Закрой уши и слушай

Андре отошел на пару шагов от мольберта. Придирчиво покосился на картину. Подошел, добавил пару штрихов. Замок, вросший в скалу, обтекал туман. Его подсвечивал алый закат, а идиллическая деревушка у подножья уже погружалась во тьму. В левом нижнем углу на деревушку надвигался дремучий лес. Над верхним шпилем замка парил сокол. И, если приглядеться, то можно было увидеть силуэт, стоящий на балконе и провожавший взглядом птицу, стремящуюся к солнцу, в сторону заката. Телефон зазвонил, издав пронзительную истеричную трель. — О, нет. Опять… — Простонал Андре. Положив кисть, он еще раз критически осмотрел картину и подошел к своему письменному столу. Взял телефон. Не глядя, чиркнул по зеленой иконке трубки. — Да! — Рявкнул он. — Андре? — удивленно раздалось из трубки. — А… Гор? — Андре выдохнул. Прижал телефон плечом к уху, взял кружку с оолонгом с отдушкой апельсина. — Это ты? В трубке помолчали. — Что? Детка? Достала сестрица? — наконец раздался сочувственный голос. — Так заметно? — саркастически пробормотал Андре, перехватив телефон и ставя его на громкую связь. Дошаркав до балкона, он упал в кресло, положив телефон на стеклянный столик рядом. Отхлебнул чая. — Я не хотел на тебе срываться, — извиняющимся тоном произнес он, потирая глаза. — Просто… Ну а что? Что она от меня хочет? Чтобы я весь вечер выгуливал ее дражайшего супруга и держал его под ручку? — Голос повысился, задрожал. В нем плеснула тщательно сдерживаемая ярость. — Вот в кой-то веки я попытался от нее отвязаться, и вот… Теперь расхлебывай… Она мне уже плешь проела. Какой я никчемный эгоист и предатель… — Горько выплеснул он. — Я не совсем об этом… Ты сам-то как? — Голос Гора звучал мягко и успокаивающе. Андре закинул ногу на ногу, покачал мыском туфля. — В смысле? — осторожно пробурчал он. — Ну. Ты понимаешь… Все же… — Замялся Гор. На фоне что-то громыхнуло. «Питер, ровнее! Я же тебе говорил, залп — по моей команде…» — отвлекся Гор. — Прости, родной. На секунду отвлекся, а они уже тут пытаются бедлам устроить. — Ничего, — Андре тепло улыбнулся. «Родной…» Как будто мягкой рукой погладили по голове и стали разминать напряженные плечи, выдавливая из них истеричное напряжение последних дней. — Просто Столас. Он же… Ну, в смысле, вы с ним… — А… Ты об этом… — Ядовито процедил Андре. Улыбка тут же погасла. В виске стрельнуло. Рука сжалась, мелко задрожала. Андре замолчал, вытянул ее перед собой. Сжал пальцы, напряг мускулы. Желваки напряглись. Тело опять скрутило от мерзкого, разрывающего напряжения, которое никак не удавалось стряхнуть. Он потянулся к кружке, передумав, щелкнул пальцами. Из воздуха соткалось несколько кубиков льда и упали на стол. Он взял пальцами один, приложил к виску и провел по пульсирующей жилке. Ледышка треснула под пальцами. Когти скребнули по коже под перьями. Боль чуть отвлекла. — Мне плевать на него! — Рыкнул он. — На него и на его жалкий адюльтер! Это было мало. Ничтожно мало, чтобы утолить снова вспыхнувшую ярость. Злость. Горечь. И обиду. Угли, которые он, как надеялся, все же ухитрился погасить, снова полыхнули и скрутили в желании рвать. Метать. Убивать… ========== Телефон разрывался от всхлипов сестры. Которая корчила из себя соломенную вдову, обиженную на весь мир. Она самозабвенно рыдала и истерила, а он только вставлял время от времени «Да» и «Угу», пока пальцы сжимали предплечья, зарываясь в перья, и когти пронзали тонкую кожу, выдавливая черные капли. — Это ты! Ты виноват! Ты должен был быть там! Со мной! А не развлекаться где-то со своей подстилкой! Для тебя никогда семья не была на первом месте. Я для тебя — пустое место, тебя никогда не было рядом, когда ты был нужен! Ты просто взял и меня бросил. Долбанный эгоист! — Стелла заводилась все сильнее. Что-то громыхнуло, разбиваясь. — А теперь я одна должна справляться с этим позорищем, с этим кошмаром, в котором оказалась по твоей вине! — провыла в истерике Стелла. — Он поплатится, — холодно прошипел Андреальфус. — Поплатится. Не переживай, сестренка, он заплатит. За каждую твою слезинку. Я заставлю его поплатиться. Я придумаю… — Лучше бы ты действительно что-нибудь придумал, Андреальфус! — Прохрипела сорванным голосом в ответ Стелла. — Я столько от тебя сносила. А тебе все равно. Ты меня предал. Опять. Я только и делаю, что терплю от тебя, Андре, предательство за предательством. Прощаю и терплю. Что же с вами, мужчинами, не так? Что в вашей дурной башке такое, что заставляет вас свой член ценить сильнее, чем свой долг перед семьей? Ты хотя бы признался, что виноват. Хоть раз! Не закатывал глаза, не пялился в потолок, не хмыкал, как будто я дите неразумное, а ты тут единственный с мозгами. Знаешь, как меня достало твое ледяное высокомерие? И только попробуй сейчас ввинтить, что это пустяк! Потому что для тебя я — всегда пустяк! Что-то, что ты высокомерно отодвигаешь на задний план, как только дело касается тебя и твоих желаний! — Стелла, я даже в мыслях не имел… — В мыслях ты всегда его имел! — Взвизгнула Стелла. — А я, дура, закрывала на это глаза. Даже жалела тебя. Если бы не я, ты так бы и сидел сиднем один-одинешенек. Я нашла для тебя твоего Гора! Я сводила тебя с ним как проклятая. Я настаюсь теперь с ним, пытаюсь хоть как-то удержать его возле тебя после всех твоих дурных вывертов, потому что мне не все равно на тебя! И чем ты мне отплатил? Смешно тебе? Торжествуешь? Радуешься, что мой брак теперь трещит по швам, а у тебя все хорошо? — Я тебя прекрасно понимаю, Стелла. И сочувствую. Не надо додумывать за меня. — Небеса, как же ему хотелось самому сейчас разбить хоть что-то. И, желательно, эту пустую вопящую голову. — Я же сказал. Месть должна сервироваться холодной. Остынь. Все нормально, дорогая. — Все НОРМАЛЬНО? Это ты называешь нормальностью? — Стелла издала скребещущее карканье, будто когтями по стеклу. — Он же не выставил тебя из дома? — «Еще» — хотелось добавить, но это Андре благоразумно проглотил. — Поверь, иногда левак лишь укрепляет брак. Он сбросит сейчас напряжение. А потом приползет к тебе на коленях просить прощения. И увидишь, твои позиции только упрочатся. Он задарит тебя подарками. Будет извиняться. Успокойся. — Думаешь? — Всхлипнула горестно Стелла. — Уверен, — твердо сказал Андре. Когти впились в руку еще сильнее, скребнули по предплечью, раздирая кожу. Боль заземлила, он выдохнул и продолжил. — Его будет грызть чувство вины. А тебе нужно будет просто грамотно разыграть эту карту. Пусть прочувствует, что натворил. Я знаю Столаса. Он меньше всего на свете хочет разрушить семью и оставить Октавию без матери. Все будет хорошо. Дай эмоциям улечься. Отправляйся в город. Развейся. Этот жалкий казус уйдет в прошлое. Увидишь. — Лучше бы так и было, Андре! — Злобно выкашляла Стелла. — И я жду! — Чего? — недоуменно спросил Андреальфус. — Извинений, придурок. — Угрюмо, но уже заметно утешавшись, пробормотала Стелла. — Прости. — Андре закатил глаза. — Громче! — Склочно потребовала Стелла. — Прости, что меня не было рядом. Успокойся. Ты — самая красивая девушка в аду. Неужели ты думаешь, что кто-то бросит тебя ради какого-то беса? — Успокоительно прожурчал Андре в трубку. — И не переживай так. Этот сыч не стоит и одной твоей слезинки. А потом, когда он с поникшей головой будет стоять перед тобой на коленях и молить о прощении, ты задашь ему жара. — Уж не беспокойся! — Хихикнула Стелла, явно представляя эту картину. — Задам. — Вот и умница. Стелла дала отбой. Даже не попрощавшись. Андре отнял телефон от уха. Уставился на него. Крепко зажмурился. Сел на кровать. В груди тупо кололо. Он машинально потянул руку, поглаживая ребра слева. Согнулся. Пульсация в голове чуть отпустила, но напряжение, от которого трясло так, что рука мелко дрожала, не проходила. — Тупая сука! — прорычал он. Она все-таки добилась этого. Даже Столас не выдержал и сорвался с катушек. Не удивительно. Да, уж. А ведь он предчувствовал. Да что там, где-то внутри он просто знал, что рано или поздно этот вулкан, который периодически прорывался последние несколько месяцев, полыхнет. Он сглотнул. Ему плевать. Плевать на этот жалкий комок перьев, который сейчас… сейчас… Его трясло. Трясло от черной, вязкой, пульсирующей ледяной ярости. Застилающей глаза пульсирующим туманом, стискивающей ребра, мешающей сделать вдох. Этот двуличный, слабый ублюдок… Он… Он пренебрегал им. Тыкал в нос своим долгом. Воротил от него клюв, давая понять, насколько он выше, сдержанней и благородней его. Как может держать себя в руках. А теперь, может, даже в эту самую минуту, извивался под жалким бесом, стеная и закатывая глаза. Хоть сейчас можно не сдерживаться. Не выдавливать из себя слова утешения. Небеса, как же это ему надоело. Быть благоразумным. Быть спокойным. Его колотило от напряжения, которое разрывало тело, пытаясь найти выход. Он вытянул руку, зачарованно уставившись на предплечье, оперенье которого запятнало темным. Сорвавшись с места, он резко вскочил. Быстро, почти бегом, подошел к секретеру. Рванул крышку, зарылся в коробках, наваленных в углу. Вытащил одну. Откинул крышку. Полыхнуло золотистым злобным светом. На бархатной подушке лежала ангельская стрела с обломанным опереньем. Дрожащими пальцами он обхватил древко, приподнял ее. Прищурился на золотой отблеск. Вытянул перед собой левую руку. Сжал в кулак, повернув ладонью вверх. И, обхватив древко стрелы правой рукой, вонзил в руку чуть ниже запястья. Бешенная, обжигающая боль тут же завладела телом. Он взвыл и надавил сильнее. Лезвие наконечника погрузилось глубже. Боль отвлекала. Боль очищала голову. Боль выдавливала наружу ярость и тупую горькую злобу. На самовлюбленную эгоистку сестру. На Столаса. На себя. Такого жалкого. Ни на что не способного. Слабака. Он медленно потащил наконечник вверх. Так тебе. Ты — ничтожество. Ни на что не годный. Изгаляйся, вертись, выделывайся — а на деле даже бес во всем лучше тебя. Все, что ты делаешь — рассыпается в прах. Все твои ужимки — курам на смех. Сестра права, если бы не она — Гор даже не посмотрел бы на него. Да и сестре он нужен только потому, что больше у нее никого нет. Ничего не стоящий. Никому не нужный. Выдохнув, Андре отнял руку. Зажал рану ладонью. Чуть отпустило. Клюв скривился в усмешке. Пусть так. Хорошо. Пусть так и будет. Он это переживет. Он и не такое переживал. Даже если он никогда никому по-настоящему не будет нужен… Можно, по крайней мере, довольствоваться тем, что есть. Сейчас. Пока и это не утекло сквозь пальцы. ============ — Андре? — Голос Гора вырвал Андре из тяжелых мыслей. Он встряхнул головой. — Ты точно в порядке? Такой искренне беспокоящийся… Злоба тут же откатилась и пропала. Голос смыл ее, будто теплый душ — ледяной озноб. То, с чем не могла справиться боль — моментально совладал этот голос. Теплый, заботливый и, наверное, может, совсем чуть-чуть его лю… — Да, все… Все хорошо. — Быстро проговорил он, одергивая себя. — Ты же не делал ничего… плохого? Андре внезапно охватила легкая паника. — Насколько плохого? — деланно игривым голосом переспросил Андре. Гор вздохнул в трубку. — Ты знаешь. — Нет, что ты… — промямлил Андре. — Я ничего не делал. Правда. — Я знаю эту интонацию. — Протянул Гор. — Мой средний ровно таким голосом говорил, когда своровал зеленые яблоки. А потом дристал всю ночь и вопил от колик в животе. — Ты слишком хорошо меня знаешь, — вздохнул маркиз. И машинально зажал ладонью заживающее запястье, как будто пытаясь его скрыть от голоса из динамика телефона. — Мне приехать? — мрачно спросил Гор. — Нет, не надо. Честно. Я справляюсь. Просто… немного устал. И чересчур загрузился. — Слушай, слаживание с командой — не настолько важная вещь. Одна нога здесь — другая там. Если хочешь, я побуду с тобой до вечера. — Не надо. Тебе надо обвыкнуть на новом месте. Познакомиться с командой. Выстроить своих подчиненных. Как там, кстати, твой легион? — И не спрашивай. Болван на болване. Но старательные. Вроде, я начал находить с ними общий язык. — Ну! Вот. Я в тебе не сомневался. — Андре потянулся к чашке с чаем и отхлебнул глоток. Холодный ароматный напиток приятно освежил, легкая горечь бодрила, а терпкость обволакивала горло. Да и от разговоров о работе он чувствовал себя куда увереннее. — Кстати, о слаживании команды… Я тут хотел посмотреть личные дела наших коллег… — начал Гор. — И? — поддержал разговор Андре. — Твой секретарь отказался открывать их профайлы. Сказал, что сейчас у меня доступ только второго уровня, и, хотя как твой личный помощник я должен иметь как минимум четвертый, согласно протоколу пока доступ к документации подобного уровня для меня закрыт. — А, это бюрократическое крючкотворство, — отмахнулся Андре. — Ты в команде почти две недели. Формально ты на испытательном сроке. Твой доступ повысится через три месяца. Не беспокойся об этом. — Слушай. Не то, что я прошу тебя уладить это лично… Но я — за эффективность. Мне будет куда проще найти общий язык с остальными, если у меня будет возможность ознакомиться с их профайлами. — Слушай, солнце. Это вопрос безопасности. Повышенный уровень дает доступ не только к профайлам, но и к тактическим планам моих легионов. Естественно, что система безопасности сразу встала на дыбы. Технически невозможно сделать так, чтобы у тебя был доступ только к профайлам, это всю систему перенастраивать. — Я не собираюсь лезть туда, куда не надо, Андре. — В голосе Гора зазвучали металлические нотки. — Мне всего-то надо — просмотреть с десяток документов. Или ты опять мне не доверяешь? Что ты там от меня прячешь? Андре покосился на левую руку. — Я ничего не прячу от тебя, Гор. — Вздохнул он. — И я тебе доверяю. Хорошо. Я напишу секретарю. Подождет до завтра? — Вполне. — В голосе Гора снова зазвучала улыбка. — Вот увидишь, я тебя не подведу. — Я верю. — Все будет в лучшем виде. — Я знаю. Прости что… — Ты просто слишком перебарщиваешь с осторожностью, — хохотнул Гор. — Да-да… Моя фирменная паранойя… — Ты же не думаешь, что я шпион, который собирается украсть твои секреты? — О, небеса… Гор… Ну как ты можешь быть таким придурком? — Андре покачал головой и потер лоб. — Я тебя знаю. Ты просто упорный как черт знает что. И перфекционист. Не сомневаюсь, что через месяц-другой твой легион на смотре будет самым образцовым. И, знаешь? — Что? — Можешь посмотреть тактические планы. Даю официальное разрешение. — Серьезно? — в голосе Гора прозвучала неподдельная радость. — Ну, да. — Андре тоже заулыбался. — Мы с тобой займемся небольшим читерством. Полазай по архиву. Посмотри предыдущие выступления. Может, у тебя возникнут какие-нибудь планы по улучшению. Действительно, чего тянуть кота за яйца? — Спасибо… — В голосе Гора почему-то зазвучала какая-то неуверенность. — Не за что. Давай, успехов! — Уверенно пожелал Андре. — Точно не приезжать? — Все со мной будет нормально. Не переживай. — Андре ощутил теплую волну, пробежавшую по телу и взъерошившую перья. Уютно угнездившуюся где-то под сердцем. Запястье немного заныло. Он быстро подхватил ледяной кубик, тающий на столе, и прижал к уже затянувшемуся шрамом запястью. — Я найду, чем отвлечься. — Хорошо. До встречи. — До встречи. Удачи! Телефон замолчал, сбрасывая звонок. — Отвлечься… — протянул Андре, потягиваясь в кресле. Он чувствовал себя… почти хорошо. Встал. Подхватил почти допитую кружку, подошел к мольберту. Картина была, может, и не очень хороша, но она ему нравилась. Он потянулся и прикоснулся пальцем к соколу, радостно парящему в лучах солнца. В левом нижнем углу картины, там, где к деревушке подступал лес, надо будет изобразить мрачного голодного сыча. Грустно ухавшего в пустоту. И пусть себе ухает. Потянувшись к внутреннему карману, Андре достал пузырек с таблетками, сколупнул крышку и высыпал пару штук на ладонь. Быстро склюнул, запрокинув голову. Запил остатком чая. Сердце забилось ровно и мерно. По жилам пробежала волна энергии. Хотелось ее выплеснуть во что-то… более активное, чем размеренная медитативная любительская мазня. Фыркнув, Андре вернулся на балкон, взял со столика телефон и, прокрутив длинный лист контактов, нажал на один. Гудок… Гудок… Гудок… — Да что ты там закопался, — проворчал под нос Андре. Наконец, трубку взяли. — А, Альфа! Какими судьбами! — Громыхнул рычащий бас. — Салют, Ральф! Как твое ничего? — Цветет и пахнет! Ушам не верю, ваше сиятельство наконец соизволило мне позвонить? — Хорош ворчать, старая колоша. Еще не упился в свинячий визг? — Обижаешь! У меня, вообще-то до вечера занятия. Кое-кто, в отличие от некоторых, вкалывает с утра до ночи. — Ну а кто-то — с ночи до рассвета. Не возражаешь, если я сегодня вечером упаду вам на хвост? — К покатушкам думаешь присоединиться? И то дело! Ты опять пропустил три заезда подряд, петух крашеный. — От драного пса слышу. Где собираемся? — А ты сейчас занят? — оживленно переспросил Ральф. — Ну, вообще-то, нет. А что? — Тогда дуй ко мне на подстраховку. Я молодняк дрессирую, если ты со своими магическими загогулинами будешь, то я их потащу на трассу по горам. Они рассекают, а ты — ловишь, когда чьи-то шаловливые ручонки не удержат руль и потащит не в ту сторону. А потом вместе двинем к ребятам. Завернем в бар, приторочим к твоей зверь-машине пару бочонков. А то ты все равно порожняком гоняешь, в отличие от нормальных людей. Даже для тебя возьмем твою безалкогольную дрянь. — Умеешь искушать. — Учился у профессионала! — Прогудел Ральф. — Давай, через час жду. — Через полчаса, — уточнил Андре. — Добро. Я засекаю время. Через десять минут из ворот особняка высшего Гоэтии, сиятельного маркиза Андреальфуса вырвался мотоцикл. Затянутый в белую кожу седок в белом шлеме с пламенным разноцветным гребнем лихо развернулся, скрепя шинами, на дороге, подрезав чинно рассекавший лимузин, и, оглушив ревущим из динамиков роком парочку мирно фланирующих по тихой аллее грешников, рванул в сторону шоссе. ========== — Ну и денек! Андре, будешь? Ральф подошел к Андре, встал с ним рядом и протянул ему фляжку. Тот, завел глаза и покачал головой. — И правильно. Нечего на тебя изводить первоклассный самогон. Ральф приподнял уши и рявкнул: — Эй, Том! Яхонтовый мой, а ну сдристнул от машины. Совсем от рук отбился… — пробурчал Ральф. — Как ты только с ними справляешься… — Андре приладил шлем на сиденье и присел, перешнуровывая сапог. — Природный талант и долгий опыт. Что, загоняли тебя? Андре пожал плечом, возясь со шнурком. — Нормально. Они почти хорошо ехали. — Почти… Двое чуть с дороги ни сиганули, вот сердцем чуял, не зря я тебя вытянул. А то меня их родители бы прибили. — Да все нормально, вырулили бы. — Ну, может… Все равно, мне спокойнее с таким перестраховщиком, как ты. Кстати, что свою девчонку не притащил? Посадили бы ее на учебный мотоцикл, я бы подстраховал, дала бы тихонько по ровной трассе кружок-другой… — Нечего ей… пока, по крайней мере. Пусть сначала тебе все сдаст. Кстати, как там у нее дела? — Еще немного подрихтуем стиль, и можно на рейсинг для юниоров запустить. Ты как, добро даешь? Так. Не надо так на меня смотреть. У меня аж хвост инеем покрылся. Андре встряхнул головой, фыркнул и поднялся. Развернулся к мотоциклу, подтянул подпругу перекидных сумок. — Все вы, папаши, перестраховщики. — Я… — Я образно выражаясь, — отмахнулся Ральф. — Давай, дари уже своей племяше на день рождения машину. Спортивную. У нее любовь к скорости в крови! Похоже, ваше фамильное. — Да, уж… — Андре добыл из сумки бутылку с водой и отхлебнул глоток. Протянул Ральфу. Тот, не выпендриваясь, перехватил ее. Андре, облокотившись о мотоцикл, уставился на уходящих с занятия юных адских гончьих, среди которых затесалась пара грешников. Группка юниоров сбилась в кучку возле выезда из автошколы. Несколько подростков громко гоготали, что-то обсуждая. Молоденькая адская гончая черно-белой масти, облокотившись о ворота, с демонстративно скучающим видом копалась в телефоне и посасывала чупа-чупс. Андре наклонил голову набок. Что-то в том, как она держалась, было неуловимо знакомое. То ли в позе, то ли в том, как она встряхнула гривой, и, поправляя ее, завела руку назад… К воротам подъехал обшарпанный грузовичок с неумело намалеванной из баллончика эмблемой. Громко загудел. Гончая скривилась, засунула чупа-чупс за щеку, подняла рюкзак с земли и небрежно пошаркала к грузовичку, не отрываясь от телефона. — К разговору о придурковатых перестраховщиках папашах…. — рыкнул Ральф. С водительского сиденья соскочил бес в потрепанном кожаном плаще. Судя по его виду, он как минимум пару раз извалялся в пыли и один раз вылил на себя полный стакан кофе. Половину его лица покрывал белый шрам. Заломив руки, он с объятьями кинулся к адской гончьей, которой доставал разве что до пупа. Та, не глядя, вытянула руку, уперлась ему в лоб, удерживая на расстоянии и продолжая что-то быстро писать в чат другой рукой. Тот беспомощно замахал руками, пытаясь до нее достать и заключить в объятья. Простанав, та засунула телефон в карман куртки и убрала руку, позволяя бесу ринуться к ней и обхватить, докуда смог дотянуться. — Луни, деточка моя! С тобой все в порядке? Ты не падала? Ты не ушиблась? — донеслось до них. Андре удивленно переглянулся с Ральфом. — Да все с ней нормально! — Гаркнул Ральф бесу, улыбаясь во всю пасть и поднимая большой палец кверху. Бес отпустил отпихивающуюся от него ворчащую и ежащуюся от неудобства гончую и, ощерившись, уставился на Ральфа, направив на него пистолетом палец. — Я тебе сказал! Если хоть волос упадет с моей Луни!!! — проорал он. Ральф всплеснул руками. — Да понял я, понял! — Папаша… — перевел он взгляд на Андре и кивнул головой в сторону беса, явно ища сочувствия. — Этот ушлепок маломерный, вообще-то, начал с того, что напрыгнул на меня и начал тыкать своим пистолетом, — пояснил он, — угрожая, что пристрелит на месте, если с его обожаемой дочуркой что-то случится. — В смысле — дочуркой? — непонимающе переспросил Андре. — А ты что, так и не узнал? Серьезно? — Оскалился Ральф. Андре уже внимательнее присмотрелся к девушке, уже садящейся в машину. Бес аккуратно прикрыл дверь, чуть ли не залез в окно, проверяя, что она пристегивается, и мелкой трусцой обогнул машину почему-то сзади, пробираясь на водительское сиденье. Девушка опустила стекло и выставила локоть. Машина тронулась. Она потянулась в окно, щурясь и подставляя ветру голову. Ральф самодовольно любовался на вытянутое лицо Андре. — Ну да, ну да. Мир тесен, как женский туалет… Да ладно, я сам охерел, когда ее увидел. Похожа на мамку, правда? Ну, не с первого взгляда, но если приглядеться… Характером — то точно. А мастью в папашку пошла. Андре сглотнул. Молча ткнул пальцем в Луну. В беса. Круглыми, как плошки, глазами уставился на Ральфа. — Что вылупился? Она удочеренная. Я ее после первого занятия притиснул в уголок и порасспросил. Этот ублюдок, папаша ейный, сдал их всех в детдом и хвостом вильнул. А дальше их порастащило по разным заведеньям. Луна уже почти выпускаться должна была, когда ее этот бес удочерил. Она говорит, что сначала даже бежать думала. Понятно же, с какими целями на почти совершеннолетнюю девчонку документы выправляют. Думала, ее из приюта прямиком в бордель и везут. А там обколют, прикуют к постели — и поминай, как звали. А, нет. Он и прям ей и батя, и мамка, и все сестры и братья разом. Не надышится, пылинки сдувает. Ральф крякнул. Махнул вдогонку машине рукой. Та прогудела в ответ. Луна даже не повернулась. — Вот так. Не знаешь, где найдешь, где потеряешь… — Похожа… — Запоздало признался Андре. — Словно призрак увидел, да? — Понимающе покивал головой Ральф. — Хороший такой призрак. Характер, конечно, говнецо, но воли ей не занимать. Хорошая гончая. А как жизнь ее обкатает, еще лучше станет. — Эх, дети-дети… Наши косточки в земле лежать будут, а кровь наша будет пылить по дорогам. — Крякнул Ральф. — Так что ты того, не тяни, — он хлопнул Андре по плечу. — Давай, ищи себе павлиниху и тащи мне уже своего павлиненка. А дедушка Ральф, так и быть, его в седло усадит. Он с силой двинул Андре по спине и отошел. Тот никак на это не среагировал, все еще проводя взглядом грузовичок, спешно утекающий по дороге в потоке машин.