***
— Пересядь. Гермиона вздрогнула и очнулась от воспоминаний. Не то, чтобы она не ждала его прихода… вскочила ни свет, ни заря, — да и сказать по правде, не ложилась вовсе. Не сомкнула глаз, бродила по пустынным комнатам, в тщетной попытке подобрать верные слова для крайне тяжелого разговора с Гарри и Джинни, с Роном. Особенно с Роном. Как им растолковать? Шла Грейнджер за разводом, да вышла опять замужем за Малфоем, к тому же сама вот-вот станет «Малфой». Гермиона безнадежно застряла в странном недобраке с Драко. И, как покорная жена, по велению супруга примчалась в «КофеМагию» еще до открытия, а потом рухнула на свое годами истертое место и долго пялилась в неровную каменную кладку стены, утопая в мглистой тоске. Принимать, что она снова в их тайном убежище, вдали от писак, друзей, родственников… не хотелось. Наоборот, лучше отрешиться от дурных новостей и забыть как страшный сон. «Страшный ли?» — зудел внутренний голос. «Пересядь». Вот так значит Драко с нею теперь? Раньше Малфой хотя бы удосуживался пробурчать «Доброе утро», даже если то не выдавалось бодрым. Раньше, когда они засыпали и просыпались вместе. Он бесшумно приблизился со спины и вовлек ее в облако цитруса, перца и кедра, в плен своего умопомрачительного аромата, такого знакомого и слишком опасного. Навязчивого и желанного. «Пересядь». — Но я сижу на своем месте, — возразила Гермиона, невидящим взглядом буравя стиснутые до ломоты пальцы. Его низкий и властный голос вызвал досадные мурашки на шее и декольте. С утра, когда перебирала наряды, Грейнджер остановила выбор на самой закрытой бордовой блузке с элегантным бантом на воротнике, к тому же решила собрать волосы в пучок. Весьма опрометчиво. Малфой нависал прямо над ней и прекрасно видел, как на ее шее отчаянно билась жилка. — Вот именно. На своем. А должна на моем, — непреклонным тоном возвестил он и жестом, полным небрежной безнаказанности, распустил ее длинные кудри. Волосы упали тяжелой волной, что доходила до поясницы. Отросли, с тех пор как Малфой запретил ей стричься. — Кстати, доброе утро. Ее бросило в жар, от нервных и дерзких пальцев, что тронули затылок, а потом ласково огладили чувствительное место за ушком. В горле запершило, и Гермиона сглотнула насухую. Держи себя в руках, давай, ты можешь, ты — Гермиона Джин Грейнджер. Хотя… Малфой? Нет, нет. Она все еще, сейчас и навсегда — Грейнджер! Грейнджер, чьи колени давно стерты. Пора залечивать. Неловко, под его пристальным надзором, Гермиона отодвинула громоздкий стул с дурацкими деревянными подлокотниками и выбралась из-за стола. Шагнула вперед, к стене. Пожалуй, это были самые длинные полметра в ее жизни. Малфой вежливо дождался, пока она устроится на его привычном посту и кинется блуждать взглядом по знакомой кофейне. Снова чересчур раннее утро. Снова чересчур наедине с Драко Малфоем. Снова чересчур ее мужем. По-прежнему. Даже больше мужем чем вчера. — Я… — Гермиона смешалась и закусила губу. — Эээ… тебе тоже доброе утро, Драко… Моргана ее прокляни, они с Малфоем три года в браке, а Гермиона мямлит как троллева первокурсница. И будто вдогонку, а может и вдобавок, Малфой усмехнулся. — Держи. Он протянул ей бумажный стаканчик с латте. Жилистое запястье, хрустящий манжет угольно-черной рубашки под рукавом классического пиджака, — «похоронного», как Гермиона про себя окрестила малфоевский стиль, — массивный, и все же изящный браслет часов из белого золота. Фамильный перстень с гербом, витиеватой буквой «М»… «Малфой». Небрежный почерк бариста и галочка с отметкой «средний». Гермиона нахмурилась. — Это?.. — Все верно, твоя фамилия. Разве это не очевидно, Малфой? Малфой. Гермиона Малфой. Гермиона Джин Грей… нет, — Малфой. Чуждо. Да и зачем? — Драко, ты же терпеть не можешь манеру маглов фамильничать в кофейнях, — фыркнула Грейнджер. Вот только Малфой не смутился. Он вообще не умел смущаться. — Как оказалось, многое, что я терпеть не мог, на самом деле мне очень даже нравилось. Угощайся, Гермиона. Почему бы просто не попросить стеклянные чашки? В задумчивости Гермиона поднесла к губам трубочку и втянула молочное лакомство. Вкуснота… Драко точно знал, какой кофе она предпочитает. Чуть сладковатый латте, с ярким привкусом топленого молока с корицей и нежнейшей пенкой-суфле. Вряд ли после развода Грейнджер сможет наслаждаться им. Она хлебнула еще, от души, и напрягла горло под тесным воротом блузки. Бант ощущался удавкой. Особенно под взглядом Малфоя, от которого лицо буквально пекло. Из-под ресниц Гермиона любовалась его руками потомственного аристократа, с бледной шелковистой кожей и проступающими голубоватыми венами, похожими на жгуты. В этих пальцах ее бант легко мог превратиться в веревки, ведь Драко любил веревки. А она терпела, изнывая похотью и сладко мучаясь, ловя его бархатный шепот… «Не туго?» Узлы всегда располагались на самых чувствительных точках. Она мотала головой, вся отдаваясь восхитительному джутовому трению. Малфой раздул ноздри, аккуратно отставил свой маленький бумажный стаканчик с эспрессо — Гермиона отметила, что на нем ничего не написано — взял бумажную салфетку и двумя росчерками стер блеск с ее губ. Отбросил салфетку, но не отнял своих пальцев. Принялся пощипывать, верхнюю, нижнюю. Восемь раз нежно, четыре — вполне ощутимо. Наконец, он откинулся на стул и удовлетворенно велел: — Оближи. — Сама не уловила, как выполнила очередной приказ. Мерлин! Нет, Гермиона не должна была. Пришлось прикусить щеку, чтобы не испустить сладостный выдох. — Ну вот, — Малфой качнул головой. — Теперь твой рот блестит естественно. Меня так больше заводит. И сидеть с этой стороны тоже лучше. Я хочу смотреть только на тебя. В груди заныло, и все-таки на лбу Грейнджер проступила морщина. — Зачем… Что ты опять затеял, Драко? Он лишь пожал плечами. — Это просто... зов, пожалуй. Мы давно не трахались, меня к тебе тянет. Если станет невыносимо, скажи. Я тут же перестану. Они давно не трахались. Семь недель, один день, одиннадцать часов и восемнадцать минут. Или, может, уже девятнадцать. И писем давно не приходило… Вчера вечером знакомый черный филин не постучал в окно ее квартиры, и сегодня утром он тоже пропустил визит. А Гермиона думала, что «насладится» очередной колдографией Драко и тонкой женской рукой на лацкане его пиджака. Ей было невыносимо. С ним, без него… — Не трогай меня. — Уверена? Грейнджер старалась повести себя как разумная ведьма и все-таки сохранить рассудок и достоинство. Стесненно она ответила: — Д-да. — Не проси того, о чем пожалеешь, львенок. Малфой наконец-то уставился ей в глаза. В жестких, серебристых радужках застыли крупицы льда, а зрачок растекся практически неестественно. Окклюменция. А за нею… Малфой смотрел на Гермиону так, будто она снова предстала абсолютно беззащитная и голая перед ним, цепким и жадным взглядом. Серые омуты мерцали — как будто Малфой опьянел. Гермиона неосознанно начала царапать ладонь, а он понимающе улыбнулся. По коже разлилось покалывание и бреющее, томное чувство. Такое ощущение, что их тела вели совершенно другую беседу, чутко откликаясь на малейшее движение. — Зачем ты позвал меня сюда опять? — перевела тяжкую тему Грейнджер. — Как спалось? Как ты? Святая Цирцея! Разумеется, Драко не впервые заботился о ее самочувствии, но такие вопросы звучали только когда он бережно растирал ей запястья и лодыжки — не тот образ, о котором сейчас стоит думать. Грейнджер заправила уже спутавшиеся пряди за уши. — Драко! Я всего лишь попросила тебя объяснить мне… — Я и объясняю. — Он подался вперед, схватил ее латте и щедро угостился. Покатал молоко на языке. Цокнул. — Твой кофе напоминает сливочную помадку. В нем нет… остроты́, что ли. Горечи. Правды, если угодно. Этого твоего пристрастия я никогда не понимал. По сути, я никогда не понимал тебя, Гермиона. И поэтому я здесь сейчас. Так как ты провела ночь? — Ну… — Гермиона посмотрела в окно, на сизое майское утро и лужицу на асфальте, в которой отражался робкий луч солнца. От блеска лужа казалась зачарованным зеркальцем. — Суетно, да. — Я опять напираю на тебя, Гермиона. Инстинктивно. Давай пересмотрим наше соглашение? Ее брови взлетели вверх. — Спустя три года и на грани развода? Малфой скрестил руки на груди и внезапно снял щит со своего разума. Гермиона задохнулась, никогда Драко не позволял себе быть уязвимым, даже с ней, даже когда двигался в ней. Его серые, потусторонние глаза затягивали в бездну страдания и вожделения, переплетая агонию и эйфорию. Колкая патока. — Я сам оттолкнул тебя, и ты ни разу не возразила. Ну… как бы то ни было, теперь мы в ловушке пуще прежнего. Давай говорить, Гермиона. — Еще вчера Малфой пытался вдруг прокрасться к ней в душу. Грейнджер потерла кончик носа и набрала было воздуха, но Малфой снял протест у нее с языка: — Нас пока не развели. Семейная традиция у нас тоже пока одна, пить кофе здесь. Ведь мы можем, ну… — казалось, он тщательно выбирал фразы, — просто… задавать друг другу вопросы. Отвечать. В конце концов, стать откровенными. Ее всю, от пят до макушки, заполонило сомнение. Откровенность и Драко Малфой обитали на противоположных полюсах мира. Единственный откровенный разговор состоялся сразу после скандала с их внезапной женитьбой. Переваривая вопиющую новость о мезальянсе наследника древнейшей династии чистокровных с маглорожденной, к тому же бывшего презренного Пожирателя Смерти и героини войны, растерянная донельзя Волшебная Британия рвала и метала. А Гермиона тоже металась по своей квартире в скромном районе магловского Лондона, когда, воспользовавшись брачными узами, к ней неожиданно перенесся Драко. Не мудрствуя лукаво, Малфой предложил «ловить феникса за хвост, раз уж мы с тобой влипли» и хотя бы стать любовниками. Тайными. Мол, для всех — его родителей, ее друзей, капризного общества — они просто выждут положенный срок и расстанутся чужаками. А на самом деле Драко и Гермиона просто выждут этот же самый срок, утопая в безумстве страсти. «Что из этого выйдет, Малфой?» «Увидим через три года». По недавно принятому Визенгамотом закону именно столько волшебник и ведьма должны прожить в браке, прежде чем они смогут его расторгнуть. «Три года траха без чувства вины?» Она тогда процитировала Малфоя и скатилась на присущую ему грубость. Драко хищно оскалился. «Как твой законный муж я буду тебя иметь. Только, Грейнджер, — тогда Малфой все еще придерживался ее фамилии, — давай условимся. Никаких щекотливых разборок о чувствах, никаких сопливых разговоров по душам. Я не потерплю выноса мозга. А так как ты выносила мне мозг с первого курса, то чтобы наша договоренность сработала, тебе нужно просто заткнуться. И тогда я доставлю тебе всевозможное удовольствие и научу как доставлять удовольствие мне». Позже Малфой часто хвалил ее за прилежание в учебе. Вознаграждал за молчание. А сейчас просил задавать ему вопросы? У Гермионы засосало под ложечкой. С допросом Драко Люциуса Малфоя лучшая ученица Хогвартса однозначно справится. — Почему ты потребовал называть друг друга по именам? С усмешкой Драко сузил глаза. — Не хотел сосредотачиваться на том, что трахаю Грейнджер. Грейнджер стукнулась лопатками о жесткие камни и часто заморгала, вздыхая поверхностно и неровно. Никаких слез больше, тем более при нем. Почему она не умеет держать удар так как Малфой? — Это не то, что ты подумала, — непривычно мягко пояснил Драко. — Просто наши фамилии — это слишком тяжелый багаж. А мне хотелось легкости. Понимаешь? — Как показала жизнь, нам этот балласт не сбросить, Драко, — горько шепнула Гермиона. Он обвел кончиком пальца кромку ее стакана. — Да. А ты почему настояла на традиции пить кофе здесь после наших свиданий? — Грейнджер закусила губу. Малфой надавил: — Я тебе рассказал искренне. Давай, так будет справедливо. По-гриффиндорски. По-гриффиндорски — не приукрашивая? Что ж… — Было противно чувствовать себя просто замужней шлюхой, твоим гнилым секретом. Здесь повсюду маглы, нас никто не знает. Но все равно, мы на виду. Вот у той же тактичной бариста, которая никогда не докучала, да и случайных сонных посетителей… кому не было дела до двух недосупругов, что за самым дальним столиком в неловком безмолвии поглощали кофе. — Ты не шлюха, и не смей называть себя так, — резко упрекнул Малфой. — Мы оба знаем, что кроме меня ты ни с кем не спала. Меня самого тошнит от игр, но… прятать голову в песок мне тоже надоело. Ситуация патовая. Нам не отвертеться, Гермиона, тебе придется официально взять мою фамилию. И это не так-то легко провернуть, пойми. Ночью я кое-что нарыл в семейном кодексе. Наверняка его расистские предки выпрыгнут из портретов от такой расчудесной новости: пожаловать славную чистокровную фамилию грязнокровке. Неужели возникли сложности? Малфой обнаружил какой-то подвох? — Не томи, Драко, — нетерпеливо пробормотала Гермиона. — Надо, чтобы тебя признала наша родовая магия, только после этого мы подадим прошение о смене фамилии в Министерство. А для этого, Гермиона, сегодня вечером ты отправишься со мной в Малфой-мэнор. У Гермионы мороз пошел по спине. Живот сжался. Уж лучше на кладбище, чем в этот… дом Драко. В гостиную, где юный Малфой стоял как истукан и внимал ее истошным воплям, пока Гермиона корчилась под пыткой гоблинским кинжалом Беллатрисы. Фантомные зазубренные буквы заныли, зажгли, дергая стянутое узкой манжетой блузки предплечье. «Грязнокровка». И если ей с трудом и через боль, но все же удалось затереть позорное клеймо с истерзанной кожи, то затереть жуткие воспоминания после осечки с родителями Грейнджер так и не решилась. А Малфой так и не принес ей извинений. Вообще ни разу ни слова не обронил про тот ужас в его родовом поместье, когда Гермиона едва не погибла вместе с Гарри и Роном. — Я не… — Не имеешь выбора, — еще мягче сказал Драко. — Не бойся, я не отойду от тебя ни на ярд. Мэнор сейчас выглядит иначе, чем ты… видела. Там никакого сброда, слышишь? Пойми же, это необходимость. Гермиона, ты должна включить логику… Я — чистокровный наследник и завишу от родовой магии. Прежде чем менять твою фамилию, придется провести обряд твоего приобщения к роду, в нашей семейной часовне, в полночь. Давай не будем медлить. Нам еще с нашими магическими ядрами разбираться. Наконец-то Малфой затронул самую животрепещущую тему, и Гермиона естественно подхватила: — Ты знаешь что-нибудь об этом проклятии истинного супружества? — Никогда раньше не слышал, — ответил Малфой как-то беспечно и аккуратно допил свой кофе. Она заморгала и приоткрыла губы. Волшебная сила Драко слилась с ее силой, разве для Драко это не катастрофа? И почему ни Грейнджер, ни Малфой не почувствовали ни малейшего колебания магических потоков? Гермиона толком не помнила, как вчера Малфой вывел ее из отдела расторжения браков. Шагала будто дубиной тролля пришибленная. Мерлин всевидящий, да они даже не выяснили у судьи Пламп, что именно произошло. Мозг Гермионы вскипал на медленном огне. — Досадно, — пробурчала она. — И что делать, Драко? С тем же пренебрежением Малфой махнул рукой. — Ну, эта Пламп вчера недвусмысленно намекнула, что делать. Узнать друг друга гораздо лучше. И мы уже начали, ведь так? С разговоров. С признаний. Что ни признание, то свежая рана… «Я ненавидел себя за то, что член встал на тебя». «Не хотел трахать Грейнджер». «Я врал себе». «Меня к тебе тянет». — Чем быстрее сблизимся, тем быстрее расстанемся, — озвучила Гермиона очевидный исход. И сразу заметила, как стена окклюменции вернулась в его разум, серебристые радужки остекленели, а лицо вновь обернулось бесстрастной маской. В низкий и хриплый голос пробрался лед. — У меня просьба, Гермиона. С родителями буду говорить я. Не вмешивайся. Я перенесу тебя к мэнору и все им объясню. Люциус и Нарцисса могут повести себя не совсем гостеприимно, но ты всю инициативу отдашь мне. В нашем кругу принято, что муж все решает. И твой муж все еще я. Забурлившая внутри Грейнджер тяжелая волна крови почти выплеснулась резонным замечанием, что согласия на визит в ее личную преисподнюю Малфой и не спрашивал. Просто распорядился, в своей излюбленной завершенной манере. Однако ее порыв прервали. Гибкая полупрозрачная рысь приземлилась на стол прямо перед носом Грейнджер и зарычала голосом Бруствера. — Гермиона, срочно зайди ко мне. Сейчас же! — Блядский министр! — с издевкой прошипел Малфой и молниеносно бросил Обливиэйт в бледную как смерть бариста. Та выверенными взмахами тряпки продолжила протирать стаканы, с марионеточно-безучастной улыбкой смотря сквозь единственных посетителей. Поднявшись со стула, Малфой скривился. — Встретимся в шесть. У Грейнджер был целый день, чтобы свыкнуться с тернистым путем к свободе.***
— Когда нужно, эта несносная Скитер не напишет ни строчки, — посетовал Бруствер, шурша страницами «Ежедневного Пророка». Выпуклыми глазами он пробегал по статьям и вглядывался в танец колдографий, очевидно не находя новости, которую ожидал. И Гермиона всем скорченным нутром поняла, что это за неродившаяся сенсация. Еще бы, к вожделенной новостной бомбе Грейнджер имела прямейшее отношение, и все-таки та не взорвалась, увы… Семейное положение Золотой Девочки осталось прежним. Неоднозначно замужем. Сухой выдох, и скандальная газетенка отправилась на край массивного стола из мореного дуба. — Гермиона? — вскинулся министр. — Ты быстро. Завтракала хоть? Как болванчик Грейнджер потрясла головой. Ее мутило от спешной аппарации и забега по Атриуму, стремительного спуска в дребезжащем, слава Мерлину, хоть пустом лифте, суеты молоденькой секретарши Бруствера. От фальшивой грабовой рощи за окном, наконец. В стекло кабинета Кингсли ослепительно било наколдованное солнце, хотя на улице грохотал старый добрый британский ливень. Гермиона успела забежать в заветную телефонную будку, едва не промокнув. Бант на ее шее затянулся еще туже. — Доброе утро, Кингсли! — лучезарно вымучила Гермиона и внутренне съежилась под выворачивающим наизнанку взглядом матерого мракоборца. Черные бусеничные глаза Бруствера намертво приклеились к ее юному, явно раскрасневшемуся лицу. Грейнджер с трудом удержалась, чтобы не провести ладонью по потным вискам. Наверняка и на лбу блестела испарина, и подмышки стали мокрыми. Словно в масле дремоносных бобов измазалась, ей-Мерлин. — Доброе. Наверное. — Министр повел крупными округлыми плечами, сверкнул парчой малиновой мантии. — Ну что ты как чужая? Садись. Величественным жестом правителя мира Бруствер указал на стул для посетителей. — Что случилось? — включила куклу Грейнджер. Наивно, и все же надежда умирает последней. Потекли секунды молчания. Кингсли сложил руки домиком и словно ушел в себя. Как послушная чиновница, Грейнджер мяла ладони на коленях, мысленно перебирая законы, с которыми приходилось работать в последние дни. Может, что-то пошло не так с допросом Руквуда? Но вроде бы она проверила все подписи, там не к чему придраться… На жестокое обращение Руквуд не жаловался, в молчанку не играл. Сыпал кляузами на бывших прихвостней Волдеморта как миленький. Или загвоздка с усыновлением малыша-оборотня? Приемные родители крохи во многом будут зависеть от министерства, тут и расходы на целителя разума, и на аконит… Да еще надзор в первые три года. Святая Цирцея, пускай! Такие препоны по плечу Грейнджер. Да она щелкала подобные трудности как орешки. — Я уже подписал приказ о твоем назначении моим заместителем по вопросам работы с Визенгамотом и думал передать его в канцелярию, но… — хмурый Бруствер медлил. — Но? — робко подтолкнула Грейнджер. Сердце зашлось. Неужели предчувствие не обмануло? — Но я ждал подтверждения, — ровно проговорил Кингсли. — В газетах. Меж тем самая большая скандалистка пера, высокочтимая мисс Скитер сегодня не уделила внимание своей Золотой Любимице. В чем дело, Гермиона? Мне докладывали, что ваше прошение о разводе рассматривалось вчера вечером. Гермиона опустила очи долу, сжала колени. Отчего-то горло задрожало. Сколько она сможет ему поведать? Роскошный кабинет Бруствера напирал на нее со всех сторон, вычурный стул с вензелями чересчур жестко впечатался в поясницу, древние талмуды за створками резного старинного шкафа неодобрительно гудели. Книги по запрещенным искусствам, запертые на хлипкий замок, под тонким стеклом. — Так получилось… я и Малфой… мы все еще… — Да что у нее, язык отсох? Собрав в кулак все свое мужество, Гермиона задрала подбородок. — Нас прокляли. Это выяснилось только вчера. Мы с Малфоем пошли только подписи поставить и получить свидетельства о расторжении брака, а там судья Пламп сообщила о препятствии. Не знаю, где и когда нас подловили, но наши магические ядра переплетены из-за проклятия истинного супружества. — Это еще что такое? — Бруствер забарабанил пальцами по столу, и «Пророк» свалился на пол, где ему и место. Газета мусорного ведра. Ни Гермиона, ни сам министр не придавали значения бесполезным слухам. — Ты не в курсе? — как раньше обратилась к министру Гермиона. Скатилась в искренность орденцев, кусая губы. Покосилась на зловещие книги. Кто знает, где теперь искать информацию про эту супружескую напасть? Уж не в трудах ли по темной магии? Сердце ухнуло вниз. Взмахнув палочкой, Бруствер заставил тяжелую входную дверь приоткрыться и зычно приказал: — Уинифред! Главу Отдела Тайн вызови мне, — и, пока они ждали, разжевал Гермионе вовсе не по-слизерински: — Не обижайся, Гермиона, твое повышение я вынужден отложить. Сама знаешь, как народ лихорадит. Мне не нужна тень на репутации. Разумеется, Грейнджер уже догадалась, чем тут попахивало. Одно дело работать с героиней войны, над чьей головой чуть ли не нимб небожительницы сиял. Другое дело, с законной супругой Драко Люциуса Малфоя, представителя семьи, у которой, как ехидничают маглы, рыльце в пушку. Густом таком, назойливом. Малфои… Скользкие змеи, успевшие сбросить шкуру в самый подходящий момент битвы за Хогвартс. Кто знает, не позолотит ли Люциус карманы Бруствера посредством ее, Грейнджер-Золотой-Девочки, усилий? Не учинит ли государственный переворот? Не посадит ли лапушку-невестку в министерское кресло? Сущая чепуха и кривотолки, но поди огласи это на кухнях простых ведьм-домохозяек, которым ни посуды мыть, ни пыль протирать, лишь бы языки сплетнями стачивать? Да ладно, друг с другом бы трепались! А с мужьями в постели? Чужая жизнь манила и влекла, иначе мушиные бредни нечистоплотной на факты Риты не смаковались бы так сладко. Впрочем, не только простой волшебный народ волновал Бруствера. Ничуть не менее щепетильно министр пекся о связях как раз в кругах потомственных аристократов. Как ни крути, благотворительные начинания министерства щедро оплачивалась из казны семей раскаявшихся Пожирателей, взамен на их праздную жизнь вне стен Азкабана. И Малфои, и Нотты, и Паркинсоны, и многие, многие другие коротали свой век в родовых поместьях вместо тюремных камер. Сколько ни спорь, а министерство доило с них галлеоны ведрами. В чем-то Драко был прав. В Визенгамоте до сих пор заседали сугубо чистокровные. Поминая про себя тролля и троллиху, нюхлеров, пикси, гриндиллоу и саму Моргану ле Фей, Гермиона тихонько трансфигурировала несносный бант в воротник-жабо. Получилось пышно, вычурно и на грани вкуса. Зато дышалось легче. И Грейнджер всей кожей ощутила… присутствие. Секунду назад его не было, а теперь волшебник в темном костюме и туфлях без пряжек сидел напротив, на еще одном стуле с вензелями. Руки в темных перчатках скрещены на груди, правая нога закинута на левую. Носок качался туда-сюда. — Знакомьтесь, Гермиона Грейнджер. Впрочем, вы ее знаете. — Послышался глухой смешок. — Гермиона, это лорд… … … , глава Отдела Тайн. В ушах звенели звуки, которые не складывались в слова. Гермиона часто заморгала, хотелось потереть глаза. В глубине души она была уверена, что прекрасно изучила это тонкое, умное лицо с живыми проницательными глазами и хлесткой линией рта, что тысячу раз восхищалась этим звонким голосом, глубоким, уверенным,.. никаким. Плоским, дырявым, рваным — никаким. Несмотря на блестящие способности цеплять детали, Гермиона не помнила ничего. Узнавала своего визави и тут же забывала, стихийно, неизбежно. Образ волшебника ускользал от нее, и неукротимый разум Гермионы никак не мог его поймать. Имя, только что прозвучавшее четко и гордо, просочилось сквозь решето памяти. Лоб резко заломило, а к горлу подкатила желчь. Что это за чары такие? Закольцованный Обливиэйт? — Очень приятно, сэр, — вежливо кивнула Грейнджер. — У нас тут неприятность, — перешел Кингсли сразу к сути. — Только представь, кто-то покусился на нашу героиню: Гермиона оказалась жертвой проклятия. Вместе с младшим Малфоем. Как там, Гермиона? Подлинных супругов вроде? Ни за что Гермиона бы не купилась, что Кингсли пропустил мимо ушей верное название магического недуга. — Истинного супружества, — тихо поправила она. — Занятно. — Теперь голос Главы казался бездушным и металлическим. — И как вы его ощущаете? Или Глава Отдела Тайн обратился к ней на «ты»? Грейнджер не помнила. По спине бежали ледяные мурашки. — Да вообще не чувствую ничего, эээ… настораживающего. Как проклятые вообще узнают о беде? Со мной все в порядке. Живу себе и живу. — Усталым жестом Гермиона растерла складку между бровей. После бессонной ночи жутко слипались глаза, а ей сегодня предстоит… что там ей предстоит? Кажется, оборотни… квоты на аконит… и центнер, нет, тонна кофе. — Уверены? — Да… Грейнджер дернула себя за ухо. — Это скверно, — припечатал таинственный лорд. — Почему? — когтями рыси вцепился в неутешительные слова Бруствер. О да, Гермиона разделяла сомнения министра. Обычно если проклятие не проявило себя хоть немного, его гораздо легче снять. Лишь бы понять, как оно работает, распутать зловредные чары. — О проклятии истинного супружества я слышал очень давно, еще когда учился в магической школе. Его сложно наложить, насколько помню, там несколько этапов. Я гляну в нашем Архиве и тогда смогу сказать точнее. Пороюсь в Комнате Любви. — Почему там? — поинтересовалась Грейнджер. Ее вдруг поглотил азарт. Несколько этапов? И кто смог провернуть такое под носом у якобы умнейшей ведьмы? Очередной смешок, сиплый и иссохший, предварил очевидное пояснение: — А где же еще, уважаемая миссис Грейнджер? Брак и любовь неразрывно связаны. Не зря молвят «стерпится — слюбится». Пока вам должно быть известно одно. Вмешательство в магические ядро ведьмы можно приравнить к непростительным, к Империусу тому же, если хотите. Налицо преступление против свободы личности, чрезвычайно серьезное. Злоумышленника ждет Азкабан, а может и поцелуй Дементора. Министр, я открываю расследование? — Только без протокола, — предупредил Бруствер. — Огласка нам ни к чему. Жаль, не все грязное белье удастся запихать на дно корзины. Гермиона испустила обреченный вздох. — Судья Пламп сказала, что я и Малфой должны носить одну фамилию. Пусть Кингсли узнает от нее. Он щипнул крупный мясистый подбородок. — Я понял. Ну, держись, Гермиона. За твоими проектами я по-прежнему слежу и всячески поддерживаю. Будь осторожна, хорошо? — Хорошо. Грейнджер встала и на ватных ногах поплелась к выходу, не переставая думать о том, что она что-то упустила. Какую-то существенную деталь… толи слова Главы Отдела Тайн, толи слова Малфоя…***
За дверью поджидал растрепанный Гарри, на которого спорая Уинифред не обращала ни малейшего внимания. Предложенный ею чай Избранный не заметил, и тот сиротливо дымил на кофейном столике. Булочка с вроде бы любимым земляничным кремом тоже засыхала. Стоило кудрям Гермионы всколыхнуться при выходе из кабинета министра, Поттер буквально подлетел к подруге. — Что происходит, Миона? — спросил, нет, потребовал он. Грейнджер тряхнула гудящей головой. Опять? Все что-то выспрашивают, требуют, диктуют… Драко, Кингсли, и вот Гарри туда же. Достало, Святая Цирцея и Злобливая Моргана, как же приелось все. Невольно Гермиона скосила взгляд на якобы весьма занятую секретаршу. Та сосредоточенно копошилась в бумагах и водила наманикюренными пальчиками по строчкам бумаг с печатью Министерства, может, приказов, а может и отказов. Слишком усердно для ведьмы, которая не имела привычки развешивать уши как по велению начальства, так и в личном благородном порыве. Да и Гарри Поттер уродился не тем, кто живет в мире грез. Слизеринский гриффиндорец, а теперь и Глава Аврората, он уже и кончиками волос почуял подвох. — Давай не здесь, — внутренне морщась, прошептала Гермиона. Не здесь и не там, пам-парам-пам. Мечтай больше. Вместе двое звездных друзей из разрозненного Золотого трио зашагали к лифтам. Грейнджер тянуло спуститься в министерский архив и самой заняться изысканиями, перерыть все талмуды и фолианты о подневольных супругах, о заковыристых брачных обетах и карах при нарушении оных, однако как назло, рабочих вопросов, требующих ее пристального изучения и вердикта, накопилось немерено. Сегодня самой разузнать об их с Драко проклятии не выйдет. Вот вернется из мэнора, отоспится, и тогда… Драккл побери! Неуклюже Гермиона зацепилась каблуком за выбоину в полу лифта, и Гарри поймал ее за локоть. Ничего не сказал, — пока что. А Гермиона почти задохнулась осознанием, что ей вряд ли удастся спрятаться в своем маленьком гнездышке. Малфой ведь прямо обозначил, что наметил церемонию приобщения к роду на полночь. Значит, ей предстоит тяжелое испытание в Малфой-мэноре. — Ты сейчас в свой кабинет? — ворвался в ее душевные стенания Гарри. Он щурился, под стеклами очков разглядывая подругу как диковинку на выставке. — Что? Да… Спокойным — с виду — жестом Гарри нажал кнопку, и лифт начал подниматься. — Малфой заплатил Скитер? — спросил он походя. И почему-то взял Гермиону за руку. Ей казалось, что она обжигается о теплую и надежную ладонь друга, что искренние и пытливые глаза удивительного зеленоватого оттенка уничтожают ее своей неподдельной тревогой. — Я не знаю… Заплатил? С чего ты взял, Гарри? Поттер схватил и другую ее руку и стал поглаживать словно нервную лошадь, что вот-вот понесет с места в карьер. — Вас же развели? Ты сбросила это ярмо? Ах, это! Осторожно, чтобы не обидеть своего самого близкого человека, практически брата, Гермиона высвободила ладони. — Нет. Его глаза расширились. — Нет? Лифт со скрипом остановился на ее этаже, и — неужто повезло — в холле собралось несколько сотрудников. Наперебой волшебники и ведьмы прыснули восторженными приветствиями и пожеланиями доброго дня. Как всегда, толпа хлынула на Избранного-проказницей-судьбой-героя, всенародного идола Гарри Поттера, спасителя Волшебной Британии, и захлебнулась от жажды погреться в лучах его славы. С выдохом, — чего уж там, облегчения! — Грейнджер засеменила прочь. — Миона! — Не успела. Перед нею Гарри раскинул руки и обнял ее тонкую фигурку, в заботливом, утешительном порыве. Он что, настолько глубоко сочувствовал ей? Сопереживал? Будто го́рю соболезновал. — Ты в раздрае, я вижу. Давай вечером поговорим? У нас, на Гриммо. Джинни приготовит курицу в сливках, твою любимую… Можем и по стаканчику виски пропустить. А Джеймса к Молли и Артуру отправим, он хоть и соскучился, но… — Прости, Гарри, не выйдет, — мягко прервала его увещевания Гермиона. Уставилась в узорчато-щербатый потолок. — Возникло небольшое осложнение, я бы даже сказала, заминка. Бюрократическая закорючка, понимаешь? И украдкой мазнула по лицу друга. Моргающий Гарри не понимал ни драккла, ни тролля. Морщины на его многострадальном лбу прорезались все глубже и глубже, в глаза неприкрыто пробиралась аврорская чуйка. Даже крылья благородного носа затрепетали. Что же, Поттер превратился в первоклассную ищейку, с нюхом, натренированным на ложь. Даже от лучшей подруги. — И? — точно, отрывисто. — На вечер у меня уже назначена встреча. Важная. С… Малфоем. — Тихо и деликатно. — Придется мне временно взять его фамилию. — Как это? — хлестко, уже с неприкрытым подозрением. Уж не в измене ли? —К чему эта волокита с фамилиями, если брак нужно расторгнуть? Извини, Миона, но похоже на… чей-то нелепый розыгрыш. Гермиону затопила волна удушья. Если бы розыгрыш, с клоунами и кроликами в шляпах. А тут они сами с Малфоем оказались клоунами, над которыми все измываются-потешаются или потешаются-измываются. Мнения доброжелателей опутали Грейнджер паутиной, и сколько бы она не барахталась, увязала все больше и безнадежнее. — Можешь аккуратно подготовить Джинни? И… всех. — Рона. Рона. Рона… Которому Гермиона ни кната не задолжала, но рыжий бесхитростный парень считал долг невыплаченным, долг любви и чести. Рон ничего не разумел о ней, право. — Работы у меня невпроворот. Обед даже не светит. Прости. Видимо, вся ее ощетинившаяся поза подсказала Поттеру, что Грейнджер выпустила иголки. — Я рядом, Миона, — выдохнул он ей в ухо и отступил. Уступил подругу долгому муторному дню.***
Гермиона зарылась в работу по самый любознательный нос. Ее былое рвение в учебе, то знаменитое упрямое «хочу знать всё и даже больше» так и не угасло с годами, скорее наоборот, из небольшого лесного костерка разгорелось бушующее пламя. Находилась ли дотошная до малейших нюансов Грейнджер на своем месте здесь, в Отделе магического правопорядка? Помогала ли волшебному миру достаточно? Она по-прежнему как губка впитывала новые знания, а потом умело прикладывала их к делу. Распутывала хитросплетенные клубки магических законов и не раз натыкалась на случаи злоупотребления чистокровным статусом и откровенной безнаказанности. Попустительское высокомерие пурпурных мантий в зале суда никуда не делось даже после войны за право маглорожденных называться равными, независимо от происхождения. Колосс предрассудков никак не рушился, даром что ноги у него не из глины, а из груд золота в пещерах хранилища Гринготтса. И оттого ярое гриффиндорское нутро сердобольной Грейнджер рвалось в бой. Она ведь все понимала, все примеряла на себя. Чтобы изменить веками укоренившийся порядок, карать виновных и оправдывать невинных, ей нужно забраться на самый верх этой крутой пирамиды власти, тщеславия и круговой поруки. Что ж, благодаря вкладу Золотого трио в победу над Волдемортом Гермиона Грейнджер смогла бы вскарабкаться сколь угодно высоко. С резким свистом она вздыхала и кусала губы. Теребила перо и умудрилась даже поставить пару клякс на страницах увесистого фолианта. На задворках мятущегося сознания все жужжали и жужжали утренние слова министра, смутное видение того поистине блистательного будущего, которым Кингсли ее завлекал. Стать его заместителем, причем самым почетным, и еще теснее переплести свою жизнь с власть имущими, с Визенгамотом, оказывать существенное влияние не на мелкие, пусть и судьбы, а на широкую политическую волю. А дальше, после отставки Бруствера… Сердце ведьмы, не лишенной здоровых амбиций, бешено стучало. Заманчиво, ох, до чего же заманчиво. Однако… Что позволено Золотой Девочке и обладательнице Ордена Мерлина первой степени, маглорожденной Гермионе Грейнджер, то не позволено миссис Малфой, которой ей все же предстоит стать. Да, на краткий срок, может и всего несколько недель, но кто посмотрит на время, когда на все лады будут склонять ее новую фамилию? Еще на младших курсах в Хогвартсе Гермиона уяснила, что в Волшебном мире твоя фамилия служила клеймом. Клеткой, пусть с платиновыми или даже алмазными прутьями, — сути это не меняло. Фамилия обязывала. Фамилия ломала. Фамилия определяла жизненную стезю. «Ты можешь достичь всего чего хочешь», — учил Гермиону отец очень-очень давно, словно в иной вселенной. Увы, сейчас Гермионе не поговорить с ним, не спросить мудрого совета. И мама тоже не приласкает и не обнимет крепко-прекрепко. Мерлин, как же Гермионе их не хватало… Строгой муштры папы, мягких поцелуев мамы. Обыденного, домашнего волшебства семьи. Гермиона скучала каждый день и каждый день убеждала себя, что решение стереть себя из их памяти было единственно верным. Она спасла родителей, а они не страдали от ее жертвы. По языку разлилась стылая горечь. Гермиона дрожала. Без стука дверь в ее кабинет распахнули, и слишком знакомый, обволакивающе-низкий голос, — голос, которого она здесь, в этих стенах, ни разу не слышала, — с ленцой произнес: — Дорогая, ты готова? Как гром среди безоблачного фальшивого неба. Гермиона подняла затекшую шею от «Признаков разумности волшебных существ» и глупо разинула рот. Спина тут же заныла. Неужели в скрюченной позе Грейнджер провела целый день? Выходит, что да, ведь… На пороге ее кабинета невозмутимым рыцарем без страха и упрека стоял Драко-тролль-его-раздави-Малфой. Будто призрак, весь в черном, в черной траурной мантии и тускло мерцающих туфлях их кожи Гебридского черного дракона. С ним в комнату ворвался гул спешащих домой сотрудников, шаркающих ног и фонтанов смешков. И вдруг вся эта веселая карусель стихла, топот заглох, журчание разнобойных голосов растворилось в небытие. Холл погрузился в групповое Силенцио. — Уже вечер? — тихо уточнила Гермиона, но в наступившем безмолвии ее слова оглушили весь отдел. Малфой растянул губы в добродушной издевке: — Очевидно. Собирайся. Взмахом палочки он призвал ее мантию из шкафа. Дверцы возмущенно хлопнули, но повиновались вторжению пришлой магии. Чувствуя противные мурашки в непослушных ногах, Гермиона медленно вернула на книжную полку кипы справочников, аккуратно взяла документы с чернильными завитушками ее пометок и убрала их в сейф. Приблизилась к Малфою как к хищнику. На угольно-черном фоне его платиновые королевские волосы слепили ее. Уложенные с небрежным шиком, зачесанные назад. Чужие и родные. Гермионе гораздо больше нравилось, когда Драко был растрепан, а отросшая челка спадала на потный лоб… Грейнджер строптиво мотнула головой. Даже тем, кто не мог разглядеть лица ее высокого посетителя, всё становилось кристально ясно лишь при виде этих восхитительных белесых прядей. Драко сам накинул мантию ей на плечи, расправил складки — жест обычной учтивости от любого, но не от Малфоя к Грейнджер — и вежливо предложил ей локоть. — Идем, Гермиона, — выдохнул он прямо в ее стремительно пунцовеющее лицо. Сузив глаза, Гермиона задрала нос и встретилась с вызовом в серых глазах. Он изучающе глядел на нее, вскинув бровь. Она пялилась в ответ, явно давая понять, что не собиралась двигать руками. И разумеется, Малфой не намеревался ждать ее слишком долго. Он просто схватил ее за запястье и просунул безвольную ладонь себе подмышку. Знал ведь, интриган слизеринский, что Грейнджер не допустит сцен на глазах охочей до пикантных зрелищ публики. Сквозь зубы Гермиона буркнула запирающее заклинание, ткнула полочкой в дверь, добавила жалящее проклятье и обездвиживающие чары, которые не снимешь тривиальным Фините. Малфой восхищенно прогудел: — Умница. — Я думала, мы встретимся на крыльце? — пробормотала она, стараясь не скукожиться под ливнем из пронизывающих взглядов, хмыков и охов-ахов. Помилуйте, Грейнджер работала здесь два с половиной года и всем уже давно должна приесться, если не оскомину набить. Порой она даже перекидывалась шутками с коллегами, болтала с аврорами… Давно никто не обращал внимание на простое обручальное кольцо на ее безымянном пальце, и никто не заговорил с ней о том, что без малого два месяца назад Грейнджер его сняла. — Хотелось застать тебя за работой. Над чем сейчас трудишься? — Я, эээ… — зачем ему? Гермиона украдкой оглядела его высокую худощавую фигуру, но Малфой смотрел прямо. Напрягся при виде очередей у лифтов и направился к извилистому боковому коридору со ступеньками. Три этажа вверх одолеть — ерунда. Чувствуя себя не в своей тарелке, Гермиона ответила: — Ты наверняка слышал, что месяц назад права оборотней наконец-то признали в полной мере. Это означает, что им разрешено в том числе и усыновление. И вот, у нас первое прошение… — Какая ты незлопамятная, Гермиона, — Малфой качнул головой. И непонятно, толи осудил, толи похвалил. Она парировала мгновенно, строгим голосом с интонацией Макгонагалл: — Крохи, хоть и оборотни, ни в чем не виноваты, Драко. — Разумеется. — Малфой двигался быстро, чеканным шагом, с твердой военной выправкой. Вся толпа осталась у лифтов, и, слава Мерлину, по лестнице они поднимались лишь вдвоем. — Завтра расскажешь подробнее? Я думал, Сивый отбил у тебя всю охоту якшаться с оборотнями, ты изумила меня. Его нынешняя словоохотливость обескураживала. Малфой ли это? Гермиона втянула воздух и на миг прикрыла глаза. Малфой, разумеется, Малфой. Запах, что преследовал ее ночами, на его половине кровати, на его нетронутой подушке, — она ни с чем его спутает. Цитрус с перцем никак не выветривался, вторгаясь в ее беспокойные сны. «Драко…» — Ты совсем меня не знаешь, Драко. Не знаешь заключенной в познанное тобою тело души. — Это правда, Гермиона. — Ноги предательски заплелись, но молча Драко подхватил ее и не дал упасть. Он стиснул зубы, и на скулах заходили желваки. — Но это поправимо. Раз надо. Надо. Всю сущность отпрыска династии Малфоев отражало пресловутое «надо». На крыльце Министерства он стиснул ее плечи и без предупреждения затянул в парную аппарацию. От неожиданности Грейнджер закашлялась, урчащий живот скрутило. Все это время Малфой поддерживал ее за плечи. Проморгавшись, Гермиона с трудом подавила крик, запечатала ладонью рот. Перед ее взором предстал Малфой-мэнор. Огромный и какой-то острый, с крутыми скатами башенных крыш, из темно-серого камня. Мгновенно Гермиона продрогла. В Уилтшире вовсю гулял ветер, морозными иглами ранил кожу, развевал полы их мантий. Деревья шумели протестом. Казалось, сама древняя магическая земля отторгала ее. Грейнджер и Малфой преодолели широкую дорогу с негодующе хрустящим под ногами гравием, и чем ближе подходили к парадному входу, тем больше Гермиону мутило. В мглистой пустоте ей чудились истошные визги беспомощных жертв и лающий хохот егерей, смрад их потных и грязных тел, виделись желтозубые ухмылки. Волосы на макушке поднялись в ожидании неминуемого Круцио. Мышцы одеревенели, и последние метры Драко буквально тащил ее на себе. Перед тем, как открыть тяжелую парадную дверь, он с силой сжал ее затылок. — Успокойся. Дыши. Все, кто заслуживал, мертвы. А ты не слабая. Отпустив ее, Малфой приложил ладонь к витой ручке. Без единого скрипа им открылась огромная прихожая, за которой следовал провал коридора и странно-светлых, почти белых стен. Драко переступил порог, и тотчас перед ним возникла эльфийка. — Хозяин Драко, миссис Грейнджер, — Миппи почтительно поклонилась, — добро пожаловать в Малфой-мэнор. Длинные эльфийские ушки встопорщились, и Гермиона сумела выдавить улыбку. — Здравствуй, Миппи. Спасибо. — Я приму ваши мантии. Нечасто, но Гермиона виделась с маленькой личной служанкой Малфоя. Миппи не страдала болтливостью, как многие эльфы, и ни разу не обронила и слова о странной связи Гермионы и Драко. Просто по его приказу доставляла в квартиру Гермионы вино и закуски, иногда и свежую одежду для Малфоя. Вчера Миппи послушно проводила Гермиону, убедилась, что «супруге хозяина» ничего не грозит, и с хлопком исчезла. Вот и сейчас хлопок отсек последнюю возможность уйти прочь. Вдвоем Гермиона и Драко двинулись по направлению… куда-то, сквозь бесконечную анфиладу богато, но со вкусом убранных комнат. Больше Малфой ее не держал, он шагал слегка впереди, и Гермиона совершенно не возражала. Ее каблуки отвратительно цокали по натертому до блеска паркету. Она старалась дышать медленно и глубоко. Воздух Малфой-мэнора отдавал древесиной и мшистыми камнями, к которым примешивались нотки дорогих тканей и выделанной кожи, и особые ароматы подлинности, оригинальности и шедевров. Все это смешивалось в тяжеловесный коктейль, который грозил вызвать длительное несварение желудка, а то и мигрень. В попытке не выхватывать повсеместно развешанные хмурые портреты малфоевских предков, Гермиона смотрела Драко в затылок, и оттого заметила вмиг затвердевшие мышцы лопаток. В очередной гостиной, полукругом перед зажженным камином, на мягких креслах сидели его родители. Но вот… — сердце пронзил ледяной клинок — не только они. — Ну наконец-то, Драко! Мы ждали тебя вчера весь вечер! Где ты был? Молодая и весьма изящная ведьма практически вскочила с кресла и ринулась к Малфою, прильнула к его груди и обвила руками широкие плечи. Мир Гермионы остановился. Эту узкую, холеную, до боли ненавистную ладонь она знала, как и эту стройную фигуру и гладкие, блестящие волосы брюнетки. Шоком стало только ее лицо, ведь до этого она всегда разглядывала ее со спины. Драко и брюнетка, держась за руки, прогуливаются по Елисейским полям. Драко и брюнетка, оба в роскошных деловых костюмах, поднимают таблички с номерами на каком-то закрытом аукционе. Сидят рядом, чуть ли не вплотную. Ее рука на его бедре. Драко и одетая в умопомрачительное вечернее платье брюнетка кружатся в вальсе по бальному залу Малфой-мэнора… ее рука на его плече, его – на ее спине… в то время как сама Гермиона коротает десятки и сотни минут в президентском люксе венецианского отеля, ждет Малфоя, ведь это их первая годовщина. Письма с колдографиями приходили сначала редко, а потом все чаще и чаще. За последние полгода Грейнджер получила целый ворох, хоть альбом о роскошной жизни чистокровных издавай. Во рту заржавело от прикушенной щеки, Гермиона затеребила карман мантии, отвернулась. Захотелось немедленно исчезнуть отсюда. И пусть кувыркаются как хотят, ей то что? Так же безразлично, как спаривание гиппогрифов. Все равно. — Не сейчас, Астория, — сухим, песочным голосом одернул брюнетку Малфой и снял с себя ее наглые руки. Гермиона было отшатнулась, но Малфой резко шагнул назад и схватил ее за рукав. Сам толкнулся слегка вбок, подставляя Грейнджер под ледяные омуты лорда Малфоя. — Что происходит, Драко? — потребовал Люциус. Брови, значительно светлее чем у Драко, нарочито приподнялись. — Несомненно, вы знаете Гермиону, хоть и не были официально представлены, — произнес Малфой уже истинно-светским тоном. Брюнетка — Астория — резко втянула воздух, красивые голубые глаза превратились в щелки. Прекрасные и стервозные. Миловидное лицо в форме сердца исказилось, потекло… — Добрый вечер, лорд и леди Малфой, — просипела Грейнджер, подавив порыв сделать реверанс. Какие реверансы, Моргана помилуй! Незаметно Гермиона старалась высвободить манжету из тисков жестких пальцев все еще мужа, однако Драко вцепился в нее так, будто от этого зависела его дракклова жизнь. И Люциус, и Нарцисса не соизволили ответить на вынужденное приветствие. И если Люциус сверлил ее острым взглядом, то Нарцисса даже не повернула головы, будто Гермиона значила не больше самого заурядного флоббер-червя. Бесшумно и крайне грациозно леди Малфой помешивала ложкой чай в полупрозрачной фарфоровой чашке. В магловской крови Грейнджер полыхнуло искрами и занялся пожар. «Там не будет никакого сброда». Ну да, Малфой, только исключительно достойные аристократы, правда? А Грейнджер недостойна гостеприимства, выходит? Она вытянулась в струну и вздернула нос. Мол, давайте, любуйтесь. Или не любуйтесь. Гермиона перестала пытаться вырвать руку из плена пальцев Драко. — Ради Мерлина, Драко! Какого тролля ты притащил грязн… — Драко едва слышно рыкнул. Да, в самом деле — рыкнул, ей не показалось. Только для нее, ведь она не раз слышала его хрипы и рыки… — хм… мисс Грейнджер сюда. Это более чем неуместно. От брезгливости в тоне лорда Малфоя хотелось содрать с себя кожу. А кротость в ответе Малфоя ставила в тупик. — Отец, тебе доподлинно известно, что Грейнджер уже три года как миссис. Пока миссис Грейнджер, но завтра станет миссис Малфой. — Драко! — одновременно воскликнули Астория и Нарцисса. Люциус язвительно процедил: — Что ты несешь? Будто на лекции профессора Снейпа, Драко ответил само-собой разумеющимся тоном: — Вчера достопочтенная судья Мирелла Пламп из отдела расторжения браков изволила указать нам на некоторые недочеты нашего союза. Видишь ли, развод невозможен, пока не будет должным образом завершена свадьба. С клятвами нашего рода, как и положено. И Гермиона должна стать полноправной Малфой, появиться на семейном гобелене. Иначе получается противоречие, мы не можем расторгнуть не до конца оформленный брак. — И поэтому… — пискнула Астория. — И поэтому мы с Гермионой вынуждены разделить полночь. — Магический брак? — прошептала Нарцисса неверяще. С ее лица сошла последняя краска, и осталось подобие восковой фигуры. Чашка чая в тонких руках была вмиг забыта. Голубые глаза леди Малфой смотрели мимо сына, на Гермиону, так настороженно… с опаской, вдоволь приправленной презрением. Нарцисса пыталась вывернуть ей душу. — Да, мама. Другого выхода нет. Всю ночь я провел за книгами и понял, что это самый быстрый способ избавиться от всей этой ахинеи. Проведем обряд приобщения супруги к роду, а потом дадим связи закрепиться. Вам нужно смириться с этим. Миппи! — эльфийка появилась при первых звуках ее имени, сразу склонилась в низком поклоне. — Подготовь комнату для Гермионы, она останется здесь ночевать. И ужин накрой нам в малой столовой. А потом мы с Гермионой пойдем в библиотеку. Ахинеи. А-хи-не-и. Грейнджер с усилием проталкивала воздух в глотку, стараясь раздышаться. А-х-и-н-е-я. Вот что происходило между ними, так Драко относился к постыдной плотской любви. Даже не счел нужным признаться своей семье, что они с Гермионой прокляты. Не удосужился… А чего она хотела? Истинное супружество с грязнокровной выскочкой? Будь Грейнджер хоть семи пядей во лбу — ее кровь запятнана еще до рождения. Мерзавец. Впрочем, что ее удивляет? Она знала о том, каков Малфой, с самого начала. Знала. Молчала. Спала с ним. Гермиона впилась ногтями в ладонь. Тролля с два эти люди увидят ее ранимость еще хоть раз. Она уже валялась перед ними в другой, не менее напыщенной гостиной. Чем древнее род, тем больше пафоса в столах и стульях? Все эти рюши, завитушки — фу. Губы сжались в упрямую, тонкую линию. В конце концов Грейнджер заставила себя прийти сюда лишь для того, чтобы ускорить развод. — Но Драко, зачем? Я… это не укладывается в голове. — Астория пыталась не нарушить их мифических приличий, но чуткие уши Грейнджер уловили нотки визгливости в высоком чарующем голосе. Малфой пожал плечами. — Таков обычай Малфоев. Нам с Гермионой нужны брачные клятвы, мы выберем и обсудим их. Наедине.