Штрихи к роману

Фенрис вытряс пыльную тряпку и сразу же закрыл окно. Некоторое время тоскливо смотрел на неподвижную улицу: ни одного прохожего, чтобы разбавить тенью убийственное сияние солнца. Светило казалось мутным, сожженное им небо — зеленоватым, и дело было не только в тяжелой жаре, охватившей Киркволл. Обычно удушливое облако запаха от Литейных накрывало лишь нижний город. Но сегодня вонь неумолимо вторглась в дворянские кварталы, навязчиво полезла в дома сквозь щелочки и приоткрытые окна. Неподходящий день для уборки. И все же Фенрис с самого утра вместо брони надел старую рубашку и штаны, вооружился щеткой на длинной ручке, несколькими кусками ветоши — и самоотверженно вычищал особняк. Если во время работы в голову лезли мысли о встрече с Вараньей и Данариусом прошлым вечером, эльф начинал тереть и драить усерднее. Когда дыхание станет прерывистым и по спине потекут ручейки пота, мысли исчезнут сами собой. Он немного помедлил у закрытого окна — и тут же в этом раскаялся. Не стоило выпускать метлу из рук, пока сами руки не начали отваливаться от усталости. Застигнутый врасплох без своего оружия, эльф беспомощно прислонился лбом к оконной раме. Прикрыл глаза. Я убил Данариуса. Я должен быть счастлив. Может, ему следовало все-таки отправить в Тень и предательницу-Варанью? Фенрис невнятно застонал, до боли вжался лбом в твердую деревяшку. Мысль о сестре больше не будила ни гнева, ни желания проливать кровь — только тянула жилы той же выматывающей тоской. Пусто. Пусто. Пусто. Тени Воинов Тумана толпились за спиной, непривычно молчаливые и нечеткие. Может, кровь магистра хотя бы им, убитым по приказу Данариуса, принесла удовлетворение. Фенрис отошел от окна и посмотрел на последнее оставшееся ведро с водой. Он собирался еще вымыть в комнатке полы. Вместо этого эльф поднял ведро и опрокинул его на себя, смывая с тела пыль, грязь и пот. Все равно в эту часть дома он заходит раз в полгода. Вот и будет повод вернуться завтра, вытереть непросохшие лужи. Оставляя за собой мокрые дорожки, Фенрис пошлепал по лестнице в обжитую комнату. Неладное он почуял, как только спустился на этаж. По влажной коже пробежали мурашки. Пока только холодок тревоги, а не лириума. Здесь определенно кто-то был. И, похоже, именно в его комнате. Данариус мертв. Адриана мертва. На меня больше некому охотиться. Путь через гостиную эльф продолжил совершенно бесшумно. Вторая неожиданность подстерегала у дверей. Из проема повеяло прохладой и — это уж совсем странно — знакомым свежим запахом. Мягко-расслабляющий аромат водного растения, один из его любимых. Не поддаваясь обаянию запаха, Фенрис осторожно заглянул в комнату, готовый к прыжку, более быстрому, чем способен заметить глаз, к знакомому ощущению чужого теплого сердца в своей ладони. И мгновенно расслабился, словно не только легкие, а все тело пронизало нежным цветочным ароматом. — Ты, — выдохнул он и вошел. Тени беззвучно просочились следом. Она стояла, прислонившись плечом к незажженному камину, листала какую-то книгу и так увлеклась, что не заметила возвращения хозяина, пока он не заговорил. Спина отступницы слегка вздрогнула от неожиданности. — Здравствуй. Я догадалась, что ты в особняке, но решила не искать по комнатам, — начала Мариан, разворачиваясь ему навстречу. На губах застыла улыбка, но какая-то усталая, неуверенная. Под глазами залегли темные круги. Фенрис хотел спросить, в чем дело. Но тут синие глаза нашли его и округлились. Рука потянулась прикрыть рот — конечно, безрезультатно, потому что смех уже рвался наружу. — Создатель милосердный! Не знаю, где ты был, но в такую погоду я тоже не откажусь там побывать! — В одной из комнат. Там все еще довольно мокро, — объяснил тевинтерец без улыбки. — Я делал уборку. Хоук не выдержала и расхохоталась. Виновато замахала рукой, пытаясь успокоиться. — Прости. Мне выйти, чтоб ты мог переодеться? — Это не помешало бы, — кивнул эльф. Мариан шагнула мимо него к дверям, но задержалась. Горячие пальцы легли на его руку поверх мокрой ткани. — Ты вчера сказал, что хочешь побыть один. Мы договаривались сегодня читать, но если хочешь, я уйду прямо сейчас, — мягко предложила женщина. Как мало общего со вчерашним звенящим, металлическим, злым голосом: «Ты ошибся, магистр. Фенрис, он твой!» Сколько эльф ни объяснял, что маги опасны, Хоук только ждала повода им помочь. Но с Данариусом она билась яростно. А теперь хищная усмешка стерлась, синие глаза участливо искали ответа на его лице. При мысли, что Мариан уйдет, оставив его с пустотой и тенями, тевинтерца пронизало холодом до кончиков ушей. — Дай мне пару минут, — попросил эльф. Избавляясь от мокрых тряпок, он успел заметить источник цветочного аромата: на столе горела свечка с благовониями. Что касается прохлады — видимо, Хоук успела поколдовать, хотя ледяных кристаллов он нигде не видел. Фенрис надел свой обычный наряд и попросил Мариан вернуться. — Я собирался сегодня снова почитать про Шартана, — сообщил эльф, сняв томик со стеллажа. Зажег свечи, чтобы потом не отвлекаться. — Перечитывать книги мне тоже нравится, — откликнулась Хоук, пожав плечами. Из-за жары отступница надела легкую робу без рукавов, и Фенрис поймал себя на том, что с трудом отводит взгляд от красивых контуров ее предплечий и запястий. Поспешно поднял глаза. Мариан молча изучала эльфа задумчивым взглядом, склонив голову к плечу. — Почему ты так смотришь? — сощурился тевинтерец. Здесь магессе следовало насмешливо уточнить, кто из двоих на кого странно смотрит. В последние три года, с разговора на Рваном берегу, Мариан вела себя так, словно между ними никогда не водилось иных отношений, кроме преданной и внимательной дружбы. И уж точно не давала поводов на что-то рассчитывать. Но вместо недоумения или упрека она только печально улыбнулась. — На самом деле я не знаю, как к тебе обращаться. Вчера ты выяснил, что твое имя — Лето. Эльф поспешно отвел взгляд, уставился в темноту пустого камина. Каждый раз, когда он думал об этом имени, в голове оживал голос Вараньи. — Это не мое имя. Лето был тот, кто хотел эти татуировки, — выдавил он. — Я подумала, что ты захочешь имя, которое придумал не Данариус, — заметил ее голос. — Но выбор, конечно, за тобой. Я привыкну к любому. Он ничего не ответил и не отвел взгляда от покрытых копотью камней. Легкий перестук ботинок подсказал, что Мариан подошла ближе, но Фенрис понял бы это и с заткнутыми ушами: он чувствовал, как вежливо расступаются перед женщиной Воины Тумана. А может, просто чувствовал ее кожей — каждой клеточкой, не только через вязь белых клейм. Ладонь Хоук мягко погладила его по плечу и соскользнула. — Может быть, Лето хотел помочь своей семье, — тихо сказала она. — А татуировки были только средством. — Может быть, — безразлично откликнулся Фенрис. — А в итоге сестра предала его. Не хочу про это говорить. Он в самом деле не хотел. Каждое слово требовалось вытягивать из себя, словно зазубренную стрелу. Но еще больше эльф боялся, что пересечет невидимую грань и тогда слова хлынут потоком — нытье, жалобы, обвинения... Он не мог вспомнить, когда ссорился с Мариан в последний раз, но все же у терпения Хоук есть границы. И они пролегают столь причудливым образом, что Фенрис не взялся бы предугадывать результат. Эльф резко мотнул головой, отбрасывая челку с глаз. — Ты сказала, что пришла слушать мое чтение. Она без споров ушла в кресло. Фенрис сел напротив и раскрыл книгу. Когда-то каждая пара букв из этого томика давалась ему непосильным трудом. А теперь взгляд жадно проглатывал целые слова, почти без труда составлял их вместе. Вот и Хоук едва ли пару раз подала знак, что он ошибся в произношении. История эльфа древних времен сделала то, чего Фенрис безрезультатно пытался добиться весь день: разорвала кольцо обреченных мыслей, и если не заполнила пустоту в глубине груди, то по крайней мере сгладила острые грани боли. Обычно он читал вслух по одной главе, но обретенное спокойствие требовало продолжать. Фенрис сходу принялся за следующую часть. Хоук не возразила, и эльф этому втайне порадовался. Вдруг окажется, что без слушательницы книга не имеет такой силы? Тени сегеронцев точно не заменят Мариан. После полутора десятков страниц чтение перестало быть легкой задачей: слова норовили поменяться местами в строке, звуки рождались как попало, то и дело — совсем не те, которые следовало прочитать. Фенрис скосил взгляд на силуэт Мариан в кресле, но она промолчала. Он стал читать медленнее. К началу третьей главы эльфу уже отчетливо требовалась передышка. Лицо болело, словно он неделю пугал гостей Данариуса зверскими оскалами, скулы сводило зевотой, а внутри начинала копиться откровенная злость. Фенрис радовался, когда Хоук пропустила мимо ушей дюжину мелких ошибок, но теперь молчание начинало походить на откровенную издевку. Осознав, что бессовестно переврал очередное слово, он заложил книгу пальцем и в упор посмотрел на женщину. И замер, почти не дыша. Мариан сидела, склонив голову на спинку кресла, с закрытыми глазами, и сладко посапывала. Неяркий свет затушевал следы усталости на лице, и во сне оно казалось умиротворенным, почти безмятежным. Как в то утро, когда... — Хоук! — сердито позвал Фенрис, оборвав воспоминание — когда-то болезненное, но теперь почему-то ставшее болезненно прекрасным. Ответа не было. — Эй! Не дозвавшись, эльф коснулся ее кисти. Вместо колец длинные пальцы отступницы по-прежнему украшались мозолями от боевого посоха, но кожа оказалась нежнее, чем он ожидал. Фенрис усмехнулся, припомнив, как сравнивал ее руки с руками Адрианы. Тогда ему и правда казалось, будто по мягкости ладоней можно о чем-то судить. Лириумные клейма на пальцах отозвались болезненной щекоткой. Крошечные иголочки давно были привычными и почти не доставляли неудобств, но зевоту как рукой сняло. А женщина не проснулась. Он выбрался из кресла и склонился над Мариан, провел ладонью по ее руке от плеча до кисти. — Эй, я приглашал тебя не спать. Теплота кожи под пальцами заставила рот наполниться слюной. Они практически не касались друг друга в последние три года. Мариан могла схватить в охапку свою любимицу-долийку, похлопать по плечу Себастьяна, но до тевинтерца дотрагивалась едва-едва, точно он мог разбиться. И все же его пальцы помнили это тепло, гладкость кожи. В голове слегка зашумело, словно Фенрис опять приложился к бутылке лучшего вина Данариуса. Хоук спала крепко и беспечно, будто в своей постели за надежными дверями. Если сжать плечо отступницы и как следует встряхнуть — тогда она проснется, конечно. Фенрис потянулся это исполнить, но не донес руки. Бодрствующая Мариан много и громко смеялась, била посуду, ввязывалась в драки с уличными бандами и объявляла это борьбой с дурным расположением духа. Спящая выглядела беззащитной даже перед самой маленькой грубостью. — Ну же, проснись, — попросил эльф почему-то очень тихо. Осторожно потрепал ее по щеке, затем провел еще раз, увереннее. Погладил кончиками пальцев скулы и подбородок. Тени укоризненно, но почти неслышно зашептались. Не слушая их, Фенрис коснулся вечно растрепанных черных прядей — совсем легко, слишком легко, чтобы это считалось за попытку разбудить. Должно быть, сквозняк качнул какую-то ткань или пламя свечей дрогнуло, но Фенрису показалось, что Мариан просыпается. Ноги сами отнесли тевинтерца на шаг — Воины Тумана едва успели посторониться. Он замер, часто дыша. «Доигрался, да? Ты можешь читать ей, сражаться рядом с ней, ты можешь говорить, а она будет слушать твое нытье, — напомнил себе эльф. — Ну что тебе еще нужно?» Отступница не пошевелилась. Фенрис сглотнул — как ему показалось, очень громко — и отвернулся. Он мог предсказать, какая шутка Варрика заставит Мариан улыбнуться, а от какой она расхохочется в голос. Знал, как она поступит, когда попросят о помощи. Но чем Хоук ответит, если проснется от нежных прикосновений? Радостью, безразличием, вспышкой ярости? А может, угадает его запоздалую мечту — и расхохочется над ней? Однажды после хорошей порции рома Изабелла выболтала, что Мариан живет, словно отданная церкви, и ни один мужчина не может добиться от нее хотя бы второго свидания. Впрочем, это было месяца четыре назад. И пиратка тогда пообещала, что больше с Фенрисом не пьет — дескать, сомнительное удовольствие половину пьянки чесать языки про Хоук. Может, с тех пор в жизни Защитницы что-то изменилось. А может, дело вовсе не в нем. Фенрис отошел еще на несколько шагов, до боли стиснул замок сплетенных пальцев. Три года назад у него был шанс. Пламя, обжигающее и восхитительное, само льнуло к ладоням, обещая озарить его жизнь. Но глупый беглый раб предпочел красный платок на запястье и выхваченные вспышкой осколки воспоминаний. Почему никто ему не сказал, что прошлое не имеет смысла без будущего? А теперь, наверное, слишком поздно. И чем вздыхать — лучше бы позаботился о спящей женщине. Размышлять о деле оказалось намного легче. Подумалось, что можно перенести Мариан на кровать, чтобы дать ей спокойно выспаться. Но Фенрис вовремя представил, как отступница очнется у него на руках в двух шагах от постели. Нет, это еще хуже, чем попасться за поглаживанием скул. Возможно, кое-что из мебели придется собирать по довольно мелким фрагментам. А возможно, Мариан просто уйдет. И Фенрис останется, словно голодный волчонок у пустой миски, со своими мертвыми тенями и бесполезной свободой. В итоге эльф ограничился тем, что вытащил из шкафа плащ и закутал Хоук. Пока он читал, солнце должно было скатиться за горизонт, дневная жара отступает, ночью станет прохладно. Сам он лег спать, не раздеваясь, только снял броню. В отличие от магессы, он уснул не скоро и спал тревожно. Его тревожили размышления о мертвом Данариусе, но смутные и изрядно потускневшие. Гораздо болезненнее оказалось вспоминать, что кое-какими утратами Фенрис обязан не магистру.

***

— Уууурффф! — сладко простонала отступница, пытаясь потянуться. Плащ сдался после первого же движения и покорно сполз на пол. Кресло, не готовое к полусонным пируэтам, заплясало, постукивая ножками. Женщина вздрогнула и нашла равновесие, ресницы немедленно поднялись. — Какого... — начала она, осматривая туманными со сна глазами комнату Фенриса. Руки немедленно устремились к прическе и как следует встопорщили черные пряди. — Ты заснула вчера, пока я читал, — напряженно сообщил эльф. — Я пытался тебя разбудить. Он сидел в кресле напротив. Тени выстроились за спинкой, молчаливые, очень отчетливые. На лице Хоук возникла виноватая полусонная улыбка. Она протерла кулаками глаза и еще раз попыталась привести в порядок прическу. — Прости пожалуйста. Я полночи помогала Себастьяну улаживать кое-какие церковные дела для Эльтины. А с утра меня ждала Мередит, и потом... История явно на этом не заканчивалась, но дальнейшие подробности утонули в душераздирающем зевке. — Ууаа потом я вспомнила, что обещала тебе прийти, и подумала, что ты меня ждешь, — закончила Мариан. — А ты так хорошо читал, почти без ошибок... — Это не повод засыпать, где попало, — проворчал Фенрис. Он вскочил с кресла, словно под сиденьем ожила пружина, полубегом дошел до камина, вернулся к двери. Даже Воины Тумана не могли посоревноваться с ним в стремительности — все время отставали на пару шагов. — Да ладно, Фенрис! Не просидела я твое кресло, — фыркнула Хоук. Оглянувшись на нее, эльф заметил поджатый уголок губ — верный признак, что Мариан пытается отшутиться, но вот-вот выйдет из себя. Он медленно втянул воздух, чтобы успокоиться. В комнате витал едва заметный аромат вчерашних благовоний. Еще одно усилие — и эльф смог прервать беготню между входом и камином. — Дело не в кресле, — выговорил он. Подошел, но нарочито медленно, неторопливо, выверяя каждый шаг, чтобы не сорваться в невидимый лириумный бросок. — Ты красивая женщина. И при этом засыпаешь где попало, а спишь ты как убитая. Ты не думаешь, что это опасно? Фенрис определенно добился своего: вместо того, чтобы разозлиться, Хоук закашлялась и несколько минут хватала ртом воздух. Когда кашель прошел, она только смерила эльфа взглядом и криво усмехнулась. — Только не говори, что потерял сон на всю ночь, мечтая облапать мою беззащитную тушку, — сказала она. — Все равно не поверю. Спинка кресла очень удачно попалась под пальцы: Фенрис сжал ее изо всех сил. Опустил взгляд. Воспоминание терзало хуже звериных когтей — подробное, притягательное и совершенно недостижимое. — Я говорил не о себе, — тихо выдохнул эльф. Не последовало ни яростной отповеди, ни приступа нервного смеха. Только на спинку кресла между его ладонями легла рука магессы. — А с чего ты взял, будто я ко всякому отношусь, как к тебе? — так же тихо ответила женщина. Рука слегка толкнула кресло, заставив качнуться, крепкие каблуки ботинок загрохотали к выходу. Фенрис остался стоять, не в силах разобраться, что он услышал. Оскорбление мужчине, который оказался слишком труслив, чтобы делить постель с потрясающей женщиной? Или... В голове словно взорвался огненный шар, только не болезненный и разрушительный, а яркий и торжествующий. Мариан же сказала именно это — что все еще относится к нему по-особому? Эльф отбросил кресло, так что оно снова загрохотало по полу ножками, и оставил шум позади, в несколько прыжков добравшись до холла. Хоук уже взялась за ручку двери. — Мариан, — позвал тевинтернец, привлекая внимание. Он остановился в проеме противоположной двери. Осознал, что напряжен, словно мышцы стали тугими ремнями, и поспешил небрежно прислониться к косяку. — Ты вернешься? Глаза отступницы окатили его синевой, уголок губ дернулся в чуть заметной улыбке — странной, но едва ли насмешливой. — Я могу зайти завтра вечером, если ты хочешь, — мягко предложила она. — Я хочу, — ответили его губы прежде, чем Фенрис задумался. «Я хочу, чтобы ты пришла завтра, пришла сегодня, совсем не уходила, — посыпались мысли. — Я хочу все, что есть, и еще все, что было. Я хочу...» Отпустив ручку, Хоук подошла на шаг. — Ты не сердишься? — спросила она обеспокоенно. — Прости, я наговорила спросонок всякого бреда. Мне приятно, что ты обо мне волнуешься. И обычно я не засыпаю где попало. Уже готовые родиться слова комом встали в горле. «Наговорила бреда, — обреченно повторил эльф про себя. — Того, что на самом деле не думает». — Приходи, — с трудом прохрипел тевинтерец, понимая, что ничего другого уже не скажет. — Пожалуйста. Ответом ему была еще одна улыбка и ободряющий кивок. Когда Хоук скрылась за дверью, эльф медленно развернулся. Тени Воинов Тумана всегда держались за спиной — только за спиной, так что даже оглянувшись он не мог разглядеть их четко, как никогда не мог расслышать слов в их шепоте. Тем удивительнее было узреть перед носом белую ткань одеяния. Фенрис изумленно поднял глаза — и в этот миг тени стали таять. Они исчезали поочередно. Сперва самые нечеткие — те, кого он не помнил по именам. Потом — настоящие знакомые, пока не остался один Вождь. При жизни он не был особенно рослым на фоне своих людей, но теперь почему-то казался выше них чуть не на голову. Кожа блестела, выкрашенная молочно-белой глиной, как перед боем. — Трус, — отчетливо произнес Вождь. И истаял вслед за остальными. Эльф постоял еще несколько минут и медленно почел обратно в комнату. Нет, сегодня он не будет тереть и скоблить, пытаясь отбиться от тени Данариуса. Магистр мертв, прошлое мертво, но можно еще подумать о будущем. И о том, сможет ли бывший раб предложить это будущее Мариан. К завтрашнему вечеру он обязан набраться решимости.