Горький дым вокруг сердца

Выясняя некоторые сведения о черном человеке которого заметили во время очередного происшествия на том же строительном участке, заварилась турка. Безымянная тень остановила падение тридцати килограмма железных балок неизвестным образом отцепившийся от крана. Рабочие сохранили свои жизни, но данное событие говорило о том, что место, по мнениям жителей являлось проклятым. Бакуго не стал продолжать чтение, ведь о герое сказано лишь пару слов, и то, без фотографии его самого, а стройплощадки. Он прекрасно понимал, кто прятался за черной маской, и далеко не глуп, что узнал его с самой первой встречи. Вот только узнал ли этот ботан его? Что же произошло за эти восемь лет? Белокурый японец прилег на подушку дивана, глядя на полную в прокуренных окурках пепельницу. На столике в слое серого пепла садились мухи, шевеля тонкими лапами. Звенит колокол из Собора, пробуждая Нью-Йорк. Бакуго посмотрел на свою вспотевшую ладонь, разглядывая линии, шрамы на коже, на лёгкую дрожь которую не унять. Напрягаясь, всплывающие солёные капли превращались в прыгающих звезд, искрились, впадали в пляс и шипели. Но веселье долго не продлится: он уже вымотался, иссяк, не выдержал. Не менее двух минут был способен на использование причуды, что заставляло ощущать себя жалким, больным и неспособным на большее человеком. Белый потолок, стены и он сам. Запах формальдегида заложил нюх. Его разум пуст, как больничная палата. Боль наступала в каждой клетке тела от одного выдоха. Невидимые кандалы не позволяли двигаться. Перед ним проходят медсестры, врачи, незнакомые сотрудники. Они все смотрели на него, на существующего организма без человеческого сознания. А он смотрел на них. Постепенно его восприятие менялось, он чувствовал себя легким, как воздух. Оболочка вся онемевшая, мертвая, с застывшей кровью в жилах. Он дышал. Он поражал других своим состоянием, хотя даже упорства, стремления жить в нем просто не имелось места. Бакуго очнулся спустя восемь лет и стал никем. Имя уже зрелого мужчины жило лишь в его родных, знакомых. Все они, собравшиеся вокруг койки, выражали свои чувства напоказ перед ним, пытаясь донести - им не все равно. А белокурый пациент слышал только отрывистые речи, шум сломанного телевизора, протяженный звон триангля. Лица в его глазах расплывались, теряли формы, размывались, как мокрая краска на холсте. Влага обволакивает, выступают из век капли неосознанного плача. Пятидолларовые купюры заменяются на любимую марку. Бакуго вышел из лавки, раскрыл красную пачку, взял губой трубочкой сигарету и пошарив в куртке зажигалку, зажег и облегченно выдохнул дым из ноздрей. По узким дорогам проехал голубой кабриолет в ярких костюмах людьми, будто из Бродвея, кричали, подпевали игравшей из радио песне. Мужчина провёл взглядом машину до поворота, оборачиваясь, в лицо ветром ударило листовкой, скользнула и полетела дальше, взлетая вверх, сталкиваясь с проводами, стенами зданий, взмахом крыльев птиц, и Бакуго вышел из трамвая на определенную остановку. Статуя Свободы мелко виднелась вдалеке, окружённая морем, на котором свободно проплывали лодки. Бакуго прошел четыре квартала, кинул монету в банку бродячего старика, весь скрутившийся и потрепанный; присвистнул игре чернокожих джазовцев у входа в клуб, перепрыгнул лежащий на земле женский каблук, затем удивился, остановился и обернулся. Поднимая каблук с земли, ничем не привлекая мимо проходящих американцев, Бакуго рассматривал обувь, прочёл размер стопы, затем в конце носа вынул бумажку и сжал в ладони, обещая прочесть позже. В газетах "Нью-Таймс" высвечивалась новое происшествие связано с исчезновением разгуливающих проституток. Тут-то Бакуго и догадался в загадке каблука, купил статью у толстяка с красным лицом, сел на скамью в парке "...", раскрыл газету и стал вчитываться. Оставшаяся привычка быть в курсе преступных событий в нем не угасала, несмотря на безнадежность и отсутствие возможностей, Бакуго хмурился, стучал обувью по земле от разгоревшегося любопытства, и, резко вскочил, распугивая рядом клюющих в трещинах бетона голубей. Фотография безымянного попала под небольшим ракурсом со стороны, во вспышке камеры. Он пригляделся поближе, прищурившись. Облеченный в похоронно-черный, крупный, высокий монстр среди тьмы стоял на крыше машины в моменте приземления. «Проститутка в возрасте от 20-ти лет, истерзанная и попавшаяся под насильственные деяния была в руках неизвестного лица. Герой или преступник? Чего он добивается совершая благие поступки? Или же прикидывается добродетелью в глазах мирного народа, совершая немыслимые преступления за спинами? На Нью-Йорк пала коса бесчисленных смертей!» От слов в газете, Бакуго разозлился с желанием разорвать автору рот. Ветер усиливался, подталкивал волны к берегам. По бронзовым лицам купидонов текли слёзы - резко упавший на голову ливень окружил весь город. Люди открыли зонты, прятались за деревьями, разбегались в поисках укрытия. Газета на земле вся промокла, как и белокурый японец, курящий мокрой сигаретой. Факел демократии вспыхнул светом среди пришедшего тумана. Свобода указывала странной тени на факеле путь. Тьма, снизошедшая с туч, высоко взлетела и помчалась, взмахивая летучими крыльями в город. Тёмная сторона Нью-Йорка встречала его с распростёртыми руками.