Психопат

— Уже передумала, солнышко? Бибер стоит, прижимая меня к капоту автомобиля, расставив руки по обоим сторонам. Он загнал меня в ловушку и довольно скалится, глядя прямо в глаза. Отвечаю на этот взгляд с таким же упрямством, вздернув подбородок. Я поцеловала его, зная, что смогу выключить агрессора, а теперь не могу избавится от разрастающегося тепла где-то в районе солнечного сплетения. Скептически выгибаю бровь, глазами бросая парню вызов, на что он снова довольно скалится. — О чем ты? — Ты, кажется, сказала, что мы не трахаемся. Пожимаю плечами и пытаюсь отпихнуть Бибера от себя, на что тот лишь дергается, а после пробегается по мне взглядом. Парень наклоняется прямо к моему уху и обдает теплом, вдруг ставшую холодной, кожу. Мне кажется, он быстро начнет манипулировать своими приступами ярости для того, чтобы стать ближе друг к другу. Если уже не начал. От терпкого шепота по позвонку пробегают стая мурашек, меня окутывает его запах, еще больше заманивая в ловушку крепких рук. — Соври мне и скажи, что сейчас ты была бы против, — левой рукой, двумя пальцами ведет по моей ноге, от колена до талии, отчего я машинально сжимаю бедра. Теплая волна накрывает низ живота, и я сглатываю, стараясь не выдавать свою реакцию. — Я пойду у тебя на поводу, Кэти, — я чувствую ладони, поглаживающие талию. — Но я хочу, чтобы ты знала — не отступи я сейчас, ты бы добровольно нарушила свое правило. — Тихий шепот сужает меня до размера его объятий, заставляя вслушиваться в каждое слово. — Я дам тебе покапризничать, но, будь уверена, ты сама набросишься на меня, и довольно скоро. Бибер резко отстраняется от меня, а я ловлю ртом воздух. Каждый миллиметр кожи, которого он касался будто подожгли изнутри. Прочищаю горло и сама подпираю капот локтями, опасаясь слабости в ногах. Сложно отделаться от постоянно повторяющего шепота в голове. Я чувствую, как краснеют щеки и понимаю, что не только у меня есть небольшая власть. Парень прекрасно умеет понимать тайные желания людей и еще одно доказательство тому — я, черт возьми. Горделиво вскидываю подбородок, отгоняя противные мысли из головы, твердящие о том, что Джастин, наверное, прав. Но секс, в нашем случае, только усугубит и без того шаткое положение. Быстро беру себя в руки и, приоткрыв дверь, достаю ключи и ставлю автомобиль на сигнализацию. — Оторвись от своих мечтаний и расскажи мне, куда мы приехали? Я не была здесь раньше. Бибер улыбается и, не отвечая на вопрос, кивает в сторону и идет к лифту. Следую за ним, понимая, что он снова что-то задумал. Мы поднимаемся, он более ни разу не коснулся меня и пальцем, но я вся схожу с ума от желания. Мне кажется похотливым каждое движение крепкой груди при вздохе, каждый взгляд, каждая улыбка. Голова снова сопротивляется, воспоминания свежи, ведь мы оба не стеснялись в выражениях. Разве бывает так? Мой разум не в ладах ни с моим сердцем, ни с моим телом. Они оба — гребанные предатели моих мозгов. Как бы не было странно, но после всего сделанного им, я его не боюсь. Опасаюсь — да, и то лишь потому, что непонятно, что ему взбредет в голову в следующую минуту. Бибер — на голову больной, и иногда сам не отвечает за свои действия. Но еще больше мне его жаль. Мне жаль его испорченное детство, жаль то, что он — недолюбленный ребенок. Жаль, что его отец полный психопат и вырастил себе подобное чудовище. Мне жаль… А еще, я, кажется, совершенно зависла на нем, не давая себе отчета, чем может грозить мне моя же помощь. — Солнышко, это свинство, ты травишь нас обоих. — вдруг заявляет Джастин, сложив руки на груди. — Что? — спрашиваю, совершенно опешив от подобного тона. — Своим поведением ты пытаешься мне отомстить? Пожимаю плечами и тут же, одумавшись, киваю головой. — Именно, Бибер. Ты никогда не отдашь мне что-то такое же ценное, как потеря всех моих ценностей. Так что, да, — натягиваю улыбку. — Это месть. — Сходишь со мной на свидание? — Ты в своем уме? — шокировано осматриваю его. Боже, какой же он не последовательный. Улыбка не спадает с мужского лица. Прохожу в гостиную, обставленную в стиле минимализм. После вычурной обстановки дома, окружающее меня пространство кажется пустым. — Я привез тебя в свою квартиру. Хочу кое что показать и, предупреждаю, об этом не в курсе даже Дилан, так что, держи рот на замке. Хмурю брови, заинтересовавшись. Джастин кивает головой, и я следую за ним, держась на безопасном расстоянии от его чертового татуированного тела. Жар внизу живота медленно остывает, и я очень хочу принять ледяной душ. Парень поворачивает ручку двери, находящейся в конце коридорчика слева, и проходит в комнату. Следую за ним и застываю в проходе, приоткрыв рот. Я вижу спальню. Вижу бледно-зеленые стены и пол из ламината. Вижу серый шкаф-купе, гримерный столик с подсвечивающимся зеркалом и пуфиком под ним. Вижу огромную двухспальную кровать, со спинкой из светлой кожи. Кровать застелена серым махровым пледом. И вижу, по меньшей мере, около десяти огромных ваз по всей комнате, а в них несчетное количество нежно-розовых роз. Цветочный аромат встает в носу, и я давлюсь кислородом от увиденного. Слова крутятся на языке, а после запинаются и испаряются сами. — Я хотел извиниться, но… Не знаю… Мне кажется, что в таких случаях обычно дарят цветы. Играет. Лжет, но я не подаю вида, что понимаю это. Я давно поняла, что Бибер — опытный мужчина и знает, как угодить женщине. Знает, но хочет притворится милым, что ж, не буду мешать. — Ты захотел откупиться, — делаю шаг в комнату, и меня тут же окутывает приятный цветочный запах с головы до ног. Боже мой, да он сделал из комнаты гребанную цветочную лавку! — Это все очень красиво, спасибо, но… — Тебе не нравится? — шипит Джастин, проводя рукой по волосам. Я сжимаю губы в тонкую линию, стараясь сдержать улыбку. Точно, я собираюсь разыграть маленькую пьесу. — Кто тебе сказал о том, что извиняться лучше с цветами? Гугл? — подпираю плечом дверной косяк и небрежно оглядываю пространство. — Это была идея Лео. — Тогда передай ему — спасибо. Если они от него, это меняет дело. — делаю пару шагов в комнату, присаживаюсь рядом с одной из ваз и провожу ладонями по лепесткам. Джастин опускается на кровать, внимательно наблюдая за тем, как я наклоняюсь и глубоко вдыхаю аромат. Он играет желваками, раздражаясь. — Он лишь подкинул идею. — Просто подкинул идею и просто ее реализовал. — вытягиваю губы, параллельно закатывая глаза. — Так, ясно, — поднимаюсь и смотрю на Бибера, покусывая губы. Это все было бы чертовски мило, не будь всего того, через что мы прошли. Для меня никто и никогда не делал ничего подобного, но даже остров из гребанных роз, подаренных мне, не заставил бы меня забыть ужасный запах подвала. — Это то, что ты хотел показать? Парень наклоняется и достает из-под кровати массивную коробку, укладывает ее к себе на колени и открывает. Я вижу внутри кучу бумаг, собранных и прошитых в папки. Парень достает первую с краю, листает пару страниц и показывает мне фото незнакомого мужчины. Он замучен, на вид ему около пятидесяти, возможно меньше, потому что выглядит чрезвычайно затравленно. Морщинистый лоб, синие круги под глазами и потухший взгляд. — Он стал моей домашней работой на летних каникулах. — вдруг начинает рассказывать Джастин. Так он решил рассказать мне о своей мании? — Под присмотром отца я должен был придумать, как извести его и заставить покончить с собой. Так отец учил меня понимать людей, управлять их эмоциями, добиваться желаемого. Я был будущим наследником, отец считал, что все эти знания мне необходимы. — пробегаюсь глазами по общей информации, жадно впитывая каждое слово. — Мне было неважно то, почему именно он стал моим заданием, я просто должен был подчиниться и сделать, что велено. Я хорошенько изучил прошлое жертвы и притворился его племянником. Жена этого мужчины умерла при родах, а ребенок выжил. Я видел, как он тоскует по ней, но смотря на сына будто оживает — это и стало той самой зацепкой. Я начал изводить его тем, что он выбрал своего сына, а не любимую, выстроил цель в голове, написал программу, и мне хватило чуть менее двух месяцев но то, чтобы он, идя домой с работы, бросился под поезд на железнодорожном переезде. Умер моментально, а я после его смерти почувствовал свободу, потому что на недолгое время меня оставили в покое. До следующего задания. Бибер забирает папку, перелистывает страницы, а я складываю руки на колени, как школьница, пребывая в полнейшем шоке от честности рассказа. Каждое слово парня подтверждают по паре обзацев. Джастин достает следующие, складывая одну на другую. Я вижу много незнакомых лиц. Женщины, девушки, юноши, мужчины. Джастин останавливается на белокурой девушке и протягивает папку мне, показывая фотографию. — Кто это? — Тогда я уже научился правильно ставить цели, и сам факт убийства больше не доставлял мне удовольствие. Мне больше нравилось порабощение, и своей цели я достиг. Она готова была на все, лишь бы быть рядом со мной, а я вообще не воспринимал ее за человека. Она покончила с собой после того, как я перестал идти на контакт. — Почему здесь нет ее имени? — И я, и Лео, запомнили ее, как грязную шлюху. Она не достойна быть наделенной именем. — Но это… — Справедливо? — Жестоко. Парень пожимает плечами, пока я смотрю на пепельную блондинку с удлиненным каре. Так это она сделала Лео вдовцом? Девушка была красива. Круглые светлые глаза, вздернутый носик и губы, по форме напоминающие пышный бантик. Бибер перебирает папки, пока вынужденно не останавливается на одной, которая заставляет его сжать пластиковый угол в кулаке. На фото мужчина, как две капли воды, похожий на Джастина внешне, но старше. Те же глаза, тот же подбородок, та же губительная ухмылка на губах. Он смотрит так, будто приказывает парню заткнуться и не болтать мне лишнего. Видимо, это у него Джастин научился приказывать своими гребанными глазами. — Ты можешь не рассказывать, если… — Ты практически все знаешь, Кэтрин. Я бы постарался использовать его так же, как и всех, но я увидел слишком многое. Я увидел насилие собственной мертвой матери; незадолго до этого, я прочитал его дневник, в котором описано все, что он с ней делал. Я видел ее программу, видел, как ему было сложно отступать от нее. Я считал это больной любовью, но… — он замялся, а я, по энерции, положила ладонь на сжатый кулак парня. Пациентам иногда нужен какой-то успокаивающий жест, поддерживающий контакт. — Когда сам… В общем, понял, что отец был привязан. Он не перестал был агрессором и психом, привязанность лишь усилила его контроль над ней и ужесточила все пытки. В конце концов, я случайно увидел журнал, в котором он описывал все мои изменения, и это окончательно добило. Ты уже знаешь, как все произошло, и, клянусь, я наслаждался каждой секундой его смерти. — мне кажется, что я не дышу. Мое сердце пропускает удар за ударом. Бибер горько усмехается, расслабляет ладонь и переплетает наши пальцы. — Я не буду перечислять всех, но оставлю тебе коробку, ты сможешь прочитать все сама, если захочешь. Там есть и твоя папка. — будто бы невзначай бросает парень. Вытягиваю руку из хватки и беру последнюю оставшуюся. Сразу же вижу свое фото, сделанное на пропуск в колонии. Сглатываю, пробегаясь глазами по общим данным. — Джастин… — Это была моя лучшая игра. Я пробил все о твоем прошлом, и было забавно наблюдать и слушать то, о чем я уже знал. Я подстроил все, буквально все, но играть надоело быстро и, я ушел, дав тебе возможность спрятаться, но тут ты уже сама пришла ко мне в руки. Мое желание обладать жертвой возрастало, а ты начала подстегивать интерес, сопротивляясь. Я не остановился вовремя, прости, солнышко, совладать с собой было непросто. Мое гребанное нутро возмущалось, а дальше все только нарастало и в какой-то момент вообще вышло из-под контроля. — Я не смогу простить такое, Джастин. Я итак переступила через себя для того, чтобы помочь тебе, скрепя зубами… — поглаживаю пальцем угол папки, опустив глаза в пол. — Я больше не знаю, что сказать. — Ты бросаешься важными словами, Кэти. То прощаю, то нет; то ненавижу, то люблю; то помогаю, то нет. Ты не можешь сначала давать мне обещания, а потом забирать. — я чувствую два пальца на подбородке, мягко поднимающие мое лицо вверх. Я свожу брови на переносице и дергаю лицом, освобождаясь от лишних прикосновений. В его словах есть доля правды, но я, хотя бы, честна. Я говорю то, что чувствую, а не пишу гребанные наметки того, что сказать в определенный момент. Он прав, нельзя пытаться усидеть на двух стульях и нужно принять решение. Принять и не сдавать назад. Играть с прощением, априори, запрещено. Я либо воюю, либо спасаю. Все. Но я не хочу ни прощать, ни мстить, так что же делать? Всегда хочется ответить тем же, с чем к тебе пришли, но у меня это просто не получается. Да и как вообще можно дать человеку силы любить, если сам варишься в котле из ненависти и обиды? Никак. Очевидно, никак. Он снова прав, а меня это просто раздражает. — А тебе, я смотрю, все можно? Можно требовать от меня того, чего я не чувствую? Можно обвинять меня в моей реакции на то, что со мной сделали? Можно торопить, можно давить, заставляя поторопиться с решением, да? — Ты снова совершаешь ошибку и делаешь шаг назад, солнышко. Сжимаю папку в ладонях, скалясь от сильнее нахлынувшей злости. — Не беспокойся, Бибер, одной больше, одной меньше. Я влюбилась в тебя, и вот это была ошибка так ошибка. Я совершила ошибку, защищая тебя в своей голове. Фатальную ошибку. А все остальное просто опыт. Спасибо, что показал мне, что нельзя доверять людям. — произношу с едким сарказмом в голосе. Мы снова ругаемся, снова повышаем друг на друга голос. Неужели не проще расстаться навсегда без возможности видеть друг друга? Я получила хороший урок на всю жизнь, спасибо, гребанная жизнь. Я уяснила, что держать всех нужно на расстоянии вытянутой руки и не опускать гребанную руку ни за что и никогда. Мой боевой настрой снова сменяется, как только я слышу прозвучавшие слова. Пока я не верю ни единому слову, для меня это все — лишь эмоциональные качели. При этом, Джастин раскачивает так, что меня тошнит и совсем скоро вырвет. — Меня в жизни никто не любил так, понимаешь? Я не могу видеть в людях людей, они для меня лишь программы, которые я могу взломать и перепрошить на нужные мне действия. Я наблюдаю за ними, запуская обратный отсчет до самоуничтожения. Все. У меня до встречи с тобой, никогда не было чего-то среднего. Либо все идет хорошо, либо плохо. — Ты же понимаешь, что я не могу тебе доверять? — я заламываю пальцы на руках, и их моментально обдает холодом. — Я не знаю, что еще тебе рассказать для того, чтобы ты поверила мне. — парень с глубоким вздохом пробегается глазами по комнате. — Впредь, я использую каждую минуту с тобой для того, чтобы прожить час без наркотиков и приступов. Ты моя, и я сделаю все для того, чтобы ты была рядом. И ты хочешь этого, твое тело хочет меня, Кэти, но глупая гордость не дает тебе пережить предательство. Да, я предал. Да, играл с тобой, но я остановился. Я не хочу терять то, что чувствую рядом с тобой. Сойдет за извинения? Бибер аккуратно встает и выходит из комнаты, оставляя меня одну в окружении многочисленных папок. Неподвижно сижу несколько минут и гоняю мысли из угла в угол. Господи, сегодня достаточно откровенных разговоров, больше я просто могу не вынести. Откладываю свое дело на потом и начинаю листать страницы, бегло пробегаясь по ним глазами. Моя голова кипит от осознания жестокости. В них описано каждое убийство, каждый способ достижения цели; описаны пункты, которым Бибер следовал. Мне противно и страшно читать каждую строчку. Смерть какой-то шлюхи, с которой Бибер лишился девственности. Смерть его отца, которым он манипулировал любовью к матери. Смерть. Смерть. Смерть. Повешался. Спрыгнул на рельсы. Пуля в висок. Передозировка. Повешался. Снова выстрел себе в голову. Меня мутит от того, что я читаю, несмотря на то, что я совершенно не обращаю внимание на детали и пропускаю жуткие описания. Это значит, что после мне нужно будет сесть за них с блокнотом и выписать общие параметры. Сглатываю и беру в руки последнюю. В папке с моим именем так же содержался целый сценарий. Буквально, блять, все расписано. Я читала и читала, плакала, откладывала в сторону, но возвращалась снова. Если для других Бибер все описывал сухо, то в моем случае вписал каждое чувство, которое должен чувствовать. Он досконально описывал меня в разных ситуациях, мои реакции на его поступки, особенности темперамента. К середине папки, стиль письма будто поменялся. Я перелистываю страницу и вижу красным шрифтом надпись: «Хочу, чтобы она была моей.» Бибер описывал все то, что с ним происходило, пока я не видела. То, как хотел прикоснуться ко мне, когда я отвернулась от него. Ярость, злость, требование убить меня, но через пару страниц снова тот же размашистый почерк, который приказывал меня не трогать, а после снова описание вариантов моей смерти. И он ревновал. Ревновал к Филлу, к Пипетке, к одежде, дому, людям, которые просто проходили мимо. Он ревновал меня к миру. «Сегодня хотел рассказать ей все, но не решился. Рано или поздно одна должна узнать, насколько была слепа. Что мне еще сделать для того, чтобы она была жива подальше от меня?» Джастин допустил меня к своим самым тайным мыслям. Он допустил меня к своим чувствам. Видно, что все написано не за несколько дней, а за долгое время, потому что почерк постоянно менялся. Некоторые страницы были измазаны кровью, и вся папка пахла спиртным так, будто ее искупали в ванной с виски. Откладываю папку и невидящим взглядом осматриваю цветущую комнату. Мне, действительно, стало легче. Я не пережила это все, но после выплаканных эмоций, мне стало лучше. В комнате темно, а я просто не замечаю этого. У меня перед глазами вместо прекрасных цветов стоят фотографии и жестокий текст. Часто моргаю, рассеивая пелену и сижу, не шевелясь до тех пор, пока в комнату не входит Бибер для того, чтобы щелкнуть выключателем. Я глубоко в своих мыслях, невидящим взором смотрю прямо сквозь него. Хотела бы я лечь на пол, скрутиться в позу эмбриона и предоставить жизни все решить за меня. Жаль, что я не могу себе этого позволить. Пока я жмурюсь от яркого света, Джастин собирает все бумаги назад, в коробку и вырывает у меня из рук последнюю с моей фотографией. — Ты всегда получал удовольствие от того, что причинял кому-то боль? — нарушаю тишину. — Да. Я сглатываю, отправляя в гортань ком из горечи. — Я прочитала все. — Я вижу, — сухо отвечает Бибер, пряча коробку под кровать. Он не уносит ее, и я не понимаю чего я хочу больше — изучить все лучше или же не видеть ее больше никогда. — Неужели для тебя все люди настолько… предсказуемы? Бибер кивает головой и усаживается рядом. Снова. Касается моей руки, а я одергиваю ее и сжимаю ткань комбинезона пальцами. Меня трусит толи от холода, толи так до конца и не прошедшего возбуждения. А может быть, и вовсе, от осознания того, что Джастин — обречен. — Да, Кэти, предсказуемы. Вот ты сейчас демонстрируешь обиду, верно? И это, блять, предсказуемо. — парень выставляет палец вперед, наводя его на меня, как пистолет. При этом, стреляет он словами. — Ты сидишь здесь, до сих пор не устроила скандал и не попыталась смыться увидев то, что я тебе оставил. Ты не убежала, хотя браслета на твоей ноге нет, и сегодня ты приехала в больницу на машине. — я поднимаю заплаканные глаза к потолку, на что Бибер тихонько усмехается. — Солнышко, ну ты ведь даже не попыталась. Это значит, что ты обижаешься, но скорее на себя, потому что уже выбрала меня. Ты уже выбрала остаться, ты еще не смирилась, но уже выбрала. — он делает ударение на «уже» и смотрит в мое лицо, не моргая. — Знаешь, что немного не состыковывается, Джастин? — У меня было достаточно времени для того, чтобы все обдумать, немного сложить пазл. — Насколько я помню, ты еще совсем недавно пытался меня задушить. Тебя сегодня выписали из больницы, ты был агрессивен, а сейчас совершенно спокоен, хотя мы обсуждаем то, что макает тебя лицом в грязь и, вроде, должно выводить из себя? Где твое желание убить меня? Ты написал новую схему по моему убийству и успокоился? Бибер цокает языком. Я вижу, что ему надоела одна и та же песня, но ничего не могу поделать. Я хотя бы начала верить в гребанные схемы. Когда парень рассказал мне о них в первый раз, я рассмеялась ему в лицо и назвала все это бредом. — Ничего я не писал, я просто… уверен в том, что ты не убежишь. — я открываю рот для того, чтобы ответить ему, но Бибер поднимает ладонь вверх, затыкая меня. — Сейчас ты попытаешься доказать мне, что это не так. Не нужно. Тебе нравится чувствовать себя подавленной и униженной. Хочешь бороться сама с собой — вперед, но в данный момент мне твои истерики не нужны. Я устал. Мой мозг просто взрывается от его слов. Я чувствую злость даже подушечками пальцев. Выходит, он натворил это все, а я гребанная истеричка? Я открываю рот, широко раскрываю глаза, опешив. — Мудак! — отпихиваю его от себя, толкая в плечо, но Джастин не двигается, терпит все удары. — Урод! Гребанная ошибка этого мира! Придурок! — Я бью его по плечам, даю пощечины, все внутри кипит от ярости. — Да как ты вообще смеешь говорить, что я истеричка, а ты, блять, устал? Это я, мать твою, устала от твоих вечных проблем! Это ты меня во все это втянул! Ты му… Джастин резко хватает меня за затылок и впивается в губы. Я упираюсь в его плечи, но он обхватывает меня руками и блокирует каждое мое движение. Я ощущаю гребанное дежавю. Парень шипит от того, что я сцепляю зубы на его нижней губе и наматывает мои волосы себе на кулак. Он тянет, выгибая мою шею, пока я шиплю от боли. — Успокойся, солнышко, или я прямо сейчас вытрахаю всю дурь из твоей головы. — он сжимает кулак, угрожая мне. Тело предательски отзывается на эти угрозы. Парень близко. Опасно близко. — Успокойся. Смирись. Смирись с тем, что я сделал. Я сделал это. Я сделал. Слышишь меня? Я все спланировал, все рассчитал. Смирись. — я чувствую, как трясутся мои губы. — Но я хочу закончить, и это сейчас самое важное. Прими все, нет ничего постыдного в том, чтобы простить. Я ищу твоего прощения, разве ты не видишь? Кто бы знал, как хочется поверить. Но хочется и поставить точку, показать ему средний палец и сказать, что я никогда с этим не смирюсь. Мне, блять, самой нужна психологическая помощь. Я умираю рядом с ним, и без него жить не могу. Я сожалею о многом, но многому и рада. Боже мой, кто бы знал, как не хочется быть слепой и безвольной дурой, но, простив его, я буду именно ей. — Я не могу. Боже мой, я боюсь… Бибер ослабляет хватку, теперь я могу вздохнуть. Я в панике, я в бешенстве, я в страхе. Его будто снова это возбуждает, я чувствую разгоряченное дыхание на шее и сглатываю, смачивая сухое горло. — Солнышко, знаешь, чем отличается первый взгляд мужчины? Мужчина, просто взглянув, сразу же понимает, что хочет обладать женщиной. Женщина же может испытывать разные чувства — увлечение, симпатию, возбуждение, но она никогда не принимает решение с первого взгляда. Вам нужно больше времени, но часто мужчины его не предоставляют. Я терпелив и жду, потому что уже знаю результат и хочу, чтобы его узнала и ты. — Мы с тобой по кругу ходим, Джастин. — эти слова сдирают сухое горло изнутри, вынося наружу тихий хрип. — Кэти, поверь мне, я могу удержать тебя силой. Я могу держать тебя год, пять, десять лет, но мне этого мало. Я хочу увидеть то, что видел, когда играл с тобой. Я жил тогда. Прости меня, я прошу всего один гребанный шанс. Наверное, я ждала его слов. Ждала сильного подтверждения о том, что я важна для него. Моему сердцу, на данный момент, достаточно, и это позволяет мне слабо кивнуть. — Хорошо, отпусти, — я чувствую, как хватка слабеет и, наконец, могу выпрямить затекшую шею. — Солнышко, я создал проблемы. Я виноват, я знаю, но я никогда и не перед кем еще не хотел так искупить свои грехи. Глубоко вздыхаю. Он прав. Я решила, мое тело решило за меня, моя мания заботиться о нем все решила за меня. Мои чувства все решили за меня. В последствии, попытка вернуть сказанное сейчас назад, после этого разговора — смешно и глупо. Я не могу заглядывать в будущее, но я уверена, что проще точно не будет. — Но я же имею право на недоверие, Джастин? — все-таки настаиваю на своем. — Имеешь, солнышко, но я докажу тебе. Я честен, ты же хотела честности? Если это поможет, я готов каждый час говорить тебе о том, что ты мне нужна. Закидываю ногу на ногу. Мне льстит все, что он говорит. Облизываю губы, пытаясь подумать, но не могу сосредоточиться ни на чем, кроме голоса змея-искусителя. Он прав, я уже приняла решение, и это мерзко. Бибер знает меня лучше, чем я сама. — Я к твоим ногам целый мир брошу за доверие, Кэти. Я не идиот, и не поступлю так снова. Ты нужна мне, я скучаю. Я не отвечаю. Я просто не знаю, что ответить. Бибер смотрит на меня таким взглядом, что у меня моментально слабеют ноги. Открываю рот, чтобы ответить, дабы не выглядеть глупо, но чувствую приближение парня. Чувствую, как обе его ладони ложатся на мои щеки и задерживаю дыхание. Внутри меня все горит. Голову не покидает ощущение того, что Джастин только что признался в любви. Настоящий Джастин. Бибер жадно впивается в мои губы, хватая за затылок. Мне это нужно так же сильно сейчас, как и ему. Укладываю ладони на крепки плечи и отвечаю на поцелуй, приоткрывая губы. Скользкий язык тут же вторгается в мой рот, заставляя хрипло выдохнуть. Волна из мурашек проносится по всему моему телу, окидывая низ живота жаром. Все мысли вылетают из головы, превращая меня в гребанную лужу, поклоняющуюся его губам. Бибер хватает меня за талию и усаживает на себя, не прерывая бешеный поцелуй. Мужские ладони забираются под свободные шорты и сжимают ягодицы. Стону ему в губы от резкости движений и приоткрываю рот, когда меня тянут за волосы назад. Пухлые губы пробегаются по моему подбородку, опускаются на шею, заставив меня прикрыть глаза. К черту. Боже мой, к черту. Сама тяну гребанный язычок вниз и, приподнимаясь, снимаю мешающий комбинезон. Парень довольно выдыхает мне в грудь, а после наклоняется и кусает мой сосок, тут же зализывая рану. Я выгибаюсь, дрожащими пальцами сдирая с него футболку. Родное, знакомое моим рукам тело. Глажу ладонями татуированную грудь, жадно рассматривая то, что могла за это время забыть, пока меня снова резко не притягивают, заставляя раскрыть рот для поцелуя. Бибер вжимает меня в себя одной рукой, второй уже отодвигает ткань трусиков и вводит внутрь палец. Тихо стону ему в губы и подаюсь вперед, желая углубить ощущения. Джастин медленно вводит палец, поглаживая большим клитор. Я задыхаюсь от давно забытых ощущений, выгибаясь в спине. Встаю на кровати на колени, приподнимаясь с твердого члена. Сама стягиваю резинку штанов вместе с боксерами вниз, пока мужской палец продолжает двигаться во мне. Мне чертовски мало того, что он дает мне сейчас. Я хочу большего. Хочу всего. — Я же говорил, что ты сама попросишь. Признаю ошибку, ты не просишь, ты берешь, — усмехается парень. Его глаза затуманены так же, как и мои, но ощущение того, что он прав доставляет ему еще большее удовольствие. — Если ты прямо сейчас не трахнешь меня, я пойду и найду другой член, — угрожаю ему, сцепив зубы. Сглотнув, Бибер хватает меня за волосы и резким движением вгоняет в меня свой член во всю длину. Я сама приподнимаюсь и опускаюсь, скуля. Выгибаю спину, резинка трусиков натягивается и трется о клитор. Стоны сами срываются с губ, хватаю Джастина за шею, продолжая насаживаться. Я прохожусь ногтями, царапая кожу головы парня, вжимаюсь в него и кротко кричу от нахлынувшего оргазма. Мне кажется, расслабляются даже волосы, до самых кончиков. Мужские руки окольцовывают меня, пара завершающих толчков, и Джастин, прикусив кожу на моей шее, так же сотрясается от приятных волн. Горячее дыхание Бибера обжигает, и мне хорошо. Дьявол, как мне хорошо. Я лениво и сладко улыбаюсь. Расслабленное тело само поддается всем резким движениям парня. Он заваливает нас на кровать, оказывается сверху и непринужденно касается моих губ, все еще тяжело дыша. — Пока ты не пришла в себя и снова не начала воевать, — Бибер бегает губами по подбородку, затем снова возвращается на губы и усмехается. — Воин.