Кровь двоих

      На вершине скалистого утеса стоял принц, его плащ развивался на жарком, едком ветру. Боевые косы прилипли к лицу, он мрачно и неподвижно взирал на крепостные стены перед собой. Внизу раскинулся порт, вернее, то, что от него осталось. Хаотическое скопление деревянных пристаней и выветренных зданий. Крики давно стихли, с тех пор как небо озарилось кроваво-красными отблесками пожара, когда кроваво-красный змей под его командованием взревел и превратил город в свое полотно. Языки пламени продолжали плясать и потрескивать внизу. Князь наблюдал за ними стальным взглядом, осознавая, что это только начало. —Они уже вкусили огня в первый раз, — пронеслось в его голове. —В самом деле, глупость каждого человека заключается в том, что его влечет то, чего он не может иметь. —Государь, — раздался голос рыцаря, выводя принца из задумчивости, —Лис ваш. Он кивнул, расправив плечи и стиснув челюсти. Балон Бирч, наблюдая за тем, как Принц-Разбойник марширует назад, ухмыльнулся, обнажив желтые зубы, несмотря на заявления о регулярной чистке. Прошла луна с тех пор, как он и Каракс ступили на побережье материковой части Лиса. Магистры сразу же приветствовали его, поселив в уютном летнем доме одного из членов совета. Там, ожидая прибытия своих Золотых Плащей после их семидневного путешествия, принц предался наблюдениям, записям и размышлениям. Лис был солнечным островом. Подобно Волантису, здесь солнце всегда сияло в небе, а холод, знакомый Браавосу и Норвосу, был чужд. Остров утопал в зелени, пальмы окаймляли его побережья, а сине-зеленые воды на рассвете и закате окрашивались в нежные розовые тона. Именно за эту красоту он, как и многие его клиенты, ценил Лис как сейчас, так и в своих воспоминаниях. Но теперь Деймон его ненавидел. Во сне он видел себя делящим эту красоту с кем-то, кто полюбил бы ее сильнее, чем он. Во всех своих мечтаниях о праздновании мимолетного мира и спокойствия она всегда была рядом. —Мои условия просты, — провозгласил принц, его голос звучал громко над треском дров и гневным рокотом волн. —Передайте нам оставшиеся корабли, откажитесь от поддержки незаконной триархии, или ваш остров сгорит. Он окинул взглядом толпу: мужчины, женщины, дети — все со слезами на пепельных, покрытых сажей лицах, в рваной одежде и со связанными руками. Ему было плевать на них всех. —Неужели это так сложно? Дети плакали еще сильнее, женщины пытались их успокоить, прижимая к себе. Деймон дал им — Лису, Тирошу и Миру — луну на капитуляцию. Со всем кропотливым терпением и дипломатией, которым его пыталась обучить бабушка, он написал им, что их союз с Триархией окончен. Если они желают мира и не хотят, чтобы война пришла к их берегам, он может довериться их мудрости и рассчитывает на их скорое решение этих проблем. Но его терпение не бесконечно, как и терпение его дракона. Конечно, Деймон не произнес эти слова вслух, зная, что тонкость — один из уроков, которые добрая королева почти отчаялась ему преподать. Может быть, зря. Ведь тогда ему не пришлось бы столкнуться с градом стрел и огненными ядрами, направленными против него и войска, по прибытии к берегам Лиса. Не пришлось бы тратить силы на то, чтобы приказать своим людям схватить всех этих людей, разграбить их дома и предать огню. Он медленно подходит к предводителю этого жалкого отряда. Тощий лейтенант, чье лицо еще недавно было юношеским, полным амбиций и решимости, теперь выглядело изможденным и отчаянным. Его побитые доспехи покрыты пеплом, а ржавый меч использован против него самим Харлипом. Судя по отсутствию снаряжения и далеко не первоклассной армии, Деймон может только предположить, что его явно оставили командиром, прекрасно зная, что они станут основной мишенью Разбойника. Они были приманкой. Отвлечением. Дым и зеркала, пока главный герой готовит свои кинжалы и иллюзии за кулисами. Деймон издает мрачный смешок, когда парень продолжает сверлить его взглядом, проклиная на испорченном языке предков. —Ну что? Это все, что ты можешь сказать? Мужчина плюнул. Деймон едва заметно вздрогнул. Увидев своего господина, дракон Караксес испустил пронзительный свист, который вызвал новую волну криков от испуганной толпы. Харелип, издав рычание, больше похожее на собачье, ударом тыльной стороны ладони сбил пленника на землю. —Мы не склоним перед тобой колени, западный сброд! — прорычал он на ломаном общем языке. Рыцарь снова ударил пленника, наслаждаясь его стоном. Деймон вытер плевок с щеки, чувствуя разочарование, но не полное. За их спинами, жена этого человека — или шлюха, неважно — уже рыдала навзрыд, понимая, что произойдет, как только Деймон обнажит Темную Сестру. —Позор, — сверкнул меч Висеньи. — Это не просьба. Деймон хмыкнул, погружаясь в горячую ванну, позволяя теплу пропитать его уставшие мышцы и смыть боль. Закрыв глаза, принц позволил себе полностью расслабиться. Напряжение таяло вместе с грязью, окрасившей воду в бурый цвет. Он позволил своему разуму блуждать, вновь переживая события ночи, мечтая об аметистовых глазах и аромате лимона в шелковистых волосах цвета серебристого золота. —Магистры просили о встрече утром. Говорят, дело срочное. Деймон вздохнул, отмахнувшись от слуг. —Полагаю, они не совсем одобряют мои… агрессивные методы ведения переговоров? Гарт покачал головой, его заячья губа изогнулась в гримасе. Бирч, ступив вперед, ответил за обоих: — Нет, я думаю, не одобряют. Особенно учитывая, что ты взорвал их гавань. — Гавань пиратов, занимавшихся нелегальной торговлей, — подчеркнул Деймон. — Прикрытие, которое Триархия использовала для своих операций. Операций, которые, как утверждают магистры, они не одобряют. И никак иначе не наказывают, — с презрением добавил Деймон. Он вспомнил, как впервые ступил на землю Лиса, пылкий и юный, жаждущий завоевывать и быть принятым. Вспоминал, как его поразили эти теплые и манящие воды, и еще более манящие женщины и мужчины. Затем он понял, почему они были так манящи. — Рабов в три раза больше, чем свободных, — сказал принц. — У Вестероса грабили собственный народ, чтобы набить свои бордели. Я оказал им услугу. Вопрос торговли рабами, мягко говоря, сложный. В то время как большинство жителей Вестероса считают это совершенно варварским и отсталым занятием, объявлять человека не более чем объектом, чем-то менее человеческим, в Эссосе это было почти обыденностью. Для них, особенно для Астапора, Волантиса, Мирина и Лиса, это часть повседневной жизни, охватывает их торговлю и экономику, их собственную культуру. Сами валирийцы, как известно, тоже занимались работорговлей. И они тоже не были безгрешны. Балон пожал плечами: — Ну, какими бы ни были твои доводы, убедись, что они чертовски хороши, как в тот раз, когда ты чуть не заставил меня попробовать… —Почти, — ухмыльнулся Деймон, под хмурым взглядом своего стражника.       —Это все, Ваша Светлость? Он замолчал, погрузившись в размышления. Вода еще не успела остыть, но от следующего вопроса, сорвавшегося с губ, по телу Безумного Принца пробежала дрожь. —Есть еще что-то? —Ну, наши Золотые Плащи с Запада прислали свои отчеты, особенно о той провальной первой встрече с Баратеонами. —О? — подумал Таргариен. —На этот раз ему, пожалуй, понравится читать этот отчет. Но Деймон лишь прочистил горло, задумчиво водя пальцем по краю гранитной ванны, ожидая. Ведь это был не тот ответ, которого он жаждал. —А что насчет Волантиса? За Черными Стенами? Королевская гвардия что-нибудь сообщала? Королевская гвардия. Как странно звучали эти слова вместе, но как же они правильно сочетались. Он задался вопросом, не казалась ли мысль о королеве на троне такой же странной, как эти два простых слова, соединенных вместе. Действительно ли это было так странно, как утверждали Зеленые, когда все, о чем он мог думать, так это о том, подойдет ли Рейнире лучше корона завоевателя, когда она окажется на ее голове. —Может быть, я выкую ей новую корону, — сердце сжалось от восторга, — такую, которая подошла бы для расцвета золотого мира с ней во главе. —Ничего нового. Полагаю, Королевская гвардия занята тем, что получает холодный отпор… —Неужели они настолько поглощены своими повседневными делами? —С какой стати нам знать, дремали они, ходили в туалет или занимались чем-то еще? Деймон окинул взглядом своих верных соратников. Некогда извлеченные им из пучины отчаяния, облаченные теперь в сияющие черные кольчуги вместо ржавых доспехов, вооруженные острыми кинжалами вместо обветшалых мечей, они с гордостью носили плащи, украшенные золотом. Сражались плечом к плечу, делились трапезой и поднимали кубки за братство. И вот уже много лет спустя они по-прежнему хранили верность своему предводителю, безоговорочно выполняя любое его поручение. Они были храбрыми, преданными… И, черт возьми, до невероятности тупыми! —Тессарион, спаси меня, я в окружении идиотов! — мысленно взмолился принц. —Я спрашивал о новостях о принцессе, — наконец произнес Деймон сдавленным голосом, когда его люди, к великому смущению, наконец-то уловили его намек. Заячья Губа, сдерживая смех, притворно кашлянул, а брови Бёрча взлетели вверх в удивлении… и в их глазах заиграло веселье. —Неужели уважаемый Принц-Изгой… тоскует? — съязвили они. В глазах принца мелькнуло раздражение, но он сдержался, приняв невозмутимый вид. О нет, этого глупого фарса он терпеть не намерен. —Убирайтесь с моих глаз. —Нет, вопрос был вполне уместным. —Я не просил его задавать, но теперь прошу вас удалиться. —Думаю, это всё объясняет. Деймон взмахнул рукой, и кувшин, предназначенный для его омовения, полетел в сторону присутствующих. К его огорчению, им удалось увернуться. Уходя, они обменялись шепотом, и Бёрч произнёс: —Одержимость, говорю тебе… В уединенном покое Принц-Изгой издал хриплый рык. Нет, он не тоскует. Он не жалкий влюбленный. Он — Принц-Изгой, проклятие дома Таргариенов. В его присутствии все трепещут, даже самые отпетые мерзавцы из забытых богом трущоб научились бояться улиц, а его соперники спешно расступаются, когда он шагает по коридорам. Принц познал ужасы войны, о которых никому не снилось, растерзал преступников и пиратов на части, и на этом не остановится. Он сам смотрел смерти в лицо, вернул любимую женщину из могилы ценой своей крови и верности. И все же. Она находилась всего в одном отсюда. Рейнира. Деймон печально вздыхает, запрокидывает голову назад, и его взгляд вновь скользит по затейливой мозаике из бело-золотых лилий и фиолетовых жасминов. Вскоре его мысли снова вернулись к ней и их последней встрече. Её сильные бедра, обхватывающие его, длинные ресницы, как веер распахивающиеся у основания глаз, настойчивые руки, что тянули и ласкали, отдавая все, чего принц когда-либо желал. Одной лишь памяти о том свидании — жалком подобии настоящего свидания, как ворчало сознание, с чем согласился и его член, — хватило, чтобы по нижним конечностям пробежала волна желания. Деймон пошевелился в ванне, плеская водой, стараясь устроиться поудобнее. Возможно, ему следовало бы найти место более… укромное. Это, конечно, было бы далеко не в первый раз. Деймон представлял, как хватает ее за талию, втаскивает в свои объятия и никогда не отпускает. Он мог бы передать ей частичку себя, что-то более глубокое, интимное, чем отчаянный, неаккуратный поцелуй на прощание и жалкое трение бедрами. Все, чего он когда-либо хотел, в чем нуждался и кого любил, находилось прямо за этими дверями, и ему нужно было лишь взлететь, чтобы оказаться рядом. Он встает из ванны, равнодушный к своей наготе, и вышагивает вперед в примыкающую спальню, подаренную ему. И взглянув на свой член, принц заключает, что одежда ему сегодня вообще не понадобится. Может, Таргариен устроит представление птичкам. Как и все на Лисе, эта комната дышала простором. Словно раскинувший объятия, широкий арочный балкон манил к себе, обещая чарующие виды на главный остров. Тяжелые красные драпировки, подобно театральным занавесам, обрамляли колонны, окутывая пространство в полумрак. А небольшая платформа, словно мостик, вела к роскошному ложу, где царила атмосфера безмятежности и покоя. Однако его внимание привлек низкий столик, на котором стоял ужин и несколько бумаг, особенно одна конкретная посылка, которую принц вскрыл всего неделю назад, но выглядела так, будто он ее уже истрепал за долгие годы. Мужчина, шатаясь, подошел к книге и пробормотал первую страницу, словно молясь. —Деймон, — прочитал он, ощущая под пальцами ее изящный почерк, — Я не обладаю твоим талантом к словам и поэзии. Это всегда было твоей силой. Но я люблю читать. Сонеты, которые я отметила, — мои любимые. Жадно принц перевернул страницу, отмеченную Рейнирой. И он знал, что это писала именно она, а не ее постоянная служанка, когда ощутил запах лимонов и драконьего дыхания над страницами. Никогда не касаясь, но всегда рядом, Когда солнце видит луну, она спрашивает звезды; Расскажи о ее тоске крошечными яркими огоньками, Чтобы он узнал под их священными небесами… Деймон прижал маленькую книгу к сердцу, смакуя слова, и прижал к своему сердцу ее тайное послание, о котором не осмелился бы ей рассказать из страха перед тем, что оно могло значить, если бы решил действовать. Это было его роковой ошибкой. Сколько же он упустил, терзая себя сомнениями и страхом! Сколько бесценных лет пролетело мимо, пока он отказывал себе в том, чего жаждала его душа! Он потерял бесчисленные годы, калеча себя ложными представлениями о долге и чести. Не осознавая, что то, что казалось правильным для нее, не обязательно было лучшим выбором для них обоих. —Может быть, мне стоило сказать тебе тогда. Может быть, мне стоило дать тебе этот выбор… Как я жажду быть твоим, моя милая, если только ты позволишь мне. Не колеблясь ни секунды, взволнованный принц взял перо и замер. Раньше Деймон никогда не был так искренен в своих знаках внимания. Он не знал, с чего начать. Мисария и Лейна были словно мотыльки, летящие на огонь любви. Наслаждались его теплом и светом, пока не обжигались, а потом улетели прочь, оставляя его одного в темноте. Он был для них трофеем, заветной добычей. Они хвастались своим «уловом», а потом безжалостно бросали его, как ненужную игрушку. —Рейнира была единственной, кто остался, — тяжело сглотнул он. Его милая племянница, самая обожаемая им девочка, всегда отличалась от других. Она любила его драгоценности и кружева, любила, когда ей читали и баловали. Но почти всегда прятала их, когда он был рядом. Даже в детстве она первой бежала к нему, когда ей было больно, или ей хотелось услышать историю, или просто побыть рядом. Затем Деймон просыпался и вспоминал, зачем он вообще здесь. Вспоминал, почему ему нужно держаться подальше, как можно дальше — «Отпусти ее», — терзала бы его маленькая частичка души, «если ты ее любишь, отпусти». —«Не могу, — хотелось ему закричать, —«это убьет меня!.. А потом, это убьет и ее. Он не заслуживает того, чтобы по нем рыдали, не заслуживает того, чтобы о нем горевали и утешали. Только принц один может нести бремя, потому что это то, чего он заслуживает. Но Деймон снова читает ее пометки, и, словно мотылек на огонь, игнорирует все запреты и снова берется за перо. —Моя дорогая Рейнира… Принц вошел в величественную палату, его поведение было столь же царственным, как всегда, шепот следовал за каждым шагом. —«Вы меня вызвали, уважаемые магистры, — начал принц, положив руки перед собой. —«Да, — ответил один из магистров, его голос был суровым.— «Нападение твоего дракона на наш порт было актом агрессии, который нельзя оставить без ответа. Принц встретил их взгляд. —«Я действовал в наилучших интересах Волантиса. Эти пираты представляли угрозу вашим берегам, и я дал их приспешникам возможности сложить оружие, но они этого не сделали. Это было необходимо. И он сделает это снова, если они не прислушаются к предупреждению сейчас. Магистры обменялись встревоженными взглядами, уловив скрытую угрозу в словах принца. —Ваши действия неприемлемы ни при каких обстоятельствах! — с ультиматумом в голосе произнес другой магистр. Губы принца изогнулись в слабой улыбке. —Я в курсе. —Однако, я должен напомнить вам, что мой дракон верен только мне. Если вы решите отомстить, что ж… вам больше не нужна демонстрация, не так ли? В воздухе висела угроза, словно тяжелое покрывало — нежеланное, липкое, предвещающее столкновение с силой, далекой за гранью их контроля. Магистры нервно заерзали на своих местах. Не дождавшись возражений, Деймон, изображая скуку, оперся на другую ногу: —Итак, каково ваше решение? После напряженного молчания заговорил самый старший Магистр: —Что от нас требуется? В ответ Деймон лишь улыбнулся. В тот день принц покинул покои с высоко поднятой головой и легкой походкой. Однако стража не понимала его действий. —Вы могли бы попросить собрать больше людей, возможно, целую армаду, чтобы противостоять флоту Веларионов, — недоумевали они. —И все же вы предпочли их нейтралитет? Вы сошли с ума? —А когда я был другим? — парировал Деймон. Действительно, эта просьба настолько ошеломила магистров, что принцу, которого они так боялись, пришлось повториться. —Я лишь хочу, чтобы ваш союз — Лис, Миир и Тирош — воздержался от какого-либо участия в делах Триархии, — молвил Таргариен, его голос эхом разнесся по залу. —Участие в делах Триархии, организации, враждующей с Разбойным принцем, не подобает уважаемому двору. Эти слова заставили замолчать любого недовольного. Страх в их глазах был очевиден, когда стоящий перед ними воплощенный дракон напомнил истории о многих людях, посмевших перейти дорогу предвестнику хаоса. В Лис лилась ли кровь кормильца крабов, когда он был разрублен пополам? Несли ли темные крылья мрачные вести о том, как он в одиночку терзал соотечественников, разрывая их на части, купаясь в их крови, напоминая им об бессилии перед ним? Какая, к черту, слава и богатство, если они влекут за собой внимание лорда драконов? Разве сокровища не превращаются в расплавленные камни в огне испытаний? —Они не смогут вовремя построить свой флот, — все равно отвечает Деймон, его руки обхватывают перила, обращенные к Узкому морю, а взгляд скользит по скалам архипелага Ступени. Недаром он сжег их порты и любые корабли, которые могли бы стать частью военно-морского флота Триархии, когда придет время им поднять знамена. Хотя лисский двор попытается сказать, что они не участвуют в махинациях Триархии, Деймон знает, что магистрам многое поставлено на карту, если они позволят Триархии делать все, что ей вздумается. —Разве что я их отрежу, — легкомысленно рассудил принц. Деймон улыбнулся, вспоминая, как дни наконец-то истекли до последнего часа, он не видел ни одного ворона с ответом на его призывы к сдаче, и как Караксес жаждал взлететь и сжечь все вокруг. —Вся добыча Триархии, без сомнения, будет отдана магистрам, чтобы умилостивить их. Захвати их порты, перережь пути доставки товаров, загони их в угол, вынудив полагаться на источники за пределами их владений. Глаза Бирча расширились от осознания. —Таким образом, ты исключаешь возможность того, что Триархия получит подкрепление. Ни от себя, ни от Лиса. Деймон хмыкнул, довольный, что его люди сохранили здравый рассудок. — Даже если они достроят необходимые нам военные корабли, те вряд ли выдержат бой с флотом Зеленых. Я бы хотел минимизировать потери, особенно учитывая, что это не наш народ. Эта война не их. Они уже заплатили дань за то, что родились с хозяйскими ошейниками на шее. Он видел это в жалком количестве людей, оставленных новым командиром охранять порт, в том, как большинство из них бежало, а не сражалось, когда на них обрушился Кровавый змей. Он видел их слезы, их рваные доспехи. Никто из них не хотел воевать. Он не станет их принуждать. Деймон, возможно, не в силах изменить многое в лисском рабстве их народа — это не его люди и не его ответственность, к сожалению, это выходит за рамки его возможностей — но он может дать им передышку. Пусть и временную. — Ты им тоже не доверяешь? — проворчал Заячья Губа, глядя на одного слугу, который замедлился, увидев их, и лишь склонил голову, когда его взгляд встретился с изуродованным лицом мужчины. Деймон не возразил. — Мы уже видели, насколько лживы эти мерзавцы, — воспоминания о убитых наемниках всплыли в памяти. — Волантис, как мы знаем, под контролем Саэры. Даже если некоторые не пойдут за Рейнирой, они последуют за Лавандовой Леди. Реджио тоже обещал нам верных людей. А еще есть Вторые Сыновья… Эти же люди сопровождали его ко двору во время Великого Совета. Когда Саэра отвернулась от него, принц был вынужден отправиться на север, в Кхохор, где ему порекомендовали наняться в отряд наемников, состоящий из таких же младших сыновей, как и он сам. А теперь он снова здесь, собирает силы, чтобы вернуть трон законной наследнице, чьи права должны были быть бесспорными. Более достойной правительницы, подумал он. Более достойной королевы. Он вопросительно посмотрел на Балона, и тот кивнул в ответ. — Командир откликнулся на ваш вызов. Они отплывают в течение двух недель. — Значит, этого должно хватить. Его рыцари молчали, обменявшись взглядами, которые могли означать только одно: они не согласны. — Что такое? — вздохнул Таргариен, облокотившись на перила. Сегодня солнце приятно грело кожу. Возможно, Караксес захочет совершить круговой рейд вдоль побережий Мира и Тироша. — Есть более простой вариант, мой принц, — медленно произнес Балон, — который находится гораздо ближе к дому. Деймон нахмурился. — Разве Рейнира не писала в Долину и на Север? В этом заключался их план. Деймон должен был разобраться с Триархией с минимальным вмешательством пиратов и собрать как можно больше людей за пределами Волантийских сил, в то время как Рейнира и Саэра напишут своим ближайшим союзникам, убеждая их сражаться за нее. —Мне нужно, чтобы они знали, что я жива, — писала ему Рейнира, —Мне нужно, чтобы они знали, что я возвращаюсь. Гордость наполнила грудь, когда он прочитал это. Деймону стало любопытно, что же изменилось, заставившее ее сделать такое заявление, когда всего несколько месяцев назад племянница все еще так стремилась… стремилась к… Деймон покачал головой. Рейнира хочет жить. Она хочет вернуть себе жизнь, которую у нее отобрали. Он не будет сейчас копаться в прошлом. —На Летних островах, говорят, видели драконов, мой принц. Вести принесены ветром, но достоверности нет. С этими словами Деймон опускается на кушетку, ожидая продолжения от Балона. Рейнира уже предупредила своего кузена из Долины, благородных Старков с Севера и даже в последний раз дала шанс своим родственникам с Берега и Моря сохранить мир. Другие союзники на ум не приходят, кроме… — Драконов. На побережье видели драконов. По крайней мере, двух. Руки Деймона задрожали, сжимая плюшевые перьевые подушки. Его разум метался между ужасными возможностями. Балон, уловив молчание Деймона, продолжил: — Цвета драконов нам неизвестны, но говорят, что чешуя большего из них бронзовая с зеленоватым отливом. Меньший же обычно скрывается в облаках, поэтому его окрас не разглядеть. —Черт! Черт побери! — вот все, что мог вымолвить Деймон, сжимая подушки с еще большей силой. — А наездники? — спросил он. — Пока не замечены. Деймон закрыл глаза, сделав прерывистый вдох. — И ты хочешь, чтобы я добавил к нашим силам Лейнора и Лейну Веларион — бывшего мужа моей племянницы и мою опозоренную невесту? — Флот Зеленых не устоит перед четырьмя драконами, — рассудил Заячья Губа, но Деймон покачал головой. — Да, но что, если этим двоим придется выбирать между бросившими их супругами и своей матерью? Своей семьей? На этот вопрос стражники не смогли ответить. Лейнор был славным человеком, хорошим рыцарем, но и трусом, который только и делал, что топил себя в вине и праздности. Лейна же жаждала опасности, жила на грани, но ее стихией были волны, а не огонь. Никто из них не был драконом. Слишком много времени они провели в море, их кровь больше синяя, чем красная. Они скорее уплывут в безопасное место, чем взлетят над всеми. Их мать — другое дело. Рейнис была гордой женщиной, истинной Таргариен. А Таргариены любят ярость. Драконицы, защищающие гнездо, будут не менее опасны. Деймон скорее предпочел бы, чтобы Караксес сжег его дотла и преподнес его останки Рейнире, чем умолять остальных о помощи. Особенно когда им, возможно, придется противостоять собственной матери, которую Деймон по-прежнему считает одной из виновников своих несчастий и Рейниры. Многие могут этого не видеть, но Рейнис может стать самым опасным противником. Достаточно будет одного слова их матери, одной мольбы перейти на другую сторону, чтобы защитить свою мать, а не двух драконов, причинивших им столько боли и страданий… Нет, так нельзя. Никто не должен угрожать их с Рейнирой счастью. Никогда больше. — Я хочу, чтобы за этими драконами следили день и ночь. Ничего не должно ускользнуть от моего внимания, понимаете? Проходя по коридору, его взгляд скользил по ясной голубизне неба, выискивая малейшее изменение ветра или, возможно, громовой раскат. Деймон невольно позволил своим мыслям блуждать. Он должен был знать, что отпрыски Морского Змея и Королевы без трона рано или поздно всплывут. В последний раз он слышал, что Вхагар направляется куда-то через Красную Пустыню, а в ночь, когда Деймон сделал свое заявление, Лейнор покинул Красный Замок, оседлал Морского Дыма и отправился на восток на поиски своей сестры. Больше их никто не видел. Оставшись в одиночестве в своих покоях в Пентосе, с Рейнирой за стеной, Деймон не мог думать ни о чем, кроме того, что избавиться от Лейнора и Лейны было к лучшему. Устранение с пути ее мужа и его бывшей невесты стало еще одним шагом на пути к их с Рейнирой безоговорочной и абсолютной близости. Даже если племянница с отвращением отвергает его любовь. Потребовалось время, и даже сейчас Деймон сомневается, что Рейнира хочет иметь с ним что-либо общее.Воспоминания о людях, к которым они когда-то были привязаны, становились все более далекими. Лавандовая дымка, которая затуманивала их, пока они не исчезли совсем. В хрониках, посвященных их жизни, Деймон представит их как неразлучную пару. Отрада Королевства и Принц-Бунтарь, сияющая королева и ее преданный муж — такой образ их запомнят. Опасение терзало его душу: они снова вторгаются в его историю, рвут его страницы, не давая ему дописать их. Ему необходимо было улететь. Минута уединения, чтобы разобраться в бушующем внутри шторме, в осложнениях, омрачивших их планы. Деймон жаждал Рейниры. Чувствовать её полет рядом, её смех, вторящий реву Сиракс. Жаждал её губ, вкуса лимонов на языке. Её мелодии, говорящей ему, что он не одинок. Добравшись до побережья, где обитала его Кровавый змей, мужчина с удивлением увидел, что кто-то его опередил. — Кто здесь? — прорычал он, и маленькая девочка, спрятавшаяся за валуном, резко вскрикнула, обернувшись и глядя на него широко раскрытыми, полными страха глазами. Девочке было не больше пяти лет. Типичный лисский херувим с огромными фиолетовыми глазами и серебристо-белокурыми волосами, свободно струящимися вокруг хрупкого тела. Чудовище, чутко уловив беспокойство своего хозяина, поднялось из дремоты с громким зевком. Прежде чем Деймон успел изречь вопрос о том, что именно делала эта девчонка, шпионя за его драконом, тихий и мелодичный женский голос окликнул ее. — Ларра! Возвращайся сюда, глупышка! — строго прозвучало на незнакомом языке. Девочка, опустив голову, поплелась к женщине, поджидавшей ее со скрещенными на груди руками. Та не сделала ни шага, чтобы прижать дочь к себе на глазах у чужака, а лишь продолжила с любопытством разглядывать Деймона. — Прошу прощения, — с сильным акцентом произнесла она на общем языке. — Моя дочь просто хотела посмотреть на вашего дракона. Порой она бывает такой же непостоянной, как ее отец. Из-за этого между нами часто возникают разногласия. Девочка, словно прячась от незнакомца, еще глубже зарылась в бордовые юбки матери, оставив на виду лишь свои босые ножки. — Мой дракон тоже не отличается кротким нравом, — холодно отозвался Деймон, не обращая особого внимания на эту юную особу, пока она не окажется в зоне досягаемости Караксеса. Внимательно всмотревшись в женщину, он понял, что она не так уж и стара, как ему показалось на первый взгляд. Постоянная хмурость пролегала у уголков ее губ и глаз, но в высоких скулах угадывалась какая-то юношеская свежесть, заставившая Деймона предположить, что ей, должно быть, примерно столько же лет, сколько и ему. В сумраке комнаты, облаченная в струящиеся темно-бордовые и алые атласные одежды, блистала высокая и статная фигура. Тяжелые рубиновые серьги, словно кровавые капли, свисали с ее ушей, а рукава, отороченные мехом, нелепо контрастировали с летней жарой. Серебристо-золотистые волосы, вьющиеся локонами вдоль подбородка, словно наследие, разделяемое с дочерью, обрамляли лицо с холодными, непроницаемыми бледно-голубыми глазами. В этих глазах, будто застывших льдом, ему чудилось эхо из прошлого, отражение более юного, овеянного добротой лица. -Не могу ли я припомнить нашу встречу? — робко спросил он, вопросительно приподняв бровь. Но в ответ получил лишь натянутую улыбку от незнакомки. Алые, искусственно изогнутые губы женщины презрительно скривились. — Конечно, мы знакомы. Но вряд ли мой супруг украшает свои покои моими портретами. Ведь моя милая сестра всегда отличалась недюжинной ревностью. В этот миг озарение снизошло на мужчину. -А, леди Алия! Ваша сестра-жена… частенько о вас… упоминает. Ложь. В лучшем случае, при упоминании первой жены мужа, ореховые глаза Гвинн темнели почти до черноты, а затем она резко меняла тему, дабы не поддаваться гневу. Конечно же, леди не заблуждалась в его чувствах и, закатив глаза, с сарказмом произнесла: -Разумеется. Ведь я была такой безупречной спутницей жизни в те дни, что мы делили с ними кров, не правда ли? -Считай милостью, что я так снисходителен, — бросил Деймон, не скрывая равнодушия и небрежности. — Тем более, ты осмелилась явиться ко мне тайком. Алия скосила осторожный взгляд на дракона, который теперь лениво перекладывал хвост с боку на бок, издавая серию щелчков и внимательно следя за новоявленными компаньонами своего повелителя. -Позволь поздравить тебя, — продолжила она с ехидной ноткой. — Твое предложение дошло до моих кузенов, чьи дела ты безжалостно разорил. Теперь они не упустят шанс выжать из тебя всё до копейки. Деймон сохранял бесстрастное выражение лица. — О ком ты говоришь — о кузене или любовнике? Моя память меня подводит. В его памяти всплыли обрывки рассказов слуг об этой женщине, презираемой всей семьей Мелкастаров. Расточительница, высосавшая все деньги мужа, несмотря на щедрое приданое, равнодушная мать, уделявшая внимание своим сыновьям лишь в присутствии Гвинн, чтобы соперничать с ее отпрысками. Предательница, ставшая причиной похищения их любимой племянницы и внучки, которая сбежала в Лис с первыми лучами солнца и после падения своего статуса стала любовницей кузена. Алия усмехнулась. -Разве это имеет значение для вас, Таргариенов? Деймон пожал плечами. -По крайней мере, ты забавляешь меня, это я признаю, — сказал он. — Уверена, у тебя есть свой интерес в этой истории. Если он и знал что-то о Лисе, так это то, что здесь всё имеет свою цену. За любое желание — будь то удовольствие, бегство, роскошь или пьянящее блаженство, пронизывающее землю, — всегда придется платить равноценной монетой. Именно это принц и увидел, когда в бледных глазах женщины сверкнул алчный огонек. -Ларра, ступай и приведи служанок. Женщина даже не обернулась, чтобы убедиться, что дочь не споткнулась о песок, и просто продолжила свой путь к нему. Остановилась лишь после предупреждающего шипения Каракса, который разогнал всех птиц в небе. -Я уверена, что мы можем прийти к соглашению, мой принц, — крикнула она. -Соглашению, которое будет выгодно нашим семьям и нашему будущему. -Похоже, вы одиноки, мой принц, — перед ним кружилась юная Мисария. Вороньи волосы и темно-синие глаза следили за его фигурой, полуодетое тело прижималось к нему в полумраке увеселительного заведения. Деймон был так молод и так жаждал любого внимания, которое ему оказывали: — Не хотите ли составить мне компанию? Деймон хмыкнул без тени веселья в голосе: — И ты думала, что, забравшись ко мне в постель, ты станешь этой компанией? — Он резко вытащил нож, внезапно ощутив нетерпение и дискомфорт: -Мне следовало бы отрезать тебе язык за такие слова. Алия снова двинулась вперед, ничуть не смутившись, ее бедра слегка покачивались: -Мой язык может быть полезен и для других целей. Говорят, драконов нужно согревать. Если позволите мне остаться на ночь, ей не обязательно будет об этом знать. Его рука крепче сжала рукоять клинка, но женская рука обхватила его, ее когти вонзились ему в грудь, и на мгновение Деймон не смог пошевелиться. Он догадывался, почему это происходит, и так быстро. Но сейчас женщина была так близко, настолько, что принц чувствовал ее приторный парфюм, доносившийся до носа, видел, что один ее глаз был чуть больше другого: -Вы получите всю информацию, которую Бледная Пиявка скрыла от вас. Тело Деймона напряглось. Он попытался пошевелиться, но хватка женщины на кинжале только усилилась. Ее глаза расширились, дикий взгляд отражал наслаждение от замешательства принца. Разве вам не любопытно, почему ваша Бледная Пиявка так долго не разговаривала с вами? Разве вы не хотите защитить свою племянницу от пиявок на этом Зеленом болоте? -Я могу вам помочь. -Тогда позволь мне помочь тебе, — раздался еще один голос, более знакомый, более теплый. -Деймон, — прошептала она, наклоняясь вперед, влекомая потоком нежно-фиолетовых глаз, жаром во взгляде, огнем в прикосновении. Очнись! Деймон подчинился. Внезапно его тело снова обрело подвижность, и он, не раздумывая, нанес удар. Адреналин пульсировал в крови, а в душе бушевали противоречивые чувства: стыд, негодование и преданность. -Черт! — выругался он. Женщина упала на землю, глядя на Алию, которая хмурилась, сжимая распухшую щеку. На ее бледном лице отчетливо виднелся след от удара его свободной руки в перчатке. -Можешь засунуть свой язык куда подальше, — процедил он сквозь зубы, опускаясь на колени, чтобы с ненавистью посмотреть на лежащую перед ним женщину. Его с детства учили не поднимать руку на женщин, разве что ради их удовольствия и с их согласия. Говорили, что они созданы по образу Матери, невинные девы, чистые, как голубки. Но эта, сидящая перед ним, ничем не напоминала робкую голубку. Это была настоящая гарпия, вонзившая в него свои когти, которая восприняла его отказ как сигнал к грубой игре. -Пусть боги на этот раз закроют глаза, — подумал принц. Никогда в жизни он не чувствовал себя так униженным. -И впредь поосторожней со своими ручками. — холодно произнес Деймон. -Учитывая, что именно они распахнули двери, которые привели к твоему изгнанию, ты правда хочешь проверить эту теорию? Страх молнией пронзил взгляд женщины, устремленный на кинжал, все еще сжимаемый в руке Деймона. -Те источники ошибались. Я не была частью никакого заговора! — прорычала она сквозь зубы. Он лишь фыркнул. -Конечно, не была. Женщина продолжала молча сверлить Таргариена взглядом. Даже если бы это было так, неужели ты думаешь, я бы подвергла опасности своих сыновей, живущих под одной крышей с их драгоценной Маленькой Сокровищницей? — вопросила Алия, с сарказмом в голосе. — Несомненно, ты бы больше всех выиграла, если бы девочка погибла той ночью, — парировал Деймон, не сводя с нее холодного взгляда. Алия сглотнула, но сузила глаза, не желая поддаваться его давлению: -Ты ничего не знаешь. -Не вставай у меня на пути. Это последнее предупреждение, — прорычал принц, хмуро глядя на нее. Деймон поднялся, стряхнув песок со своей рубашки, и расправил плечи, демонстрируя свою решимость. За твою ошибку в суждениях я пока оставлю тебя в живых, — произнес принц, но в его глазах пылал огонь гнева. Как же ему хотелось, чтобы она бросила ему вызов, дала хоть какой-то повод использовать прямо сейчас огонь Караксеса. Но женщина закусила губу, ее пальцы сжались в кулаки, впиваясь в песок. -Держись подальше от Рейниры и от меня. Иначе я сделаю гораздо хуже. Возможно, твоей дочери все же придется пережить то, что случилось с твоей племянницей спустя столько лет. Он не убьет эту женщину сейчас. Ему не нужно злить лисейцев убийством одной из любимых шлюх их магистра, когда он уже захватил их земли. Но эта женщина умрет, клянется Деймон. Не сейчас, но скоро. Он видел безумие и жадность в ее глазах. Это было то же самое честолюбие, которое порочный принц видел в таких мужчинах, как Отто Хайтауэр, скрывающий его под маской праведности, или в Корлиса Велариона, когда тот не смеялся над его шутками. Принц прекрасно знал, насколько пагубна может быть алчность, как быстро она перестает служить своим целям, когда цель достигнута. Поэтому Деймон отмахнулся от нее, поворачиваясь спиной к Караксесу. Он собирался улететь, и он полетит. Она для него ничто. Но только Деймон удобно устроился на спине Кровавого Змея, протянув руку, чтобы погладить гладкую шкуру своего дракона, как услышал крик Алии: -Нечто идет за всеми вами! Он замер, но откинулся назад, хмурясь на опухшую щеку женщины. -Se jazdan hae naejot rȳbagon zirȳlaōla ȳdragon, — беззаботно произнес он, используя драконий язык. -Похоже, гарпии любят слушать себя, — сообщил принц своему Караксесу, заслужив в ответ нечто похожее на фырканье. Но уши его насторожились. Предупреждение есть предупреждение, когда его слышишь. Во имя Волантиса, Саэры, тебя и твоей племянницы! Грядет то, против чего бессильны даже боги. И ты будешь горько жалеть, что не приняла мое предложение! — воскликнула она, ее голос был полон отчаяния и угрозы Угроза была серьезной, последствия — ужасными, и на мгновение в нем вспыхнула ярость, как тлеющий уголек. Деймон скрывает тревогу под маской безразличия, осознавая, что пока не обладая полной картиной, нельзя действовать грубо. -Посмотрим, — спокойно ответил он, прежде чем взлететь еще выше, провозглашая свою клятву небесам. К счастью, у этих ничтожеств хватило ума не искушать дракона. Они искренне преклонили колени и поклялись, что флот и сокровища теперь принадлежат ему. Алиель не показывается, но, судя по тому, как быстро Лисандро Рогаре отдал ему золото, принцу не пришлось окружать их дворец извивающимся телом Караксеса и демонстрировать его черные зубы из окна. Миир и Тирош поспешили отправить свое послание. Они подняли флаги капитуляции и не будут участвовать ни в каких войнах, развязанных Триархией. Он пишет еще одно письмо Бледной Пиявке, чье молчание затянулось слишком долго, после чего оставляет все как есть. Теперь ему ясно, что Мисария не хочет иметь ничего общего с его планами. Однако Деймон не исключает, что она предложит свои услуги тем, кто может себе их позволить, тем, от кого она рассчитывает получить выгоду. Ему нужно будет сообщить Рейнире об этом по возвращении. А потом они будут ждать. -Ты поседела, — заметила Фрея. -Да, Фрея. -А как узнать, что ты состарился, если у тебя все волосы белые? -У тебя тоже есть седая прядь.- Гвин откинула назад серебристую прядку волос дочери, на что та лишь отмахнулась от нее. -Ну, у меня тоже рыжие волосы, как и у muña. У него даже бровей нет, бедняжка. -Ладно, с тебя хватит, — Гвин строго одергивает девочку, затем виновато склоняет голову. -Я глубоко извиняюсь за их невоспитанное поведение, принц Деймон. Можно подумать, их отец научил хоть каким-то манерам. Деймон усмехнулся, наблюдая, как мужчина позади жены ласково щипает девочку за нос. -Kepa тоже говорит мне никогда не лгать, muña. -Ну, папа не будет слишком рад… — бормочет Кейлон, получая от сестры пинок. -Ты такой глупый! -Ты сама глупая! -Ах, как же приятно вернуться, — промурлыкал Деймон, глядя на то, как двое детей, которых сейчас уводят старшие братья, продолжают ссориться за исчерпанной от усталости спиной Гвин. Принц с трудом мог ее винить. Рейнира была единственным маленьким сорванцом, которого, Деймон обожал. (А в последнее время, после слишком многих ночей, потраченных на то, чтобы тратить семя на простыни вместо того, чтобы сажать его там, где тепло и безопасно, ему мерещились серебристоволосые птенцы с его глазами и ее умом.) Гвин ведет их в свой дом, рассказывая обо всех этажах и комнатах, которые ему уже давно наскучили. -Конечно, мы все скоро будем вместе, принц Деймон. Судя по всем этим секретным письмам, я думаю, что некая принцесса тоже считает дни до вашего возвращения. Он нахмурился. -Вы, похоже, очень интересуетесь моими делами, леди Гвинн. Должен ли я волноваться, что вы в следующий раз вскроете мои письма ради свежих сплетен? Гвин улыбнулась, ее накрашенные губы изогнулись в едва заметной полуусмешке. -Не хотели бы вы это знать. Она не дает другого ответа, хотя Деймон знает, что Гвин, возможно, одна из самых верных союзниц его племянницы в Волантисе, за исключением Элинды Масси или самой Сиракс. Дочь Саэры Таргариен, по сути, можно назвать настоящей подругой принцессы. Если кто-то и знал о нынешнем положении Рейниры, то это была бы она — Красная Тень Лавандовой Женщины. Деймон жаждал узнать, как поживает племянница. Что она делает сейчас? — размышлял он молча. Полдень. Вероятно, она обедает со своими дамами. Возможно, ей уже подали лимонный пирог и тот коктейль из креветок, который ей, кажется, так полюбился. Может быть, стоило принести лимонный пирог? Он помнил, что дал себе слово не дарить Рейнире вещи, которые можно было бы легко расценить как подкуп, но это же были бы просто сущие пустяки, ну, может быть, кусочек пирога. Разве это не значит, что он не должен напоминать ей о том, что часто думает о ней? Деймон мотнул головой. -Очарованный, — громко пробормотал Балон. И Деймон, возможно, начинал понимать, что его рыцарь может быть прав. -Уходи, я хочу побыть один, — произнес он. -Тосковать и хандрить по определенной племяннице с серебристыми волосами, полагаю? — ухмыльнулся Балон. -Я тебя оскоплю, Бирч, — рявкнул Деймон. Принц сердито смотрел на удаляющиеся золотые плащи, но все же не мог не задаться вопросом. Сады, в которых Деймон оказался, создавали иллюзию, будто они парят. Это была довольно закрытая территория, окруженная ивами и дубами. Деймон сидел на искусном сиденье в беседке, парящей над кристально чистым прудом. Зеленый ковер цветов всех оттенков колыхался на легком ветру, их благоухание смешивалось с пением птиц, порхающих среди ветвей. Убедившись, что никто не потревожит его тишину, мужчина вновь взял в руки книгу сонетов. В ней он прочитал о деве, тосковавшей в суровую зиму, которая подумывала уничтожить свой урожай, чтобы забыть о весне. Но вместо этого она обнаружила, что урожай пророс в темном сердце бога. И только для нее он пел. Его огрубевшие пальцы с благоговением скользили по страницам, отмечая строки. -Неужели ты так думала о себе, принцесса? — прошептал Деймон ветру. -Ты ли та дева, которой надоело ждать весну? Та, что хотела разорвать собственную конечность, лишь бы не чувствовать холод? Он всегда полагал, что одних подарков достаточно, чтобы Рейнира знала о его постоянных мыслях о ней. Дары были способом показать, что в его сердце всегда есть место для нее. Ведь для нее не имело значения ничего другого. Для нее он всегда был достаточно хорош. -А ты когда-нибудь ставил ее выше своих низменных желаний? — упрекнул он себя. Подарков больше не было. Ни шелка, ни драгоценностей. Только он сам. Примет ли она его таким, какой он есть? Предложить ей лишь дворцы из прозы, одеяло, сотканное из утешения, когда он не может быть рядом? -Глупец, — хмуро возразил внутренний голос. -Рейнире нужно время. Деймон видел это в ее глазах, когда их клинки скрестились, и когда на ее губах расцвела робкая улыбка. Ненавидит ли она его? Возможно, да, а возможно, и нет. Доверяет ли она ему? Не так сильно, как ему хотелось бы. Любит ли Рейнира его по-прежнему? Этот вопрос терзает Деймона, но он не должен искать на него ответ. Он не хочет даже думать о том, каким тот может быть. -Как жаль, что тебя нет рядом, отец, — с горечью шепчет Деймон. -Ты бы знал, что делать. Его отец никогда бы не допустил, чтобы семья оказалась в таком положении. Он положил бы руку на плечо Деймона, усадил бы его и честно все рассказал. Наверняка отцу понравилось бы, как выросла Рейнира. Возможно, он был бы даже рад, что его сын наконец-то нашел человека, который его понимает и любит. -Я бы спросил тебя, как со всем этим… справиться, — усмехается порочный принц, глядя на свое отражение в зеркале. Если прищуриться, то можно увидеть, как оно раздваивается. Ему нравится представлять, что отец стоит рядом с ним. — Я в полном замешательстве. Может быть, он и есть та дева весны, не знающая, как сохранить тепло, чтобы ее цветок не увял. — Если бы я не знал тебя так хорошо, то подумал бы, что ты сейчас меня слушаешь. Деймон обернулся на звук кашля. Визеррио Мелкастас, не говоря ни слова, подошел к нему огромными шагами и сел напротив. — Я не думаю, что мы много общаемся. Да и вообще не припомню, чтобы ты говорил. Другой мужчина откинулся назад, его тугая рубашка натянулась на груди. Визеррио был необычным человеком, третий сын Саэры. Он не разговаривает, но не является немым. У него лишь одна рука, но он не считает себя инвалидом. Он выше всех своих братьев и сестер, но словно становится меньше, когда дети заплетают ему золотые волосы и рисуют на лице. Знаменитый военачальник и преданный отец — хрупкое равновесие между светом и тьмой, любовником и воином. Всё, чем хочет стать принц. Всё, чем он уже был. Неужели я вижу твое отражение везде, куда бы я ни пошёл? — Кстати, познакомился с твоей женой. Интересная личность, должно быть, — подтолкнул Деймон его, добиваясь реакции. Тень промелькнула в глазах другого мужчины, и его ладонь сжалась на предплечье. — Она сделала мне предложение. Я отказался, держа нож у её горла. Деймон пожал плечами. Визерис лишь мрачно кивнул. Затем кузен склонила голову набок и кивнул на книжку, которую Таргариен всё ещё держал в руке. Он смутился, быстро попытавшись спрятать её, но остановился. Визеррио по-прежнему молчал, не осуждая, а только продолжал смотреть на него глазами, полными молчаливого любопытства и понимания. Должно быть, кузен уже слышал о его бедах. Черт возьми, почему бы и нет? — Тоска по ней гложет меня, — пробормотал Деймон. Оставив её снова, я был уверен, что поступаю правильно. Но теперь сомнения терзают мою душу. — Я убеждал себя, что поступаю правильно. Она слишком юна, ей лучше без меня, я плохое влияние… Но потом она умерла у меня на руках. И все изменилось. Пытаясь защитить нас обоих — ее репутацию наследницы, свою жизнь от конфискации, я в итоге причинил боль. Сколько недель прошло, прежде чем Рейнира перестала смотреть на меня с презрением? Сколько раз мне приходилось сдерживать себя, чтобы не разрушить стены, которые она воздвигла из-за меня? — Все, о чем я мог думать, отправляя ей письма, предлагая ей лишь свой меч и слова, — достаточно ли этого? Делаю ли я правильный выбор? Таргариен прикусил губу, охваченный неведомой доселе жалостью к себе. В конце концов, она всегда вернется к своему «я», вспомнит все его проступки и уйдет, не оглянувшись ни разу на те осколки, которые он оставил у ее ног. И он это, бесспорно, заслужил. — Я обещал ей одно, а сделал совсем другое. Я говорил, что брак будет приносить ей радость, но она только страдала. Я дарил ей подарки, но они были пустыми. Я уверял, что ей никогда не придется быть одной, но бросал ее снова и снова. — Теперь я веду войну за нее, которой она никогда не хотела. И я просто… Деймон потерял нить своих мыслей, не зная, что делать дальше. Он обещал ей, что когда вернется, они разберутся со всем, что произошло, и он больше никогда ее не оставит. Но что, если этого все равно будет недостаточно? Что, если он сам не способен на большее? Захочет ли Рейнира еще то, что он может предложить? Даже если это ничтожно мало? Грудь сдавило от этой мысли. Это было не то, чего он хотел, но если она решит, что с него хватит, — смирится с тем, что он ей больше не нужен… Открывать душу человеку, с которым он едва говорил, было унизительно и подавляло. И тогда, к его полному удивлению, мужчина вздохнул. — Гвинн однажды попросила меня выбрать между ней и Алией. Деймон был ошеломлен. — Ты заговорил. Визеррио бросил на принца испепеляющий взгляд, словно говоря: — Только когда захочу. Деймон сглотнул, наклоняясь вперед: — Что изменилось? Ответ был настолько простым и быстрым, что принцу пришлось остановиться и перевести дыхание. — Она умирала у меня на руках, — произнес Визеррио, отводя взгляд вдаль. -Роды тройняшек. Слишком много крови. Я увидел, что жизнь без нее будет пустой… Деймон перевел взгляд на лилии, плавающие по пруду, и на уток, неторопливо прогуливающихся по его поверхности. Куда угодно, лишь бы не видеть ту же боль, что терзала его самого совсем недавно. — Я ошибался. Возможно, все это — отражение друг друга: прошлое, настоящее, будущее — все слилось воедино, являя собой их общие неудачи. — Но ты любишь своих детей. Его брат нисколько не скрывает, что предпочёл бы своего долгожданного сына любимой жене. Многие лорды Вестероса разделяли бы его мнение. Ответ Визеррио был прост и искренен, но от этого не менее ошеломляющий. — Я люблю ее больше. Вновь он вспоминает отца, который так и не смог оправиться после смерти своей жены. Деймон ясно видит его образ, стоящего во весь рост накануне погребального костра принцессы Алиссы, с покрасневшими глазами и крепкими руками, сжимающими пальцы своих сыновей. Отец изо всех сил старался воспитать их, прожив еще двадцать лет, лишь бы увидеть, как его сыновья превращаются в молодых людей. Теперь принц невольно задается вопросом, жил ли его отец вообще по-настоящему. Значит ли это, что он был ужасным отцом? Что на один ужасный миг он подумал, что его младший брат Эйгон не должен был родиться? Неужели любовь действительно способна пробудить в людях как худшее, так и лучшее? Жизнь без Рейниры казалась лишенной смысла, — осознал он. Ничто не могло компенсировать ее отсутствие. Визеррио поднялся, толкнув сапогом сапог Деймона. —Но она очнулась. И мои дети живы. Мои глаза тоже открылись. Я умолял. Я ползал перед ней. Превратился в шута, лишь бы снова увидеть её улыбку. —Твоя племянница не верит в твою преданность? Или ты сам сомневаешься? —Я… я не знаю. В конце концов, она всегда вернется к себе, вспомнит содеянное тобой и уйдет, не оглянувшись ни разу на осколки, оставленные тобой у ее ног. Не меньше ли он заслуживает? Но Визеррио, похоже, не согласен. Он снова толкает сапогом, на этот раз сильнее, заставляя Деймона поднять взгляд. —Тогда расслабься и дай ей повод тебе доверять. Возможно, тогда ты тоже поверишь в себя. Теперь принц наблюдает, как двое его людей, Бирч и Заячья Губа, помогают рыцарям и слугам замка тащить ящики с их вещами и всё золото из военной добычи (даже если Деймону с трудом давалось считать события двухнедельной давности единым целым). Принц протянул руку и положил ладонь на массивную морду дракона. Караксес издал низкий рокот, а по его кроваво-красным чешуйкам пробежала возбужденная дрожь. Деймон едва не улыбнулся, ощутив их общее чувство. Слова кузена все еще звучали в его ушах. Дай ей повод тебе доверять. Верь в себя. Годами они бродили по землям вместе, завоевывая миры, сея хаос везде, где им заблагорассудится. С того момента, как они связали себя узами, Деймон знал своего ездового дракона гораздо лучше, чем себя, и то же самое касалось его старого друга, который, казалось, смотрел на него понимающими, тоскующими золотыми глазами. Māzigon, raqiros. Issa jēda syt īlva naejot jikagon lenton В ответ, похоже, Караксес одобрительно взревел: пора домой. Заметив парящую над ним без всадника Золотую Леди, он отдает Караксесу приказ следовать за ней, а не приземляться внутри Черных Стен. Старому дракону не требовалось подгонять: он с радостным криком ринулся в погоню за своей возлюбленной. Черт возьми, может, их обоих одурманила любовь. Его рыцари, Визеррио, Гвинн и их домочадцы прибудут скоро. Деймон решил, что они не понадобятся. Приземлившись на городскую площадь, он попутно напугал жителей порывом ветра и нетерпеливым свистом дракона. Оказавшись лицом к лицу с Белыми Плащами, он столкнулся с их удивлением по поводу внезапного появления. —Мой принц! — воскликнул кто-то. —Где Рейнира? — приказал Деймон резче, чем следовало. Сир Стеффон почтительно поклонился: — Принцесса вынуждена заняться… неотложными делами в кладовой с леди Ариадной и жрицей Джейнерой, но… Деймон мог бы заметить, что старик все еще бормотал что-то позади, тащась следом, пока он пробирался по узким коридорам кладовой. Или что Караксес уже улетел, скорее всего, преследуя дракона Рейниры, как кобель в течке. Оттолкнув их всех, он был одержим единственной мыслью, затмевающей все остальные чувства. Сердце его сжалось от мысли, что она его бросила. Он думал, что, оставив ее в одиночестве, он дает ей то, что ей нужно: пространство и время вдали от него и причиненного им ущерба. Деймон вырвал ее из того покоя, который мог ей дать Предел Балериона, заставив снова пережить кошмары, все время цепляясь за нее, как живой паразит, заставляя Рейниру жить. Деймон был глупцом, надеясь, что принцесса останется после всего, что он натворил. Но распахнув массивные дубовые двери, ведущие в главный зал, мужчина замер, пораженный увиденным. Смех эхом разносился по воздуху, пока он оглядывал сцену со смесью веселья и недоверия. И вот он увидел ее. В окружении донимающих дам и расхаживающей по полу недовольной Ариадны, а также разбросанных полотенец, прямо посреди всего этого его дорогая племянница, покрытая с головы до ног той же самой смесью, что теперь растекалась по полу. Глаза у нее были закрыты, и она слепо отбивалась от полотенец маленькой Элинды с легким раздражением. Но все же, Рейнира была здесь, ее серебристо-золотые волосы, словно сотворенные руками самого лунного бога Гейлитоха, чей свет так сильно его завораживал. На ней, кажется, была дорожная одежда, красная вариация с короткими рукавами из вареной кожи, которую он видел на ней раньше. По всему лицу и груди были размазаны подливка и кусочки овощей, а волосы прилипли к ее розовым щекам. Это был самый прекрасный беспорядок, который он когда-либо видел. Деймон подошел к ним, словно в трансе. До его слуха долетали обрывки их разговора. —Честно говоря, это не так уж и страшно, — хихикнула она, цокая языком, пока Элинда вытирала подливку с ее лба, — Это моя вина, я не заметила, что под мной бегает крыса. Боги, они здесь намного больше, чем в Красном замке! —Миледи, пожалуйста, посидите спокойно… —Дети в порядке? Их все равно будут кормить, не так ли? Было бы пустой тратой… Ариадна издала недовольный звук: —Об этом мы позаботимся в другой раз. Вам нужно переодеться… Женщина запнулась, оглянувшись во второй раз, когда заметила его. —Что ты сказала, Ари? — слепо потянулась Раэнира в сторону Ариадны. Женщина, сдерживая улыбку, отодвинула испуганную Элинду, чтобы принц мог закончить работу. Не колеблясь, мужчина протянул руку, его пальцы нежно коснулись щеки Рейниры, стирая с нее оскорбительный кусочек еды. Рейнира замерла, сдавленный всхлип застрял у нее в горле. —Это не Ари. —К сожалению, — он притворно вздохнул, усмехнувшись насмешке своей кузины, — Ты не ранена? Не обожжена? Рейнира улыбнулась. Настоящая улыбка. Она будто рвала ему сердце на части, но одновременно и скрепляла его воедино. Perzys daor ossēnagon iā zaldrīzes — произнесла Рейнира, и Деймон усмехнулся. Огонь не убивает дракона. hen rhinka, — ответил он. Конечно. Ведь они сами были созданы из огня. Нежным прикосновением принц откинул ей с лица прядь волос. Его взгляд был мягким и обожающим, когда ресницы Рейниры трепетали, открывая ее туманные аметистовые глаза, встретившиеся с его. В этот момент Деймон забыл обо всех своих тревогах. С задержанным дыханием Деймон сбросил оковы сомнения и сожаления, которые сковывали его в одиночестве. Как же я устал быть один. —Здравствуй, принцесса, — прошептал Деймон, поглаживая большим пальцем яблочко ее щеки. Слишком ли он надеялся? Слишком ли стремился? Отчаянно ли желал? Трудно было не дать этим мыслям проскользнуть мимо, когда он так долго летел сквозь ее бурю. Они рассеялись, когда ее хрупкие руки обхватили его запястья. Деймон был голубем, нашедшим оливковое дерево, наконец-то дышавшим после месяцев поисков земли, которую называл домом. И этот дом улыбался ему в лице племянницы, его музы, его возлюбленной. —Здравствуй, дядя.