Корона для волка

      ― Его величество не может вас принять.       Даже не знаю, что бьет больнее. То, что меня без согласия и предупреждения объявляют наследником или то, что я, герой торжества, беспомощно стою перед закрытой дверью. И бесполезно просить. Просить, умолять, злиться, проявлять упрямство. Если отец что-то решил ― никто не сможет его переубедить.       Я принял поздравления, поэтому можно не возвращаться в зал. Но и прятаться у себя в спальне слишком по-детски. Неохотно спускаюсь до середины мраморной лестницы и стою, облокотившись на перила и наблюдая за танцующими парами. Император редко остается на продолжение торжеств. Он ушел сразу после моей речи перед банкетом. Мне пришлось задержаться, чтобы не обидеть собравшихся родственников и аристократов. И потерять возможность догнать отца до того, как он закроется у себя в кабинете. Плачущие звуки скрипок и писк флейт отчего-то вызывают странное беспокойное чувство. Хочется убежать в далёкое тихое место. Туда, где никто не сможет найти.       ― Что за кислое выражение лица, ваше высочество?       И как у нее получается подкрадываться так незаметно?       ― Соскучился по вам, матушка, ― целуя обтянутую перчаткой руку, произнес я. Белый цвет императрице не к лицу. Все равно, что выкрасить гадюку известкой. Бледная кожа сливается с платьем, превращая ее величество в призрака. Да, это не кто-нибудь, а моя мачеха. Очередная жена отца. Мать погибла при странных обстоятельствах, вторая супруга скончалась при родах, одарив меня единокровным братцем Вэльсом. Её величество Энейми Снейк, нынешняя жена, официально не является императрицей. И она на три дня младше меня. Тем не менее приходится выражать ей свое почтение. К тому же ее дико злит обращение «матушка». И это хоть как-то скрашивает дворцовую скуку.       ― Все знают, что вы не ладите с отцом, ― раздраженно постукивая веером по ладони, отметила мачеха. ― Думала, он помучает тебя. Заставит доказывать, что ты достоин. А он взял и так просто объявил тебя наследником.       ― А вы надеялись, что когда-нибудь он назначит вашего сына?       Ни для кого не секрет, что император ни разу не посетил покои своей молодой супруги. Невозможно заткнуть слугам рты, так очевидно проигнорировав традиции. Иногда у меня появляется безумная мысль, что в своей жизни отец любил только одну женщину ― мою мать. Но это не больше, чем детские фантазии.       ― Очень смешно, ― едко усмехнулась Энейми. ― Посмотрим, как ты запоёшь, когда вступишь в свои права. Я бы сделала ставку на Вэльса. Пока вы с Хэйтом будете драться за трон, он тихо-мирно подкупит аристократов и незаметно так окажется сверху. В то время как вы уничтожите друг дружку.       ― Вы беспокоитесь за меня, матушка?       ― Не льстите себе, наследник. Я всего лишь обеспечиваю себе спокойную старость.       Она подозвала слугу и протянула один из бокалов с шампанским мне. Весьма неблагоразумно пить то, что предлагают такие сомнительные родственники. Тем более с подноса незнакомого слуги. И тем не менее я принимаю напиток. Не так просто отравить того, кого с детства приучали к ядам. Хотя… у меня весь вечер чешется шея, словно кто-то осыпал воротник чесоточным порошком. Неужели снова глупые выходки братцев?       ― За наследника Локхара и светлое будущее, ― приподнимая бокал, произнесла мачеха. На её губах недобрая усмешка, но я знаю, что другой быть не может. Энейми Снейк не умеет искренне улыбаться. Поддерживать. Утешать. Льстить. Вероятно именно поэтому у нее нет ни единого шанса заполучить хотя бы немножко внимания моего отца.       На вкус совершенно обычное игристое вино. Не отравлено? Впрочем, маловероятно, что императрица уже участвует в чьей-то игре. Кого ей выгодно видеть на троне в случае болезни или смерти отца? Права Хэйта довольно-таки спорны. Однако он захватил достаточно военной власти, чтобы совершить переворот. О чём думал император, давая моему двоюродному братцу такую возможность? Надеялся, что Хэйт погибнет в сражении или чувствовал вину за то, что племянник так рано осиротел? Вэльс, мой младший братишка, тоже неплохо устроился. Под видом торговли можно наворотить много дел. Усиливать флот, торговать оружием. И укреплять власть. А что есть у меня? Титул наследника и необитаемые дикие Ваалские земли.       ― Ваше высочество, позвольте представить вам мою дочь, Кэсси.       А вот и предложение о помолвке. Вернее, не совсем оно. Но уже понятно, к чему клонит граф Вернеск.       ― Это её первый выход в свет, ваше высочество, и я был бы благодарен, если бы вы смогли уделить ей немного своего времени.       ― К сожалению, её величество попросила проводить её в банкетный зал. Надеюсь, у меня еще будет возможность пообщаться с леди Кэсси.       ― Я не собиралась в банкетный зал! ― зашипела Энейми, едва мы отошли от расстроенного графа.       ― Матушка, как можно бросать верноподданных в одиночестве? Вы должны подавать детям хороший пример. Смотрите-ка, вот и ваш младшенький.       Вэльс беседует с послом из княжества. Он еще несовершеннолетний, но в виде исключения ему позволено посещать официальные мероприятия. Его называют богом торговли. Все началось с невинного увлечения ― с коллекции редких безделушек. Изучая страны, обычаи и редкости, Вэльс мечтал о путешествиях, но увы. До определенного возраста принцам запрещено покидать столицу. Чтобы скрасить свое заточение, братец начал приглашать торговцев из других стран к себе. А затем неожиданно подал прошение о выгодной сделке. И незаметно начал влиять на рынок, продвигая новые товары, заботясь о достойных ценах и низких пошлинах. В свои пятнадцать лет Вэльс стал советником министерства финансов. Официально он не мог принимать участие в заседаниях. Но каким-то образом прекрасно знал, что и когда обсуждалось на собрании.       Из-за того, что у нас разные матери, мы совершенно не похожи. У меня светлые волосы. Почти белые. В глазах девушек я ― тот самый сказочный принц. На белом коне. Только вот мои Ваалские земли способны отпугнуть кого угодно. Не там охотницы за мужьями хотят провести свой медовый месяц.       Вэльс невысокого роста и хилого телосложения. У него тёмно-русые волосы, кожа в мелких тёмных пятнах и до нелепого короткие пальцы. Тем не менее он популярен среди женского пола. Отчасти из-за слухов о сказочном богатстве. Якобы младший принц собрал множество редчайших драгоценностей и стережёт их словно дракон сокровищницу.       Хэйта не видно ни за столом, ни среди танцующих. Он, как и отец, презирает бессмысленное времяпровождение. И строит из себя сурового непобедимого воина. Как ни странно, толпы поклонниц преследуют и его тоже. Несмотря на то, что у него уже есть невеста.       Увидев подбирающегося маркиза де Триса с целым выводком дочерей, я понял, что нужно срочно что-нибудь предпринять. Иначе неженатым я от него не отобьюсь.       ― Матушка, не хотите потанцевать?       По лицу императрицы читалось яростное сожаление о том, что она не успела от меня сбежать. Но беспокойство о безмятежной старости победило лень и предубеждение. Я галантно подал руку, и мы торжественно прошли мимо разочарованных леди.       ― Как матушка вы просто обязаны позаботиться обо мне в первый официальный выход в свет, ― произнёс я. Слишком угнетает зловещее молчание моей партнерши. Вообще-то во время танца принято улыбаться. Со стороны может показаться, что я всерьез издеваюсь над Энейми. Взгляд убийственный. Смотрит так, будто я сказал какую-нибудь гадость. А, точно. Это уже пятое «матушка». На сегодня, пожалуй, хватит испытывать ее терпение.       ― Вам так остро не хватает материнской заботы, ваше высочество?       ― А вы как думаете?       ― Зачем мне тратить на это время? Я про думы о вас, наследник.       ― Хотя бы потому, что на этом празднике жизни мы ―два одиночества.       На середине танца понимаю, что сильно устал. И не сразу вспоминаю, почему. Из-за лесной прогулки. Кажется, что это было давно. Слишком долгий и утомительный день.       Талия Энейми жёсткая как чешуя змеи. Из-за корсета. Кружу партнершу по залу, любезно улыбаюсь, но вижу то же мрачное выражение лица и сосредоточенный взгляд. Наш танец привлекает внимание. Даже уже танцевавшие пары превращаются в зрителей. Не сомневаюсь, что сегодня же отцу доложат, что я совращал императрицу. Нет ничего дурного в том, чтобы пригласить на танец мачеху. Просто я слишком хорош собой. И неважно, к кому я подойду. Завистники всегда видят во мне цель.       Попрощавшись с императрицей, я выхожу в сад. Какая-то девушка в воздушном полупрозрачном платье сидит возле фонтана, мечтательно глядя на луну. Невольно оглядываю небо и понимаю, что необычно взволнован. Уже поздно. Темнеет. Я вымотан. Сна ни в одном глазу. И сильно чешется спина! С чего бы так разыгрались нервы? Из-за того, что не удалось обсудить всё с отцом? Из-за груза свалившейся ответственности?       ― Ваше высочество, его императорское величество требует вас к себе.       А вот это полная неожиданность. С чего бы? Совсем недавно отказал в приёме, а теперь зовет? Честно говоря, хочется отказаться от приглашения, но любопытство пересиливает. Слуга приводит к двери кабинета и склоняется в почтительном поклоне, пропуская вперед. Сердце замирает, и все же я заставляю себя подойти к столу. Отец успел избавиться от парадной одежды. Рубашка небрежно полурасстёгнута, в руке развёрнутый доклад.       ― Только что прислали анонимное послание, что ты спишь с моей женой, ― кладя бумагу на стол и двигая её в мою сторону, произнес император. ― Полюбопытствуй. Почерк не узнаешь?       Подхожу ближе и читаю, стараясь запомнить каждое слово. Некоторые кляузники выдают себя не только почерком, но и своеобразными выражениями. К примеру это. «Спешу вам доложить, мой государь». Моё поколение не использует подобное обращение. Неизвестный «доброжелатель», пожалуй, в возрасте. Впрочем, сейчас его поиск далеко не самое главное. Зачем отец позвал меня? Отчитать? Устроить очередную проверку?       ― Это возмутительная клевета, ― подбирая слова, осторожно ответил я.       ― Как говорил мой прадед, можно спать с кем угодно, но делай это так, чтобы никто не узнал.       Полюбовавшись на моё растерянное лицо, отец серьёзно добавил:       ― Но я такое никогда не скажу. Теперь, когда ты официально объявлен наследником, за тобой будет следить множество глаз. Я знаю, что донос ложный, но ты не должен давать повод к таким слухам. Поэтому я рассмотрю все предложения о твоём браке и устрою помолвку. Жениться будет не обязательно. Посмотрим не появится ли более выгодной партии.       ― Спасибо, что хотя бы об этом вы предупредили меня заранее. А то я начал переживать, что узнаю о свадьбе только когда скажут, что невеста ждет меня в храме.       ― На что ты злишься? ― не отрывая взгляд от документов, спросил отец. ― Впрочем, неважно. Я сообщил тебе все, что хотел. Можешь идти.       Очень хочется высказаться. Но когда представляю реакцию отца, начинает казаться, что в кабинете веет холодом. Я наследный принц или марионетка? Я имею право на собственное мнение! Но... пожалуй, стоит держать его при себе.       На самом деле накопилось даже слишком много того, о чём я хочу спросить. Но, как и всегда, вместо этого я послушно выхожу из кабинета и вслушиваюсь в лёгкий хлопок закрывшейся двери. Когда я наконец-то смогу прямо сказать то, что уже давно тяжелым грузом придавливает к земле?       ― Ваше высочество, вернетесь домой или останетесь во дворце? ― спросил устало зевающий рыцарь. Откуда только взялся. Со своими глупыми вопросами. Не уеду отсюда, пока не поговорю с отцом.       ― Можешь идти к себе. Здесь останусь.       Райт Энринг что-то бормочет под нос, и я из последних сил поднимаюсь по лестнице. Старая сука Леди виляет хвостом и тянется ко мне, но я не в настроении. Равнодушно прохожу мимо. Разгоняю слуг и сразу прохожу в спальню. Скидываю плащ, рубашку и с наслаждением чешу шею. Шею и ту часть спины, до которой получается дотянуться. Может, позвать Грейс? Нет. Слишком неловко просить о таких вещах. Подхожу к зеркалу, чтобы посмотреть, нет ли раздражения или красных пятен. Уже темно, почти ничего не видно. Зажигаю несколько свечей и, изогнувшись, разглядываю кожу. Ничего необычного. Кроме красных следов от расчёсов. А это… что?       На какое-то мгновение кажется, что меняется цвет глаз. Но такого не может быть. Переутомление? Напряженно вглядываюсь в отражение и понимаю, как глупо это выглядит со стороны. Отстраняюсь и, закрывая глаза, блаженно начесываю шею. Вроде бы становится легче. Или всё-таки озадачить медика?       Еще одна неплохая идея ― принять ванну. Но это надолго. Проще лечь спать. И попытаться уснуть.       Какая-то из собак скребется в дверь, но я непреклонен. Подхожу к окну и смотрю на ярко освещённый дворец. И тянущуюся к нему галерею с редкими огоньками факелов. Луна кажется такой огромной, что становится жутковато. Когда она только-только поднимается над деревьями, её цвет почти красный. Именно такими мне привиделись глаза в отражении. Сегодня полнолуние, и я прослеживаю сходство Луны с огромным, беспристрастно взирающим из звёздной тьмы оком. Кого оно видит? Ту странную мечтательницу у фонтана или меня?       Я невольно вспоминаю события дня. И отца, объявляющего меня наследником. Из-за его внезапного решения пришлось импровизировать. Переосмыслить речь. Должен же я оправдать ожидания подданных. Чего, собственно, им от меня нужно?       Про высший свет всё давно общеизвестно. Богатство, власть и высокое положение. Три заветных желания аристократии. У простых людей требования проще. Им нужна еда, дом и мирное небо над головой.       Но это ― слова моих учителей. Я никогда ни у кого не спрашивал, чего им нужно. Не спрашивал лично. Потому, что считал, что все и так ясно. Что уже знаю ответы. Но вдруг они отличаются? Как же чешется эта шея!       И не только шея. Меня давно отучили чесаться, но из-за невыносимого зуда удержаться невозможно. Мне что-то подсыпали в одежду? Или…       Я вспомнил, как тащил на плече шкуру. И почуял подвох. Не зря же братья затеяли такую сложную игру. Пройдя в спальню, я успел заметить, что подарок висит на стуле. Теперь… Я смутно различаю в темноте что-то светлое. Странно.       Я поднял подсвечник и, повернувшись в нужную сторону, неуверенно замер. То, что высвечивалось из темноты, мало походило на шерсть. Внутри все перевернулось, но я понимал, что меня скорее всего снова подводит зрение. Это только кажется. Кажется.       Вообще-то я не из пугливых. Я видел немало смертей. Присутствовал при пытках. Зрелище оказалось не для слабонервных. Вместо шкуры волка со спинки стула неуклюже свисала человеческая кожа. И с обезображенного смертью лица, оскалившегося вклеенными зубами, на меня оцепенело таращились стеклянные, неестественно жёлтые глаза чучела.       Слегка придя в себя, я огляделся, не веря, что в спальне не прячутся братья. Только они могли воспользоваться тем, что я отвернулся, и поменять подарок на это. Но никого нет. Никто не выскакивает, не насмехается над моим испугом. Никто не ломится в дверь.       Честно говоря, я понадеялся, что мне померещилось. Несколько раз моргнул. Подошел ближе. Опустил подсвечник. И ничего не изменилось. Пришлось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не кошмар. Но это хуже, чем кошмар. Если кто-нибудь сейчас зайдет, он увидит, что в спальне наследного принца лежит жестоко убитый человек. В обычный день это бы никого не потрясло. Я видел, как отец собственноручно убил слугу. Заколол кинжалом. Но сегодня особая дата. Дни церемоний считаются священными. Нельзя совершать казни. И уж тем более убивать. С надругательством над покойным еще хуже. Могут заподозрить в тёмном колдовстве. И отправить на допрос к отцам-инквизиторам. Даже если ты ― сын самого императора. С меня отец спрашивает строже, чем со всех вместе взятых подданных.       Я понял, что тело нужно как можно скорее спрятать. Но как только я сделал шаг, в костях что-то странно хрустнуло. И я упал на одно колено. Шея не просто чесалась ― она горела от зуда и боли. И это жжение распространилось до лица. Превозмогая слабость, я, стараясь не глядеть вниз, подхватил мертвеца и затолкнул под кровать.       ― Позови… те…       Я начал было звать на помощь, но нечаянно взглянул на руку и замолчал. Стало ясно, что происходит. По ногтям. Вернее, по удлинившимся звериным когтям на скрючившихся пальцах. Тот проклятый укус не остался просто шрамом. Волк не был просто волком. А я... Я зря не поверил зловещим словам старухи.