ID работы: 13960659

Две чашки кофе

Гет
NC-17
В процессе
118
Горячая работа! 67
автор
Размер:
планируется Макси, написано 73 страницы, 4 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
118 Нравится 67 Отзывы 51 В сборник Скачать

Третий глоток

Настройки текста
Примечания:
      Три года назад       — Малфой? Что ты зде…       — Ждала меня, Гре-е-ейнджер?       Шокированно втянув воздух, Гермиона прокатила его вниз, пересохшим языком. Она посмотрела на неожиданно возникшего у нее на пороге блондина во все глаза и вздрогнула от яростной одержимости, что поволокой затянула серые омуты. Всегда такие ухоженные пряди безупречной прически были растрепаны, одна, восхитительно платиновая, своевольно спадала Малфою на лоб. Драко возвышался над нею, своей долговязой фигурой заполняя дверной проем. Длинные, слишком властные пальцы вцепились в косяк. Грудь бурно взымалась. Как слизеринец попал сюда? Малфой — сюда, к ней. Зачем? Еще в начале года Грейнджер и Энтони договорились, что Башня Старост будет принадлежать только им, ни с кем не делились паролем и редко приглашали друзей.       Малфой не стал ждать, пока Гермиона родит достойный ответ, и самодовольно усмехнулся.       Как назло, у всегда бойкой Грейнджер слова застряли в горле.       — Я…       «Еще не чувствую себя раскованно, еще не отошла от «происшествия», — так Гермиона окрестила случившееся на балу.       Происшествие. Недоразумение. Досадная нелепость, о которой не стоит волноваться.       Ни в коем случае. Ни-ни.       Да тролля с два Грейнджер впадет в панику сейчас, перед Драко. Перед мерзким Малфоем, виновником ее бед — бесконечно, всегда, и сегодня в особенности.       Хотя чего это она? Не беда, не катастрофа…. Не-е-ет. Всего лишь происшествие. Мелочь. Ха, да тот крошечный инцидент и выеденного яйца не стоит!       Подумаешь, на Рождественском балу над их с Малфоем головами вдруг распустилась омела, и слизеринскому чистокровному принцу пришлось снизойти до поцелуя с Грейнджер, на виду у всего Большого зала.       Не впервые его губы встретились с ее губами, но про тесное знакомство Золотой Девочки со ртом бывшего Пожирателя ведь никто не знал. Никто не подозревал, до сегодняшнего вечера. До того, как Драко… Грейнджер качнула кудрями и смахнула с кончиков безысходность. Вообще-то, она пыталась все исправить. Не допустить ни огласки, ни стыда. С ужасом глядя на усыпанный белыми пузырями цветов вредный букет, Гермиона перебирала в уме заклинания отмены, но увы, ни одно не подходило. Ее хваленые мозги застыли, да Грейнджер буквально остолбенела от неловкой подставы, которую ни с того ни с сего устроил им Хогвартс.       Взбалмошный замок, Годрик его разнеси.       А вот Малфоя отнюдь не смутила ни воцарившаяся в зале тишина… Ни ее мокрое платье, с оторванной в падении лямкой, которую Малфой дернул вверх, на хрупкое оголенное плечо. Он сверкнул взглядом и мигом швырнул на Грейнджер свой пиджак, прикрыв ставшее слишком откровенным декольте и показавшуюся в вырезе грудь. Наклонился к ней, чтобы… что? Защитить от любопытства посторонних? Облить ядом?       Вот тогда-то над их головами и расцвел коварный символ любви.       И сразу в ушах завопила мертвая тишина.       Малфой облизнулся, манерно пожал плечами и горько-сладкими от вина губами впился в рот Гермионы настолько сильно, что оторваться от слизеринца было абсолютно невозможно. Она молотила кулачками по его спине, пока не перестала. Драко целовал ее так — на глазах у всех — Астории, Блейза, Пэнси… Макгонагалл, Рона, Гарри — так, будто окончательно попрощался с рассудком.       Ни капли не тушуясь перед оторопевшими зрителями.       И сейчас Малфоя тоже не смущал ее более чем распутный бордовый топ на бретелях, в котором Грейнджер намеревалась лечь спать.       Три часа назад — при всех — Малфой обхватил ее щеки и бесстыдно поглотил искусанные губы.       Видит Мерлин, Грейнджер едва пережила его внезапный порыв.       А теперь, спустя сотни шагов из угла в угол по своему убежищу в Башне Старост, где Гермиона скрылась от чрезмерной дотошности сокурсников — из-за такого накала страсти между враждующими слизеринцем и гриффиндоркой — Малфой вскинул руку. Невесомым касанием, самыми кончиками пальцев он провел от ее подбородка вниз, к яремной впадинке, очертил ключицы и нырнул еще ниже, меж налившихся грудей с твердыми вершинками сосков.       Гермиона отпрянула.       Попыталась отпрянуть, но Драко — с молниеносностью ловца — резко выбросил другую руку и схватил ее за волосы, намотал распущенные пряди на кулак.       — Поймал, — усмехнулся он дико.       — Малфой, ты… — он дернул ее кудри вниз, так, чтобы Грейнджер запрокинула голову. Волоски на висках болезненно натянулись, под ложечкой засосало. Он приблизился, почти вплотную, переступив порог ее спальни. — Ты что, пьян? — пискнула Гермиона.       Как-то… беспомощно.       Еще один грубый смешок исторгся из его темно-розового рта, обдав растерянную Грейнджер характерным спиртовым амбре.       — Выпил чутка для храбрости, — признал Малфой зловеще. — Но не бойся, Грейнджер, я запомню все, что между нами произойдет. Запомню на всю жизнь, как и ты.       Запомнит… что? Догадавшись, она задохнулась.       — Ты за этим пришел ко мне? Думаешь, можешь вот так свободно ворваться и…       — Не будь лицемеркой, Грейнджер. Это не по-гриффиндорски, знаешь ли, — хлестнул ее Малфой. Плети упреков слизеринца превратили Гермиону в растопленное масло. Да что с ней не так? — Разве ты и твои тупорылые дружки не за это боролись? Свободу делать что вздумается… Брать от жизни все, без оглядки на родовые устои. Трахаться с кем угодно, кто нам с тобой запретит, а?       Его красивые губы обреченно скривились от надрыва в низком голосе.       И Гермиона внутри тоже сморщилась. Мороз от его издевательских рассуждений усилился, стоило Грейнджер вспомнить презрительное негодование в голубых и зеленых глазах лучших друзей.       Она и Малфой поцеловались, пусть. А теперь что? Она и Малфой собираются… как он выразился — трахнуться? Грубо, пошло. По-шлюшьи. Фу. Даже мысленно словцо укололо ее.       — Не приплетай сюда Гарри! — невпопад своим фантазиям оборвала Грейнджер Драко. — И Рона. Это не лучший способ им досад…       Выпустив ее волосы, Малфой схватил Гермиону за плечи. Зашипел:       — Ты права. Это только между нами, Грейнджер. Твоим прилипалам не место в нашей постели. Смотри на меня.       Приказной тон прошил ее позвоночник и оголил нервы, странно заставив желать слушаться Малфоя снова и снова. Подчиниться, только бы Драко остался доволен. Как сомнамбула Гермиона запрокинула голову и едва не порезалась о жесткий прищур его стальных глаз, что оказались на порядок злее.       Касание. Касание. Касание.       Шею пекло от крепкой ладони Малфоя, от тисков длинных и беспощадных пальцев, огненные мурашки бежали по лопаткам вниз, обжигали позвоночник, ласкали поясницу и соскальзывали внутрь, во влажную лихорадку лона. Голова закружилась сильнее, унося здравый смысл Золотой Девочки со скоростью урагана.       Нет, Малфой съехал с катушек! Им — нельзя.       Из последних сил Гермиона схватилась за ворот его расстегнутой черной рубашки, чтобы отпихнуть, оттолкнуть — прочь. Под ее пальцами оказалась приятная шелковистая кожа, гладкие стальные пластины грудных мышц… Мощь, сила. Непреодолимая и мужская. Не плоть смертного, а вязкое, божественное искушение.       — Пусти! — выдавила Грейнджер задушенно.       — Молчи уж, заучка, — с долей треснутой ласки не послушался Малфой, прежде чем заткнуть позорно-слабый протест ведьмы очередным неистовым вторжением в ее рот.       Кого Драко этим наказывал — ее или себя?       Уже в третий раз, — он сорвал ее стон уже трижды, — и в ночи после бала, наедине, их обоюдный трепет был самым опасным.       Оба с кристальной ясностью осознавали, что нынче в Башню Старост больше никто не заглянет.       Энтони Голдстейн, ее коллега по старостату, уехал на каникулы домой. А Рон и Гарри… что ж, якобы-всегда-готовые-поддержать-Гермиону друзья не разговаривали с нею весь злополучный остаток Рождественского бала. Ни единого звука ей не пожертвовали, ни мимолетного обеспокоенного взгляда. Колючие зеленые и голубые глаза смотрели не на Грейнджер, а сквозь нее, сквозь наспех подлатанную кружевную лямку на ее сумеречно-синем платье. Без слов распекали за мнимый грех. Ей хотелось схватить «Историю Хогвартса» и настучать любимой книгой по упрямой физиономии Рона. Уизли и Поттер что, и вправду вообразили, что Гермиона это подстроила?       Будто Грейнджер повелевала чарами омелы.       Будто могла вырваться из непреодолимых объятий Драко.       Мерлин!.. И Цирцея в ее святости… Гермиона вот-вот согрешит по-настоящему.       — Я не хочу... Малфой, не надо, — шептала она между его укусами, за верхнюю губу, нижнюю, в попытках прогнать изощренный и наглый язык из своего рта. Боролась с ним и с собой. От Малфоя несло уже вовсе не вином, а огневиски и цитрусом, наверное, он пил прямо из горла и закусывал целым лимоном. Вкус абсолютного порока. Драко ее просто вылизывал, — изнутри, царапал зубами и… — Мерлин, спаси! — он ее опять целовал.       Целовал как помешанный.       Утолял голод и жажду скитальца, блуждающего в пустыне глупых предрассудков. Точно измученный странник, лишенный еды и воды целую вечность. Навеки лишенный любви.       Сердце зашлось. Л-любви? Чтоб ее… То была не малфоевская любовь, а его низменная звериная похоть. Со вздохом Гермиона на секунду выпуталась из петли пылающего между ног зова природы, коей не было дела до философских метаний о добродетелях гриффиндорки. Слизеринец тут же потерся о Гермиону своим возбуждением, так, что сомнений в его прихоти и намерениях обладать ею не осталось. Он… такой… такой. Моргана-искусительница, Гермиону заводил его огромный размер. Да своим членом Драко ее разорвет, если все-таки… Нет! Неправильно, что Малфой напустился на нее здесь, в девичьей спальне непорочной старосты девочек Гермионы Грейнджер. Вялыми руками она еще раз уперлась в его грудь и попыталась откинуть, отбросить от себя, отшвырнуть его за порог, в его напыщенную чистокровную жизнь — напрасно.       Ведь Гермиона тоже на нем помешалась.       — Хочешь, Грейнджер, ты хочешь, — бормотал блондин исступленно, ни на вдох не отрывая от нее своего ненасытного рта. — Меня ты не проведешь. Я тебя чувствую. Чувствую твою грудь, бедра… твои ноги подкашиваются, правда? Я слышу аромат твоего желания, Грейнджер. Ты же течешь. Я дам все тебе, ясно? Считай, это мой рождественский подарок. Твое тело трепещет, Грейнджер…       — Это н-ничего не з-зна…       Он стал выцеловывать ее горло, заскользил языком по отчаянно бьющейся жилке, пососал тайное местечко за ухом.       Как со стороны, Гермиона поймала сдавленный всхлип, и с удивлением — в бреду вязких мыслей — поняла, что тот принадлежал ей.       Ее ноги оторвались от пола, мир качнулся, Грейнджер охнула, — Малфой поднял ее на руки и в два шага поднес к разобранной для сна кровати.       Узкой — лишь для нее одной.       Он… что?       Окончательно свихнулся?       — Пусти, пусти! — заверещала Гермиона, выворачиваясь из железной хватки слизеринца.       — Как скажешь. Но больше не приказывай мне. — Малфой разжал руки, позволил ей рухнуть на матрас и тут же навалился сверху. — Не бойся, Грейнджер, — саркастично утешил он. — В этот раз я буду нежным.       Крохотная крупица сознания все еще тревожно сражалась с приторной патокой в ее восприятии. Не желала сдаваться умелым рукам, что лелеяли ее плечи, кисти, а потом легли на грудь и легонько сжали, перекатывая соски между большими и средними пальцами.       От незнакомой ласки ее словно ударило слабым разрядом тока. Невольно Гермиона выгнулась под Малфоем, беззвучно умоляя о продолжении.       — О…       — Еще? — он вскинул подбородок, чтобы пронзить Грейнджер взглядом своих невозможных глаз, ищущих, знающих, в которых плескалось расплавленное серебро радужки. Блеск был ослепительным и маниакальным, тонкий обод сверкал вокруг расширенных зрачков. — Вот так?       Малфой уронил голову и через просвечивающее кружево топа вобрал правый сосок в рот.       — Б-боже…       Прикусил. Пососал. Прикусил опять — сильнее, больнее, в тысячу раз слаще. Разомлевшее под напором зубов тело предавало ее. Острое, запретное наслаждение затягивало в бездонный омут упадка. Гермиона забыла о том, что наутро наверняка пожалеет об их близости, забыла о том, что восхитительный, вкусный и властный блондин в ее скромной девичьей постели всю жизнь травил и презирал ее.       Забыла о том, что до сих пор они были врагами.       — Я всего лишь Драко, но спасибо, Грейнджер, — подразнил Малфой и одарил укусом ее левую грудь. — У тебя идеальные сиськи. Хочу их видеть. Сними это.       Безропотно Гермиона подняла руки, и он стащил ее топ через голову.       Теперь Малфой трогал ее голую кожу, оглаживал ребра, живот, бедра, колени.       Ласковее. Нежнее.       — Красиво, — хрипел он, порхая по ее ногам языком. — Ты красивая, Грейнджер. Как грех. Мой грязный секрет, м… Салазар подери, на вкус грязнокровка — чистейшее удовольствие. Самое чистое, что я вкушал. Это мучительно, Грейнджер. Ненавистно даже… нам обоим, я прав? Давай стащим и это.       Для Малфоя их безнадежная связь тоже была грехом.       Тонкие атласные шортики полетели на пол вместе с последним шансом гордо сказать ему «нет».       — Я… — Гермиона не могла не спросить, — я испачкаю тебя?       В сердце, что рывками билось о ребра, трагично щемило. Из глаз покатились слезы, и Малфой подтянулся выше, собрал их языком.       — Ну что ты… Это я тебя испачкаю, Грейнджер. Тебе понравится, обещаю. Прэвени.       Малфой наложил противозачаточное заклинание, начертив руну ее палочкой, которую он взял с прикроватной тумбочки. И палочка Грейнджер послушалась его — Гермиона почувствовала слабую щекотку внизу живота, а потом пульсацию нетерпения в средоточии своего естества.       Рваный вдох, сиплый выдох.       Стон.       Разговоры закончились. Резко Драко сорвал с себя всю одежду, и на миг перед ее взором предстало роскошное обнаженное тело, худощавое, поджарое, выносливое. Гермиона залилась краской и заморгала. Взмах ресниц — сухие рельефные мышцы его рук — взмах — выпирающие ребра и впалый живот — взмах — дорожка светлых паховых волос от пупка и ниже — взмах…       Она так и не посмела оценить ту, самую мужскую, часть его тела.       Широкие плечи Малфоя заслонили от нее неверный свет ночника, по изящному разлету ключиц тянуло провести языком. На шее блондина выступила испарина. Притягательный, ароматный пот, слабо-мускусный и наверняка вкусный, заполонил ноздри.       Драко решительным жестом развел ее колени, направил пальцы по внутренней стороне бедер вверх и осторожно погладил набухшие складки промежности. А потом легонько, вкруговую, мазнул подушечкой большого пальца по клитору, словил ее тихое удивленное «О-оо», повторил снова, и снова, и снова, мягкими касаниями, невесомыми, как крылья бабочки. Сам сполз вниз и завороженно смотрел на ее естество, глубоко дышал.       Его взгляд был прямо у нее между ног.       Кровь Гермионы вскипела.       Малфой склонил голову, хлестнув ее бедра отросшими платиновыми прядями, и внезапно всосал ее плоть. Застонал. От неизведанного ранее наслаждения из глаз брызнули новые слезы, Грейнджер зажмурила веки, закрыла пунцовые щеки дрожащими руками и впилась зубами в ладонь. Жадно она вскинула таз выше, подставляясь под его изысканные губы, под его длинный палец, что уже дразнил ее вход, а потом деликатно нырнул внутрь.       Ягодицы дернулись в строптивом порыве, и стенки — там — сократились.       Тесно.       — Ну надо же, Грейнджер, — сипло одобрил Малфой, глубоко дыша ей в промежность, растягивая ее так бережно, умопомрачительно, что она стала насаживаться на его палец. — Ты тоже подаришь мне… Готова?       Готова к чему?       Второй палец вошел в нее, Малфой согнул их внутри и погладил странную, очень чувствительную точку, от ласки которой ее нутро сжалось крепче.       — Д-драко!..       — Вот так, вот так… девочка. Отзывчивая, сладкая…       Он трогал ее везде. Одна сильная рука мяла груди и теребила соски, другая ритмично толкалась ей между ног. И рот, — рот целовал и вылизывал комок нервов, смачно, пошло, управлял ее удовольствием. Внезапно Малфой толкнулся в нее особенно резко, вобрал клитор в рот особенно сильно, чуть прикусил, и…       Гермиона содрогнулась в оргазме.       Ее тело затрясло спазмами, горячими, плавкими, неизбежными.       Она воспарила над миром и купалась в пенистой бездне вселенной.       — Д-драко…       — Т-шш, ведьма. Мы еще только начали.       Он вновь погладил ее липкие от смазки и его слюны бедра, приподнялся и навис над Гермионой, согнул ей ноги в коленях, развел их до невозможности широко. Его член Грейнджер так и не успела рассмотреть, поняла только то, что тот был длинным и толстым, горячим…       Неминуемым и неотвратимым.       В ней.       Малфой лежал на ней и в ней. Медленно. Он погружался в ее тело очень медленно, но твердо, пожирая Гермиону взглядом. Лед в серых глазах совсем растаял. Ее распирало от его огромного размера, от пульсации и трения, от покачиваний, настойчивых и совершенно роковых.       Без ее на то воли тонкие руки Грейнджер сжали его плечи, ногти вонзились в его кожу, Гермиона закусила губу, превозмогая сопротивление своих внутренних стеночек. Малфой качнулся в нее снова, теперь легче, легче…       Святая Цирцея!       Это было приятно. Потом, едва ли не сразу, это стало восхитительным. Великолепным.       А после — породило фейерверк у нее между ног.       Тело Малфоя будто сгорало в адском пламени. Наверняка он весил раза в два больше нее, но его мужская тяжесть на ней чувствовалась единственно верной. Он окутывал ее собой со всех сторон, пронзал ее расплавленным взглядом и твердым членом — изнутри. Вот каково это — быть взятой. Гермиона ничего не могла ему противопоставить, ничего не могла поделать, кроме неумелых взмахов тазом вверх. От его одобрительного стона она принялась стараться лучше.       — Упрись пятками мне в бедра, — рвано подбодрил Малфой. — Да, вот так. Хорошая девочка, Грейнджер. Превосходно податливая.       Влекомый ее безотчетными вскриками, Драко отбросил нежность, наплевал на осторожность. Он брал ее, брал, брал, уже сильными размеренными толчками, вбивая ее хрупкое неопытное тело в матрас. Трахал. Раньше Гермиона наивно верила, что выше всего ценит трепетное отношение, ей всегда казалось, что ее будущий мужчина должен непременно пылинки с нее сдувать. А на самом деле лишь раздражалась, когда тот же Рон принимал ее за фарфоровую куклу, оскорбляя слюнявым подобием на поцелуи. Ей всегда хотелось, чтобы ее сжали так сильно, чтобы по телу пошли трещины.       И Малфой уже беспощадно ее сжимал, ломал, стискивал — до сочащейся между ног сладкой влаги, до хлюпов их общей смазки. Закинул ее бедро себе на талию, схватил за ягодицу, привстал на локте. На нее упали капли пота с его лба.       — Ах, — вырвалось у нее, — а-ах. Малф… Дра-а-ако!       Толчки стали бешеными.       — Еще раз, на моем члене, Ну. Сейчас же! — строго велел Малфой сквозь стиснутые зубы.       И Гермиона… кончила.       Кончила снова, в свой первый секс.       Сначала от стыдных поцелуев и теперь от твердого члена.       С ним.       С Драко-чертовым-невозможным-мерзавцем-Малфоем.       Который оскалился в хищной ухмылке, снова впился ей в губы, в шею, и с силой прикусил кожу под челюстью.       А потом с рыком он упал на нее и громко застонал в своем собственном прекрасном экстазе.       И с его расслабившимся телом на них обрушилась тишина.       Гермиона считала удары сердца и ждала, когда же Малфой с нее слезет.       Она резко протрезвела. На ее груди неподвижный Драко ощущался громадной монолитной скалой. Что Гермиона натворила? Дала… Малфою. Малфою! Стонала, пищала, кричала. От… восторга. Такой жалкой, ничтожной дурой Грейнджер не ощущала себя ни разу.       Пальцы, до того вспоровшие ногтями его плечи, разжались, и Гермиона опустила руки вдоль тела. Малфой выскользнул, встал с кровати и взглянул на нее, серым торнадо в глазах прошелся по ней целиком, с головы до пят. Этот смерч вдруг утих до уязвимой нежности, будто с Малфоя содрали все грубые шероховатые слои и оставили тонкий, готовый вот-вот порваться шелк. Он полюбовался лужей из его спермы и ее крови — у нее между ног, на смятой простыне.       — Не смей вставать, — с сухой заботой бросил Малфой. — Я сейчас.       И скрылся в ванной.

***

      — Как я здесь оказалась? Где я… Драко? — с трудом Гермиона перевернулась на бок и утонула в перине, до неприличия мягкой. Несмотря на удобство ложа, все тело ломило от приятного томления, словно Грейнджер не меньше месяца пытали экстазом. Незнакомая спальня в чужом доме, покалывания в магическом ядре, которое излучало довольство и чуть ли не урчало от сытости — все это выбивало умнейшую ведьму столетия из колеи. — Что произошло?       — Не помнишь? — криво усмехнувшись, прошептал Малфой. В серых глазах на миг проступила ранимость, но тут же пропала за гладкой маской красивого до боли лица.       Не помнит… о чем? Неясные образы закружили на задворках сознания, по языку растекся сахар.       — Последнее, что я помню, — неуверенно просипела она, — это твои пальцы во рту и вкус твоей крови… — и то, весьма смутно. — Она была… сладкой. Как такое возможно, Драко?       Не ответив на вопрос, Малфой присел на край постели и по-хозяйски положил прохладную ладонь ей на лоб. Хмыкнул. Любовно убрал за уши спутанные больше обычного кудри, огладил дуги бровей кончиками пальцев. Ей тотчас захотелось мурлыкнуть и выгнуться кошкой, потереться о него. Такая нежность… что за нею крылось? Грейнджер таяла под ласками Малфоя. По шее расползлись мурашки, и резко Гермиону бросило в жар, хоть под простынею ведьма и лежала голой. Она разделась сама? Или все же ту так-называемую-робу с нее снял Драко?       С Малфоем Гермиона давно забыла про смущение и стыд, но… Обычно Малфой предпочитал вовсе не скромные ласки.       Всегда, кроме первого раза, он стремился взять ее жестко, сковав запястья над головой, намотав ее волосы на кулак, и приказывая, приказывая, приказывая…       Даже ноги для его порочного, вездесущего рта Грейнджер раскидывала строго по приказу.       Она почувствовала, как краснеет и закусила губу, перевела глаза вверх, на кремовый потолок.       Слишком яркий сон о последней зиме в Хогвартсе преследовал Гермиону, так неуместно, неловко… при нынешних-то обстоятельствах. Ей бы стряхнуть наваждение, стряхнуть с себя налет Драко Малфоя, но это все равно, что вытряхнуть душу из тела. Высокий потолок украшали росписи, переплетенные руки, ноги… мужская и женская фигуры, скрытые за облаком спускавшихся ниже колен волос. Что-то о запретной любви Ланселота к Гвиневре? Странный выбор темы. Хотя… может, это намек?       Тогда, на восьмом курсе, после того как по-глупому отдалась Малфою, Гермиона тоже проснулась поздно и долгое время пялилась на потолок своей спальни в Башне Старост. Сожаление вкупе с предательской тянущей болью внизу живота подтачивали ее совесть, однако настоящее чувство вины и едкие мысли о том, какой же Грейнджер оказалась дурой, пришли на две недели позже. Уже после рождественских каникул, когда равнодушный ко всему вокруг Драко вернулся из мэнора в Хогвартс, и Гермиона узнала…       Узнала случайно, и не от него. С чего бы Малфою распахивать сердце перед Грейнджер? Ночной полупьяный перепих ничего для него не значил, правда? В первый день нового семестра Грейнджер неуклюже столкнулась с Малфоем у Большого зала, и блондин отодвинул ее с брезгливой поспешностью, к тому же посмотрел на нее свысока, будто на грязь. Испачкал серебром безразличного взгляда, как и обещал.       Оба тогда отшатнулись, — в упорном отказе признать, что та стыдная ночь была началом… конца.       — Доброе утро, миссис Малфой, — с мягкой настороженностью произнес Драко.       «Миссис Малфой».       Фамилия, которую не отскрести от кожи, сколько не мойся. Вечная печать на репутации, подсвеченная знаменитой платиновой шевелюрой ее супруга.       Выходит… обряд… удался?       И теперь Гермиона замужем за Драко не только согласно светским законам Волшебной Британии, но и в глазах ее величества самой магической силы? Нахмурив брови, Грейнджер попыталась подтянуться и сесть, однако ее руки словно превратились в желе. Такое — цитрусовое. Значит, пока она пребывала в невесомости между сном и лимбом, Малфой все же трогал ее, на ней остался до агонии притягательный аромат Драко. Он трогал ее обнаженное тело.       Гермиона вся пропахла им.       С усилием Грейнджер пыталась и пыталась вспомнить подробности прошлой ночи, но Драко помогал ей справиться со слабостью плоти и этим отвлекал ее: бережно приподнял за лопатки, взбил подушку и устроил Гермиону на той полулежа, расправил простынь у нее на груди, без язвительных замечаний про пятна смущения на нежной коже шеи и декольте. Его жилистые руки скользили по ее плечам с непривычной деликатностью.       — Все прошло удачно? — пробормотала она. — Наш магический брак… состоялся?       Под его пронизывающим взглядом Грейнджер поежилась. Тронула бриллиант обручального кольца на безымянном пальце левой руки. Другого, нового — того, что вчера надел ей на руку Драко. Фамильной реликвии Малфоев. В свете утреннего солнца бесцветный драгоценный камень сверкал радужными бликами, и пульс Гермионы скакал вслед за взбудораженным сердцем.       Новый-старый супруг повел широкими плечами, — мол, как видишь сама. Две пуговицы на очередной черной рубашке были расстегнуты, обнажая его адамово яблоко. Самое вкусное яблоко от Драко Малфоя, которым она не раз лакомилась, лизала, кусала… бархатистость которого сводила ее с ума.       Всегда слизеринец, он точно знал, как воздействует на нее.       Уж что Гермиона постигла за три года — это то, что Малфоя пьянила власть, любая. А власть над нею и ее оргазмами заводила его больше всего.       «Превосходно податливая».       Из требовательных уст Малфоя это звучало комплиментом.       — Наш род признал тебя, — меж тем сообщил Драко буднично, не обращая внимания на то, как шелковая простынь вычертила затвердевшие горошины ее сосков. — И мэнор тоже. Теперь ты свободно можешь аппарировать и внутри особняка, и за его пределы, минуя камин. Это привилегия только членов семьи. Давай выпьем кофе здесь?       — К-кофе?       «Магловскую дрянь», на которую Малфой подсел в той самой — их — кофейне.       — Ну да. Я велел эльфам доставить твой латте сюда. Ты же и дня без него прожить не можешь.       — О.       По щелчку его длинных пальцев Миппи поставила на прикроватную тумбочку поднос с дымящимся эспрессо и пенистым латте, и тут же испарилась восвояси. Гермиона осторожно взяла блюдце с золоченой окантовкой. Ее чашка походила на произведение искусства, из тончайшего полупрозрачного фарфора, в узорах из чайных роз, с витой ручкой. Одна только ручка могла стоить дороже всей посуды в «КофеМагии». Единственную семейную традицию Драко и Гермионы присыпали золотой крошкой из хранилищ Малфоев, и осознание этого давило на ребра. Какая горькая насмешка над их с Малфоем грязной тайной.       Робким глотком Грейнджер отпила немного лакомства и слизала пенку с губ.       М-мм… Божественно, хоть за фунты, хоть за галеоны.       Еще глоток, мелкий — с призвуком глухого оха Малфоя.       Гермиона подумала, что ни в коем случае нельзя забыть наложить Скорджифой на постель, когда встанет с нее, лучше после того, как Малфой выйдет отсюда. Совместный кофе в такой интимной обстановке все усугублял.       — Ты и в библиотеку можешь теперь ходить беспрепятственно, — сказал ее муж с рваной интонацией. — Я проверил, твое имя уже расцвело на семейном древе. Гермиона Джин Малфой, изумительное сочетание, не находишь, дорогая? Должен сказать, моя фамилия подходит тебе, делает элегантнее и утонченнее в глазах общества. И ни одна наша книга не посмеет напасть на тебя нынче, ведь ты супруга наследника.       Грейнджер поперхнулась латте, Малфой взял салфетку и аккуратно промокнул ей подбородок. Он вечно бросался ей в лицо честностью как проклятым кинжалом. «Супруга». Ну, да, истинная супруга — ненадолго. Почти напрокат.       С настырностью львицы Гермиона блуждала глазами по комнате, цепляясь за расписной темно-зеленый балдахин и резные столбики роскошной кровати, в котором и двоим было где потерять друг друга. Металась от настоящего к прошлому и обратно. Мраморный жемчужно-серый камин, пышные кремовые кресла перед ним, ковер с мягким длинным ворсом, щель в дверном проеме… Она изучала все, что угодно, лишь бы не смотреть в глаза Малфою. Его взгляд буквально обволакивал ее сетью поражения, которую хотелось искромсать в клочья. Сладкое молоко разливалось нектаром и понемногу приводило ведьму в подобие рассудительной, решительно настроенной освободиться от брачных оков Гермионы Грейнджер.       — Что там? — махнула она рукой в сторону приоткрытой двери.       Драко усмехнулся.       — Мы в моем личном крыле, Гермиона. А там — моя спальня.       Смежная? Вопрос застрял на кончике языка. Разумеется, Грейнджер готовилась провести ночь в Малфой-мэноре, как того требовала магия связующих их с Драко уз, но никак не ожидала, что ее поселят настолько близко к нему.       Здесь, в родовом поместье Малфоев, она была всего лишь гостьей, причем незваной.       Гораздо вероятнее в настолько вычурных апартаментах могла бы остановиться Астория Гринграсс, та самая уверенная в себе брюнетка, что даже на присланных Грейнджер анонимных колдографиях заявляла на Малфоя права. Почти законные притязания. Да что уж, мисс Гринграсс едва ли не владела Драко Малфоем. Ее изящные руки по-хозяйски цеплялись за его узкую талию, весьма собственнически лежали на жилистых бедрах, сжимали его сильные плечи в медленном танце.       «Не сейчас, Астория».       Ох уж этот ледяной тон Драко.       Трепет в сердце стал болезненно-колким.

***

      Вчера Гермиона и Малфой ни словом не обмолвились о крайне негостеприимном приеме, который Гермионе оказали Нарцисса и Люциус, и тем более Грейнджер поначалу не собиралась говорить об умопомрачительно-прекрасной сопернице, что даже и не могла считаться соперницей.       Ведь это именно с младшей Гринграсс Драко был обручен, до того как громом среди ясного неба прозвучала новость о его нелепом браке с Золотой Девочкой, маглорожденной Героиней войны, Гермионой Грейнджер. И на Астории Малфой наверняка женится после долгожданного развода.       Видимо, та ждала его из «ссылки в магле» с фанатичным рвением.       Какое уж тут соперничество?       Потому накануне вечером одеревеневшая Гермиона вместо разборок и псевдо-семейных дрязг сосредоточилась на принятии вида безучастной ко всему куклы.       И Малфой, черствый слизеринец, отнюдь не облегчал ее участь.       — Ты в порядке, Гермиона? — уточнил он, стоило двери закрыться за ними, а возмущенному ворчанию Люциуса смолкнуть. Едва слышный щелчок створки, — и Драко на ходу переодел маску. Так как он умел, со скоростью света. Из равнодушного, холодного наследника превратился во вполне-себе сносного Драко, у которого в голосе даже улавливалось подобие на сопереживание.       — А что со мной будет? — буркнула Грейнджер себе под нос.       Ее лицо застыло, губы свело. «Все хорошее хорошего». Подумаешь, осчастливлена наглая «мисс Грейнджер» встречей с бывшей и будущей пассией своего недо-супруга. И даром что разомлела от горячего льда в глазах Люциуса и Нарциссы. Ничего нового, ха…       Поравнявшись с Гермионой, Малфой подстроился под ее неширокий шаг. Они шли и шли по Малфой-мэнору, теперь бок о бок, очень близко, и казалось, что анфиладам залов в проклятом особняке не будет конца. Драко вел ее длинным путем. Надеялся, что Гермиона не узнает ту самую злополучную гостиную? Но Грейнджер чувствовала жуткую комнату всем нутром, от притворившихся белыми и невинными стен стужа леденила кожу, враждебный потолок был готов обрушить на нее люстру. Снова. Вот-вот — и разразится хохот безумной Беллатрисы, пусть мертвой, но тем не менее всесильной. Лопатки свело, и Малфой — будто почувствовал — потер их невесомым жестом. К ее глубочайшей досаде, дышать тотчас стало легче.       Он впрыснул в нее успокоительное одним слабым прикосновением пальцев.       «Я буду рядом, не отойду от тебя ни на ярд».       Что ж, Малфой держал слово.       Пока что.       Беседовал с ней негромко и доверительно.       — Я догадываюсь, как нелегко тебе сюда вернуться. И знай, Гермиона, я благодарен. Для меня твой приход очень много значит.       Ее брови взлетели.       — Почему? — потребовала Грейнджер недоуменно. И признала: — Без крайней нужды я бы никогда…       Не переступила порога этой обители зла.       Малфой на ходу потрепал ее по щеке, которая тут же покрылась румянцем.       — Моя храбрая девочка. Хочешь, открою тайну? — на грани слышимости выдохнул он.       Несколько поздновато для откровений, но Гермиона стесненно кивнула. Она хваталась за соломинку — за последние часы с Малфоем, за скудные крупицы близости с чужим суженым, прежде чем официально и бесповоротно передать его другой, чистокровной и намного более достойной его ведьме.       По крайней мере, три человека обретут счастье. Лорд и леди Малфой и мисс Астория Гринграсс.       Ну и Драко, хм… наверное.       Грейнджер заморгала слишком часто и притворилась, что очень старается не поскользнуться на натертом до блеска паркете. А Малфой негромко произнес:       — У меня странные отношения с мэнором. Все, что я в нем любил с детства, осквернил Волдеморт, разумеется, со своими приспешниками. Он жил здесь два бесконечных года, ты же об этом знаешь? Отравил даже воздух. Я научился мгновенно накладывать Обскуро и Силенцио, едва переступал порог родного дома. В подземелье каждый день кого-то пытали, от своры Сивого несло тухлой псиной. Я не знал и знать не хотел, кем были жертвы. А потом поймали вас. Тебя, Гермиона. — Драко стиснул ткань блузки у нее на спине. — До сих пор я вижу в кошмарах, как Белла мучит тебя, а я просто стою и дрожу, и стараюсь не шелохнуться, лишь бы спасти свою шкуру и не навлечь на себя гнев Темного Лорда. Жалкий Драко Малфой, правда? Гребаный трус. — Он издевательски хмыкнул. — А потом, на восьмом курсе, я встретил тебя снова, не сломленную, жизнерадостную. Сплошной укор мне, как драккловым бладжером в лицо. Это был проигрыш всухую. И я доставал тебя, обливал презрением, дергал за малейшую оплошность и давил на все открывшиеся раны. Я верил, что терпеть тебя не мог, и бесился от того, какая ты выскочка. Уговаривал себя, что ты заслужила.       — З-заслужила? — заикаясь, повторила Грейнджер и плотно сжала губы.       Его стараниями блузка на ее спине быстро превращалась в скомканную тряпку.       — Иначе как жить с этим, Гермиона? — горько спросил он и тут же признался: — Я не мог. Никчемный Малфой… ведь так ты обо мне думала, со святым Потти и Уизелом. Отвращение ко мне часто вырисовывалось на твоем прелестном личике. Меня учили думать по-другому. С рождения внушали, что Малфои априори превосходят всех остальных. Что мы, Малфои, никогда не ошибаемся, это закон, ясно?       Грейнджер еле сдержалась, чтобы не клацнуть зубами.       — Нет, — отрезала она хлестко.       Шумно вздохнув, Драко прошептал с обреченностью убийцы на исповеди:       — Я ненавидел тебя, Гермиона, но на самом деле та ненависть была направлена не на тебя, а меня самого. Особенно после того, как я познал твое тело.       Пока он ее трахал, Малфой как огня избегал подобной болтливости. Наоборот, чем горячее от брал ее в постели, тем снежнее становился после. Глыба льда, троллев айсберг. И вдруг — сюрприз, сюрприз! — Драко буквально не заткнуть.       — Ты и сейчас меня ненавидишь? — раненой змеей прошипела Грейнджер.       Когда они разругались, ей так показалось. Что вернулся тот самый гадкий, мерзкий Малфой, Малфой из ее изнурительных кошмаров, у которого язык жалил больнее гадюки. Однако клубок его эмоций оказался намного спутаннее. Под верхним слоем ненависти скрывалась ненависть глубинная, более разрушительная, как… как… ржавчина под глянцем. Душа Гермионы металась от ярости и желания бросить в него Бомбарду до жалости к человеку, которого не научили сопереживанию… свои собственные чувства приводили Грейнджер в недоумение. Уничижительные слова о ней, выплеснувшиеся из жестокого рта Малфоя, не стали сенсацией, конечно. Потрясением оказалось то, насколько глубже заверений в своей ненависти к ней он копнул на этот раз.       «Ты испорчена, дорогая. Я тебя испортил, и моя метка в тебе на всю жизнь».       Он ронял слова как приговор.       Малфой поморщился, одернул строго:       — Чушь не неси. Мы пришли.       Слава Мерлину. И, это была так называемая «малая столовая»?       Как же в таком случае выглядела у Малфоев большая столовая, если стол для «малой» выбрали будто для приема иностранных делегаций? Гермиона подавила порыв возвести очи горе. Малфой скривил губы — наверняка догадался о ее немом сарказме — и учтиво отодвинул ей стул ровно посередине. Сам обошел бескрайнюю столешницу и сел прямо напротив.       По обе стороны от Грейнджер сиротели удобные мягкие стулья, обшитые мерцающей изумрудной парчой.       Не моргнув глазом, Гермиона прожевала поданную Миппи еду в этой «малой» столовой, которая размером не уступала всей квартире Золотой Девочки. А затем, уже в библиотеке, она с головой окунулась в книжную труху и нити заклятий, что взывали из древних темно-магических фолиантов.       Чихать Гермиону тянуло неимоверно.       Особенно на Министерство, — хоть и до хруста обновленное, но со старыми затхлыми пороками. Магическое правительство то и дело хвалилось чистками в домах бывших Пожирателей смерти. Мол, все опасные артефакты успешно конфисковали, запрещенные книги со злобными проклятиями безжалостно уничтожили.       Вранье, — наглое, чванливое пускание пыли в глаза простых волшебников и ведьм.       Расчет на дурочек и дурачков.       — Ничего не трогай, пока мы не проведем обряд, — сразу же предупредил Малфой, едва они переступили порог огромной залы, где стеллажи с книгами уходили ввысь до потолка. Этажа на четыре, не меньше. Здесь было ярко и в то же время темно, свет лучами расходился от парящих в воздухе магических свечей, он давал холодное розовато-серое пламя и не беспокоил клубы тьмы по углам бесчисленных полок.       Гермиона Грейнджер обожала библиотеки и преклонялась перед ними. Ее тяга к знаниям и любовь к книгам стала чуть ли не притчей во языцех, очередным поводом для насмешек со стороны слизеринцев. За годы пребывания в Волшебной Британии Гермиона много раз сталкивалась с шепотками о книгохранилище Малфоев, что слыло самым обширным не только в Британии, но и во всей Европе, но маглорожденная ведьма и мечтать не смела попасть сюда. Буквально в святая святых… Однако, когда заветное желание сбылось, по спине бывшей гриффиндорки прошел холодок.       Здесь гудело, выло и было готово кусаться. Вцепиться в плоть, пустить кровь и дать ей истечь — лишь потому, что кровь Гермионы была по мнению волшебников династии Малфоев нечистой.       — Почему? — требовательно спросила она.       Ей нужно было это услышать. Пусть Драко скажет ей в лицо, что на малфоевские книги наложено проклятие, дабы покарать излишне самоуверенных грязнокровок.       Но Малфой уклонился от объяснений.       — Я сам призову все фолианты, — Мерзавец. — Главное сейчас выбрать наши клятвы. Каждое слово во время обряда станет священным. Акцио книги о брачных ритуалах Малфоев.       Гермиона ждала дождя из толстенных драгоценных талмудов, но на стол перед Драко прилетела лишь одна старая книга. По бархатной истертой обложке вилось семейное древо Малфоев.       На вскидку, в здешней библиотеке хранилось не меньше пятнадцати миллионов книг.       — Это все? — не скрывая удивления, спросила Грейнджер.       Малфой свел брови и потер кончик носа.       — Странно… — растерянно произнес он. Махнул рукой вглубь левого угла. — У нас был целый стеллаж о различных связующих заклинаниях. В детстве я частенько прятался от эльфов среди книг, и как-то набрел на гору подобных трактатов.       — Трактатов?       Книга перед ними еле тянула на брошюру. Малфой пояснил:       — Ну да. Основательных таких, как и все у Малфоев. Узы, тем более брачные, это мощная сила, Гермиона. Способ усилить влияние, способ управлять своей ведьмой. Давай без обид. Я надеялся на широкий выбор.       С безысходной покорностью Гермиона в очередной раз кивнула. И вдруг непрошенное, предательское любопытство дернуло ее за язык:       — Драко, скажи… после нашего развода ты женишься на Астории?       Тролль!       Дура, дура, дура, ду…       На миг сидевший к ней спиной Малфой застыл, его шея ощутимо напряглась, и сбоку, в сладком, любимом у Гермионы местечке, забилась жилка. Миг — и он отмер.       — С чего тебе волноваться о моей дальнейшей судьбе? — едко спросил он. — Ты же сама подала на развод, Гермиона.       Сама.       И не без причины.       Однако крыть было нечем.       Малфой обернулся и вперился в нее сложным взглядом, который Гермиона не могла разгадать. Он щурился как хищник, но, кажется, пытался сдержать себя.       — Я просто…       — Ты сама решила все за нас двоих, — оборвал он ее грубо. И, Мерлин, ее живот греховно свело. Извращенка. — Хотя я всегда настаивал, что я главный. А ты, моя дорогая, сама меня бросила. Так что это не твое дело.       Молчание между ними повисло душной завесой. Гермиона словно застряла на мосту, что качался над пропастью. И ни шагу не могла сделать ни вперед, ни назад.       Всегда — всегда! — этот мерзкий блондин был себе на уме. Абсолютно ничем не делился. Гермиона и про его помолвку с Асторией не узнала бы, если бы на первом после Рождества патрулировании не наткнулась на жалкую Пэнси Паркинсон, которая в истерике верещала, что ее обожаемый Драко достался не ей.       Малфой обручился с младшей Гринграсс сразу после того, как переспал с Гермионой. В ту же ночь отправился домой и поставил подпись на договоре о помолвке.       Только помолвочное кольцо никогда не носил.       — А ты, Гермиона, — он фыркнул с подлинно-малфоевским высокомерием, — выйдешь замуж за Уизела?       — Не твое дело, Драко.       Пусть получает сдачу своими же золотыми галеонами.       Фырканье переросло в тихий смех.       — После меня ты не сможешь с ним быть, Гермиона. Я роскошно тебя обучил. Твою податливость нужно заслужить, и за такую привилегию не всем дано бороться. А твой бывший дружок, ха… — он гадко ухмыльнулся, специально, чтобы вызвать в Грейнджер волну гнева. — Да такой тюфяк как Уизел никогда не сможет удовлетворить тебя, ведьма. Не скажу, что мне жаль.       Ее подбородок задрожал, и Гермиона поспешно отвернулась.       Дракклов Малфой был прав до последнего слова, однако Грейнджер ни за что не поведает, что и в мыслях не допускала даже интрижки с Роном, не говоря уже о серьезных, взрослых отношениях с обещанием… провести с ним остаток жизни.       И поэтому Гермиона уже столько лет избегала всецело преданного ей добряка Рона Уизли.       Их пути больше не пересекутся.       Тем не менее, Грейнджер неловко возразила, просто ради того, чтобы возразить и не дать Малфою потешить его раздутое до небес самолюбие:       — Не это самое главное.       Можно трахаться как пара сбрендивших единорогов, лизаться и кусаться как умирающие от жажды вампиры, сражаться в постели как тем грешили Драко и Гермиона… Но плотской любви недостаточно.       Мало… ее мало — для голой души, что жаждала чуда.       Вдруг Малфой вскочил с кресла и оказался у нее позади, наклонился низко, низко… Обдал своим теплым выдохом, обласкал резким вдохом. И опять, до вспышек перед глазами — вдох, выдох… вдох, выдох…       Вдох.       Цитрус, стружки кедра…       Острый и строгий перец.       — Тебе нужна узда, дорогая.       Мочки ушей нестерпимо запекло.       — Не трогай меня, пожалуйста, — смято напомнила Грейнджер.       Видит Мерлин, наедине с Малфоем из пересохшего горла Гермионы вырывались самые трудные звуки в ее жизни.       Он не сдвинулся ни на дюйм и все шевелил дыханием ее волосы на макушке.       Только аккуратно положил на ее колени книгу.       — Я всего лишь хочу, чтобы мы вместе прочли об обряде и выбрали клятвы.       Вопреки произнесенным с предельной искренностью лживым заверениям Малфоя, его голос стал ниже, обогатился терпкой хрипотцой. Знакомыми сиплыми нотками, — их личной прелюдией. Наверняка Драко чувствовал, как Грейнджер ломало от его близости. Ощущал, насколько быстро ее прославленный, твердый как алмаз мозг превращается в хрупкий графит.       Своими жаркими вдохами и выдохами Малфой творил заклинание трансфигурации.       Слизеринец.       — А р-разве нельзя самим с-составить клятву?       Он мотнул головой и слегка мазнул носом по ее уху, дернул древком. Пожелтевшие страницы пергамента начали переворачиваться сами, повинуясь его невербальному приказу. Длинные, потрясающе талантливые пальцы, с кольцом наследника Малфоев на среднем, оказались совсем близко к ее лицу. Губы так и зудели взять их в рот, облизать, прикусить, а потом с силой втянуть внутрь, до самой глотки.       Ей нравилось такое с ним.       Дикий разврат.       С Драко.       Мерлин, хватит.       Прекрати уже, Гермиона!       — Наша родовая магия древняя, и каждое слово в обряде должно быть подкреплено ею, — тихо ответил Малфой. — Нам следует быть предельно осторожными, Гермиона. С магическим браком не шутят.       Да кто бы говорил о шутках с браком… уж чей бы дракон рычал.       Отрезать бы ему в ответ, что это целиком была вина Драко. Но на самом деле, и Малфой, и Грейнджер были в равной степени виноваты.       Поэтому вместо пустых укоров Гермиона лишь сглотнула обвинения.       Она с нетерпением ждала магического вердикта.       Некоторые страницы книги упрямились и отказывались открываться, и Малфой равнодушно миновал их. Иные то и дело попадались на глаза, снова и снова. Вместе — с книгой в руках Драко, лежащей на коленях Гермионы — они прочитали как им подготовиться, во что одеться и, Мерлин, о чем размышлять до и после обряда. Кивнули друг другу. Стесненно.       Гермиона ясно помнила, как у нее засосало под ложечкой от тревожного предчувствия. Клятва в этих древних строчках… звучала клятвой.       Нарушение таковой всегда было чревато.       — Ты согласна, если сделаем так? — ткнув в связующие руны, чужим голосом спросил ее Малфой.       — Я вижу, что от нас не требуют… близости. — Он вскинул бровь, и Гермиона пояснила досадно трясущимися губами: — Секса. Для обряда магического брака. Нам не нужно будет…       — Это узы для душ, а не для тел, — раздраженно оборвал Малфой.       — Тогда я согласна, Драко. Без близости.       Он резко отошел от нее, и книга тут же захлопнулась.       Спине стало холодно.       — Как хочешь. Я в тебя не войду… пока не попросишь. Но, как я уже предупреждал, Гермиона, за этот глупый взбрык тебя ожидает расплата, когда ты передумаешь. А ты передумаешь, дорогая, не сомневайся. И тогда я заставлю тебя молить о трахе со мной так неистово, как никогда прежде.       Волосы на затылке встали дыбом. Упрямый нос Грейнджер задрался, глаза сощурились.       У нее тоже есть гордость, пусть Малфою об этом и неизвестно.       Гермиона ему покажет.       — Хватит, Драко, — пресекла она поток его мрачных угроз. — Мне надоела эта затянувшаяся комедия. Может, вместо неуместных фантазий поищешь что-то про наше проклятие?       Малфой сжал кулаки, на скулах заходили желваки. Она подавила порыв в очередной раз поежиться. Перед Грейнджер стоял ее муж, волшебник… мужчина, который доводил ее до предела, до исступления, жестко и безнаказанно. Только в редкие минуты, после яростного столкновения в постели, после его победы и ее смирения Драко одаривал ее мнимой заботой — когда тщательно растирал ее онемевшие запястья и лодыжки, когда гладил по спутанным кудрям, убаюкивая всхлипывающую Гермиону. Он нежил ее, пока она сидела у него на коленях. Шептал похвалы, насколько она выносливая, терпеливая, замечательная девочка. Такая податливая.       Такая… только его.       А сейчас фигура Малфоя казалась высеченной из гранита, черты лица застыли, волосы сияющей платиной украшали поистине королевский образ.       Не стоило принимать всерьез их скандальный брак и надеяться, что Грейнджер удастся растопить лед Драко.       Он сердито искал упоминания проклятия истинного супружества, но увы, в столь богатой библиотеке Малфой не нашел ни одной полезной строчки. Сбивчиво, перескакивая с одной подозрительной детали на другую, Гермиона поведала Малфою о беседе с главой Отдела Тайн. И про то, что проклятие редкое и сложное, многоступенчатое, и про то, что наложившему его грозил Азкабан. Про очевидное недоумение Кингсли.       — Редкое, говоришь? Тогда почему судья Пламп безошибочно его определила? — изумился Малфой. Гермионе пока нечего было ответить. А он продолжал рассуждать: — Согласись, что мы сидели перед нею как преступники перед судом Визенгамота. И она чуть ли не препарировала нас взглядом, будто видела насквозь. Откуда ей известно про нашу традицию пить кофе, вот скажи мне, а?       — К чему ты ведешь? — насторожилась Грейнджер.       И как она не задумалась об этих странностях судьи Пламп раньше?       Все потому что ей хотелось поскорее сбежать из кабинета толстой Миреллы, от ее весьма осуждающей снисходительности и выразительно гневных поучений… а заодно и от развода с Драко.       — Давай-ка навестим достопочтенную судью еще разок. Не завтра, нам будет не до того, но точно на этой неделе. Порасспросим ее подробнее, если понадобится, я надавлю.       Давить Драко прекрасно умел.       — Ладно.       Ладно. Выяснения отношений кончились, минуты в остатках вечера завихрились как бешеные. Малфой скопировал для нее слова выбранной клятвы, и Гермиона сидела и учила ее, одна, в гостевой — не этой нынешней утренней — спальне. С помощью Миппи Грейнджер облачилась в обнаруженную на полке в ванной полупрозрачную парчовую робу, под которой ей полагалось быть обнаженной. Босиком вслед на эльфийкой прошла в подземелье и еще ниже, по винтовой лестнице, в круглую подземную комнату, стены которой оказались инкрустированы изумрудами и бриллиантами. Из трещин сочился тусклый магический блеск.       И потом…       Что случилось потом?       Темнота.

***

      Гермиона сделала последний глоток кофе и вернулась в хмурое, странное утро. Малфой смотрел на нее как-то жадно, во все глаза, и под его ртутным взглядом тянуло прикрыться простыней до самого подбородка… или раскрыться ему окончательно.       И — в очередной раз проиграть.       — Тебе очень идет, Гермиона, — с бархатным искушением в голосе протянул Малфой.       — Идет? Что идет? — не поняла Грейнджер.       — Просыпаться в этой кровати. Тебе же было удобно?       «Ты еще будешь молить о трахе со мной. О моем члене».       — Прекрати!       Стремительно она отставила чашку обратно на поднос, и та звякнула о блюдце. Малфой наклонился ближе.       — Я думал, моя дорогая, ты хочешь избавиться от проклятия, а после и от балласта в виде меня, — насмешливо попенял он. — Но если ты всегда станешь выпускать иголки, стоит мне сказать тебе комплимент, то мы не сможем. Тогда у нас не получится сблизиться.       Грейнджер вжалась в подушку.       — И что ты предлагаешь, Драко? — пискнула она.       Какое унижение, Мерлин.       — Говорить, — как сопливой первокурснице разжевал Малфой. — Ясно тебе наконец, Гермиона? Говорить друг с другом. Можем каждую встречу задавать друг другу вопросы, и отвечать честно. Вроде у нас неплохо получилось в последний раз в кофейне? Хоть и больно.       Не то слово.       Пальцы на ногах поджались. Голос звучал ровно:       — Ладно. Спрашивай.       — Почему ты все-таки позволила мне трахнуть тебя после бала? Забрать твою невинность.       На миг рой звуков заглушила паника.       Из всех вопросов он выбрал самый неудобный. Разумеется, до близости с Драко Гермиона была девственницей. Пусть Малфой и заметил ее кровь — слизеринский принц явно не страдал ни слепотой, ни кретинизмом — встав с кровати он ни коим образом не выдал, что понял это. Он был пьян, осторожен и даже нежен, заботлив, что для Малфоя чрезвычайная дикость, и Гермионе было хорошо. Не прекрасно и не ошеломительно, но хорошо.       Хотя кого она пытается обмануть? Для первого раза секс с ним стал шикарным опытом.       Глаза сами по себе распахнулись.       — И ты спрашиваешь меня об этом спустя три с половиной года?       — Да. Ответь. — Он надавил пальцами на переносицу. — Пожалуйста, Гермиона.       По-жа-луй-ста?       — Я не позволяла, — помимо ее воли вырвалась правда у Грейнджер. — Я не соображала ничего. Я…       — Выстанывала подо мной мое имя, и мне хотелось врезаться в тебя глубже и слушать эти мурлыкающие звуки вечно.       Гермиона опять покраснела.       Драко нависал над ней, был слишком близко. Слишком вплотную к ее тоскующему по его милостям телу.       — Снова краснеешь? — Выдох ей в губы. Густой, терпкий кофе. Сухость во рту. — Я видел тебя везде, дорогая. А ты все еще смущаешься.       Он проник ей под кожу.       — М-мы с тобой никогда не г-говорили об этом… о чем-либо еще.       Разогнал ее кровь.       — Я знаю. Ну так сейчас говорим.       Малфой заразил ее тягой к себе и сейчас точно наслаждался ее невыносимой агонией.       Воспоминания, которые Грейнджер гнала и гнала прочь, вспыхивали алыми пятнами на ее лице. Три года назад Малфой взял от Гермионы то, что хотел, а потом…       А потом наполнил ей ванну.       — … я сейчас.       Спустя пару минут Драко подхватил Гермиону на руки, чтобы опустить в ароматную теплую воду.       Она дернулась.       — Малфой?       — Расслабься. После нашего секса у тебя все мышцы будут болеть. Даже те, про которые ты узнала только сегодня.       Он порылся на полке у Энтони и наткнулся на эфирное масло с ароматом пряного апельсина, добавил в воду несколько капель. Взял мочалку и принялся аккуратно тереть ей руки, а потом и ноги.       — Малфой!       — Тише, Грейнджер. Не верещи, поздно уже возмущаться.       Он перешел на ступни и тщательно промыл каждый пальчик. Поднялся по ногам вверх, пока не нырнул между бедер. Деликатно потер.       Постепенно Гермиона наплевала на все угрызения совести и просто вбирала его касания, пока Драко Малфой мыл ее.       Он завернул ее в полотенце и отнес обратно в кровать. На миг задержался на пороге.       — Ну… счастливого рождества, Грейнджер.       — И тебе, Малфой, — промямлила Гермиона, уже засыпая.       — Ну так что, Гермиона? — влекущим шепотом таранил ее гордость Малфой.       — Я не позволяла тебе, — повторила она. Эта честность в разговорах с ним обескураживала. — Я просто… не смогла сопротивляться. Вот и весь ответ.       Его ухмылка растянулась в гримасу самоупоения.       — Типично для тебя. Ты подчинилась, дорогая. Мне. А твой вопрос? Что ты хочешь узнать?       Была — не была.       — Ты до сих пор уверен, что грязнокровки ниже тебя? Всех вас, чистокровных, особенно из священных двадцати восьми? Что смешанные браки — это позор?       Всю спесь тут же слизало с его лица. Серые глаза потемнели, но Драко не отвел их.       — Это просто глупость, — с явным трудом выдавил он. — Тебя я не считаю грязной. Но… это ничего не меняет в моем мире, Гермиона. Пусть Орден победил и провозгласил равенство всех волшебников, среди чистокровных балом правят связи, и если хочешь… не просто оставаться на плаву, а иметь вес, заниматься бизнесом, то должен жениться на правильной ведьме. — Он споткнулся. — Я должен.       Выходит, своим грядущим браком с Асторией Драко вытянул счастливый билет. В войне с Волдемортом семья Гринграссов не участвовала, сторонниками Пожирателей они никогда не были, деньгами никому не помогали. Взяли и благоразумно переждали бурю где-то за границей.       И поэтому теперь чистокровные Гринграссы — с их богатством и безукоризненной репутацией — процветали, заключали выгодные контракты, дружили с членами Визенгамота. Вроде Гарри упоминал, что они владели даже львиной долей «Пророка»?       Сердце сделало кульбит. Ох... Святая Цирцея, да пусть владеют хоть всем миром! Ну какая Гермионе разница?       Зря она проявила такое болезненное любопытство. Не стоило себя выдавать.       — Понятно, — процедила Грейнджер.       В ответ на ее скрипучий тон Малфой скрестил руки перед собой. Стиснул челюсти, набрал воздуха, чтобы что-то добавить... Но раздался хлопок аппарации, а вслед за ним появилась Миппи. Эльфийка взволнованно повела ушками.       — Хозяин Драко, извините, что прерываю, однако вас ожидают к завтраку. Старший Лорд Малфой настоятельно просил передать.       Вот оно. «Мисс Грейнджер» указали на место. Про нее нарочито забыли.       — Одевайся, — холодно приказал Малфой. — Нас ждут.       Гермиона мотнула головой.       — Не меня.       Она просто отправится домой, и все.       — Вздор, — пресек он ее планы побега. — Соблюдем традиции рода Малфоев. Наследник с супругой завтракают вместе со всеми.       Мерлин, дай ей терпения.

***

      В столовой три пары глаз, все тех же, вчерашних, пронзили Гермиону ледяными пиками. Люциус сидел во главе длинного, напыщенного стола, уже не для делегаций, а не меньше чем для болельщиков матча по квиддичу, — стола, на котором тарелки с овсянкой и сырными тостами казались оазисом в огромной пустыне. По правую руку от него Нарцисса сияла изумрудным колье, а по левую стул пустовал. Но на следующем нашлась свежая, безупречно одетая и накрашенная Астория.       Забавно.       Пустой стул определенно оставили для Драко.       А Гринграсс заняла место его жены.       Не зря же Гермиона штудировала этикет чистокровных.       — Доброе утро, отец, мама… Астория, — манерно поприветствовал Малфой, чуть застыв на пороге.       — Доброе утро, — прошелестела Гермиона.       Она замерла немного позади, и не улавливала, Малфой ее защищал или все-таки стыдился?       Скорее, последнее.       К чему вообще он настоял на ее присутствии?       — Драко, садись! Мы как раз ждем только тебя. И знаешь, отец тоже хотел заглянуть… обсудить, что нам делать с возникшими затруднениями, — визгливо, но надменно растеклась любезностями Гринграсс, в то время как Люциус и Нарцисса едва удостоили сына кивком. На Гермиону подчеркнуто никто не смотрел.       Напрягшийся Драко рыкнул, завел руку назад и подтолкнул Грейнджер в спину, обнял ее за талию, провожая к столу. Отодвинул для нее стул поодаль от Нарциссы, сам сел на соседний, рядом с Гермионой.       Наплевал на непрозрачный намек, кто кому и кем приходился в этой семье. Его новое обручальное кольцо из чистейшей платины блестело на утреннем солнце.       — Что тебе положить? — спокойно обратился он к Грейнджер.       Вряд ли под шквалом негодования, что она ощущала кожей, у Гермионы хоть кусочек залезет в горло.       — Только ко… чай, пожалуйста.       — И тост с малиновым джемом, ведь ты их любишь. Ты со вчерашнего дня не ела, — спокойно велел Драко.       Пришлось согласиться, и даже не закатывая глаз. Краем уха она уловила, как Астория бьет ложкой о чашку… при том, что чистокровных девочек с детства учили есть и пить совершенно бесшумно. Или у Гринграссов муштра была не такой строгой? Ярость Астории можно было понять, да и посочувствовать — со стороны — Гермиона смогла бы. Пожалела бы несчастную брюнетку, если бы сама не связалась с Драко. Если бы три года назад случайно подслушанный разговор об обручении Малфоя с Асторией не разбил Грейнджер сердце.       В вихре тягостных дум Гермиона успела прожевать тост и сглотнуть крошки.       — Мисс Грейнджер? — куснул ее Люциус. Она вздрогнула от того, насколько колючим был тон лорда Малфоя. — Я так и буду звать вас, по вашей безродной фамилии, зачем вам обманываться. Родители вас хорошо воспитали, как думаете?       Сбоку Драко задержал дыхание, искоса Гермиона увидела, как он сжал кулак под столом. Ее веки сузились в щелки. Что думали Малфои о ней самой, Грейнджер волновало чуть меньше, чем участь флоббер-червей.       Но причем здесь ее родители?       Тролля с два она позволит посягать на святое.       — Я горжусь мамой и папой, — чопорно ответила Гермиона. — И за все им благодарна. И за воспитание, и за поддержку. И за любовь.       Сухой смешок.       — Вряд ли вам есть чем гордиться. Маглы — не маглы, уж они-то должны были вас научить, как понять, где вам вовсе не рады. И тем более где ваша кровь смердит грязью.       — Отец! — загремел Драко.       Гермиона вскочила, судорожно вытерла рот салфеткой. Чашка с чаем еле устояла на блюдце. Проклятый ягодный тост горчил. Грязью? Да весь этот их… мэнор и его жители — ни что иное, как гниль в дорогой обертке.       — Благодарю за вкусный завтрак, лорд Малфой. Вы преподали мне урок чрезвычайно дурных манер, — как можно высокомернее припечатала она и пошла прочь, чеканя каждый размеренный шаг.       — Отец, зачем ты… — за ее спиной Малфой сердито ругнулся. — И ты, мама, я от вас не ожидал. Я не узнаю вас. Гермиона, стой!       Он почти нагнал ее. Гермиона четко представила свое убежище — квартиру, где они трахались с Драко. Только трахались, тайно, грязно. Грязно. Грязно… Ее скрутило в вихре аппарации, какая ирония. Раз смогла сбежать из сердца Малфой-мэнора, значит особняк и род Малфоев и впрямь признали ее за свою.       Однако ей рано раскисать: Драко мог заявиться за ней, сразу же. Выследить. Грейнджер не стала медлить, и впервые с шестого курса оказалась в родительском доме.       Нетопленном, сыром, куда ни глянь покрытом налетом запустения. И пустоты — в вымаранных пятнах на семейных фотографиях, в стертых названиях ее любимых книг, в ее детской комнате, где все выглядело чужим.       Пахло одиночеством.       Гермиона заскулила.       Сюда Малфою хода не было… чары Фиделиуса не пропустят. Да и откуда ему знать об этом доме, во имя Мерлина? Про родителей Гермионы Малфой не хотел и вспоминать, какое ему дело до обычных презренных маглов.       Поэтому именно здесь Грейнджер и будет зализывать раны.       Назойливые приступы сожаления так и липли к ней, никак не смывались из мыслей. Гермиона вновь оказалась права. Тысячу раз права, когда настояла на расторжении смехотворного подобия брака. Случайного, нечаянного брака. Прихоти умерших Снейпа и Дамблдора, хитроумной ловушки, в которую они с Малфоем угодили. Сломанной мышеловки, где сыр сразу же заплесневел. И речи быть не могло, чтобы маглорожденной Гермионе Грейнджер, сколь бы она не блистала на послевоенном знамени победителей, стать полноправной женой наследника чистокровной династии Драко Малфоя. Никогда Малфой не разглядит чистую душу внутри такого желанного им грязного тела. Никогда не пойдет дальше приказов, на самом деле.       Она годилась лишь для его постельных утех.       А любовь? Любовь между ними?       Невозможно.       Немыслимо. Недопустимо. Не… не… не… нельзя.       И тем горше жгли язык некстати всплывшие в памяти строчки проникновенных супружеских клятв, что накануне ночью Гермиона с Драко шептали в глубине мэнора, в закрытой со всех сторон семейной часовне. Босые, одетые только в тонкие парчовые робы на голое тело. С распахнутыми нараспашку чувствами и пульсацией в магических ядрах.       Обнаженные душой.       Со скоростью улитки Гермиона подошла к своей детской кровати и повалилась на чересчур короткий матрас, больно ударившись пятками о спинку. Однако она даже не обратила внимание на прострелившую лодыжки боль. С ненавистью вцепилась в новое кольцо, на котором чистейший бриллиант служил символом фальшивых обещаний. Несмотря на сопротивление, Грейнджер сорвала его с пальца и зашвырнула под кровать, лишь бы не наткнуться ненароком.       Моргнула… заморгала так, что из уголков глаз полились стылые слезы. Невнятно забормотала:       — зачем, зачем…       Зачем манить волшебством, а потом гнать взашей?       Зачем в Министерстве, на празднике в честь первой годовщины победы над Волдемортом Малфой наелся наколдованного снега и возжелал свободы?       Зачем он крепче затянул поводок не только на своей шее, но и на шее Гермионы?       Под опухшими веками проносились картинки вчерашнего обряда.

***

      …Вот Драко смешивает их кровь в керамической чаше и капает на древний пергамент, где вписаны все поколения Малфоев, и тот жадно принимает подношение. Иначе грязнокровке — Гермионе — магического текста не прочесть. Едва свиток открывается, Драко испускает вздох облегчения.       Клянусь стать частью тебя, как и ты станешь частью меня. Отныне я – это ты, отныне ты – это я. Отныне я и ты – это мы.       Своей смешанной кровью они рисуют на щеках друг друга руну Гюфу, преподнося в дар супругу единение душ и бескорыстную щедрость.       …Вот они готовятся, каждый в отдельной комнате, медитируя и очищая сознание от скверны повседневности. Ритуал магического брака восходит к первым волшебникам, слова клятвы путанные, древние, написанные на вечность назад забытом наречии древних галлов.       Клянусь поверять тебе свои желания и тревоги, слышать твою душу и уважать тебя в стремлении к победе, богатству и влиянию.       Руна Тир ложится на другую щеку, стрелой устремленную к победе над недругами. Вместе они воины света и тьмы, вместе — непреодолимы.       … Вот Драко просит предков Малфоев провести Гермиону в тайное место для обрядов в мэноре, и шепчет, что едва Гермиона почувствует зов, она должна последовать ему. И она вправду чувствует. Нить, настойчиво тянущую ее — вниз, вниз, по подземелью через сад, по тропе, устланной шипастыми стеблями роз.       Клянусь утешать тебя в твоих горестях и лелеять тебя в твоих радостях.       Руна Эолх поверх нежного горла, зубцы упираются в подбородок и выше, стремятся к новым высотам.       … Вот они берут в руки два ритуальных кинжала, что по семейному преданию зачаровал сам Мерлин. Драко и Гермиона разрезают робы на груди и делают надрезы вдоль линии судьбы на левых ладонях. Теперь оба обнажены по пояс.       Клянусь одарить тебя своим доверием и оправдать твое доверие.       Над сердцем алеет руна Сигел, яркая и жаркая как само Солнце.       На ровном месте Гермиона спотыкается, и Драко ловит ее. Сердце колюче щемит.       … Вот кровь с их ладоней тонкими струйками стекает в общую ритуальную чашу. Они макают в нее пальцы и рисуют руны на животах друг друга, проговаривая строчки клятвы.       Клянусь подарить прощение за обиды, за скверные слова и поступки, клянусь отринуть груз прошлого и освободить сердце для будущего.       Цветочная руна Беорк украшает пупок.       …Вот Драко подносит к ее рту чашу с кровью, и Гермиона послушно делает мелкий глоток. Кровь пузыристая и сладкая, точно нектар богов.       Клянусь отдать тебе свое тело и ублажить твое тело.       На ее голом лобке проступает плодородная руна Инг, что сулит здоровых детей и новое начало.       …И вот Драко рвется вперед и сливается с нею в голодном, обжигающем поцелуе с каплями сладкой крови и до одержимости вкусной родовой магией Малфоев.       Клянусь благодарить тебя за тьму и боль, ибо они учат смирению. Клянусь благодарить тебя за свет и счастье, ибо они учат упоению. Клянусь благодарить тебя за отчуждение, ибо оно учит единению.       Руна Даг между ног прорывается светом сквозь тьму.       Измученная Гермиона падает в обморок.

***

      Ее всхлипы переросли в рыдания, Грейнджер схватила подушку, прижала ее к животу и завыла.       Что было между нею и Драко?       Доверие. Верность. Любовь.

***

      Ложь.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.