ха! Ой не могу! — и падает на кровать, держась за живот. И вот уже Дилюк не знает что ему говорить. Донне он взял и показал без объяснений, думая, что иначе она не поверит. Она тогда пищала на весь дом: «О боже, он кот! Помогите! Дилюк стал котом!». И хорошо, что вмешался отец, у которого он тогда еще жил. А теперь решение поступить иначе, правильнее, вылилось в такое. Подумать только: ему не верят, еще и на смех поднимают. — Уф-ф-ф, рассмешил… Ха-ха… — Кэйа, прекрати. Заметив, что Дилюк ни разу не смеется, Кэйа все же пытается успокоиться. — Окей… Но ты же понимаешь, как звучишь со стороны? — на него опять накатывает волна хохота — в этот раз тонкого, высокого. — Прости. Оборотень… кошачий… Ой, не могу… — он утирает выступающие слезы. — Ну и приколист… — Я не прикалываюсь. — Дилюк, солнышко, — Кэйа даже немного серьезнеет, принимаясь оправдываться: — даже если так, то объясняешь ты это даже близко не так понятно, как мою домашку. Что значит, что ты оборотень? — Это значит, что я могу превращаться в кота. Кэйа смотрит еще более недоверчиво. — Чегось? — и тянет руку Дилюку ко лбу. — Нет у меня температуры! — отбивается он. — Просто выслушай меня! Протянутая рука Кэйи так и остается висеть в воздухе. — Я разбил этажерку миссис Фарузан и съел твой листик с адресами, — выпаливает Дилюк. — Я залез к тебе в карман и украл батончик, все я. Кэйа превращается в статую, слушая откровение. — Ты меня всегда накормить пытаешься, хоть и думаешь, что я, который человек, подкармливаю кота тоже. И я прихожу к тебе в комнату вечерами, смотрю, как ты делаешь уроки, жду, пока ты уснешь. Потому что я и есть Сова, слышишь? Кэйа, наконец, подает признаки жизни. — Ты поставил камеру на кота? — ну хоть что-то. Но от смысла Дилюк бьет себя по лбу. — На какую часть тела, интересно? — язвительно выпаливает он. — Ошейника ведь нет! — Тогда… он сам тебе все рассказывает, — продолжает выдумывать Кэйа. — О, интересно как? — фыркает Дилюк. — Ну, тык лапкой значит «да», ничего — «нет». — Тогда скажи на милость, как с помощью односложных ответов можно рассказать о том, что в переулке на тебя напал выпивший упырь? Судя по выражению лица, Кэйа и сам понимает, какая это туфта. — Но… почему? — он растерянно разводит руками. — Если это правда, то почему ты не показался раньше? — А ты бы стал? — Э-э-э… Не знаю, — Кэйа задумывается. — Ну тогда, как насчет просто не превращаться? — Я это не контролирую, — терпеливо объясняет Дилюк. — Обычно я становлюсь котом ближе к ночи, а возвращаюсь в свое тело рано утром. — Обычно? — Кэйа безошибочно находит проблему. — Да. Но когда мы встретились, я застрял в теле кота, — Дилюк сам не верит, что так просто ему объясняет. — Тогда, когда ты искал меня, я был рядом. В виде Совы. — И ты мне ничего не сказал? — А как кот может что-то рассказать? — Дилюк беспомощно разводит руками. — Я пытался тебя не пустить, когда ты искал меня. — Так ты поэтому утащил мою ручку? — Кэйа начинает улыбаться. — Ты не хотел, чтобы я тебя искал? — Я не хотел, чтобы с тобой что-то приключилось, — решительно говорит Дилюк, складывая руки на груди. — Ладно. Это звучит, как полный бред, — Кэйа потирает переносицу, — но ты чересчур много знаешь… — Кэйа, это не бред. Я пришел к тебе в больницу в виде Совы, а утром не успел вернуться домой, прежде чем стал человеком, понимаешь? И если бы ты тогда так быстро не уснул, то узрел бы мое превращение. — Ладно, — жестом тормозит Кэйа. — Хорошо, допустим! Допустим, я поверю! Тогда… ты ведь хочешь, типа, обратиться сейчас? — Я не хочу, — Дилюк грустно улыбается. — Оно происходит само, понимаешь? — Ладно, и когда? — Не знаю. Еще не сейчас — я чувствую это незадолго до того, как оно должно произойти. — То есть, мы должны подождать, пока ты не обратишься в Сову, — подводит итоги Кэйа. — Именно так. — Понял, — он поворачивается к Дилюку настолько, насколько позволяет кровать, и занимает выжидающую позицию. Дилюк тяжело вздыхает. Но кто сказал, что будет легко? — И сколько нам ждать? — интересуется Кэйа. — Не знаю. Я просто скажу, когда начнется. — Хорошо, — соглашается он. И изучающее смотрит. Но не проходит и минуты, как интерес опять побеждает его попытку побыть серьезным и тихим. — А это не больно? — Неприятно, — сдержанно отвечает Дилюк. — А как это будет? У тебя вырастут ушки, хвостик, все дела? — Нет, это выглядит не так красиво, как ты думаешь. — И ушек не будет? — Не будет, — качает головой Дилюк. — А что тогда это? — Кэйа тянет к нему ладонь. Дилюк мигом замирает от поглаживаний по голове. Кэйа зарывается пальцами ему в волосы, с нажимом проводит за ушком, и оттого становится так хорошо, что в груди поднимается утробный рокочущий звук. — Мр-р-р… — он довольно закрывает глаза. Но уже в следующую секунду отталкивает этого наглеца. — Что ты делаешь?! Кэйа так и сидит, замерев на месте. — И правда, реагируешь точно как Сова, — признает он. — Ты мурлыкал! — Что? Нет! — Мурлыкал! — Кэйа коварно улыбается, доволен открытием. — Как самый настоящий кот! — Больше не трогай меня так, понял? — Дилюк нервно приглаживает волосы, с опасением глядя на его руку. — Но тебе же нравится, — бесстыже подмечает Кэйа и тянется еще. — Не тронь! — отпихивает его Дилюк. — А то что? — Кэйа напирает еще больше, лезет, как ошалелый. Ну все, нарвался. — Иначе получишь! Рывок — Дилюк толкает его на кровать. Кэйа продолжает хохотать лежа, довольный своей глупостью, только пытается пошевелить руками, за запястья прижатыми к постели. — Эй! — дергается он. — Пусти, я же шучу! — Хорошие у тебя шутки, — с иронией говорит Дилюк, нависая сверху. — Поверить не могу — ты мурлыкал! — Кэйа, кажется, восхищен исключительно этим фактом. — Сделай так еще. — Нет, не буду. — Помурлыкай, Дилюк, пожалуйста! — Я не мурлыкал, и не собираюсь, — еще больше хмурится Дилюк. — Ладно-ладно, повторишь, когда превратишься в Сову, — лыбится Кэйа. — А сейчас, будь так добр, пусти. У меня ручки болят. — Обещай, что голову больше не тронешь. — Обещаю, что голову больше не трону, — быстро соглашается он. Дилюк тяжело вздыхает и отстраняется, отпуская его руки. — Кэйа, ты! — и уже сам летит на кровать от резкого толчка в грудь. — Котик Люк! — восклицает Кэйа, накидываясь на его шею. — Пусти, дуралей! Ты обещал! — чуть не шипит Дилюк, пытаясь втянуть голову в плечи. Против пальцев Кэйи, которые щекочут под подбородком, это не спасает ничуть. — Хватит, Кэйа! Перестань! — Дилюк с трудом перехватывает его запястья и отодвигает от себя. Кэйа упирается руками по сторонам от его головы, чтобы не упасть, и таращится на него почти в упор. — Я обещал не трогать голову, но не шею, — улыбается он. — Но ты же точно кот! Ну Дилюк, ну дай проверить! Ты же хотел, чтобы я поверил тебе. Дилюк только сильнее сжимает хватку на его запястьях. — Не смей. Сам говорил, что кот человеку друг, а теперь лапаешь меня, будто я тебе какая-то игрушка, — упрекает он. Кэйа мгновенно сникает. — Ну прости-и-и, я увлекся. Я просто не могу поверить. То есть ты и правда… Нет, ты все это время… Не могу сложить вас с Совой вместе в своей голове. Да как это возможно? Дилюк все еще не рискует отпускать его руки, но теперь начинает смущаться того, в какой позе они застыли. — Превратишься на моих глазах, — говорит Кэйа, нависая сверху, — тогда поверю окончательно. Дилюк согласно кивает. — Который час? — он косится в сторону стола, но лежа время не увидеть никак. Кэйа приподнимает голову. — Десять минут десятого. Долго еще? — Странно. Должно бы уже начаться, — прикидывает Дилюк. — Возможно, совсем скоро. Кэйа молча кивает, выражая готовность ждать. И прожигает его насквозь своими бездонными глазами целую следующую минуту. А Дилюк все так же лежит на спине, не сводя глаз с его загребущих рук. Надолго Кэйю не хватает. — Может, тебе не хватает чего-то для превращения? — предполагает он. — Например чего? — Дилюк вопросительно вскидывает бровь. Этот парень еще не до конца поверил, а уже строит догадки. Забавно. — Уверен, что нет никаких условий? — Должна наступить ночь, — качает головой он. — Это все. — А может, знаешь, как в сказках, — пожимает плечами Кэйа, начиная фантазировать. — Когда, чтобы расколдовать принца-лягушку, обычно принцесса его целует. И улыбается. Даже не краснеет. — Целует, — неверующе повторяет Дилюк. — Как тебе вообще это в голову пришло? Кэйа только беззаботно пожимает плечами и продолжает буравить взглядом — в этот раз уже с каким-то другим выражением лица. — И где ты возьмешь мне принцессу? — напряженно спрашивает Дилюк, только бы не молчать. — А ты и не лягушка, — подмигивает Кэйа. — Смешно, — на этом разговор заканчивается. Атмосфера перетекает из дурной в интимную, в комнате становится чересчур жарко. Хочется открыть окно. А еще лучше выпрыгнуть в него, и не важно даже, до или после превращения. — Кэйа? Кэйа неотрывно смотрит на его губы. Дилюк чувствует, как чужие руки напрягаются, и оттого в груди становится еще более волнительно. — Может, я просто ищу повод это сделать, — низко отзывается Кэйа. — Сделать что? — несмело уточняет Дилюк. Быть того не может, чтобы он пошел в наступление сам. У них ведь совсем другие планы на этот вечер! Но то ли в устройстве вселенной происходит сбой, то ли просто Кэйа приближается к нему, но Дилюк забывает, как дышать, когда видит его полуприкрытые веки так близко, что может пересчитать каждую ресницу. Не поцелуй — всего лишь короткое касание губ к губам — взрывает в груди тысячи фейерверков. — Сработало? — Кэйа слегка отстраняется. И улыбается, довольный шалостью. Этот хитрец… Дилюк качает головой, чувствует, что сейчас сделает глупость еще большую, чем он, а еще сейчас самое время обратиться в кота, пока румянец не залил щеки, или на худой конец сделать лицо серьезнее и оттолкнуть его. Но рука тянется сама. Не только она — Дилюк приподнимается на локте, и теперь уже Кэйа пытается отстраниться, не понимая его реакции. Дилюк обхватывает его шею, тысячу раз говорит себе, что делать так, когда скоро превращаться — ужасная идея, и тянет его обратно к себе. — Ты неправильно сделал, — шепчет он. И не дает Кэйе даже шанса на ответ. Потому что закрывает глаза и накрывает его уста своими. Сам. Кэйа на миг замирает, позволяет себя распробовать. А потом целует в ответ так, будто только об этом и мечтал. Неторопливыми движениями обхватывает его губы, плавно лижет и опять мягко-мягко сминает. Сначала Дилюк откровенно удивляется — этот баламут, у которого, кажется, всю жизнь в голове одно веселье, внезапно так хорошо целуется, что он сам чудом не сдает позиции, на ходу вспоминая, как это делается. Но когда все получается, становится так хорошо, что прекращать не хочется больше никогда. Он медленно начинает напирать в ответ, притягивает Кэйю ближе. Так, как надо было сразу — мысль очень приятная, правильная. Да, сразу. Вместо этих кошачьих «лизь» и поцелуев которые он передавал пальцами. Стоило утянуть его в поцелуй где-то в больнице, пока Кэйа по привычке залипал на нем взглядом. Или неделю назад, когда помогал с домашкой. Или еще в первый день встречи, прямо в подвале, вместо приглашения в кино сразу потребовать другого вида награду. А после признаваться в том, что он кот, и пусть делает с этим что хочет, но забирает его к себе, пожалуйста, потому что как же это хорошо — целоваться с ним. Кэйа отстраняется на пару секунд. — Неужто ты обманул меня, чтобы соблазнить? — с хитрой улыбкой спрашивает он. — Кэйа, я превращаюсь не от поцелуев, — оправдывается Дилюк, пытаясь сесть. — Тогда попробуем еще разочек, — требует Кэйа, склоняясь обратно. Причин для протеста, впрочем, ни у кого нет. Они целуются безбожно долго. Кэйа по привычке начинает прерываться на всякие глупости, которыми точно дышит вместо воздуха — ну не может он продержаться пару минут без дуростей в угоду сохранения романтической атмосферы! — Кот, конечно, ты, — бормочет он, когда Дилюк гладит его по пояснице, — но мурлыкать сейчас буду я. Еще чуть погодя добавляет: — Но я буду рад, если Сова все же выпрыгнет из-под кровати. А потом опять не может смолчать, когда Дилюк слегка прикусывает его губу. — Не ешь меня, серый волк, — тянет Кэйа. И это заразно, потому что Дилюк начинает отвечать. — Волк? — делано удивляется он, продолжая целовать его в перерывах между словами. — Тогда почему хвост у тебя? — и мстительно щиплет Кэйю за ягодицу. Кэйа в ответ забирается руками ему под футболку, облапав его живот сверху и донизу, и прокомментировав каждую напрягшуюся от таких действий мышцу, останавливается на ремне брюк. Тогда Дилюк его с себя и снимает. Не ремень — Кэйю, который успел незаметно забраться к нему на колени. Кэйа не протестует — валится в кровать рядом и берет его за руку. — И что будем делать дальше? — потерянно-счастливым тоном интересуется он. Губы гудят от поцелуев, руки слегка дрожат, на лице глупая улыбка — точно такая же, как и у Кэйи. — Встречаться, — просто говорит Дилюк, как только получается отдышаться. — Хочешь? Голова не варит от слова совсем. Отказывается понимать, что только что было. К счастью, Кэйа растерян ровно так же, так что осуждать Дилюка за такую дурную формулировку вообще не планирует. У него по плану сердечный приступ. — Ничего себе, — все, на что хватает Кэйю — с концами развалиться на чужой постели и с бесконечно счастливым выражением лица смотреть в потолок. — Ты — мне… встречаться. Я что, в раю? — Так ты согласен? — осторожно интересуется Дилюк, с трудом осознавая, что сейчас предложил он сам. Кэйа бросает на него непринужденный взгляд, улыбается шире. — Отвечу, когда превратишься.