self-destruction

Самое любимое место для Джисона во всём городе – барахолка. Сюда можно было попасть в последний понедельник каждого месяца, так что этого дня Хан дожидался с нетерпением. Тут и там бегали дети, ходили люди, выбирая всё, что необходимо, да и атмосфера была крайне спокойной. Здесь можно было найти только старьё. Однако именно это Джисону и нужно было. Он моментально прошёл к бытовым товарам, решая самое интересное оставить на десерт. Всегда его привлекала посуда и какие-то старомодные украшения. Уж что-то в этом было... Но сейчас ему нужен был новый чайник. Старый уже совсем не работал: не хотел греть воду. Но приобретать новомодный чайник он намертво отказывался. Джисон обожал вещи, не лишённые истории. Когда ты пользуешься чем-то таким простым – без лишних кнопочек и сенсоров – жизнь кажется намного приятнее. Это и являлось одной из причин, почему же Джисон так сильно хотел привести Лино к себе домой. Тот явно не видал мира, не смотрел никогда на что-то, что ещё не было доведено до "идеала". Вот и хотелось показать ему именно такую сторону жизни. Настоящей жизни. Такой, какой она и должна была остаться лет пятьдесят назад. Не часто прогресс – это хорошо. Присев на корточки, Хан осматривает товар, который предлагал один из многих продавцов здесь. Взгляд привлёк расписной чайник. Состояние довольно хорошее, проводок целый, а на корпусе были изображены красные маки. Прелесть, не иначе. На этом выбор, скорее всего, и остановится. Вмиг все остальные вещи потускнели на его фоне. Джисон быстро договаривается с продавцом о цене. Уже через пару минут он шагает самый довольный, с белым чайником в руках и оглядывается по сторонам. Вокруг всякие значки, игрушки, свистки и кружки в железных подстаканниках – всё это так манит своим видом, что Джисон скупил бы всё-всё-всё и расставил на полочках у себя в квартире. Взгляд вдруг притягивают гирлянды. Будто у него их мало. Но вот эти, в форме звёздочек, такие очаровательные, что пройти мимо просто невозможно. Джисон останавливается, рассматривая товары ещё полминутки, и оборачивается, чтобы найти что-то похожее за соседним столиком. Взгляд притягивает вовсе не это. Всего в нескольких метрах бродил Лино. Точно Лино, он выглядел таким чужим и потерянным в этом месте, что не узнать его было невозможно. Хан сию минуту забывает о всяких гирляндах и бежит к нему, стараясь протиснуться сквозь толпу. – Молодой человек, вам что-нибудь подсказать? – слышится голос через толпу людей, почему-то так отчётливо, будто бы не было рядом кучи прохожих. – А? Н-нет, нет, спасибо, я просто смотрю, – Лино стоял здесь – возле маленького столика, на синей скатерти которого были выложены различные бытовые приборы – среди множества других макушек и лиц, протекающих мимо, словно вода. В этом месте он увидел всё, начиная с цветастых детских ложек и турки для кофе, столь непонятной ему, заканчивая старыми вещами. Как сюда вообще занесло Лино – непонятно. Он заблудился, но множество барахла привлекло внимание. Раз уж сейчас не вечер, он спокойно мог погулять ещё пару часиков. Взглянув на различные тарелочки, прошёл мимо. Было как-то слишком мирно, люди спокойно рассматривали всякие вещички, гуляли с детьми, будто бы это непонятное старьё имеет хоть какой-то смысл. Лино затянул замок своей лёгкой водолазки, наслаждаясь тем, что с раннего утра жара обходит город стороной. Интересно, что за городом? Существует ли земля за границами этих идиотских небоскрёбов? Мысль внезапно пришла и точно так же покинула его голову. Он крутит в руках маленький свисток в виде птички, с некой опаской скорее возвращая его на место. Как же много странных и на вид бесполезных вещей, принадлежность которых Лино вряд ли поймёт. – Эй! – позади слышится до мурашек знакомый голос. Воспоминания о последнем нарушении, после которого он забыл целый день, проведённый хрен знает где и хрен знает с кем, заставляют Лино дотронуться рукой до задней части шеи, потерев следы от пыток. Всё ещё очень больно. Именно сейчас, когда в глазах темнеет, на плечо приземляется совершенно чужая ладонь и разворачивает его к себе лицом. Прямо как игрушку. – Привет! Вау, я не думал, что хоть когда-то тебя увижу в таком месте! – Джисон действительно впечатлён. Он весь светится и ослепляет Лино своей улыбкой. – Нет… Нет-нет-нет, – Ли говорит негромко, выглядит хмурым и совсем уставшим. Если приглядеться, на нескольких прядках у него виднеется застывшая кровь, явно не его. Или его… Лино бродил здесь после успешного убийства под командованием Сатору, но он ни за что не будет признавать, что заблудился. – Я не собирался здесь находиться. Джисон еле слышит из-за бесконечного шума вокруг, что он говорит, так что движется ближе и откровенно удивляется, что тот от него отстраняется ещё дальше. Ах, точно. Лино ведь ничего не помнит. Поджав губы, Хан делает целый шаг назад. – Слушай, Джисон, нам нельзя пересекаться, – Лино неприятно хмурится, вновь касаясь шеи, будто вспоминая все свои страдания. Перед глазами были только размытые картинки. – Я каждый раз плачу огромную цену за то, что вижусь с тобой, особенно если опаздываю. Нам будет лучше разойтись по разным сторонам. Только скажи, как выйти из этой барахолки, – взгляд Лино падает на чайник в руках Джисона и он сам не замечает, как хмурится, отводя взгляд в противоположную сторону. Нельзя, нельзя, нельзя смотреть, интересоваться. Как же сильно он ненавидит Хана. Он никогда не оставляет ему и шанса на сопротивление. И как же это, сука, трудно. Лино хочет отойти ещё дальше, может сбежать, но вокруг них столько людей, что он снова теряется где-то в своих мыслях, избегая взгляда Джисона. Им нельзя... Если они будут контактировать – Лино вновь будет больно. – Мне жаль, что так вышло в прошлый раз. И мне жаль, что ты чувствуешь из-за меня только боль. Ты совсем не помнишь, каким счастливым был в ту ночь? Совсем ничего? – даже если ответ был известен наперёд, Джисон хотел бы услышать, что Лино удалось избежать наказания. Только вот это почти что невозможно. Поправив ту самую кожанку на своих плечах, Хан смотрит себе под ноги. – Нет, Джисон, я не помню никакого счастья, я помню только нескончаемую боль. И я не хочу помнить хоть что-то хорошее… О тебе, – с каждым словом его речь становилась всё неуверенней. Голос еле различимо дрожал. Он сказал правду или солгал? – Хорошо, я понял. Ты тут сам только глубже зайдёшь. Я провожу тебя и мы сразу разойдёмся, обещаю. Ещё даже не вечер, только обед, так что давай немного пройдёмся вместе? Пойдём, – так и не дождавшись хоть какого-то ответа, Джисон цепляется пальчиком за цепочку на штанах Лино и тащит его за собой, чтобы случайно не потеряться в толпе. Раз уж ему так не хотелось прикосновений – пусть будет так. Главное, что парень за ним послушно идёт, оглядываясь по сторонам. Разум Лино застилает пелена, стоит Хану начать болтать. Он сворачивает за ним, словно хвостик. И точно последует, куда бы тот не пошёл. Самое ужасное то, что он даже перестать идти по своему желанию не может. Это выводило из себя. Но после ужасной ночи, с невероятной болью в руках, ногах и в области затылка он не мог даже закричать. Он кукла. Ебаная кукла, которой пользуется Хан. – Тебе здесь нравится? – спрашивает Джисон вполоборота, не замечая хоть какой-то злости на лице Лино, одно лишь безразличие ко всему. – Здесь... Странно. Мне нравится живость, шум и так далее, но все эти непонятные предметы, большинство из них я вижу впервые. Зачем тебе этот непонятный чайник? На нём даже экрана нет, – Лино тихо вздыхает, не понимая ничего. – Чайник? – Джисона этот вопрос веселит настолько, что он теперь идёт возле Лино, заглядывая в его глаза. Вокруг и людей стало поменьше: все собрались в центре, пока они выходили в любимый район барахолки Джисона. – Мне нравятся такие простые вещи. Тут нет ничего лишнего. Это именно такой чайник, каким он и должен быть. Без лишних подогревов, без режимов. Простой чайник. – Ладно. Окей. Начинаю привыкать к тому, что ты ебанутый сумасшедший. Я не могу сказать, что мне здесь нравится. Я люблю место... Место... Ох, нет, я не помню, что мне что-нибудь такое нравилось. Наверное, нет у меня любимых мест, – даже если на самом деле они были: те самые любимые танцоры с огнём, живая музыка – всё это осталось в воспоминаниях Джисона. Но не Лино. Он напрочь забыл о том, что ему что-то такое нравится. Но разве Хан не имел права напомнить ему? – Тебе нравился Джапан-таун. Мы были там в последний раз, смотрели выступления и танцевали. Прости, если ты не хотел слышать это, просто... Эти воспоминания очень важны для меня. Я бы хотел ещё разок провести с тобой так время, но только чтобы ты всё запомнил. Может, мы могли бы встретиться раньше. Я не знаю, – это действительно ранило. Джисон понимал, что все эти болячки только из-за него, но он так хотел внести хоть что-то хорошее в жизнь Лино. Хоть немного. – …Понятно. Наверное, с каждым таким прогулом я забываю всё больше. Аж интересно, как далеко они зайдут в следующий раз, – Лино опускает взгляд на свои ноги. Ему нравится Джапан-таун? Разве? Голова всё ещё не прошла после промывки, он с трудом вспоминает, где вообще этот Джапан-таун находится. И вдруг очень быстро его внимание притягивают огоньки, развешанные на одной из лавок. Они должны рассмотреть их. – Стой! – просит он Джисона и резко останавливается вместе с ним. Вот, одна гирлянда со звёздочками, другая розовая с сердечками, и много-много других. Все они отражаются в его глазах. – Для чего эти огоньки? – Это гирлянды. У меня дома их очень много. Их зажигают на ночь, чтобы не спать в полной темноте, например. Или они работают как обычные украшения. На Новый год их вешают на ёлки, – Джисон объясняет с восторгом, вспоминая, как несколько лет назад они с Минхо обвешивали гирляндами всё. Даже самих себя. Он любуется отражением огоньков в глазах Лино, но когда тот смотрит на него, поскорее отводит взгляд. Немного неловко. – Ёлки? На Новый год? Что это? – Лино игнорирует всё, что говорил Джисон до этого. – А когда этот Новый год? Это когда зимой все люди сходят с ума из-за того, что в календаре цифра меняется? Зачем наряжать деревья? Боже, вы все такие странные. – Да ладно тебе. Новый год – это очень здорово! Можно такую потрясающую атмосферу создать. Да, люди сходят с ума, но в наше время таких поменьше. Можно наслаждаться украшениями и снегом на улице, сидеть в уюте и не думать ни о чём хотя бы один день. Лино проходится пальцами по гирляндам, сразу подозревая, что его "комнату" нельзя украшать ни ёлками, ни такими вещами. Если бы он просто попытался принести такое. Всё тело тут же дрожит от воспоминаний о боли, Лино непроизвольно касается ноющей шеи: – Как же больно, – шепчет тот еле разборчиво, чувствуя, как ткань режет по ранам ещё сильнее. У него явно болели не только шрамы. Все мысли затуманены, он не помнил, когда ел в лаборатории последний раз, да и тем более там еда так себе. Если абстрагироваться и послушать своё тело, то болело у него буквально всё. Хотелось навалиться на Джисона и не двигаться вообще, но приходится стоять на ногах, которые вот-вот начнут дрожать. Эти пытки не сказываются на нём хорошо, вообще никак. Хан замечает это состояние и становится ближе на тот случай, если Лино станет совсем плохо. Это он во всём виноват. – Ладно. Огоньки неплохие. Идём, я думаю, мне нужно вернуться в лабораторию и поесть. Я не помню, когда последний раз питался. Если совершаешь ошибку, то тебя сильно ограничивают во всём. Я удивлён, что вообще хожу сейчас здесь. Хан должен хоть как-то отплатить ему прямо сейчас. Он слегка дёргает его за цепочку и ведёт за собой дальше по рядам, не торопясь. Лино это не радует совсем. Его куда-то тащат. Туда, где звуки начинают давить, а запахи настолько разнообразные, что парень вовсе прилипает к Джисону, боясь потеряться ещё и здесь. Небольшие пёстрые кафешки встречали их тут и там, а Хан продолжал идти мимо, кажется, в самый конец: – Ты наверняка не помнишь, какая на вкус уличная еда, верно? Сейчас попробуешь. – Уличная еда? Ебаный рот, почему я встретил тебя в своей жизни, я нихуя не понимаю, – Лино не может сопротивляться. Он послушно следует за Джисоном, который заводит его в подобие ресторанчика и машет кому-то за барной стойкой. Лино сам выбирает самый дальний столик, садится на мягкий стульчик и с недоумением осматривает всё вокруг. Он опускает взгляд на свои руки, а потом и вовсе замечает, что молния водолазки сползла вниз, к самой груди. Ли шустро подтягивает её выше в те же секунды. Хан пихает ему в руки меню и ярко улыбается. – Заказывай всё, что хочешь. Это проверенное место и никто из главных шишек Сатору сюда не суётся. Я здесь часто бываю и знаю тут всех. Ох, и денег, как я понимаю, у тебя нет? Ничего, я всё оплачу, не переживай об этом. Просто скажи, что будешь, а я сделаю заказ, – поставив чайник на свободный стул рядом с собой, Джисон тоже наваливается на стол, чтобы взглянуть на меню, повёрнутое к нему наоборот. Он итак знал его наизусть. – Хочешь, я посоветую что-нибудь? – Я совершенно ничего тут не знаю. Но вот это... Выглядит необычно. Хотя может, для вас это слишком обычно, – Лино указывает пальчиком на картинку с изображением бургера с говядиной, и продолжает рассматривать разноцветные картинки еды. – Какое всё странное-то. Это ж пиздец какой-то, – он вправду не знал, что перед ним, хотя на уровне ощущений чувствовал, что был в таких местах в прошлой жизни или в своих забытых воспоминаниях. Сколько он всего забыл? – Боже, я ощущаю себя так странно, зачем я вообще тогда остался с тобой? Почему я просто не ушёл, как должен был. Не существует ничего, что могло бы оправдать это! – Лино кладёт руки на голову, понимая, что ему действительно нужно поесть и восполнить силы, а не закрывать на это глаза. Всего-то один обед, не более. Они даже могут молчать. – Обязательно уйдёшь, но чуть-чуть попозже. Так, окей, я возьму нам парочку бургеров, газировку, разные снеки, маленькую овощную пиццу, вафли с беконом... Ты только не уходи никуда, ладно? Я быстро сделаю заказ и вернусь! – Джисон убегает к стойке, даже не захватив с собой меню. Как же было приятно чувствовать эти непонятные чувства. Никакого одиночества, а компания, так ещё и с Лино. Могло бы быть лучше? О, нет, точно нет. Хан возвращается очень быстро, с улыбкой на лице плюхаясь на свое место. Он внимательно осматривает парня, который приложил руки к голове, и легко ухмыляется. Такой хороший. – Котёнок... – вырывается само по себе так нежно, когда Джисон протягивает руку и поправляет прядки волос его чёлки. Как он его назвал?! Лино в секунду поднимает убийственный взгляд, закрывая руками половину лица, да так, чтобы видно было только шокированные глаза. Уши в секунду залились краской, но он быстро отмахнулся от этого: – Ты несёшь какую-то чушь. Я не котёнок. Хуйня какая-то эти ваши прозвища, блять. Кринж нахуй. Джисон отводит взгляд и тихо смеётся, прикрыв глаза. Котёнок. Самый настоящий котёнок. – Ладно-ладно. Я попросил приносить блюда по мере их готовности. Пиццу принесут последней, я так думаю. Но ты обязан её дождаться. Это того стоит, я обещаю, – Хан кивает, одним своим видом вселяя уверенность. Пока Лино не сказал ещё хоть слово, он продолжает: – Тебе ведь нельзя брать еду с улицы с собой? Ладно. Тогда просто хорошо поешь и я обязательно отведу тебя на выход. Я тебя здесь одного не брошу, не волнуйся. Да и до ночи у нас времени много, можешь не спешить с едой. Лино старается быстро отвлечься от странного смущения и концентрируется на других словах, чтобы не заполнять голову столь приятной ушам кличкой. Джисон был странным. Он притягивал к себе, но одновременно от него хотелось убежать далеко-далеко, чтобы не чувствовать ничего подобного. Чтобы не возникало желания остаться с ним. – Ты плохо на меня влияешь. Ты ужасно на меня влияешь. Наша встреча нас погубит, Джисон, – он проводит рукой по волосам, но даже сейчас выбирает остаться, вместо того, чтобы бежать. Нет, он обязательно уйдёт от него, но шанс, что Лино однажды вернётся и останется навсегда так велик. Хан отмахивается от его слов: эта встреча ни за что их не погубит, он уверен в этом на сто процентов. Да даже если и произойдёт что-то – он ни за что не позволит навредить Лино. Больше ни за что. Тогда Ли приходится убедить самого себя в том, что Джисону нужен не он. В его глазах только Минхо. Человек, которым Лино не является и никогда не будет. Он сам в принципе Джисону не сильно нужен, в нём ни одной черты Минхо, кроме внешности. – Ты всё ещё думаешь, что я похож на него, да? – он спрашивает на чистоту о том, что приносит ему боль. В его программе заложено любить Джисона. Бесповоротно, по-настоящему, он следует этому. В глубине души Лино готов отдать ему всю любовь, потому что этого требует программа внутри него, но Хан. Он не любит Лино, и это режет по сердцу большим и острым ножом. – Ты думаешь, что моя личность – ошибка, её надо стереть и вернуть тебе твоего Минхо, да? Джисон глядит на парня напротив, не в силах оторвать взгляд. Разве сейчас, в данный момент, он думал о Минхо? Ох, это так сложно. Только он собирается сказать хоть слово, как официант приносит им два бургера и ледяную газировку. Хан благодарит его с улыбкой и переводит задумчивый взгляд к глазам напротив: – Ты похож на него, но... Ты – не он. Мне интересно узнавать о тебе, Лино. Мой Минхо ни за что бы не заказал себе бургер с говядиной, плевался от одного упоминания овощной пиццы и расплывался в лужицу от приятных слов. Ты – совсем другой случай, – Хан говорил искренне. Хоть вернуть Минхо было его мечтой, он совсем не был против присутствия Лино в его жизни. Пока что. – Ты не ошибка. Всё-таки я здесь из-за тебя, – мягкая улыбка касается губ, пока Хан двигает поближе к парню напротив тарелку с бургером. Было ли это правдой, или Джисон хотел завоевать его доверие? Хотелось верить в первое. – Кушай, давай, не смей думать плохо о себе. Я рад, что именно ты появился в моей жизни. Котёнок. Лино внимательно слушал его, правда стараясь принять все эти слова, но что-то внутри подсказывало, что это ложь. Джисон не утешал тем, что говорил вроде бы и приятные вещи. Лино чувствовал, как тот врёт и себе, и ему. Но он ничуть не осуждал Хана. С каждым днём он сильнее принимает то, что ему не быть свободным или счастливым. Сопротивляться уже даже физически невозможно, а мозг не справляется с тем, что на него наваливают. Всё же пора привыкнуть к тому, что все без исключения к нему относятся, как к эксперименту. – Не переживай. Ты не обязан говорить правду. Всё равно однажды из меня сотрут любое упоминание личности, а я продолжу быть сосудом для существа, которое убивает всех по приказу корпорации. Ну это в лучшем случае, если не умру от пыток, как другие их эксперименты. Спасибо за еду. Сердце Джисона уходит в пятки от этого холодного тона, чужого взгляда. Он смотрит в сторону, чувствуя, как тяжело на душе: – Я хочу, чтобы ты был счастлив. Лино пожимает плечами, пока аккуратно берёт гамбургер с пластиковой тарелки: – Я счастлив. Но… Господи, блять, каким образом вы это едите нахуй? Просто кусать? – он в недоумении рассматривает бургер со всех сторон, вызывая у Джисона тёплую улыбку. Лино просто кусает, прикрыв глаза, чтобы точно сосредоточиться на вкусе. – А… Ебать, это какой-то фейерверк вкусов, он очень сочный, – он кусает ещё и ещё раз, слегка улыбаясь. Возможно, со временем и это воспоминание сотрётся, но зато как приятно ощущать такие яркие вкусы и запахи. От глотка ледяной газировки у него замораживается мозг до смешного выражения лица и лёгких мурашек по телу. – Вкусно, просто жесть. Это не каша в штабе. Далеко от её вкуса, очень далеко. Вау... – Совсем там не кормят? – Джисон интересуется и тут же им приносят венские вафли с беконом, которые он тоже подвигает поближе к Лино. Вся эта еда на самом деле для него. – Тебе бы почаще так выбираться и кушать. Может, мне дать тебе денег? Или вас обыскивают каждый раз? Ох, я бы предложил тебе хотя бы раз в неделю встречаться и обедать, но боюсь, ты откажешься. Я прав? – горько усмехнувшись, Хан сам себе кивает и кусает свой бургер. Вкус, как и всегда, чудесный. Он представляет, какого сейчас Лино. Даже немного завидно было оттого, что тот пробует это впервые и чувствует так много вкусов за раз. – Да, я откажусь. Не потому, что не хочу, а потому что нельзя. Я хочу продлить своё существование, а не умереть от шоковой терапии. Но бекон потрясный, я не могу. Да я лопну от такого количества вкусов, Господи! – Лино не привык. Он питался максимально сбалансировано все эти годы, так что сейчас находился в состоянии шока, насколько много еды перед ним. Всё это пахло так вкусно, что он точно попробует каждое из блюд. – Говядина очень вкусная. Я и не думал. Нам просто дают варёную курицу без специй и соли. И она неплоха, но после такого, – Лино аж на стуле ёрзает, не понимая, от чего именно ему так хорошо. Мясо вкусное, огурцы тоже, лист салата вообще объедение, томаты – всё это было таким ярким взрывом вкусов, что Ли ел очень медленно, лишь бы запомнить и распробовать каждый кусочек. – Есть курицу без соли – преступление. Давай каждый раз, когда мы случайно встречаемся... Будем есть вкусную еду? Но только если время не поджимает и если это не миссии. Считай, что небольшое угощение от меня. Идёт? – Джисон надеется, что хотя бы на такое Лино будет согласен. Хоть так можно будет приглядывать за ним и ухаживать, видеться и болтать, будто они самые обычные гражданские, а не те, кем являются. Это было, пожалуй, главной его мечтой в данную секунду. – Ну, это запрещённый приём, ты ведь знаешь, что я не смогу отказаться после такого. Надеюсь, мы не будем часто видеться. От тебя одни проблемы, – оторвавшись от вафель всего на несколько секунд, Лино фыркает и даже закатывает глаза. На самом деле, такая сделка его устраивала. Кто в здравом уме откажется от вкусной, так ещё и бесплатной еды? Но нет, им нельзя. Точно нельзя. – Это вообще первый раз за почти два года, когда я ем вне лаборатории что-то настолько вкусное. Раньше я пробовал только пиво, потому что у нас его не достать, – Лино болтает ногами под столом, пока запивает бургер газировкой и снова удивляется каждому глотку. Пару раз случайно он пинает Джисона по обуви, даже не замечая этого, пока тот счастливо улыбается, игнорируя всякое избиение ног. Главное, что Лино хорошо прямо сейчас. Остальное совсем неважно. Официант приносит пиццу и ножичек для неё. Хан разрезает круг сразу на несколько квадратиков, а самую серединку выкладывает на тарелку напротив: – Это самая вкусная часть, – объясняет он, всё так же улыбаясь. – Обязательно попробуй и это тоже. Давай-давай, это обязательно, или я буду называть тебя котёнком всю свою жизнь! – Хорошо, раз уж ты уговариваешь, вот такая сделка меня устраивает, – Лино облизывает губы, с неповторимым интересом смотря на кусок овощной пиццы. Подобно Джисону, он тут же поднимает её руками: берёт с него пример. Ли осторожно кусает половинку квадратика и, прожевав всё, широко раскрывает глаза: – И твой Минхо этого не ел? Боже, да она умопомрачительная! – пицца становится первым, что Лино не бросает и доедает до конца. Он смешно облизывает пальцы и тянется за ещё одним кусочком с кучей начинки. – Боже, как после этого есть ту блевотину в штабе?! Будь моя воля, я бы сбежал и ел такую сочную вкуснятину каждый день. Серьёзно, каждый день, не смотри на меня так! Это не преувеличение! – Хорошо-хорошо, только не спеши и ешь понемногу! Тебе же плохо может стать, эй… – такая скорость заставляет его забеспокоиться, но Лино останавливает его рукой. Сам разберётся, чего и сколько ему есть. – Вот что, у твоего Минхо нет вкуса. Он, блять, вообще пробовал это? Ебаный рот. Дай ещё кусочек! Забирай себе все вафли и бургеры, эта пицца станет моей любимой. Хотя… Нет, бургер не забирай, я ещё поем, – Лино от нетерпения поджимает губы, пока Джисон накладывает ему третий кусочек пиццы и удовлетворённо скулит, когда снова её ест. От ледяной газировки с непривычки он всё ещё подёргивался, но выглядело это забавно. – Мы с Минхо вообще были разными. Совершенно, – хмыкает Джисон, тоже начиная уплетать пиццу следом за Лино. Почему бы не поделиться с ним этой историей? – Различия были даже во всяких мелочах, чтоб ты понимал. От того, какими способами мы с ним чай заваривали, до чего-то более глобального. С ним было хорошо, мы оба очень тихие, поэтому отношения эти были... Очень удобными. Ты совсем другой. Активный, не боишься высказаться. Это, если честно, мне очень нравится в тебе, – Джисон пожимает плечами, но теперь точно говорит правду. Его и Минхо часто встречали вечные разногласия по тому или иному поводу, с ним этого ни за что нельзя было избежать, но Лино... Совсем другой случай. Было интересно изучить его ещё больше. И вот теперь Джисон говорил чистую правду. Непонятно как, но Лино всё-всё чувствовал и мог с уверенностью сказать, когда Хан откровенно врёт ему, а когда говорит правду: – Вау... Удобные отношения. Так ли хорошо, как может звучать? – для него это скорее странно. Как люди могут сходиться, будучи такими разными? – Не значит ли это, что один из вас вечно отказывался в пользу другого? – А? Нет-нет! Минхо, он… В общем всё было нормально. Мы не причиняли друг другу сильную боль, не воспринимали наши ссоры всерьёз. Всё было хорошо, он… Тоже был очень хорошим и понимающим, – Хан улыбается грустно и вздыхает, наблюдая за тем, как молния Лино вновь опускается ниже, открывая вид на его ключицы и грудь, на которой можно было заметить еле зажившие раны. – Ладно. Всё-таки кушай побольше, котёнок. Эти пытки не идут тебе на пользу, нужно восстанавливаться. Лино сканирует его взгляд и резко застёгивает молнию, смиряя Хана хмурым взглядом: – Сколько захочу, столько есть и буду, чего прикопался? Отстань. Джисон хохочет и вытирает руки после еды салфеткой. Пока у них осталось ещё немного времени, можно было кое-что уточнить. То, что ломало мозг уже довольно долгое время. – Могу задать один вопрос? – Да хоть сотню. Я сейчас самый довольный. Даже твоё присутствие настроение не портит, удивительно, – Лино откидывается на спинку кресла и мычит от удовольствия, прикрыв глаза. Почаще бы так. – М-м... Если бы у тебя была возможность избавиться от такой жизни, ты бы сделал это? Вопрос Джисона хоть и наводит на размышления, но в ступор не вводит совсем. Он, конечно, думал об этом, и не раз. – Я не уверен, что смогу, но... Так хотелось бы узнать о жизни больше. Моя личность искусственно создана, я всего-то лабораторная крыса, которую нельзя полюбить. Но если бы у меня был шанс обрести свободу и узнать, что такое быть человеком, который кому-то нужен... Я был бы рад. При этом я не верю и в малейший шанс возможности этого. Это так трудно. Мне кажется, я не переживу такой сепарации. – Тебе ведь не составит труда узнать, где я живу? Если ты, конечно, ещё не знаешь, – начинает Джисон, заговорщически ему подмигивая. Всё идёт по сценарию. – Хочешь узнать о жизни больше? Приходи ко мне как-нибудь. Может, на следующей неделе? Я буду точно свободен в среду с самого утра. Ты можешь найти меня в моей квартире, я бы показал тебе гирлянды, которыми увешаны потолки и стены, проигрыватель и пластинки, включил бы самые мои любимые хиты. И приготовил что-нибудь сам для тебя. У меня в квартире есть на что посмотреть. В общем. Я в любом случае сделаю это. Ты только приходи, если захочешь, – под конец энтузиазм Хана утихает и он отводит взгляд в сторону, поджимая губы. Идиот. Лино ведь всё равно откажется, сколько бы он не уговаривал его. Но Лино усмехается. Искренне. – Хах. Какая реклама хорошая, – он немного не верит происходящему, Джисон в который раз приглашает его к себе. Одна часть Лино умоляет его бежать, а другая – остаться. Кого же здесь послушать? Наверное, самого себя. Впервые он задаётся вопросом, чего же хочется именно ему самому. – Я... Я приду. Утром, ближе к обеду, буквально на два часа. Я приду, ты покажешь мне свою коллекцию пластинок, ну и так далее, – Боже, он реально собирается прийти? Хотя, с другой стороны, Лино очень хотел увидеть ту неидеальную часть жизни, не в герметичной лаборатории, а наяву. То, как живут обычные люди. – Если Сатору узнают, меня, конечно, ожидает ликвидация, но я придумаю, как сделать так,  чтобы они не узнали. Хочу послушать винил, хотя я предпочитаю фонк. Но винил тоже бывает красивым, так ведь? И... Приготовь что-то, что снесёт мне башку. Эта пицца восполнила все мои силы. Даже боль не так уже заметна. Спасибо тебе. От всех этих слов Джисон расцветает и хлопает в ладоши, будучи не в силах реагировать на соглашение как-то по-другому: – Только... Не приходи, если будешь совсем не уверен в своей сохранности, ладно? Хотя, почему за тобой должны следить ещё и в обед? Разве это не твоё свободное время, вот как сейчас, например? Вся их шарашкина контора сумасшедшая, – Хан хмурится, хотя в голове уже прикидывает всевозможные рецепты. Он уже знает, какие песни поставит, какую атмосферу задаст, так что оставалось, чтобы Лино пришёл. И всё будет хорошо. Всё станет как раньше. – Я приготовлю что-то от себя и закажу доставку этой пиццы на дом, чтоб уж наверняка угодить, – Джисон сияет от радости. Даже он сам не ожидал, что согласие вызовет вот такие эмоции. – Да уж, спасибо за предложение, мне действительно интересно всё это. Я не знаю пока, как, но я постараюсь улизнуть незамеченным. Надо же хоть через другого человека почувствовать эту свободу? Хоть раз в жизни, – и снова он усмехается, на этот раз совсем по-другому. Хан отвлекает Лино тем, что протягивает к нему руку и треплет рыжие волосы, превращая укладку в гнездо. Это злит, но не настолько. – Ох, боже, ты не представляешь, как я счастлив. Спасибо, что доверяешь мне. Так... Тогда доедай и я провожу тебя к выходу. Тебе точно нельзя взять с собой еды? Вот же чёрт, я бы попросил упаковать одну пиццу с собой. Жаль. – Джисон, я не доверяю тебе, – Лино вдруг смотрит в упор, хмуря брови. Он... Хотел бы доверять, но пока что не мог. Возможно, после их посиделок у Хана дома, если всё будет в норме, он доверится ему на одну четвертую, но пока что: – Кхм, в общем, я тоже надеюсь, что за мной не будут следить. Придётся побыть послушной лабораторной крысой, чтобы не вызывать подозрений, хотя бы несколько дней, – в голове он уже простраивает план, как будет прилежно сидеть в штабе пару дней, потом погуляет немного, послушно пройдёт исследование и выполнит все поставленные задания. Да уж, он сильно постарается, чтобы не вызвать подозрений. – Только обещай мне, – говорит Лино, когда они покидают ресторанчик уличной еды и двигаются в сторону выхода из этого района. – Пообещай, что не сделаешь мне ничего в день, когда я приду. Не вырубишь меня или типа того, я не хочу снова забывать это всё из-за того, что не явлюсь в штаб. Боюсь представить, что во мне такого заложено и что со мной могут сделать, – он шагает спокойно рядом с Джисоном, наевшись до отвала, и попивает остатки газировки в ещё одной жестяной банке. Наслаждаясь каждым глотком, пока есть такая возможность. Он понимает, что будет скучать по этому вкусу. Им позволяли пить только воду, ужасную даже на вкус. Выпив всё до последней капли, он с неким сожалением выкидывает жестянку в мусор. – И повторюсь. Я не доверяю тебе, Хан-и, просто чувствую, что делаю правильные вещи. – Я… Обещаю, Лино. Раз ты чувствуешь, что делаешь всё правильно, значит именно так всё и есть. Уверяю, ты ни за что не пожалеешь об этом. Спасибо, что делаешь это, – Хан улыбается уголками губ, опуская руку, и очень быстро сплетает их пальцы вместе. Даже если Лино отдёрнет руку, сам факт этого секундного прикосновения греет душу. Но он не сопротивляется, не было совсем никакого желания. Кончики его пальцев дрожали, но что-то правильное было в том, как Хан сжимал его пальцы. Желание остаться заполняло Лино с головой, казалось, он не вернётся сегодня в штаб. Но он обязан. Стоит им оказаться у развилки знакомых улиц, как Джисон отпускает руку Лино и становится напротив: – Тогда, в среду около одиннадцати? Я буду ждать тебя. Покажу, как чайник работает. Или кофе сварю, – он не прячет от него искренней улыбки, даже если им пора попрощаться. – В среду около одиннадцати, я постараюсь прийти. Надеюсь, что ты дождёшься меня. Что я буду способен прийти, – Лино улыбается, чувствуя, как уголки губ дрожат, и даже не знает, как реагировать на это прощание. Им в разные стороны. Ему похер. Почти. Как же сильно хотелось остаться. – Я обязательно доберусь до тебя, Хан Джисон, – Лино говорит это с фирменной ухмылкой на губах и вместо того, чтобы приставить нож к сонной артерии, он снова затягивает молнию на своей груди. Щёлкнув напоследок Джисона по носу, он уходит, не прощаясь, ведь если скажет хоть ещё одно слово, то переступит черту, которую переступать им не дозволено.

***

– Так вот, – Чанбин возвращается с кухни, держа в руках две банки энергетика, одну из которых он отдаёт Джисону. – После всех вышесказанных махинаций ты относишь его ко мне. Попросим Феликса отрубить камеры в доме, чтобы засекли не так быстро. Потом как-нибудь привяжем его, да? – Со падает на мягкий излюбленный всеми диван, на котором кожа местами потрескалась так, что смотреть было жаль. Он открывает банку и делает большой глоток. – Тебе не кажется это всё не этичным по отношению к Лино? Да, у нас такой образ жизни, что слова по типу "этичность", "человечность" и подобная хуета абсолютно не подходят нам. Но разве мы поступаем не так же, как Сатору? – Да что ж такое. У меня уже все это успели спросить, – Джисон теперь не выглядит раздражённым. Открыв банку энергетика, он делает такие же жадные глотки, после чего блаженно разваливается в кресле. – Он мечтает об этом. Я его спросил, хочет ли он избавиться от такой жизни? Спросил. Он согласился? Согласился. Ему просто страшно, Чанбин, а так он был бы всеми руками и ногами за. Относись к этому проще. Чанбин вздыхает, явно не одобряя всё происходящее. Он старается смириться, повторяя пункты ещё раз: – Мы вырубаем его, увозим, переделываем и, возможно, стираем его личность? Джисон, это звучит как сумасшествие. Лино вроде тоже человек, разве мы можем так легко променять его на Минхо? – Пф, ты с ним разговаривал? Ты даже сам сейчас сказал: "вроде человек". Никто не уверен. Так что вот, нам всем предоставится чудесная возможность узнать, кто он такой. Ну и получить моего Минхо в подарок, конечно. В чём проблема? Так-то весь наш мир аморален. Я думал, ты давно привык, – Хан усмехается, перекидывая ногу на подлокотник кресла. Так обычно любил делать Хван, но как же хорошо, что сейчас его здесь нет. Иначе бесплатных лекций, о которых никто не просил, он бы не избежал. – Пиздец, тяжёлый случай. Ну, хорошего тебе похищения. Удачи, – Чанбин встаёт резко. Это даже не похоже на него. – Не говори, что ты обиделся. Эй! Но Со его больше не слышит. Дверь лаборатории громко захлопывается, позволяя окунуться в совершенно другую атмосферу. Точно самую спокойную и любящую. – Подумать только. Лишь парочка дней и спокойствия нам не видать, – уже не в первый раз Сынмин причитал, склонившись над Чонином, который устроился в кресле. Настрой Кима, тем не менее, был намного лучше, чем несколько недель назад. Он всё делал с улыбкой, шутил, как обычно, над всеми подряд, да и чувствовал себя живее всех живых. Вот как на него повлияла идея вернуть Минхо. Сынмин хотел верить, что всё получится, так что уже со всеми подряд обсуждал, какие крутые импланты поставит Хо. Но первым делом Чанбину и Чонину, его самой главной семье. Ким затихает на время, концентрируясь на работе. Быть единственным лучшим рипером среди Бродячих не так уж и просто. Но он старается. Всё-таки это его призвание. – Вот и всё, милый, – Сынмин шепчет это больше для себя, подтверждая, что его работа здесь окончена. Он убирает на соседний стол всё оборудование, а затем наклоняется к парню, который хотел было встать с кресла: – Нет-нет, любимый, – Ким оставляет на его губах лёгкий, но сладкий поцелуй. – Полежи пару минут с закрытыми глазами. Lo so, piccola, sei molto resistente, ma lascia che il tuo corpo si abitui... (Я знаю, малыш, ты очень выносливый, но позволь своему телу привыкнуть...) Чонин был довольно спокойным пациентом, хотя всегда хотелось пораньше закончить и подорваться с койки. Даже если Сынмин ему просто обновлял импланты на руках, он ко всему относился с большим вниманием: обезболивающее, водичка, даже сладкое, если требовалось. – Спасибо, Минни, – мозг был всё ещё немного затуманен от сильного обезболивающего, так что Чонин просто остался лежать в кресле. Сегодня Сынмин точно отличился своими заигрываниями, так что отойдя на пару метров от кресла и стянув с себя халат, он скорее идёт к Чанбину, который расположился на диванчике. Без лишних разрешений и приглашений он садится на его колени, утягивая в свои объятия за шею: – Как дела у моего Бинни? Заждался, милый? – говорит он сладко-сладко, спускаясь носом по его щеке вниз, к шее. – Ты же знаешь, Минни, – выкинув бутылку энергетика ещё у входа, Чанбин ведёт руками по талии Кима и глядит на него влюблёнными глазами. – Разговоры с Джисоном выматывают. Но сейчас не о нём, больше не хочу вспоминать это. Как ты? Сильно устал? Сначала мне обновил импланты, потом Чонину. Ты столько работаешь в последнее время, что тебе не мешало бы отдохнуть, – он мажет губами по щеке Сынмина, руками зарываясь в нежные пряди волос. Со даже лёгкими движениями массирует его голову, чтобы он хоть немного расслабился. – Родные мои. Вам не о чем переживать, я не так сильно устал. Когда дело касается вас двоих – я готов стараться до самого утра, не чувствуя никакой усталости, – даже если плечи болели от напряжения, а глаза закрывались, стоило Чанбину коснуться его головы и начать массировать. С губ срывается лёгкий вздох, а Сынмин закидывает голову назад, наслаждаясь прикосновениями своего любимого. – Ладно, может я перетрудился. Очень скучал за вами двумя. Завтра рано вставать, Йенни? – Ким поворачивается, одной рукой всё ещё обнимая Со за шею, а второй зачёсывая свои волосы назад. Ян осторожно качает головой. – Отлично. Я подумал, что мы давно не расслаблялись. Да и не расслабимся всю следующую неделю. Неизвестно, как себя поведёт Минхо, нужно будет постоянно его контролировать, уж первое время точно. Будет не до сна. Чонин что-то там мычит, но полноценно всё ещё не двигается, понимая, что это всё не пройдет за пару минут. Они здесь были с самого утра. Сначала отходил Чанбин, вот и он теперь пытался оклематься после обезболивающего. Со усмехается: – Он явно хотел сказать, что согласен. Слушай, Минни, поехали покушаем? Сейчас Чонин-и придёт в себя и мы развеемся все вместе. Как тебе такое? – неизвестно, как так получилось, но Чанбин всегда был инициатором внезапных поездок, Сынмин более домашний, Чонин весь в работе, а Со постоянно их куда-то вытаскивал: то покушать, то погулять, даже за город как-то ездили. Чувствуя, что анестезия начинает сходить, Чонин поднимается в положение, облокачиваясь на здоровую руку, и смотрит на Сынмина с теплой улыбкой: – Спасибо тебе за всю работу, Минни, но правда, нам нужно отдохнуть. – Йенни, ты как вообще? – интересуется Чанбин, продолжая нежно оглаживать спину Кима. – Я... Заебись, – Чонин смеётся, продолжая болтать ножками, пока отходит от процедуры. – Минни, иди собирайся пока, я как раз отойду, со мной всё правда хорошо! Вот, хихикаю даже! – Ну как же я вас обожаю, – Сынмин давно не улыбался настолько широко, ослепляя своей улыбкой всех и вся. – Спасибо, – шепчет, слезая с колен Со, и идёт скорее к Чонину, так аккуратно окружая его своими объятиями. Не проходит и минуты, как он зацеловывает его щёчки и напоследок целует губы, покидая помещение, чтобы переодеться в свою обычную одежду. Ещё через полчаса Сынмин чувствует себя самым особенным человеком в кругу своей семьи, ну а через час уже уплетает самую лучшую лазанью во всём мире, зная, что на десерт его ждёт тирамису. Всё это время они не могли перестать разговаривать о своём прошлом, делясь самыми яркими воспоминаниями. – Надо же было так отвратительно познакомиться, – Ким хохочет, откладывая вилку в сторону и прикрывает ладошкой свой рот. – Так ещё уметь надо! Чонин как всегда взял себе стаканчик пива, Чанбин довольствовался газировкой, но все очень хорошо проводили время в кругу их маленькой семьи. – Надо ж было нарваться на дуло моего пистолета, да, Йенни? – Чанбин хлопает Чонина по плечу и тут же целует его в макушку, заливисто смеясь. – Вы же с Минни уже встречались тогда, да? Признайте, я сразил вас наповал! – Чонин, всегда одетый официально, поправляет воротник своего укороченного пиджака и довольно усмехается, в ярких моментах вспоминая их первую встречу. – Давай не будем приписывать падение Сынмина с кресла, когда он увидел твоё окровавленное от бойни лицо, к влюбленности! – Чанбин снова и снова заливается смехом, чувствуя заполняющее его со всех сторон тепло. – Да я даже в кровяке красавец! Сынмин, скажи же, ты не думал, что встретишь такого самца, как я! – Чонин хвалится, еле сдерживая хохот, а вот Чанбин почти падает с кресла, ладонью ударяя по поверхности в очередном приступе хохота. – Самца?! И это ты себя так назвал! В каком месте? – Сынмин хохочет, хватаясь за плечо Чонина, и тут же облокачивается на него. Если тогда, так много лет назад, в их первую встречу Сынмин о чём-то и думал, так только о том, как бы не оставить на этом прекрасном теле всякие некрасивые шрамы от той бойни, в которой поучаствовал Чонин. – Но лучше уж без кровяки! Было намного эффектней, когда Сынмин зашил твои раны и ты, флиртуя, поздоровался с нами. – Да я мастер флирта, не иначе! Если их спросят, как же они познакомились, вряд ли хоть кто-то из них даст нормальный ответ. Чонин присоединился к Бродячим Детям последним и вызвал бурю историй с момента его появления в жизни каждого. Такой вот он яркий по своей натуре. – Мне кажется, что когда мы с Чанбином в тот вечер переглянулись, то оба поняли, как же всё-таки кошмарно влюбились в тебя. Да и не были мы никогда против такой динамики. Но ты свалился как снег на голову, до сих пор помню свой шок и потрясение, – Ким улыбается и рука его медленно опускается на бедро Чонина, вскоре оказываясь на коленке. – Я очень дорожу нашими отношениями. Как и вы, – с этими словами он быстро заканчивает со своей лазаньей, отодвигая тарелку в сторону, и мечтает поскорее распробовать тирамису. – А ещё... Удивляет как мы втроем сошлись во всём. Буквально во всём! – В тот день, – Чанбин вспоминает обо всём с улыбкой, отрезает ещё кусочек лазаньи для Чонина. – Встретив тебя, мы уже всё поняли. Помню, разговаривали всю ночь о том, какое сильное впечатление ты произвёл на нас! Чанбин сближается с ним, оставляя маленький поцелуй на его щёчке, а Чонин от этого лишь льнёт к нему сильнее, радостно улыбаясь. Так тепло на душе просто от таких хороших слов. – А я всю ночь думал о вас. Мне кажется, я втюрился первым. В обоих! Тогда для меня было так необычно желать вас двоих, а теперь без кого-то одного не могу представить и жизни. Слишком романтично? – Чонин всегда носил маску серьёзного фиксера, которому нахуй не сдалась любовь, но рядом со своими парнями он становился совсем другим, более мягким и любвеобильным. Даже больше, чем с остальными Бродячими. – Нет, дорогой, в твоём стиле. Помню, первыми нашими точками соприкосновения были алкогольные коктейли! Мы напились в баре все вместе на третий день знакомства и это было потрясно. – Ох уж эти алкогольные коктейли... Это на следующее утро мы проснулись все в одной кровати? Я до сих пор не помню, каким образом так случилось. Только с ваших слов! – Сынмина всё ещё воротило от любого упоминания алкогольных коктейлей. Он тогда напился как в последний раз и, кажется, уснул. Однако теперь он смеётся, тянется к Чонину рукой, чтобы приобнять его за талию и притянуть к себе. Любви и хорошего предчувствия было через край. Хотелось делиться этой нежностью, любить и быть самым любимым. – О-о-о, а я всё хорошо помню! – Чонин смеётся, припоминая тёплые воспоминания в своей голове. – Мы поехали домой к вам, хотели, кажется, ещё выпить, но Сынмин, доставая сигареты, упал на кровать и заснул через пятнадцать секунд! И мы с ним точно так же отрубились там. – А-а… Я помню, как мы отвели Йенни в ресторан на наше первое неофициальное свидание. Господи, как же было неловко. Мы так долго молчали, прежде чем заговорить хоть о чём-то, я вот вспоминаю и реветь хочется от стыда. В тот вечер я вообще все надежды потерял, но потом рассказал анекдот, да? И пошло-поехало, – эти воспоминания были самыми дорогими для него, вот Сынмин и хранил в своей памяти лучше всего. Чанбин активно кивает, припоминая что-то подобное, будто было всё это ещё вчера: – Это был такой лютый кринж. Как хорошо, что мы его пережили. Анекдоты Сынмина спасают все ситуации на свете! – О, да! Я так хохотал, что остановиться не мог, обожаю твои шуточки, Сынмин-и-и-и! – Чонин тянет его имечко и счастливо улыбается. Уже слишком скоро он тянется к нему, чтобы оставить поцелуй и на губах тоже. – Спасибо вам двоим за то, что появились в моей жизни, и вообще. За всё это. Без вашей поддержки я бы точно не стал лучшим фиксером в городе. – Люблю тебя, Чонин-и, люблю тебя, Сынмин-и, – Чанбин позволяет себе максимум теплоты в этом городе и целует ладошки обоих парней. Нежность, нежность, нежность. – Я кошмарно влюблён в вас двоих и ни на что это чувство не променяю, – Сынмин произносит это будто обещание, ладонями оглаживая плечи и Чанбина, и Чонина. Такие разные, но какие же всё-таки любимые. – Должно быть, я сделал что-то прекрасное в прошлой жизни, раз сейчас у меня есть вы. Я ценю всё, что было и есть между нами. Так что просто спасибо, что поддерживаете меня и это желание работать ради наших отношений, – вновь тепло улыбнувшись, Сынмин отправляет себе в рот последний кусочек десерта, в удовольствии прикрыв глаза. Отдых, вкусный ужин и его любимые партнёры рядышком, что может быть лучше? Ах, точно... Вся ночь и утро вместе. – Я сегодня настроен только на нежность, – как бы предупреждает Ким, устраивая голову на плече Чонина. – Надеюсь, вы это разделите. – Только нежность. Как пожелаешь, любовь наша, – Чанбин сгребает обоих в тёплые объятия, чувствуя себя по-настоящему живым в такие редкие моменты.