Под контролем

В Сирии так жарко, что воздух обжигает лицо, и Соуп впервые в жизни завидует Гоусту — наверняка балаклава смягчает этот душный напор. А может, и усиливает, кто его разберёт? Элти традиционно хранит молчание, но этот человек наверняка и глазом бы не моргнул, даже если бы его попытались сварить заживо. Просто удивительно, какой это контраст. Гоуст сейчас — собранный, сдержанный, не произносящий ни слова, Лейтенант Ледышка, мистер вы-все-меня-заебали. И совершенно иной Гоуст — такой, каким он был, когда у него сорвало крышу. Соуп неосознанно касается собственной шеи и отдёргивает руку под пристальным взглядом лейтенанта Райли. Они только что обсудили с Прайсом план действий. Капитан распределил их по командам. Соуп — хороший снайпер, и, должно быть, поэтому на этот раз его отправили не в группу захвата, а к тем, кто должен обеспечить этой самой группе прикрытие. — Риск обстрела высок, — вот что сказал Прайс, когда Соуп, растревоженный открывшейся перспективой, спросил, почему его запихнули во вторую команду. — Парням нужен кто-то, кто прикроет их спины даже с большого расстояния. А ты обычно не жалуешься на меткость. Да, думает Соуп, снова встречаясь глазами с Гоустом, обычно. Ситуация полнейшее дерьмо. Как, скажите на милость, ему помочь, как ему дать Гоусту возможность взять под контроль его и себя, если Соуп будет торчать хрен пойми где, быть может, в паре миль от него? Здесь и сейчас, в этой палатке, они одни. Гоуст прочищает дуло штурмовой винтовки. Соуп, притащившийся якобы для того, чтобы выбрать пушку с прицелом получше, развлекается тем, что посматривает на него украдкой. Вроде бы и тайно, но наверняка совершенно очевидно для лейтенанта Райли. Впрочем, пока не прозвучало ни одного «хватит на меня пялиться». Он никак не решается заговорить. Просто бред, да? — Соупу хватило смелости предложить Гоусту контролировать его тогда, после задания; Соуп с лёгкостью позволил ему сжать своё горло возле тренировочной базы и нёс всякую самоубийственную околесицу про его кинки; а вот теперь — робеет. В голову даже дерьмовых шуточек не приходит. Гоуст разрывает тишину первым. И это вообще-то охуеть и какого хрена. — Джонни, — произносит он знакомым бесстрастным тоном. Соуп поднимает голову от WA2000, имитацией проверки которой он занимался последние минуты. Моргает. — Что? — выходит пугающе, до нелепого обнадёженно, будто Гоуст может сказать нечто такое, что всё решит. Хотел бы я, чтобы так оно и было, элти. Пару мгновений Гоуст молчит. Его задумчивый взгляд скользит по лицу Соупа, и там, где он прошёлся, кожа вспыхивает и горит. Соуп ничего не может поделать с этой честной реакцией на него — никогда не мог. — Будь на связи, — выдыхает Гоуст еле слышно. Соуп озадаченно хмурится, а потом до него вдруг доходит, о чём идёт речь. Конечно. Разумеется, идиот, мог бы догадаться и сам. Он всё ещё может быть голосом в чужом наушнике — это дерьмо вряд ли сработает так же хорошо, как пальцы Гоуста на его горле, в случае пиздеца, но это уже что-то. Хотя бы так. Соуп позволяет себе кривую ухмылку. — Соскучился по моим юморескам, чувак? — фыркает он так, будто они просто собрались пропустить по паре-тройке кружек пива в ближайший паб. — Так бы прямо и сказал. Уже распечатываю золотую коллекцию анекдотов! Терпеливый вздох Гоуста мешается с лязгом затвора.

***

— Доложите обстановку, парни, — это Прайс, этот спокойный и мягкий тон может принадлежать ему одному. — Все на позициях? — Так точно, — полузадушенно пыхтит Роуч, он звучит приглушённо, наверняка рация у него в кармане. — Разместился в здании к северо-западу от базы. — Я на юго-востоке, — отчитывается Соуп, ёрзая на жёстком бетоне: лежать неподвижно на протяжении долгих часов куда сложнее, чем кажется, сложнее даже, чем сделать меткий выстрел, но ему не привыкать к этой позиции. — Мы готовы, кэп. — Отлично, — откликается тот. — Гоуст? Мгновение рация молчит. Под началом Гоуста на вылазку должны отправиться Рук и Мит — Соуп не особо часто с ними работает, он больше привык к Ройсу и Гасу, но парни остались на базе. Что-то рябит в наушнике — какие-то помехи. — Порядок, — наконец выплёвывает лейтенант Райли, продравшийся сквозь их шум. — Враг на два часа. Соуп пялится в прицел. Вот они — три крошечных с такого расстояния и с высоты семи этажей фигурки, замерших за заброшенным зданием. буквально в нескольких шагах от них начинается военная база врага: бараки и палатки, сливающиеся с нескончаемым сирийским песком. Соуп тоже видит противника — часового, расхаживающего с пушкой наперевес. Он мог бы выстрелить. Спустил бы пулю отсюда — и расчистил бы парням дорогу. Но эта миссия обещает обернуться для них настоящей болью в заднице. В первую очередь — потому, что стрелять на поражение им пока что нельзя. Сраный кодекс этики. Не открывать огонь, пока его не открыли по тебе. Будто существует хоть милипиздрический процент того, что вот этот вот здоровенный хрен с калашом, у которого рожа замотана платком, может оказаться гражданским. Торговец помидорами, ага. Случайно сюда забрёл. Иногда приходится играть по правилам, похожим на ёбаный сюр. Соуп тихонько вздыхает. Он знает, что через пару минут начнётся наступление группы захвата. Знает, что согласно плану они должны оглушить часового и что, возможно, Миту, знающему пару слов по-арабски, придётся переодеваться в одежду этого говнюка. Впрочем, нет. Судя по комплекции, переодеваться будет Гоуст. Дерьмище. И что же в этом блестящем плане — пробраться прямо в логово змей, прикинувшись одной из них, в надежде, что удастся раздобыть какую-никакую информацию, но быть готовым рвать когти при первом же намёке на пальбу — может пойти не так? Знаете что? Абсолютно. Нахер. Всё. Как минимум потому, что военная форма врага делает тебя из разведчика шпионом, на которого не распространяется мировое право. Как минимум потому, что это огромный риск, и пусть здесь и сейчас он оправдан — им нужна информация, но они не могут пойти ва-банк и напасть открыто, — это всё ещё море и море вероятностей того, что Гоуста подстрелят. Или что его убьют. Соуп мысленно чертыхается, чуть сдвигается на бетонном полу и, неуклюже активировав линию связи, бормочет в рацию: — Элти, ты уверен, что стоит это делать? Не то чтобы он оспаривал прямые приказы Прайса. Просто… Просто это же, блядь, самоубийство. И никакие нечеловеческие рефлексы Гоуста не спасут, если ему выпустят пулю в рожу или в сердце. Что он, Соуп, будет тогда делать? Он даже помочь не сможет с такого расстояния. Пока домчится… будет уже поздно. В ухе снова трещат помехи, видимо, что-то на базе глушит связь. — У нас есть приказ, — выплёвывает Гоуст со знакомыми нотками предупреждения. Соуп чувствует себя смертником, когда тихонько бормочет: — Я понимаю, но… это какое-то полное дерьмо. Может, не стоит… Связь обрывается. Соуп чертыхается, и пальцы его слегка дрожат, когда он убирает рацию в нагрудный карман. Он прилипает к винтовке, кусает губы — и не дышит. Ладно, ладно, пусть так. Только… Что ж так нервно-то? Они проворачивали подобное дерьмо десятки раз. Соуп и сам уже бывал тем счастливчиком, который пытается закосить под врага, это нежелательная, но вполне возможная стратегия. И знаете что? Процент неудач (может, и не смертей, но — неудач) больше процента безупречно прошедших вторжений. Гоуст, конечно, крутой перец и всё такое… Впрочем, да. Гоуст — крутой перец. Соуп осознаёт это с новой глубиной, когда выныривает из пучины невесёлых размышлений и… И смотрит за Гоустом. За тем, как тот выскальзывает из-за барака, к которому подобрался, стремительной тенью. За тем, как пережимает противнику кислород, напав сзади. За тем, как после непродолжительной беззвучной возни утаскивает его за палатку. И — за тем, как наматывает платок прямо поверх балаклавы. Их униформа в целом схожа с одеждой противника, в конце концов, они не идиоты, чтобы соваться прямиком в чужой штаб с нашивками ОТГ-141. Не сейчас — не когда речь идёт о разведке, а не о захвате. Всё, что Гоусту нужно, — это удостоверение личности часового, которого он оглушил. И диктофон, замаскированный под часы. Соуп всё равно необъяснимо и бесконтрольно нервничает. Кого это из них тут нужно успокаивать? Он вроде как знает. что это вынужденная мера. Здесь больше нечего разведывать, и остаётся только шпионаж. Но… Боже, блядь, элти, просто не суйся на рожон, а? Сейчас все они наверняка дрыхнут. И ты теоретически можешь просто… обойтись без прямых столкновений. Можешь же, ведь так? Линия связи снова оживает. — Как успехи, парни? — спрашивает Прайс. — Готовы, — хрипло отвечает то ли Рук, то ли Мит. — Будем глушить случайных свидетелей. — Отлично, — одобряет кэп. — Саймон? Только он во всём штабе зовёт лейтенанта Райли Саймоном. Только он может назвать Гоуста Саймоном и не схлопотать за это пулю. Гоуст молчит долгое мгновение, прежде чем подключиться к линии и прошелестеть: — Минутная готовность. Соупу хочется подключиться к нему по приватному каналу, сказать, чтобы он был осторожен, пока будет заглядывать в грёбаные бараки грёбаных сирийцев в поисках полезных сведений, чтобы избегал опасности, чтобы выбрался из этого дерьма без лишних дырок, мать его. Но всё, на что его хватает, — это сдавленный хрип в общий канал: — Удачи. Гоуст не отвечает, но в его далёкой фигуре в платке, выпрямляющейся и делающей первый шаг из укрытия, угадывается что-то похожее на решимость. Соуп смотрит, кусая губы, как перебегает в другое укрытие Рук, как высматривает противника Мит. База пуста и тиха, в конце концов, они нагрянули прямо перед рассветом; но вряд ли сирийцы настолько тупые, чтобы оставить одного-единственного часового. Где-то там, внутри, будет ещё — быть может, и не один. Соуп не дышит. Соуп делается одним целым с прицелом. Соуп смотрит, смотрит, смотрит. Всё идёт как по маслу. Пугающе, невозможно хорошо. Гоуст перемещается по лагерю, изредка задерживаясь у бараков, и Соуп не знает, слышит ли он там что-то, какие-то обрывки разговоров (что было бы отлично с одной стороны и совершенно самоубийственно для Гоуста с другой), или просто медлит, прежде чем принять дальнейшее решение. Рук и Мит следуют за ним бесшумными тенями. Он имитирует часового: это одно из лучших, но и из самых опасных прикрытий для шпиона. Соуп думает о том, что им стоило бы нанять на эту миссию военного переводчика, почти с отчаянием. Соупу. Охренительно. Страшно. Просто бред, да? — после стольких миссий и стольких выстрелов, нацеленных в них обоих, он боится за Гоуста на этой безмолвной и вымершей базе, на которой, быть может, и нет больше бойцов. Периодически оживает наушник, и сдержанный голос лейтенанта Райли сообщает: — Северный отсек чист. Или: — Склад оружия на юго-западе. Позже они его взорвут. Или — вот, после того, как он осторожно просочился в одну из палаток и так же осторожно выбрался из неё несколько напряжённых минут спустя: — Турецкие нашивки. Их худшие опасения подтверждаются. Линия шумит: это подключился Прайс. — Понятно, — говорит он с плохо скрываемым беспокойством. — Сейчас нам там делать нечего. Разберитесь со складом оружия, парни, и сваливайте. Это приказ. Соуп позволяет себе крошечный облегчённый вдох. Выражения глаз Гоуста, которого он ловит в прицел, с такого расстояния не разобрать, но Соупу чудится в его позе что-то сродни неудовольствию. Ты что, собирался всех здесь перерезать, элти? Не то чтобы Гоуст не смог бы. Не то чтобы это, блядь, не сделало его врагом номер один для хуллиарда сирийских и турецких бойцов, которые заинтересуются произошедшим. — Так точно, — выплёвывает Гоуст в рацию. Соупа передёргивает остаточной дрожью. Всё нормально. Всё в порядке. Миссия, как это ни невероятно, прошла гладко. Осталось заложить взрывчатку у склада, взорвать его, когда Гоуст, Рук и Мит уберутся с базы… И — всё. Полдела сделано. Стрелять в них начинают, когда Гоуст размещает детонатор внутри барака и выбирается со склада.