☃️
За все свои девятнадцать лет Чонгук ни разу так хорошо не высыпался. Матрас невероятной мягкости, такой, словно был сделан из самых пушистых и теплых облаков, любимое одеяло, что грело и без того теплое тело юноши. В воздухе витал запах хвои и дерева, а за окном продолжал падать снег. Более уютного и доброго утра нельзя было вообразить. С кухни слышался звон тарелок и приглушенные разговоры, изредка перебиваемые звонким смехом Чимина. Чонгук потянулся на постели и сладко простонал от удовольствия, вставать не хотелось совершенно, но он понятия не имел сколько было времени и как долго он уже так провалялся. Широко зевнув, парень все-таки нашел силы подняться с постели. Надев тапочки с нашивкой маленького серого кролика с морковкой (Чимин замечательный, честное слово), Чонгук пошлепал в коридор. Спускаясь по лестнице, он слышал как Чимин хихикал. Последняя ступенька миновала, и перед Гуком предстала умилительная картина: Чимин что-то жарил на сковороде, стараясь аккуратно перевернуть то-ли оладью, то-ли кусочек гренки, а Юнги бережно придерживал мужа за талию, говоря ему что-то на ухо, что, судя по всему, и заставляло Пака смеяться. — Кхм, — объявил о своем присутствии Чонгук, на что Чимин резко развернулся и поднял руку, в которой держал металлическую лопатку, и та, впоследствии, смачно впечаталась Мину в лоб. — Доброе утро. — Спасибо, милый, мне совсем не больно, — простонал пострадавший. — Доброе утро, Гук-и! — Чонгук-и! — Чимин быстро настиг Чонгука, ведя его к столу, усаживая перед пока-что пустой тарелкой. — Доброе утро! Как спалось на новом месте? Пак кинул лопатку Юнги, кивая на сковородку и взглядом прося перевернуть содержимое. — Отлично, на самом деле, я давно так не высыпался. — Чонгук немного застенчиво улыбнулся и сложил руки лодочкой между бедер, уставившись на Чимина. Какой же он был красивый! Гук буквально не мог отвести глаз от этого человека. — Я очень рад это слышать. Что-нибудь снилось? Чонгук смутился, пытаясь вспомнить хоть один сон за ночь, и когда понял, что единственное, что ему снилось были свиньи да коровы, меж бровей юноши залегла складка. Не надо было болтать о животных и ферме перед сном! — Мне снились свиньи, — задумчиво скосил брови Чон, глядя в потолок. — Вот же зараза! Знаешь, есть поговорка — «сплю на новом месте — приснись, жених, невесте», — Чимин забавно надул губы. — Но это ведь мне должна присниться невеста, — почесав голову, чуть заторможено воскликнул Чонгук. Юнги прервал разговоры о свиньях и женихах, поставив на стол румяные оладушки, щедро политые малиновым сиропом. Помимо них на столе стоял графин с апельсиновым соком, свежесваренный кофе в кофейнике, нарезанные бананы и пиала с голубикой. — Хватит о суевериях, давайте лучше завтракать, — прощебетал Юнги, разливая кофе по чашкам, — вам еще на ферму ехать, а мне на работу. — Но это не суеверие! — воскликнул Пак, на что Юнги недоверчиво загнул бровь, и Чимин, повернувшись к Чонгуку, продолжил. — Перед тем, как я встретил твоего сварливого дядю, моя семья купила тут новый дом. Когда я ночевал там первую ночь, мне приснился колодец среди гор, где я потом и встретил Юнги! Поэтому, говорите, что хотите, но я верю в это! — И ты хочешь сказать, что невестой Чонгука окажется свинья? — усмехнулся Мин, пережевывая кусочек банана. — Почему сразу свинья?! Почему так буквально то? Мы сегодня едем к Тэхену, он держит у себя свиней, кто знает, может твоя судьба — одна из сотрудниц его фермы, — пожал плечами Пак. — Да вы вчера просто поговорили о свиньях, вот ему и приснилось… Пока Юнги снова приводит аргументы против суеверий супруга, Чонгук пытается понять, почему он вообще должен кого-то встретить, еще и на ферме! Да он вообще отношений заводить не планировал в ближайшее время, тем более тут — у черта на куличиках. — Мин Юнги, закрой рот и ешь! — приструнил мужа Чимин. — Спорим — Чонгук встретит какую-нибудь красотку-доярку прямо сегодня?! — Как же я буду есть с закрытым ртом? — парировал мужчина. — И да, давай поспорим. — На что? — Ты знаешь на что. Чимин и вправду знал, о чем говорил супруг, и от этой ехидной его ухмылочки кровь закипала. — Ну уж нет! На это мы спорить не будем! Чонгук только сидел и хлопал глазами, наблюдая за перепалкой дяди с Чимином. Именно сейчас ему было до жути интересно, что Паку предложил Юнги, и даже тот факт, что суть спора заключалась в его любовной жизни, — его совсем не волновал. — Что, боишься, что проиграешь? Ты же так веришь в эту ерунду, — усмехнулся Мин, а Чимин готов был уже специально треснуть Юнги лопаткой не только по лбу, а еще и меж хребта, дать ею затрещину и вообще оттаскать за волосы. Протянув ладонь вперед, Чимин сквозь зубы прошипел: — Спорим. Юнги хихикнул и протянул мужу руку, сразу же об этом пожалев. Хватка хоть и небольшой ручонки до хруста сжимала ладонь мужчины, а с виду Чимин такой безобидный! — Солнце, мне больно, — пытался вырвать руку, но ничего не вышло. — Гук, — Чимин не поворачивая головы, обратился к Чону, прожигая взглядом мужа, — разбей. Чонгук, тихомолком кашлянув, поднялся со стула и перегнулся через стол, дотягиваясь до скрепленных до белизны в костяшках ладоней и касаясь их ребром своей. После этого Пак еще немного держит руку Юнги в своей, взглядом и дикой хваткой конечности внушая страх. — На что спорили то? — решил все-таки поинтересоваться Чон, нанизывая оладьи на вилку. — Это пусть тебе твой озабоченный дядюшка рассказывает, — пропыхтел Чимин и сел на стул, принимаясь за свой завтрак, пока Юнги потирал запястье, скуксив лицо в болезненной гримасе. — Не так уж и сильно я тебя схватил, хватит выеживаться! Решив не отвечать, Мин доел свою порцию и откинулся на спинку стула, слушая разговор мужа с Гуком. Те болтали обо всем и ни о чем, Чимин, казалось, мог заговорить любого. Юнги был этому только рад, ведь прекрасно себе представлял, какой загруженной была голова Чонгука. Его отец был самым настоящим придурком, который все еще верил, что Юнги держал с ним связь из-за семейных теплых чувств, но Мин попросту не рисковал портить отношения с таким влиятельным человеком. Было бы слишком опрометчиво загадить себе жизнь. А его старший братишка был на это более, чем способен. Чонгук же был другим. Из-за того, что родители за ним практически никогда не глядели, не воспитывали и не питали нежных чувств к родному сыну, то юноша вырос совсем не похожим ни на мать, ни на отца. Сколько Юнги его помнил, то племянник всегда водился то с нянями, то с горничными и дворецким. Чонгук был неспокойным малышом, но одна его яркая улыбка перекрывала его вечные оры и истерики. Все то время, что мужчина провел тут, в Швейцарии, он часто думал о Чонгуке. Когда Юнги уехал, тот был подростком, к которому было сложно найти подход. И все же дядя часто интересовался у брата насчет родного и единственного племянника, спрашивал, как тот учился в школе, какие у него были достижения, чем он увлекался. Ответ братца был всегда один — «да какая разница, Юнги?». Когда старший позвонил и сообщил Мину о том, что хочет отправить Чонгука к нему на перевоспитание, то Юнги был более чем доволен. Он был очень рад Чонгуку. А еще он был рад тому, что у них было хоть что-то общее — понимание, что старший брат Юнги и по совместительству отец Чона — толстокожий идиот без моральных ценностей. По правде, Юнги надеялся, что Чонгуку время, проведенное вдали от родины, пойдет на пользу. Сколько бы мужчина это не отрицал, но в Швейцарии ему самому дышалось легче. Лишь уехав и оставив позади кровную семью, Юнги смог обрести настоящее счастье, дом и любимого человека. И как же Мину было жаль племянника, которому отец жизни не даст. Но Юнги знал одно — если Чонгук попросит, то он обязательно поможет ему вырваться из пучины семейных склок и вечных скандалов. Теперь, когда единственный родной человек — Чонгук — тут, рядом с ним, сидит вон с ним за одним столом и за обе щеки уплетает оладьи с малиновым сиропом, смешно дуя губы, Юнги больше ничего не останавливает оборвать все связи с родиной. Он обязательно поможет любимому племяшке. Как только глубокая пиала с оладьями опустела, все трое встали из-за стола. Юнги загрузил посуду в посудомойку, а Чимин с Чонгуком отправились наверх. Оба умывшись, они остановились в коридоре. — Хен, — окликнул Чимина Гук, — мы пешком до фермы пойдем? — Ты что такое говоришь, нет конечно! Она находится слишком далеко, поэтому поедем на машине, — смеясь ответил Пак. — Насколько далеко? — скептически пробурчал Чон. — Ну, если брать масштабы Андерматта, то можно сказать, что далековато, но ты привык к размерам Сеула, так что тебе, скорее всего, так не покажется, — пожал плечами Чимин. Чонгук кивнул и ушел в свою комнату. Все-таки ему было сильно интересно посмотреть на настоящую ферму, он на таких никогда не был. Пока Гук натягивал джинсы, к нему в спальню заглянул уже полностью одетый Чимин. — Ты в этом собираешься ехать? — спросил старший. Чонгук оглядел себя и неуверенно ответил: — Ну, да? — Ты же себе все хозяйство застудишь! И шапки у тебя нет, хочешь потом с соплями валяться? — фыркнул Пак, выходя из спальни. Чонгук в недоумении стоял, глядя в зеркало, искренне не понимая, что не так. Джинсы на нем были плотными, совсем не летними, а наверх он собирался надеть свитер. В Корее зима хоть и была прохладной, но не настолько, чтобы надевать на себя сто слоев одежды. Маленьким ураганчиком в двери залетел Чимин, держа в руках одежду. — Вот это надень под джинсы, — Пак кинул юноше подштанники с флисовой подкладкой. — А вот это на голову и шею, жду внизу! Как залетел — так и вылетел из спальни Пак Чимин, оставляя Чонгука растерянным с теплыми подштанниками в руках. «Я же буду похож на идиота» — подумалось юноше, но делать было нечего, пришлось одеваться. Чон кое-как натянул джинсы поверх толстого утепленного слоя ткани, после надев свитер (спасибо, что свой). Весь употевший и пыхтящий, Чонгук закутался в шарф и надел на голову ярко красную шапку. Вытащив из чемодана свой единственный пуховик, потому что если бы Чонгук надел пальто, Чимин все равно бы отправил его обратно переодеваться, юноша спустился на первый этаж. Идти было слишком тяжело из-за сковывающих движения подштанников и теплой горнолыжной куртки, поэтому Чонгук был похож на пингвина. С божьей помощью обувшись, парень вышел из дома. В лицо сразу же ударил мощный порыв холодного ветра, отчего Чону стало тяжело дышать. — А перчатки?! — прокричал из гаража Пак. — Потом крема не напасешься! Иди сюда! Сквозь метель, которая, судя по всему, так и не затихла с самой ночи, Чонгук прорвался к гаражу, где стояла совершенно другая машина. Та, на которой он приехал в Андерматт, была черного цвета, а эта, что теперь стояла перед ним была серебристой и начищенной до блеска. — Ее же вчера не было, Юнги забирал меня на другой машине, — зачем-то сказал Чонгук. — Тут двойной гараж, и у нас две машины, Гук-и, — ответил Чимин, расчищая дорожку перед гаражом от снега. — Залезай на переднее сидение, сейчас поедем. Пройдя пингвинчиком к дверце, Чон кое-как забрался в салон, ведь у этой машины, так же как и у той, на которой, судя по всему, уехал Юнги, был высокий порог. Спустя пару минут в салон забрался и Чимин, спокойно заводя машину и выезжая из двора. По дороге в салоне стало очень жарко, особенно Чонгуку, который был похож на капусту. Из колонок играла легкая расслабляющая мелодия. Пак был настолько общительным и энергичным, что снова целиком и полностью завладел вниманием Чон Чонгука. Этот парень был словно эльф, который успевал и там, и там. Чимин был веселым, доброжелательным и настолько простым, что не хотелось рядом с ним никакой свой дурной характер показывать. Чонгуку хотелось быть рядом с ним настоящим собой. Не тем Чонгуком, который вечно со всеми пререкается и ворчит, а тем самым человеком, которого он в Корее закрыл на замок, чтобы не задели и не ранили. В общем и целом, Чимин был солнышком в этой снежной деревне, и, видимо, не только для Чонгука, потому что количество взрослых людей и детей, успевших помахать водителю внедорожника было настолько большим, что Чон сбился со счета. — Кем ты работаешь, Чимин-хен? — Чонгук повернул голову в сторону водителя. — Моя семья владеет горнолыжным курортом тут в горах, и я работаю там администратором по прокату снаряжения, — с улыбкой ответил мужчина. — Обязательно съездим туда и ты покатаешься! Что больше любишь: сноуборд или лыжи? Чонгук смутился, ведь на самом деле, он ни на лыжах, ни на сноуборде кататься не умеет. — Я, честно говоря, ни на чем из этого не катался никогда… — Да ладно?! Научим! Тебе понравится, я обещаю. Чонгук улыбнулся и расстегнул куртку, чтобы стало хоть немного попрохладнее. Все вокруг было белым-бело, и Чонгук поставил у себя в голове пунктик о том, что в темное время суток зима гораздо волшебнее, особенно если идет снег. Нужно будет вытащить Чимина из дома в какой-нибудь вечер и прогуляться по Андерматту. Как бы Чон не упирался, но ему уж больно хотелось посмотреть все вокруг. Спустя пятнадцать минут миновали украшенные цветными огоньками домики и магазинчики, уступая место укрытому снегом полю. Из-за того, что небо было таким же белым, как выпавший снег, линию горизонта было практически не видно и казалось, что машина ехала по бескрайнему ватману, которого еще не успела коснуться кисть. Машина была что надо, поэтому с легкостью проезжала по глубоким сугробам: дорогу до фермы еще не успели расчистить. Чонгук был словно ребенок: смотрел своими большими глазищами по пять копеек на покрытые снегом верхушки деревьев и высокие горы прямо за ними. Неужели мальчик и вправду впервые в жизни видит такие пейзажи? Но он ведь не мог не ездить на горнолыжные курорты как минимум во Францию, чему же он так удивляется? Или Чонгук просто впечатлительный? В любом случае, подросток до невероятного милый, когда показывает свои искренние эмоции, а за все его пребывание здесь, Чимин будет биться об заклад, что парень лишь их и показывал. Иначе быть не могло — Пак распознает ложь на раз два. Вдруг глаза Чона чуть ли не выпадают из орбит, и он начинает судорожно тыкать пальцем в окно со своей стороны. — Там заяц! Хен, там заяц! Ты видишь?! — каким образом Чонгук смог разглядеть белоснежного пушистика среди таких же белых сугробов, Чимин не имел ни малейшего понятия, но зато он точно понял, кого же Чон ему напоминал. — Да, Гук-и, они тут частое явление, тем более ферма рядом, не удивлюсь, если это тэхенов ушастый, — выкручивая руль, произнес Чимин. — Теперь я знаю, как буду тебя называть, ты же самый настоящий заяц, Чонгук! — Я? — Чон смотрел своими черными глазами на своего хена и пытался понять проведенную старшим параллель. — Но почему заяц? — Ну не знаю я, лицо у тебя такое же…милое, как заячья мордашка, особенно когда губы дуешь, — усмехнулся Чимин. — Вот, как сейчас, например! Ты же вылитый Топотун! — Топотун? — растерянно переспросил Чонгук шепотом. — Топотун. Ну, из Бэмби, не смотрел, что-ли? Чонгук растерянно покачал головой. — Ну вот! О своих сородичах знать надо! Сегодня же вечером посмотрим этот мультфильм, — затараторил Чимин. — И пусть твой дядюшка только буркнет мне что-то против. Говорит, что терпеть не может мультфильмы, но я-то видел, как этот дурень лил слезы из-за смерти Муфасы. — Какого Муфасы? Чимин аж скорость сбавил и со сведенными бровями уставился на Чонгука. — Ты что, совсем телевизор в детстве не смотрел? — Смотрел, но редко, я больше был по книжкам, — оправдался Чон. — Малой, у тебя же совсем детства не было! Таких мультфильмов не знать! — Выходит, что так, и правда не было. От глаз Чимина не ускользнуло то, как после его слов юноша совсем сник и отвернулся к окну. На душе сразу стало горько и стыдно за свой неспособный вовремя закрываться рот. Благо, они уже подъехали к ферме, поэтому старший заглушил машину и повернулся к притихшему Чонгуку, взял его за руку и заставил посмотреть на себя. — Чонгук-и, я не хотел тебя обидеть, заяц, прости меня, у меня часто язык работает быстрее мозга, — Пак поглаживал костяшки Чонгука, пытаясь достучаться до него. — Все в порядке, хен, к тому же, ты прав, у меня не было детства, — Чонгук шмыгнул носом. — Ну, знаешь, у меня есть лучший друг, его зовут Мингю, и он часто говорит о своем детстве. В такие моменты я понимаю, что у меня было все не так, как у других детей. — Милый, но ты ведь понимаешь, что «по-другому» — совсем не значит «плохо», так? — Да, но моим друзьям в детском саду дарили машинки и крутых трансформеров, а мне дорогую коллекцию энциклопедий. На каждое день рождения я получал все больше и больше книг. Отец с шести лет оплачивал мне лучших репетиторов страны, чтобы те сделали из меня вундеркинда, но, к его сожалению, не вышло. Чимину было так жаль Чонгука сейчас. У него самого детство было безумно насыщенным и сказочным. Так сильно хотелось этими воспоминаниями поделиться с племянником и разделить их с ним! — Гук-и, мне очень жаль, что родители не видели в тебе ребенка, видимо, твой отец желал воплотить в тебе то, чего в свои годы не было у него самого. Это частое явление, у меня мама психолог, поэтому я знаю, о чем говорю! — Чимин перетянул Гука на себя и крепко обнял его. — Но знаешь, прошлое — в прошлом. Оглянись вокруг, чем тебе не сказка? Самое настоящее предрождественское волшебство! Я помогу тебе наверстать упущенное не по твоей вине! Нет ничего страшного в том, чтобы поплакать из-за Бэмби в свои девятнадцать, Юнги вон в двадцать девять весь дом своими соплями и слезами заливает и ничего страшного! — Чонгук хихикнул в шею Паку, обдавая кожу горячим дыханием. — И ладно диснеевские мультики, из-за Хатико он пару недель сам не свой ходил, почти не разговаривал даже! Чонгук расслабился и засмеялся в голос, обнимая хена в ответ. — Знаешь, что?! Решено — мы каждый вечер будем проводить в нашем семейном кругу и смотреть фильмы и мультики. Наготовим кучу вкусностей и будем наслаждаться, как тебе? — Чимин сам от своей же идеи так сильно загорелся, что у Чонгука в груди мед рекой разлился своей сладостью согревая. — Я согласен, хен, — улыбнувшись, ответил Гук. — У тебя даже улыбка, как у зайца, — залипнув, пробормотал Пак. — Мы, кстати, приехали! Одевайся, иди в сторону забора и жди меня там, дальше не заходи. Я быстро возьму из багажника вещи и добегу до тебя. Чонгук кивнул и начал накидывать куртку, а за ней шапку и теплый шарф. Выйдя из машины, Чон феерично провалился в сугроб, носом прорыв целую траншею. Гук пытался опереться на руки, но те предательски и абсолютно по-дебильному проваливались в нескончаемый снег. Почувствовав, что его тянут за капюшон, Чонгук как нашкодивший котенок, которого тянут за шкирку, всеми струнами тела напрягся и мирно ждал, пока его спасут. — Ну и тяжеленный ты! В зал, что ли, ходишь? — пропыхтел Чимин, помогая Чонгуку встать. Чон даже съязвить не может — полный рот и шиворот снега, а на ресницах уже успели заледенеть маленькие капельки, из-за чего моргать было весьма проблематично. — Шуруй по протоптанной дорожке, невдупленыш, так точно не утонешь, — старший подтолкнул Чона к тропинке, а сам полез в багажник. Пару недель назад он одолжил у Тэхена большую снеговую лопату, и настало время возвращать, хоть Тэ и упирался, чтобы Пак оставил ее у себя в хозяйстве, у него ведь таких куча на ферме. Чонгук пингвиньей походкой семенил по тропинке, то и дело выглядывая все больше маленьких и не очень домишек. Сколько же скота держал этот Тэхен! Видать, мужик в возрасте, раз такое богатое хозяйство держит. За пару лет такого не наживешь. Самым большим домиком была конюшня, это Чон понял по еле слышному оттуда ржачу. Чонгук не умел ездить верхом, но должен был признать, что эти величавые животные были одними из его любимых. И неважно, что он в живую их еще ни разу не встречал! Чонгук надеялся, что старик Тэхен не будет букой и разрешит ему тут все посмотреть. Чуть поодаль были остальные сараи, по всей видимости, со свиньями, коровами и разными пернатыми. Гук был удивлен тому, как чисто выглядело это место на самом деле. Он то думал, что Чимин чуток припиздел, чтобы приманить Чона, но, оказалось, что он еще и приврал! Жизнь на ферме кипела и шла полным ходом. Краем глаза Чон заметил что-то на небольшой постройке, судя по всему, с инструментами. Это что-то сливалось со свежевыпавшим снегом и будто робело приблизиться к новому человеку. Гуку много ума не надо, чтобы понять, что существо-хамелеон, на самом деле, из семейства кошачьих. Яркие голубые глаза на белоснежном фоне игриво уставились прямо на Чонгука, выжидая правильного момента, чтобы прыгнуть. — Красавица какая, ты невероятная, — Чонгук наклонился вперед, вытягивая руку, чтобы почесать живность за ушком. — Ну ты и здоровая! Килограммов шесть весишь ведь, не меньше! В абсолютном обожании Чонгук уже был готов протянуть царице древнего Египта руки, как той и след простыл. Зато появилось кое-что другое. Напряженное рычание заставило окраситься белое небо в черные тучи. Мурашки, что поползли по коже, крохотными ножками сами попрятались под слоями одежды, молясь за своего хозяина боженьке Иисусу. Чонгуку даже показалось, что он наложил в штаны, настолько сильным и безбожно безысходным было чувство липкого страха. А рычание словно становилось все злее и глубже, норовя и места мокрого от Чонгука не оставить. Медленно, очень осторожно и плавно Гук повернул голову на источник его сердечного приступа и у бедняги поджилки затряслись, а шапка на голове поднялась из-за вставших в шоке волос. У него, наверное, из-за страха весь красный цвет с концов сошел. На юношу с совершенно диким оскалом уставился и принял боевую стойку огромный алабай бело-серого окраса. С острых длинных клыков каплями тянулись вязкие слюни, а мелкие глазенки, того и кажись сейчас лопнут от перенапряжения. Тут такое дело, ветеринаром быть Чон и правда мечтал, только вот незадачка — больших собак боялся, как огня. В детстве, когда непоседа выбежал за калитку где-то загородом, а ни няньки, ни тем более родители, не обратили на отсутствие пацана никакого внимания, тот побрел по вымощенной камнем улице между охренеть каких дорогих домов. Пока маленький Гук шагал и что-то бормотал себе под нос, он и не заметил, как его зад заприметил пес-легенда всея загородного поселка. Обычно животинка сидела на цепи, но не могло же все быть так просто для Чон Чонгука, поэтому по (не)счастливой случайности, Шайтан, как его прозвали хозяева, наслаждался свободой. В маленькие половинки ничего не подозревающего мальчишки больно впились не очень острые клыки уже поседевшего пса. Пес-старпер не пытался навредить, а так, напугать, чтоб не шатался мальчик где попало. Крик Чон Чонгука слышал не только поселок, но и весь Сеул. Да что там, вся Корея. С истошным криком «Помогите, мне Шайтан оторвал жопу!», да еще и вперемешку со слезами, слюнями и соплями, Гук добежал до дома. Няньки и совсем чуть-чуть мама, осмотрели пятую точку несчастного и увидели там большой синяк на все две половины. Бедняжке Гуку было запрещено выходить за ворота до самого совершеннолетия. Ну, сейчас ему девятнадцать, он стал совершеннолетним, а толку-то? Чонгуку сейчас снова оторвут жопу. Не соображая и идя на поводу у паники, Чон попятился назад и, резко развернувшись, со всех ног побежал куда глаза глядят. Ему было все-равно куда, главное, спрятаться от очередного Шайтана и не дать ему ухватить свою филейную часть. Чонгук бежал, спотыкаясь, но алабай каким-то образом не мог его настигнуть. Чонгук молился, не зная ни одной молитвы, а потому выходило что-то вроде: «Отче наш, Иже еси на небеси, помогите мне пожалуйста, умоляю! Я больше никогда не буду ничего вообще!». Взору Чонгука предстало его спасение — открытые ворота в какой-то сарай, и убегающему было совсем неважно, что там в этих стенах. Забегая в помещение, Чонгук не успевает удержать равновесие и второй раз за день носом роет траншею. Только вот если в поле он упал в снежный сугроб, то тут, судя по вони, он упал в деревенский туалет. Бедный нос Чонгука! Кажется, что он стер его в кровь, но все это было неважно, ведь Чон буквально лежал в говне. Что может быть хуже?! Смачный хрюк над головой и писк Чимина где-то вдалеке приглушились низким недобрым голосом. — Бао! Нельзя! К ноге, Бао! До жути властный баритон заставил Чонгука напрячься в который раз за последние десять минут. Как тряпичную куклу, Чонгука подняли за куртку и, словно тот ничего не весил, поставили в грязь ногами. Хотя, у него даже лицо в грязи и навозе, какая разница, что будет с ботинками. Чтобы понять какой Геракл его поднял на раз-два, Чонгуку пришлось поднять голову вверх, чтобы обнаружить перед собой здоровенного мужика на голову выше, чем он сам. Тот, между прочим, пялился на него с нескрываемым недовольством. — Ты кто блять такой, — начал Тэхен, — и что ты забыл в сарае у моих свиней, замарашка?☃️