***
Драко посмотрел на свою спящую жену, а затем на ребенка, лежащего рядом с ней. Они назвали ее Гертрудой. Выбор имени объяснялся не столько стремлением к красоте и благозвучию, сколько данью традициям. В каждом поколении семьи Грейнджер первого ребенка называли в честь одного из героев Шекспира. И по странному совпадению даже имя матери Драко, Нарцисса, было созвучно имени героини из пьесы Шекспира «Венецианский купец» — Нериссы. Прошло пять недель с тех пор, как родился ребенок. У нее были голубые глаза, как у любого новорожденного ребенка, и невероятно светлые, почти белые волосы. Но все еще может измениться. Внешне она больше походила на свою мать, с таким же маленьким вздернутым носиком, но ее улыбка была истинно малфоевской. Драко наклонился и нежно поцеловал Гермиону. Он не прикасался к Гертруде, боясь разбудить ее. После бессонных ночей они оба нуждались в отдыхе. Парень справлялся с этим сам, хотя иногда у него бывали очень утомительные дни на работе. Но он видел, как тяжело сейчас девушке, и уже начинал опасаться, что у нее может не хватить сил на все это. Малфой уже привык к тому, что она всегда была рядом, совсем как тогда, в Хогвартсе, и он даже представить себе не мог, что бы он делал, если бы снова остался один. Конечно, они собирались попытаться жить вместе, но в глубине души Драко боялся, что ничего не получится. Он не верил, что он действительно нравится Гермионе, ему казалось, что она остается здесь только по необходимости, и как только что-то изменится, она немедленно уедет. Конечно, он тоже мог бы уйти, но не хотел. В последнее время, все больше и больше размышляя об их отношениях, он пришел к выводу, что понятия не имеет, как будет жить дальше без нее. Гермиона была его полной противоположностью, хотя в то же время он чувствовал, что они двое кажутся единым целым. Но смогут ли они жить вместе, он не знал. Он хотел видеть в ней не только человека, разделившего с ним это невероятно трудное время, но и свою любимую жену, спутницу жизни. Гермиона почувствовала его поцелуй, но не открыла глаза. — Ты помнишь, что у нас сегодня будут гости? — прошептала она. — Как я могу забыть об этом? — холодно ответил Драко. — Все будет хорошо, дорогой, — улыбнулась Гермиона. — Ну, да, — тихо ответил он. — Просто я могу не дожить до завтрашнего дня, но ты не будешь рисковать с этим, верно? — Не говори глупостей, — Гермиона схватила его за руку. — Я не позволю им причинить тебе боль. — Как мило с твоей стороны, — ухмыльнулся он. — Поцелуй меня еще раз и иди, а то опоздаешь. Он снова наклонился к ней, и их губы встретились. — Это все равно что целовать шелк, — подумал Малфой. Он уже собирался отстраниться, но она удержала его и, обвив руками его шею, притянула к себе для нового поцелуя, горячего и страстного. Ее язык скользнул по его нижней губе, то нежно, то настойчиво, и Драко наклонился вперед, слегка приоткрыв губы, отвечая на поцелуй. Опустившись на колени у кровати, слизеринец погладил плечи и спину Гермионы, прижал ее к себе, а затем, едва касаясь, нежно обвел кончиками пальцев набухшие соски. Как ему нравилось ощущать тепло ее большой груди, теперь отяжелевшей от молока. Гермиона запрокинула голову, и он прикоснулся губами к ее шее. — Милая, мы должны остановиться, — выдохнул Драко. — Мы можем разбудить ее, а мне пора идти. — Я знаю. — Не пойми меня неправильно. Знаешь, я бы действительно хотел остаться. — Твоя работа очень важна. Я не думала, что это зайдет так далеко, — она обхватила его лицо ладонями и посмотрела ему в глаза. — Я так сильно хочу тебя! Драко не мог в это поверить. Не то чтобы она хотела его, но то, что она действительно сказала это, что он не ослышался. — Я хочу тебя еще больше, но мы не можем, — сказал он. — Мы можем, — прошептала она. — Позже, — и, притянув его к себе, снова быстро поцеловала. — А теперь иди. Драко послушно встал и спокойно направился к выходу, но последние слова Гермионы снова и снова звучали у него в голове. Мы можем. Позже. И воображение невольно рисовало завораживающие образы. Однако он знал, что это «позже» может наступить только после тяжелого рабочего дня и после вечернего визита гостей, и боялся, что до этого времени слишком многое изменится. Больше всего на свете он хотел никогда не расставаться с ней.***
Глаза Рона расширились, наверное, в десятый раз за это утро. Он выглядел беспомощным и потрясенным одновременно. — У Гермионы есть ребенок? Нашей Гермионы? Джинни сочувственно взяла его за руку. — Но где она сейчас? — спросил он. — И кто же этот отец? Дамблдор снова надел шляпу и провел рукой по своей длинной бороде. — Она в Дорсете, — сказал он после короткой паузы. — Со своим мужем. — Все это так странно, — сказал Гарри. — Теперь я понимаю, почему она была такой грустной, когда уезжала на Рождество. — Я не могу поверить, что она вышла замуж. Но любит ли она его, по крайней мере? А он ее? — Рон был так взволнован, что задавал вопрос за вопросом, не дожидаясь ответов. Джинни снова посмотрела на брата. — Я думаю, они пытаются разобраться в этом сами, Рон. Это очень трудно для них обоих. Но я знаю, что они дороги друг другу. Очень. — И снова мы возвращаемся к вопросу, на который еще нет ответа, — сказал Рон, нахмурившись. — Он учился в Хогвартсе, верно? Директор внимательно посмотрел на трех подростков, стоящих перед ним, и был уверен, что увидел, как уголки губ Джинни дернулись, пытаясь скрыть улыбку. — Я думаю, было бы лучше, если бы миссис, э-э, Гермиона рассказала вам все сама. — Она здесь? — Гарри вскочил со стула и, улыбаясь, быстро оглядел комнату. — Боюсь, что нет. Но если вы хотите, я могу организовать вам встречу, — улыбнулся Альбус Дамблдор и вопросительно приподнял брови, ожидая ответа. — Мы можем ее увидеть? — радостно воскликнула Джинни. — Можете, — кивнул директор, вставая из-за стола. — Мы действительно хотим, — поспешно сказала Джинни, подталкивая брата локтем. — Конечно, — согласился Рон. А Гарри просто смотрел на директора, улыбаясь ему одной из своих самых удивительных улыбок.