Обратная сеть

      Чонгук уже давно привык, что Сон Хиджун — его друг, с которым он стал значительно реже общаться после окончания университета, и с которым был в клубе в тот день, когда впервые заметил там Чимина — стабильно, раз в два-три месяца обрывал его телефон, сначала чтобы радостно сообщить о своих новых отношениях, а затем чтобы поплакаться, что очередной парень его бросил. Чон еще на четвертом курсе отказался от попыток донести до друга, что тот был слишком неразборчив в выборе избранника, и поэтому каждый раз, когда первые порывы страсти улетучивались, оказывалось, что Хиджун и его возлюбленный — совершенно разные люди, которых кроме секса ничего не связывало и не интересовало друг в друге. И Хиджун вновь затапливал свое горе в слезах и в стаканах с выпивкой, а затем встречал очередное «красивое лицо» и как будто тут же забывал весь свой прошлый опыт, начиная новый виток излюбленного замкнутого круга.       Несмотря на столь разрушительное легкомыслие в отношении личной жизни, Хиджун был очень добрым и надежным другом, готовым всегда помочь по мере своих возможностей, и Чонгук в нем это очень ценил, оттого еще сильнее чувствуя некую обиду и несправедливость, что Сону так не везло в любви. Но распоряжаться чужой жизнью Чон права не имел, и поэтому просто старался оказывать свою поддержку, когда она требовалась.       Должно быть, по той же старой привычке, увидев новое сообщение, от которого сквозило ликованием даже через печатные буквы, и в котором Хиджун делился о начале новых отношений, Чонгук лишь тяжело вздохнул и пожелал удачи: искренней, но, к сожалению, маловероятной. Сон на этом не остановился и сразу же позвонил, но не для того, чтобы рассказать о своем блаженном состоянии в еще более разнообразных красках, а с целью пригласить отпраздновать это событие.       — Извини, у меня планы на эту субботу, — виноватым голосом протянул Чон.       И это было правдой. Он действительно собирался встретиться с Чимином и провести время вместе, хоть они и не решили пока что, как именно.       — Че-е-ерт, — заголосил в трубку Хиджун. — Я так надеялся, что если сообщу тебе заранее, то ты не успеешь ничего запланировать и согласишься. В этот раз все по-другому. Я почти уверен, что это надолго.       Чонгук насмешливо, но беззлобно фыркнул.       — Ты постоянно так говоришь. Прости, Джун. Я пообещал кое-кому гораздо раньше. Но я могу встретиться с тобой, например, в воскресенье.       Послышался громкий печальный вздох, а затем несколько секунд молчания, и Чон уже подумал, что друг все-таки обиделся, но он внезапно заговорил с новой надеждой в голосе:       — Если это твой друг или парень, то, может, ты придешь с ним? Все будет более чем прилично. А если твой товарищ гомофоб, то мы можем даже сделать вид, что это просто дружеская встреча. Но я очень хочу познакомить тебя с Альбертом.       — Альберт? — Переспросил Чонгук, даже не пытаясь скрыть свое удивление.       — Ну… да… Я потом объясню, — замялся Хиджун. — Ну так что?       Чон, наконец, на несколько секунд призадумался. С одной стороны, ему хотелось побыть с Чимином только вдвоем, но с другой — было немного нечестно, что сам Чонгук уже вполне по-дружески общался с Тэхеном, а вот Пак никого не знал из его окружения. Юнги был не в счет, ибо их отношения все еще не выбивались за деловые рамки.       — Не переживай, мы просто хотели поиграть в настолки. Даже алкоголя не будет. Максимально культурный и безобидный вечер, — добавил Хиджун, как будто чувствуя сомнения Чона.       — Я тебя не узнаю, — усмехнулся Чонгук.       — Ты все поймешь, когда придешь.       — Ладно, давай сделаем так: я уточню у своего… друга, и если он захочет присоединиться — мы приедем. Если нет — прости, тогда встретимся в другой день. И нет, он не гомофоб. Он… человек, который мне очень нравится.       — Так вот оно что, — хихикнул Сон. — Ладно, договорились. Тогда жду от тебя сообщение.       Чонгук попрощался с другом и, завершив вызов, отодвинул от себя телефон. Он собирался поговорить с Чимином о поступившем предложении во время обеденного перерыва, каждый из которых они теперь по возможности проводили вместе. Изначально они несколько раз звали с собой и Тэхена, чтобы он не думал, будто о нем забыли, но из-за новой должности перерыв у Кима был настолько нестабилен, что все попытки пообедать втроем оказались тщетны. Однако и Чонгук, и Чимин — оба старались в течение дня находить возможность хотя бы ненадолго подойти к его стойке и поболтать. Чону в этом плане было значительно проще: он каждое утро заходил к Юнги.       Услышав неожиданный вариант проведения субботнего вечера, Пак, казалось, немного растерялся, и Чонгук сначала пожалел, что вообще его озвучил, а затем стал предлагать позвать еще и Тэхена, чтобы Чимин, возможно, чувствовал себя более комфортно. Под конец своей чуть сумбурной речи Чон напомнил, что можно было просто отказаться и провести время где-нибудь вдвоем, как они изначально планировали.       — Нет, я не против, — подал, наконец, голос Пак. — Тэ, правда, с нами точно не сможет: он уезжает в Тэгу. Но я буду рад познакомиться с твоим другом.       Чимин сразу после этого очаровательно улыбнулся, а Чонгук ощутил, как его сердце, беспомощно трепыхавшееся от волнения, принялось с благодарностью восстанавливать умеренный ритм. Однако спокойствие вернулось ненадолго. С того момента, как только Чон задумывался о приближающейся субботе, его охватывал легкий мандраж, который удавалось достаточно быстро отогнать, но избавиться полностью все же не получалось. Он замечал, что Пак тоже нервничал, когда речь заходила о предстоящих планах, и мысль о том, что он был не единственным, кто ждал эту субботу, приятно согревала изнутри, позволяя набраться уверенности.       Хиджун прислал адрес сразу, как только Чонгук подтвердил свое намерение приехать с Чимином. От количества радостных смайликов в ответном сообщении друга у Чона в тот момент едва не зарябило в глазах. Сон предупредил, что местом встречи будет тематический бар, и что Альберт тоже пригласил двух своих друзей, поэтому у них теперь был зарезервирован стол на шестерых. Хоть заведение и называлось баром, а алкогольная карта все же присутствовала, Хиджун убеждал, что туда приходят совсем не для того, чтобы выпить, а также обещал, что все станет понятно уже на месте.       Несмотря на то что оба не собирались употреблять алкоголь и могли бы добраться каждый на своей машине, Чонгук и Чимин все-таки заранее договорились приехать вместе. Возможно, Паку так было немного спокойнее, учитывая что он собирался провести время в компании, в которой никого не знал. Чон в тот день был за рулем, поэтому подъехал к уже отчасти знакомой многоэтажке, забрал Чимина, и они вместе отправились в бар.       Вопреки своей календарной принадлежности к лету, август с первых же дней опустился на землю неожиданной прохладой, которую себе не всегда позволял даже сентябрь, поэтому люди поспешили облачиться в более теплую одежду, которую наверняка были не готовы доставать из шкафов так рано. Чонгук тоже укутался в широкий черный свитер, который Юнги буквально заставил его надеть, обещая в противном случае выразить всю свою родственную любовь смачными пиздюлями, если Чон «заболеет из-за желания покрасоваться своими мускулами». Чимин в этом плане, вероятно, был гораздо умнее и сам натянул на себя теплую белую толстовку, накинув на плечи еще и бледно-голубую джинсовку, которая отправилась на заднее сиденье — к кожаной куртке Чонгука. В машине было достаточно комфортно, чтобы обойтись без верхней одежды, но вот на улице она вполне могла пригодиться.       После того как Хиджун сказал, что бар был тематическим, Чон успел себе представить бесчисленное количество вариантов. Однако когда они с Чимином не без труда отыскали небольшое кирпичное здание, имевшее всего три этажа, и зашли внутрь, то оба застыли прямо у двери, разглядывая интерьер широко распахнутыми глазами. Заведение охватывало не слишком большую площадь, но на ней умещались три громоздких стола на восемь человек, а также несколько маленьких — уже для четверых. Взгляд сразу же цеплялся за внушительное количество темного резного дерева, покрытого тонким слоем блестящего лака, что не придавало обстановке какой-то особой роскоши, а скорее отсылало к древности, на несколько веков назад, помогая ощутить себя в другой эпохе или даже в другом измерении. Освещение в помещении было сильно приглушенным, отбрасывая множество теней от с виду тяжелых, затертых под старину, винтажных люстр.       Рассмотрев внимательнее темно-красные, словно выцветшие, стены, на которых висело множество небольших картин в деревянных рамах, а также расползались загадочные надписи на непонятных языках, Чонгук стал догадываться, что атмосфера этого бара была вдохновлена «Властелином колец», «Гарри Поттером» и, возможно, еще чем-то фантастическим, что он не узнавал.       Завидев за одним из широких столиков энергично машущего рукой друга рядом с каким-то незнакомым парнем, Чонгук легонько прихватил за локоть Чимина, следом направившись в их сторону. Уже по пути Чон заметил в стенах углубления, в которых располагались крохотные шарообразные светильники в окружении каких-то тематических артефактов. На некоторых столах была размещена украшенная множественными выбитыми узорами массивная металлическая посуда, а также крупные, ярко-красные зажженные свечи, из-за чего складывалось впечатление, будто находишься в какой-нибудь древней, мифической таверне.       — Привет, — тут же налетел с объятиями Хиджун, а затем протянул руку Чимину, одновременно представившись.       Пак чуть смущенно пожал чужую ладонь, назвав свое имя в ответ, и, возможно, неосознанно сделал небольшой шаг ближе к Чонгуку, который в это время со скрытым удивлением рассматривал друга, а затем бросал осторожные взгляды на его спутника. Сон был одет в черные спокойные джинсы, которые издалека можно было спутать с классическими брюками, а также в клетчатую красно-голубую рубашку, застегнутую на все пуговицы. На парне рядом с ним были похожие брюки и травянистого цвета джемпер крупной вязки. Его внешний вид казался слишком аккуратным, и больше всего взгляд задерживался на прическе, в которой светло-каштановые пряди, зачесанные немного набок, выглядели так, будто их обладатель потратил не один час на укладку. Чон не чувствовал, что его это отталкивало в человеке напротив, но он как минимум поймал себя на мысли, что сам никогда настолько не заморачивался в этом плане. И теперь Чонгук отдаленно понимал, почему Хиджун, который любил удобную, иногда даже небрежную одежду, сегодня выглядел так.       — Знакомьтесь, это Альберт, — заверещал в это время друг, аккуратно придерживая парня рядом с собой за предплечье.       Парень протянул правую руку сначала Чонгуку, представившись полностью:       — Альберт Миллз.       Пока новый знакомый приветственно сжимал ладонь Чимина, Чон уже более открыто разглядывал его, иногда бросая косые взгляды на Хиджуна, который, хоть и улыбался, но все же заметно нервничал. Стоило отметить, что несмотря на иностранное имя, Альберт внешне выглядел как обычный кореец, но с чуть более мягкими чертами, которые, впрочем, почти не выделялись. Его можно было назвать симпатичным, однако длительное внимание к себе он не притягивал. Речь Миллза также была чистой, без какого-либо иностранного акцента.       Только чуть позже, когда все уселись за огромный стол, заказали безалкогольные напитки и легкие закуски, которые, как оказалось, в этом месте относились к европейской кухне, Чонгук узнал, что Альберт родился и вырос в Корее, но его отец был шотландцем, и последние несколько лет жил у себя на родине. Еще одним неожиданным фактом стало то, что Альберт преподавал в университете, и Чон охренел в этот момент настолько, что даже прослушал, какую именно дисциплину, — лишь впивался в друга недоумевающим взглядом, пока тот кусал губы и потирал покрасневшие уши.       Вскоре подошли и двое других парней, которые являлись приятелями Альберта, и Хиджун, наконец, притащил за их стол несколько коробок с играми, что хранились на огромном стеллаже в одном из углов помещения. В этот же момент официант, облаченный в черную атласную мантию с накинутым на голову капюшоном, принес им заказанные напитки и еду, а Чонгук честно старался не смотреть на него как восторженный ребенок, увидевший героя из своей любимой сказки, ибо столь необычная униформа выглядела одновременно и чрезвычайно жутко, и неумолимо прекрасно.       После краткого знакомства с новоприбывшими, все шестеро, наконец, приступили к играм, как Хиджун и обещал изначально. Чон заметил, что Чимин сначала вел себя немного замкнуто, как будто ему требовалось чуть дольше времени, чтобы привыкнуть к их компании, но когда смог расслабиться, то стал часто и широко улыбаться, активно участвовать в разговорах и смеяться над безобидными наказаниями для проигравших, в то время как Чонгук все не мог налюбоваться его изумительными чертами: его лицом, на котором совершенно беззаботно и обворожительно отображался весь спектр эмоций, беспорядочно сменяющих друг друга, его размашистыми жестами, которыми он словно пытался выразить то, с чем не справлялась мимика. В груди Чона будто все больше и больше не хватало воздуха оттого, насколько бесконтрольно разрастались зародившиеся когда-то чувства, всячески требуя к себе внимания и заставляя влюбляться еще сильнее, преодолевая новые ступени, когда, казалось бы, максимальный рубеж уже давно был пройден.       — Вот бы и на меня смотрели так же, как ты смотришь на него, — мечтательно произнес Хиджун, как только они вдвоем вышли в зону для курения.       Чонгук, не собирался оставлять Пака одного, но тот сам шепнул: «Иди. Я же вижу, что тебе нужно пообщаться с другом наедине. Со мной ничего не случится за пять минут.» Так они с Соном и оказались в небольшом тесном уголке, безжалостно охваченные сквозняком. Друг зажег сигарету и медленно затянулся, выдыхая в противоположную от Чона сторону.       — У вас взаимно?       — Не знаю, — честно ответил Чонгук, разглядывая крохотный огонек, от которого тянулась тонкая струйка дыма. — У нас непростая история знакомства.       Он пожал плечами, а Хиджун хмыкнул, вновь поднося сигарету к своим тонким губам.       — А что насчет Альберта? — Мягко улыбнувшись и приподняв одну бровь, поинтересовался Чон, заставив друга тихо рассмеяться.       — Ну такого взгляда я на себе не замечал, а про знакомство… Скажу — не поверишь.       Теперь обе брови Чонгука были одинаково приподняты, и на лице — он даже не сомневался — отображалось небывалое любопытство, отчего смех Сона повторился, став еще громче.       — Познакомились на фан-встрече по «Властелину колец». Меня туда младшая сестра утащила, потому что родители ее по-другому не отпускали. Пообещала целый месяц за меня посуду мыть. А Альберт увлекается всей этой темой. Встретились, начали общаться и… вот. А потом я еще охуел, когда узнал, что он профессор.       Хиджун неловко почесал затылок, второй рукой затушив недокуренную сигарету, а Чонгук расхохотался, представив все это у себя в голове.       — По телефону ты уверял меня, что это серьезно, — вспомнил он, легонько пихнув друга в плечо. — Да и судя по твоему внешнему виду.       Хиджун закатил глаза, усмехнувшись.       — Мы начали встречаться чуть меньше недели назад. И с ним как-то… по-другому что ли… Непривычно даже. Он заботится обо мне, а я хочу заботиться о нем. Не припомню, чтобы я раньше думал об этом, если речь шла не об удовлетворении во время секса.       — Хороший знак, — пожал плечами Чонгук, вызвав на лице друга неширокую, но наполненную благодарностью улыбку.       — Идем, а то нас потеряют. И спасибо, что пришел, Гук.       Чон улыбнулся в ответ, едва уловимо кивнув, и они вернулись к столу, за которым четверо оставленных ими ребят обсуждали почему-то фондовый рынок. Чонгук сначала немного удивился, что Пак вполне динамично участвовал в разговоре, но тут же вспомнил, кем он работал, и про себя усмехнулся.       Невзирая на массу положительных впечатлений от совместного времяпрепровождения, они просидели в баре уже около трех часов, и Чон все же ощутил легкую приятную усталость, предположив, что и Чимин мог чувствовать нечто подобное, поэтому Чонгук незаметно наклонился к его уху, тихо намекнув, что они могли бы уже попрощаться со всеми и отправиться по домам. Пак, не отодвигаясь, повернулся к нему и с еле заметной улыбкой кивнул, а Чонгук непроизвольно сглотнул, стараясь отогнать от себя мысли о красоте чужого лица в столь непринужденной близости, заставившей кровяное давление Чона моментально подскочить как у самого проблемного гипертоника.       Остальные ребята тоже подхватили идею разъехаться, тем более у них уже заканчивалось отведенное время брони. Хиджун напоследок крепко обнял Чонгука, затем Чимина — уже гораздо сдержаннее, а Альберт и его два товарища предложили обменяться рукопожатиями. Покинув здание, Пак глубоко вздохнул и улыбнулся, кутаясь в свою джинсовку.       — У тебя забавный друг, — поделился он. — Хиджун, конечно, не такой причудливый, как наш Тэ, но в нем тоже есть свое очарование.       Они как раз подошли к автомобилю, и Чонгук негромко рассмеялся, устраиваясь на водительском сиденье и дожидаясь, пока Чимин, усевшись рядом, пристегнется.       — Если бы не Альберт, я бы подумал, что он тебе понравился, — попытался пошутить Чон, стараясь не думать о том, как от подобной мысли неприятно вспотели ладони.       — Боюсь, дело не только в Альберте, — загадочно ухмыльнулся Пак, задержав свой взгляд на несколько секунд на лице Чонгука, а после отвернувшись к стеклу и чуть сползая по сиденью. — Не против, если я немного вздремну?       — Да, конечно, — тихо ответил Чон, сглотнув какой-то странный, небольшой ком в горле.       Всю дорогу до чужой многоэтажки Чонгук прокручивал в голове последнюю фразу, сказанную Чимином, а также его поведение, его смех в баре, вспоминал какие-то детали о новых знакомых, свои наблюдения за Хиджуном и Альбертом. Он старался ехать чуть медленнее чем обычно, чтобы не разбудить Пака, который, судя по всему, действительно смог вырубиться, и от этого собственный расслабленный разум сам подкидывал недавние картины, заставляя ощущать одновременно и трепет, и волнение, и рвущийся наружу непроизвольной улыбкой восторг, принесенный этим днем.       Уже на территории знакомого жилого комплекса Чонгуку даже не пришлось будить своего спящего пассажира, поскольку тот словно почувствовал, что оказался недалеко от дома, и проснулся сам. Чон остановился и повернулся к Чимину, собираясь попрощаться, а затем проводить его фигуру пристальным взглядом, пока та не скроется за дверями подъезда. Однако Пак, словно задумавшись, поднес указательный палец к подбородку и, чуть прищурившись, смотря при этом на Чонгука, вдруг выдал:       — Не знаю, как ты, но я после европейских закусок мечтаю о целой кастрюле чего-нибудь острого и корейского. Могу поделиться тем, что есть в холодильнике.       Чимин несильно пожал плечами, следом чуть улыбнувшись, а Чон облизнул вмиг пересохшие губы, пытаясь мысленно убедить себя, что озвученное секундами ранее приглашение ему не почудилось. Его сил хватило лишь на то, чтобы растерянно кивнуть, но Пак как будто и не ждал от него иной реакции, и все же едва заметно начал сжимать пальцами нижнюю пуговицу своей куртки — очевидно, тоже ощущая некоторое волнение.       Чонгук позаботился об автомобиле и, запихнув ключ в карман своей кожаной куртки, отправился вслед за Чимином, с каждым новым шагом ощущая внутри себя громогласную смесь из любопытства, робости и воодушевления. Пак уже у лифта достал из кармана ключи от квартиры и стал медленно и почти незаметно перебирать их в своих крохотных ладонях.       Они молча поднялись на нужный этаж, где Чон, пытаясь себя немного отвлечь, изучал взглядом отделку: стены внутри подъезда были выкрашены серой краской, местами меняясь в оттенках, прямо напротив лифта черным цветом были указаны номера квартир, которые располагались на данном этаже, и Чонгук насчитал пять, позже подтвердив это, когда увидел столько же входных дверей. Чимин отпер свою и широко открыл, пропуская Чона к себе в квартиру. Она показалась не слишком большой, но вполне просторной и комфортной для проживания одного человека. Интерьер был выполнен в самых распространенных бежево-коричневых тонах, и хоть Чонгук смог заметить несколько разбросанных хозяйских вещей, в целом чужое жилище выглядело достаточно опрятным.       Чон скинул обувь и кожаную куртку в прихожей, а затем проследовал за Чимином на кухню, которая оказалась меньше чем та, к которой он привык в квартире Юнги, но места вполне хватало, чтобы не тесниться. Пак сразу же залез в холодильник, а затем, недовольно цокнув, начал быстро лазить по шкафам.       — Боюсь, смогу предложить только рамён, — наконец, повернулся он, держа в руках несколько ярких пачек. — И ты же ешь острое? Я вроде видел, что ты брал в кафетерии…       — Да, — подтвердил Чонгук, поправив рукав своего свитера. — И я могу помочь.       Чимин открыто от помощи не отказался, но в действительности все, что он позволил сделать, — налить воду в кастрюлю и поставить ее на варочную панель. Остальным же занимался сам — намеренно или же не совсем, втягивая Чона в непрекращающиеся разговоры о прошедшем дне или иногда перескакивая на тему работы.       Чонгук проголодался еще сильнее, когда ароматная чаша стояла у него уже перед носом и щекотала слизистую запахом мяса и специй. Он едва выждал пару минут, не дав еде хотя бы немного остыть, затем схватил палочки и стал с наслаждением втягивать аппетитную лапшу. Из-за этого Чон не сразу заметил на себе внимательный изучающий взгляд, наполненный какой-то спонтанной нежностью, которую Чонгук совсем не рассчитывал в тот момент увидеть. Пак, засмотревшись, легонько вздрогнул и уткнулся в свою тарелку, рассеянно улыбнувшись.       — В понедельник угощаю тебя обедом, — предупредил Чон, сумев за короткое время расправиться с большей частью своей порции.       Чимин негромко и вроде бы утвердительно промычал, пытаясь в это время прожевать часть лапши. Видимо, они и правда оба оказались ужасно голодными, если всего через пять минут Чонгук, вскочив из-за стола, схватил и начал намывать грязную посуду, стараясь успеть сделать еще хоть что-то полезное.       За окном уже давно стемнело, и Чон, выключив воду и повернув голову, увидел, как Чимин залюбовался красотой вечерних огней, задумчиво поднеся указательный палец к губам, которые от контакта с острыми специями распухли еще больше и заметно покраснели. Чонгук сглотнул, ощущая, как желание коснуться их, бережно провести по ним кончиком языка в этот момент настолько врезалось в него, что становилось похожим на пытку. Но он все еще сдерживал его и был готов сдерживать дальше, даже если для этого приходилось отчаянно бороться со своей выдержкой. Как назло, Пак в этот момент повернулся, как будто уловил отголосок его ощущений и, вероятно, смог отследить его взгляд, догадавшись об очевидных мыслях.       — Чонгук… — негромко позвал он.       Чон в ответ тихо, прерывисто вздохнул, рассеянно опустив голову и легонько мотнув ею, будто это должно было отогнать лишнее, вернуть прежний уровень самоконтроля.       — Прости, хён… — забормотал он. — Ты такой красивый, и ты мне так сильно нравишься, что я просто… Я не собирался ничего такого… Мы можем забыть об этом?       Незапланированное признание так стремительно и так отчаянно сорвалось с языка, обжигая рецепторы похуже острого перца и оставляя за собой томительную горечь, смыть которую не удавалось даже обильной слюне, заставляя и язык, и часть глотки слегка онеметь. И в то же время на душе всего на короткий миг стало немного спокойнее оттого, что частицу продавливавших грудную клетку чувств выпустили наружу.       Чимин с какой-то досадой вздохнул, из-за чего сердце Чонгука, стучавшее так громко, что его вибрация отчетливо ощущалась аж в позвоночнике, болезненно сжалось. Пак сделал несколько шагов к нему, оказавшись на расстоянии полуметра, и Чон неуверенно поднял взгляд.       — Нам не обязательно об этом забывать, и ты ведь не сделал ничего, за что стоило бы извиняться. — Чимин осторожно взял его ладонь в свою. — Ты мне тоже очень нравишься, Гук.       Чон заглянул в чужие глаза с долей неверия, ошеломления и сдерживаемого с колоссальным трудом упоения от осознания того, что все это — часть действительности, к которой он так хотел приблизиться, а теперь был близок как никогда.       — Но прежде чем ты что-либо скажешь или… сделаешь, я хочу, чтобы ты кое-что знал, — с некоторым напряжением в голосе проговорил Пак.       Чонгук, стараясь отогнать замаячившую на горизонте тревогу, еле заметно кивнул, и Чимин, неспешно потянув его за собой, усадил обратно за стол, придвинув еще один стул и разместившись рядом, однако так и не выпустив руку из своих аккуратных ладоней.       — Я обещал тебе больше не вспоминать об этом, но сейчас это необходимо, — начал Чимин, на несколько секунд прикусив краешек своей нижней губы. — Когда мы впервые встретились и оказались в номере, я действительно планировал переспать и разойтись. Точнее… пытался заставить себя, но уже тогда понимал, что не смогу. Хоть ты и не спрашивал, но тебе наверняка интересно, почему я тогда повел себя так, когда ты снял футболку, и я увидел… твое тело. — Он тихо сглотнул и сделал неглубокий вздох. — Это связано с моим бывшим парнем. У нас были обычные отношения. Не лучше и не хуже чем у других. Иногда мы ссорились, но никогда не доходило до оскорблений или драк. И я не сразу понял, что некоторые люди используют более продуманные способы, если хотят что-то получить. Таким был и Тэмин. Я как дурак не замечал того, как ловко он манипулировал мной, когда ему что-то было нужно. Он уговорил меня бросить танцы под предлогом заботы обо мне и о наших отношениях. Я видел в этом любовь и не видел очевидного. — Пак на несколько секунд замолчал, немного нахмурившись, как будто боролся с чем-то внутри себя, а затем заговорил чуть тише: — Видимо, я ему наскучил, когда стал слишком покорным. Я это не рассказывал Тэхену, чтобы он не отыскал и не убил его, но ты должен знать, потому что… — Он вновь на миг замолчал, в очередной раз сглотнув. — В тот день, когда мы виделись в последний раз, он грубо трахнул меня… Сначала все выглядело, как будто он соскучился и из-за этого плохо сдерживался, но потом… Это оказалось настолько хуёво, что на следующий день мне пришлось пойти к врачу. Хотя на душе у меня тогда было не лучше. А Тэмин посмеялся надо мной, собрал вещи и ушел.       Чон вздрогнул, когда почувствовал чужую ладонь на своей свободной руке и, только переведя свой взгляд на нее, заметил, насколько сильно сжимал угол стола, тут же расслабив пальцы и глубоко, рвано вздохнув. Чимин рассказывал все с нескрываемой болью в голосе, но его глаза выглядели такими же «сухими», без тени намека на возможные слезы. Должно быть, он уже смог научиться справляться с мыслями об этой истории.       — Я длительное время пытался понять, в какой момент что-то изменилось, что привело ко всему этому. Искал в этом свою вину… Но, может, ничего и не менялось, а всегда было не так, как мне казалось. — Пак грустно усмехнулся. — После нашего расставания я вернулся в эту квартиру, затем долго пытался восстановить побитую самооценку. Тэ был рядом со мной, и я ему очень благодарен, но всей правды так и не рассказал. Я больше не вспоминаю о том случае, но с того момента… Мне труднее дается доверие к кому-то и… близость чужого тела. — Он на секунду поморщился, а затем посмотрел Чонгуку прямо в глаза. — Я бы очень хотел попробовать начать с тобой… Но также должен был рассказать тебе об этом, чтобы ты знал, что мне может потребоваться дополнительное время, чтобы привыкнуть к некоторым вещам… И чтобы ты решил для себя, нужно ли тебе все это.       Чон очень медленно и глубоко вздохнул, на миг опустив веки. Он слишком ярко ощущал, как его разгрызали чувства, которым невыносимо хотелось дать волю, а вместо этого — пришлось обуздать. Ярость на бывшего парня Чимина, казалось, готова была стереть его нервные клетки в порошок, но разум из последних сил ее сдерживал, стараясь перевести все внимание с того, что уже когда-то произошло, осталось позади и уже не подлежало исправлению на то, что еще можно было построить, на те чувства, которыми хотелось поделиться, окутать, защитить, попытаться подарить хотя бы частицу тепла и такого хрупкого счастья.       — Хён… — наконец, позвал он негромко, ласково и почти невесомо поглаживая кончиками пальцев чужое запястье. — Спасибо, что рассказал… То, что ты смог доверить мне это… Для меня это очень много значит, правда. Я уже говорил, что ты изначально не был для меня приключением на одну ночь, и если тебе некомфортно, я к тебе не прикоснусь, пока ты сам этого не захочешь…       Чон скорее непроизвольно потянул к себе руку, словно хотел этим жестом подтвердить правдивость сказанных слов, но Чимин удержал его ладонь в своих, мягко улыбнувшись.       — Эй, я не просил не трогать меня. Я попросил не торопиться, — мелодичным голосом произнес Пак, на что Чонгук еле заметно кивнул.       — Значит… — неуверенно протянул он. — Мы можем попробовать?       Чимин на это рассмеялся уже чуть громче и веселее, сохраняя чистую, искреннюю нежность во взгляде.       — Да, Гук. Мы можем попробовать, — подтвердил он, подарив мягкую улыбку.       Чонгук улыбнулся в ответ, ощущая все то же отдающее громким грохотом в груди собственное сердце, которое теперь выстраивало с виду все тот же, но глубоко внутри — совершенно другой ритм, словно начиная новый жизненный путь, устраиваясь поудобнее у линии старта и втайне надеясь просмаковать те самые отзвуки, которые способно подарить лишь одно искреннее чувство, от которого два сердца готовятся работать сообща.       Чон и подумать не мог, что его отношения с Чимином начнутся таким непредвиденным образом, разрушая все возможные картины, против воли рисовавшиеся ранее в голове. Он не планировал говорить о своих чувствах ни в этот день, ни в ближайшие, следующие за ним. И все же он абсолютно не жалел, что они решили попробовать именно так, впустили в души друг к другу, доверились, открылись. Чонгук не мог надеяться, что его парень, провожая его до прихожей, чуть приподнимется и, потянувшись вперед, коснется его губ своими: сначала невинно, лишь слегка прижавшись, а затем — отстранится на несколько сантиметров и своим пристальным, нежным взглядом разрешит поцеловать по-другому: все еще не напористо, однако более чувственно, маняще, волнительно. Чон не ожидал, что ощутит на губах Чимина острый вкус — от специй или от высказанной совсем недавно боли, которую хотелось забрать себе, прочувствовать, исцелить и больше никогда не допустить, позабыв о том, что «никогда» звучит слишком громко и фальшиво, но попытавшись обхитрить его или заставить сделать для них исключение.       Чонгук не догадывался, что этот день сумеет подарить ему столь многое. Не только многое, но и невыразимо ценное.