Боевой Заяц Ханган

Донован решил текущие вопросы в офисе, раскидал по замам задания и направился к родовому гнезду, где его уже ждали отец и Себастиан. Пока машина, в сопровождении охраны, пробиралась загруженными улицами, Дон поймал себя на мысли, что думает не о предстоящем разговоре с Винченцо и некоторыми влиятельными членами клана, а о том, как бы побыстрее вернуться домой. Ни разу за семь лет проживания в личном особняке Донована не тянуло туда настолько сильно. Обычно дом воспринимался просто как место отдыха и расслабления, где можно немного забыть о работе. Даже когда там жила Лорен — подсунутая отцом девица, ставшая женой — особняк не стал уютным гнездышком. Да что говорить, именно из-за Лорен Донован и перестал стремиться домой. Нет, нельзя сказать, что жена была настолько скверным человеком, что хотелось всеми силами избегать ее общества, но после нескольких месяцев ледяного отчуждения и явного пренебрежения брачными узами и брачными же обязанностями, Дон решил, что ему нет резона поддерживать даже видимость теплых отношений. Хвала богам, после рождения сына Лорен переехала в отдельный дом и появлялась в зоне видимости довольно редко. Кстати, не мешало бы Хану о ней рассказать, чтобы не было дополнительного шока. Парню и так хватает поводов для переживаний и даже нервных срывов. Нужно еще поговорить с ним о том, чем вызваны эти атаки, и посоветоваться со специалистами. Доновану больше нравилось видеть Банни с улыбкой на губах, чем бледного, в испарине и стеклянными глазами. Себастиан спросил, когда всё это только начало закручиваться, почему Дон решил помочь малознакомому парню столь кардинальным способом. Одной лишь благодарности за то, что Хан вывел Донована из-под возможного огня, маловато для таких масштабных решений. Дон и сам задумывался об этом. Действительно, непрошеная услуга Хангана была несоизмерима ответной. И если бы не серьезное осложнение в виде стрельбы по чужим наследникам, Донован, скорее всего, так и держал бы на далекой периферии интерес к симпатичному парню, с которым даже толком секса не было. Потискались, как подростки, и разошлись. Поначалу Дон, выставляя Хана своим любовником, просто хотел прикрыть парня перед отцом, чтобы усилить охрану, а уже потом, когда ситуация вышла из-под контроля, принял единственно правильное решение. Хангану действительно светила не самая приятная смерть от рук палачей Луано в случае, если бы Карнолли решили откупиться таким образом, а этого Дон уже не мог допустить. Не потому, что был добрым, белым и пушистым, а потому что чувствовал себя ответственным за попавшего в переплет парня. Попавшего по косвенной вине самого Донована. А всё потому, что подсознательный интерес к Хангану эгоистично не позволил прогнать парня подальше, чтобы не привлекать к нему внимания Луано и Четти. Очень льстил и слегка возбуждал тот явный сексуальный интерес, который проскакивал у Хана, когда они общались. «Всему виной недотрах», — усмехнулся про себя Донован, глядя на большие ворота отцовского особняка. Нужно отбросить рефлексии и играть теми картами, которые сдала судьба. Джокер в образе Хангана пока лишь приятно радовал, а дальше время покажет. Если не срастется у них, то так тому и быть. А если всё получится, если сексуальное притяжение, от которого не стоит отмахиваться, перерастет во что-то большее, то усилия не будут потрачены зря. Как бы ни позиционировал себя Донован холодным реалистом-одиночкой, общая с Себастианом недолюбленность довольно ощутимо влияла на эмоции и решения. Бастиану хотя бы повезло с женой… — Приехали, господин, — охранник открыл дверь машины. Донован вышел и направился ко входу в дом, где уже возвышался доверенный охранник отца. Встречающиеся внутри дома люди вежливо приветствовали Дона, кто кивком, кто легким поклоном. Донован привык к этому, но мысленно примерял ситуацию на Хангана, который вскоре должен стать выше всех этих людей. Нужно строго проинструктировать его по поводу возможного панибратства с наемными работниками. Не то чтобы это было запрещено, но люди должны сразу понять, что молодой супруг наследника — недосягаем и неприкасаем. А то был случай, когда интриги среди рвущихся наверх карьеристов создали внутри организации напряженную конфронтацию. Бедная супруга кузена была уже не рада, пообещав протекцию своей милой подружке — дочке начальника охраны. Бывшего начальника. И бывшая супруга. Донован понимал вынужденную строгость этого негласного правила, осталось донести это до Банни, явно падкого на лесть окружающих. Вернее, так было в его прошлом, а с нынешним еще предстояло разобраться. — Сын. Рада тебя видеть. Донован приостановился, поворачиваясь к высокой моложавой женщине, чья тронутая возрастом красота отдавала холодом. — Мама, вы здесь по делу? — Дон поцеловал прохладную руку родительницы. — Ну, на церемонию твоего нового брака меня не позвали, пришлось самой приехать, чтобы узнать новости из первых рук, — мать пошла рядом с Донованом. — Нам пришлось поспешить с церемонией. Но когда всё наладится, мы с Ханом соберем гостей, — Дон кивнул Себастиану, который стоял на пороге отцовского кабинета. — Возможно, ты не догадываешься об этом, но я хотела бы узнавать такие новости не от своего охранника, а от родного сына, — мать придержала Донована. — Знаю, что не была тебе матерью в полном смысле слова, но такого пренебрежения не заслужила. — Мама, отец тоже узнал только вчера, когда союз уже был заключен, — Донован усмехнулся. Мать, какой бы ни была равнодушной и занятой на своей научной работе, продолжала ревностно отслеживать ситуацию в Семье. Организация сверху донизу была наполнена ее шпионами, но Винченцо только посмеивался, позволяя супруге играть во внутриполитические игры. Не потому, что мать была неспособна на жесткие поступки, а потому что знал — Марина Карнолли всегда будет действовать с холодной головой и во благо Семьи. Отец ценил свою супругу не за красоту, а за тонкий ум и чисто мужской подход к возникающим проблемам. Но детство при такой матери было у наследников Карнолли не самое простое: до трех лет Себастианом (а позже и Донованом) занимались няньки, а потом, до двенадцатилетнего возраста — учителя и тренеры, подобранные матерью и воплощающие ее требования к воспитанию. Донован уважал мать, но не любил. И иногда совершенно не понимал. Хвала богам, у него был старший брат, который прошел всю муштру раньше Дона и помог окрепнуть психически и морально. Можно сказать, что во всём огромном клане Карнолли только брат был тем, кого Донован искренне любил и к кому проявлял теплые чувства. Увы, с сыном повторялась та же история, что и с самим Донованом. Хорошо еще, что жена Бастиана любила мальчика, как и своего сынишку. Но, если ничего не изменить, Энрико будет воспринимать Дона, как он сам — Винченцо. Не как отца, а как босса. — Донован, где ты там застрял? — проворчал из кабинета Винченцо. — У нас еще много дел. — Мама, я должен идти. Если хочешь, можешь заехать ко мне завтра вечером, я познакомлю тебя с Ханганом, — Дон кивком попрощался с матерью и вошел в кабинет, закрывая дверь за спиной. Он очень сомневался, что Марина приедет с семейным визитом, но всё же распоряжения нужно оставить. Совещание в кругу самых доверенных лиц завершилось довольно поздно. Решался не только вопрос Хангана, но и планировались дальнейшие действия в случае, если Луано не угомонится. Донован поймал на себе парочку недовольных взглядов, но проигнорировал их, делая мысленную зарубку приглядеться к этим «сеньорам». «Сеньорами» называли круг высокопоставленных членов организации, которые не только управляли ею вместе с Винченцо, но и владели большим легальным бизнесом, занимались высокой политикой страны или «торговали лицом» на весь мир. Популярный актер иногда имеет не меньшее влияние на народ, чем какой-то министр. Винченцо, конечно, держал «сеньоров» в крепком кулаке, но всё же у каждого из них было своё понимание проблемы и ее решения. Донован был в своем праве, но не все восприняли это как должное. И могли последовать разного рода подковерные игрища. По правде говоря, Ханган был лишь одним из поводов войны с Луано, но далеко не причиной. Это все понимали, поэтому решение было всё же принято в пользу Донована и его нового супруга. Винченцо остался решать какие-то совсем далекие от Донована вопросы, поэтому отпустил сына. Дон поспешил убраться из семейного особняка, предвкушая спокойный вечер. Он решил сегодня не поднимать никаких сложных тем в разговоре с Ханганом. У них есть еще пара более-менее свободных дней, можно поговорить и завтра. Двор и дом были довольно ярко освещены, встречая Донована не только приветствием прислуги, но звуками музыки, смехом и запахом еды. По мере приближения к столовой, смех и голоса становились громче, а аромат чего-то вкусного будоражил проголодавшийся организм. Донован остановился на пороге, глядя на сидящих за столом мужчин: Ильм — супруг одной из кузин — поднял взгляд и улыбнулся. Второй же, со светлыми волосами и в ярком голубом свитере, сидел спиной к двери и оглянулся не сразу. А потом поднялся из-за стола и, улыбнувшись, спросил: — Донован, ты будешь ужинать? Мы только сели. Дон во все глаза смотрел на сияющего улыбкой и глазами Банни. Светлая гривка волос с косо подстриженной челкой шла Хану гораздо больше темной, разом превращая симпатичного парня в шикарного молодого мужчину, достойного сценических софитов. — Донован? — Хан шагнул ближе и охнул, когда Дон сцапал его в свои руки. — Да, я очень голоден, — признался Донован. — Давно не ел… сладкого. Голубые глаза Банни лукаво заблестели, он с наигранной озадаченностью прикусил нижнюю губу, а потом покачал головой, посверкивая бриллиантами в серьге: — Но у нас только запеченная телятина и салат. — А десерт? — Донован потянул ворот тонкого свитерка, обнажая метку над ключицей Хана и припадая к ней поцелуем. — Сначала ужин, — рассмеялся, поежившись, Ханган. Донован слегка отстранил его от себя и провел ладонью по пушистым прядям. — Ты красивый, Банни. Если он ожидал, что Хан смутится, то не дождался. Банни знал, что красив, и не стеснялся этого. Донован перевел взгляд на Ильма, который старательно отводил взгляд, и тяжело вздохнул. Десерт всё же придется отложить. А Ильму выразить благодарность за преображение Хана. — Марта, подай господину ужин, — Банни неуловимым движением ускользнул в сторону стола и уже командовал горничной. — Господин пьет вино или что-то покрепче? Донован не сразу понял, что последний вопрос был адресован ему, и рассмеялся, чувствуя, что внутри разлилось что-то горячее, как зимний глинтвейн.