Этот опыт со мной навсегда...

В конечном итоге, они теперь живут вместе. Микки никогда не приглашал его, а Йен никогда не спрашивал. Солнечный просто остался однажды с ночёвкой и больше не уходил, лишь изредка навещая семью. Прошла уже неделя после их сеанса взаимных минетов и теперь это случается каждую ночь, когда они уже легли в кровать, готовые ко сну. И жить с кем-то — это тоже новый опыт для Микки. И всё намного проще, чем он думал. Приятно даже. Как человека, жившего столько лет в абсолютном и глухом одиночестве, казалось бы, его должно раздражать чьё-то постоянное присутствие в его маленькой квартирке. Но ничего такого нет. Йен дохуя активный, если сравнивать его с Микки, который то лежит на диване, то сидит за ноутбуком. Солнечный постоянно что-то убирает, наводит порядки, драит ванную. А ещё он готовит. Микки никогда не ел ничего домашнего. Даже когда мама была ещё жива, у них просто не было денег даже на элементарные продукты. Самое большее, это были макароны с сыром. Мэнди тоже не особо кухарка, но с появлением малыша, видимо, научилась варить жидкие супы, где больше бульона, чем чего-то ещё. Микки не то чтоб они сильно понравились, но это было что-то горячее и что-то с плиты, а не из микроволновки. Плюс, конечно, там было немного мягкого картофеля и вкус настоящего мяса, а не запах из пакетика с приправой для лапши-минутки. Но Йен, Господи... Он умудрялся делать что-то немыслимое даже из скудного набора продуктов, постоянно ища какие-то рецепты в своём телефоне, пока Микки работал. Микки уверен, что он набирает вес, но Солнечного это вроде как устраивает, потому что он не перестаёт гладить его живот и бока при любом удобном случае. И это ещё один несомненный плюс того, чтобы жить с кем-то. Поцеловать Йена теперь проще, когда он постоянно маячит на периферии. Иногда, посреди особенно трудных подсчётов, Микки снимает очки, трёт уставшие глаза и идёт искать Солнечного в своей квартире, чтоб просто его поцеловать, потому что ему нужно... Просто ему нужно — это достаточная причина. Иногда наоборот, Микки сидит и печатает, а потом подходит Йен, наклоняется к нему и ждёт, просто ждёт, пока Микки выведет итоговую цифру, оторвётся и поднимет на него глаза. Как можно не улыбнуться в этот момент чудику, который держит в руках то веник, то прихватку для духовки и просто ждёт, когда Микки оторвётся и поцелует его. У них обоих этого никогда не было. Не было возможности поцеловать кого-то в середине дня. Не с целью начать что-то сексуальное, а просто получить поддержку, получить подтверждение, что это всё действительно правда, это действительно с ними происходит. Йен необычайно счастлив сейчас. Не потому что ему есть с чем сравнить, что уж тут, что угодно бы выиграло по сравнению с его замужеством за Нэдом. Но он вот просто счастлив — в этой крохотной квартирке рядом с Микки. И никто не вынуждает его убирать здесь или готовить, или отрабатывать ртом иногда немного сникшее настроение. Микки очень заботлив и в такие дни, просто предлагает ему прилечь в своей спальне и заказывает пиццу на ужин. Он не лезет с расспросами, не обвиняет, не выражает недовольства, не тычет носом в эту секундную бесполезность. Микки просто накрывает его одеялом, целует в лоб и тихонько прикрывает дверь в спальню. Мик-ки, Мик-ки, Мик-ки... — биение сердца остается единственным звуком в комнате. Йен знает, что любит его. И Микки его любит. Они многие вещи не говорили вслух, просто чувствуя их. Йен знает, что именно его печалит — ему абсолютно нечем заняться. Он бегает каждое утро и старается вести их с Микки быт, но квартирка настолько маленькая, что Йену хватает всего нескольких часов на полную уборку и около часа на готовку. Ему остается только смотреть телевизор до тех пор, пока Микки не закончит работать, а потом они смотрят телевизор вместе, лениво обнимаясь на диване. Но вся эта нерастраченная энергия просто копится в нём, не находя выхода, давя своим весом на его и без того больное сознание. Всё меняется в среду второй недели их совместного проживания. Микки уже передал отчёт курьеру и они вдвоём пообедали гороховым супом с чесночными гренками, а теперь лежат на диване и смотрят какое-то ток-шоу. Микки на его груди, там, где он и должен быть, а Йен гладит его бока и целует в волосы. Уже начало вечереть, когда телефон брюнета завибрировал в его кармане и ему пришлось привстать, чтоб выудить его оттуда, он прочитал что-то на экране и потом посмотрел на Йена. — Йен. — Что там, Микки? — говорит он и привстаёт из лежачего положения вслед за брюнетом. — Я привязал свою почту к твоему профилю на сайте колледжа. Пришли результаты по твоим заявкам на обучение. Хочешь посмотреть сейчас? Йен сглатывает и ему немного страшно. Страшно увидеть десятки отказов, потому что он бесполезный, потому что никому нигде не нужен, потому что он закончил школу более шести лет назад и с тех пор его жизнь никуда не двигалась. Микки берёт его за руку и несильно сжимает веснушчатую ладонь в своей, предоставляя любую поддержку, которая ему сейчас нужна. И он действительно сам не справится, он боится, что это лишнее тыканье носом в свою никчëмность может его убить и только Микки сможет удержать его на плаву. — Ты посмотришь со мной? — всё, что говорит Йен. Микки не отвечает, он встаёт с дивана, хватает со стола ноутбук и возвращается к нему на диван. Грузится всё слишком долго. У Йена вспотели ладони и ему приходится сделать несколько глубоких вдохов, чтоб успокоить взбунтовавшееся сердце. Всё оказывается не так плохо, как он боялся. Микки действительно постарался для Йена, а не отмахнулся от бестолкового рыжика, когда тот впервые пришёл к нему домой с щенячьим взглядом и папкой, полной школьных грамот и благодарностей. В общей сложности, было отправлено около 20 заявок, как в общественный колледж, так и в Чикагский университет, из которых ему одобрили 13. Йен смотрел на список его возможных будущих профессий и представлял себя в каждой из них. Как это будет? Быть занятым, быть полноценным членом общества, а не бесполезным рыжим. Ну и получать свою зарплату тоже было бы неплохо. Это ещё одна из вещей, которая на него давит в последнее время. У него нет своих денег даже на элементарные расходы. Как, например, на новую зубную щётку, которую он стеснялся попросить купить Микки. Вчера утром брюнет купил её сам, просто заметил насколько "лысой" была щётка Йена и купил ему новую. Такое лёгкое проявление заботы и внимательности. В тот день Йен отсосал ему дважды — после обеда и ночью, никак не объясняя свою щедрость. Из 13 заявок, Йен ближе к сердцу принял три, две на кафедре подготовительных медицинских курсов — сестринское дело и курс неотложной первой помощи и кафедру психологии. Но они не в общественном колледже, а в Чикагском университете, где обучение стоит денег, а у Йена ж даже на щётку не было. Но сейчас он может хотя бы представить себя... кем-то. — Это то, чем бы ты хотел заниматься? — спросил Микки, видя по каким строчкам глаза рыжего бегают чаще и это было просто любопытство, без насмешки. — Да, я, знаешь... Я хотел бы быть полезным. Э, чёрт, не то моё дерьмо с Нэдом. Я хочу помогать людям, думаю, я бы мог быть полезным в этом. Не знаю, справлюсь ли я и чёрт... Господи, я столько лет ничему не учился и почему-то решил, что теперь готов получать высшее образование и блять! Микки чувствовал его волнение и неуверенность всеми фибрами души. У него болело сердце от того, насколько сейчас потерянным казался Солнечный, который встал с дивана и поплёлся на кухню за вечерней дозой таблеток, его опущенные плечи и понурая голова отлично виднелись с дивана, на котором сидит Микки. Поэтому брюнет отложил ноутбук, встал и пошёл на кухню. Он нужен Йену сейчас, он не чувствует это от Йена, это его собственное. Йен, Йен, Йен... Солнечный упёрся руками в край раковины и отпустил голову, уже начинается та самая его дрожь от лития. Микки тихонько подошёл к нему сзади и обнял, сцепляя руки в замок на твёрдом прессе. Он положил лоб между его лопаток и позволил в тишине пережить эту дрожь, просто держа его тело в своих руках. — Ты не должен бояться, знаешь, — шепчет Микки. — Ты справишься. Мы справимся. И я буду здесь, я всегда буду для тебя здесь, я всегда буду ждать тебя дома, — и это первый раз, когда он называет эту дерьмовую квартирку домом, их с Йеном общим домом, поэтому он не знает, как Солнечный отреагирует. И его немного пугает, когда плечи Йена начинают подрагивать больше прежнего, будто он плачет и Микки в страхе замер. Он ведь не приглашал Йена официально жить вместе, они вообще не говорили об этом, это просто случилось. Но что, если Йена не прельщала эта перспектива? Может это слишком быстро после Нэда? Микки узнал историю его замужества во вторую ночь их "совместно проживания" и его гены семьи Милковичей взбунтовали, он чувствовал острую необходимость пустить пулю в лоб этому ублюдку, даже если придётся стрелять в закрытый гроб. Тогда только минет Йена заставил его прижать задницу к кровати и никуда не ходить. А может Микки не то, чего Йен бы хотел для своего будущего. Конечно же, он не то. Они просто... Может только Микки чувствует это. Может... Господи... Йен развернулся в кольце его рук и обхватил лицо брюнета ладонями. Его глаза блестели от влаги, но он улыбался. Такой красивый, такой солнечный. — Это официальное предложение жить вместе? — спрашивает он и поглаживает скулы Микки большими пальцами. — Я думал, это вроде как очевидно. Но теперь ты можешь... — Микки опускает глаза и шмыгает носом, дурацкая нервная привычка, — ну, официально согласиться или... Боже, я ж вроде как действительно не лучший вариант и... — Я люблю тебя, — говорит Йен, — и я хочу жить с тобой, — и подтверждает свои слова мягким нежным поцелуем, не давая Микки ответить. Микки хватает Йена за обе руки и тянет в сторону спальни. По пути они лихорадочно срывают с себя одежду, чуть не падая, путаясь в спущенных до лодыжек штанах. Он разрывает поцелуй у кровати и толкает Йена на неё спиной. — Будущий "кем бы ты ни захотел стать" заслуживает минет, — говорит он, лезет на него сверху и устраивается поудобнее. Он опускается вниз, но до того, как взять член рыжего в рот, поднимает глаза и смотрит на Солнечного, такой счастливый в этот момент, такой смелый, и говорит: "Я тоже люблю тебя". И он ожидал прерывистого вздоха, смешка, а может даже маленькую слезинку. Чего он не ожидал, это того, что Йен привстанет, подхватит Микки и кинет его на вторую сторону кровати, садясь на него сверху. Он целует лицо Микки, буквально всё лицо, оставляя быстрые поцелуи на его лбу, на закрытых подрагивающих веках, на скулах и щеках, постоянно шепча "люблю". Микки не может не рассмеяться на это. Такое чувство, будто он встречается со щенком лабрадора, которому позволили лизать лицо хозяина и тот не может остановиться. — Йен, щекотно, Йен, — говорит он и хохочет, и он даже не может остановиться, чувствуя, что щекочет не Йен, а бабочки в его животе крутятся вихрем и вот так, вот так он осознаёт себя абсолютно счастливым, именно в этом моменте. В моменте, когда Йен согласился жить с ним, когда сказал, что любит его и Микки кажется, что шар тепла внутри может вот-вот взорваться и его нужно наконец выпустить, ослабить это переполняющее, тугое давление на сердце и пах. Именно поэтому он решается, именно поэтому он не боится. — Йен, эй, Солнечный... Ты нужен мне внутри. И, что ж, вот сейчас дыхание Йена дрогнуло. Он отстранился от лица Микки и уставился на него взглядом полным неверия и обожания. Он застыл там, словно статуя, седлая колени брюнета и единственный признак того, что он жив — глубокие вдохи и подъём грудной клетки, на этом всё. — Т-ты уверен? — говорит он, спустя несколько долгих секунд. — Да, чудак, трахни меня наконец, пока я здесь не постарел. И вот этого шуточного подтверждения было достаточно, чтоб сорвать стоп-кран — Йен наклоняется и целует его с такой жадностью, будто хочет поглотить его, будто хочет привязать к себе на молекулярном уровне. Дурачок! Микки уже привязан и он пиздец как этому рад, и ахуеть как счастлив. Йен поочередно посасывает верхнюю губу Микки, а потом нижнюю, всё время гладя большими тёплыми ладони бока Микки, бёдра, сжимая его грудь и гладя большими пальцами ореолы сосков, пока его язык пытается спутаться в узелок с языком Микки. И когда воздуха уже не хватает, когда губы пекут, а брюнет начинает немного ёрзать под ним, ища хоть какое-то облегчение для уже твёрдого члена, тогда-то Йен и отстраняется. Он тянется к прикроватной тумбочке и выуживает из верхнего ящика бутылочку смазки, которой отродясь там не бывало. — И как давно это там? — спрашивает Микки, игриво приподнимая одну бровь. Этот ящик всегда был пустым, ни смазки, ни салфеток, ни какого-никакого дилдо, ничего, что можно было бы найти в прикроватной тумбочке одинокого гея. Но, это ж Микки. — Я ничего не замышлял, честно, — говорит Йен и выглядит сейчас настолько смущённым, что Микки его даже немного жалко, но он хочет услышать всю историю. — Я просто нашёл её в своей старой комнате, когда в последний раз был дома, и подумал... Ну, что... Ну, когда-нибудь... Микки кажется, что Йен сейчас расплачется от смущения, а у Микки есть сердце и это сердце любит этого краснеющего засранца, поэтому он поднимается со своего места и целует этого парня, своего парня. — Давай уже, я не молодею. Лёгкого чмока в закрытые губы было достаточно, чтоб в кровать к Микки вернулся нетерпеливый щенок, который склоняется над ним и облизывает всё его тело, пока не добирается до паха. Йен свободной рукой берёт член Микки в руку и направляет в свой рот, а второй откидывает крышку на баночке смазки. Он ритмично сосёт головку, шумно пыхтя над ней носом и Микки даже может ощутить тот момент, когда дыхание Йена успокаивается и выравнивается, в отличии от его собственного. Потому что именно сейчас, именно в эту секунду он осознаёт что два скольких пальца кружатся у его дырочки. В последнюю неделю Микки и сам пытался проделать что-то подобное, когда был в душе один, без Йена. У него наконец появилась сексуальная жизнь и он стал немного опытнее во взаимодействии с другим телом, поэтому так хотелось полностью познать своё собственное, двигаться дальше, пробовать новое. Он уже дважды играл с собой пальцами, что делал лишь однажды, когда был подростком и начал приходить к тому, что в порно, которое он тогда смотрел на телефоне, ему нравится позиция снизу, пассивного, принимающего, как угодно. Но то, что он делал с собой в душе, не идёт ни в какое сравнение с тем, что сейчас делал с ним Йен. Может дело в длине пальцев, может в том, что это делал кто-то другой, может в том, что Микки чувствовал не только возбуждение, но и любовь в своём сердце. В любом случае, Йен двигал в нём уже двумя пальцами, раздвигая их ножницами и тело Микки начало непроизвольно дрожать. Йену пришлось выпустить изо рта член Микки и сделать глубокий вдох, будто это он здесь задыхался. А потом Солнечный согнул два пальца и надавил на комочек нервов внутри Микки, который о нём знал, но никогда не мог достать до него своими короткими толстенькими пальчиками. — Ах... — вырвалось из брюнета и ему пришлось сильно зажмуриться, чтоб яркий свет под его закрытыми веками не выжег сетчатку. — Такой красивый, — сказал Йен и в его голосе было столько нежности, столько обожания, что дальше тянуть было нельзя, просто нельзя, иначе Микки кончит на его пальцах. — Давай, давай же! — говорит он и тянет Йена вверх, ближе к себе, к своим губам, к своей груди и когда Йен поднимается, ложась на него сверху, Микки разводит бёдра ещё шире, предоставляя полный доступ, показывая доверие и, как он надеется, абсолютную любовь. Йен прижимается к его груди своей, опираясь на кровать согнутым локтем, пока второй рукой направляет свой член к дырочке Микки. — Расслабься и делай глубокий вдох, — говорит он и начинает медленно проникать внутрь брюнета. И, чёрт, это больно. Вот прям больно. Очень. Микки вдыхал и вдыхал, как сказал Йен, а потом задержал дыхание, когда его лёгкие наполнились и сильно-сильно зажмурился. — Мик, больно? Скажи мне! Мы можем остановиться сейчас, если ты хо.. — Нет! Блять, нет! Давай же, — говорит он и хватает Йена за задницу, притягивая всё его тело к себе и толкая его глубже в себя, хоть ему и больно. Ему действительно больно. — Микки, ты такой тугой, Господи. Пожалуйста, расслабься, — говорит Йен и Микки видит, что тот и сам зажмурился и что дрожит так же, как и он сам. Микки никогда не занимался сексом, но он сейчас боится, что может сломать Йену член, если не расслабится, как бы это там ни работало. Но что действительно помогает, это зажмуренная, напряжённая мордашка Солнечного и Микки сейчас видит в нём не только красивого и сексуального парня, который не понятно что в нём нашёл. Он видит парня, которого любит, о котором заботится, который нежен и осторожен с ним, с Микки. Поэтому он сейчас делает резкий глубокий вдох и расслабляет все мышцы в своём теле, позволяя любить себя, позволяя наполнять себя, позволяя Йену о себе позаботиться, потому что они доверяют друг другу, любят друга друга и сейчас они занимаются сексом, подтверждая всё это физически. Йен входит до конца и останавливается, Микки видит, как его лицо расслабляются и он шумно выдыхает воздух, который неизвестно сколько держал в себе. А потом он распахивает глаза и ловит Микки за разглядыванием. И это не смущает, ни капли. — Моё глубокое синее море, — говорит Солнечный, глядя ему в глаза и с тёплой улыбкой на красных от поцелуев губах. — Ты меня бездонным назвал, чудак? Знаешь ли, это не то, что хочет услышать приличная девушка, — и это именно то, что нужно было сказать, чтоб развеять остатки напряжения, потому что они оба захихикали. И Микки никогда не думал, что так бывает, что во время секса можно шутить и смеяться, не теряя возбуждения, не переставая чувствовать тепло чужого тела, не туша огонёк в глазах партнёра. — Я о твоих глазах, Микки, — говорит Йен, а потом наклоняется для поцелуя. И вот как только их губы встречаются на полпути, он делает пробный, несильный толчок. Волны дрожи пробежали по телу брюнета и ему пришлось крепче вцепиться в веснушчатую спину. Толчки становятся ритмичными, но осторожными и Микки хочется больше, хочется сильнее, быстрее. Он может и хрустальная ваза, но Йен уже однажды склеил его, сможет и ещё раз. — Давай, Йен, давай сильнее, ну же, — говорит он и водит ногтями по спине рыжего, поднимая таз и толкаясь ему навстречу. Йен садится на пятки, подхватывает ноги Микки и прижимает его колени к груди. — Скажи мне остановиться, если станет слишком, — всё, что говорит он и Микки понимает, что тот сдерживал себя всё это время, а теперь получил разрешение дать себе волю. И он дал. Пиздец как дал. Йен поставил обе вытянутые руки у плеч Микки, прижимая своим телом колени Микки к его груди и начал вбиваться быстро, сильно, до звезд перед глазами, до сбитого дыхания. Микки терял себя в этом моменте, его простата пульсировала от постоянных толчков, а глаза жгло слезами. Он скулил и задыхался, он плакал, но не хотел, чтоб это заканчивалось. На какое-то мгновение он смог открыть глаза и увидел, что Йен с каждым толчком беззвучно шепчет его имя. "Мик-толчок-ки, Мик-толчок-ки". Мышцы на его руках были напряжены и блестели от пота, чёлка прилипла к взмокшему лбу, а сухие губы не переставали шевелиться, произнося его имя. И вот этой картины было достаточно, чтоб опасно приблизить Микки к краю. — Я близко, — говорит он и Йен немного отстраняется и оборачивает его ноги вокруг свой поясницы, имея теперь свободный доступ к его текущему члену, беря его в руку и начиная надрачивать. Хотя, честно говоря, Микки было бы достаточно легкого ветерка из открытого на проветривание окна, чтоб кончить. Он знает, что это всё длилось недолго и он снова кончит как школьник, спустя всего минуту. Возможно, Йен даже не близко и остаётся надеяться, что он простит Микки его скорость. — Я тоже близко, — говорит Солнечный и хорошо, ладно, может они оба скорострелы. — Ты просто не представляешь, Микки, что делаешь со мной, ты такой, такой... — говорит он, продолжая сильно вбиваться в безвольное тело под собой. — Поцелуй меня, пожалуйста, Йен, пожалуйста, — ему нужно, нужно, будто без этого никак, будто без поцелуя всё это ничто и как только Йен наклоняется к нему, опираясь на одну согнутую в локте руку, не прекращая другой дрочить, и впивается в губы брюнета, то Микки этого достаточно. Он стонет Йену в рот, кончая белёсыми полосами на свою грудь и содрогаясь от оргазменных конвульсий. Йен кончает буквально через несколько секунд, полностью опускаясь на Микки и вдавливая его своим телом в матрас. Микки гладит его потную спину, хотя и сам чувствует себя измученным, вытраханным. Господи, он чувствует себя вытраханным, наконец-то, блять! Потом Йен скатывается с него на бок и кладёт свою руку Микки на грудь. — Ты как? — спрашивает он. — Я кончил, как ты думаешь, как я? — спрашивает Микки и улыбается сомкнутыми губами, не находя в себе сил открыть глаза. — Тебе понравилось, не слишком? — не отстаёт Йен и сейчас Микки может различить в его тоне нотки нервозности, какой-то неуверенности, может даже страх. И это не то, что он хочет, чтоб Йен чувствовал после секса с ним. Поэтому он кряхтя переворачивается на бок, лицом к Йену, и кладёт свою ладонь ему на лицо. — Я счастлив и я влюблён в тебя так сильно, что скоро либо взорвусь, либо крышей съеду. Вот как я. А ты как? — Я хочу стать психологом или психотерапевтом, в зависимости от того, что нужно твоей крыше. А ещё я люблю тебя, Микки, очень сильно люблю, — и закрепляет их признания мягким поцелуем, тратя на это остатки своих сил и скопившейся в последние дни энергии. В идеальных отношениях чистая любовь и грязный секс дополняют, а не исключают друг друга.