Мы предпочитаем хорошо думать о других по той простой причине, что боимся за себя.
Оскар Уайльд — «Портрет Дориана Грея»
Florence + The Machine — Only If For A Night
Мягкий силикон заполняет уши, но гул огромного бассейна ему не перекрыть. Музыка проникает в сознание, и вместе с тем отражается от лазурной плитки и такого же цвета воды. Юнги присаживается на низкую скамейку, и время ожидания обращается ничем. Глаза открыты, но он тонет в сладком воспоминании-сне. Это и фантазия, и память о лучезарном детстве. Он смотрел на обыкновенные предметы и прощупывал в них причудливые формы. Он обнимал её тонкие ноги и воображал их живыми и сильными, как это было раньше, когда он ещё не появился на свет. Глаза привыкают к слепящему свету и начинает казаться — это солнце отражается от морской воды. Берега Чеджу, порывы ветра на коже. Юнги прикрывает глаза, но неисчислимые тонны воды всё ещё видит отчётливо. Пронзительный свист врывается в любимый голос, и группа пловцов бросается в воду со стартовых тумб. Одно ровное движение, их тела исчезают в волнах. Юнги ощущает тепло солёной воды, её обволакивающую мягкость, видит каменистое дно и изгибающиеся хвосты. Искры отскакивают от чешуи, теряются в мелких пузырьках, и причудливые перья-плавники струятся тонкими тканями. Юнги завороженно улыбается, улавливая мощные движения, точёные изгибы. Кусает губы, бегает глазами и мелко кивает в такт словам Флоренс. В спортивном бассейне кружатся настоящие русалки, и это так удивительно, так деструктивно для сознания. Он незаметно качает самому себе головой. Это особенность, а не проклятье — видеть призраков там, где их вовсе нет. Стройные синхронистки выполняют свои завораживающие трюки, и их пластмассовые улыбки становятся волшебными. Длинные волосы вытягиваются из-под резиновых шапочек, растворяются в воде, и на лицах расцветает чешуя. Юнги влюблённо следит за тем, как причудливо они двигаются, и вспоминает, как мечтал об этом раньше. Вода такая мягкая и тёплая в грёзах. Она ласкает тело и сейчас, бьётся о кожу несбывшимся, ушедшим. Мама уверяла, в его фантазиях нет ничего смешного и стыдного. В пять он думал, пловцы в бассейнах действительно обретают хвосты и жабры, и все потешались над ним и его невинной сказкой. «Это правда, если ты веришь», — улыбалась мама, и Юнги улыбался в ответ. Её больше нет, но он верит, что сохранил живую память о ней. Парень спрыгивает с вышки, закручивается в воздухе и, в последнюю секунду обретая свою истинную форму, мягко входит в воду. Красота человеческого тела сливается с необъятностью фантазии, эти краски захватывают дух. Бассейн бурлит живым водоёмом, бьётся морской пеной о бортики, вскруженный разноцветными хвостами, слаженным движением в едином ритме — чёткий механизм, но и яркая индивидуальность. Мурашки бегут по коже, Юнги обнимает себя за плечи. Эта дрожь на теле так драгоценна. Он не в бассейне, но способен всё это ощущать. Он опускает руку в воду и задевает крупную гладкую чешую. Слёзы выступают на глазах, озвучивая сладкую живую избыточность. Его обособленный мир, его внутренняя сила, его прочный якорь. Чтобы сохранить себя в этом мире. Чтобы остаться. Это ограничивается временем, блёклое мгновение в рамках вечности, но призраки в этот миг осязаемы. Их прикосновения нашёптывают, что всё остальное лишено смысла. Блёкло, тихо и серо наперевес живому, прекрасному и движимому. Умиротворённый вздох наполняет спокойствием. Он счастлив это ощущать. — Снова мечтаешь? — улыбается одно из этих поразительных существ, выныривая из необъятной глубины и застывая совсем рядом. Юнги тянет наушники за провод. Чешуя на чужой коже растворяется быстро, исчезает в пахнущей реагентами воде. Только улыбка на лице остаётся и блаженное счастье в глазах. Он такое видит глубоко внутри себя, что всякий раз наполняется непомерной живой радостью — воображение всегда сильнее любых невзгод. — Просто пялюсь на красивых парней, — шутит Юнги, мгновенно переключаясь на свой привычный облик. Пускай от друга скрывать ему абсолютно нечего, слишком долго пребывать в своём преисполненном состоянии он не может. Отрыв от реальности прекрасен, пока это самая реальность существует. А парни и правда до жути привлекательные. Рельефные мышцы на красивых спинах, широкие плечи, гладкая кожа. Юнги больше не переживает, что всё это какое-то недостаточное и «не такое», просто наслаждается глазами и отпускает выдуманные идеалы. Чонгук цокает языком и качает головой. Пусть они во многом два сапога пара, но в плане отношений понять друга бывает сложно. Юнги умеет смотреть на людей и что более важно — умеет пробовать. Кажется, он совсем не боится окунаться в неизведанное, в то время как Чонгук тоже любит пофлиртовать с симпатичными парнями, но близко к себе подпускает немногих. — Ты как? — интересуется Юнги, клоня голову набок. Отросшие чёрные волосы падают на лицо и, если честно, очень мешают, но их непревзойдённый шарм пока что перекрывает неудобства. Юнги не сильно озабочен своим внешним видом, просто длинные волосы добавляют его внешности развязные рокерские нотки, а это не может не радовать. — Как всегда, — с улыбкой пожимает плечами Чонгук, и это для всех должно значить «всё супер», но только не для Юнги. Они дружат практически всю жизнь, а этого вполне достаточно, чтобы узнать друг друга вдоль и поперёк. В расслабленном «как всегда» на деле кроется тщательно прикрытая тоска, захлестнувшая около года назад. «Тебе бы влиться в новые отношения и посмотреть, как может быть», — уже в который раз хочет озвучить Юнги, но останавливает себя. Эти слова никогда не помогали справиться с расставанием, тем более что за пролетевшие месяцы страдания Чонгука по бывшему парню кардинально преобразовались в страх одиночества. Он не просто так смотрит на звёзды и верит в параллельные вселенные — думает, что существует в реальности, где обречён быть одиноким. Это знакомо и Юнги. Он тоже пойдёт на что угодно, лишь бы не ощущать пустоту внутри. Сознание не просто так уходит в мир фантазий, но это чувство быстро становится наркотиком. Можно внушать себе, что силён не людьми вокруг, а своим внутренним миром, но это не отменяет того, что сила тебе всё-таки зачем-то нужна. Борьба так и продолжается внутри, пока Юнги умиротворённо смотрит на воду. От чего-то он всё-таки защищается. — Снова пытаешься подпортить нам жизнь? — буднично интересуется Чонгук, укладывая руки на бортик и отдыхая от длительной тренировки. — Конечно, — с готовностью кивает Юнги. — Подброшу вам патогенную палочку и можете прощаться с тренировками. — Ты за свободу бассейнов? — Я за чистоту, друг, — подмигивает Юнги. Они шутят, но и у таких слов есть подоплёка. Бассейн явно переживает не лучшие времена и уже давно нуждается в качественном надзоре. Юнги всего лишь периодически делает забор проб воды и отправляет на анализ. Подработка не пыльная и даже по образованию. В свободное от дельфинария время приносит деньги на неоправданно дорогой капучино в кофейнях и рейды по барам. Порой интровертом быть немного выгоднее, но Юнги и тут пролетел — возникшая из ниоткуда тяга заводить знакомства теперь заставляет его наведываться в людные места и тратить несуществующие деньги. — Ладно, иди уже, — отмахивается Чонгук, — и не возвращайся! — строго заявляет, потому что новый визит Юнги, вероятно, возвестит их о закрытии бассейна. — Сам же первый соскучишься, — самодовольно усмехается Мин, поднимаясь со скамейки. — Вообще-то я всё ещё на тебя обижен! — наигранно восклицает Чонгук другу в спину и возвращается к тренировке. Юнги улыбается и качает головой. Подумаешь, не согласился быть его Еленой Гилберт на хэллоуинской вечеринке.***
Возвращаться в спортивный комплекс днём позже до ужаса не хочется. Юнги шагает от метро и явно ощущает, насколько неправильно плох этот день. Погода позволяет напоследок насладиться тёплой солнечной осенью, но первый прохладный ветер уже забирается под лёгкую одежду, касается прикрытой кожи. Юнги мог бы даже сказать, что любит тоскливую серость, он склонен к меланхолии и в таком состоянии обычно ощущает себя живее, честнее. Неудобно, что этот образ не вписывается в общие рамки. «Тебе следует легче смотреть на вещи», — вечно заявляет папа. «Как Сокджин», — передразнивает его Юнги, и он даже не понимает иронии. Уже и не чувствует, как сильно навязывает сыну пример старшего брата. Идеальный, успешный и просто лучший во всех отношениях Сокджин. Был бы Юнги таким, их маленькая семья бы просто схлопнулась от избытка правильности. Может быть, он такой девиантный для баланса? День вообще-то обещал быть не самым худшим. Юнги как всегда проснулся в шесть утра, снова поблагодарив себя за возникшую не так давно хорошую привычку, успел выпить кофе в одиночестве, послушать подкаст и уйти на смену в дельфинарий ещё до пробуждения Чонгука. Работы сегодня было немного, так что уже после обеда оставалось только проверить результаты тестов и отправить ответы спортивным комплексам. Так и родилось первое несчастье — бассейн Чонгука закрывали из-за грубого несоблюдения норм, и Юнги нужно было снять пробы в душевых и раздевалках для комплексного заключения, а значит и увидеться с Чонгуком раньше, чем он успеет принять случившееся. Юнги не боится сообщать такое в лицо, просто это всегда неприятно. В этом спортивном комплексе тренирует мама Чонгука, а Юнги прекрасно знает, как много для них обоих значит эта работа. Любимая кофейня возле центра гигиены оказывается закрытой по неизвестным причинам, о которых и без того можно было догадаться — не отвечали санитарным нормам. Юнги раздосадовано хнычет и идёт дальше. «Кофе-то всё равно был шикарный». В вагоне метро его тоже поджидают. Юнги поднимает взгляд и сталкивается со знакомым лицом как назло оказавшегося именно здесь парня. У них был (заранее обговорённый!) случайный секс на выходных, а парень, судя по улыбке и взгляду, решил, что это любовь. Юнги всю поездку старательно делал вид, что не узнаёт его. В спортивный комплекс он заходит уже полностью уверенным, что день хуже стать никак не сможет, разве что Чонгук в сердцах утопит его в бассейне за плохие вести. Друг, кстати говоря, сидит на скамейке в коридоре и неторопливо потягивает дымящийся чай. В спортивках и сланцах, с мокрыми волосами и пластиковым стаканчиком в руке он выглядит забавно, но Юнги сейчас не до улыбок. — Ну и что ты пришёл? — стонет Чон, по виду друга догадываясь, что список обвинений будет немаленьким. Юнги останавливается напротив и сочувствующе вздыхает. — Вас закрывают. — Прямо закрывают?! — восклицает Чонгук, как будто и сам не догадывается обо всех существующих проблемах. Он глухо хнычет и упирается влажной макушкой другу в живот. — Мне жаль, — Юнги сочувствующе похлопывает его по спине. — Мама говорит, сейчас даже реагенты не по нормам выдают. — И не только, — кивает Юнги. — У вас потолок в аварийном состоянии и температурный режим уже не соблюдается, а зима близко. — Ну спасибо, Старк Юнги, — глухо бурчит Чонгук. — Мне ещё надо проверить душевые. Если у вас тут кто-нибудь с сюрпризами занимается — подцепите все. — А что делать? — Переведётесь на время ремонта в другой спорткомплекс. В новом явно найдётся для всех вас место. — Я в этот крысиный коллектив ни ногой! — в сердцах бросает Чонгук. — Не руби с плеча, — советует Юнги, ероша другу волосы. Чонгук редко выдаёт такие вещи и чаще всего выступает против ярлыков. Только не когда он расстроен. Очень сильно расстроен. Тогда бури не избежать. Тем более, что его отторжение понять можно. Так уж вышло, что недавно открытый спортивный комплекс собрал в себе и правда не самый приятный контингент, а Юнги есть с чем сравнивать. Состоятельные люди всегда выделяются, есть в этом неприятная закономерность. — Мне пора, — Юнги делает глоток чужого чая. — Спасибо за поддержку, — грустно улыбается Чонгук. — Я пересмотрю свои претензии. Юнги картинно кланяется и уходит в сторону раздевалок.***
Переключение происходит мгновенно, стоит только отойти от Чонгука. Юнги с близкими людьми совсем другой, и с этим ничего не поделать. На самом деле, искренен он сейчас с одним только лучшим другом. Раньше была мама, потом должен появиться серьёзный партнёр. Сейчас только Чонгук, но Юнги не жалуется, шагает в раздевалки, натягивая маску весёлого инспектора и со снисходительными шутками сообщает переодевающимся парням о закрытии бассейна. Они это и так уже знают, так что со знакомым уже парнем из центра гигиены только невесело посмеиваются. «В новом бассейне меня бы уже забрызгали ядом», — невольно думает Юнги и сразу же себя одёргивает — да почему же он так предвзят к богачам? Пловцы сетуют на закрытие бассейна, и Юнги советует им не слишком расстраиваться — лучше так, чем подцепить потом какое-нибудь заболевание. Шутки про венерические болезни в силу профессии Юнги кажутся очень даже забавными и к тому же безобидными — обычно такие сюжеты свойственны только анекдотам, так что останавливаться Юнги не собирается, но из раздевалки всё же уходит в пустую душевую. Парней лишний раз смущать не хочется, да и пялиться на голые задницы на работе как-то неправильно. Юнги шагает в наполненную паром комнату. На полу стоит вода, старая плитка в тусклом освещении выглядит жутковато, а по углам чернеет плесень. Юнги цокает языком и придирчиво оглядывается. Это место и правда давно пора закрыть на капитальный ремонт. Пока бравый блюститель чистоты достаёт пластиковые контейнеры и стерильные палочки, дверь громко хлопает. В душевую, резко шлёпая сланцами, заходит парень в плавках. Юнги бегло оглядывает пришедшего и чувствует, что не припоминает его среди других пловцов группы. — Здрасте, — кивает Мин. Парень ненадолго замирает, не ожидая увидеть в душевой человека в специальной одежде, как и в одежде в принципе, но быстро возвращается к своим несчастьям. Он подходит, резковато вешает полотенце на крючок, и то едва не трещит. Мокрые чёрные волосы падают на лицо, и он нервно откидывает их, от раздражения кусая пухлые губы. На растрескавшейся алой коже выступает кровь, и Юнги в смятении качает головой. Решил же не пялиться. Парень стоит совсем рядом и всем своим недовольным видом показывает, что Юнги очень ему мешает, загораживая собой полку и крючок. Таких только и хочется что подкалывать. Его влажная загорелая кожа пару раз цепляет белый халат, оставляет на ткани тёмные пятна, а Юнги всё косится на симпатичного и явно чем-то озабоченного пловца. — Уже слышал последние новости? — буднично интересуется Мин, снова присаживаясь на корточки и выуживая свои вещи. Парень в это время нервно борется с заевшим замком на сумке. — Ага, — раздражённо бросает он, и Юнги точно понимает — его так вывело из себя именно это известие, либо же перспектива перехода в другой бассейн. — Слушай, тебе помочь мо… — Юнги замечает борьбу с молнией, но спотыкается о кое-что другое и присвистывает. — Оу-у… Что это у тебя? Парень опускает раздражённый взгляд и сразу же понимает, что речь идёт о сыпи на внутренней стороне его бёдер. «Спокойно, Чимин, бестактные придурки не стоят твоих нервов», — говорит он себе, а незнакомцу грубо бросает: — Ничего. — На хлорку аллергия? — не унимается Юнги. — Хотя, конечно, хлорки в вашем бассейне кот наплакал. Надеюсь, это не что-нибудь заразное? — буднично интересуется Мин, спокойно роясь в своей сумке. — Ты смотри, всех друзей заразишь. Я тебе по секрету скажу, презервативы — одно из лучших изобретений человечества, а защищённый секс вообще восьмое чудо света. Такой же редкий… В общем, не пренебрегай такими вещами, парень. Чимин, до этого как-никак сохранявший холодность к незнакомцу, чувствует, что больше не справляется. Он умеет быть уравновешенным, но это уже слишком. Сначала ударяет известие о переходе в новый бассейн, где он обязательно нарвётся на неприятности, если как минимум не избавится от этой сыпи, а теперь ещё и донимает этот придурок, решивший, что шутки над здоровьем очень смешные. — Я априори не могу заниматься назащищённым сексом, — сквозь зубы выдавливает Чимин, сверля разъярённым взглядом чужую макушку в нелепой шапочке. — Ой, да я только одобряю! — продолжает потешаться Юнги. — Я ВИЧ-позитивный. Злосчастный фалькон наконец находится на дне сумки, Юнги смотрит на него пустыми глазами и едва не роняет обратно. Высокий голос парня ещё долго гуляет по душевой эхом, а потом продолжает резонировать в ушах. Взгляд поднимать стыдно и страшно. Какой же он придурок. И как теперь себя вести? На семинарах в университете он красиво говорил о нормальности таких людей, развеивал мифы в рамках своей темы и в антипример приводил предвзятое отношения своего отца. А теперь что? Нужно извиниться или это не имеет значения? Этот парень и правда обыкновенный, но Юнги умудрился задеть его за живое. Голос как на зло сел и голова теперь такая тяжёлая. Юнги кое-что смыслит в людях с особенностями, но легче ему от этого никак не становится. — Слушай, прости… — хрипло начинает он, наконец поднимая взгляд. Точно сказавший что-то глупое ребёнок возле маминой инвалидной коляски. Это не столько его беда, сколько неправильность целого мира. Почему такое должно происходить с людьми? Почему нужно подбирать слова и испытывать сочувствие? Они просто должны быть здоровы и не озабочены большей борьбой за жизнь, чем это требуется от остальных. Они ничем этого не заслужили. Юнги стыдно за собственные слова, как стыдно и за прикованный к чужому телу взгляд. От сочувствия и самому тошно, но каково этому парню? Как часто он выслушивает подобные глупости в свой адрес? Сыпь вполне характерная, можно было и догадаться. Лампа у парня над головой светит ярко, как никогда раньше. Глаза непроизвольно щурятся, а он всё смотрит прямо в душу, сверху вниз, и в зрачках его Юнги видит себя мелким и беспомощным. Ему тошно в своём сжавшемся теле, но это не физический недуг. — Тебе следовало бы извиниться не потому что я болен, а потому что ты болван, — Чимин непроизвольно включает тон, которым его отчитывала в детстве мама. — Прости, — повторяет Юнги, и точно знает, что каждым новым словом только акцентирует внимание на болезни. Наверно, парень и так сыт этим по горло. — Просто я… я понимаю, это больная тема. И это неправильно, и… — Обычная тема, — отрезает Чимин, ощущая духоту уже от того, что его всего парой извинений умудряются выставить завтрашним трупом. — У меня есть деньги на лекарства, я ещё тебя переживу, — выплёскивает из себя то, чего у него совсем не спрашивали, — а вот бестактность вряд ли лечится таблетками. Он отворачивается, с треском разрывает молнию на несчастной сумке и теми же грубыми широкими шагами уходит мыться. Горячая тугая струя накрывает его тело, и вскоре душевая снова наполняется паром. Зачем Юнги сказал это? Такое необъяснимое чувство. Слова льются наружу, личность изворачивается под причудливым углом, бликует так, что настоящего уже не рассмотреть. Это не он, но откуда эти звуки? Простая, но никак не поддающаяся объяснениям закономерность. Порой хочется бесследно исчезнуть, и Юнги это чувство почему-то ненавидит до дрожи. Лёгкая слабовольная смерть — никакой не выход. Но почему он так явно ощущает собственный шаг с обрыва? Снова фантазии, но и за ними живёт нечто настоящее и тревожное, никак не сравнимое с известными недугами, но доставляющее глухую нескончаемую боль.