self-destruction

– Ли Минхо мёртв, Джисон. Его больше нет. Эти слова, что прозвучали в звенящей тишине задолго до настоящего времени, преследовали Хан Джисона в абсолютно каждом сне и подворотне. На каждой вывеске, что обычно приглашала в бар, он видел эти слова, выведенные абсолютно разными шрифтами: иногда уродливыми и страшными, еле разборчивыми, а иногда каллиграфичными, словно почерк. Его почерк. В переулках слишком часто мелькала его тень, ну а в каждом магазине он поджидал у самого выхода, чтобы безвозвратно раствориться в толпе уже через секунду. Несмотря ни на что, Джисон его непроизвольно искал. В каждом дворе, на каждой улице, он кидался за любым прохожим, чьи волосы были шоколадного цвета, но раз за разом встречал лишь незнакомцев. Надежд оставалось всё меньше и меньше, а воспоминания душили хуже прежнего всем, чем только можно было: его силуэтом, его парфюмом и в особенности его голосом. Хан Джисон привык так жить, да и вряд ли хоть когда-то заживёт по-другому. Жизнь его давно превратилась в один бесконечный день сурка, что длится вот уже три года... Ровно три года. От Ли Минхо у Джисона не осталось ничего, кроме парной татуировки, что теперь разрезала всю его спину невыносимой болью при одном только взгляде на неё, парочки пластинок, что он скупал в подарок на их годовщины, и нескольких старых потрёпанных домашних футболок. Ни видеозаписей, ни фотографий. Абсолютно ничего, что напоминало бы о том, что Минхо никакое не воспоминание и не выдумка. И сколько теперь часов он провел в этом ебаном колумбарии?.. Кажется, с каждым годом выходило всё больше и больше. Он сидел и смотрел на целую стену, выделенную лишь на одну ячейку, а не на сотни, как было на всех других. Глаза, самые нежные и необходимые для Джисона, смотрели в ответ с фотографии. Алые маки лежали на полу, принося этому сплошь серому месту хоть какие-то краски. Ячейка без праха... Они ведь ничего не нашли... Наверное, это главная причина, по которой он продолжал искать, даже если это дело было так распространено. Фотографию Минхо вдруг закрывает входящее уведомление прямо перед глазами, которое исчезает так же быстро, как и появилось. Чанбин. Его можно понять. Выдохнув и поднявшись, Хан тратит последние секунды на то, чтобы поглядеть на фотографию, никак не меняющуюся уже который год подряд, и попрощаться, не говоря ни слова. Бросив мысленно обещание, как каждый год до этого, Джисон разворачивается и покидает кладбище, внутренне борясь с желанием повернуться и остаться здесь, с иллюзией Ли Минхо, ещё на несколько минут. – Извини, – первое, что Хан говорит, усевшись на пассажирское сидение, даже не посмотрев на Чанбина. Взгляд строго перед собой, как и обычно бывало с ним в этот день. Мыслей много, воспоминаний тоже. Кажется, даже смех, плач, слова Ли по-прежнему звучат в ушах. Минхо отдал всего себя ради спасения мира и Джисона. – Не извиняйся, – Бин запускает автомобиль, бросая взгляд на Хана. Сколько они знают друг друга? Посчитать будет трудно, время в таком технологичном мире текло, будто бы по-другому. Вот уже третий год как Чанбин подвозит его к этому колумбарию, выделяя целый день, чтобы Джисон просто мог посидеть там. Двадцатое июня: ровно три года назад человека по имени Ли Минхо, которого система знала, как обычного наёмника, не стало в результате подрыва. Чанбин до сих пор помнит, как они с Ханом просто не успели связаться с Ли, доехать до него, помнит, как перед глазами разрывались стены здания, ударной волной сметая окна в соседних башнях. От него не осталось ничего, потому что его дорогая сердцу квартира, вместе со всеми вещами, фотографиями, информацией, самим Минхо и даже тремя любимыми котами была разнесена в пух и прах за считанные секунды. "Там пусто. Ни одного теплового сигнала. Он мёртв." Как сейчас помнится фраза Феликса, когда они до последнего надеялись, что ему повезло: может, был на балконе или вышел в магазин... Чанбину было чертовски жаль, что за день до этого он поссорился с Минхо так, что видеть его не мог. Они полили друг друга грязью с ног до головы, потому что Со не считал Сатору за угрозу. Ах, да, Сатору. Корпорация, логотип которой, сука, везде. Чанбин недовольно морщится, оглядываясь на самое высокое здание в городе. Корпорация Сатору – мечта для антимонопольной службы, если бы такие существовали в их мире. Семья, подогнувшая под себя людей, ну а по совместительству главные враги Бродячих Детей. Минхо был прав, когда с пеной у рта доказывал, что им нельзя сидеть на месте и уже завтра Сатору постучатся к ним в двери. Постучались. Взрывчаткой. Монопольная компания, заставившая всех людей носить именно их оптику, всё-таки вышла на Бродячих Детей, о существовании которых даже слухов не ходит. О них вы узнаете, только когда окажется, что вас уже завербовали. Рёв двигателя прерывает мимолетную тишину, и они постепенно отдаляются от колумбария, находящегося за городом. Обычно он отвозил Хана домой, но неожиданный звонок от Чонина побудил его свернуть в совершенно другой район. – Я знаю, ты бы хотел остаться дома сегодня, но Йенни сказал, что у него что-то очень срочное и это касается тварей из Сатору. Мы заедем в "Посмертие", – Чанбин выезжает на мост, всё ещё поглядывая за Джисоном, ведёт машину одной рукой и всё же... Несмотря на то, как Хан уходил от темы Минхо, Со не мог молчать: – Я тоже очень сильно скучаю... Если бы только Хо видел то, чего мы достигли за эти три года... Он бы очень гордился тобой, Джи... Лучший ассасин! Переплюнул всех в нашей команде! – Чанбин, это единственный выходной... – голос Джисона неожиданно ломается и дрожит. Он моментально отводит взгляд к окну, чувствуя, как горячие слёзы бегут по его щекам предательски быстро и старается как можно скорее стереть их рукой. Последнее, что хотелось Джисону – заезжать в этот чёртов клуб и находиться там больше пяти минут, когда в месте его проживания ждала более-менее комфортная обстановка, старые пластинки и вечер наедине с музыкой. Никаких проблем, никакой блядской Сатору, ничего и никого. – Я так хочу вернуться... Раз в году можно побыть слабым хоть перед кем-то. Раз уж все оставшиеся и дорогие люди в его жизни – Чанбин и Бан Чан, тут уж кому как доставалось... Но Со в большей степени, как и обычно. Раз в году Джисон стабильно ломается и не выдерживает. – Я стал лучшим для него... Чанбин, когда я найду его? Пожалуйста, скажи, что я найду его... – не в силах смотреть на все самые ненавистные логотипы за окном, Джисон роняет голову на свои ладони, сгибаясь в плаче напополам. Он не кричит от боли, как было в первое время, сил на это уже не было. Теперь всё, что он мог делать, так это рыдать беззвучно в машине Со, обнимая самого себя руками. Три года... Как бы Джисон хотел вернуться назад и предотвратить это. Он готов был сделать всё, что угодно, лишь бы вновь слышать голос Минхо, чувствовать его прикосновения... Да хотя бы просто видеть его и знать, что всё хорошо. Чанбин тяжко вздыхает, переживая этот разговор раз за разом. Он не осуждает Джисона, потому что если бы самому сказали, что есть мизерная возможность вернуть Минхо – сделал бы всё для этого. – Если ты хочешь от меня честности… Ты никогда его не найдёшь, – на самом деле Со всегда был честен с Бродячими Детьми. В этом протухшем в алчности городе только он и был честен со своими родными людьми. – Он ушёл в небытие, город поглотил его, как когда-нибудь поглотит всех нас. Но Минхо бы не хотел твоих страданий, поверь мне. Он сгорел в огне этого ебаного места, лишь бы отсрочить нашу смерть. Выбрав путь сопротивления, конец уже был известен. Их всех настигнет смерть. Возможно, завтра. Возможно, через пару лет. Они все окажутся рядом с Минхо рано или поздно. Смерть заберёт их так же и не останется от них ни единого упоминания. Хан просил у Чанбина воды, чтобы сделать несколько глотков и выровнять дыхание. Моральное состояние, конечно, желало ему лучшего. – Спасибо, – прохрипев это, он возвращает бутылку и закрывает лицо прохладными руками. – Блять, какой же... Пиздец. – Ты либо идёшь, Джисон, либо... – их привлекает шум на другой стороне моста, где проносится несколько машин, а пассажиры обстреливают друг друга. Стоит Чанбину ускориться и поехать дальше быстрее, чтобы не получить пулю, раздаётся взрыв: за их спинами тачки взлетают в воздух, а преследовавшие их по воздуху службы замедляются и останавливаются, чтобы расстрелять оставшихся. – Либо вот. Со останавливается на светофоре, абсолютно никак не реагируя на то, что произошло минуту назад. Это случалось настолько часто, что он и сам мог подорвать эти машины, если бы потребовалось. Хан пусть и наблюдает за перестрелкой сзади них, но с полным безразличием: ему не так важно, что там происходит, пока дело не касается тех, кого он по-настоящему любит. Чанбин кладёт ладонь на плечо Джисона, обращая его взгляд на себя. – Минхо бы в любом случае погиб... Если не взрыв, он отдал бы за тебя жизнь. Он знал свой конец, кажется, он был в курсе даже о точной минуте своей смерти. Его не спасти... Спаси себя, Джи, – Чанбин аккуратно заправляет выбившуюся из хвоста прядь обратно за ухо, проявляя максимум эмпатии для Джисона. Это ему и нужно было: хороший и сильный пинок, чтобы продержаться ещё один год. Он хоть и молчит, но внимает каждому слову своего друга. Авторитет для него, всё же... Минхо в памяти Джисона всегда хотел умереть именно так: спасти сотни жизней за свою единственную. Трагично, зато так романтично и трепетно... Отдать жизнь за любимого – разве не это самая настоящая сказка? Они открывали друг другу секреты самым тихим шёпотом, в полной темноте, обещая друг другу, что все эти тайны уйдут с ними в могилы. Джисон остался один хранить их тайны и эту, про желанную смерть, тоже утащит с собой. – Чанбин... Спасибо, – говорит он, кусая нижнюю губу. – Правда спасибо, – за поддержку, за понимание и за это прикосновение. Обобщая, слова благодарности прозвучали за простое существование. Если бы не они с Чаном, кто знает, где б сейчас Хан подыхал? – Всё для тебя, – коротко отвечает Бин, покидая машину за Джисоном. Ему не хотелось наблюдать подавленный вид Хана и отрывать его в единственный свободный день, но Чонин умолял приехать вдвоём… Они трогаются с места и сворачивают в сторону переулков, где и стоял известный всем клуб "Посмертие": пристанище всех наёмников, фиксеров и, конечно же, его создателя – Ян Чонина. Джисону хочется сказать, что он с места не сдвинется, но так как Со был к нему так добр и терпелив вообще всё время... Приходится отплатить тем же. Стиснув зубы, Хан выходит из машины первым и, не дожидаясь Чанбина, шагает вперёд. Приходится поправлять причёску на ходу и кое-как завязать волосы в пучок. "Посмертие" встречает их неоновыми огнями, пьяными телами на входе, вонью мусора при спуске в подвальное помещение и, наконец-то, шумной музыкой, алкоголем и запахом смерти. Да уж, это место нельзя было сравнить ни с чем... Охрана пропускает их без вопросов. А как иначе, когда их босс – Ян Чонин? Никто не знал о существовании Бродячих Детей кроме некоторых организаций и самих Детей, но быть лучшими друзьями самого успешного фиксера города максимально престижно. Личный телохранитель Чонина – персона поинтереснее: ещё одна организация, о которой почти никто не знал, но все тихо наблюдали, какой же ход они сделают следующим. "Armature" Вряд ли, о них вообще что-то понятное можно найти. Но Бродячие Дети знали больше, чем кто-либо другой. Например, именно их оптика стояла у всех Детей и союзников, она не была подконтрольна Сатору, а значит, давала власть. А ещё у них есть оружие. И людям не стоит знать, кто их босс. Мужчина отступает, пропуская Чанбина и Джисона в маленькую комнатку со столиком и удобнейшим диваном. На одной стороне развалился Чонин, который только-только потушил сигару, стоило мужчинам зайти. – Кого я вижу! – Ян встряхивает головой, откидывая белоснежную чёлку, и тут же встаёт, чтобы пожать руку Джисону и потрепать его по плечу. Чанбин же подходит ближе, со всей нежностью смотря на Чонина так, как, возможно, ни на кого больше и не посмотрит. Он целует младшего в уголок губ, тихо приветствуя, и отстраняется, падая рядом на диван. Некая зависть охватывала Джисона каждый раз, когда он видел вместе Чанбина и Чонина, даже если он и был искренне рад за их не слишком обычные отношения. Если кому-то из Бродячих хорошо – это уже небольшая победа. – Хан, мне очень жаль, что я отрываю тебя в день его смерти, но ситуация не требует отлагательств... Ты как вообще? – хотя Чонин подозревает, как он. Сам же сегодня видел Сынмина, его состояние. Каждый год так: один плачет по смерти возлюбленного, другой – по смерти лучшего друга. – Я без понятия, как я, ты ведь это знаешь, – вздохнув, Джисон облокачивается на подлокотник небольшого диванчика и закрывает лоб ладонью. С губ моментально срывается тягостный вдох и такой же выдох. Этот вопрос он слышал в тысячный раз. Сколько можно? Он, блять, понятия не имеет и разбираться не хочет. Его жизнь давно превратилась в тупое существование. Чонин затихает, когда появляется официант, и останавливает его, забирая поднос с напитками и стаканами самостоятельно. Он разливает алкоголь по ёмкостям, пододвигая Джисону его любимый и заранее приготовленный яблочный бурбон с тоником. – Давайте выпьем за него, он этого заслуживает. – Ян приподнимает свой бокал, залпом выпивая содержимое, Чанбин делает то же самое, со стуком ставя стакан обратно на стол. Джисон выпивает напиток разом с остальными. – Давайте не будем тянуть кота за хвост. Просто расскажи нам, в чем дело, и мы поедем по своим делам. У меня правда мало времени, – даже если дело Хана было в том, что надо вернуться в квартиру и открыть ещё какую-то бутылку с алкоголем, выпить в одиночестве... Это уже рутина и никакие Чонины не могут её нарушить. Чонин понимает: в такой-то день сложно держаться и думать о работе. К сожалению, Яну придётся разочаровать своего дорогого друга. – Ладно, вернёмся к делу, compagno (дружище), – Чонин достает маленький чехол с щепкой, дав её просмотреть Чанбину, который, сохранив данные, передал Джисону. – Сатору не просто подозрительно активничают в последнее время. У нас уже была информация, что они занимаются какими-то экспериментами, но лёд их системы не под силу сломать даже Феликсу. Мы не можем узнать ни крупицы о происходящем... Но, – он делает интригующую паузу, хитро улыбаясь, как только видит интерес в глазах Джисона. – Возможно, они хотят вывести погулять свой эксперимент. Одна компашка крутых наёмников проявляет слишком много признаков киберпсихоза. Мои люди долго их отслеживают, но есть подозрения, что Сатору столкнёт двух крыс – поменьше и побольше – на одном поле и посмотрит, кто кого. – Это наш шанс выкрасть информацию об экспериментах, – моментально подаёт голос Чанбин, переглядываясь с Джисоном. Вопросов, откуда Чонин столько знает, уже давно не возникает. Лучший фиксер города не может не знать. – Или увидеть этот эксперимент воочию. А тут уж точно не справиться без нашего лучшего киллера, снайпера и нетраннера, – Ян указывает раскрытой ладонью на Джисона, улыбаясь в своей лисьей манере. – E allora? (Ну так что?) Когда речь заходила об экспериментах Сатору, глаза Джисона сами загорались и мерцали. Новейший эксперимент, толпа с киберпсихозом... Это точно нельзя пропустить. Сатору своим экспериментом заплатят за всё, что случилось с Минхо. Поразмыслив всего несколько секунд, Джисон глядит на Чанбина и еле заметно кивает. Ради Минхо и всех Бродячих они не оставят это дело в стороне. – Estamos de acuerdo. ¿Cuándo empezaremos? (Мы согласны. Когда начнём?) – вдруг он переключается на испанский, удобнее устраиваясь на диване, а Чонин усмехается, услышав язык, который он, конечно, мог перевести с помощью системы, но свободно говорить – ни за что. Испанский... Этот язык они из всех Бродячих знали только с Минхо, часто переговариваясь именно на нём между собой... Совершенно разные слова и признания могли звучать на этом красивом языке в кромешной темноте, да ещё и там, где никто не мог их потревожить. В такие моменты они взаправду принадлежали только друг другу, никому более... Минхо... Он так красиво разговаривал на испанском, мерцающими глазами глядя на Джисона, пока путался пальцами в его длинных волосах... Всё это было так далеко, но как же всё-таки близко одновременно. Джисон снова в своих мыслях. Когда до него это доходит, он словно просыпается ото сна, моргая несколько раз, и обводит взглядом сначала Чонина, а затем и Чанбина. – Известно ли... Хоть что-то? Какая-то вероятность, а не просто догадки? Когда это случится, где и в какое время? – Всю остальную информацию расскажет Феликс. Нам стоит это обсудить с Чаном, ну и в... Более безопасном месте, – Чонин бегло оглядывает видимое ему помещение клуба и уже через пару минут они все вместе покидают это место. Ян отпускает свою охрану, изменяя привычным дорогим автомобилям, чтобы упасть на пассажирское сиденье любимой тачки Чанбина. Он всегда сидит впереди – это привилегия бойфренда. – Сука, тут случилось вчера ебучее ДТП, копы собирались доебаться до клуба, прикиньте, – Чонин кивает в сторону улицы, на которую они выезжают. – Будто бы их мнение кого-то ебёт… – А когда пуля в лоб стала ДТП? – поинтересовался Чанбин, при этом посмеиваясь. – Какие улицы, такое и ДТП. Со пожимает плечами, продолжая спокойно проезжать по улицам адского города, слышать выстрелы где-то в отдалении, то в районах, то на автострадах. Уехав в совершенно другой район, они пересекли ещё одни мосты и, наконец, приблизились к их небольшому "штабу", если это так можно назвать. Они заходят через запасной вход оружейного магазина и уходят глубоко в здание. Вход, недоступный никому, у кого нет пароля и биометрического доступа. Но даже этого недостаточно, если кто-то посчитает, что сможет зайти в штаб-квартиру Бродячих Детей. Достав пароль и биометрию, он будет убит в первые же секунды... Кем? – Merde! (Блять!) Явились, наконец-то. – послышался голос из динамиков, которые стоят просто чтобы напугать кого-нибудь. Тёмная дверь перед ними выдвигается, пропуская неоновый свет из комнаты, освещающий знакомый парням силуэт. – Вы заебали опаздывать, я сказал приехать, chienne (сука), ещё час назад, – Феликс отступает от входа, по пути заплетая маленький хвостик на затылке. Его чёрный костюм редко менялся на что-то другое, но по ещё немного влажным волосам, работающим блокам охлаждения на брюках, а главное – на спине, стало понятно, что тот только недавно вышел из киберпространства, предпочитая использовать ванну со льдом, а не специальные новомодные кресла. – Где там этот задрот ебаный?! Сынмин, они приехали! Хотя бы что-то оставалось в жизни стабильным, не считая этого кошмарного дня, что повторялся из года в год... Вопли Феликса, например, тоже были совершенно обычным делом, так что Джисон в принципе не обращал на него никакого внимания: прошёл неспеша до зоны, где можно было выпить, и налил себе стакан воды. – Come fa a non spaccarti la testa? Stai urlando da stamattina, cane malvagio... (И как ещё у тебя не раскалывается голова? Ты орёшь с самого утра, злая собака...) – Сынмин, уставший и порядком заёбанный этой жизнью, особенно сегодня, не спеша выходит из их с Феликсом мастерской, зачёсывая волосы вместе со своей светлой чёлкой назад. На губах появляется самая искренняя широкая улыбка, как только он видит Чанбина и Чонина, даже если глаза, опухшие от вечных слёз в этот день, выдавали его истинное настроение. Чонин с Чанбином, конечно же, заметили состояние Кима, но вслух не сказали. Единственный день, когда Ян мог запихнуть свой нарциссизм подальше в задницу и уделить всё внимание на свете Сынмину – это день смерти Минхо. Всё же, они были лучшими друзьями с самой школы… Пока не вылетели оттуда. Хо с Сынмином пережили столько всего, что это не поместится даже на жёстком диске в несколько терабайт. Хотелось снова слышать их шуточные пререкания, издевательства и знать, как на самом деле Сынмин дорожит Минхо, даже если случайно (специально) сжёг его любимую футболку. – Милые мои... – Ким шепчет негромко, нежно целуя в губы сначала одного, а затем и другого, похлопывая их по плечам. – Феликс меня сегодня вытрахал по полной, будто мне вас не хватило... То ему не нравится, это не нравится, то ледяная вода для него горячая, то якобы я прибор не так подключил... Cane arrabbiato. (Злая собака.) А Хан..? И когда Сынмин оборачивается, то видит Джисона, сидящего в кресле. Он моментально оказывается рядом с ним, а Хан в это время встаёт, чтобы крепко обняться. Они понимали друг друга без слов, но что-то сказать всё-таки хотелось... – Мне жаль, что я снова не смог поехать с тобой и навестить его... Тут полный завал. Надеюсь, ты передавал привет, – отстранившись, Сынмин кладёт руки на плечи Джисона и всматривается в стеклянный взгляд напротив, пока не дожидается хотя бы едва заметного кивка. Этого достаточно. – Ну вот и славно... Я ещё успею его навестить, – хотелось пошутить, добавить: "На том свете", но боль тут же прошлась по сердцу, заставив плечи опуститься. Никакая это не шутка. И говорить это он точно не будет. Стоило Джисону и Сынмину одновременно оказаться в комнате, Феликс затих. Он, конечно, злая собака, но Сынмин сегодня проливает слёзы целый день. Это порядком бесило, потому встревать в драматичные обнимашки этих двух он не стал. Когда Сынмин отходит от Джисона, Чанбин аккуратно кладёт ладошки ему на плечи и дарит тепло так, как только может. Удивительно, что в этом городе кто-то ещё способен на эмпатию. – Dieu (Боже), я надеюсь, вы закончили и enfin tais toi (заткнётесь, наконец), – Феликсу тоже было больно, но такое нытьё он считал пустой тратой времени, когда тут реальный мир, который всё ещё пытается тебя убить. – Hyunjin, combien de temps pouvons-nous vous attendre?! (Хёнджин, сколько тебя можно ждать?!) Феликс как всегда орёт на французском, потому что его дорогой сердцу муженёк так лучше откликается. А пока они все собираются вместе, Ликс быстро печатает сообщение Чану, чтобы тот спустился со своих апартов и наконец увиделся с Бродячими. Кинув мини-проектор на стол, он вывел изображения перед ребятами. Множество изображений. – Ой, что тут за пиздец нас ждёт, вы бы знали... Быстрее! – Quello è un cane insensibile... (Вот же бесчувственная собака...) – сил на другие возмущения у Сынмина не было. Да, нельзя ждать, но сегодня такой день... Вновь смахнув с глаз слёзы, Ким берёт Чонина и Чанбина за руки, переплетая с ними пальцы, и идёт садиться между ними на диван. – Вы правда не могли собраться пораньше?.. – Джисон хоть и спрашивает еле слышно, но внимание на него обращают все... Прежде, чем Феликс успевает сказать хоть что-то колкое, позади Хана с громким хлопком закрывается дверь. Он оглядывается, чтобы посмотреть, в чём дело, и моментально об этом жалеет. Сейчас начнётся очередной концерт... – Ну и чего вы так уставились? – ну вот и Ли Хёнджин собственной персоной, ухмыляется, оглядывая собравшихся взглядом. Феликс прервал его от тренировки, это понятно сразу: он складывает руки на груди, дышит часто, его тело всё влажное, покрыто потом, а открытые руки в любом случае приковывали внимание... Весь этот концерт ради того, чтобы выбесить Феликса, конечно же, и Хёнджин только начал. – Блять, да кто на тебя посмотрит... – вот Сынмин действительно был заинтересован исключительно изображением перед собой... Ли на это неодобряюще фыркнул: – Кому надо, тот и смотрит, 입 다물어 (заткнись), – закатив глаза, Хёнджин тяжёло выдыхает, проводя пальцами по своей шее, и слегка закидывает голову назад. Прикусив в этот момент губу и ухмыльнувшись, он, наконец, глядит на Феликса, стремительно направляясь к нему. – Чего мой цыплёнок такой недовольный? 누가 당신을 화나게 했습니까? (Кто тебя обидел?) – Pollo. Non un pollo. (Курица. Не цыпленок.) – 개는 말을 할 수 없었다. (Собаки вообще говорить не умеют.) Так что? – оказавшись вплотную к Ли, Хёнджин хлопает его по заднице, лениво отстраняясь. – くそ (Блять...) – Джисон устало вздыхает и отводит взгляд в сторону. Каждый, сука, раз, так ещё и Чан будет идти вечность... И такой балаган происходит уже на протяжении трёх лет. Стоило Минхо покинуть их, как Бродячие Дети стали ассоциироваться лишь с хаосом. Они, конечно, ценят друг друга, но… – Mon cher... (Мой дорогой.) – смягчается Феликс, залипая на Хёнджина, что продолжается всего парочку секунд, потому что эти игры продолжали бесить. – Завались и усядься на жопе ровно, блять! Ебучий случай, как же вы меня все заебали... Короче, Чан придёт сам, мне похуй. Феликс выходит к экранам, выводя все изображения перед ребятами, и крутит кольцо на безымянном пальце. Его глаза искрятся в тусклом помещении. Уже скоро перед остальными показывается изображение группы наёмников. – Знакомые лица, не так ли? Через три дня они свихнутся от киберпсихоза. Весело, да? – Феликс выводит статистику по каждому из четырёх, показывая то, что все они, на удивление, стабильны, и у всех одновременно начинает сбоить оптика. – Для особо тупых рассказываю: эти ребята не находятся в зоне риска киберпсихоза, у них не стоит каких-то ебанутых имплантов типа клинков богомола. Но Сатору считает по-другому. Ночью двадцать третьего числа они все вместе сойдут с ума, пока будут на гоночном афтерпати за городом. Там будет кучу народу и они все далеко от города, идеальная возможность протестировать свою крысу. Феликс переставал быть злой псиной только когда концентрировался на работе, поэтому и сейчас, крутя какой-то стилус в руках, он падает на диван рядом с Хёнджином, продолжая штудировать информацию перед собой, как и другие. – Мы уже знаем, что Сатору проводит свои эксперименты над людьми, но я не в состоянии сломать защиту этих ебаных корпоратов. Прийти на афтерпати и увидеть работу лабораторной крысы воочию – лучший вариант достать информацию об их экспериментах. Donc (Поэтому) мы выступим наблюдателями. Джисон будет ближе всего ко всей этой заварушке и, как бы тебе не нравились новомодные технологии, ты вставишь чёртов записывающий чип и снимешь брейнданс. Потом мы считаем всю инфу и, возможно, узнаем больше об их планах... – Нихуя себе, ты можешь разговаривать словами, а не воплями, – Чонин закатил глаза, не понимая, зачем его вообще сюда позвали. – Tais-toi si tu ne veux pas qu'il soit faussé par le piratage. (Завали ебало, если не хочешь, чтобы тебе его от взлома перекосило.) – Proprio come te?! (Прямо как у тебя?!) – Малой, письку отрасти, не прячась за спинами охраны перед тем, как ебать мне мозги. Разговор окончен, – о, да, не хватало Феликсу конфликта посреди белого дня. – Нашёлся блять, герой-профессионал! Что-то три года назад ты не обезвредил бомбу, которую можешь хакнуть секунд за десять! Все экранчики резко потухли, а по спинам ребят пробежал холодок. Чонин знал, что Феликс пытался, они все знали, как у него почти сгорела его плата с кибердекой в попытках предотвратить взрыв. Ян не был там, но он точно знал, что Ли не просто пытался, он был очень близок к тому, чтобы сломать защиту на системе взрывчатки, но все, что он получил в конце концов – новые импланты на лице, которые он вставил, чтобы закрыть шрамы от летящих стёкол и огня. Джисон хочет разрыдаться вновь. Воспоминания душат его настолько, что приходится зажать рот рукой, чтобы не издать ни звука, и, встав на ноги, пройти за ещё одним стаканом воды. Другие даже не обращают на него никакого внимания. Чонин поджал губы и затих. Кажется, нервы окончательно сдали у всех. Никакого спокойствия за последние три года. Вместе с Минхо от них ушёл весь мир и гармония, казалось, без него они потихоньку сходили с ума. Все друг на друга рано или поздно срывались, орали, ссорились, но когда здесь был Минхо... Их можно было назвать настоящей любящей семьёй. Совсем не то, что сейчас. – 씨발 새끼야... (Блять, сукин же ты сын...) – рука Хёнджина моментально оказывается на бедре Феликса, ощутимо его сжимая. Так он хотел его защитить, закрыть от остальных, даже если тот и сам мог прекрасно о себе позаботиться. – Феликс пытался сделать хоть что-то! Кого мы тут видим раз в месяц, если повезёт? А может раз в полгода?! Если бы ты не пинал хуи, как обычно, а, блять, помог нам три года назад, Минхо бы сейчас не... – Хёнджин... – один только всхлип Сынмина заставляет его прийти в себя и заткнуться. Они не смели так унижать друг друга, никто из них не смел. Тишина снова режет слух. Феликс перехватывает ладонь Хёнджина, не желая раздувать хотя бы из темы Минхо конфликт, но... Уже поздно? Он смеряет Хёнджина спокойным взглядом и с сожалением смотрит на Сынмина, которого в свои объятия сгрёб Чанбин. – Quid agatur apud vos? (Что здесь происходит?) О, да, этот голос, этот язык, все факторы вмиг заставляют всех обернуться и уставиться на фигуру, застывшую в дверях. Среди всех Бродячих на мёртвом языке мог говорить только один. Чан обводит всех собравшихся внимательным, словно насквозь читающим взглядом. Кто-то отвернулся, кто-то плакал, а кто-то судорожно пил уже который стакан воды. Снова ругались, это было видно. – Кто-нибудь объяснит? Чанбин? Джисон? Простите, что задержался, меня отвлёк важный звонок, – Бан вздыхает, понимая, что ответа вряд ли дождётся, глядя хотя бы на Джисона, которого от этого дня уже начинало потряхивать. Тогда он просто кивает, проходя на свободное место. Феликс краем глаза замечает подступившую истерику Джисона, на которую по привычке никто не обращает внимания. Если они частые, это не значит, что сам Хан к этому приспособился... Отпустив Хёнджина, Феликс поднимается с дивана и достаёт из внутреннего кармана своего кардигана ингалятор с успокоительным внутри. Чаще всего Феликс это использовал, когда его мозг перегружался, а тело потряхивало после погружения в киберпространство. Помогало великолепно. Подойдя ближе, он кладёт аккуратно ладонь на плечо Хана и протягивает тому лекарство, не говоря ни слова: если откроет рот, то опять вырвется тупая поддержка или что похуже. Он внимательно следит за тем, как Джисон использует ингалятор, но когда тот пытается его вернуть, отнекивается, позволяя препарату остаться у него. Феликс возвращается к дивану, поглядывая на Хана, но уже вскоре переключает своё внимание на другую задачу. – Если мы будем обвинять друг друга в наших общих проблемах или сожалениях, между нами не будет никакого мира. Что уж говорить тогда о целом городе? Думайте прежде, чем бросать резкие и обидные слова, – эта тема звучала так много раз, но Чан даже не считал это чем-то плохим. Важно, конечно, выговориться, а не держать до последнего все чувства в себе, но ещё важнее потом во всём разобраться и, возможно, попросить прощения. Чонин прекрасно понимал, что сболтнул лишнего. Он простой информатор и не смеет заявлять что-то в сторону людей, которые рискуют жизнью больше, чем он. Смысл его же слов достиг быстро, особенно, стоило услышать всхлип Сынмина, любимого человека. – Мне жаль... Я не должен был так выражаться, – Чонин опускает голову и медленно поглаживает Сынмина по спине. Он стирает дорожки слёз с щёк, шепча ему что-то нежное, включая тихие-тихие извинения. Легко целует в нос и снова прижимает к себе, чувствуя, как тот окончательно успокаивается. Ким всегда держится ради них, единственный, наверное, позитивный человек. Но в этот день ему можно раскиснуть и никто не может этому помешать. – Мы вели обсуждение нашей миссии. – Чанбин убеждается в том, что Сынмин теперь не один, и отпускает его. И вот они слушают главные свои задачи по второму кругу... Даже Чан. План действий уже был ему знаком, но чем больше повторяешь одно и то же, тем лучше начинает работать мозг. – Сатору планируют устроить облаву на наемников, мы должны проследить за тем, как они будут тестировать свою лабораторную крысу… Есть какие-то новости? – заключает Чанбин, устремляя взгляд на лидера. Феликс в это же время перематывает для него изображения. Спустя время от Чана слышен ответ: – …Всё разработано чудесно, но я внесу некоторые дополнения. Вы знаете прекрасно, что мы сотрудничаем с компанией "Armature", так что они согласились помочь нам в этом деле. Джисон по-прежнему отправляется один, к Хёнджину причислены ещё три снайпера, Феликс без изменений... Нам повезло, что они нас поддержали и в этот раз, но план не изменился от слова совсем, действуем так же, – Чан не любил переводить тему, когда прошлая не доведена до самого конца, так что ему нужно было точное подтверждение от каждого, что им ясно, кто и что должен делать. – У кого-нибудь есть вопросы? Может, предложения? Вы ведь знаете, если кого-то из вас что-то беспокоит касаемо будущей миссии, мы можем это обсудить. Хёнджин оглядывает Феликса и касается его ладони своим мизинцем, привлекая к себе внимание. Всё ещё волновал вопрос о том, как он чувствовал себя после слов Чонина, а с миссией... С миссией всё будет, как всегда. Взглянув на Хёнджина, Феликс лишь касается указательным пальчиком в ответ, показывая, что всё хорошо. Ему плевать на эти обвинения, он прекрасно знает, что облажался, даже если Хван всегда будет говорить об обратном. Феликс был единственным, кто мог, но не спас Минхо. Или... Суицидника и бессмертие не спасёт? Феликс считал, что в отличие от этого прогнившего города, его безликих тел, наполняющих улицы и районы, они здесь самые живые. Возможно, они ожили, когда столкнулись со смертью лицом к лицу. Бродячие Дети обречены на смерть, бандиты не умирают в старости, но кто же знал, насколько эта кончина близко? Она всегда очень и очень рядом. – Вопрос есть... "Armature". Сколько ещё они будут работать с нами? Контракт и связи – это банальные вещи, но они теряют своих людей чаще, чем мы выходим на миссии, – Чанбин смотрит ещё раз на Сынмина, но после этого поднимается с дивана, чтобы достать из холодильника банку газировки. – Они позитивно настроены на наше дальнейшее сотрудничество? – Об этом переживать не стоит. Пока им выгодно с нами работать, нам нечего бояться. Да и достаточно факторов, которые связывают наши организации... Взять хотя бы родство: это удобно, потому что я – проверенная годами личность – приглядываю за "Armature". Ещё один фактор, так это Сатору. Ещё один – их оптика... Сомневаюсь, что мы дойдём до конфликта, но всё же я сообщу вам первым делом, если начну что-то подозревать, не сомневайтесь. Надеюсь, такого никогда не случится, – Чан кивает, поднимаясь и скрещивая руки за своей спиной. Он проходит от одного конца комнаты до другого, осматривая их всех. Вдруг Чан задерживает взгляд на Феликсе, задумываясь. – Следует попросить у них ещё одного нетраннера? Джисон, а что тебя касается? – Скорее всего, там будет нетраннер Сатору. Вместе с крысой приедет наряд, обязательно... Хотя на месте "Armature" я бы тоже не соглашался на такой риск... – Феликс тяжко вздыхает, боковым зрением смотря на Джисона. Пойти туда одному, даже с прикрытием снайпера и нетраннера... Довольно трудно. – Желательно сразу десять попросить этому scemo (дураку)... Вдруг он перегреется, а Джисон... – наконец и Сынмин отвечает, крепко-крепко прижимаясь к Чонину. Ему жаль за своё поведение, но сейчас это необходимо. В голову лезет всё, что угодно, потому и слёзы бегут вновь по щекам, ну а Феликс… Феликс поджимает губы, не осмеливаясь наорать на Сынмина при Чане. Какой-никакой, а авторитет он всё же вызывает. – No necesito a nadie (Мне никто не нужен), – Хан тут же пожимает плечами. Сынмин что, похоронить его уже успел? Не дождётся. Джисон среди них всех самый живучий. – Я пойду туда один, всё нормально. Так будет быстрее. И пойти против слов Хана получалось не всегда. Лучше ему просто довериться, как и сто раз до этого. Чан понимающе кивает и полностью принимает этот факт: доверие, построенное годами. – Если Арма согласятся, я буду не против нетраннера, который подсобит нам, но не более. – Феликс сдерживается, потому как видеть слёзы Сынмина больно, даже если почти для всех Ли бездушная собака. Тем временем Чонин стирает слёзы с щёк Сынмина, оглядывает остальных ребят, которые постепенно остывали и переходили на обычные темы. Он хватает Минни за руки и уводит его в совершенно другую комнату, где никого не было, чтобы просто побыть наедине. Чанбин вскоре удаляется к ним, оставляя ребят в комнате одних. – Хорошо. Я попрошу человека про запас, поможет, если что. Но ты справишься, я знаю... – Чан, всё ещё пытающийся всех вокруг поддержать, не без тяжести в сердце наблюдает за тем, как медленно уходят Сынмин, Чанбин и Чонин. Затем смотрит на одинокого Джисона в углу, на Феликса и Хёнджина... Только Хан здесь остался один. Он сам, да Хан. – Джисон, ты как? – Бан не говорит громко, наоборот, очень спокойно и... Так, будто хочет сберечь. Но Джисона такая доброта доводила особенно... Ему наоборот нужен кого-то, кто скажет, какой он нытик и силой приведёт в чувство. Он поднял загнанный взгляд на Чана, поджимая губы, и тому всё сразу становится ясно. – Я отвезу тебя домой, хорошо? Прямо сейчас. Давай, поехали, по пути выскажешься... – подав Джисону руку, Чан придерживает его за локоть, а на прощание машет оставшимся в комнате. Из года в год... – У меня ужасное предчувствие насчёт этой миссии... – признаётся Ли, смотря на Хёнджина, но тут же встряхивает головой, хмурясь. Ещё минуту назад он подслушивал разговор… Едва заметно, конечно же. Просто мастерски. – Всегда так, похуй. Ты хотел продолжить тренировку, разве не так? Вина за то, что он не спас... Каждый год режет сердце, но до слёз так и не доходит. Возможно, потому что у Феликса ещё есть за что бороться... Хёнджин. Хёнджин может расслабиться только когда в комнате никого не остаётся кроме них двоих. Он моментально закидывает на того свои ноги, поворачивается боком и запускает ладонь в светлые волосы Ли на затылке. Он массирует кожу, осторожно оттягивая некоторые прядки. – М-м... Ты немного не угадал в этот раз. Не хочу больше тренироваться, весь настрой мне сбили. Так что там с твоим предчувствием? – Хёнджин действительно заинтересован. Он слегка наклоняет голову в его сторону, продолжая делать массаж головы так, чтобы Ли хоть чуть-чуть расслабился, но поделился с ним мыслями. Даже самыми плохими… Чем угодно. – У тебя есть дела, спешишь куда-то? Давай поговорим? Феликс тупит взглядом в пустоту, концентрируя внимание на прикосновениях Хёнджина, будто хочет запомнить их как свое имя. Перед ним можно было не притворяться, не скрывать своих чувств. – Мне кажется... Будто бы нам нельзя узнавать, что с этим экспериментом... Это станет началом нашего конца. Технически, конечно, мы так не можем. Нам необходимо узнать скрываемые секреты, но если бы моё мнение на что-то влияло... Эх, ладно, – Феликс смотрит на Хёнджина и впервые искренне улыбается, смотря ему в глаза. – И ты правда секси после тренировки, не волнуйся, я восхитился, стоило тебе выйти... Может, чаще тебя так отвлекать? – Лучше... Не отвлекай меня от тренировок, а занимайся вместе со мной. Так всегда веселее... Но я не заставляю тебя. Феликс сползает ниже, кладя голову на плечо Хёнджина, и смотрит на него снизу вверх: – Обещай, что не бросишься в лапы смерти, как Минхо, – казалось, он просил это обещание каждый год, будто бы оно имело срок годности. – Я не хочу умирать, даже если знаю, что все мы тут смертники. – Феликс... – услышав очередное обещание, Хван тихо вздыхает, обнимая его за плечи. Ну, если ему так спокойнее... – Обещаю, что не умру. Не зря Чан заманил к нам ещё трёх человек. Живой щит, считай, – он говорит об этом привычно, будто подобное происходит на улицах каждый день... А разве так и не было? Хмыкнув этой мысли, он прикрывает глаза. Феликс был намного живее всех остальных, просто строить из себя ебаную тварь легче. Это как бронежилет, лёд в твоей системе... Когда мир вокруг начинает разрушаться, единственное, что греет – этот бронежилет и хоть какой-то смысл существования. – Всё будет в порядке, Ликси... Рано или поздно придёт конец, а до самого ближайшего у нас есть ещё целых два дня на совместную жизнь. Два дня... Даже не один, представляешь? – улыбка Феликса тут же отражается на губах Хёнджина. Свободной рукой он касается его щеки, поглаживая. В этом весь Хёнджин. Он мог не только строить из себя важную птицу, которая ставит себя на первое место впереди планеты всей, но и проявлять такую нежность к правильному человеку. Вот Феликс как раз таким и был: его родственная душа в этом неправильном мире. На минутку он зарылся носом в его ещё мокрые после ледяной ванны волосы, но всё равно приластился к макушке щекой. – Ты отлично справился сегодня с презентацией нашего плана. Я правда горжусь, ты только не слушай никого... Лучше слушай меня. – Я не слушаю их, – от обещаний, даже таких пустых, становится легче, будто бы Хёнджин действительно мог повлиять на это. А что, если у них нет и двух дней? Эти мысли преследовали настолько часто, что даже не особо беспокоили уже. Каждый прекрасно понимал, что рано или поздно город победит. Не появилось того, кто смог бы его сжечь. – Они все обречены, так же, как и мы с тобой. Они скучают так же, как и мы... Чонин весь день успокаивает Сынмина, который ревёт раз в год. Если бы и хотел понять их мысли, наверное, спалил себе кибердеку, – Ли смотрит на место, где всегда сидел Джисон, и тихо вздыхает: – Боюсь, город однажды погубит и его. Ни смысла жизни, ни мечты. Таких город любит, недолго ему так осталось, – пожав плечами, он осматривает остальные пустующие части комнаты кроме одной. Скукота. – Пойдём... Потренируемся, что ли? Если не изобью грушу сейчас, то взорвусь ночью на кого-нибудь. Нам нужно экономить силы перед миссией. Хёнджин молча со всем соглашается, поглаживая плечи и предплечья Ликса, периодически переходя на его шею и затылок. Они действительно все обречены? А Джисон? Неужели... – Ох, пойдём тренироваться, – чем больше сидишь без дела, тем больше загоняешься по каким-то бредовым темам. Хёнджин вмиг прекращает любой физический контакт, отрываясь от Феликса, и разве что подаёт ему руку, помогая встать с дивана. В этот день их всех хоть немного, но объединяла скорбь. Каждый мог побыть самим собой: кто-то слабым, кто-то поистине нежным и безнадёжным, а кто-то скучающим по прошлому. Сынмин хотя бы сидел в окружении любящих и поддерживающих людей, в отличие от Хана. Он был благодарен за всю любовь, которой его окружили, но сейчас должным образом ответить на это не мог. Ким знал, что его никогда за это не осудят. Чанбин и Чонин единственный день в году забывали про все свои прихоти и уделяли внимание Сынмину. Они сидели рядом с ним, окружив заботой и робкими поцелуями. Казалось, невозможно жить в таком мире и быть хоть немного человечным, но они умудрялись, каждый раз даря любовь. – Мне немного легче, – кое-как говорит Ким спустя минут двадцать. Он вцепился мёртвой хваткой в предплечье Чанбина, обнимая его, а голову положил на плечо Чонина и прикрыл глаза, которые начало резать от количества пролитых слёз. – Спасибо, что терпите это из года в год... Я хоть и обещаю каждый раз, что больше не буду себя так изводить, но... Спасибо, правда. – Мы готовы быть с тобой каждый год, чтобы тебе было легче... – тихо произносит Со, оставляя нежный поцелуй на макушке Сынмина. Чонин в этот же момент совсем смягчается, тиская его, словно мягкую игрушку: он ведь знал, как Минни любил такую тактильность в моменты слабости. – Мы можем поехать ночью в колумбарий, ты сможешь нормально посидеть с ним, сколько захочешь... – Чонин бросает взгляд на Чанбина, который утвердительно кивает. Потом Йенни касается пальчиком браслета, который когда-то Сынмину подарил Минхо. Красными и чёрными камешками на языке Морзе было написано: "Я всегда рядом". Ким, кажется, никогда его не снимал, сколько бы лет ни прошло. – Минхо всегда будет с нами, даже сейчас он поддерживает нас... Мы уничтожим Сатору ради него, мы сделаем всё, что потребуется. – Чонин наклоняется к губам Кима, нежно целуя их, и улыбается. – Он гордится нами, очень сильно гордится. – Мы… Правда можем поехать?.. – Сынмин даже как-то оживает, приподнимая голову. Он смотрит сначала на одного, затем на другого, и поочерёдно целует их в губы. – Это правда очень важно для меня, я же не мог поехать сегодня из-за Феликса... Я ненадолго, просто посидеть хотя бы пять минуток, сказать ему пару слов, и мы все поедем домой отдыхать. Спасибо... – Поедем ночью, возьмём с собой кофе, может... Побудем обычными людьми, которые пришли навестить дорогого друга, никаких мыслей о миссии, – Чанбин нежно целует Сынмина в ответ, касаясь губами его носика, и улыбается. Опустив взгляд, Ким наблюдает за тем, как бережно Чонин поглаживает камушки его браслета. Улыбка сама собой освещает его лицо: Минхо ведь и правда всегда рядом... Сынмин так обожал этот браслет, что теперь даже не чувствовал его на своей руке. Он ощущался так правильно и необходимо, что никакой надобности снимать его не было. – Я ужасно скучаю... Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся снова, – он проводит по браслету кончиками пальцев ещё разок и, наконец, отвлекается на своих парней. Вновь тянется к Чанбину, оставляя сладкий поцелуй на его губах, затем к Чонину, впервые за весь день вздыхая со спокойствием. – Что бы я делал без вас?.. – Плакал в одиночестве... Как Джисон. Или плакал с Джисоном, – Чонин пожимает плечами и немного отстраняется, чтобы поправить светлую чёлку Сынмина. Только для них он мог открыться вот так, проливая горячие слёзы в один единственный день. Чанбин скользит пальцами по позвоночнику Сынмина, даря самые нежные прикосновения для такого жестокого мира, как их. Так сложно противостоять корпорациям, будучи просто букашкой, ревущей по смерти любимого человека… Казалось, что они итак на грани безысходности, но должны идти дальше, будто финал не завтра, а через пару лет. Страшно засыпать, зная, что можешь не проснуться, страшно быть врагом корпорации, которая может смести всё с пути и не оставить и следа. Завтра задержат ещё одного агента Бродячих Детей. Они попытаются выпытать правду, но сам агент не знает больше двух таких же Бродячих. Его просто убьют, как и его друзей, но не выйдут на остальных, просто не смогут. Это позволяло Бродячим Детям и "Armature" жить в тени, вне системы, куда, казалось, никто не может выйти. Или они всё так же поклоняются системе? Просто живут в иллюзии свободы... Нельзя думать слишком много. Хотелось, чтобы атмосфера спокойствия продлилась как можно дольше, но это ведь совсем невозможно... Уже совсем скоро Чанбина, Феликса, Хёнджина и Джисона вся оставшаяся компания крепко-накрепко обнимет и пожелает вернуться как можно скорее.